Чёрный абеллург

Зорина Светлана Владимировна Чёрный абеллург

Оглавление.

Глава 1. Лаборатория главного абеллурга.

Глава 2. Валлондол — страна озёр.

Глава 3. Владыки Линдорна.

Глава 4. Камешек гальфинит.

Глава 5. Белый замок.

Глава 6. Остров Вигд.

Глава 7. Цветочный павильон.

Глава 8. Игры богов.

Глава 9. Маски.

Глава 10. Эриндорн.

Глава 11. Гнев богов.

Глава 12. Чужая страна.

Глава 13. Лаборатория главного абеллурга. В ожидании рассвета.

Глава 1. Лаборатория главного абеллурга.

— Ан-абеллург1! Мы спасены!

Таггон появился так неожиданно, что Айнагур едва не выронил флакон. Он уже не помнил, сколько просидел тут в угрюмом оцепенении. Кто мог это сделать? Убить всех охранников — и двуногих, и четвероногих, отключить сирену… Где она отключается, знают только Айнагур да ещё двое. А охранники… Ни ран, ни признаков отравления — и мертвы! Борьбы, похоже, не было. Как будто просто упали, кто где стоял, и умерли. Все разом. Эти дикари сантарийцы, наверняка, сказали бы, что у них похитили нафф. Но главное-то сейчас не это. До праздника меньше двух тигмов2. Что делать? Всё рушится… Сколько он уже тут сидит, тупо уставившись на этот гранёный тёмно-синий флакончик. А может, так даже лучше? Он ведь давно уже устал. От всего.

— Ан-абеллург, есть выход!

Айнагур смотрел на помощника с нескрываемым раздражением. Что он тут несёт? Есть выход? Уж не он ли нашёл выход? Сам Айнагур отчаялся его найти.

— Абеллург, я кое-кого привёл…

Таггон отмахнул назад прилипшие ко лбу потные волосы и кинулся из комнаты. Вернулся он тут же и не один.

— Входи-входи, не бойся. Никто не сделает тебе ничего плохого. Взгляни-ка, абеллург! Это же просто чудо…

Перед Айнагуром стоял мальчик лет десяти. В огромных прозрачных глазах застыли испуг и удивление. Длинные волосы растрепались и густыми волнистыми прядями спадали на плечи. Волосы… Светло-пепельные, чудесного голубоватого оттенка. Нежный овал лица, продолговатый, как у чистокровных лирнов. Маленький пухлый рот, матово-белая кожа. Призрачное сияние беноновых ламп ещё больше подчёркивало эту белизну и делало мальчика похожим на статую из светлого сурдалина. Такими сантарийцы изображают линнов — юных водяных божков. Как это поразило Айнагура сто сорок лет назад, когда он привёл сюда свой народ. Но сейчас-то его поразило другое… На мгновение ему показалось, что время повернулось вспять. Он снова был в замке Линд, и его снова преследовала та белая маска, от которой он никак не мог убежать…

Таггон смотрел на своего повелителя и явно ничего не понимал. Он ожидал увидеть на его лице радостное изумление, но никак не ужас. Айнагур поспешил взять себя в руки.

— Откуда… Где ты его нашёл?

— А там, где я говорил, — осклабился помощник. — Помнишь? Ты мне тогда не поверил. Сказал, спьяну и не такое можно увидеть. А я ведь на охоте никогда не пью, а только…

— Ладно, ладно… Зажги-ка лучше побольше света.

Таггон кинулся выполнять приказание. Прозрачные шары один за другим вспыхивали на стенах и потолке комнаты. Мальчик растерянно озирался, словно не понимая, как эти шары зажигаются, если к ним никто не прикасается.

"Надо бы взглянуть, как он сложен", — подумал Айнагур.

— Раздень его.

Помощник двинулся к мальчику, но тот, словно очнувшись от полузабытья, посмотрел на Таггона с истинно царским недоумением. В прозрачных, льдисто-голубых глазах вспыхнул гнев. Детская рука привычным жестом потянулась к расшитому кожаному поясу. Айнагур только сейчас обратил внимание на одежду мальчика. Высокие белые сапоги с заострёнными носками, серые кожаные штаны, куртка из короткого белого меха и широкий пояс. На груди вышит какой-то знак. Айнагур пригляделся — голубой харгал! Так вот оно что! Поистине, молва не всегда ошибается.

Не найдя на поясе оружия, мальчик нахмурился.

— Я дал ему вдохнуть тальгу, — сказал Таггон. — Ещё там. Кажется, действие кончается. Надо ещё…

— Не надо, — остановил его Айнагур. — Пожалуй, я тут сам управлюсь. Можешь идти.

Таггон поклонился, но на его круглой физиономии было написано разочарование.

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не забываю, — пристально глядя на помощника, произнёс абеллург.

Таггон ещё раз поклонился и выскользнул за дверь.

Мальчик стоял посреди комнаты и молча смотрел на Айнагура. Он был слишком горд, чтобы кричать. Или понимал, что это бессмысленно? И глядя на него, Айнагур вдруг вспомнил белую птицу с серебристо-голубым хохолком, которую он в детстве так хотел поймать руками. Эти птицы вечно кружили над самой головой… И он ужаснулся, вспомнив свою странную, невероятно долгую жизнь. И невольно попятился, как будто прямо перед ним разверзлась пропасть…

— Учитель, осмелюсь заметить, ты плохо выглядишь. Тебе надо принять хармин. И может быть, даже провести курс хоматина. В последнее время было столько волнений. Немудрено обо всём позабыть.

Айнагур смерил юношу внимательным взглядом. Тем взглядом, который не выдерживал никто. Впрочем, Килд и так никогда не поднимает глаз. Бледное непроницаемое лицо, вечно поджатые губы, гладкие тёмно-пепельные волосы, перехваченные широкой белой повязкой — знак ученика третьей ступени. Красивые узкие руки с голубоватыми ногтями смиренно сложены на животе. Почему он никогда не смотрит в глаза? Кто это сделал? Кто?! Килд знает, как отключить сигнализацию. Но он в тот вечер был в Зале Совета — Айнагур его видел. Он, конечно, мог и поручить кому-нибудь… Да нет… Вряд ли. Килд из всех учеников самый замкнутый, необщительный. Самый усердный. И самый способный. Все считают его преемником Айнагура. Ан-абеллург и сам не против, но знать бы ещё, что за человек этот Килд. Хотя, тут все хороши. Все друг за другом следят, и не поймёшь, что у кого на уме. Килд если не лучше, то и не хуже других.

— Да, ты прав, мой мальчик. Душа моя теперь спокойна, и мне следует позаботиться о своём теле. Ты только сам хармином не увлекайся. Тебе пока можно обойтись и без него. Да и мало ли… Может, захочешь стать отцом.

Он улыбнулся и потрепал Килда по плечу. И вдруг почувствовал невольное отвращение. В этом красивом юноше было что-то безликое, бесполое, безжизненное. Айнагуру на мгновение почудилось, будто он прикоснулся к статуе или хорошо сохранившемуся трупу.

"Выродок, — подумал абеллург. — Все мы тут выродки. Хорошо сохранившиеся трупы".

— Можешь идти, Килд. Сегодня мне больше не нужна твоя помощь.

Юноша поклонился и, не поднимая глаз, бесшумно покинул лабораторию.

Айнагур подошёл к сербиновому зеркалу и долго, внимательно изучал своё лицо. Да, за эти дни он постарел сразу на несколько циклов1. Народу таким показываться нельзя. Ну ничего, дней десять-пятнадцать — и он приведёт себя в порядок. И снова будет выглядеть, как моложавый мужчина неполных пяти циклов. Мало кому из простых смертных удаётся дотянуть до конца девятого цикла своей жизни, а он, Айнагур, доживает уже двадцать пятый.

Зеркало отражало худощавое смугловато-бледное лицо с резкими чертами и пронзительным взглядом тёмно-серых глаз. Высокий лоб, сросшиеся брови, крупный, красивой лепки нос, тонкие плотно сжатые губы. Густые волосы, перехваченные на лбу чёрной лентой, спускались на плечи. В молодости он был темноволос. Конечно, не так, как сантарийцы, у которых космы отливают синевой, но когда-то он чувствовал себя среди изящных светловолосых лирнов неуклюжим чёрным птенцом, затесавшимся в стаю белых птиц. Теперь волосы посветлели от седины, а лицо наоборот стало темнее. Чёрный абеллург. Его прозвали так ещё в эриндорнской школе. Он всегда держался особняком. Сперва его мучила тоска по тому, что осталось позади — Линдорн, Белый замок, человек, которого он любил и ненавидел, по которому он тосковал и которому страстно желал отомстить… Потом он с головой ушёл в учёбу и вскоре прослыл самым одарённым учеником в школе. И вместе с тем — самым нелюдимым и странным. Его угрюмый, замкнутый характер, тёмная шевелюра — достаточная редкость среди валлонов, за исключением уроженцев Вириндорна, а также манера одеваться в тёмное делали это прозвище вполне оправданным, но Айнагур помнил, как ему стало не по себе, когда он услышал его впервые. Чёрный абеллург… "Мы с тобой встретимся… В Эриндорне…"

У кого в школе не было прозвищ? Но учёба закончилась, а прозвище осталось. А после войны с Линдорном оно разнеслось по всему Валлондолу. Чёрный абеллург. За такие слова можно было угодить в темницу. Кто смеет так называть слугу светлого бога? Айнагур пытался это выяснить, но так и не сумел. Казалось, ни одни уста не произносили этих слов, но прозвище жило. Оно как будто жило своей собственной жизнью. Оно витало над ним, словно тень харга. Он до сих пор вскакивал по ночам, разбуженный хриплым, пронзительным криком:

— Хайна-гурр!

В Сантаре они тоже водятся.

— Их здесь нет, абеллург, — уверял слуга-сантариец. — Они живут на севере, там, где скалы и рощи вирна. Всё больше по ущельям. А в наших краях их нет.

— Может, кто держит… Ручного.

— Что ты, господин! Они не бывают ручными.

Айнагур провёл по зеркалу пальцем. Надо будет сказать Таггону, чтобы задал уборщику хорошую трёпку. Сколько дней он не натирал это зеркало? Сербин так быстро темнеет. Аллюгиновые зеркала были бы лучше, если б не эти фокусы. У Айнагура до сих пор мороз пробегал по коже, когда он вспоминал…

Это было на восьмой год их пребывания в Сантаре. Его люди обнаружили в Ингамарне аллюгиновую пещеру. Что такое аллюгин? Сантарийцы говорят, это застывшие слёзы богини земли. Валлоны сначала приняли его за лёд. Потом удивились: где это видано, чтобы лёд излучал свет и, несмотря на неровную поверхность, так чётко всё отражал. Валлоны были вне себя от восхищения, попав в чудесный сверкающий дворец, где не то капли воды, не то и впрямь слёзы богини, струясь по стенам, застывали и превращались в зеркала, а с потолка свисали огромные причудливые сосульки. Иные, доходя до самого низа, образовывали зеркальные колонны. "Совсем как в том павильоне Белого замка!" — бурно восхищался Таггон, не замечая, как хмурится и темнеет лицо ан-абеллурга. Таггон был верный человек, порой даже незаменимый, но он не всегда понимал, что следует говорить, а что нет.

Это был явно не лёд, потому что в тепле не таял. Странное вещество легко откалывалось от стен пещеры и в качестве зеркала не требовало никакой обработки. Даже неровная поверхность аллюгина давала совершенно нормальное, ничуть не искажённое, а главное, объёмное отражение, а кроме того, излучала мягкий, серебристый свет и создавала потрясающую иллюзию пространства. Если повесить в помещении несколько таких зеркал, то даже ночью будет светло. Комната, отражённая в аллюгиновом зеркале, казалась не просто больше. Зеркало словно раздвигало пространство, создавая ощущение бесконечноcти.

Валлоны решили, что на этом и кончаются чудеса аллюгиновых зеркал, но когда они принялись украшать ими свои жилища, началось такое… Двое умерли от разрыва сердца. Кто-то поседел, иные остались заиками. Были и случаи помешательства. А многие потом до конца дней своих боялись смотреться в зеркала. Даже в сербиновые.

Айнагур никогда не был трусом, да и многое повидал за свою долгую жизнь. Но даже он до сих пор содрогался, вспоминая ту историю.

Зеркало уже несколько дней висело в его кабинете напротив входа. Ступив за порог, он сразу видел своё отражение. А тогда он вернулся с совета поздно вечером и, войдя в комнату, чуть было не кинулся обратно. Из зеркала на него смотрело чудовище. Точнее, полуистлевший труп. Скелет, покрытый клочьями бурой кожи, с зияющими глазницами и ртом, оскаленным в зловещей ухмылке. Айнагур усилием воли подавил вопль ужаса. Как?! Неужели это правда?! Волшебное зеркало Ханнума, которое отражает истинный облик… Неужели это он? Неужели он был бы сейчас таким, если б не… Бред какой-то… В коридоре послышались шаги. Айнагур захлопнул дверь и немного постоял, прижавшись лбом к прохладному косяку. Наконец собрался духом, повернулся к зеркалу и увидел… своё отражение. Лицо землисто-серое, губы трясутся, мокрые волосы прилипли к вискам. Он решил, что сходит с ума. А может, просто переутомился? Надо отдохнуть, отоспаться, забыть пока о работе, а то ещё не такое почудится.

Несколько дней всё было в порядке. Айнагур успокоился, только ругал себя за то, что ударился в суеверие. Подумать только — волшебное зеркало! Он и в детстве-то не особенно верил в дедовы сказки.

"Это" повторилось дней через семь. Войдя в комнату, Айнагур сразу упёрся взглядом в зеркало и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На него опять смотрел тот полуразложившийся мертвец. В дверь постучали — слуга принёс ужин. Айнагур крикнул, что ничего не надо, и не узнал собственного голоса. А слуга, наверняка, даже не удивился. Он давно уже привык к угрюмому, раздражительному нраву своего господина. Айнагур медленно обернулся… По поверхности зеркала, словно по водной глади, пробежала лёгкая зыбь — и он увидел своё смертельно-бледное лицо. Так значит, это странное изображение появляется, если из коридора падает свет беноновых ламп! А если дверь закрыть, исчезает, но не сразу. Дождавшись, когда утихнут шаги слуги, Айнагур снова распахнул дверь. Невероятным усилием воли заставил себя обернуться. Чудовище было там. Оно таращилось на него из глубины зеркала чёрными провалами глазниц и ехидно скалило жёлтые зубы. Айнагур выключил в коридоре свет и вернулся в комнату. В зеркале никого не было. Даже его отражения. Подошёл поближе — всё равно никого. Вот так фокус! Когда-то в Валлондоле его раздражало озеро Сан-Абель. Но в нём хоть вообще ничего не отражалось, а тут… Айнагур растерянно смотрел в пустое зеркало. Там не было ни его отражения, ни комнаты, ни тёмного дверного проёма. Только серебристая, прозрачная пустота и глубина, длящаяся до бесконечности. Она притягивала к себе, засасывала… Айнагур опустился в кресло и долго сидел, закрыв глаза. Уже совсем стемнело, когда он, наконец, встал и направился к окну — раздвинуть шторы. В зеркале что-то шевельнулось. Айнагур замер, чувствуя, как по спине струится прохладный ручеёк пота. Скосил глаза — в зеркале был он и… Проклятие! Там был не только он! Кто-то стоял за его спиной. Айнагур оглянулся — нет, в комнате он один. А там… Он бросился к стене, включил свет. И увидел в зеркале себя одного. И отражение комнаты. Всё как обычно.

В следующий раз фокусы начались, когда он зажёг лампу слева от зеркала. Он уже убедился, что многое зависит от освещения. На это раз он увидел своего старого знакомого с оскаленным ртом, а за ним… В глубине зеркала стоял кто-то едва различимый, со смазанными чертами бледного застывшего лица.

Айнагур попытался исследовать это явление, но вовремя остановился. Почувствовал, что это свыше его сил. Сперва его мучила мысль о возможном помешательстве, но вскоре об аллюгиновых зеркалах заговорили всюду. Матери лишились сна, успокаивая по ночам перепуганных детей. Естественно, вспомнили о колдовстве. Айнагур велел изъять зеркала из всех домов, да люди и сами их выбрасывали. Теперь ими завалены нижние склады лаборатории. Айнагур объявил всю информацию, касающуюся аллюгина, секретной. Народу говорили, что всё это нехитрые фокусы, которые сантарийские колдуны придумали для того, чтобы пугать валлонских детей. Разумеется, ненависть к колдунам от этого не уменьшилась. Но и страх перед ними тоже. Для более или менее образованной части валлонского общества Айнагур сочинил «научное» объяснение этому явлению — чтобы люди знали: ничего необъяснимого, не доступного пониманию абеллургов не существует. Он знал — вникать в это всё равно никто не станет. Ну а если станет, то управа на таких всегда найдётся. Когда главный абеллург вспоминал о «волшебных» зеркалах, лежащих в подвалах его лаборатории, у него тут же портилось настроение. Он до сих пор не нашёл всему этому хоть сколько-нибудь разумное объяснение.

Сантара — странное место. Всё здесь не так. Страна загадок, перед которыми отступают разум и здравый смысл. Айнагур ненавидел эту страну. Он прожил в Сантаре уже почти полтора больших цикла и до сих пор не мог с ней примириться. Он с самого начала объявил ей войну. Он здесь правил, но каждое мгновение своей жизни чувствовал неотвратимость поражения. И из-за этого ненавидел Сантару ещё больше.

Глава 2. Валлондол — страна озёр.

Сантара-Гина — "прекраснейшая земля". Не согласиться с этим трудно. Айнагур помнил, как впервые увидел её с вершины Ай-Турн. Голубые рощи хага в серебристом тумане, а над ними — дымчато-синий полог неба, кое-где высветленный солнечными лучами. Туман в просветах был розовым, а на снегу дрожали фиолетовые тени. Конец Великой Ночи. И конец перехода. Долгого, трудного перехода через горы, разделяющие Сантару и Валлондол. Вернее, то, что от него осталось после потопа и землетрясения. Вулкан довершил дело. Страна озёр и замков-островов превратилась в огромную лужу мутной воды, отравленной ядовитой лавой, и долго ещё потом грязно-бурые волны выбрасывали на скалы мёртвых рыб и килонов. Когда уходили последние переселенцы, Валлондол представлял собой сплошное зловонное болото, где ещё много циклов ничего не должно было расти… А вдруг уже что-нибудь растёт и можно жить? Не исключено, что бывшие земли валлонов заселили племена из северных лесов.

Айнагур закрыл глаза и попытался представить, как Валлондол может выглядеть сейчас, через полтора больших цикла после катастрофы. Вернее, не Валлондол, а то, что от него осталось. Но каждый раз, закрывая глаза, он видел высокие башни и белые мосты, отражённые в голубой воде, островки яркой зелени и длинноносые лодки, рассекающие озёрную гладь… И белых птиц с серебристо-голубыми хохолками, летавших так низко, что, казалось, можно было ловить их руками. "Это души наших предков, — говорил Айнагуру дед. — Потому и держатся поближе к людям. Вроде, и не боятся совсем, а попробуй-ка, поймай! Душу не поймаешь — ни руками, ни сетью. Не обижай этих птиц". А мальчик Айнагур, щурясь от солнца, смотрел вверх. Так хотелось поймать такую птицу и хоть немножко подержать в руках, погладить её шелковистые белоснежные перья. И ещё он с завистью смотрел на высокие башни замков. Что там, за этими стенами? Какая там жизнь? Почему он не родился в семье лимнарга, коннума или хотя бы просто в богатой семье? Неужели эта убогая дедова лачуга, маленькая лодка да тысячу раз залатанная сеть — всё, что он получит в наследство? До чего же всё несправедливо устроено!

Прошло немного времени, и судьба привела его в Белый замок. Он узнал, какая там жизнь. И даже приобщился к ней. Там никто не напоминал ему об его происхождении, но сам он ни на минуту не забывал, что он всего лишь внук рыбака с маленького острова Милд. Он мог приходить в Белый замок, когда ему вздумается, и торчать там, сколько угодно, и никто бы сроду его оттуда не прогнал, но всё же он ни на мгновение не забывал, что дом его не здесь. Его дом — старая, покосившаяся лачуга на маленьком острове Милд. До чего же всё несправедливо устроено!

А потом появился тот незнакомец. Якобы из Эриндорна. Айнагур встретил его в замке. Это было уже после истории с Линной и после того жуткого маскарада. В Эриндорне открываются какие-то бесплатные школы, куда принимают всех, независимо от происхождения. Там три ступени обучения, и на третью попадает не каждый. Отбор — исключительно по способностям. "Как ты думаешь, что даёт власть над другими? Нет, мальчик, не происхождение. И не сокровища, которые хранятся в подземельях всех этих замков. Знания! Вот что может дать человеку подлинное могущество. Езжай в Эриндорн, мальчик. Будущее за ним, а не за этим болотом с замками на холмах. Когда ты увидишь город, ты сам пожелаешь стать солнцепоклонником. Да и какая разница, какому богу молиться? Люди выдумали богов, чтобы стремиться к совершенству. И чтобы потом самим уподобиться богам".

Айнагур решил: он едет в Эриндорн. Понравится это деду или нет — ему всё равно. Он должен попасть в такую школу. Знания дают человеку могущество и власть. Знания делают человека богом! Он, Айнагур, всего добьётся. Он станет богом. Он даже придумает средство, как стать бессмертным! Душу не поймаешь? Глупости! Да и есть ли она? И зачем ловить птиц руками, если есть сети и самострел?

Айнагур уехал в город. Дед и не пытался его удержать. Дед так и не признал Эрина верховным богом и до самой смерти молился Линду и Лайне. А умер он вскоре после отъезда внука в Эриндорн. Его домишко занял кто-то из местных рыбаков. Айнагуру было всё равно. Какое ему дело до этой жалкой халупы?

Учился он лучше всех. И на два года раньше стал учеником третьей ступени. Потом даннелургом, абеллургом… А к концу четвёртого цикла своей жизни возглавил коллегию абеллургов. Теперь его звали ан-абеллург. Ещё никто не добивался этого звания в столь молодом возрасте.

Дальше события развивались всё более стремительно и бурно. Война. Мятеж непокорных лимнаргов. Они не хотели признавать единого бога и подчиняться его слугам. Они не хотели считать Эриндорн столицей, баламутили народ… Восстание милльских рыбаков, рундольских земледельцев… Отравленные поля, голод, трупы, уносимые по каналу в озеро Лан-Голл… Эпидемия. Снова мятеж. Кровавая пена с шумом бьётся о белые башни замков… Непокорный Линдорн. Самый большой и богатый лимн Валлондола. Самый древний и славный род. На советах в Большом зале наместники смотрят в пол. — Ан-абллург, народ не хочет отказываться от своих богов. — Народ или мятежники-лимнарги? Главное, чтобы нам верил народ.

И народ поверил. Благодаря ему, Айнагуру. Главное, чтобы верил народ, а непокорных лимнаргов проще совсем убрать с дороги. Айнагура не мучила совесть. Править должны мудрецы. Те, у кого есть знания, а не те, у кого длинные родословные, лучшие корабли и сокровища в подземельях замков. Кстати, сокровища нужны стране. Нечего им пылиться в подвалах. Один за другим сдавались старые замки. Остатки древних родов бежали в горы или в леса Вириндорна. Их не преследовали. Только один род следовало истребить под корень — род правителей Линдорна. Прежде всего, как самых упорных мятежников. И была ещё одна причина…

Итак, народ поверил. Благодаря Айнагуру. Правда, у него ещё не было главного доказательства, зато помогло одно событие, до смерти перепугавшее всех жителей Валлондола, — нашествие варнов.

Племена этих низколобых желтоглазых дикарей обитали в Холодных лесах. Ростом они были на голову выше валлонов, их огромные покрытые белесой щетиной ручища, которые свисали едва ли не до колен, казалось, умели только хватать и убивать. Жили они исключительно разбоем и охотой. Причём, не гнушались и человечинкой.

Крестьяне и рыбаки в панике покидали свои посёлки, укрывались в замках и городах. Все с ужасом смотрели со стен и башен, как с севера движется светлая копошащаяся масса. Варны одевались в шкуры белых кавгов — крупных хищников, которые водились только в северных лесах, а их длинные белесые волосы развевались на ветру, придавая им ещё более дикий и устрашающий вид. Их было так много, что валлоны уже потеряли надежду на спасение, тем более что во время смуты погибла значительная часть мужского населения страны. Дружинники лимнаргов составляли костяк воинской силы Валлондола, а большинство из них были преданны своим господам и погибли вместе с ними. Или бежали в горы.

И всё же валлоны отразили нападение дикарей. И внушили им такой страх, что варны больше никогда не осмеливались даже близко подходить к Валлондолу. И всё благодаря Айнагуру. Изобретённые им взрывающиеся ядра за короткий срок уничтожили столько врагов, сколько не перебили бы за целый день боя тысячи хорошо вооружённых воинов. Оставшиеся в живых дикари в ужасе бежали.

— Это Эрин поразил наших врагов своими огненными шарами, — говорил Айнагур людям. — Эрин всемогущ. Чтите его, и он будет хранить вас. А когда он окончательно убедится в вашей преданности, он явится к вам в человеческой ипостаси, и вы будете наслаждаться, созерцая и слушая его. А самые преданные даже смогут общаться с ним. Молитесь ему каждый день, чтите его превыше всего. Нет бога, кроме Эрина!

Он так говорил, но богом чувствовал себя. Поистине, знания делают человека богом.

— Как коротка наша жизнь, — вздыхал старый Ульгин. — Мы успеваем гораздо меньше, чем можем.

— Ничего, учитель, я найду средство, которое сделает нас бессмертными или хотя бы намного продлит нашу жизнь, — уверял его Айнагур.

— А ты не боишься нарушить естественный ход вещей?

— Нет, не боюсь. Ведь я же не собираюсь давать это средство всем и каждому. Большинству оно ни к чему. Но мудрецам необходимо. Чем дольше живёт мудрец, тем лучше народу, которым он правит.

Ульгин с сомнением качал головой. Он не дожил до того дня, когда его любимый ученик сделал своё очередное блистательное открытие.

"Эрин дарит самым преданным слугам частицу своего бессмертия! Только самым преданным слугам, которые своею мудростью и добродетелью заслужили его особую любовь. Эрин — бог, абеллурги — полубоги. Они выполняют волю бога, служат ему и народу. Бог и его слуги заботятся о народе, а народ должен чтить бога и слушать абеллургов. Тогда страна процветает!"

Валлондол и впрямь процветал. Это была могущественная держава, которая простиралась от северных лесов до горного хребта. В северных лесах жили варны и саввиды, на западе марканги — это знали все. А вот что за горами? Какие там земли? Какие люди?

Валлоны издревле боялись гор. Народное суеверие окружало их тайной. Горные божства были коварны, в пещерах обитали свирепые хищники — хургалы, а над заснеженными вершинами парили гигантские серебристо-белые птицы — ханны. Выследив жертву, ханн кидался на неё с молниеносной быстротой, хватал своими острыми когтями и столь же стремительно скрывался с добычей, унося её в пропасть. Видимо, ханны гнездились где-то внизу. В народе их называли слугами бога смерти Ханнума, владыки подземных пещер. Тот, кого уносил ханн, живым попадал в царство мёртвых, и бог делал его своим слугой и охотником. Поэтому о человеке, который пропадал в горах, говорили: "Наверное, он стал ханном". Правда, мало кто из валлонов ходил в горы дальше, чем на два скандия. Только высокомерные владыки Линдорна охотились далеко в горах. Владыки Линдорна презирали страх. Они презирали всех и всё. За что и поплатились, когда пришло время.

Айнагур, конечно, не верил в глупые россказни о боге Ханнуме и царстве мёртвых, но то, что путь через горы опасен, он знал. Чего стоят глубокие пропасти и крутые обрывы, стремительные горные реки, водопады и снежные лавины. Да и хищники… Служат они каким-то там богам или нет, а попадаться им в когти не хочет никто. И всё же интерес к землям за хребтом в Валлондоле рос с каждым циклом. Этому способствовала и одна весьма популярная в народе легенда очень древнего происхождения. Дескать, есть за горами сказочно-прекрасная страна, где урожай снимают несколько раз в год, а люди запросто общаются с богами, умеют творить чудеса и знают язык животных. Разговоры о богах и чудесах Айнагур всерьёз не принимал, а вот то, что там действительно может оказаться богатая страна… Эта мысль давно уже не давала ему покоя. К счастью, не только ему. Отчаянные люди всегда найдутся, а если тут ещё и выгодой пахнет…

Первая экспедиция, вернее, просто два десятка купцов с небольшой охраной, вернулась через полтора хельма. Всё оказалось не так уж и страшно. В дороге погибли всего двое, да и то из-за собственной неосторожности. Зато сколько было разговоров о стране за горами. Сантара — на древнем языке тамошних жителей означает «прекраснейшая». А чтобы понять, как она прекрасна, её надо видеть своими глазами. Ибо никакими словами не описать все красоты этой земли. Купцы привезли с собой кое-какие товары: тончайшие ткани, покрытые затейливыми узорами, металлическую посуду изумительной чеканки и ювелирные изделия, при виде которых валлонские модницы только что в обморок не падали.

А вообще-то они самые настоящие дикари — эти сантарийцы, смеялись купцы. Посмотрели бы вы на их оружие! Это как у нас три больших цикла тому назад. Да и не удивительно — они почти не воевали. И охотятся мало. У них же столько всего растёт. Они не особенно разговорчивы, но обожают петь. Они вполне миролюбивы, но лучше с ними не связываться. Похоже, они и впрямь знают язык животных, и вообще… Странные они какие-то. Говорят, ихние колдуны умеют ловить человеческие души.

До чего суеверны люди, думал, слушая это, Айнагур. И до чего неразумны в большинстве своём. Потому и легко ими управлять. Что ж, так устроен мир. Одни рождены, чтобы править, а для других лучше, чтобы ими руководили. Последним большие знания не нужны. Зато таким нужна вера. Ну а где вера, там и суеверия. Особого вреда от них нет.

Вторая экспедиция в Сантару должна была отправиться в начале следующего цикла. Сразу после Великой Ночи и праздника возвращения бога. Но получилось иначе.

Это была странная зима. В Валлондоле ждали снега, а он всё не выпадал. А потом произошло то, что не на шутку встревожило Айнагура. Да и не только его. Такое уже было однажды. Полтора больших цикла назад. Айнагур знал об этом от своего деда, тот от своего и так далее… Тогда тоже затмение Эрны наблюдалось раньше обычного, а бледная Арна несколько дней подряд появлялась на небосводе, не дождавшись захода солнца. Эрна — яркая луна, мать и божественная супруга Эрина, — всегда возникала в вечернем небе до захода солнца и некоторое время красовалась там вместе с ним. Вторая луна, бледная Арна, показывалась только после того, как Эрин покидал небосклон.

Арна — покровительница злодеев и колдунов. Она делает землю бесплодной, вызывает наводнения и другие бедствия. Согласно древним легендам, Арна — дочь Эрны, но не от небесного бога, как Эрин, а от бога тьмы Танхаронна. Она родная сестра бога подземного царства Ханнума, так что имеет власть над мёртвыми и повелевает призраками. Арна посылает людям страшные видения и тяжёлые сны. Она обожает кровавые жертвы. Тот, кто замышляет недоброе колдовство и ищет благосклонности Арны, должен ночью привести к лесному омуту животное белой или хотя бы просто светлой масти, перерезать ему горло, кровь вылить в омут, а тело оставить диким вульхам. Народ, живший в глуши, где вера в старых богов была ещё очень крепка, до сих пор боялся белых вульхов. Их с незапамятных времён считали священными животными Арны. Белые особи — большая редкость и среди диких, и среди домашних вульхов. Если владелец самки вульха обнаруживал в её помёте белого детёныша, он относил его подальше в лес и оставлял там — отдавал Арне.

И ещё народ говорил: солнечный бог не любит сводную сестру за дурной нрав и всегда покидает небосвод до её прихода. Эрна остаётся — мать всё-таки. По ночам они нередко светят вместе. Вернее, светит-то Эрна, а вторая луна так бледна, что её порой едва видно даже в ясную погоду. Эрна не всегда приходит к Эрину — в конце каждого хельма ночи темнее обычного. Эрна отдыхает в своих покоях, а в небе — либо одни звёзды, либо среди них тускло белеет диск Арны. И только через каждые сто пятьдесят лет, в конце цикла, перед самой Великой Ночью, Арна появляется на небосклоне до захода солнца, и её несколько вечеров подряд можно видеть рядом с Эрином. Последний раз такое наблюдалось ровно сто пятьдесят лет назад. В том цикле Великая Ночь длилась дольше обычного, а после неё, весной, была лавина с гор и сильное наводнение. Ну, к наводнениям-то в Валлондоле давно уже привыкли. Тут и дома строили, учитывая такую опасность, и плавать начинали едва ли не раньше, чем ходить. А вот что творилось этой зимой, никто не мог понять. Зимний год уже подходил к концу. Близилось празднество священного брака, после которого Эрин покидал своих подданных, а снега всё не было. И холодов тоже, хотя с гор постоянно дули резкие ветры. Озёра не замерзали. Самые маленькие водоёмы по ночам иногда покрывались тоненькой коркой льда, днём она таяла. "Ну и зима, — канючили дети. — Даже на лезвиях не покатаешься"! А взрослые озадаченно смотрели в небо. А однажды вечером, накануне праздника, все увидели, что вместо Эрны рядом с угасающим, утомлённым Эрином тускло светится злобная Арна. На следующий день это повторилось. Впрочем, вскоре не стало видно ни Арны, ни Эрина, ни звёзд. Небо заволокли тяжёлые дымчато-синие тучи. "Ну вот, наконец-то и снег, — утешали себя жители Валлондола. — Наверное, завтра выпадет". А старики с сомнением качали головами — не больно-то эти тучи на снеговые похожи. И теплынь такая. Если даже снег выпадет, он тут же растает. Но когда ближе к ночи подул пронизывающий ветер, люди немного взбодрились — может, похолодает…

Айнагур, однако, не тешил себя надеждами. Он чувствовал — что-то не так. И что-то должно случиться. Арну недаром считают предвестницей несчастий. Суеверие суеверием, но за ним нередко стоит некая жёсткая закономерность, которую сознание тёмных людей тут же превращает в легенду. Если Айнагуру удастся прожить ещё полтора больших цикла, он, может быть, и разберётся, в чём тут дело.

А пока он сидел на низеньком диване в своей лаборатории и очень хотел верить вместе со всеми, что не сегодня-завтра выпадет снег. Он уже несколько дней ночевал в лаборатории — в это время цикла у него и у его помощников слишком много работы. Работы, о которой знали единицы. Сегодня Айнагур отпустил своих людей. Основное сделано, к началу следующего цикла всё готово. Почти всё. Детали — это уже его забота. Так хотелось, чтобы два последних зимних хельма, пока длится Великая Ночь, прошли спокойно… Но Айнагур чувствовал — о спокойствии в ближайшем будущем придётся забыть. Главное — сберечь то, от чего зависит порядок в стране, а также его, Айнагура, положение. Главное — сберечь плоды своего труда. Лаборатория надёжно охранялась, но сегодня Айнагур не хотел отсюда уходить. Он пересел в глубокое кресло напротив самого окна, устроился поудобнее и задумался.

Глава 3. Владыки Линдорна.

Ему вспомнилось детство, проведённое в Линдорне. Девять циклов тому назад он с таким же нетерпением ждал снега. Правда, тогда это было не в конце зимы, как сейчас, а в самом начале…

Озёра уже замёрзли, но дед всё равно пока не отпускал его кататься на деревянных лезвиях. "Подожди, Айнагур, лёд ещё недостаточно крепок. Успеешь, накатаешься. Скоро ты сможешь хоть каждый день бегать к замку Линд. Пешком по озёрам быстрее, чем в лодке".

Валлондол — страна озёр. Недаром здесь с глубокой древности больше всех почитали богов воды, пока абеллурги Эриндорна не провозгласили верховным богом Эрина. Солнцепоклонники построили город на возвышенности, которая никогда не страдала от наводнений. Что же касается южной части страны, то там воды было гораздо больше, чем суши.

Линдорн — это озёра, соединённые реками и каналами, это замки и посёлки на островах и островках, между которыми круглые сутки скользили по воде большие и маленькие суда, плоты, рыбацкие лодки; это шумные гавани, кишащие рыбой запруды и тихие заводи, где над белыми цветами кружили серебристо-голубые стринги. Между некоторыми островами были протянуты мосты. А при лимнарге Вальгейме Красивом, что правил Линдорном ещё во времена могущества юга, построили виадук, соединяющий крепости Анг и Андор. Линдорн был самым большим и богатым из южных лимнов, да и не только из южных… Его владыки издавна возглавляли Совет лимнаргов и совместные военные действия. Это уже потом выдвинулся Эриндорн и провозгласил себя столицей Валлондола, а своего бога — главным и единственным, достойным поклонения.

Линдорн. Самое красивое место в Валлондоле. Царство озёр и изящных белых мостов, соединяющих замок правителя с другими замками, крепостями и лимами — стоянками судов. А вокруг — острова с зелёными рощами и рыбацкими посёлками. На одном из таких островов под названием Милд и жил до пятнадцати лет со своим дедом мальчик Айнагур.

Ему ещё не было десяти, когда он в свободное от работы время садился в дедову лодку и, ловко ориентируясь в сложной системе каналов, плыл к озеру Линд, где стоял замок лимнарга. В Даллоне, самой крупной гавани Линдорна, было много больших судов, и один раз лодчонку Айнагура едва не перевернуло волной, когда он оказался слишком близко к проплывавшему мимо кораблю. Тогда-то всё и началось…

Это был великолепный белый парусник с высокой кормой, украшенной изображением лирна — юного божка, одного из многочисленных детей водяных богов Линда и Лайны. Серебристое изваяние божества сверкало в лучах солнца, но засмотрелся-то Айнагур не на него. Никакому изваянию не передать красоту живого бога. А живой бог стоял тут же, на корме, и ветер играл его длинными серебристо-голубыми волосами. И одет он был во что-то серебристое, бело-голубое — излюбленные цвета повелителей Линдорна. Мальчик смотрел куда-то вдаль. Он и не заметил маленькую лодчонку, которую едва не перевернуло волной. А ведь Айнагур прекрасно знал, на каком расстоянии следует держаться от больших кораблей. Он просто засмотрелся. На этого мальчика. С тех пор-то всё и началось.

— Это Ральд, младший сын лимнарга, — сказали Айнагуру на пристани.

Ральд… Раль… Птица раль — белая, с серебристо-голубым хохолком, которая вечно летает так низко, что хочется поймать её руками. А этот мальчик… Он тоже был совсем близко. И в то же время далеко. Сын лимнарга. Потомок богов, живущий в Белом замке.

Твердыня владык Линдорна стояла по колено в воде недалеко от высокой, отвесной скалы. Ветры, дувшие с гор, пролетали над замком, поэтому озеро вокруг него обычно было спокойным и подобно чистому зеркалу чётко отражало великолепное строение с круглыми башнями, изящными галереями и острыми серебряными шпилями. Замок посреди озера. Он был построен на скале. Вернее, они давно уже слились в одно целое. Три нижних этажа с помещениями, вырубленными в скале, находились под водой. Как бывают подземные кладовые, так в замке Линд были подводные. И не только в замке Линд. Кое-кто из местной знати устроил себе такие же. Линдорнская знать всегда противопоставляла себя другим валлонам. Правитель и его ближайшие подданные считались потомками водяных богов. У бога небесных вод Линда и богини земных вод Лайны есть сыновья и дочери — вечно юные лирны. От них-то и взяли начало самые знатные роды Линдорна. Обитатели озёрных замков даже называли себя лирнами, подчёркивая своё отличие от остальных валлонов. Надо сказать, они и впрямь отличались от других жителей Валлондола. Во-первых, своей изумительной красотой. Во-вторых, одним свойством, которое в глазах многих людей, особенно простонародья, служило бесспорным доказательством их божественного происхождения. Лирны могли очень долго находиться под водой. Иные даже больше часа. Конечно, это достигалось упорными тренировками, но всё же больше никто из жителей Валлондола не мог развить в себе такую способность. Потому-то и нелегко было проникнуть в подводные сокровищницы владык Линдорна. Они круглые сутки охранялись и изнутри, и снаружи, и сверху, и снизу. Подводный караул менялся каждый час. Раньше в Валлондоле было много войн, но воевать с лирнами считалось делом заведомо безнадёжным. И не только потому, что у Линдорна был самый мощный флот и прекрасно обученное войско. Если врагу всё же удавалось проникнуть в замок (а случалось такое крайне редко), его обитатели уходили в озеро. Женщины и дети, спасаясь от плена, уплывали под водой подальше от замка и выныривали где-нибудь в безопасном месте. А мужчины подплывали под днища вражеских кораблей и проделывали в них дыры. К тому же способность лирнов долго находиться на большой глубине позволяла им устраивать засады в самых неожиданных местах. В общем, воевать с Линдорном отваживались только безумцы. И ещё — благодаря лирнам в Валлондоле не стало озёрных пиратов, которые одно время не давали покоя ни большим лимнам, ни жителям маленьких островов, не говоря уже о торговцах, возивших свои товары из одного конца страны в другой. В Валлондоле до сих пор звучали песни о подвигах лирнов — достойных потомков Линда и Лайны. Бродячие певцы исполняли их в замках лимнаргов, на улицах городов и в рыбацких посёлках. А больше всего народ любил песни о юном Эрлине и его подруге Гильде.

Эту историю и пели и рассказывали на все лады. Айнагур знал её от деда. Это было в далёкие-далёкие времена, когда многие правители лимнов и владельцы замков жили разбоем, а самым пиратским местом считался Вириндорн.

Эрлин был сыном повелителя Линдорна, а Гильда — дочерью Хальба из Вириндорна. Хальба Однорукого, главаря озёрных пиратов, который вместе со своими молодцами тридцать лет держал в страхе чуть ли не весь Валлондол. Гости, что собирались в его замке, одним своим видом могли напугать кого угодно. Но только не юную Гильду, красавицу Гильду, единственное в мире существо, способное вызвать улыбку на хмуром лице Хальба Однорукого. Гильда росла без матери, целыми днями пропадая в лесу, окружавшем отцовский замок. Вириндорн — самое зелёное место в Валондоле, царство лесов и тихих лесных озёр, в которых по ночам при ярком свете Эрны купается со своими юными спутницами богиня Вирда. Поговаривали, что дочь Хальба — любимица лесной богини. Потому и пропадает всё время в лесу. Гильда и впрямь была похожа на спутницу Вирды — длинноногая, вечно босиком, в короткой юбке, тёмные волосы плещутся на ветру… И сама быстрая, как ветер! Попробуй, догони! Глаза — сине-зелёные, словно глубокие лесные озёра.

Гильду никто никогда не ругал. И никто не стеснял её свободы. Отца по несколько хельмов не бывало в замке. А потом он возвращался с добычей и засыпал любимую дочь дорогими подарками. Гильда знала, что её отец главарь пиратов, но слова для человека пустой звук, пока он не поймёт, что конкретно за ними стоит.

Однажды, примеряя перед зеркалом очередной отцовский подарок — красивое, расшитое драгоценными камнями платье, Гильда заметила на рукаве волос. Длинный, вьющийся, а может быть, завитый… Явно женский. Гильда нахмурилась и попыталась смахнуть его, но волос прилип к рукаву, и на материи было засохшее коричневое пятнышко — кровь. Гильде уже шёл четырнадцатый год, и она постепенно переставала относиться к жизни с бездумной детской беспечностью. И неожиданно нахлынувшие на неё страх и отвращение заставили её брезгливо скинуть это платье. Отец был озадачен — неужели дочке не понравился подарок? Но другие подарки её тоже не радовали. Она уже не встречала отца после его походов, с разбегу прыгая ему на шею. Хмуро смотрела на груды драгоценностей, которые весёлые бородатые молодцы со смехом высыпали на каменный пол замка. Она вообще стала много хмуриться. Ходила молчаливая, замкнутая, всех сторонилась. Перестала весело огрызаться на шутки отцовских дружинников, как это бывало раньше. Никто больше и не смел с ней шутить. Она одним взглядом пресекала малейшую попытку заговорить с ней по-прежнему.

— Что поделаешь, растёт девчонка, — говорили одни.

— Да, сказывается в ней отцовский характер, — посмеивались другие.

А отцу было не до смеха. Что это творится с его маленькой Гильдой? А вообще-то она уже не маленькая… Скучает, поди, тут в лесу. Надо бы развлечь дочку. Скоро в Эриндорне праздник солнца. Пусть съездит. Посмотрит на город, пройдётся по ярмарке, потанцует. А то совсем зачахнет тут в глуши. Надо только охрану с ней послать надёжную, а чья она дочь — кто об этом знает? А если кто и узнает, мало кому захочется связываться с Хальбом Одноруким. В те времена пираты наглые были, чувствовали себя в Валлондоле чуть ли не полноправными хозяевами.

Поехала Гильда в Эриндорн и встретила там Эрлина, сына правителя Линдорна. Полюбили они друг друга с первого взгляда. Но как быть? Разве родители Эрлина позволят ему жениться на дочери разбойника? А влюблённым очень хотелось быть вместе. Они решили время от времени тайком встречаться на маленьком острове Сундол — это на озере Вир, между Линдорном и Вириндорном. За Гильдой сроду никто не следил, ну а Эрлин был уже достаточно взрослым юношей, чтобы родители докучали ему своим вниманием. Но встречи всё равно были редкими, и влюблённые придумали ещё один способ общаться. Правда, на расстоянии и только по ночам. Эрлин поднимался на одну из башен своего замка, Гильда убегала на утёс недалеко от озера Симмел, и они подавали друг другу сигналы факелами. Придумав свой собственный язык, они наловчились даже обмениваться длинными посланиями. Линдорн и Вириндорн близко, и если не было тумана, Гильда и Эрлин порой «беседовали» всю ночь напролёт.

Нельзя сказать, чтобы в Линдорне этого не заметили, но Эрлин объяснил родителям, что познакомился в Эриндорне с одним парнем и им нравится так переговариваться, а Гильда… Чем она занята, сроду никого не интересовало, но рано или поздно тайное всё равно становится явным. Как-то вечером Гильда шла по галерее над большим залом, где её отец обычно совещался со своими молодцами, и вдруг до слуха её донеслось то, что заставило девушку насторожиться. В разговоре упоминали Линдорн. Гильда знала — лирны были заклятыми врагами озёрных пиратов, в том числе и её отца. Ещё ни одно разбойничье нападение на Линдорн не заканчивалось успешно. Линдорн — самый богатый лимн. Отец и его дружки давно уже облизывались на сокровища, скрытые в подводных кладовых его озёрных замков. Гильда ещё два дня назад заметила, что отец готовится к какому-то крупному походу. Похоже, сегодня последний совет. Недаром его дружина целый день чистила оружие. Гильда спряталась за колонной, стараясь не пропустить ни слова. Так вот оно что: они решили войти в гавань Линдорна под видом купцов. Завтра там ярмарка. Туда потянутся торговые суда.

— Оружие должно быть на палубах, под мешками, — говорил отец. — Сами — в трюмах. Первым делом перебить стражу на мостах — и доступ в замок открыт. Главное — застать их врасплох, а народу у нас достаточно. Корабли Горма войдут в гавань с другой стороны, он сразу даст нам сигнал. У него много людей… Да и вообще, Горм — из тех, на кого можно рассчитывать. Линдорн и его сокровища будут наши. А этих высокомерных потомков богов всех перевешаем на башнях их собственных замков. И не помогут им ни Линд, ни Лайна. Мы уничтожим это племя. Больше лирны не будут топить наши корабли!

У Гильды сердце упало. Её Эрлину грозит опасность. И не просто опасность — смерть! Девушка взяла факелы и побежала на утёс. Ночь была ясная, воздух чистый. Только бы Эрлин увидел! Вдруг он уже спит. А Эрлин как раз не мог уснуть, хоть и устал на охоте. Весь извертелся на своём ложе, а сон всё не шёл. И вдруг ему словно какой-то голос шепнул: посмотри в окно… Вскочил он, бросился к окну и видит — вдали два маленьких огонька мигают. Прочёл Эрлин послание Гильды и тут же помчался будить отца. Вскоре уже все были на ногах. На следующий день встретили «купцов» как подобает.

Гильду, конечно, совесть мучила. Родного отца предала. Какой бы он ни был, а её-то любил. Ничего для неё не жалел. Утром, когда пираты покидали замок, Гильда плакала и просила отца не ходить в Линдорн. "Не удастся вам одолеть лирнов, — говорила она. — Их боги хранят. А вас только все ненавидят — и боги, и люди. Сколько вы горя вокруг сеете". Хальб хмурился и молчал, а один из его дружинников смотрел на Гильду с подозрением. Этот разбойник — его звали Гун, частенько ходил по вечерам к своей зазнобе, которая жила в селении за ближайшим лесом. Возвращался ночью или под утро. Ходил он как раз мимо того утёса, где Гильда сигналы подавала, и один раз её увидел. Сигналов из Линдорна Гун не заметил — их только с высокого места можно было разглядеть, но всё это показалось ему подозрительным. Рассказал он Хальбу. Тот лишь отмахнулся. Ну и что, говорит, она же вообще у нас выдумщица. Стоит ли обращать внимание на её забавы? Её тут какая-то старуха колдовать учит, так, наверняка, она этим и занимается. Колдуньи же вечно с огнём ворожат, смотрят, как он в воде отражается… Не пристало нам во все эти женские дела соваться, мало ли что…

Хальб Однорукий был не очень-то суеверен и ответил так, чтобы только отвязаться от Гуна. Его заинтересовало странное поведение дочери, но расспрашивать её он не стал. Гильда и так сторонилась его в последнее время, а ведь она была единственным человеком, чья неприязнь задевала его за живое.

Гун, однако, запомнил этот случай. А в ту злополучную ночь, когда Гильда, подслушав разговор в зале, бегала предупредить Эрлина, он заметил, как она под утро возвращалась с утёса. Рассказал главарю. Тот опять отмахнулся, хотя и нахмурился. А когда в Линдорне их встретили во всеоружии, и тому и другому всё стало ясно. Хальб был стреляный зверь и, почуяв неладное, дал команду отступать. Часть кораблей всё же попала в окружение, многие погибли. А когда остатки пиратской эскадры вернулись в Вириндорн, Гун обратился к разбойникам с речью, в которой прямо обвинил во всём случившемся дочь главаря. Рассказал, как видел её на утёсе с факелами и раньше, и вчера, накануне похода. Ведь кто-то же предупредил лирнов, а кто, если не она! И ещё Гун заявил, что Гильда бесспорно заслуживает смерти, ибо из-за неё погибли их товарищи, да и вообще… Кто же держит в своём доме ядовитую змею, которая в любой момент может ужалить? Хальб Однорукий встал и сказал: "Это мой дом. И я держу в нём кого хочу". Гун закричал: "Твоё семя, Хальб, причинило нам столько горя! Это твой дом, но без нас ты никто! Ты должен согласиться с нами, если хочешь остаться нашим предводителем. Не бойся, она не будет мучиться. Её смерть будет лёгкой. Но она должна умереть. Правильно я говорю?" Одни поддержали его, правда, без особого восторга. Другие угрюмо смотрели в пол. Всё-таки многие из них знали Гильду с детства, а некоторые даже по-своему любили её. Она была в этом замке словно тонкий солнечный лучик в тёмной и мрачной лесной глуши. "Хорошо, жалейте её! — кричал Гун. — Она опять нас заложит! Она нас всех погубит! Чего вы распустили сопли? Мужчины вы или нет?" Число сторонников Гуна росло, и Хальб понял, что дело плохо. Он знал — честолюбивый Гун давно уже ждёт удобного случая захватить власть и сегодня он такой возможности не упустит. Старый Хальб поднялся и сказал: "Хорошо, я согласен. Я ваш предводитель и знаю свой долг. Это моя дочь, и я сам её убью". Он, конечно же, не собирался убивать свою Гильду. Он хотел пойти к ней и сказать, чтобы она бежала из замка как можно скорее. Лесом — хоть в Рундорн, хоть в Линдорн, куда угодно. Он понимал, что это означает для него, но убить её он не мог. Гун, однако, был хитёр. Он догадался, что замыслил Хальб, и даже не дал ему выйти из зала. "Он хочет спасти её! — кричал Гун. — Они заодно. Надо схватить обоих и повесить!" Поднялся шум, зазвенели мечи. Те, кто ещё был верен Хальбу Однорукому, сцепились со сторонниками Гуна. Тут Гильда, которая была в галерее и всё прекрасно слышала, вбежала в зал с криком: "Оставьте моего отца! Убейте меня, но он же ни в чём не виноват! И он столько лет был вашим предводителем!" А Гун вопил: "Повесить обоих!" Он и его дружки убили бы и Хальба, и юную Гильду на месте, но те, кто ценил своего старого главаря (а таких было немало), убеждали других не действовать столь поспешно. Они призывали вспомнить, что многих из них Хальб Однорукий спас от тюрьмы и виселицы, многих поднял когда-то из грязи и нищеты. Разве родители всегда виноваты в том, что творят их дети… В общем, неизвестно, чем бы всё это закончилось. Ясно только одно — Гильду ждала незавидная участь. Но тут произошло чудо: вспенились воды озера Симмел, расступились волны, и прямо оттуда, из голубой пучины, появилось больше сотни юных, прекрасных воинов в серебристых одеждах со сверкающими мечами в руках. Это подоспел на помощь Гильде её возлюбленный — Эрлин.

Сразу после битвы в гавани между ним и его родичами вспыхнула ссора. Эрлин ещё ночью рассказал, кто предупредил их об опасности. А на следующий день заявил отцу, что ему надоело скрывать свою любовь и он намерен жениться на этой девушке. Да, она дочь пирата, но разве не она спасла Линдорн от беды? Старый лимнарг, человек суровый и властный, даже не дал сыну договорить. "Никогда этому не бывать! — прогремел он. — Потомки богов никогда не породнятся с таким сбродом!" — "Хорошо, — сказал Эрлин. — Обойдусь без твоего благословения. И вот ещё что… Линдорн — самый большой и богатый лимн. У нас самые лучшие корабли, лучшее войско. Весь Валлондол страдает от этих пиратов, а мы помогаем только тогда, когда нас об этом трижды попросят. У меня есть мои друзья, моя верная дружина. Я пойду с ними в Вириндорн и вытащу Гильду из разбойничьего логова. Ведь если дружки её отца что-нибудь заподозрят, ей не жить. Вы не хотите мне помочь — ладно. Я сам попытаюсь её спасти, даже если мне суждено погибнуть. У вас я больше никогда ничего не попрошу!" Собрал Эрлин своих верных друзей, сели они на корабли и поплыли в Вириндорн. А чтобы подобраться к замку Хальба Однорукого незаметно, оставили корабли за скалой острова Лунг — это в середине озера Симмел, а остальной путь проделали под водой — ведь это же были лирны, потомки водяных богов. Когда юное воинство Эрлина выскочило на берег, возле замка уже разразился бой между сторонниками Хальба и приспешниками Гуна, а обитатели окрестных деревень, которым уже давно надоело жить в страхе рядом с разбойничьим логовом, вооружившись кто чем мог, подступали к замку со стороны леса. Но крестьяне так и остались стоять на опушке с открытыми ртами после того, как увидели выскакивающих из воды серебристых воинов. Они решили, что сами водяные боги явились, чтобы навести здесь порядок. Пираты тоже остолбенели. Хоть и знали они о чудесной способности лирнов долго находиться под водой, но проплыть таким образом почти половину озера Симмел, одного из крупнейших озёр Валлондола… Разбойники растерялись, а растерянность, как известно, — плохая помощница в бою. Юные лирны одержали победу, и вскоре счастливые Гильда и Эрлин сжимали друг друга в объятиях. Старый Хальб погиб в схватке, да для него это и лучше было. Гильда и её молодой супруг стали хозяевами замка, и окрестные жители возблагодарили судьбу.

Эрлин со своей верной дружиной объявили войну всем пиратам Валлондола. И ещё не раз видели в разных концах страны, как выскакивали на берег серебряные воины с обнажёнными мечами, застигая разбойников врасплох. Или как вдруг ни с того ни с сего посреди озера начинали тонуть пиратские корабли. А однажды, когда пираты с награбленной добычей ночью возвращались из Рундорна, опять же таки посреди озера выскочили из воды сверкающие в лунном свете серебряные воины, мигом взобрались на корабли и перебили злодеев. А награбленное вернули в Рундорн. Теперь торговцы уже не так боялись плавать на большие расстояния, а жители отдалённых островов спали гораздо спокойнее, чем раньше.

До старого правителя Линдорна всё чаще и чаще доносились слухи о подвигах его единственного сына, ушедшего из дома несколько лет назад. Слёзы катились по суровому лицу лимнарга, когда он слушал песни, которые уже сложил народ, а певцы распевали во всём Валлондоле. Песни, прославляющие доблесть молодого Эрлина и красоту его верной жены Гильды. Старый лимнарг был уже слаб и чувствовал приближение смерти. Хотел он помириться с сыном, да гордость и чисто стариковское упрямство мешали ему сделать первый шаг. К счастью, Эрлин сам его сделал. Узнал он, что отец уже вот-вот покинет этот мир, и явился к нему в Линдорн вместе с супругой и двумя малолетними сыновьями. И старый лимнарг спокойно ушёл к своим предкам, помирившись с детьми и благословив внуков.

Эрлин стал правителем Линдорна, а в Вириндорне тоже потом правили его наследники. Так что и там иногда рождались дети, умеющие подолгу плавать под водой, а в роду повелителей Линдорна то и дело появлялись сыновья и дочери с тёмно-пепельными волосами, как у коренных жителей восточных провинций, к которым относился и Вириндорн. Но большинство лирнов всё-таки были светловолосы. И несмотря на красивую легенду, а точнее, быль об Эрлине и Гильде, предпочитали не смешиваться с другими валлонами. И хотя именно лирны избавили страну от озёрных пиратов, Линдорн никогда не пытался подчинить себе другие лимны, как это потом сделали абеллурги Эриндорна. Даже когда спустя два больших цикла после Эрлина Непобедимого Вириндорн отпал, линдорнские правители отнеслись к этому спокойно. Они никогда не посягали на чужую независимость. И никому не позволяли посягать на свою. Их основным принципом было невмешательство в чужие дела. И после того, как Валлондол разделался со своими внешними врагами — воинственными племенами из Холодных Лесов и кочевниками Сухих Земель, правители Линдорна по возможности держались в стороне от всякой политической борьбы. Лирны вообще держались несколько особняком, хотя были достаточно общительны. Их считали высокомерными. Впрочем, таковыми их считали скорее правители соседних лимнов, а не народ. В Линдорне были самые богатые и весёлые ярмарки. Певцы, сказители, бродячие артисты находили в замках лирнов самый радушный приём и самую щедрую плату. И нигде так не ценились искусные мастера, художники и ваятели. Стража никогда не отгоняла рыбацких ребятишек от дворца правителя. Простой люд беспрепятственно заходил даже во внутренний двор, и нередко можно было видеть то самого лимнарга, то кого-нибудь из его семьи беседующим с рыбаком, бродячим акробатом или разносчицей сладостей. А во внешних дворах так постоянно толпился народ. Дворы, конечно, не совсем точное название. Это было множество площадок и павильонов, крытых и открытых галерей, расположенных в три яруса на мощной эстакаде, пристроенной к Белому замку. Строительство её было начато ещё во времена правления Эрлина Непобедимого и длилось почти всю историю существования Линдорна. Придворный зодчий каждого очередного правителя выдумывал что-нибудь своё, и замок снова расстраивался и рос. Последняя крупная постройка — нижняя терраса с открытым бассейном — была завершена при Вальхейме IV. С тех пор больше ничего не строили. И без того не заблудиться хотя бы первые два-три раза в так называемых "внешних дворах" замка правителя считалось делом невозможным. Айнагур тоже испытал это на себе, несмотря на то, что всегда отличался способностью легко ориентироваться в незнакомом месте. Тут были площадки для игры в мяч и в кольца, для танцев и театральных представлений, катальные горы, зелёные павильоны с бассейнами и фонтанами, Забавный Лабиринт с кривыми зеркалами, места для фехтования и площадь для верховой езды. Последняя — главным образом для детей. Взрослые предпочитали кататься на острове Абеллан, который соединял с дворцовой площадью мощный каменный мост, достаточно широкий, чтобы по нему могла свободно проехать бок о бок дюжина всадников.

АбеллАн — в переводе с древнего языка "божье озеро" или "озеро бога" (Абел — «бог», лан — "озеро"). В центре этого островка, расположенного в озере Линд, было ещё своё маленькое озерцо. Его называли то Абеллан, то Сан-Абель — "око бога". Волшебное озеро, которое ничего не отражало. Кристально-чистое, холодное в любую жару, оно сверкало среди зарослей вечнозелёного кустарника гальб подобно голубому вириллу. Это озеро не пропускало солнечные лучи и не отражало свет. Оно как бы само излучало сияние и даже в самые тёмные безлунные ночи мерцало посреди острова то призрачно-голубым, то серебристым светом. Это было особенно красиво, если смотреть с высоты. Айнагур потом постоянно видел его из окна своих апартаментов в Эриндорне. Теперь озеро погасло. Уже много лет посреди острова Абеллан тёмно-зелёная тина затягивала мутную серую лужу. Мёртвая вода, которая ничего не отражала, не пропускала свет и не излучала его. Это началось после того, как потомки богов ушли в горы. Вернее, те из них, кто уцелел. "Боги воды разгневались на нас", — роптали в народе. Тогда Айнагур придумал и с помощью своих людей распространил по Валлондолу такую историю: дескать, те, кто провозглашал себя потомками богов, уходя, попросту отравили воду в озере Сан-Абель. Они же отравили и озеро Орн, после чего в Орнунте началась эпидемия. Народ поверил. Когда народ озлоблен, его особенно легко обмануть. И натравить можно на кого угодно. Айнагуру всегда это удавалось. А озеро Сан-Абель… Оно уже давно его раздражало. Он терпеть не мог всё непонятное, не поддающееся объяснению. Ему казалось, что всё необычное самим своим существованием навязывает веру в богов и во всякие там высшие силы… Впрочем, он бы с удовольствием верил в богов, если бы его считали их потомком.

В рощу, которая окружала озеро Сан-Абель, не разрешалось въезжать верхом, но остальное пространство острова было в распоряжении и пеших, и всадников. Всадники предпочитали три кольцевые аллеи, опоясывающие центр острова с рощей и озером. А между аллеями пестрели цветники и зеленели деревья. Кругом были площадки с фонтанами и без, увитые зеленью беседки, небольшие естественные гроты с источниками, красивые каменные скамьи вдоль тенистых дорожек… Потом, во время войны, развязанной Эриндорном против Линдорна, там почти всё разрушили, но фонтан «Эрлин» уцелел. Самый большой фонтан Абеллана. В центре легендарный победитель озёрных пиратов, а вокруг выскакивающие из воды воины — серебряные фигуры, переливающиеся в радужных струях. Неподалёку был фонтан «Гильда» — девушка с факелом на утёсе. Из факела брызжет струя. Вечером, когда зажигали подсветку, водяное «пламя» становилось оранжевым и сияло на всю округу. Рощи и аллеи украшали белые — из камня и серебряные статуи водяных богов и лирнов. А их потомки в светлых одеждах прогуливались среди них, как ожившие герои древних сказаний.

В Линдорне бывали гости со всех концов Валлондола и постоянно толклись люди разных сословий. Хозяева были одинаково радушны со всеми. Но в этой любезности Айнагуру всегда чудилось спокойное осознание своего превосходства и скрытое презрение ко всем и ко всему на свете. Потомки богов. Они ничего не боялись. Они даже охотились в горах и зимой носили одежды из шкур хургалов. У них были белые вульхи, священные звери Арны, которых остальные жители Валлондола не смели держать при себе. Лирны любили белый цвет. Даже больше, чем голубой и серебристый — цвета своей стихии. Они ездили на белых хортах, и по их замкам бегали белые вульхи. И приезжие из Вириндорна, где издавна особо почитали Арну, где были особенно сильны вера в оборотней и страх перед колдунами, пятились в священном трепете, когда навстречу из какой-нибудь арки выбегал огромный белый вульх с серебряным ошейником на мощной косматой шее. И уж совсем жители лесного края терялись, видя, как прелестные лирнские дети с прозрачными глазами и светло-пепельными волосами царственно-спокойно гладили этих животных и кормили с рук.

— Значит, они не боятся Арны? — спросил однажды Айнагур у деда.

— Выходит, не боятся. Они вообще не боятся богов. Они с ними дружат.

— А они действительно потомки богов?

— Конечно. Разве по ним не видно?

По ним это действительно было видно. И Айнагура это злило. Он восхищался лирнами. И ненавидел их. Он восхищался Ральдом, обожал его. И ненавидел больше всех на свете. А началось всё той памятной осенью в Даллоне — внешней гавани Линдорна, когда его маленькую лодку едва не перевернуло белое судно «Вельг» с серебряной статуей на корме.

Глава 4. Камешек гальфинит.

Зимой Айнагур часто бегал к замку Линд, высматривал того мальчика. Дети правителя вместе с другими ребятишками катались на лезвиях на катке прямо под окнами Белого замка. По вечерам в руках больших каменных статуй зажигались разноцветные фонари. Тогда на лёд выходили и взрослые. Ральд бывал здесь часто и, судя по всему, обожал самые рискованные развлечения. Его серебристые волосы летели по ветру, когда он мчался на ногах с высокой ледяной горы. Он никогда не падал. Айнагур тоже попробовал съехать с горы стоя и тут же упал. И во второй раз, и в третий. И вообще было страшно. На катке он старался держаться поближе к Ральду, но тот, казалось, не замечал его. К тому же его всегда окружала целая ватага приятелей — видимо, из знатных линдорнских семей. А может, и не только из знатных. Некоторые мальчики были одеты едва ли лучше Айнагура.

Айнагуру хотелось как-то отличиться, выделиться, привлечь внимание Ральда, но чем он мог перед ним блеснуть? Случай, который их свёл, опять-таки доказал превосходство Ральда. Это было перед самым Затмением. Почему-то резко потеплело, и народу на катке поубавилось. Однако никто не думал, что лёд настолько ослаб. Айнагур проводил около замка чуть ли не всё свободное время. Он узнал, где окна покоев Ральда — как раз над тем маленьким катком, где в основном резвились дети. И Айнагур теперь почти каждый день катался под этими окнами в надежде увидеть своего кумира. В последнее время сыновья лимнарга совсем перестали бывать на катке. Кто-то сказал, что господа зачастили на охоту. Скоро Великая Ночь, а следовательно конец охотничьего сезона. Так что спешат насладиться своим любимым развлечением и про все остальные забыли. Айнагуру было ужасно обидно. Он как раз стал кататься достаточно хорошо и даже выучился прыгать, делая при этом оборот. Вот бы Ральд увидел! Может, как-нибудь выглянет в окно…

Едва ли не каждое утро, избегая укоризненных взглядов деда, Айнагур прикреплял к башмакам деревянные лезвия и мчался к Белому замку, как солдат, опаздывающий к смене караула. И катался, поглядывая на заветные окна, до тех пор, пока его не начинало шатать от усталости и голода. Возвращался он такой разбитый и угрюмый, что дед однажды спросил:

— Ну зачем ты всё время туда бегаешь? По-моему, тебе это не доставляет удовольствия.

Айнагур не знал, что ответить. Только злился. На себя, на деда, на Ральда. А на следующий день снова надевал деревянные лезвия и бежал к замку. Случай, который свёл его с Ральдом, едва не стоил ему жизни, но Айнагур всё равно был доволен. Правда, он так и не простил Ральду этот случай. Как, впрочем, и другое…

Всё произошло в мгновение ока. Только что он мчался, с каждым шагом набирая скорость, и вдруг — треск, обжигающий холод… Айнагур беспомощно хватался за лёд, чувствуя, как теряет силы, а лёд вокруг него всё ломался и крошился. Приятели растерянно топтались, не зная, как к нему подобраться, потому что прорубь увеличивалась на глазах. Лёд треснул сразу в нескольких местах, и вскоре это уже было отверстие площадью примерно в восемь-десять каптов1, посередине которого барахтался Айнагур. Перед его глазами уже поплыли радужные круги, как вдруг сверху метнулось что-то светлое и бултыхнулось в ледяную воду рядом с ним. Ральд! В следующее мгновение он уже левой рукой тянул Айнагура за собой, а правой отчаянно грёб, пробираясь среди ледяного крошева к мосту. Выбраться на лёд было невозможно — он тут же ломался под тяжестью их тел. У Айнагура до сих пор виднелись шрамы на виске и на запястье — поранился об острые ледяные осколки. У Ральда же после этого случая ни одного шрама не осталось, а ведь он был совершенно голый. Вот уж действительно — потомок богов.

— Держись! — кричал Ральд. — Хватайся за опору!

Айнагур ещё как-то сумел уцепиться за холодную железяку и продержаться, пока с моста не спустили ремни, которыми Ральд ловко обмотал его. Потом был провал. Очнулся он уже на мосту, когда его закутывали в меховую шубу. Его спаситель выбрался сам. Айнагур видел, как он спрыгнул с перил и выпрямился, встряхивая мокрыми волосами, — стройный, гибкий, длинноногий. Совершенно обнажённый среди одетых по-зимнему людей.

— Отнесите его в замок, — сказал он своим чистым, ясным голосом и, не оборачиваясь, двинулся вперёд — ожившая статуя юного бога, которая вдруг спрыгнула с постамента и пошла сквозь толпу удивлённых смертных лёгкой, скользящей походкой.

Айнагур изо всех сил цеплялся взглядом за эту светлую грациозную фигурку, но она удалялась от него, постепенно растворяясь в серебристом сиянии…

Он несколько раз пытался встать и догнать юного лирна, но какие-то люди настойчиво укладывали его в постель и чем-то поили. Засыпая, он чувствовал, как его растирают пахучей мазью. Всё тело горело, а голова напоминала раскалённый шар. Юный бог склонялся над Айнагуром. Юный бог с прозрачными глазами и светлыми локонами, сияющими на солнце голубым серебром. Они сияли так ярко, что Айнагур никак не мог разглядеть лицо божества — странное, изменчивое… Солнечный лик, отражённый в зеркально-чистой неспокойной воде…

Через несколько дней Айнагуру стало лучше, и дед отвёз его домой. Дед считал, что некрасиво злоупотреблять гостеприимством лимнарга.

"Старый дурак, — злился Айнагур. — Можно подумать, я кого-то тут стесняю!"

Благодаря лекарствам, которыми его снабдил дворцовый доктор, Айнагур быстро поправлялся, но, едва выздоровев, он заболел снова и слёг до самой весны. Дед так и не узнал, что в один из холодных, ветреных дней, когда он отправился проверить подлёдные ловушки, Айнагур тайком бегал к Белому замку. Самое обидное, что сбегал он зря — Ральд с отцом и братьями были в отъезде. Рецидив едва затухшей болезни был тяжёлым. Хорошо, что ещё оставались снадобья дворцового доктора. Если б не они, весны бы Айнагур не увидел. Многого бы не случилось в Валлондоле и в Сантаре, если бы двенадцатилетний Айнагур не увидел той весны…

Он пришёл в Белый замок, когда уже вовсю зеленела трава и цвело дерево мирд — оно всегда цветёт первым. Айнагур считал, что у него есть вполне веский повод пообщаться с сыном лимнарга. Он просто обязан поблагодарить Ральда за спасение. Разве нет? Айнагур оделся во всё самое лучшее, положил в карман кожаной куртки камешек гальфинит и с утра пораньше отправился в Линд. За время болезни он изрядно ослаб, и работа вёслами быстро его утомила. Придумать бы что-нибудь такое, чтобы лодка плыла без вёсел…

Стражник, дремавший у входа в главную галерею, сказал, что младшего господина видели на западной террасе. Вроде бы, он с килонами играет.

Западная терраса находилась на нижнем ярусе. Она спускалась в открытый бассейн, с одной стороны сообщавшийся непосредственно с озером Линд (потому его и называли открытым), а с трёх облицованный белым камнем. В центре бассейна был фонтан — скульптурная группа из голубовато-белого хальциона: юный водяной божок лирн верхом на килоне, красиво изогнувшемся в прыжке. Айнагуру пришлось долго плутать по многочисленным переходам и лестницам, прежде чем он наконец оказался на западной террасе. Он сразу увидел бассейн, в котором вокруг фонтана плавал, уцепившись за хвост килона, живой лирн — младший сын лимнарга Ральд. Гладкое серое тело с синеватой полосой вдоль хребта стремительно рассекало воду. Ральду надоело висеть на хвосте. На повороте, когда килон сбавил скорость, он подтянулся и ловким прыжком вскочил ему на спину. Килон, видимо, желая избавиться от наездника, подпрыгнул, грациозно выгнув своё блестящее гибкое тело — совсем как тот, в центре бассейна, но мальчик только засмеялся и ещё крепче сжал коленками круглые скользкие бока животного… Наверное, ваятель, сделавший эту хальционовую статую, когда-нибудь наблюдал такую же картину.

Айнагур с детства привык остерегаться килонов. Священные животные Линда и Лайны жили в воде, но могли подолгу находиться и на открытом воздухе. Они обожали резвиться на поверхности озера, подпрыгивая, ныряя и танцуя на хвосте. Килоны были в общем-то довольно миролюбивы, но если им что-то приходилось не по нраву, могли запросто перевернуть лодку или порвать сети. У них были очень острые зубы, даже острее, чем у гурний — известных озёрных хищников. Гурнии — большие, до полутора каптов, тёмно-синие рыбины с твёрдыми, как кость, плавниками — нередко нападали на людей, но во всём Валлондоле гораздо больше боялись килонов. Рыбаки и ныряльщики как правило хорошо знали места обитания гурний, да и повадки их валлоны давно уже изучили, а килоны… Существовало поверье: на кого посмотрит килон, того в жизни ждёт что-то необычное и скорее всего такое, чего смертному лучше избежать. Поэтому каждый раз, ещё издали завидев стаю резвящихся килонов, дед резко разворачивал лодку и плыл в другую сторону. "Если килон неожиданно вынырнет рядом с твоей лодкой, — говорил он Айнагуру, — а бывает и такое, закрой лицо руками или хотя бы просто зажмурься. Ни в коем случае не смотри ему в глаза. А потом сходи в святилище Линда и сделай ему какое-нибудь подношение. Не обязательно богатое. Хотя бы пёструю раковину или красивый камешек… Лучше гальфинит, если найдёшь".

Айнагур сунул руку в карман — не выпал ли камешек. Нет, на месте. Он вдруг подумал о том, что похож на человека, который собирается сделать подношение божеству.

Килон ещё раз подпрыгнул и вместе со своим наездником ушёл под воду. И Айнагуру пришлось очень долго ждать, когда они снова появятся на поверхности. Наконец божествам наскучила игра. Килон уплыл в озеро, а мальчик вылез из воды и, усевшись на каменную скамью, принялся отжимать свои длинные волосы. Айнагур думал, что сейчас откуда-нибудь выбежит слуга с полотенцем, но ничего подобного не произошло.

"Сын лимнарга, а искупался и сохнет, как рыбацкий мальчишка на берегу", — удивился про себя Айнагур.

Только он это подумал, как действительно появился слуга. Правда, без полотенца. Он даже не соизволил спуститься в павильон. Только перегнувшись через перила лестницы, оповестил молодого господина, что скоро обед. Свободное обращение линдорнских слуг с хозяевами постоянно вызывало у приезжих из других лимнов недоумение, а гостей из Эриндорна оно просто бесило. Ральд обернулся и рассеянно кивнул. И тут заметил стоящего возле колонны Айнагура.

— А, это ты… Я слышал, ты долго болел?

Он слышал! Значит, интересовался… Айнагуру показалось, что сердце сейчас выскочит у него из груди.

— Да нет, совсем недолго. Дед не отпускал меня, было много работы. Я пришёл поблагодарить тебя и… Вот, возьми. Это тебе.

Айнагур робко протянул мальчику гальфинит.

— Возьми. Это же не драгоценность какая-нибудь. Просто счастливый камень. Дед нашёл его в желудке рыбы луг, которую мы с ним поймали. Видишь ли, у нас, рыбаков, такие камни считаются счастливыми… Камни, проглоченные рыбами. Из них делают амулеты и надевают, когда идут на промысел. Они приносят удачу и охраняют от всяких бед. От гурний, килон… А этот камешек вдвойне счастливый. Гальфинит вообще трудно найти. И рыбу луг очень редко удаётся поймать. А тут всё вместе. Возьми, этот камень приносит счастье.

Ральд встал, откинул волосы назад и пристально посмотрел на Айнагура своими прозрачными глазами.

— А ты сам-то в это веришь?

Его странный холодноватый взгляд, казалось, проникал в самую душу.

— Конечно, верю.

— Тогда возьму. Спасибо.

Ральд задумчиво вертел в руках продолговатый прозрачно-белый камешек с голубым пятном посередине.

— Он похож на глаз. Скажу ювелиру, чтобы сделал кулон. Буду надевать на охоту. И на состязания.

Юный лирн не спешил одеваться и стоял, блаженно подставив мокрое тело прохладному ветру, дующему с озера.

— А ты не болел? — спросил Айнагур.

— Нет, что ты… Мы всегда зимой купаемся в проруби. И я, и братья, и отец. Правда, сознательно я окунулся в прорубь только этой зимой. В предыдущую зиму мне было два года. Меня, конечно, окунали, но я этого не помню. А вообще у нас принято закаляться с младенчества.

— Значит, теперь тебе двенадцать лет?

— Да.

— Мне тоже. А откуда ты тогда взялся? Ну, когда я провалился…

— Из окна своей комнаты, — засмеялся Ральд. — Это ведь как раз под моими окнами случилось.

Айнагур изобразил на лице удивление.

— Мы с братьями вернулись с охоты, и я собирался идти в купальню. Братья уже ушли. А я только разделся и вдруг слышу — шум какой-то снаружи… Хотел прыгнуть слуга, да я остановил его. Он был так разодет, а на мне как раз ничего не было. Ничего не мешало.

— Вы охотитесь в горах? На диких турнов, да? А вы не боитесь ханнов и хургалов?

— Как тебе сказать… Вот вы, рыбаки… Вы же постоянно выходите на промысел, несмотря на то, что в озёрах водятся гурнии. Да и волны могут подняться такие, что лодку перевернёт…

— Ну, к озёрным тварям в Валлондоле давно привыкли, а гор все боятся. По-моему, ханны и хургалы всё же пострашнее гурний.

— Хургал действительно может напасть неожиданно, — согласился Ральд. — А от ханна можно спрятаться — в пещере, например, или там… лечь, забиться подо что-нибудь. Ну а если место открытое и нигде не спрячешься, то… Мы ведь все с самострелами. Его надо держать заряжённым и на открытом месте быть вдвойне начеку.

— Значит, ханна можно убить?

— Конечно, можно. Кстати, если в ханна целятся, он чаще улетает, чем нападает. Это очень умные птицы.

— Говорят, это слуги Ханнума. А он не сердится за то, что целятся в его птицу?

Ральд пожал плечами.

— Человек умнее зверя, бог сильнее человека. Но это же не значит, что более слабый не имеет права сопротивляться и защищаться. Так можно превратиться в самое слабое существо на свете.

— Вас, лирнов, многие считают нечестивцами. За то, что вы не боитесь богов.

— По мнению глупцов, боги существуют потому, что люди обязательно должны кого-то бояться, — усмехнулся Ральд.

— А ты как думаешь, почему существуют боги?

— Они существуют, потому что существуют, — сказал Ральд и начал одеваться.

"А может, вовсе и нет никаких богов? — хотел спросить Айнагур. — Может, их придумали, чтобы считать себя их потомками?"

Но вместо этого спросил:

— А это правда, что вы потомки богов воды?

Ральд уже натянул облегающие серые штаны и теперь надевал через голову тонкую белую рубашку с глубоким кружевным воротом. Он ничего не ответил, только бросил на Айнагура свой непонятный, холодноватый взгляд — не то удивлённый, не то насмешливый. И Айнагур вспомнил гибкую обнажённую фигурку, которая удалялась от него по заснеженному мосту и как будто парила над всеми, постепенно растворяясь в серебристом тумане.

Ральд потуже затянул широкий расшитый пояс и поднял лицо — нежное, продолговатое, даже можно сказать, слишком длинное, с маленьким ртом и огромными прозрачными глазами. Странное, неправильное, нечеловечески прекрасное лицо… И кто-то ещё может сомневаться, что он потомок богов?!

Он посмотрел на себя в зеркальную колонну, встряхнул влажными спутанными волосами.

— Извини, мне пора. Отец не любит, когда мы опаздываем к столу, а мне ещё надо привести себя в порядок.

"Ну вот, — с тоской подумал Айнагур. — Сейчас он уйдёт и всё…"

Ральд ещё раз взглянул на камешек гальфинит, сунул его за пояс и сказал:

— Через два дня праздник. Приходи. Прямо ко мне. По западной галерее, потом направо, а там у кого-нибудь спросишь.

— А меня пропустят?

— А с какой стати тебя не пропустят…

Глава 5. Белый замок.

Айнагура даже никто не спросил, куда он идёт. А когда он выяснял у кого-то из слуг, где покои молодого господина, тот лишь поинтересовался — которого. Айнагур только сейчас вспомнил, что у Ральда два старших брата. Слуга нисколько не удивился, что рыбацкий мальчишка идёт в гости к сыну лимнарга. Как будто это было в порядке вещей. Может, просто нарядный праздничный костюм сделал Айнагура похожим на отрока из благородной семьи? Два дня назад он объявил деду, что сын правителя пригласил его на праздник и надо бы одеться поприличнее. Пришлось изрядно потратиться, зато теперь Айнагур был собой доволен и, вышагивая по коридорам замка, чувствовал себя чуть ли не вельможей. Единственным существом, которое отреагировало на него, как на чужого, был огромный белый вульх, лежавший у камина на хургаловой шкуре. Увидев Айнагура, он приподнялся и зарычал.

— Тихо, Ронго!

Ральд вышел из соседней комнаты — тонкий и изящный, в голубом костюме и мягких белых сапожках. На белом поясе кинжал в серебряных ножнах. Обстановку его покоев, так же, как и других апартаментов замка, можно было коротко охарактеризовать двумя словами — изящество и простота. Много света, нежные, неяркие цвета — преимущественно белый и голубой, высокие, украшенные скульптурами и рельефами камины, пушистые ковры, светильники из серебра и фальга — очень прочного, более тёмного, чем серебро, металла, который добывали в Рундоле. По коридорам и комнатам бегали вульхи всех мастей и размеров. Слуги, одетые едва ли хуже своих господ, обращались к ним почтительно, но без поклонов. Здесь царил дух непринуждённости, однако ощущения беспорядка не было. Жизнь в замке правителя Линдорна казалась оживлённой и вместе с тем вполне размеренной.

Во внутреннем дворе их ждали два хорта — белый для Ральда и дымчато-серый для Айнагура.

— Садись, — сказал Ральд. — Сейчас поедем на Абеллан. Ты ведь там никогда не был?

Айнагур и верхом никогда не ездил, но, не желая показаться трусом, бойко вскарабкался на хорта. Впрочем, Ральд всё предусмотрел и выбрал для своего гостя хорта поспокойнее. Его же собственный белоснежный красавец самой рослой породы так и рвал удила. Казалось, он вообще не умеет стоять на месте. Айнагур побоялся бы даже подойти к нему, а Ральд… Потомки богов ничего не боятся.

Айнагур наивно полагал, что, если Ральд пригласил его, то будет с ним в течение всего праздника. Не тут-то было. Вокруг Ральда вскоре собралась целая орава мальчиков-подростков примерно его возраста. Его братьев — Гурда и Вальга — окружали юноши постарше. Айнагур почувствовал себя слегка неуютно. Было видно, что эти отроки в основном из знатных семей. Они отнеслись к Айнагуру дружелюбно и как будто бы даже не выказали никакого удивления по поводу его присутствия здесь, но в их любезности сквозило высокомерие. А может, ему просто так казалось? Во всяком случае, ему было немного не по себе среди этой нарядной толпы, направлявшейся через Большой мост на Абеллан. Зато остров, волшебное озеро и праздник, который длился целый день, привели его в восторг.

— Приходи сюда, когда хочешь, — сказал вечером Ральд. — Здесь все гуляют, в любое время. Никто никого не гонит. И в замок тоже приходи.

Да, в этом сказочном царстве лирнов никто никого не гнал, никто никому не указывал его место, но тем острее Айнагур ощущал, что место его не здесь, что он тут чужой и что все это видят, хотя и молчат — из деликатности… А может, он всё это выдумал, идя на поводу у своей вечно уязвлённой гордости?

Тем не менее он стал бывать здесь. Это мир манил его, как сказка, обернувшаяся явью. Его всё глубже и глубже затягивала эта жизнь — красивая, полная событий, интересных встреч, развлечений. Турниры, состязания пловцов и наездников, конкурсы певцов, музыкантов, стихотворцев, театральные представления, танцы и карнавалы, гадания при луне и всевозможные игры… В общем, молодёжь в замке не скучала. У взрослых, конечно, были дела и поважнее. И старший брат Ральда Гурд немало времени проводил с отцом, вникая в государственные дела, — ведь он был наследником. Средний, Вальг, тоже всё реже и реже участвовал в отроческих забавах. Лимнарг то и дело отсылал его по каким-нибудь делам в другие лимны. В будущем Вальгу предстояло контролировать внешнюю торговлю Линдорна.

Ральд пока жил свободно. Он был в семье всеобщим баловнем, и его ещё не обременяли никакими заботами.

— Отец считает, что мне нельзя поручить ничего важного, — признался однажды Ральд, — хоть я и учусь лучше братьев. А я и сам не знаю, чего хочу. С воинской подготовкой у меня всё в порядке, но военачальник из меня, думаю, никакой… Хотя военное командование всё равно должно быть в руках самого лимнарга, так что это дело Гурда. А я командовать не умею. Да и не люблю.

Айнагур вспомнил одну короткую фразу, произнесённую спокойным, негромким голосом: "Отнесите его в замок". У Айнагура никогда бы так не получилось. Не умеет командовать… Да уж, повелевать и командовать — не одно и то же. Командовать Айнагур со временем научился. А сейчас он повелитель. Правит двумя народами. Но у него и сейчас не получилось бы так, как тогда у Ральда. За это-то он его и ненавидел. Вернее, и за это тоже.

— Пожалуй, я буду покровительствовать художникам и поэтам, — рассуждал Ральд. — Я буду приглашать их сюда со всех концов Валлондола и вообще… Это самые лучшие люди на свете. Я и сам люблю рисовать. Говорят, мне это ни к чему, но мне нравится. Хорошо, что я не наследник. И ещё я бы с удовольствием путешествовал. Я предлагал отцу снарядить экспедицию за горы. Там, говорят, чудесная страна, где даже зимой растут цветы, а урожай снимают не по разу в год. Правда, там меньше озёр. Отец сначала смеялся, а потом сказал: "Ладно, вырастешь — посмотрим". А мне всё кажется, что я не успею…

Он вдруг замолчал, уставившись куда-то в пространство застывшим, невидящим взглядом.

— Дед говорит, в той стране живут боги, — сказал Айнагур. — То есть многие из них сюда только приходят, а живут там, за горами. И там с ними можно запросто общаться. Они являются людям и разговаривают с ними.

— Думаю, боги и там, и здесь не со всеми разговаривают, — рассеянно заметил Ральд.

— Ну с лирнами-то они, конечно, разговаривают? — не скрывая ехидства, поинтересовался Айнагур.

— Тоже не со всеми, — спокойно ответил Ральд.

Айнагур всё реже и реже выходил с дедом на промысел. А когда тот наконец, не сдержавшись, упрекнул его, заявил:

— Мы прекрасно можем жить на те деньги, которые оставил мой отец.

— Но я берегу их на чёрный день, — возразил дед. — Мало ли что случится. Вдруг мы с тобой лишимся возможности зарабатывать себе на жизнь…

— Да ничего такого не случится, — раздражённо перебил Айнагур. — И вообще… Этих денег хватит года на три, а дальше я что-нибудь придумаю. Или ты полагаешь, что я всю жизнь собираюсь рыбачить?

— Ну и что же ты собираешься делать, дорогой внук?

— Я ещё не решил. Может, устроюсь на какой-нибудь корабль в Линде. Сначала матросом… Или поступлю в гвардию лимнарга. Фехтовать я научился, стрелять тоже. И Ральду ничего не стоит замолвить за меня словечко.

— Ты постоянно там пропадаешь, — вздохнул дед. — Я, конечно, понимаю, Белый замок гостеприимен, но… Ты им не ровня.

— Ну и что, — нахмурился Айнагур. — Ральд — мой друг.

— Да? Тогда почему ты его ненавидишь? Лучше перестань туда ходить. Ты очень изменился за последнее время. Тебя словно червь какой-то грызёт. У каждого свой удел, своё место в жизни…

— Хватит указывать мне моё место! — взвился Айнагур. — Я ничем не хуже их всех! Его преимущество только в том, что он родился в замке, а я в этой паршивой лачуге. Это несправедливо!

— Не один ты родился в лачуге. Таких гораздо больше, чем тех, кто родился во дворце. И от кого ты требуешь справедливости? Мне известны люди, которые выросли в бедности, но потом своим трудом добились богатства и высокого положения. Недалеко от Линда есть Голубой замок, знаешь?

— Знаю, конечно. Это замок коннума Нарранга.

— А ты знаешь, что отец Нарранга Бирн был сыном бедняка из Вириндорна? Он выучился на посудника, работал в мастерской, поднакопил немного денег и приехал в Линдорн. Здесь он открыл маленькую лавку и так умело вёл свои дела, что через некоторое время стал владельцем мастерской по изготовлению серебряной посуды. Бирн привлекал лучших мастеров и торговал не только в Линдорне, его изделия пользовались спросом и в других лимнах. Бирн разбогател, дал своим детям прекрасное образование, стал вхож в лучшие дома Линдорна, в том числе и в замок правителя. Наши лимнарги всегда ценили умных и предприимчивых людей. Лимнарг Бельдар пожаловал ему титул коннума. Бирн купил старый замок, отстроил его, и вот теперь там живут его дети и внуки.

Старший сын коннума Нарранга шестнадцатилетний Бирн, видимо, названный в честь деда, был приятелем Гурда и Вальга.

— Эта история не единственная в своём роде, — продолжал дед. — Даже тот, кто родился в лачуге, может стать коннумом.

— Но ведь не лимнаргом, правда? Для того, чтобы стать лимнаргом, надо родиться в замке.

— А для того, чтобы стать богом, надо родиться богом, Айнагур. Тебе непременно хочется быть выше всех? Что ж, попробуй. Ты умён, честолюбив. Сначала я даже радовался, что тебя принимают в Белом замке, а потом заметил… Ты изменился, и не в лучшую сторону. Тебя гложет ненависть. Можно стремиться к любым высотам, но зачем же ненавидеть тех, кто пока тебя выше — по рождению или по заслугам, всё равно… Ненависть не поможет тебе подняться выше. Она давит человека и сталкивает его в яму. Я верю, ты многого способен добиться своими силами, но Айнагур… Во-первых, не тешь себя иллюзиями, а во-вторых, освободи своё сердце от ненависти. Этот мальчик ни в чём не виноват…

Айнагур повернулся и вышел, хлопнув дверью. Он разозлился, потому что дед сказал правду. Он напрасно мнил себя другом Ральда. У того не было друзей. У его братьев были, а у него нет. Ральда окружало множество приятелей. Все любили его и набивались ему в друзья. Он был со всеми приветлив, любезен. Не более. Он никого не подпускал к себе слишком близко. Это было не высокомерие. Скорее, одиночество. Создавалось впечатление, что Ральд чувствовал себя одиноким даже среди членов своей семьи, которые души в нём не чаяли.

Айнагур до сих пор сходил с ума от любви и ненависти, когда вспоминал это узкое, нежное лицо с огромными задумчивыми глазами, которые могли быть одновременно прозрачными и совершенно непроницаемыми. Этот холодноватый взгляд — то рассеянный, то вдруг неожиданно пронзительный, словно проникающий в самую душу…

В одиночестве Ральда не было слабости. Но была беззащитность, которую он упорно скрывал. Он никого не подпускал к себе слишком близко. "Как бы низко ни летала птица раль, тебе никогда не коснуться её руками…" Айнагур ненавидел дедовы сентенции. И ненавидел Ральда. Но всё же продолжал ходить в Белый замок.

Он очень многому там научился. Маленькая школа на острове Милд, которую он посещал с другими рыбацкими детьми, не удовлетворяла его. Она давно уже не могла даже на одну десятую напитать его цепкий, неутомимый, жаждущий знаний ум. А в замке были театральные представления, состязания поэтов, певцов, музыкантов, учёные диспуты и философские беседы, с которых никто никого не прогонял. Там собирались самые выдающиеся люди со всех концов Валлондола, и каждый, независимо от происхождения и степени образованности, мог к любому из них подойти с вопросом — таков был обычай, заведённый с давних пор в замке правителя Линдорна. Да, эти три с половиной года, в течение которых Айнагур посещал Белый замок, дали ему больше, чем вся предшествующая жизнь. Именно линдорнский двор подготовил его к школе абеллургов. Как и вся молодежь, он обожал турниры, балы, карнавалы и представления, но со временем всё чаще и чаще стал появляться в северном крыле замка, где в светлых залах с белыми колоннами и высокими окнами можно было послушать беседу военных инженеров, выдающихся медиков, блестящий спор лучших умов математики и естествознания, стать свидетелем оживлённого диспута философов и абеллургов. Тут порой звучали такие крамольные речи, что Айнагуру становилось не по себе. Впрочем, вскоре он перестал удивляться. Здесь, в Белом замке, он научился владеть собой. Он здесь многому научился. Не научился лишь терпимости к чужому мнению, а ведь при дворе линдорнского правителя это было одним из основных принципов отношения к окружающим. Именно поэтому потомки богов спокойно слушали вдохновенные речи новомодных философов, с жаром отрицающих существование богов.

Пройдёт много лет, и Айнагур скажет: "Надоело всё это словоблудие и разброд мыслей. Философы всегда только и делали, что мутили воду. Человек должен занимать определённую позицию". А ведь так обычно говорит тот, кто считает, что все должны занимать именно его позицию.

Но пока он ничего никому не доказывал, а только слушал, запоминал, учился. А если с кем и спорил, то разве что с Ральдом.

— У тебя великолепные способности, — сказал однажды юный лирн. — Думаю, ты можешь сделать прекрасную карьеру.

— При дворе твоего отца? — спросил Айнагур.

— Не только. А чем тебе не нравится двор моего отца?

— Не нравится?! С чего ты взял? Другое дело — придусь ли я ко двору. Всё же я не так хорошо образован, как твои приятели из знатных семей.

— Не скромничай. Знаний у тебя побольше, чем у некоторых из них.

Уровень знаний Ральда был, безусловно, выше, чем у Айнагура, да и способностями он его превосходил. Он во многом его превосходил. И других тоже. Но никогда не подчёркивал своё превосходство. Казалось, он воспринимал его, как нечто, само собой разумеющееся. И Айнагура это раздражало больше всего.

Ральд прекрасно пел, танцевал, играл чуть ли не на всех музыкальных инструментах. С удовольствием участвовал во всех конкурсах изящной словесности, которые устраивали и проводили линдорнские девушки. Они же награждали победителей. Ральд часто выигрывал подобные конкурсы. И столь же часто побеждал на турнирах. Причём не только своих ровесников, но и юношей постарше. Стрелял он лучше своих братьев. А бороться с ним Айнагур сроду бы не рискнул. И не только потому, что Ральд знал множество приёмов. Он был необыкновенно силён. Айнагур и раньше слышал, что лирны физически сильнее остальных валлонов. Теперь он в этом убедился. Сам он был высок ростом, крепко сбит, широк в плечах, к тому же рыбачьи сети, которые ему приходилось тянуть с восьми лет, помогли ему накачать изрядные бицепсы, но в метании тяжёлого копья он настолько уступал Ральду, что даже стыдился состязаться с ним. Да и свежо было воспоминание о том, как Ральд тащил его за собой левой рукой, правой при этом разбивая лёд и пробираясь сквозь ледяное крошево к мосту. Он ведь даже не поранился, в отличие от Айнагура, хоть и был совершенно голый. На его божественном теле не осталось ни царапины. До чего же была обманчива эта внешняя хрупкость. Айнагур часто вспоминал стройную фигурку, исполненную ленивой грации, когда Ральд стоял, облокотившись на перила, и слушал придворного певца. Его узкую белую руку с длинными пальцами, якобы безвольно повисшую вдоль бедра. Выражение мечтательной задумчивости на тонком матово-бледном лице, обрамлённом серебристо-голубыми локонами. В свете тусклого фонаря он казался Айнагуру одним из тех обманчивых лунных видений, которые посылает бледная Арна. Коварная богиня, злодейка и обманщица, что дразнит смертных иллюзиями и бесплодными мечтами… И кто бы мог подумать, что эта узкая белая рука без особых усилий кидает тяжёлое копьё на семьдесят каптов! Что этот тонкий, изящный отрок, проплыв почти скандий против течения, в тот же день принял участие в турнире да ещё и вышел победителем.

Это было два года спустя после их знакомства. Айнагур приехал в Белый замок на турнир, который должен был начаться часа через три после полудня, и узнал, что Ральд с утра отправился на остров Вигд — кажется, кого-то навестить, но к обеду обещал вернуться, поскольку собирается участвовать в турнире. Однако, к обеду Ральд не вернулся. Вскоре Айнагур увидел его из окна северной башни. Ральд плыл к замку по каналу, соединяющему озеро Линд с озером Хаммелен, посреди которого и находился остров Вигд. Потом Айнагур узнал, к кому он плавал. Ральд отправился один на маленькой лодке, а на обратном пути она дала течь и быстро начала тонуть. Как на зло, поблизости не оказалось ни одного судна, даже рыбацкого, — это был один из тех дней, когда рыбаки не выходят на промысел. Можно было вернуться на остров, попросить какую-нибудь лодку, тем более что поднялся встречный ветер, но Ральд решил иначе. Он освободился от лишней одежды и, оставив тонущую лодку, поплыл в Линд. Айнагур видел из башни, как он плыл к замку резкими бросками, словно килон, слегка подпрыгивая над водой и преодолевая бегущие ему навстречу волны.

— Чего же твои друзья не пришли к тебе на помощь? — ехидно поинтересовался Айнагур.

— Килонам сейчас не до нас, — спокойно ответил Ральд. — У них в это время пора свадеб. Они бы пришли, если бы я позвал. Но зачем звать на помощь, если прекрасно можешь обойтись без неё.

— Ты, наверное, устал и не будешь участвовать в турнире фехтовальщиков?

— Вот ещё — устал! — усмехнулся Ральд.

Через полчаса он уже был на турнирной площадке — в лёгких серебристых доспехах, с мечом на поясе. Все вокруг разминались, а он стоял у колонны и гладил своего любимца Ронго.

— Я уже размялся сегодня, — сказал он подошедшему Айнагуру.

А огромный вульх оскалился и тихонько заворчал.

— Тише, Ронго. Что опять с тобой такое? — Ральд потрепал своего четвероногого друга по загривку.

А у Айнагура по спине пробежал озноб. Этот белый вульх упорно его ненавидел. Белый вульх. Священный зверь Арны. Коварной богини, что посылает видения и предвещает бедствия…

"Есть только один бог — светлый Эрин. Бог белого огня, который светит нам в небе яркой голубой звездой. Ему противостоят тёмные силы. Прежде всего, это духи водяной стихии — вельги, влажные демоны зла. Они всегда заодно с бледной Арной, колдуньей, посылающей нам наводнения и другие бедствия. Это не боги. Это всего лишь демоны зла. Они могут быть сильны, но только тогда, когда слабеет вера людей в солнечного Эрина, бога света и мудрости, давшего нам прекрасные законы, наделившего каждого из нас частицей своего божественного разума.

Всегда были и есть: белое и чёрное, добро и зло, огонь и вода, свет и мрак. Но Эрин царит над всем. Тёмные демоны воды слабее и боятся его. Но если вера в Эрина недостаточно крепка, он гневно отворачивает свой светлый лик от людей, и тёмные силы поднимают голову. Почитайте Эрина превыше всего, иначе демоны зла и бедствий установят в мире хаос. Эрин уйдёт от нас и не вернётся в начале нового цикла, и наша Эрса превратится в обитель холода и мрака. Представьте себе бескрайние тёмные воды, омывающие камни и глыбы льда, а над всем этим — бледная злая Арна. Почитайте Эрина превыше всего!"

Когда-то Айнагур будет проповедовать это народу. Книги с его проповедями и философскими трактатами разойдётся по всему Валлондолу. И люди будут с подозрением смотреть на тех, у кого в домах нет трудов великого абеллурга. Но это будет потом, через много-много лет… А пока… Пока он длился своими мыслями только с Ральдом.

— Дед у меня верит во всех богов. Я из-за его россказней до сих пор побаиваюсь Арны. Не так-то просто избавиться от детских страхов.

— Чего тебе её бояться? — пожал плечами Ральд. — Ты же не лезешь ни в какое колдовство и не занимаешься тайными науками.

— Насколько я знаю, те, кто занимается колдовством и тайными науками, как раз её не боятся, — заметил Айнагур.

— Да, конечно… Я хотел сказать, ты же не вторгаешься в её владения. Да и тем, кто это делает, тоже не стоит так уж её бояться. Просто надо быть осторожней. Ведь даже на чужую территорию, где живут люди — и вроде бы такие же, как ты, нельзя вторгаться бесцеремонно, не считаясь с заведёнными там обычаями. А уж входить в мир богов, духов и отражений… Они тем более не прощают дерзости и опрометчивости. Тот, кто занимается тайными учениями, должен это знать.

— Тогда почему люди боятся Арну?

— По-моему, боятся те, у кого есть на это причина, — помолчав, ответил Ральд. — И причина эта — в самом человеке. Знаешь, почему боятся тёмных богов? Всё тёмное, что есть в этом мире… Оно же в нас, людях. Злые демоны пользуются этим. Наверное, сами по себе они бессильны. Но когда они могут вытащить тёмное из человека, тогда-то они и становятся сильны. Они просто помогают тому злу, что сокрыто в людях, выйти наружу. Мне так кажется. Можно очень долго скрывать что-то тёмное в душе от людей, но не от богов. Кто-нибудь из них да поможет тайному злу стать явным. Так что, наверное, тёмных богов должны бояться те, у кого черно на душе, кто вынашивает злые мысли.

— Но ведь все люди злятся… иногда.

— Конечно. Такое и с добрыми бывает. Но когда ненависть раздирает человека, когда она душит его, он весь во власти зла. И злых богов.

— Наверное, такой человек очень опасен, — сказал Айнагур, ощущая спиной лёгкий холодок.

— Ещё бы! И для других, и для себя.

— Для себя?

— Конечно. Зло всегда может обратиться против тебя самого.

— Но ведь это не обязательно? — хмуро спросил Айнагур, чувствуя, как то тёмное, злое, о котором только что говорил Ральд, поднимается в его душе, заполняя её всю без остатка. — К сожалению, злые люди часто остаются безнаказанными.

Ральд ничего не ответил, лишь посмотрел на Айнагура своим ясным, пронизывающим взглядом. Его за один этот взгляд иногда хотелось убить на месте!

— А говорят, на острове Вигд живёт колдун? — осторожно поинтересовался Айнагур.

— Живёт, — ответил Ральд и перевёл разговор на другую тему.

Вскоре в замке появился Гильдар, молодой ваятель, которому заказали фигуры для Павильона Цветов. И злоба, без того раздиравшая душу Айнагура, выросла чуть ли не вдвое. У Ральда появился друг. Он и раньше предпочитал художников и артистов всем, кто жил, гостил или просто бывал в замке, а к Гильдару привязался, как к старшему брату. Похоже, ему и впрямь было с ним интереснее, чем с Гурдом и Вальгом.

— Он с тобой невежлив, — сердито говорил Айнагур. — Ты всё-таки сын лимнарга.

Ральд смотрел на него удивлённо.

— В чём заключается его невежливость? В том, что он не умеет улыбаться и любезничать, как заправский придворный, если у него голова занята мыслями о работе, новыми идеями? Поверь, Айнагур, художники — народ особый. Не стоит судить о них, как о других.

Так. Значит, Гильдар особенный. Этот хмурый долговязый парень из Вириндорна, из которого и слова не вытянешь, который только сидит в мастерской и, сцепив зубы, целыми днями долбит свой паршивый камень и даже на балы является с каменной пылью в волосах… Он особенный! А на балы он является, только если Ральд его очень попросит. Этот каменотёс, видите ли, так увлечён своей работой. Сын лимнарга уговаривает его прийти на карнавал или на представление. А если он и почтит окружающих своим присутствием, то шатается насупленный и на всех натыкается, будто никого не видит.

— Он весь в работе, — говорил Ральд. — Это необыкновенный человек. Понимаешь, он живёт в своём мире. В мире, который он сам создаёт.

— А этот мир и видеть не хочет?

— Ну почему? С ним очень интересно поговорить, если он не занят.

— А он даже бывает не занят?

Айнагур злился. Гильдар для Ральда — необыкновенный, а он так, один из многих. Вот и вся награда за любовь и преданность.

Но ведь он не просил у тебя ни любви, ни преданности, твердил Айнагуру внутренний голос. Он же никогда ничего у тебя не просил. Это ты просил, и он дал. Он позволил себя любить. Разве этого мало?

Айнагур иногда задавался вопросом, почему Ральд приблизил его к себе, пригласил в замок, ввёл в круг своих приятелей… Ральд вовсе не нуждался в нём. Он просто понял, что Айнагур в нём нуждается. Он не смог оттолкнуть протянутую руку, ответить полным равнодушием на столь горячую привязанность. Сделав Айнагура своим приятелем (не другом, нет!), Ральд лишь в очередной раз проявил своё великодушие. Он всё понял тогда, пряча за пояс камешек, похожий на глаз. Гальфинит… Такие камешки бедняки за неимением более ценных даров приносят в храмы богов воды. Юный бог принял подношение бедняка. Он принял поклонение. И позволил себя любить. Разве этого мало? О какой награде ты помышляешь? Ведь любить — это уже счастье. Может, даже величайшее в мире… Айнагур часто это слышал, но согласиться с этим не мог. Его любовь принесла ему слишком много страданий. Позже он понял: любовь — это самая опасная игра. Божественная игра… Она не для слабых. Слишком редко выигрываешь, и слишком трудно остаться на высоте, если проиграл. Или получил не то, чего хотелось. Любовь — хождение по краю бездны, и порой надо быть очень сильным, чтобы удержаться на краю. Где взять эту силу? Кто знает… Ясно одно: ненависть — это бессилие. Злоба, ненависть влекут за собой только разрушение. Можно всё вокруг себя разрушить, даже целый мир, и при этом ничего никому не доказать. И в конце концов разрушить самоё себя.

Ваятель Гильдар был угрюм и неразговорчив. А когда его отрывали от работы, казался злым, как демон. Но он не разрушал. Он создавал. В этом была его сила. И его обаяние, которое видели далеко не все. А Ральд больше всех на свете ценил именно таких, как Гильдар, — художников, поэтов, странствующих актёров… Тех, кто не добивался ни почестей, ни титулов и вообще не думал об этом. Тех, кто самозабвенно творил из любви к красоте и старался запечатлеть её, сделав мимолётное вечным. Разве это не любовь к сущему, не любовь к миру? И разве можно на неё не ответить?

— У этого Гильдара ужасный характер, — говорили придворные. — Правда, он очень талантлив, тут уж ничего не скажешь. А младший господин всё пропадает в мастерской. Господин Ральд — сама любезность! Он такое тонкое, возвышенное создание. Как он выносит этого грубияна?

Дружба Ральда с ваятелем стала притчей во языцех, а в замке появлялись скульптуры, похожие на младшего сына лимнарга. Одна из них до сих пор стоит в доме Айнагура. Он привёз её в Сантару. Как ни труден был путь сюда, он не мог с ней расстаться. Какое изумительное изваяние бога, говорили те, кто её видел. Они правильно говорили — изваяние бога, только они не знали, какого… Статуя из Цветочного павильона, что был когда-то в Белом замке. В Линдорне. В самом богатом лимне Валлондола. Всё это было когда-то: голубые озёра, Белый замок… В нём жили потомки богов, которые вдохновляли великих художников и поэтов. И внушали смертным любовь, порой доходившую до ненависти… А так им и надо. Сколько можно дразнить людей своей красотой, своим безмятежным величием! Люди этого не прощают.

Гильдар обосновался в Белом замке надолго, и Айнагуру пришлось смириться с его существованием. Время шло, и он чувствовал, что отношение к нему Ральда постепенно меняется. И далеко не в лучшую сторону. Он приписывал это влиянию Гильдара и ненавидел ваятеля ещё больше, хотя в глубине души понимал — Гильдар тут ни при чём. Дело в другом.

Ральд держался с Айнагуром по-прежнему любезно, но всё более и более отстранённо. Казалось, только гостеприимство и деликатность не позволяют ему откровенно избегать его. Он уже не прикрикивал на Ронго, когда тот при виде Айнагура начинал рычать. Айнагур ловил себя на том, что он не на шутку боится этого огромного белого зверя. А Ральд то и дело смущал его своим холодным, пристальным взглядом. В чём дело? Айнагур догадывался. Он иногда пугался своих собственных мыслей. Можно скрывать от людей, но не от богов…

"Никаких богов нет, — озлобленно думал Айнагур. — И эти люди, которые называют себя лирнами, на самом деле обыкновенные люди. Зачем он плавает на остров Вигд? Неужели к тому человеку…"

Дед Айнагура говорил, что колдун, живущий на Вигде, не совсем человек. И даже непонятно, мужчина это или женщина. Этот колдун (или колдунья) знает древний язык, которому боги научили людей, когда они все жили вместе — и дети воды, и дети земли. Но потом эти два племени поссорились, и боги поселили их в разных концах Эрсы, отгородив друг от друга огромным горным хребтом. И сказали им: "Идите каждый своим путём. Но может статься, пути ваши когда-нибудь пересекутся. Горе вам, если вы и тогда не договоритесь". Люди уже давно забыли древний язык. Его понимают лишь те, с кем разговаривают боги, а разговаривают они не с каждым. Так сказал дед.

Айнагур уже лет пять как перестал относиться серьёзно к дедовым россказням, но поездки Ральда на маленький остров в озере Хаммелен заинтересовали его не на шутку. Как-то раз он решил сам туда съездить. Лучше бы он этого не делал.

Глава 6. Остров Вигд.

Остров Вигд оказался на редкость диким и неприветливым местом: скудные пастбища, холмы, поросшие кустиками бурой сахмы, да серые скалы вперемежку с рощами твирда. Эти деревья, имеющие обыкновение с возрастом темнеть, могли сделать унылым любой пейзаж, а такому мрачному острову придавали совершенно зловещий вид. У молодых твирдов ствол красноватый, а плотная, кожистая листва — ярко-зелёного цвета. Когда дерево стареет, ствол становится чёрным, да и листья темнеют едва ли не до черноты и только на солнце отливают ядовитой зеленью.

В тот день солнца не было. Над островом висело дымчато-синее небо, а заросли твирда, раскачиваясь на ветру, казались ожившими тенями скал, у подножия которых они росли.

"Остров танхов, живых теней", — подумал Айнагур.

Он никогда не видел таких огромных и старых твирдов. Наверное, эти деревья посадили ещё боги. Или те первые люди, которых они научили своему языку. Сухие твирды наоборот становились светлыми. Мёртвые, давно высохшие деревья белели в темноте рощ, словно седые пряди в чёрной косматой шевелюре.

На острове было всего одно селение — домов двадцать, не больше. К нему вела пыльная дорога, по обочинам которой бродили хайги, старательно выщипывая чахлую жёлтую травку. А возле самого первого дома, имевшего совершенно заброшенный вид, скрипело на ветру сухое дерево, огромное и корявое, похожее на зловещую сгорбленную фигуру. На одной из верхних ветвей сидела большая чёрная птица — харг, гроза мелких птах и полевых зверьков. Харг подозрительно косил на Айнагура круглым сизовато-чёрным глазом. И тощие хайги, что паслись у входа в деревню, время от времени поднимали головы, поглядывая на пришельца угрюмо и неприветливо.

Столь же неприветливы оказались и местные рыбаки. На вопрос Айнагура, где тут живёт колдун, одни с усмешкой отводили глаза, другие смотрели на него, как на сумасшедшего. Только один старик заговорил с ним, да и то отнюдь не дружелюбно:

— Зачем тебе колдун, если ты не знаешь, где он?

И заметив недоумение Айнагура, добавил:

— Кому он действительно нужен, тот находит его без вопросов.

— Так ты не можешь сказать, где он живёт?

— Он живёт там, где ему хочется. Откуда ж мне знать?

Айнагур начал злиться. Этот тощий косоглазый старик, который смотрел не то на него, не то куда-то мимо, раздражал его всё больше и больше.

— Послушай, милейший, здесь, на острове, бывает светловолосый юноша? Красивый такой, моего возраста… Он сын лимнарга…

— Да мало ли кто здесь бывает, — уклончиво ответил старик. — Мы занимаемся своими делами и в чужие не лезем. Рыбачим, хайгов пасём. Ты, парень, видно, и сам толком не знаешь, чего ищешь. Так ведь можно найти такое, что и не обрадуешься… Садись-ка ты лучше в свою лодку да плыви назад. Благо, ветер попутный. Считай, что это тебе знак и ответ на все твои вопросы.

— Хорошо. Позволь мне задать последний вопрос. Кто этот колдун? Одни говорят — колдун, другие — колдунья. Кто это — мужчина или женщина?

— Да когда как. Когда мужчина, а когда женщина. Может и зверем обернуться, и птицей… Вон видишь — хайнагур сидит на дереве, смотрит на нас. Может, это и есть колдун.

— К-кто? Как ты сказал? — заикаясь, пролепетал Айнагур. — Как ты его назвал?

— Хайнагур мы его зовём, — ответил старик. — Священная птица Танхаронна. Мы не забываем старших богов. Знать-то, вы иначе называете. У нас тут, говорят, больше всего старых слов осталось. Иногда приедешь на ярмарку в Эриндорн, да и в тот же Линд, скажешь что-нибудь, а на тебя вылупятся — не понимают. Ты чего это, парень? Побелел, как мертвец!

— Да нет, ничего, — попытался улыбнуться Айнагур. — Спасибо тебе. И прощай.

— Прощай, прощай… Счастливо до дома добраться.

Пройдя несколько шагов, Айнагур услышал за собой не то стариковское покашливание, не то ехидный смешок. Он оглянулся. Старика уже не было. Чёрная птица неподвижно сидела на огромной корявой ветке, словно на плече гигантского колдуна.

Айнагур спешил к берегу. Ему хотелось поскорей отсюда убраться. Зачем он сюда приехал? А эта птица… Почему они так называют харгов?

Только он это подумал, как вслед ему раздалось хриплое и пронзительное:

— Хайна-гурр! Хайна-гурр!!

Над головой метнулось что-то чёрное. Айнагур вздрогнул и посмотрел вверх. Птица сделала над ним круг и скрылась в роще тёмных деревьев — тень вернулась в царство теней.

Неужели это кричал харг? Они же вроде не кричат, а только щёлкают клювом, подзывая друг друга в период брачных игр… Недаром в народе харгов прозвали молчунами. Они самые «неразговорчивые» из пернатых.

— Хайна-гурр! — кричали ему из чёрных зарослей твирда — копошащаяся тень у подножия серой скалы.

Он грёб изо всех сил, несмотря на попутный ветер, который дул сильными порывами и, казалось, толкал его в спину, а издалека неслось хриплое "хайна-гурр!"

— Почему мне дали такое дурацкое имя? — спросил он дома у деда.

— Чем он тебе не нравится?

— Сроду не встречал людей, которых бы так звали.

— В Валлондоле давно уже дают имена, не интересуясь их значением… — дед казался смущённым. — А я всё-таки спросил у него, что это означает. И он сказал: "Прося помощи у тёмных сил, не задают лишних вопросов".

— Кто сказал?

— Чёрный абллург.

— Кто-о?

— Видишь ли, Айнагур… Твой отец покинул твою мать, когда она носила тебя…

— Подожди… Ты говорил, мой отец погиб.

— Он действительно потом погиб. Он приезжал сюда, когда тебе было два года. Я ещё не хотел его пускать сначала… Он упросил меня взять деньги. Для тебя. Сказал, что чувствует себя виноватым — и перед ней, и перед тобой. Ещё бы! Я никогда не сомневался, что именно его уход и стал причиной её смерти. Она сразу начала болеть. Моя бедная девочка чахла прямо на глазах. У неё ещё хватило сил дать тебе жизнь, но на свою собственную жизнь у неё уже сил не хватило. Ты осиротел, едва появившись на свет, и был так слаб… Я боялся, что ты отправишься следом за ней. Мы с твоим дядей отвезли тебя к чёрному абеллургу. Люди иногда просят помощи у древних богов — ведь первые боги очень мудры… Но это делается только в крайних случаях. Тут и был крайний случай. Ты остался жить, Айнагур, а имя… Тот человек сказал, что вместе с этим именем ты получишь долголетие. Наверное, оно что-то такое и означает. А чем оно тебе не нравится? Красивое имя, очень древнее. А главное, необычное.

— Даже слишком, — усмехнулся Айнагур. — Дед, а птица харг… Она у нас водится?

— У нас, на Милде? Откуда? У нас тут ни леса, ни гор настоящих. Харги гнездятся в скалах, но там, где лес поблизости. Они всё больше в Вириндорне водятся… Ну ещё на островах к востоку от Линда. Я их мало видел. Их вообще, говорят, мало. Самка харга только три раза в жизни сносит яйцо, одно единственное. Правда, живут они очень долго. В Вириндорне их даже называют вечными птицами. Если это вообще птицы… Их считают слугами Танхаронна, самого древнего бога, а значит, они появились ещё до того, как молодые боги населили Эрсу живыми тварями. В Вириндорне считают, что харги — это танхи, порождения тьмы… Знаю, знаю, ты не веришь во все эти сказки. Ну, дело твоё.

— А сколько они живут?

— Не знаю. Этого никто не знает, но говорят, намного дольше людей. И вроде бы, это потому, что они питаются мертвечиной.

— Но они же охотятся.

— Да, но, убив свою жертву, харг съедает её не сразу. Уносит в своё жилище где-нибудь в расщелине скалы или в дупле старого твирда — они любят эти деревья. И съедает добычу где-нибудь через пару дней.

— А как они кричат?

— Я не слышал. Они вроде как-то клювами щёлкают, когда друг дружку зовут. Ещё рассказывают, будто эти птицы говорить умеют… Или только некоторые из них. Чёрные колдуны с ними даже беседуют. Я уж не знаю, правда это или нет.

Ночью Айнагуру приснился странный сон. Он бродил по острову Вигд и искал Ральда. Он догадывался, что Ральд где-то в роще. Айнагуру не хотелось туда идти — в это царство живых теней, но юный лирн позвал его.

— Айнагур! — его чистый, звонкий голос пронёсся над островом, и сердце Айнагура радостно забилось. Они не раз так играли на Абеллане. Это называлось "игра в голоса". Кто-нибудь прятался в роще и время от времени выкрикивал имя того, кто его ищет. Тот должен был найти его по голосу. Айнагуру ещё ни разу не удавалось найти Ральда — даже когда ему казалось, что голос звучит совсем рядом, в двух шагах. И как он умудрялся ускользнуть? Богам легко дурачить простых смертных… "Ну уж сейчас-то я тебя найду, — думал Айнагур, с опаской входя в рощу твирда. — Я тебя обязательно найду…" Вскоре он увидел белеющую в темноте тонкую фигурку Ральда и побежал, преодолевая страх, шарахаясь от чёрных теней, которые с тихим шепотом тянули к нему корявые ветви. Он со всех ног бежал к белой фигурке, что манила его издали и звала: "Айнагур!" И вдруг увидел, что это не Ральд. Перед ним был белый изогнутый ствол сухого твирда. "Хайна-гурр!" — крикнула ему в лицо огромная чёрная птица. Она сидела на длинном суке и пронзительно смотрела на него своими круглыми сизовато-чёрными глазами. Он кинулся прочь, к берегу, а за спиной у него злорадно шептались тени, кто-то хихикал. Или покашливал…

Несколько лет спустя, в Эриндорне, Айнагур увлёкся изучением старых и новых наречий Валлондола. И выяснил, что слово айнагур или хайнагур, сохранившееся в южных говорах, — очень древнего присхождения и означает "высоко летающий хищник". (Х)ай — «высокий», на — «летать», а корень — гур-/-хур- обладает довольно широким кругом значений — "ловец, охотник, хищник". Этот же корень он обнаружил и в слове гурния — так называли большую, хищную рыбу, которой боялись все, кроме килонов, и в слове хургал, что означает "хищный гал". Маленьких ручных галов держали чуть ли не в каждом доме. Это были милые зверьки с гладкой шёрсткой и огромными глазами, очень ласковые и игривые, правда, несколько своенравные. По экстерьеру хургалы действительно напоминали своих ручных собратьев. Но только не по размерам и не по нраву. Огромные свирепые звери с серебристо-голубой шерстью жили в горных пещерах и охотились на турнов. Зимой они становились голубовато-белыми, а серебряный узор проступал чётче. Шкуры хургалов, убитых зимой, ценились больше. Вся линдорнская знать щеголяла в мантиях из белого хургала. У Ральда тоже был такой плащ.

Ральд… Его имя, как и название белой птицы с хохолком, похожим на венец, тоже восходило к древнему корню. — Раль-/-рааль-/-рахаль- "высокий, возвышенный, светлый". Совсем другое значение, чем у корня — ай-, который звучал в слове айнагур. Ай — "высокий, находящийся высоко, поднявшийся высоко". Поэтому айнагур переводится как "хищник, летающий на большой высоте". А Ральд — "высокий, возвышенный"… Как бы близко ни подлетала к тебе птица раль, ты никогда не коснёшься рукой её чистого белого оперенья. Ральд значит высокий, а Айнагур — тот, кто высоко забрался.

Он злился, глядя на пожелтевшую страницу старого словника. Потому что понимал — как бы высоко ты ни вскарабкался, ты никогда не станешь выше того, кто тебя действительно выше.

Однажды он попытался это сделать. То есть пытался-то он всю жизнь, но тогда попробовал первый раз…

Глава 7. Цветочный павильон.

В красавицу Линну, дочь коннума Ульда, была влюблена вся дворцовая молодёжь. Её прочили в невесты Гурду, они и по возрасту друг другу подходили, но девушка явно отдавала предпочтение младшему сыну лимнарга. Ральду и Айнагуру тогда только-только сравнялось пятнадцать, а Линне было уже шестнадцать.

— Она же старше тебя, — сказал как-то Айнагур. — Ненамного, конечно, но… Жену лучше брать помоложе. Она ведь раньше состарится.

— Она не успеет, — ответил Ральд. — Мы с ней не успеем состариться.

Айнагура больше всего поразила спокойная уверенность, с которой были произнесены эти слова.

— Откуда хоть у тебя такие унылые мысли?

— Унылые мысли — это когда думаешь о старости. Пожалуй, я даже рад, что никогда не буду стариком.

— Ну и в каком возрасте ты собираешься нас покинуть? — весело поинтересовался Айнагур. — Раз уж ты знаешь…

Он умолк, наткнувшись на взгляд Ральда. Юный лирн смотрел на него так, словно картина, которую он видел лишь в общих чертах, вдруг предстала перед его взором во всех деталях.

"Вечно ведёт себя так, будто всё знает наперёд", — раздражённо подумал Айнагур.

— Всего не знает никто, даже боги, — сказал Ральд и пошёл прочь.

А Айнагур остался в недоумении. Ральд словно прочёл его мысль… Или просто ответил на вопрос? В последнее время его вообще было трудно понять. В последнее время он побаивался Ральда. А тот и вовсе его избегал — насколько позволяли правила вежливости.

Айнагур, пожалуй, единственный из всех юношей в замке не был влюблён в Линну. Эта всеобщая любовь давно уже не вызывала у остальных девушек ни ревности, ни досады. Она была сродни поклонению богине. А Айнагур… Линна нравилась ему. Она была истинная лирна — тонкая, белокожая, узколицая, с огромными прозрачными глазами и светло-пепельными волосами, отливающими нежной голубизной. Этот голубоватый оттенок волос был редкостью даже у лирнов. Считалось, что в таких людях особенно явно сказалась божественная кровь предков. Длинные локоны Ральда тоже отливали голубым. Они с Линной были похожи. И если она нравилась Айнагуру, то лишь поэтому. А любить он мог только одного человека на свете. Того, которого он больше всех ненавидел.

Айнагур не сразу понял, как относится к Линне Ральд. Это с остальными всё было ясно. Непроницаемость Ральда всегда его раздражала. А однажды Айнагур заметил, как он смотрел на Линну, укрывшись в тени колонны. Она с кем-то разговаривала и не видела его.

Царящая в Линдорне свобода нравов давно вошла в поговорку. Ральд в свои пятнадцать уже не был девственником. Может быть, он потому робел перед Линной и поначалу так упорно её избегал, что она значила для него гораздо больше, чем все его предыдущие подруги. Так ведь часто бывает: лёгкое увлечение располагает к быстрому знакомству и непринуждённому общению, а подлинная страсть какое-то время держит на расстоянии. Страсть — это огонь, а с ним играть опасно. Даже детям воды. Ральд умел отделять главное от мелочей. В его прозрачных голубых глазах светилась божественная мудрость. И печаль, странная в столь юном существе. Он ведь так и не достиг зрелости. По годам. Духом он созрел раньше своих старших братьев.

Айнагуру в общем-то всегда везло с девушками. Он выглядел старше своих лет, был высок ростом, хорош собой и к тому же слыл весьма умным юношей. Сочетание острого ума и галантности с его низким происхождением, а также дружба с сыном лимнарга делали его ещё более интересным в глазах прекрасной половины Белого замка. И всё же никогда не надо преувеличивать значение своей персоны для окружающих.

Почему Линна вдруг пожелала выделить Айнагура из всех своих многочисленных поклонников? Ей всегда нравились его шутки, находчивость. Ральд в последнее время был скован, молчалив, всех сторонился, бродил по замку, как тень. Он измучил и себя, и её. Почему она вдруг кинулась к Айнагуру? Наверное, это было отчаяние… Или месть? Ральду.

"Она не имела права так поступать, — думал потом Айнагур. — Я ведь тоже человек. Конечно, не потомок богов, но… Какое она имела право играть моими чувствами?"

Вообще-то он понимал, что его низкое происхождение тут ни при чём. Да и не играла она его чувствами. Скорее всего, Линна видела, что никаких чувств у него к ней нет. Сам напросился. Тоже решил отомстить Ральду… Да где тебе! И нечего строить из себя обиженного. Линна поняла, что поступила некрасиво. Потом она попросила у Айнагура прощения — это было хуже, чем плевок в лицо… А не суйся, когда боги выясняют отношения. Не лезь между ними, а то ещё невзначай наступят тебе на хвост. Ему и наступили. Правда, потом пожалели. И зря. Сам виноват.

Айнагур помнил, как они целовались в Цветочном павильоне. Ему казалось, что статуя юного бога возле фонтана смотрит на них с презрением. Статуя, сделанная Гильдаром с младшего сына лимнарга Ральда. А потом он заметил и самого Ральда. Тот стоял у перил в верхней галерее и явно всё видел. Его узкое лицо белым пятном светилось в вечерних сумерках. И Айнагур сразу понял, почему она оказалась столь податливой. Она тоже заметила Ральда. Поняв это, Айнагур разозлился. И чем больше он злился, тем агрессивнее на следующий день демонстрировал Ральду свою «победу», тем более вызывающе с ним держался. А Ральд смотрел сквозь него, словно не замечая этого глупого торжества. Да и чем там было гордиться? Тем, что тобой воспользовались, как куклой, точнее, как частью бутафории в спектакле? Ну сорвал он тогда этот несчастный поцелуй. Сорвал цветок в Цветочном павильоне Белого замка… Вернее, ему бросили его в лицо. И даже не ему в лицо, другому… Этот цветок быстро увял, а остальные цветы достались тому, кому и должны были достаться. Ральду.

После этого случая Линна долго избегала их обоих. Однажды Айнагур встретил её на Абеллане и едва не отшатнулся, наткнувшись на её взгляд, полный горечи, стыда и отвращения. Отвращения к нему, к себе, ко всему на свете, но только не к тому, кому она хотела отомстить. Какое может быть удовлетворение от мести любимому человеку?

Ральд всё понял. И отбросил прочь своё уязвлённое мальчишеское самолюбие, а ведь это порой не могут сделать даже взрослые мужчины. Даже взрослые порой не понимают, что настоящая гордость не имеет ничего общего с мелочной обидчивостью и глупыми играми по принципу "кто кого". Ральд всегда умел отделять главное от пустяков, которыми так часто всё обрастает.

Судьбе было угодно опять свести всех троих в Цветочном павильоне. В этот раз на галерее оказался Айнагур, а они были внизу, у фонтана. Они не видели его. Действительно не видели. Ральд хотел поцеловать Линну, но девушка опустила глаза и мягко отстранилась.

— Не надо, — попросила она. — Не здесь. Я не люблю это место. Пойдём отсюда…

А он всё равно обнял её и поцеловал. Так уверенно, властно и нежно. Айнагур бы сроду так не сумел.

— Это очень красивый павильон, — сказал Ральд. — Статуи для него сделал мой лучший друг Гильдар. Мне всегда здесь хорошо, а сейчас, с тобой, особенно. Белому замку уже много-много лет, и люди, которые в нём жили, иногда лгали — и себе, и другим. Но это же не значит, что его надо разрушить. Посмотри, как здесь красиво, Линна, и, пожалуйста, забудь всё плохое. Нам больше незачем друг друга обманывать.

Айнагур тихонько удалился, а они там, наверное, весь вечер целовались.

Как ни странно, после этой истории его отношения с Ральдом слегка улучшились. Может быть, потому, что Ральд чувствовал себя немного виноватым, хотя и не был перед ним ни в чём виноват. Просто далеко не всем доставляет удовольствие торжествовать над неудачливым соперником. Но никакой теплоты между ними уже не было. И Ральд по-прежнему его избегал, хотя и не демонстрировал этого. Он никогда ничего не демонстрировал, но Айнагур всё более явственно чувствовал в отношении к нему Ральда нечто вроде опасливой, холодной брезгливости. И всё чаще вспоминал прошлогодний разговор. "Можно очень долго скрывать что-то тёмное в душе от людей, но не от богов…"

"Тоже мне, потомок богов, — озлобленно думал Айнагур. — Да это я тебя вижу насквозь. И всех вас. Зазнайки! Всё вы лжёте. Вы только и делаете, что любуетесь собой и никого, кроме самих себя, не видите. Белому замку уже много-много лет… И в течение всех этих лет там лгали. И лгут. Там всё ложь!"

Иногда ему и впрямь казалось, что Белый замок — это нечто, в реальности не существующее, что это обман, иллюзия, чья-то красивая выдумка, божественная игра… Или сон, который держит тебя в плену и от которого невозможно очнуться, пока ты, наконец, чего-нибудь не испугаешься и поневоле не захочешь проснуться…

Глава 8. Игры богов.

Игру в маски, известную ещё под названием "игра богов", любили во всём Валлондоле, но, наверное, нигде её не любили так, как в Белом замке. Иногда её затевала молодёжь, занимая для этого южные залы и павильоны, а иногда игра охватывала весь замок и всех его обитателей. Лимнарг мог ходить в костюме повара, а кучер в одеянии лимнарга или коннума. Кто-то надевал фаллунду абеллурга, кто-то обряжался, как дворцовый лекарь… В этот вечер каждый мог сказать кому угодно всё, что он о нём думает. Но для этого надо было узнать того, с кем бы ты хотел объясниться, дабы не попасть в неловкое положение. Тот, кто узнает скрывающегося под маской, имеет право задать ему любой вопрос, а если отвечающий солжёт, то он, согласно поверью, не доживёт до следующего цикла. И ещё узнавший может попросить узнанного о чём угодно, и тот не должен ему отказывать. Иначе его постигнет то же наказание. Костюмы и маски тщательно продумывались, и каждый старался выглядеть так, чтобы его не узнали, хотя, конечно, к условиям игры относились уже далеко не так серьёзно, как в стародавние времена. В древности эта игра была частью ритуала, и в начале каждого цикла, сразу после Затмения, костюмированное действо охватывало все поселения Валлондола.

— А почему это игра богов? — спросил однажды у деда маленький Айнагур. — Разве боги играют?

— А почему бы и нет! — засмеялся дед. — В эту игру играли самые древние боги.

— Линд и Лайна?

— Нет. Линд, Лайна, Эрин — молодые боги. Не они были первыми хозяевами Эрсы…

И дед рассказал Айнагуру легенду о старых и молодых богах, давным-давно придумавших игру, которую по сей день любили все валлоны.

Сначала была Беспредельная Тьма, двуполое божество — Танхаронн или Танхаренн. Потом оно распалось на две сущности — мужскую и женскую, Мрак и Беспредельность — Танхара и Энну. И породили они старших богов: бога времени Карна, бога льда Харранга, бога камней Маррона, небесного бога Невда, а также Эрну — богиню яркой луны. Причём вся женская сущность была потрачена на Эрну, перелилась в неё, и бог тьмы Танхаронн перестал быть двуполым божеством.

Старшие боги сотворили Эрсу, и была она сначала обителью холода и мрака. Она вся состояла из камней и льда. На юге было больше камней, на севере льда. На юге, во владениях каменного бога Маррона, попадались маленькие островки бесплодной земли, твёрдой и каменистой, а к северу простиралось ледяное царство, в котором лёд если иногда и подтаивал, то совсем чуть-чуть, и появлялись небольшие озерца, где было больше ледяного крошева, чем воды. Эту унылую, холодную обитель со всех сторон окружала тьма, которую лишь иногда немного рассеивал свет Эрны. Три брата — Невд, Харранг и Маррон — соперничали из-за красавицы Эрны. И бог тьмы, самый древний бог, которого называли и Танхар, и Танхаронн, тоже полюбил Эрну, ибо видел в ней свою утраченную половину, свою супругу-близнеца Энну. Танхаронн и Невд хозяйничали в Верхнем мире. Танхаронн, как старший, выбрал себе владения пониже, а следовательно поближе к Эрсе, потому-то она и была окружена мраком. А небесный бог Невд жил далеко и не смел проникнуть в царство тёмного бога, который стоял между ним и Эрсой. На Эрсе жили правители Среднего мира — Харранг и Маррон. Все три брата боялись Танхаронна, ибо он был их родителем. Одна лишь Эрна его не боялась, и ей был открыт доступ в любое царство — ведь её желали все мужские боги.

Сперва она досталась старшему, Танхаронну, и родила от него дочь Арну — богиню бледной луны, и сына Ханнума — бледного, как и Арна, и мрачного, как его отец, повелитель тьмы. Ханнум не пожелал подняться с матерью в Верхний мир, а в Среднем не захотел жить, потому что мечтал о собственном царстве. И стал он владыкой Нижнего (Подземного) мира. От Харранга Эрна родила дочь Лайну — богиню земных вод, от Маррона Гиллу — богиню земли, а от светлого небесного бога Невда двух близнецов — Эрина и Линда. Да так и осталась жить там, высоко, с небесным богом.

Эрин и Линд росли в Верхнем мире, радуя отца и мать своей красотой и добрым нравом, оба светловолосые, голубоглазые и очень похожие друг на друга. Эрин — бог солнца, и Линд — бог небесных вод. Бойкому, воинственному Эрину уже удалось потеснить своего грозного дядю, а вернее, деда, Танхаронна, и тот с ворчанием уступил ему часть суток. Теперь на Эрсе были день и ночь. Правда, день ещё не такой светлый, как сейчас, — Эрин ещё не набрался сил. Невду и Эрне давно надоела холодная, бесплодная Эрса. Они для того и родили Эрина и Линда, чтобы дать ей свет, тепло и влагу, украсить её растениями и населить живыми существами. Но Харранг и Маррон не желали ничего менять на Эрсе. Каждый из них втайне мечтал лишь об одном — свергнуть брата и царствовать здесь безраздельно. Эрину и Линду очень хотелось отстранить от власти старших богов, но они были ещё слишком слабы, чтобы воевать с Харрангом и Марроном. А одолеть их близнецам хотелось не столько из-за самой власти, сколько по другой причине. Эрин был влюблён в дочь Маррона Гиллу, богиню земли, а Линд — в дочь Харранга Лайну, богиню земных вод. Но не могли братья соединиться со своими возлюбленными, ибо повелитель камней и ледяной бог держали дочерей в заточении. Гилла томилась в каменном дворце на юге, а Лайна — в ледяном на севере. Сколько ни приходили юные боги к своим грозным дядьям с подарками, те и слушать не хотели ни о каком сватовстве. Знали они, к чему это может привести. Наконец Харранг, который был не добрее своего каменного брата, но отличался более живым нравом и даже время от времени любил поразвлечься, устав от назойливости Линда, предложил ему следующее: узнаешь меня во время игры, уступаю тебе своё царство на Эрсе и всё, что в нём есть. Даю слово бога.

Харранг был уверен, что Линду сроду его не узнать среди харнов, танхов и призраков. Харны — это подданные Харранга. Когда они ему не были нужны, они в виде ледяных статуй украшали его дворец. А по его приказу оживали и принимали любой облик: то прекрасного юноши, то белого пушистого зверя, то вообще какого-нибудь причудливого существа — очень милого или наоборот отвратительного, страшного. Танхи — слуги Танхаронна. Это живые тени, тоже умеющие менять своё обличье. Ну а бледная Арна обычно являлась в гости с целой свитой призраков. Игра, которую иногда затевал в своём ледяном дворце Харранг, была чем-то вроде маскарада. Только богам и демонам ни к чему выдумывать костюмы и надевать маски. Они же способны мгновенно изменять свой облик. И когда Линд явился в ледяной дворец, тоже, естественно, в другом обличье, он увидел столь причудливое сборище, где всё менялось на глазах, что сразу приуныл. Как ему узнать Харранга, если он не может даже понять, какие из украшающих дворец ледяных статуй действительно являются статуями, а какие харнами. И тут ему помог Каменный бог. Очень уж Маррону хотелось отнять царство у своего брата, чтобы править на Эрсе одному. Эрина и Линда он не боялся. Главное — отстранить от власти Харранга, который связал себя словом и, проиграв, будет вынужден отступить, а с этими двумя он справится. Они ещё молоды и недостаточно сильны. Маррон слишком поздно понял, как он просчитался. А пока он решил помочь Линду выиграть у Харранга царство. Подошёл он к нему в образе прекрасного юноши и сказал: "Есть у Харранга чудесное зеркало, которое ему подарил племянник, бог Подземного мира Ханнум. В кого бы ты ни превратился, какое бы обличье ни принял, это зеркало отражает твой истинный облик. Оно висит в одной из верхних комнат дворца, где почти никто не бывает". Надо было только заставить Харранга встать перед этим зеркалом. Линд попросил Маррона придумать что-нибудь такое, чтобы все покинули верхние покои дворца, увести всех подальше, пока он перенесёт зеркало из той потайной комнаты в большой зал. Зеркал там много, никто сразу и не заметит, что появилось ещё одно. А повесить его Линд решил напротив входа, чтобы каждый вошедший в нём отражался. Незаметно перевесив зеркало, Линд пустил среди гостей слух, что в главном зале верхнего этажа сейчас находится проникший во дворец неведомый бог. Он хочет свергнуть Харранга, ибо знает один секрет, который и поможет ему осуществить задуманное. Этот бог обладает огромным могуществом, а явился он сюда под видом гостя. Услыхав такое, все, естественно, ринулись в тот зал, и в числе первых Харранг — ему ли было не всполошиться после такого сообщения. А Линд уже был там и ждал. Он встал так, чтобы видеть отражение каждого входящего. И сразу заметил, что один безобразный харн с бесцветными глазами и трёхпалыми ручищами отражается в волшебном зеркале как Харранг. Другие этого не заметили. Зеркал вокруг было много, народу и подавно, да ещё все были так взбудоражены только что услышанным известием… Все ходили и пялились друг на друга, пытаясь угадать, кто из гостей явился сюда, чтобы свергнуть ледяного бога. А Линд подошёл к тому лже-харну, крепко схватил его за руку и, приняв свой истинный облик, сказал: "Я и есть тот неведомый бог, который вздумал отнять у Харранга царство. И я действительно знаю секрет, который поможет мне это сделать. Вернее, уже помог. Я узнал тебя, Харранг. Ты проиграл мне своё царство". Подвёл он этого «харна» к волшебному зеркалу, и все увидели Харранга. Ледяной бог затрясся от злости, но делать было нечего. Знал он, что проигравший бог теряет половину своей силы, а бог, не сдержавший слова, может вообще лишиться всей силы. У богов ведь тоже есть правила, которые нельзя нарушать. "Хорошо, — сказал Харранг. — Будь владыкой на Эрсе, маленький, глупый божок. Всё, что ты здесь видишь, твоё. Найдёшь мою дочь — бери её в жёны. А я удаляюсь". И Харранг исчез. А Линд отправился искать Лайну. Она была заточена в одном из ледяных замков, но в котором? Линд их все обошёл. И в каждом плутал по несколько дней, то и дело оказываясь на одном и том же месте, — так хитро они были построены. Иногда ему казалось, что сквозь ледяную стену он видит Лайну, или где-нибудь в дальнем зале проскальзывало в зеркале её отражение… Он мчался туда, но никого не находил. Это всё были злые шутки харнов. В каком-то из дворцов она даже вышла ему навстречу, улыбаясь и протягивая к нему руки. Обрадованный Линд уже было хотел заключить возлюбленную в объятия, но наткнулся на ледяную статую, которая тут же превратилась в безобразного хихикающего харна. К счастью, на помощь Линду пришёл его брат Эрин. И случилось чудо — ледяные замки вдруг стали таять на глазах. Солнечный бог наконец-то возмужал, и все увидели, какой великой силой он обладает. Растаяло ледяное царство, в том числе и дворец, где Харранг спрятал Лайну. Вышла она на свободу, и на Эрсе появились озёра, реки и все водяные твари.

А вскоре и Линд помог брату найти возлюбленную. Эрин знал, что красавица Гилла ещё томится в заточении. Её отец Маррон — царь бесплодия, владыка камней и бесплодных земель. Сколько ни пытались Эрна и Невд населить Эрсу живыми существами и покрыть её растениями, он у всех похищал жизнь. Всё мертвело от одного его взгляда. А Гиллу он не просто заточил в своём каменном дворце, он отнял у неё жизненную силу. И лежала она в полном забытьи. Тогда Линд, а ведь он был богом небесных вод, послал сильный-сильный дождь. Вода уже не замерзала и не превращалась в лёд, как раньше. Всё стало мокрым. Дождь шёл долго-долго, и его капли поникли в каменный дворец Маррона. Ведь даже маленькая капля воды долбит камень. Вода сильна, она носительница жизни. Упали капли дождя на Гиллу, и очнулась она от забытья. Стала звать на помощь. Линд и Эрин услышали её голос и поняли, где она. Только пришлось им долго сражаться с Марроном, прежде чем они освободили прекрасную Гиллу. Побеждённый Маррон пригрозил, что когда-нибудь отомстит племянникам за такую неблагодарность. Разве не он помог им отстранить от царства Харранга? Но стоит ли обижаться на неблагодарность тому, кто сам предал своего брата? А между тем прекрасная Гилла вышла на свободу, и всё вокруг зазеленело, покрылось цветами, выросли деревья. Боги населили Эрсу живыми существами, в том числе и людьми.

А Маррон и Харранг хоть и утратили былое могущество, всё равно остались богами. Говорят, царство Маррона где-то за горами и даже ещё дальше. Царство камней и бесплодных земель. Небольшое, но он там хозяин, и лучше туда не соваться. И сам он не выходит за его пределы, потому что боится мести своего брата Харранга. Тот ведь догадался, кто помог Линду, кто показал ему волшебное зеркало. Сам Маррон не покидает своё царство, но у него есть слуги, которых он может посылать куда угодно. Это демоны марги. По приказу своего господина они устраивают в горах обвалы и заманивают людей в пропасти. А в бесплодных каменистых землях за Саррондоном живут мангуры — страшные зубастые твари размером с хортов. У мангура когтистые лапы, гребень вдоль спины и хвоста, а кожа тверда, как камень, и почти неуязвима. А по цвету эти звери не отличаются от желтовато-серых камней, среди которых они и прячутся, подкарауливая добычу. При этом могут целыми днями сидеть совершенно неподвижно. Настоящие каменные демоны. Говорят, мангур не нападает только на того, кто может выдержать его взгляд. Но не так-то просто выдержать этот взгляд. И ещё о Марроне. Есть в Валлондоле огнедышащая гора — вулкан Кармангор, который однажды уже причинил валлонам немало горя. Согласно легенде, был у Маррона любимый слуга — гигантский мангур по имени Кармангор. Он верно служил каменному богу и помогал ему в борьбе со всякого рода противниками. Один раз даже по приказу Маррона попытался похитить у Эрны и сожрать младенца Эрина. К счастью, отец Невд вовремя подоспел и выхватил Эрина из пасти Кармангора. Но гигантский мангур успел-таки глотнуть немного огня — ведь младенец-то был солнечным богом. И стал Кармангор огнедышащим. И возомнил, что теперь он сильнее господина. Решил он свергнуть Маррона, чтобы самому править Каменным царством. Но недооценил дерзкий слуга своего хозяина. Маррон превратил непокорного в каменную гору. С тех пор Кармангор и стоит неподвижно, но огонь остался при нём. Однажды он уже изверг его из своей огромной пасти вместе с камнями и раскалённым пеплом. Теперь он спит, но когда-нибудь опять проснётся. Маррон ещё не раз отомстит людям за то, что заселили его бывшее царство.

Харранг после стычки с младшими богами ушёл в горы, на самые вершины, где всегда снега и ледники. Осенью он спускается всё ниже и ниже, покрывает льдом горные озёра, а зимой в течение целого года гостит на земле, на время и здесь устанавливая свои порядки — замораживает все водоёмы. Особенно он радуется, когда в конце зимнего года Эрин покидает Эрсу. В течение двух последних зимних хельмов на земле царят холод и мрак — совсем как в те далёкие времена, когда Харранг был почти полновластным ходяином Эрсы. С наступлением весны ледяной бог опять уходит в горы. Его подданные, харны, — коварные демоны. Они устраивают снежные лавины, вьюги, заметают снегом тропинки, сбивая путников с дороги. Они же усыпляют замерзающих, нашептывая им сладкие речи и навевая приятные сны, от которых люди просыпаются уже только в Подземном царстве Ханнума. Поэтому считают, что харны служат и Харрангу, и Ханнуму. Хургалов, хищников, обитающих в горных пещерах, тоже считают слугами Харранга. А иные говорят — Ханнума. Вообще, ледяной бог любит своего племянника и часто гостит в его Подземном царстве. Что касается бога Нижнего мира, то он, хоть и дружит со старшими богами, ничего не имеет и против молодых. Они создали людей, смертных. После смерти люди уходят под землю, к Ханнуму, пополняя число его подданных.

Бог тьмы Танхаронн, конечно, уступил Эрину часть суток, но не утратил своего былого могущества. Его слуги танхи, живые тени, считаются самыми страшными из демонов. Ещё ему подчиняются харги — хищные чёрные птицы, и тригги — мохнатые существа со светящимися в темноте глазами, не то зверушки, не то маленькие человечки… А вообще-то они, говорят, умеют изменять свой облик и часто превращаются в домашних животных. В галов, например. В Валлондоле никогда не обижают галов, и ребёнок, вздумавший подёргать этого зверька за хвост, рискует получить хорошую трёпку. Тригги очень коварны. Живут они всё больше в сельской местности, и ни одна хозяйка не ложится спать, не поставив у порога миску с молоком. Надо же как-то задабривать триггов, а то ещё начнут пугать тебя по ночам. Или откроют загон — вся скотина разбежится. А могут сделать так, что сарки нестись перестанут, а гуны молоко давать. Тригги особенно активны в периоды, когда восходит бледная Арна. Ей они тоже подчиняются. Это танхи подчиняются одному лишь Танхаронну. Самый древний бог благоволит к своим детям Арне и Ханнуму, а бог Подземного царства и богиня бледной луны очень дружны. Ханнум повелевает призраками и душами умерших. Сам он не покидает подземных пещер, но позволяет Арне выводить из преисподней своих подданных. Недаром Арна часто появляется в окружении призраков. Иногда он даже позволяет ей на время оживлять мертвецов. Ханнум живёт только в Нижнем мире, а его сестра Арна как бы связывает Нижний, Средний и Верхний миры. Не зря же её называют богиней трёх миров. Арна — покровительница колдунов. В Валлондоле знают, что её абеллурги и абельханны1 умеют вызывать души умерших и насылать порчу. Они вообще много чего умеют, но секретов своих не выдают. Огромная серебристо-белая птица ханн — тоже слуга Ханнума, но иногда слушается и Арну. Поистине, Арна — самая загадочная из богинь.

У Линда и Лайны много детей. Их называют лирнами.

Это младшие водяные божества, которые живут в озёрах, реках и прочих водоёмах, — белокожие, с прозрачными голубыми глазами и серебристыми волосами, отливающими голубизной. Лирны — вечно-юные божки обоего пола, то дети, то совсем молоденькие юноши и девушки. От браков людей и лирнов произошли владыки Линдорна. Те, которые сейчас называют себя лирнами. У них иногда рождаются дети с чудесными голубоватыми волосами. Потомки водяных богов могут подолгу находиться под водой и даже плавать подо льдом. И вообще не боятся холода. Ведь их праматерь Лайна столько времени провела в ледяном заточении. А ледяной бог им вроде бы как прапрапра…дедушка. Из всех валлонов только лирны не боятся харнов. Лирны — дети Линда и Лайны, а ещё у водяных богов есть подданные — водяные демоны вельги. Эти демоны не имеют постоянного обличья. Вельг может являться человеку в образе рыбы или килона.

У Эрина и Гиллы родилась богиня лесов Вирда, а также младшие божества, которые населяют леса, луга и рощи Валлондола. Это гильды и вирны. Гильды — юные девы, спутницы богини лесов. А вирны — божества мужского пола. Они обожают соблазнять смертных девушек, да и женщин, пока их мужья на охоте или в поле. В результате рождаются красивейшие дети. В Вириндорне до сих пор отцы с некоторым подозрением посматривают на чересчур красивых сыновей и дочерей. Впрочем, относятся к ним нормально и не предъявляют жёнам никаких претензий. В конце концов, если жена и изменила тебе, то не с кем-нибудь, а с богом. Ну а если она понравилась богу, то разве не счастливец тот, кто ею обладает?

А вообще все эти легенды в разных концах Валлондола рассказывали по-разному. Иные говорили, что это Эрин добивался Лайны, потому и растопил лёд, освободив её из заточения, и на Эрсе сразу появились озёра. А Линд был влюблён в богиню земли Гиллу. Пролившись на неё дождём, он оплодотворил её, и тогда Эрса зазеленела, покрылась цветами и деревьями. Кто-то рассказывал, что Гилла был возлюбленной и Эрина, и Линда, и что вроде бы даже братья враждовали из-за неё… Или кто-то из них проникал к ней обманом, пока другого не было дома. Ведь Линд и Эрин близнецы и очень похожи. Художники, следуя древней традиции, всегда изображали их одинаковыми прекрасными юношами с серебристо-голубыми волосами. Только у бога воды глаза были более светлые и прозрачные, а у солнечного бога ярко-голубые. Линда изображали в серебристом плаще с белым подбоем, а Эрина в голубом, но тоже с белой внутренней стороной. Ведь вода — прозрачная, серебристо-голубая стихия, а солнце — голубовато-белый огонь.

В Линдорне, где царила свобода нравов, вообще говорили, что Лайна и Гилла были возлюбленными обоих братьев, и обе сходились и с тем, и с другим, несмотря на то, что Лайна считалась законной супругой Линда, а Гилла — законной супругой Эрина. В Рундорне рассказывали, что Эрин любил Лайну больше, чем Гиллу, но соединиться с ней так и не смог. Ведь солнце — это огонь, а вода и огонь столь противоположны, что союз между ними невозможен. Словом, легенд было много.

Позже Айнагур дал всему этому вполне научное объяснение. Раньше Эрса и впрямь состояла из камня и льда, местами подтаявшего, так что на юге были озёра, то замерзающие совсем, то представляющие собой ледяную кашу. Потом Эрса изменила орбиту и приблизилась к солнцу. Стало светлее, потеплело. Лёд растаял, появились озёра и суша. Дождь уже мог беспрепятственно поливать землю, согреваемую солнцем, и зародилась жизнь. Но это научное объяснение. Для избранных и призванных править. А народ должен верить легендам. Но не всяким. Айнагур потом придумал свою легенду. И заставил людей поверить в неё. Вернее, одних поверить, а других притвориться, что поверили. Жить-то ведь всем хочется, независимо от веры. Он придумал и легенду, и игру. Великолепное действо, которое разыгрывалось снова и снова в начале каждого цикла, как когда-то игра в маски, названная игрой богов. Только его представление продолжалось в течение всего цикла, завершалось в конце зимы, а в следующем цикле начиналось опять. Вся жизнь — игра. Божественная игра, где у каждого своя, строго отведённая ему роль. Только участники этой игры порой заблуждаются, считая свою роль самой главной. Можно возомнить себя кем угодно, даже богом. Но какую бы личину ты ни надел, всегда найдётся зеркало, которое покажет всем твою истинную сущность.

Глава 9. Маски.

Поведав Айнагуру легенду о том, как возникла игра в маски, дед сказал, что раньше её проводили только в одно, чётко определённое время — в начале цикла, сразу после Великой Ночи. И это была даже не столько игра, сколько представление, конец которого символизировал победу новых богов над старыми, в результате чего царство холода и мрака однажды превратилось в прекрасный цветущий мир. Теперь в маски играют, когда хотят. Правда, говорят, человек, облечённый большой властью, должен быть осторожен в этой игре. Мало ли что у него могут попросить. А не выполнить просьбу опасно. И дед рассказал историю о рундорнском правителе Торне, которого во время игры узнал его племянник Вильд и попросил у него жезл лимнарга. Торн, человек ещё не старый и полный сил, пока не собирался передавать свою власть наследнику, да у него и сын был… Так что Торн всё обратил в шутку и остался лимнаргом. А вскоре неожиданно скончался от удара прямо в Зале Совета. Это случилось в конце осени. Лимнарг действительно не дожил до следующего цикла. А в начале зимы на охоте погиб его сын, и лимнаргом стал Вильд. Только пробыл он им совсем недолго. Его убили во время смуты. Правил он плохо, и в лимне начались беспорядки. Так что надо знать, чего просишь. По тебе ли это.

Ну, Айнагур-то пока не был правителем и никаких просьб не боялся. Он всегда охотно участвовал в игре. Но однажды он здорово пожалел, что принял в ней участие.

Это было в начале первого летнего года, вскоре после истории с Линной. Айнагур явился в замок в белом костюме харна. Маска у него была такая страшная, что на пристани он не на шутку напугал какого-то ребёнка. Айнагур делал этот костюм с Хингом — лучшим на Милде портным и детским приятелем его покойного отца. В память о друге Хинг по возможности помогал его сыну-сироте, и хотя на костюм ушло немало материи, кожи и всякой мишуры, портной сделал его совершенно бесплатно. "Тебя сроду никто не узнает, — заверил Айнагура Хинг. — Мы, конечно, не боги и не можем запросто изменять свой облик, но придумать и сшить хороший костюм — это тоже своего рода волшебство. Никто их этих потомков Линда тебя не узнает. У них же нет чудесного зеркала".

Однако Айнагур с самого начала игры заметил, что его явно узнала и преследует одна маска. Он и сам не понял, почему она его так испугала. Длинное белое одеяние, скрадывающее линии фигуры, волосы убраны под капюшон… Вообще-то волосы все старались прятать — по ним ведь тоже можно узнать. А особенно его поразила сама маска, полностью скрывающая лицо незнакомца, — узкая, белая, с еле намеченными чертами, совершенно невыразительными и застывшими, что делало её похожей на лицо мертвеца. Маска с закрытыми глазами. Конечно, там были какие-нибудь незаметные, узенькие прорези, но создавалось впечатление, что тебя преследует человек с закрытыми глазами. Жуткое мёртвое лицо. Узкое, бледное лицо мёртвого лирна.

Кто это был? Ральд? Скорее всего… А может быть, нет? Может, это был один из призраков или демонов, посылаемых Арной… Живой мертвец. По древним поверьям, Арна умеет оживлять мёртвых, и они преследуют живых, обычно своих убийц — чтобы отомстить. Айнагур пока ещё никого не убил и мог не бояться подобной мести. Он же никого не убил!… Пока… Чего она от него хочет, эта маска? В её поведении было что-то зловещее. Она упорно преследовала Айнагура, но как будто не спешила к нему подойти. Айнагур убегал. Он к тому времени уже довольно хорошо изучил замок — расположение комнат и залов, переходы, лестницы, галереи. Но маска, похоже, ориентировалась в замке ещё лучше. Куда бы он ни пришёл, в каком бы зале ни оказался, она непременно возникала перед ним, а то и ждала его, как будто знала, что именно сюда-то он и должен был прийти. Она словно всё знала заранее, каждый его шаг… А может быть, всю его жизнь? Айнагур уже взмок от беготни и страха. Он, как безумный, метался по коридорам и залам, натыкаясь на причудливо разодетые фигуры. Над ним смеялись. В узких прорезях масок загадочно мерцали глаза. Он вздрагивал, когда кто-нибудь хватал его за руку. Скорее бы всё это кончилось! Скорее бы полночь. Время, когда можно скинуть маски и весело посмеяться друг над другом. Сегодня он не будет смеяться. Скорее бы полночь… А может, убежать отсюда? Конечно! Кто его тут держит? Эта галерея ведёт к лестнице в павильон, а оттуда по переходу на площадь. Скорее, скорее… Маска ждала его в галерее. Она опять угадала его намерения. Она стояла, преградив ему путь к лестнице. Узкое бледное лицо светилось в синеватом сумраке. Она ждала. Не подходила — ждала. Чего она добивалась? Айнагур вдруг подумал о том, что если бы она хотела догнать его и прижать к стене, то давно бы уже это сделала. Она добивалась совсем другого. Она как бы спрашивала: "Может быть, ты хочешь мне что-нибудь сказать? Что-нибудь такое, чего не скажешь в обычной обстановке… Ты же знаешь, в этот вечер можно говорить друг другу всё…" Она явно вызывала его на откровенность. Но игра богов требует предельной честности. И каждое изречённое слово обретает силу. Он боялся. Эта маска что-то знала о нём. Может быть, даже то, чего не знал он сам… Айнагур повернулся и кинулся обратно в зал, вспугнув по дороге уединившуюся от всех парочку, — робкие поклонники всегда с нетерпением ждали этой игры, чтобы, укрывшись под маской, сделать, наконец, признание… Айнагур бежал навстречу свету и пёстрым движущимся фигурам. Трус, трус! — стучало сердце…

Наверное, Ральд дал ему тогда шанс. Он упустил его. А может быть, сделал выбор? Да, пожалуй, тогда-то он и сделал выбор. И Ральд это понял. Это был его последний шаг навстречу.

Пробило двенадцать, и все сняли маски. Шатаясь от усталости, Айнагур вышел в Голубой павильон. И сразу увидел Ральда. Тот сидел на бортике фонтана и гладил Ронго. Увидев Айнагура, вульх зарычал. Ральд обернулся. В его ясных глазах Айнагур прочёл холодное презрение. Ральд был в сером камзоле, чёрных гетрах и мягких серых сапожках. Из-под камзола выглядывал кружевной воротник голубой рубашки. Айнагур окинул взором павильон, но нигде не увидел ни сброшенного костюма, ни маски. Ральд выглядел так, словно и не участвовал ни в какой игре. Так может быть, он и не участвовал? Кто же тогда скрывался под этой белой маской? Может, действительно кто-то из страшной свиты Арны, дочери Танхаронна, повелительницы злых демонов, которые черпают свою силу в людях? Но ведь не всех же преследуют эти демоны…

А потом появился тот человек. Якобы из Эриндорна. Откуда он был на самом деле и был ли это человек — об этом Айнагур старался не думать. Но появился таинственный незнакомец очень кстати. Все дальнейшие события развивались с какой-то жёсткой, неумолимой предопределённостью. Правда, об этом Айнагур тоже старался не думать.

Примерно через полтора хельма после игры в маски приехали акробаты из Гольма и давали представление в замке правителя. Айнагур пришёл туда, хотя и не горел желанием смотреть на этих акробатов. После представления он отправился искать Ральда. Тот явно не хотел с ним встречаться и исчез, даже не дождавшись конца выступления.

Айнагур уныло брёл по длинной галерее, соединяющий Голубой зал с Павильоном Цветов.

— Ну и долго ты будешь тут болтаться? — раздался у самого его уха вкрадчивый, глуховатый голос.

Айнагур вздрогнул. Ему показалось, что одна из затаившихся между колоннами теней вдруг ожила и двинулась ему навстречу. Незнакомец остановился перед ним, сложив на груди руки. Он как будто поджидал его здесь. Длинный тёмно-серый плащ так свободно висел на его высокой, тощей фигуре, словно под ним не было плоти. Низко опущенный капюшон скрывал почти всё лицо. Айнагур так и не увидел глаз своего странного собеседника, зато обратил внимание, что тот в перчатках.

— Я уже давно за тобой наблюдаю, — сказал незнакомец тихим, шелестящим голосом. — Ты любишь присутствовать на учёных диспутах. Здесь очень мило — в этом царстве лирнов. Потомки богов…

Человек усмехнулся.

— Возомнили о себе невесть что. Развели тут вольнодумство, словоблудие. Живут, как в замкнутом кругу, упиваясь своей красотой и величием. Как будто всего самого лучшего достойны только те, у кого длинные родословные, восходящие к богам. Я давно тебя приметил. Таких, как ты, и ждут сейчас в Эриндорне. Ты умён, честолюбив и… вообще…

"Умён, честолюбив и безроден" — вот, наверное, что он хотел сказать. Честолюбив и безроден — вот кнопка, на которую можно было нажать в полной уверенности, что это сработает.

— Они возомнили себя потомками богов, а между тем только знания делают человека богом.

— Я бы не сказал, что они необразованны, — возразил Айнагур.

Он возражал, а внутри у него всё ликовало. Ему нравилось то, что говорил незнакомец. Ему нравилось с ним соглашаться.

— Езжай в Эриндорн, мальчик, — сказал на прощание человек в тёмном плаще. — Тебя там ждут. Ты ведь птица высокого полёта, не правда ли, Айнагур?

— А тебя как зовут? — спросил Айнагур, чувствуя спиной неприятный холодок.

— Меня? Меня зовут… Танн.

— Ты, наверное, абеллург?

— Я? — Танн усмехнулся. — Да, пожалуй…

— А мы с тобой встретимся? В Эриндорне…

— Встретимся… В Эриндорне… — эти слова прозвучали, как эхо.

Они очень странно расстались. Айнагур уже было пошёл прочь, а потом захотел ещё что-то спросить, обернулся — а того и след простыл. Как будто и не было тут никого и непонятно, с кем Айнагур только что разговаривал. А ведь они стояли посреди длинной галереи. Что в один конец, что в другой — не сразу добежишь. Айнагур растерянно бродил, заглядывая за колонны, — никого. Только тени. И ни шагов, ни шорохов.

Айнагур больше никогда не встречал этого человека. Его вообще никто не видел — ни стража, ни слуги, ни приятели сыновей лимнарга, вечно отиравшиеся в замке. Даже девушки, которые обычно замечают всё и всех, пожимали плечами, когда Айнагур описывал им своего загадочного собеседника.

"Наверное, он из тех, кто бывает только в северном крыле, — думал Айнагур. — Он же говорил, что видел меня на диспутах. Только вот почему я его никогда не видел?"

Ему вообще было непонятно, как это никто не заметил такую странную фигуру. А северные залы уже два хельма как пустовали — ни бесед, ни диспутов. Последнее время в замок почти никто не приезжал, кроме актёров. Кто это был? Откуда он знает Айнагура? И имя знает. "Птица высокого полёта"… Что он хотел этим сказать? Ладно. Кто бы он ни был, а совет дал неплохой. Хватит тут болтаться, как попрошайка, которого если и не пинают, то разве что из жалости. Сколько можно терпеть высокомерие этого длинномордого зазнайки? Потомок богов… Так вы говорите, для того, чтобы стать богом, надо родиться богом? Чушь! Только знания делают человека богом. Посмотрим, кто кого.

Айнагур думал это, торопливо шагая под дождём по мосту, соединяющему замок с Абелланом. Он пришёл проститься с Ральдом. Он знал, стоит тому сказать "Айнагур, не уезжай!" — и он останется. Но он также знал и то, что Ральд этого не скажет.

Он нашёл его в роще. Ральд сидел на каменной скамье под дождём, хотя рядом была беседка. Длинные мокрые пряди прилипли к бледным щекам, делая его лицо ещё более узким, странным… И красивым до умопомрачения. В какое-то мгновение Айнагуру показалось, что он плачет. Или это капли дождя… Вот так бы и стоять, и смотреть на него, смотреть… И умереть здесь, глядя на него. Лучше бы он и впрямь тогда умер. Но он остался жить. На горе себе и другим. А впрочем, у других есть выбор. Вернее, у многих он есть. Это у него уже нет.

— Ральд!

Ни один мускул не дрогнул на тонком бледном лице.

— Ральд, я уезжаю… Завтра. В Эриндорн.

— Я знаю.

Огромные прозрачные глаза смотрели мимо него. Они ничего не выражали. Волшебное озеро, которое ничего не отражает. Волшебное озеро — око божества.

— Ральд, что с тобой? Ты весь промок. Пойдём в беседку, дождь ещё не скоро кончится.

— Лирны уходят под дождём, — прошептал Ральд.

— Что?

— Лирны уйдут… Под дождём.

— Куда уйдут? Почему? Что с тобой, Ральд?

— Всё когда-нибудь кончается. Арна даст знак. И лирны уйдут. Я к тому времени уже буду настоящим лирном.

— А разве ты не настоящий?

— Лирны — дети Линда и Лайны, бога дождя и богини озёр. Мы произошли от браков лирнов с людьми. Нас издавна называют лирнами, но по-настоящему мы становимся ими только после смерти.

Айнагур знал, как потомки богов хоронили своих мертвецов. Их просто вывозили на середину озера и опускали в воду. И никто никогда не находил потом прибитого к берегу трупа. В краю озёр тонут чаще, чем в других местах, и Айнагур с дедом, выходя на промысел, не раз натыкались на утопленников. Это обычно после праздников случалось — тонут-то больше по пьянке. Но никто, никогда и нигде не обнаруживал всплывшего на поверхность мёртвого лирна, несмотря на то, что покойников опускали в воду, не отягощая никакими грузами. "Они превращаются в водяных богов и живут в воде, — говорил дед. — Правда, могут снова становиться людьми — вселяются в новорожденных. Они приходят из воды и уходят в воду".

— Лирны уходят под дождём, — повторил Ральд.

— Я тебя не понимаю.

— Будет очень сильный дождь. Такой сильный, что весь мир превратится в хаос. Небо сплошной стеной дождя обрушится на Валлондол. Озёра выйдут из берегов и затопят всё вокруг. И лирны уйдут под этим дождём. Ты же знаешь, они не могут жить на воздухе и появляются над водой только во время дождя. Тогда с ними можно разговаривать, играть… Я играл с ними в детстве, они любят детей… Но уйти они могут только во время сильного-сильного дождя. Они уйдут в горы, в священное горное озеро, где живёт их мать Лайна. Отец Линд уведёт их к матери Лайне. А может, они отправятся дальше. И я уйду вместе с ними. Но сначала я уйду к ним. А первым уйдёт Вальг… Вальг…

Он опустил голову и закрыл лицо руками.

— Ральд! Ну что ты такое говоришь?! — крикнул Айнагур. — Ведь это же бред какой-то!

— Я разговаривал с озером, — сказал Ральд — Я увидел в нём то, что будет.

— Как это?

— Сан-Абель отражает не то, что вокруг него. Оно отражает то, что будет. Только не каждый может это видеть. Я первый раз увидел полтора года назад. И поплыл на Вигд. Там мне сказали: "Это боги говорят с тобой. Смотри и слушай. Они выбрали тебя".

— Ральд, может, ты просто болен? Ты чего-то боишься?

— Да.

Взгляд Ральда прояснился. Он смотрел пронзительно и холодно. И Айнагуру опять захотелось умереть на месте. Или убежать отсюда, спрятаться… Уехать куда-нибудь подальше… Только не в Эриндорн, ни в коем случае! Ибо там его ждёт тот человек в тёмно-сером плаще… Если это вообще человек. Куда бежать? Куда деваться от всех этих оборотней, демонов, богов… И от их потомков! Будь проклят тот день, когда он поплыл на ярмарку в Даллон и увидел этого мальчика!

Айнагура бил озноб. Он уже весь промок, но трясло его не от холода.

— И что там было? В озере…

— Ты увидишь это. Только позже. И не в озере. Боги не станут с тобой говорить.

— Ты всё лжёшь! — крикнул Айнагур, сжав кулаки. — Ты ничего не видел! Вы всё лжёте! Все!

— Никто не заставляет тебя верить, — последовал равнодушный ответ.

"Ему, видите ли, всё равно — верят ему или нет, — озлобленно думал Айнагур. — С ним, видите ли, говорят боги! Какие боги? Где они? Всё это выдумали зазнайки, возомнившие себя потомками богов. Почему я должен в это верить? Почему я вообще должен верить в каких-то богов?"

— Никто не заставляет тебя верить, — спокойно и холодно повторил Ральд. — Чего ты злишься? Богам всё равно, веришь ты в них или нет. Верить в богов заставляют те, кто сам в них не верит.

Он встал и пошёл прочь. Тонкая фигурка, удаляясь, постепенно растворялась в зыбком, серебристом мареве дождя. Ральд уходил всё дальше и дальше, но Айнагур не хотел верить, что он уходит из его жизни навсегда. Айнагур знал, что не допустит этого…

На следующий день он отправился в Эриндорн. И хотя его волновали мечты о предстоящих переменах в жизни, он чувствовал себя, как человек, которого по пятам преследует кто-то невидимый, но неотвязный, словно тень. Почему никто в замке не видел того незнакомца? Да наверное, он просто был иначе одет, когда присутствовал на диспутах, только и всего. Стоит ли над этим голову ломать? Однако во время того разговора в галерее Айнагур постоянно ловил себя на мысли: почему плащ так свободно болтается на незнакомце? Это же невозможно — быть таким тощим. И почему он в перчатках? Можно подумать, здесь холодно… Ему даже хотелось, чтобы подул ветер и распахнул этот плотный тёмно-серый плащ. Наверняка под ним бы ничего не оказалось. И к ногам Айнагура упали бы маска и груда тяжёлой материи.

Незнакомец в тёмном плаще назвал себя Танном, но поскольку это имя казалось Айнагуру ненастоящим, он продолжал считать его незнакомцем. Он потом не раз снился Айнагуру. Чаще во время болезни. Они разговаривали в длинной сумрачной галерее, и Айнагур ждал момента, чтобы сдёрнуть с Танна плащ. Или хотя бы просто потрогать его. Но стоило протянуть руку, как призрак отступал — словно бы случайно. И продолжал разговор своим тихим, воркующим голосом. Казалось, он едва сдерживает смех, прекрасно понимая, что хочет сделать его собеседник. И когда наконец Айнагур, потеряв терпение, бросался, чтобы схватить его за плащ, незнакомец отступал в тень и исчезал. Айнагур бродил по галерее, заглядывая за каждую колонну, но никого не находил.

Он до сих пор не любил длинных галерей с колоннами. Здесь, в сантарийском Эриндорне, во дворце бога их не было. Знали бы ученики и помощники, какие страхи порой терзают главного абеллурга.

"Я был тогда под впечатлением недавнего маскарада, — успокаивал он себя вот уже двести двадцать пять лет, прожитых со дня той памятной встречи. — На меня давил груз суеверий, которыми дед всё детство морочил мне голову. При таком воспитании любой от испуга начинает принимать живых людей за призраки. Странный был человек, но мало ли вокруг нас странных людей…"

Приехав в Эриндорн, Айнагур ещё какое-то время питал надежду встретить там своего незнакомца. Он не разглядел его лицо, но обязательно узнал бы его длинную, невероятно тощую фигуру. И этот голос до сих пор звучал у него в ушах. Может, это был один из абеллургов, ездивших по стране в поисках учеников для новых школ?

А по дороге в Эриндорн случилось то, от чего его всегда предостерегал дед. И Айнагур опять потом долго ругал себя за свои глупые страхи. В Солнечный город его вёз знакомый милдский рыбак Диббин, который ехал туда по своим делам. Дед проводил Айнагур до пристани. Простились они быстро.

— Навещай меня хотя бы изредка, — грустно сказал старик. — Наши рыбаки бывают в Эриндорне. Они тебя подбросят, если что…

Путь в Эриндорн недолог. Они гребли по очереди и весело болтали о разных пустяках. День был солнечный, ветер попутный. Диббин, смеясь, рассказывал какую-то забавную историю и вдруг изменился в лице. А в следующее мгновение с криком "Не оборачивайся! Килон!" бросился на дно лодки. Айнагур как раз сидел на вёслах. Он не сразу сообразил, в чём дело. Килон вынырнул слева от лодки, почти бесшумно. Гладкое блестящее тело плавно взмыло вверх, словно выросло из воды, а Айнагур, вместо того, чтобы закрыть глаза, как заворожённый, уставился на сверкающий в лучах солнца серебряный столб. Килон какое-то время постоял над поверхностью озера, как они это умеют, ловко и незаметно вибрируя хвостом в воде, потом начал медленно погружаться обратно. И когда его голова оказалась на уровне лица Айнагура, тот увидел глаз животного. Килон был к нему вполоборота, поэтому Айнагур увидел только один глаз, пристально, в упор, смотрящий на него. Огромный, продолговатый, совершенно человеческий глаз с голубой радужной оболочкой. И Айнагур невольно вспомнил камешек гальфинит, который он три с половиной года назад принёс в дар своему кумиру.

Почему люди боятся взгляда килона? Может быть, как раз потому, что у него глаза человека? Священное животное Линда и Лайны. "Не смотри ему в глаза, — говорил дед. — Ни в коем случае!" Почему он не зажмурился? Наверное, растерялся… Да и какой был в этом смысл? Он уже плыл навстречу своей судьбе. А вообще-то всё это началось гораздо раньше — когда он увидел того мальчика с серебристо-голубыми волосами и сделал ему подношение, тем самым признав его своим богом.

Ты всю жизнь будешь молиться этому богу! И тебе не избавиться от него. Никогда, никогда! Ты захочешь убить его и разрушишь целый мир, но ты всё равно будешь молиться этому богу. И заставишь других поклоняться ему. Ты будешь ненавидеть его, но ни за что не сможешь расстаться с ним по своей воле. Он будет преследовать тебя всю жизнь, как та маска в залах Белого замка. Ты попробуешь убедить себя, что ты сам его придумал и создал… Нет! Человек только воссоздаёт. Ты способен лишь воссоздать образ, если не можешь от него избавиться. А душу не поймаешь — ни руками, ни сетью… Ты едешь в Эриндорн, мальчик? Попутного ветра. Но куда бы ты ни поехал, тебе ни за что от меня не убежать. Вот что сказал ему тогда тот загадочный, мудрый взгляд священного зверя Линда. Взгляд зверя, человека и бога. Айнагур это понял, но не сразу. Боги как правило ничего не говорят прямо. Наверное, им интересно, насколько смертные догадливы и способны ли распутывать узлы на нитях своей короткой судьбы. Стоит ли разговаривать с тем, у кого нет ни ума, ни дерзости, ни воли?

Глава 10. Эриндорн.

Школа абеллургов не разочаровала Айнагура. Да и город тоже. Новые веяния наложили отпечаток на всю жизнь Эриндорна, но особенно это чувствовалось в высших школах.

Образование и наука в Валлондоле издавна были в руках абеллургов — служителей богов. Именно они были первыми хранителями традиций и знаний. Первые школы появились при храмах. Там же собственно и зародилась наука. Позже она вырвалась из ставших для неё тесными святилищ и храмов и зажила собственной жизнью. Только философия долго оставалась связанной с богословием, при этом постепенно появлялось всё больше и больше школ, которые отказывались от традиционного толкования богов. А потом возникли и учения, вообще отрицающие их существование. К тому времени в Валлондоле было уже много высших школ — математические, технические, естественные, философские, школы зодчих, учебные мастерские для художников и ваятелей. Музыке, пению и танцам обучали при храмах Эрина и Эрны, которых считали покровителями искусств. При храмах же остались и кое-какие философские школы — те, что не порвали с традиционной религией. Наука и религия всё больше и больше отдалялись друг от друга, но слова абеллург и учитель по-прежнему воспринимались почти как однозначные. К тому же большинство основных или начальных школ всё ещё были при храмах. Дети, как и в стародавние времена, наряду с другими предметами изучали богословие, а перед занятиями вслух произносили молитву богу — покровителю данной местности, но никто ни от кого не требовал фанатичной веры и религиозного рвения. Те, кто не верил в богов, относились к религии как к части философии или как к искусству и не имели обыкновения высказываться о ней пренебрежительно. Даже большинство абеллургов не видели в неверии большого греха. И хотя провинциалов, более религиозных, чем городские жители, и более склонных придерживаться традиций, немного возмущало распространение неверия, всё это было на уровне стариковского брюзжания. Старики ведь часто недовольны чем-то новым.

А вообще валлоны считали себя достаточно религиозным народом. Они с уважением относились ко всем богам, но в каждом лимне были боги, которых почитали особо. В Линдорне — бог небесных вод Линд и богиня озёр Лайна. В Вириндорне — лесные боги, прежде всего Вирда. А также Арна — богиня колдовства, святилища которой как правило строили в глуши, возле маленьких лесных озёр и омутов.

В Рундорне, самом земледельческом из всех лимнов, особо почитали богиню земли Гиллу и Эрну — богиню яркой луны, в соответствии с циклами которой проводились полевые работы. Причём Эрну здесь считали не матерью Гиллы, а сестрой-близнецом, как бы небесным двойником богини земли. Айнагур потом использовал эту легенду, когда создавал свою.

В Саррондоне, самом жарком и засушливом лимне, больше всех почитали бога небесных вод Линда, которого постоянно молили о ниспослании дождя, и Арну, так как бледная луна влияла на уровень воды в озёрах и реках и якобы не давала им пересыхать. Арну здесь считали супругой Линда и приписывали ей некоторые свойства Лайны и Эрны. Именно в Саррондоне Арну издавна величали Владычицей Трёх Миров и изображали трёхликой. Вообще запад Валлондола славился тем, что тут сохранились самые древние культы. В отдалённых селениях Саррондона, за которыми начиналась бесплодная, каменистая пустыня, до сих пор приносили жертвы Маррону. Считалось, что повелитель камней появляется здесь в облике мангура.

Центром культа небесных богов был Эриндорн. Его жители самые большие почести воздавали Эрину и его отцу Невду. Эриндорн слыл самым патриархальным из лимнов Валлондола. И не случайно здесь особенно чтили именно мужских богов. И нравы в этих краях царили строгие — в отличие от Линдорна, где свободная любовь считалась нормальным явлением и равноправие мужчин и женщин подкреплялось традицией воздавать равные почести Линду и его супруге Лайне.

Эриндорн находился в центре страны, на самом возвышенном месте. Земли здесь были не очень плодородные, лесов мало, а озёра не давали рыбакам такого улова, как в Линдорне. Зато здесь издавна процветали ремёсла и торговля. Впрочем, в этом Линдорн не уступал Эриндорну. Это были самые сильные и богатые лимны Валлондола, и их соперничество давно уже привлекало всеобщее внимание. Вернее, соперничество в данном случае — не совсем точное определение, поскольку стремление к первенству наблюдалось только с одной стороны. Линдорн жил спокойно, без лишней суетливости. Как бы давал всем понять, что его превосходство не подлежит сомнению, и зачем доказывать само собой разумеющееся. Спокойное осознание своего превосходства и терпимость ко всем и ко всему за исключением откровенной агрессивности — так можно было вкратце охарактеризовать позицию Линдорна по отношению к остальным лимнам. Впрочем, в Эриндорне на этот счёт было другое мнение.

— Высокомерие и распущенность, равнодушие к морали и ко всяким устоям — вот что такое Линдорн, — говорил абеллург Ульгин ученикам третьей ступени. — Нормальное общество зиждется на устоях, и его граждан должна объединять общая мораль. Общая для всех. А единая для всех мораль невозможна без единого бога. Пора кончать с этим неуправляемым, безнравственным разбродом мыслей. И с этой пресыщенной, развратной знатью, которая считает, что наделена властью от рождения. Власть в государстве должны принадлежать мудрым и справедливым. Не тем, у кого длинные родословные, а тем, у кого знания, кто способен править страной разумно!

Айнагур слушал Ульгина с горящими глазами. И другие ученики тоже — юноши из простых семей, живущие на казну храмов Эрина. О, абеллурги знали, на кого им опереться в борьбе с родовой знатью. Лимнарга Эриндорна Хальма изгнали на третий год пребывания Айнагура в Солнечном городе. Хальм и его приверженцы нашли приют в Линдорне, но оказать бывшему лимнаргу Эриндорна военную помощь лирны не согласились. Они по-прежнему придерживались принципа невмешательства в чужие дела. Знали бы, что скоро эти дела коснуться их… А впрочем, они знали. В их поведении была какая-то высшая мудрость, до сих пор непонятная Айнагуру. Они знали… Ральд знал. Он же ясно дал это понять Айнагуру в тот серый, дождливый день, когда они встретились на Абеллане.

В тот год, когда абеллурги захватили в Эриндорне власть, до Айнагура дошло известие, что у Ральда и Линны родился сын. Он послал в Белый замок поздравление. Ответа не получил. Ладно, думал он, я тебе всё припомню. Вам всем! Высокомерные ублюдки, возомнившие себя потомками богов… Всё! Ваше время прошло! Грядёт царство разума, царство справедливости и добра. Эриндорн объединит вокруг себя всю страну. Править будут мудрые, и Айнагур займёт в этой жизни место, которого он достоин. О, абеллурги, затеявшие переворот, знали, на кого им опереться. Как раз такие им и были нужны — честолюбивые и безродные, жаждущие занять место повыше.

Те, кто не обнаруживал особых способностей, закончив вторую ступень, направлялись в начальные школы Валлондола. Надо правильно учить детей с самого раннего возраста. Айнагур в числе немногих попал на третью ступень. Он долго не мог выбрать специальность. Его одинаково тянуло к технике, естественным наукам и философии. Впрочем, он прекрасно мог заниматься всем сразу. В учёных кругах Эриндорна уже говорили об его выдающихся способностях. Ульгин, возглавлявший к тому времени коллегию абеллургов, не скрывал, что считает его своим преемником.

— Я пока правлю только Эриндорном, — говорил он. — А тебе предстоит править всей страной. Это будет большая и сильная держава, сплочённая верой в единого бога. Это будет царство разума, справедливости и порядка. Ты умный юноша и давно уже понял, что единственный бог, которому я поклоняюсь, — это знание. Думаю, и ты той же веры. Другое дело — народ. Всем не дано быть в равной степени разумными. И народу мы должны дать бога. Единого. Для всех. Иначе порядка не будет.

Из трактата Ульгина, ан-абуллурга Эриндорна:

"Есть только один бог — Эрин. Он даёт жизнь всему сущему. Эрин — это разум и свет, это справедливость и добро. Это благо во всех его проявлениях. Это светлое начало, которое есть во всех нас и которое должно победить в нас тёмное начало, как когда-то Эрин победил тёмного, злого бога вод. Солнце — свет и тепло, вода — порождение тьмы, бездна, подёрнутая зыбью. Вода и лёд, мёртвые камни и кромешная тьма — вот что представлял собою мир, пока не было солнца. Но потом явился Эрин. Он дал миру тепло, свет и жизнь. Эрин — единственный бог. Ещё есть его божественная мать и супруга Эрна и небесный отец Невд. Это его дальвы — божественные силы, которые помогают ему проявить себя. Больше богов нет. Но мы не должны забывать о том, что мир ещё полон злых демонов. И самые страшные из них — это те, кого долгое время считали богами воды, а также несущая бедствия Арна, с которой они всегда заодно. Бойтесь вельгов — водяных демонов, ибо они порождения холода и мрака. Вода всегда враждебна огню, а значит солнцу и свету. Те, кто молится демонам воды и называет их богами, потворствуют злу. А те, кто называет себя их потомками, — сами злые вельги, порождения тьмы. От них всё зло в нашем мире. И святое дело каждого, кто хочет, чтобы люди в Валлондоле жили счастливо, — бороться с ними. Будьте беспощадны к потворникам зла!"

Птом Айнагур развил и усовершенствовал учение своего наставника. Лучше дать людям легенду, похожую на те выдумки, которые они слышали с детства и к которым они привыкли. Люди привыкли считать Эрина и Линда близнецами. Пусть и дальше так считают. Надо только объяснить им, что дуализм — это всегда противоборство двух начал. Есть добро и зло, свет и мрак, огонь и вода. И неудивительно, что появились бог солнечного огня Эрин и бог водяной стихии Линд.

Эрна зачала дитя от Невда, ибо надеялись они оба родить сына, который бы вечно царил над миром, победив холод, мрак и бесплодие. Но не так-то легко одолеть тёмные силы. И бог тьмы Танхаронн, приняв обличье Невда, проник к Эрне, и она зачала от него ещё одно дитя. А когда ей пришло время разрешиться от бремени, Невд сказал: "Бог, который сейчас родится, будет править миром!" Первым родился Линд, сын Танхаронна, дитя мрака и зла. Став коварным ещё во чреве матери, он сумел опередить своего доброго, светлого брата. Близнецы были очень похожи, и родители не сразу распознали тёмную, злую сущность первенца, а когда поняли, в чём дело, Невд сказал: "Хорошо. Он родился сразу после моих слов, и по праву первородства должен получить власть, но его власть не будет вечной. Эрин победит его и низвергнет в Нижний мир, а царство светлого бога продлится вечно". Вот почему сперва на Эрсе царили холод и мрак, и бились о камни холодные тёмные воды, то застывая в лёд, то вновь оттаивая, но всё равно оставаясь холодными и мёртвыми. Возмужав, Эрин одолел Танхаронна и вступил в борьбу со своим тёмным братом Линдом, что был порождением тьмы. Много больших циклов длилась эта борьба, и Эрину удалось-таки потеснить злого бога. Появились тепло, свет. Эрин создал всех тварей, вдохнув в них жизнь и разум. Но Линд упрям и коварен. Он окружил себя злыми демонами, и борьба продолжается. Она продолжается до сих пор и уже близится к концу. Уже близко царство света, справедливости и добра. Уже близка окончательная победа светлого бога, но мы, люди, творения его, должны поддержать его своей верой. Ибо если в нас одержит верх тёмное начало, мы погрузимся во мрак и погибнем. Если же мы будем чтить Эрина и внимать его слугам (а их устами с нами говорит бог), мы придём в царство света и добра, где все будут счастливы, где не будет бедняков. Это злой Линд, порождение мрака, разделил людей на богатых и бедных, на счастливых и несчастных, при этом возвысив и облагодетельствовав менее достойных, а более достойных унизив. Солнечный бог справедлив. Он светит всем. И всех желает видеть счастливыми. Он беспощаден только к тем, кто хочет быть счастливым за счёт других. Он беспощаден к тем, кто возвысил себя над другими. И мы тоже должны быть к таким беспощадны. Эрин уже низверг своего злого брата Линда, лишив его божественной силы и власти. Линд уже и не бог, а всего лишь злой демон, вроде тех харнов, что живут среди снегов и льда и могут вредить людям, когда те попадают в их владения. Линд — не бог, ибо нет бога, кроме Эрина, но злые демоны тоже достаточно сильны. И силу свою они черпают в нас, людях, если мы не можем противостоять им. Если мы забываем Эрина и называем богами тех, кто уже ими не является. Старые боги холода и мрака покинули нас, Эрин изгнал их из этого мира, но остались их порождения — злые демоны. И самые опасные из них — Линд и Арна. Бывший бог вод, дитя тьмы, и повелительница призраков, предвестница несчастий, которая вместе с Линдом устраивает наводнения и посылает болезни, губя людей.

— Но ведь вода поит нас и землю, даёт всему жизнь, рост, — сказал как-то Айнагуру один из учеников. — В Валлондоле столько озёр и рек, которые кормят нас рыбой. А в сухую погоду все ждут дождя. Так почему же водяные бо… демоны злые?

— Да, без воды мы не можем жить, — ответил Айнагур. — Так же, как мы не мыслим себе солнечный день без тени. А на смену дню всегда приходит тёмная ночь, чтобы мы могли отдохнуть. Свет и тьма, тепло и холод, добро и зло всегда рядом. Важно не дать мраку и злу восторжествовать. Эрин своей властью сохраняет равновесие в мире. Он посылает дождь, когда земля жаждет, но не позволяет этому дождю затопить весь мир. Он уходит на ночь и временно пускает в мир тьму, чтобы мы могли отдохнуть от трудов, но следит за тем, чтобы тьма не воцарилась навеки. А если восторжествуют силы зла, то холод и мрак навсегда повиснут над миром, воды разольются так, что затопят всё вокруг, и Эрса снова превратится в обитель холода, груду камней и льда, омываемых тёмными водами.

— Значит, некоторая доля зла всё-таки должна оставаться в мире, как должны оставаться тени, ночь и зимние холода? — спросил назойливый ученик. — Значит, совсем победить зло невозможно?

— И невозможно, и не стоит даже пытаться, — улыбнулся Айнагур. — Ведь мы должны быть беспощадны к врагам, а иногда и жестоки. Жестокость — зло, но необходимое. Главное — знать меру…

— Но мы же говорим людям, что царство Эрина — царство света, где нет места несправедливости и злу, а выходит, злу всё-таки место есть.

— Разве ты не знаешь, что людям нельзя говорить одну лишь правду? Правда — для мудрецов, а мудрых мало. У остальных должна быть вера. И готовность действовать на благо стране. А мы, абеллурги, должны направлять их действия. И мы должны знать, что говорить, а что нет.

— Значит, мы иногда должны обманывать…

— Ты для того и попал на третью ступень обучения, чтобы твои слова, сколько бы лжи они ни содержали, никому не казались обманом. Всё, что мы, абеллурги, делаем, мы делаем для блага людей. И если мы обманываем, то нашу ложь можно сравнить с ложью врача, который даёт больному лекарство, изготовленное из мочи вульха, но говорит, что это настойка из трав, иначе больной ещё чего доброго откажется принимать его и умрёт. Ты понял, что я имею в виду?

— Я всё понял, — кивнул юноша. — Абеллурги обманывают людей, чтобы заставить их что-то сделать. Народу очень долго внушали, что водяные боги — порождения тьмы и зла. И всё для того, чтобы люди поддержали абеллургов в войне с Линдорном… Врач обманывает больного, чтобы тот выпил лекарство и помог себе. Абеллурги обманывают народ, чтобы он сделал то, что нужно абеллургам, и помог им…

— А в конечном счёте и себе, — сказал Айнагур.

Юноша усмехнулся и промолчал.

В следующий раз этот же ученик заметил, что больно уж не соответствуют древние изображения богов воды их тёмной сущности. Их всегда считали и рисовали светлыми и прекрасными. И лирны всегда были самыми белокожими и светловолосыми из валлонов. А Линд — двойник Эрина, похожий на него, как отражение в зеркале.

— И бог тьмы Танхаронн, чтобы обмануть Эрну, принял образ светлого Невда, — промолвил Айнагур. — Тёмные силы маскируются и вводят нас в заблуждение. Не всегда стоит доверять светлому и прекрасному облику, ибо он может скрывать под собой тёмную сущность. Зло любит рядиться в светлые одежды.

— Да, — с улыбкой согласился ученик. — Как лжецы любят рядиться в одежды праведников.

Айнагур вскоре нашёл повод выгнать его из школы. А потом долго жалел, что не нашёл способ вообще от него избавиться. Этот юноша уехал из города и поселился в какой-то глухой деревушке Вириндорна, собрал вокруг себя единомышленников… Его рукописи ходили по всей стране. Гвардейцы абеллургов выискивали их и уничтожали. Нередко вместе с теми, у кого их находили. Этот человек, бывший ученик Айнагура, испортил ему немало крови. Впоследствии он старался обезвреживать таких вовремя. Пока не оперились.

Наука, которая уже было вышла из стен храмов, вернулась под контроль абеллургов. Введя для всех бесплатное образование ("Эрин, воплощение божественного разума, дарит свет своей мудрости всем"), абеллурги проводили очень строгий отбор в высшие школы. Те школы, которые готовили новых абеллургов. Способности у людей разные, с этим трудно спорить, поэтому народ не удивлялся, что столь немногие попадают в столичную высшую школу, а на третью ступень так вообще единицы. При отборе действительно учитывали способности, но и не только их… Надо знать, кого допускаешь к секретным знаниям. Чтобы потом не получилось как с тем юношей, которому всё же удалось стать взрослым мужчиной и в течение пятнадцати лет баламутить народ.

Немало хлопот причинила секта танаитов. Её учение, основанное на культе самого древнего бога и овеянное тайной, одно время будоражило умы по всей стране. Танаиты почитали владыку тьмы Танхаронна и говорили, что он породил всё, в том числе и свет. Они учили: сперва существовала Беспредельная Тьма и холодные воды — бог Танхаронн и богиня Лайна (Линла, Лилла). Правда, не все философы-танаиты персонифицировали воду, некоторые считали её изначально пассивным, стихийным началом. У танаитов тоже были разные школы. Сначала бог тьмы пребывал во сне, а потом открыл свой единственный глаз и породил свет. Луч света пронзил холодные воды, и в глубине их зародилась жизнь. Из воды поднялась земля, под действием тепла и влаги она покрылась растениями, потом появились звери и люди.

Айнагур объявил танаитов слугами тьмы. Их бросали в тюрьмы, казнили, но число сторонников этого учения, казалось, только росло. Правда, после того, как Айнагур предъявил людям своё последнее доказательство, любителей баламутить народ поубавилось. К тому же жизнь в стране помаленьку налаживалась. Работали бесплатные школы и лечебницы, зрелищ и прочих развлечений было хоть отбавляй. И всё потому, что богатства перестали лежать мёртвым грузом в подземельях высокомерных бездельников, возомнивших себя потомками богов, говорили люди. Хорошо, что их всех помели. Теперь, слава Эрину, каждый получает то, чего он достоин, и благодаря своим способностям можно подняться на самую высокую ступень власти. Только благодаря своим способностям и трудолюбию, а вовсе не потому, что ты знатного рода. Ведь мы живём в царстве разума, где всем доступны знания. И все мы молимся одному богу — Эрину, богу света, мудрости, справедливости и добра… Не все, конечно, так говорили, но никто и не возражал. Если не согласен, лучше промолчать — так безопаснее. Ведь беспощадность к слугам тьмы — та допустимая доля зла, которую Эрин охотно прощает своим подданным. А число подданных Эрина росло. Ещё бы — если в начале каждого цикла ты вновь и вновь убеждаешься в существовании бога. И его вечной юности.

Глава 11. Гнев богов.

Сейчас, сидя перед зеркалом в своей лаборатории в сантарийском Эриндорне, Айнагур вспоминал ту лабораторию, что была у него много лет назад в другом Эриндорне — столице Валлондола. Просторное помещение с окнами на юг. Из них открывался вид на Линдорн. В ясную погоду можно было даже разглядеть Белый замок. Вернее, то, что от него осталось после войны. Эстакада со всеми её постройками была разрушена. Остался только собственно замок, возведённый в глубокой древности на выступающей над озером скале. Все дворцы, дома и другие строения, принадлежавшие когда-то линдорнской знати, давно уже были заняты, а этот замок стоял, словно окаменевший исполин, который погрузился в тяжёлый, беспробудный сон с тех пор, как его покинули его законные хозяева. Он служил только им, потомкам Линда, и только они могли вернуть его к жизни. Больше всего Айнагуру хотелось разрушить его до основания, как будто, сделав это, можно было вычеркнуть из памяти и Белый замок, и всё, что с ним связано. На одном из советов Айнагур сказал, что позже разместит в замке лаборатории для естественнонаучных исследований. Его отремонтируют, оборудуют, но пока не до этого. Пусть стоит, кому он мешает… Больше этот вопрос не поднимался. Бывшая твердыня Линдорна возвышалась посреди озера, словно огромный белый призрак. На закате по стенам замка скользили красные тени. Айнагур помнил, как бились об эти стены кровавые волны, когда гвардейцы стреляли по воде. Лирны уходили из окружения… Все знали, как они могут уйти, если нет другого выхода. Кое-кто всё же ушёл и скрылся в горах, но остальные… Озеро Линд ещё долго плевалось кровавой пеной, но никто так и не увидел ни одного трупа. "Они превращаются в лирнов, в настоящих лирнов… И живут в воде", — вспомнил тогда Айнагур. И расхохотался так, что все посмотрели на него с испугом.

Линдорн пришлось вырезать почти полностью. Его жители оказались на редкость преданны своему лимнаргу, даже те, кто не мог похвастаться богатством. Впрочем, тут сроду никто не бедствовал. Ральда уже не было в этом мире. Давно. Он прожил всего двадцать два года. И ушёл. Стал лирном. Он где-то здесь. Он живёт в озере недалеко от Белого замка. Он снова мальчик-подросток с огромными, прозрачными глазами… Он резвится в голубой воде вместе со своими прелестными братьями и сёстрами. Или играет с килонами, катаясь на них верхом. Но над водой он может появляться только во время дождя. И то ненадолго. Люди удивлялись, что главный абеллург так боится ездить по воде, а если уж всё-таки приходится, плавает на больших судах и никогда не подходит к бортику. А однажды, когда по дороге в Рундорн пошёл дождь, правитель побледнел, заперся в каюте и до конца плавания сидел там, уронив голову на руки. Странно, — говорили люди. — Он ведь сам из рыбаков, вырос на острове. Ведь наш абеллург из народа. И только благодаря своим способностям поднялся на вершину власти… У него вообще много странностей. Он боится белых вульхов. Да-да! Кажется, в детстве его чуть не покусал белый вульх, так что у него это осталось… Ну, у великих людей всегда какие-то странности…

А однажды Айнагур случайно услышал разговор двух своих молодых помощников. Они были в одной из комнат его большой лаборатории и не подозревали, что абеллург за стеной.

— А правда, что ан-абеллург в детстве дружил с младшим братом линдорнского правителя? Того, что свергли потом…

— Да вроде правда.

— А ведь он был из бедной семьи. И дружил… Ещё говорят, эти лирны были высокомерными…

— Так они и были высокомерными. И они его, говорят, там здорово обидели. Этот младший сынок лимнарга со своей красоткой. Я точно не знаю, что там у них вышло, но знаешь… Аристократы они и есть. Вроде и любезны с тобой, а всё равно когда-нибудь дадут понять…

"Да, — думал Айнагур. — Они меня обидели. Они оскорбили меня. А я не из тех, кто прощает обиды. Они сами во всём виноваты. Сами!"

У Ральда остался сын. Он спасся и ушёл в горы вместе с другими, кто уцелел в этой бойне. Айнагур на время потерял их след. Лет через десять он узнал, где скрываются последние из потомков Линда. Кое-кто ему был нужен. Остальных он велел уничтожить.

Айнагур часто подходил к окну и смотрел на смутно белеющий вдали замок. Он понимал, что ведёт себя, как глупое животное, которое всё чешет и чешет больной бок вместо того, чтобы оставить его в покое. Он даже установил у окна трубу с увеличительным стеклом, и замок можно было разглядеть так, как будто смотришь на него с пригорка на острове Милд.

В тот вечер, когда все в Валлондоле ждали снега, Айнагур сидел в своей лаборатории напротив окна. Он знал, что стоит ему немного приподняться, и он увидит бывшую твердыню Линдорна, которую ещё не поглотили наступающие сумерки. Он устал от воспоминаний и больше всего хотел, чтобы поскорее наступила Великая Ночь, поскорее пролетели эти два последних зимних хельма. И поскорее начался новый цикл — следующее действие придуманного им спектакля, похожее на все предыдущие действия… Нет. Какой-то голос вкрадчиво шептал ему, что следующее действие не будет похоже на те… А может, его вообще не будет?

За окном набухали тяжёлые тучи. Над Валлондолом повисла тревога. Что-то должно было случиться. А Айнагур так устал, что не мог и пальцем шевельнуть. Хотелось только одного — забыться. Но воспоминания о детстве настигли его и во сне.

Он катался на лезвиях возле Белого замка. Лёд был прозрачный и чистый, замок отражался в нём, как в зеркале. Айнагур ждал Ральда, а того всё не было. И вдруг Айнагур его увидел. Ральд смотрел на него снизу, сквозь прозрачную толщу льда. Лирны же могут плавать подо льдом. У них даже зимой проводятся состязания — кто быстрей проплывёт от одной проруби до другой… Ральд смотрел сквозь лёд светлым невидящим взглядом, и Айнагура пугало его застывшее бледное лицо. Ральд был мёртв. Айнагур кинулся прочь — от этого мёртвого лица, от Белого замка. Но замок преследовал его. Айнагур бежал изо всех сил, но величественное белое отражение словно скользило по льду, оставаясь у него перед глазами. Потом замок расколола огромная трещина, и он начал расползаться, разваливаться на куски… Да это же треснул лёд под ногами Айнагура! Он тонул, хватаясь за острые осколки, прекрасно понимая, что сейчас никто не придёт ему на помощь. "Не хочу, не хочу!" — задыхался он, глотая холодную воду. А потом вдруг заметил, что барахтается в кровавой пене, и лёд вокруг покраснел от крови… Он всё же выплыл. И выбрался на бортик западной террасы, что пологими ступенями спускалась в открытый бассейн. Льда больше не было, но Айнагур дрожал от холода. Ветер гнал с озера волны. Они с шумом разбивались о статую юного лирна, сидящего верхом на килоне, заливали широкие скамьи и, ударившись о колонны, отступали прочь. Потом накатывали снова, становились всё больше и больше, ломали цветы и зелень в изящных каменных вазонах, и крупные белые лепестки вперемешку с листьями плавали в воде, отражаясь в зеркальных колоннах… Террасу давно уже затопило, а волны всё росли и росли, и Айнагур понял, что скоро он погибнет. Ему не выплыть, и одна из этих волн разобьёт его о стену или о колонну. И только статуя мальчика на килоне не тонула. Она по-прежнему красовалась над водой, как будто поднимаясь всё выше и выше…

— Ральд, помоги! — стонал Айнагур, теряя силы. — Я всегда верил в твою божественность… Ты единственный бог, которому я всегда молился и молюсь! Ведь я же всех заставил молиться тебе! Тебе, только тебе… Неужели ты этого не понял? Ральд…

Холодная вода ударила ему в лицо, он начал захлёбываться и проснулся. Какое-то время он сидел, дико озираясь и тяжело дыша, а ледяные струи били его по лицу. В распахнутое окно врывался дождь, и на полу уже была целая лужа. Дождь, видимо, начался недавно, но усиливался с каждым мгновением. И вскоре Айнагуру показалось, что он со всех сторон окружён плотной, непроницаемой стеной ливня, шумевшего так, что закладывало уши. Дождались снега, называется… Но по-настоящему он испугался, когда в просвете между поредевшими тучами увидел Арну. Она была раз в пять больше обычного! Айнагур знал, чем это грозит, а тут ещё ливень… Он никогда в жизни такого не видел — как будто небеса обрушились на землю. Если дождь не утихнет в ближайшее время, разразится ужасное бедствие.

А дождь всё лил и лил. И бледная Арна торжествующе смотрела с высоты, пугая всех своими необычными размерами.

"Арна даст знак, — вспомнил Айнагур. — Лирны уходят под дождём… Мы уйдём отсюда… Всё когда-нибудь кончается"… Так вот оно что! Арна даст знак! Лирны уходят… А что же будет с нами?"

Бедствие не заставило себя долго ждать. Вскоре уровень воды в озёрах поднялся настолько, что заволновались даже жители возвышенностей. Несколько селений уже было затоплено, а замки Рундорна стояли по колено в воде. Когда дождь немного утих, люди воспрянули духом, но вода всё прибывала и прибывала, с гор хлынули растаявшие снега, а бледная Арна, нависшая над Валлондолом, казалась такой огромной, что внушала всем ужас. Вот уже окрестности Эриндорна скрылись под водой, мутные потоки несли трупы людей, животных, утварь, обломки домов. Уцелевшие собрались в городе. Эриндорн стоял на самом возвышенном месте и никогда не страдал от наводнений, но теперь вода подбиралась и к его стенам.

— Эрин, помоги! — молились люди, но маленький солнечный диск тускло и безучастно светился в небе рядом с огромной торжествующей Арной.

Власти во главе с Айнагуром организовывали спасательные работы. Вместительные суда курсировали между Эридорном, чудом сохранившимися островками суши и уныло торчащими над водой башнями замков, где ждали помощи те, кому удалось уцелеть.

Белый замок ушёл под воду примерно наполовину, но там никто не ждал помощи. Сейчас там никого и не было, но потомки Линда вообще никогда не просили о помощи. Ни у кого. Они только сами помогали. Скольких они спасали во время наводнений… Ещё бы люди не верили в их божественное происхождение!

Вода больше не прибывала, но Айнагура уже волновало другое. Желтовато-серый дымок на горизонте с самого утра привлекал его внимание. Вулкан Кармангор. Огнедышащий слуга Маррона, который пытался восстать против своего господина и был превращён за это в гору. Но огонь его остался с ним. Однажды он уже вырвался наружу. Это было давно — почти тысячу лет тому назад. Вместе с огнём из пасти великана вылетали огромные каменные глыбы, которые разрушали всё вокруг, и горячий пепел, отравивший посевы и воду в озёрах. Валлоны знали — вулкан показал далеко не всё, на что он способен. "Когда-нибудь он опять проснётся, — говорил дед. — И разразится бедствие, какого ещё свет не видывал. И только потом погаснет и успокоится навеки". — "Откуда ты это знаешь?" — спросил Айнагур. — "Так сказал человек, давший тебе имя". — "Чёрный абеллург?" — «Да». — "А когда это случится? Ты не спросил?" — "Спросил. Он ответил: "Когда бы это ни случилось, нам этому не помешать".

"Только этого сейчас и не хватало", — думал Айнагур вечером, глядя из окна своей лаборатории на сверкающую в лунном свете водную гладь, по которой плыли к Эриндорну суда — спасательные работы продолжались. В наступающих сумерках мигали огни. Солнце уходило. И не на одну ночь. Наступала Великая Ночь.

Айнагур вспомнил об одном деле и уже хотел было отойти от окна, но тут произошло то, чего он совершенно не ожидал. Только что спокойная поверхность воды вдруг вспучилась. Одна из лодок попала в водоворот и перевернулась, но крики пострадавших потонули в оглушительном вопле ужаса, который охватил, наверное, весь Эриндорн. Вода разверзлась, и огромная волна ударила в городскую стену. Земля покачнулась. Айнагур едва удержался на ногах. Что-то посыпалось ему на голову. Всё вокруг заполнили страшный грохот и треск, а крики слились в сплошной, несмолкаемый вой. Несмотря на весь этот ужас, Айнагур думал об одном — лаборатория! Его работа! Тут будто кто-то напал на него сверху, больно ударив в висок… Лампа. Она отвалилась вместе с куском потолка. По щеке заструилось что-то тёплое, попало в рот… Теряя сознание, он схватился за подставку увеличительного прибора — тот был ввинчен в пол и не упал. От следующего толчка Айнагур ударился головой о прибор и замер, прижавшись лицом к его стеклу. И кошмар, который творился за окном, приблизился к нему, захлестнул, поглотил его… Прямо перед ним разверзлась чёрная бездна, похожая на длинный коридор между двумя огромными стенами воды, куда один за другим опрокидывались корабли. И ещё он увидел замок Линд. Во время наводнения его скрыло почти наполовину. Теперь вода расступилась, и он на какое-то мгновение предстал перед взором Айнагура — самый красивый замок Валлондола, белый, весь устремлённый ввысь множеством шпилей и высоких стрельчатых башен, словно пытающийся вырваться из бездны. Потом чёрная трещина перерезала здание пополам… Ещё одна, ещё… Белые башни покосились, и замок стал медленно оседать во мрак, разваливаясь на части, как игрушечный домик. Вода сомкнулась над ним, и кровавая пена застлала глаза Айнагура. Он и не надеялся прийти в себя. Мир вокруг него рушился, пол качался под ногами, а в ушах стоял оглушительный треск. Единственное, о чём он сейчас мечтал, так это чтобы его убило сразу. Чтобы не лежать и не мучиться, если придавит стеной или какой-нибудь балкой.

Однако сознание вернулось и довольно быстро. Пол больше не качался. Грохот стих, только гул множества голосов по-прежнему оглашал разрушенный город. Уцелела лишь центральная часть — дворец бога и ещё десятка два больших зданий. Остальное лежало в развалинах. Руины бывшего Города Солнца уныло возвышались посреди бескрайних тёмных вод; грязные, пенистые волны носили трупы, обломки домов, деревья… Картина была ужасная, но ещё больше Айнагура пугало другое. Сумерки сгущались с каждым мгновением — Владыка тьмы вступал в свои права.

— Эрин, не уходи! Не покидай нас, Эрин!!

Вопли и рыдания слились в сплошной гул, в тёмно-синем небе тускло горела злобная Арна, и, глядя на восток, Айнагур понимал — бедствия ещё не закончились. Небо над горами было не таким, как везде. Оно было серым и мутным. Эта зыбкая муть, подобно туману, постепенно заволакивала всё вокруг, приближаясь к Эриндорну — ветер дул в сторону города, вернее, его руин. Айнагур уже видел слабые розоватые вспышки, то и дело освещавшие вершины гор. Скоро на Эриндорн обрушатся массы раскалённого пепла. Надо узнать, сколько осталось целых судов и как скоро можно починить поломанные. Следует плыть на мыс Корн, а оттуда идти в горы — той дорогой, что ходила экспедиция, которую он осенью посылал в южные земли. Теперь надо уходить туда всем. Точнее, всем, кто уцелел, а таких осталось мало. Не идти же в северные леса к людоедам-варнам. Надо только успокоить народ. Уговорить людей потерпеть ещё немного, зато потом они до конца дней своих будут жить в обетованной земле, которая родит урожай чуть ли не каждый хельм. Главное, что лаборатория уцелела. Работа Айнагура не пострадала. Теперь основная задача — всё это осторожно доставить на мыс Корн, а потом туда, на юг, в страну, где живут дикари, которые делают великолепную посуду, украшения и строят роскошные дворцы, но до сих пор стреляют из луков. Чем ниже разум, тем больше веры. Наверное, не так уж и трудно заставить их признать Эрина, там ведь тоже много солнцепоклонников…

Страшный шум внизу прервал размышления Айнагура. Дверь в лабораторию распахнулась.

— Ан-абеллург! Народ просит бога! — кричал запыхавшийся слуга. — Они разнесут дворец… Они уже убили двух абеллургов!

Айнагур наспех вытер запачканное кровью лицо — здорово его шарахнуло — и вышел на балкон. И невольно содрогнулся, увидев под собой развалины города и перепуганную, остервеневшую толпу, которая заполонила площадь перед дворцом и уже начинала ломать ворота.

— Валлоны! — крикнул Айнагур. — Люди вы или глупые турны, которые от страха потеряли остатки разума? Как смеете вы требовать бога?! Разве вы не знаете, что владыка Эрин в конце каждого цикла уходит? Он возвращается в чрево своей божественной супруги и матери Эрны, дабы потом явиться нам обновлённым. Таков порядок, заведённый не нами. И не нам, людям, его менять. Эрин не забыл вас, несмотря на все ваши грехи! Ведь вы сами, сами!! навлекли на себя все эти беды! Разве нет среди вас тех, кого в последнее время разъедала ржавчина неверия и сомнения? Разве не вы сами позволили тёмным силам завладеть вашими душами?! Разве не в вас, не в ваших душах черпают демоны свою силу?! И вот теперь, воспользовавшись временным уходом Эрина, они наслали на нас все эти беды! Ибо зло, которое есть в нас, против нас же и оборачивается!

Люди понурили головы. Многие опустились на колени. Злобные выкрики постепенно утихали. Воздух огласили рыдания и молитвы. Кто-то громко каялся, в отчаянии раздирая на себе одежду и припадая к земле.

— И теперь, когда самое время вспомнить о нашем боге и сердцем обратиться к нему, вы убиваете его слуг! Тех, кто защищает вас перед владыкой Эрином, как добрая нянька защищает перед строгим отцом неразумных детей! Тех, чьими устами бог говорит с вами, желая наставить вас на путь истинный! Несчастные, зачем вы отнимаете у себя последнюю надежду на спасение?!

Вопли горестного раскаяния стали громче. Кто-то требовал расправы с убийцами божьих слуг…

— Остановитесь! — властно перекрыл шум толпы голос Айнагура. — Сейчас не время судить и казнить. Каждый в конце концов получит по заслугам. Взгляните на небо. Арна торжествует! И её друзья вельги — злые демоны вод — радуются вместе с ней. Так пусть же порадуются и те из вас, кто до сих пор тайно молился Линду и Лайне, кто поклонялся вельгам и злой демонице Арне! Вельги надеются, что теперь весь мир превратится в бескрайние тёмные воды. Они надеются, что этот мрак и хаос навеки. Но мы должны противостоять им. Нам следует очистить свои души от скверны неверия и дружно обратить свои молитвы к Эрину. И светлый бог не покинет нас. Будьте сильны, благоразумны, терпеливы! Верьте в Эрина, в его великую силу, и вы не только снова увидите его в начале следующего цикла. Он встретит вас в прекрасной стране, куда он велел нам, абеллургам, отвести вас. Он велел нам это перед тем, как уйти. Да-да, он поручил нам заботу о вас, не покинул вас совсем, несмотря на ваши грехи! Так слушайте же меня внимательно и делайте так, как я вам говорю. Сейчас не время оплакивать погибших. Народ валлонов не должен исчезнуть с лица земли. Мы должны спастись. И не только спастись, но и добиться жизни ещё более прекрасной. Я поведу вас на юг, через горы. А меня поведёт бог. Он ушёл, но сказал мне, что делать. И он оставил нам частицу своего божественного огня, который будет освещать нам путь. Мы должны уйти отсюда не позже, чем через четыре дня, ибо злые силы, вызванные к жизни нашими врагами, не дремлют. Взгляните на восток! Теперь нам грозит страшный каменный демон. К счастью, он неподвижен, и мы уйдёт от него…

Айнагур ещё что-то говорил, призывая людей не поддаваться панике, собраться духом. Его слушали. Он чувствовал, что владеет толпой. Это самое главное. Он снова был хозяином положения.

Больше всего его радовало то, что не пострадали ни сама лаборатория, ни склады. Уцелел даже подземный склад, где хранилось новейшее секретное оружие. Всё это надо было забрать с собой. А также все чертежи, расчёты… Ничто не должно пропасть, ни одно его изобретение! И библиотеку необходимо спасти. Не всю, конечно, но… В старых книгах по естествознанию Айнагур нашёл описание бедствия, разразившегося в Валлондоле тысячу лет назад. Дней восемь вулкан просто дымился, на девятый началось извержение. Айнагур не знал, сколько он будет "просто дымиться" на сей раз. С одной стороны, нельзя было медлить, с другой — он должен был спасти всё самое ценное. То, без чего он не сможет править. И без чего им, валлонам, скорее всего, не удастся завоевать Сантару.

Айнагур дал три дня на спасательные работы и сборы в дорогу. А утром четвёртого дня первые корабли и плоты с уцелевшими наконец отправились к мысу Ай-Голл. Люди немного приободрились и уже верили в возможность спасения. Они только не знали, что несколько самых лучших кораблей ещё два дня назад под покровом тьмы отправились к мысу Корн, где доверенные люди Айнагура готовили ценный груз к переправке через горы.

— Если доставите всё это целым и невредимым до Сантары, я сделаю вас бессмертными, — пообещал этим людям Айнагур. — Вы будете жить столько же, сколько я. Но вы должны сделать всё точно так, как я сказал. Вы будете следовать впереди нас на пять скандиев и светить всю дорогу. Бенона у вас достаточно.

Эти люди знали, куда идти. Тем более что среди них были участники осенней экспедиции в Сантару.

— Идите на юг и только на юг. А когда спуститесь в долину, спрячьте всё это в пещерах. В тех самых, о которых вы говорили… И спрячьтесь сами. Ждите меня. Не показывайтесь ни людям, ни зверям, ни птицам, раз уж говорят, что тамошние жители понимают язык всех земных и неземных тварей…

Всё сложилось даже лучше, чем он предполагал. Погибших в пути было немного. После катастрофы в Валлондоле это казалось сущим пустяком. Они издали видели, как бушевал вулкан, извергая массы раскалённой лавы. Сплошное озеро, которое теперь было на месте большой и процветающей страны, стало кроваво-красным и кипело, как жуткое гигантское варево. Айнагур боялся, что будет много пепла, который ветром может отнести в их сторону. К счастью, ветер дул на север.

Потом Айнагур узнал, что жалкие остатки жителей северных лимнов долго не могли пробиться к горам, чтобы тоже уйти на юг. Плыть было невозможно — люди задыхались от ядовитых испарений, исходивших от отравленной лавой воды. Хорошо ещё, что вскоре ударили холода, и всё замёрзло. Люди добрались до горного хребта по льду. И в течение двух хельмов, пока не посветлело, жили, прячась в пещерах. Эта вторая волна беженцев прибыла в Сантару уже в разгар весны — толпа больных, голодных, оборванных людей. Многие из них погибли в дороге. Ну, они же сами добирались, а первых переселенцев вёл слуга светлого бога…

В пути Айнагур говорил народу:

— Не бойтесь, бог вернётся к нам! Он же видит, что вы раскаялись. Ещё капля терпения — и вы будете вознаграждены.

Ему, а также его верным сподвижникам Ульду, Кингаму и Гарму было труднее всех. Они знали, что они должны сохранить. Айнагур постоянно думал о тех, кто шёл впереди. Он отправил с ними абеллургов Ханда и Гиллура, несколько своих помощников, учеников. И от всей души надеялся, что они сделают всё как надо.

Глава 12. Чужая страна.

Хвала Эрину, бенона хватило на всю дорогу. Когда они прибыли в Сантару, Великая Ночь подходила к концу. Правда, солнце ещё не вступило в свои права. Небо застилали тучи, и над землёй висел густой туман, поэтому ночи ещё были темнее, чем обычно, а днём царил серебристо-голубой сумрак, и только местами вспыхивали проблески света.

— Юный бог просыпается, с трудом приподнимает сонные веки, — говорил Айнагур валлонам, которые зачарованно озирались на краю долины Улламарны. Только что закончился трудный спуск. С этой стороны хребта горы оказались гораздо круче. — Он ещё совсем юн. Он не окреп. Мы должны немного подождать, и бог явит нам свой прекрасный лик. Но мы должны встретить его достойно. Не на этих разбитых тайпах, грязные и оборванные. Разве так встречают бога? Мы должны приготовить для Эрина дворец. И только тогда он спустится к нам как обычно. Вы хотите снова увидеть своего бога?

Этих слов было достаточно, чтобы заставить людей сделать всё, как задумал Айнагур. Благо, оружие валлонов было гораздо совершенней сантарийского. К тому же местные жители встретили переселенцев вполне миролюбиво. Они уже потом поняли, кто к ним пришёл. И зачем.

Айнагур и Кингам впервые применили здесь своё новое взрывное устройство. Они собирались испытать его весной в пустыне за Саррондоном, но пришлось испытать его в бою. Испытание прошло успешно. Юный бог получил лучший дворец Сантары.

А дворцов здесь было много. Здесь зодчий перед строительством не показывали заказчику тщательно разработанный проект, но каждый дворец поражал своей красотой и оригинальностью планировки. Здесь охотник в каком-нибудь глухом селении, делая стрелу для лука, мог увлечься и просидеть целый день, украшая её рисунками или оперением, и никто бы сроду не поднял его на смех. Здесь не было ремесленников, потому что все были художниками. Здесь не было поэтов, наверное, потому, что поэтами были все. Здесь никто никого не учил петь и танцевать, но пели и танцевали все, а стихи и песни, казалось, рождались сами, как цветы из земли. Или как ручьи после дождя. Здесь не писали писем, но друзья и родичи общались друг с другом в любое время суток, даже если жили в разных концах Сантары. Здесь по сути не было письменности, но люди знали всё, что творилось в их стране с незапамятных времён. Тут, конечно, ещё следовало отделить правду от вымысла, но это было совершенно невозможно, ибо здесь самое невероятное становилось повседневной реальностью. За это-то Айнагур и возненавидел Сантару. И ненавидел до сих пор. В Валлондоле ему тоже доводилось сталкиваться с необычными явлениями, но он почти всегда находил им какое-нибудь объяснение, порой не очень убедительное, но всё-таки… Там, в Валлондоле, тоже верили в колдунов, некоторые даже тайно их посещали. Тайно. Все эти дела, связанные с колдовством, вызыванием духов, были окутаны тайной и, наверное, поэтому привлекали людей. Здесь же колдовство считалось делом обычным. И когда Айнагур сталкивался с ним, он попросту терялся.

Сантара. Страна, где живут боги. Страна чудес. Сказочно-прекрасная земля, по сравнению с которой померк строгий бледно-голубой Валлондол. Те, кто его покинул, всё равно по нему тосковали, но родившиеся здесь, в Сантаре, вряд ли захотели бы переселиться отсюда в страну, похожую на родину своих предков.

Сантара. Она поразила их даже в конце зимы, едва они увидели с горы Ай-Турн подёрнутую сумраком долину Улламарны. А весной, когда всё зацвело, измученные беженцы поняли, что они действительно попали в обетованную страну. И казалось невозможным не верить в древние легенды про блаженную обитель богов. Где же им ещё жить, как не в Сантаре? Здесь каждый цветок так прекрасен, что можно любоваться им целый день, забыв о времени и обо всём на свете. Здесь тебя всюду окружают боги, ты везде ощущаешь их присутствие, и душа то и дело сладко замирает в ожидании чуда. И всё невероятное кажется возможным. Чему удивляться, если ты попал в страну богов?

Когда богов много, трудно заставить всех поверить в одного. Это Айнагур понял ещё в Валлондоле. Здесь были солнцепоклонники, но они уважали и других богов. Первые два цикла прошли в ожесточённой борьбе за утверждение истинной веры. Совершенное оружие и опыт ведения войн помогали валлонам, которые по численности сильно уступали сантарийцам. Правда, вскоре выяснилось, что у местных колдунов тоже есть страшное оружие, в природе которого Айнагур до сих пор не разобрался. Зато ему было на руку то, что валлоны стали до смерти бояться сантарийских колдунов и, естественно, прониклись к ним жгучей ненавистью. Тем проще было объявить войну и самим колдунам, и их богам, у которых они якобы черпали силу.

Но воевать до бесконечности нельзя, а на такой прекрасной земле война казалась совершеннейшим кощунством. Да и одной силой ничего не добьёшься — это Айнагур понял за много лет своего правления ещё там, в Валлондоле. Другие абеллурги понимали это не хуже его. Давить следует самых страшных противников, а с народом надо заигрывать. Особенно с молодёжью. Ведь она как правило клюёт на всё новое, и блага, даруемые цивилизацией, не оставляют её равнодушной. Неслучайно теперь молодёжь со всех концов Сантары едет в Валлондорн — так сейчас называется центр страны, где раньше был город Тиннутама. Вернее, город-то остался, просто называется иначе — Эриндорн. А сколько уже смешанных браков, особенно в провинциях. Первые два-три цикла валлоны держались особняком, желая сохранить чистоту крови, но ведь их так мало уцелело. Люди низших сословий — данны — первые начали смешиваться в коренным населением, и до сих пор метисы рождаются в основном в простых семьях. Валлонская знать, особенно в столице, по-прежнему предпочитает не иметь дела с "этими чернявыми", но тёмная кровь помаленьку проникает и туда. Неужели всё-таки есть логика в той дедовой сказке о детях воды и детях земли? "Горе вам, если вы опять не договоритесь!"

Что касается языка, то понять друг друга оказалось не так уж и трудно. О сходстве валлонского и сантарийского говорили ещё участники той знаменитой экспедиции. А через двадцать лет после переселения в Сантару Айнагур вплотную занялся сравнением и исследованием этих двух языков. И обнаружил, что они действительно родственны. Он даже сумел восстановить некоторые древние формы и корни, к которым восходили те или иные слова. Валлонский язык казался ему более звучным, поскольку в нём преобладали звонкие согласные, сантарийский же был мягче и мелодичнее. Звук [д] здесь часто заменялся звуком [т], а [р] и [л] звуком [н]. Увлёкшись сравнением языков, Айнагур даже составил таблицу, где привёл восстановленные им древние корни во всех их вариантах, получившихся в результате чередования звуков, и слова из сантарийского и валлонского, в которых эти корни выявлялись. Причём таблица постоянно дополнялась. Айнагур то и дело к ней возвращался. А началось всё вот с чего: он заметил, что у сантарийцев и у валлонов есть слова, одинаковые и по значению, и по звучанию. Одинаковые или просто очень близкие. Во-первых, это имена древних богов, во-вторых, названия некоторых животных. Здесь, в Сантаре, тоже были турны, хайги, хургалы. И называли их почти так же. Хайгов в ряде говоров называли айгами, а хургалов — харгалами. Первое исследование Айнагура было посвящено корню — *гур-/-*хур-/-*хар-, за которым, по данным обоих языков, закрепились значения "ловить, охотиться, преследовать, охотник, хищник". Он восстановил древнейшие формы корня с глухим и звонким начальным звуком.

-/х/вар- варг — название птицы (валл.)

-*хвр- -хар- харг — название птицы (валл.), харгал — хищное

животное (сант.)

— хур- хургал — то же, что харгал (валл.)

— гар- Гарт — мужское имя (сант.)

— гвар- Гварна — женское имя (валл.)

-*гвр- -гур- Гурд, Айнагур — мужские имена (валл.), мангур —

пустынный хищник (валл. и сант.), гурния —

хищная рыба (валл.)

— гор- Кармангор — название вулкана (валл.)

Суффикс — г-/-х- и в сантарийском, и в валлонском имел значения "живое существо, действующее лицо", так же, как и суффикс — д-, который просматривался в валлонских именах Ральд, Гурд, Вирда и соответствовал сантарийскому суффиксу — т-, выступающему в имени Гарт.

Айнагур выяснил, что слово мангур, название священного животного бога Маррона, первоначально звучало как маргур — от мар «камень» и гур «хищник». Маргур — "каменный хищник". Айнагур нашёл эту форму в каком-то древнем источнике. В дальнейшем произошла ассимиляция — звук [р] перешёл в [н]. Название лимна Саррондон сперва звучало как Саррондорн — "сухое место". Дорн — "место, поселение, город". Оказалось, что и название Линдорн в древности звучало как Лирндорн — "поселение лирнов". Потом звук [р] выпал, и долгое время считали, что название лимна происходит от имени бога Линда. К тому же там было озеро Линд. В обоих названиях — Саррондон и Линдорн звук [р] исчез в результате одного и того же фонетического процесса.

Айнагуру удалось истолковать и название вулкана Кармангор. Выяснилось, что первоначально оно звучало Кармаргор или Кармаргур. Он выделил в этом слове целых три древних корня: — кар- "огромный", — мар- «каменный» и — гор-/-гур- «хищник». Получается "гигантский каменный хищник", "гигантский мангур". Подходящее имя для слуги Маррона, которого повелитель камней превратил в гору. Замену [р] на [н] Айнагур обнаружил и в сантарийском названии той зловещей птицы, которой он так боялся. В центральных говорах Валлондола её называли харг, на востоке и на севере — варг (оба слова из древнего *хварг). В Сантаре священную птицу Танхаронна называли ванг. Сантарийский язык почти не сохранил сочетания — рг- в конце слова. Видимо, первое значение корня *-хвр-/*-гвр- было "ловить, преследовать, охотиться". Валлонское имя Гурд означало "ловец, охотник", а сантарийское имя Гарт переводилось как "ловкий, быстрый". Старший брат Ральда Гурд, последний правитель Линдорна, и вправду был заядлым охотником. Он погиб, когда гвардия Эриндорна штурмовала Белый замок. И оба его сына тоже.

Древний корень *-/т/вир- просматривался в словах твирд, вирн, вир, Вирда, Вириндорн. По-видимому, первое значение корня — "рождать, растить, расти". Потом появились слова со значениями "лес, относящийся к лесу, лесной". По-валлонски вир — «лес», Вирда — имя лесной богини, вирны — лесные божества. Айнанур с удивлением обнаружил, что этот же корень сохранился в названии острова Вигд. Сначала оно звучало как Виргд — Айнагур встретил это название в старинной рукописи. Там рассказывалось о жертвоприношениях в честь тёмного бога, и упоминался некий остров Виргд, расположенный между Вириндорном и царством лирнов, то есть Линдорном. Самая древняя форма сохранилась в слове твирд — "первое дерево, которое произрастила богиня Гилла, мать-земля". В Сантаре это дерево называли вирн. А в Валлондоле существовала легенда о том, что лесные божества вирны были первыми детьми Гиллы от Эрина (или от Линда), а уж потом она родила прекрасную Вирду, хозяйку лесов. В Сантаре была богиня растений Виринга. Корень *-вир- встречался в названиях ещё нескольких лесных богов и духов.

Основное значение корня *-гил-/*-гиль-/*-гин- «земля». Он выступал и в именах богини земли — Гилла (валл.) и Гина (сант.), и в названии спутниц лесной богини. По валлонским легендам, подружками Вирды, дочери Гиллы, были юные девушки гильды. В Сантаре лесную богиню тоже считали дочерью богини земли. Её звали Гинтра, а её спутниц называли гинтами. Здесь тоже наблюдалась обычная для сантарийского языка замена [л] на [н] и [д] на [т]. В имени небесного бога тоже произошла замена звонких согласных глухими — сантарийцы говорили не Невд, а Нэффс.

Год в Сантаре называли кальм. Оказалось, что этот же корень, только на другой ступени чередования, выступает в валлонском слове хельм — "отрезок времени в тридцать дней". Первое значение корня *-кальм-/*-хальм-/*-хельм- "период, временой отрезок". В данном случае была налицо ещё одна особенность сантарийского — переход [е] в [а]. А хельмы в Сантаре называли тигмами. Происхождения этого слова Айнагур не знал.

Нашёл он и соответствие валлонскому слову раль — "высокий, светлый, чистый, возвышенный". Древний корень *-раль-/*-ранн- выступал в названии птицы раль, а также в именах Ральд и Ранх (на юге Ранг). Сантарийское имя Ранх (Ранг) означало то же, что и имя Ральд. И человек, носивший это имя, тоже испортил Айнагуру немало крови. Минаттан Ранх, молодой правитель Ингамарны… Его убили лет восемь назад.

Основное значение корня *-анг-/*-анх- «сила». Но если у валлонов имелось в виду "сила, могущество, власть" (недаром формант — анг выступал в древних именах правителей — Нарранг, Дорманг), то у сантарийцев этот корень с глухим звуком на конце был представлен в слове анх — тоже со значением «сила», но не физическая и не сила власти. Этим словом называли чудесную силу колдунов. Неизвестно, в каком значении корень — анг- выступал в имени бога Харранг. Бог обладал и властью, и чудесной силой. Айнагуру больше нравилось валлонское значение. У него даже было предположение, что этот же корень без конечного согласного звучит и в слове ан-абеллург — "великий (главный) абеллург". Айнагур носил этот титул уже более двухсот лет.

Самых искусных колдунов в Сантаре называли нумадами — от древнего корня *-нум-, первоначальное значение которого — "слово, речь". Позже появились значения "совет, закон, порядок, разум". Нумад — значит «мудрец». У валлонов этот корень вычленялся в слове коннум — "советник лимнарга". Старшего нумада называли эрг-нумад, где приставка эрг- со значением главенства, старшинства была равнозначна валлонскому суффиксу — арг-, сохранившемуся только в слове лимнарг — "правитель лимна".

Проводя это исследование, Айнагур невольно задумался о том, как всё же чётко отражается в языке психология народа. Валлоны называли бога абел или абель — от древнего корня *-абл-/*-абел-/*-абель- со значением "главный, царящий над всеми". Сантарийское название бога — тиу — восходило к корню *-ти-/*-ди-, от которого был образован ещё ряд слов со значениями "чудо, чудесный, прекрасный, творить чудеса". А прилагательное тинн (на западе динн) означало "божественный, чудесный, дивный, прекрасный". Название Тиннутама (ныне Эриндорн) можно было перевести и "город бога", и "прекрасный город". Вот оно — отношение сантарийцев к богам и к миру вообще: всё божественное прекрасно, всё прекрасное божественно. Мир прекрасен, потому что он населён богами. Мир населён богами, потому что он прекрасен…

Разницу в психологии двух народов очень хорошо прояснял пример с древним корнем *-сан-, вернее, то, какие у него развились значения в валлонском и сантарийском. В валлонском можно было найти лишь самые первые его значения — «глаз» и «видеть». Причём, только в древнем языке, который Айнагур изучал по старинным рукописям. Да ещё ряд имён и названий сохранили древние формы. Существительное сан выступало в названии озера Сан-Абель — "Око бога", а глагол санне "видеть, смотреть" в современном валлонском давно уже был заменён глаголом бинне. Корень — сан- присутствовал в названии Сантара «прекраснейшая», в имени богини яркой луны — Санта «прекрасная», в названии цветка, связанного с культом этой богини, и ещё в ряде слов, объединённых значением "красивый, прекрасный". У сантарийцев первоначальное значение "глаз, зрение, видеть" сохранилось только в двух словах — саннул и Сан. Саннулом звали маленького зверька с огромными круглыми глазами, который вечно на всех таращился, свисая с какой-нибудь ветки. У него были очень цепкие лапы и длинный хвост, и он мог висеть на дереве хоть целый день. Причём саннулами этих забавных животных называли только на севере, где язык сохранил больше древних фактов, а в центре и на юге их звали рингами — от ринги «смотреть». Ринг — значит «смотрящий». Уменьшительно-ласкательный суффикс — ул- имел в сантарийском значение "обладающий чем-то в большой степени, имеющий какую-либо яркую отличительную черту". Он выступал в названии полевого грызуна памфула. Этот зверёк обычно так набивал себе щёки зерном и семечками, что они у него раздувались и свисали чуть ли не до земли. Памфул значит "щекастый, щекастик". Так ещё в шутку называли маленьких толстощёких детей, а ребятня дразнила памфулами жадин. Все эти параллели натолкнули Айнагура на мысль, что слово саннул может переводиться как «глазастик», но полной уверенности в этом у него не было. Пока он не узнал про озеро Санн на западе Улламарны. Озеро имело форму глаза, а растущий вокруг него тёмный волосистый шикур напоминал ресницы. Это озеро вроде не называли глазом бога, но Айнагур слышал, что возле него один раз в цикл совершаются ритуальные действа. А вот какие — он не знал. Озеро Санн было одной из многочисленных тайн Сантары. Айнагур сперва решил, что похожий на глаз водоём как-то связан с культом солнца. Оказалось, нет. Больше он об этом ничего не узнал за сто сорок лет, проведённых в Сантаре. Все местные жители, которых он спрашивал об озере Санн, отвечали уклончиво и неопределённо. Или вообще пожимали плечами. Даже старый Сиф, служивший Айнагуру уже много лет и вроде бы даже преданный, насколько можно было этого ожидать от сантарийца, явно избегал разговоров о таинственном озере, похожем на глаз. Айнагур специально взял слугу из местных жителей, чтобы, общаясь с ним ежедневно, получше понять психологию этих странных людей — сантарийцев. Но несмотря на то, что Сиф был при нём уже почти сорок лет, он ни на волос не стал ближе и понятнее своему господину. Так же как Сантара не стала понятнее абеллургу ни за сорок, ни за сто сорок лет его правления здесь. Но то, что в основе названия озера Санн лежит сходство с глазом, было ясно. Видимо, этот же корень с этим же значением выступал и в слове саннул. Но почему у корня *-сан- развилось значение «прекрасный»? Опять особенность сантарийской психологии, их отношения к окружающему миру. Для сантарийца смотреть — это любоваться, созерцать что-то красивое. В Сантаре куда ни глянь — кругом красота, так что здесь подобное развитие значения у корня *-сан- вполне объяснимо. А шло это развитие, по-видимому, таким путём: «глаз» > "видеть, смотреть" > «созерцать» > "созерцание красоты" > «красота». Цветов, которые назывались санты, Айнагур так и не видел. "Они перестали расти с тех пор, как сюда пришли валлоны", — говорили местные жители. По легенде, эти цветы богиня земли Гина специально вырастила к свадьбе своей дочери Санты и солнечного бога Эйрина.

Теперь уже и сантарийцы называли солнечного бога Эрин — на валлонский манер, только в некоторых провинциях сохранилось старое произношение. По сути это одно и то же слово, просто форма Эйрин более древняя, чем Эрин. Эйрин "светлый, ясный" восходит к древнему корню *-эй- «свет», который встречается и в ряде валлонских слов. К этому же корню восходит и слово эйр — по сантарийски «глаз». Недаром в Сантаре глаз считался символом солнца.

С особым интересом Айнагур исследовал материал, относящийся к корню *-вал-/*-валь-/*-вель- со значением "вода, водяной". В древности вельгами называли водяных демонов, которые являлись людям в обличье разных озёрных тварей — рыб, а чаще килонов. В старых валлонских книгах была зафиксирована более древняя форма — вальг. Отсюда и личное имя Вальг.

Вальг, брат Ральда. Средний из сыновей лимнарга Даллана, самый весёлый и общительный. Он погиб на охоте через полгода после отъезда Айнагура в Эриндорн. "Лирны уйдут… И Вальг уйдёт первым…"

Этот же корень с твёрдым звуком [л] имел место в слове валлон, образованном путём сложения: вал/валь «вода» и он "сын, потомок". Значит, валлоны — дети воды? Ну уж нет! Народ всё равно не знает древнего языка. Так что можно истолковать ему это слово иначе, а исследования Айнагура останутся в секрете. Так же, как и большая часть технических и естественнонаучных трудов. Во всех школах Сантары детям говорили: название народа валлонов — одно из немногих сохранившихся слов древнего языка. Валлон — значит "высокий, достойный, лучший из смертных". Валлоны — дети неба, мудрое племя, озарённое светом божественного разума, вдохновлённое богом, который является людям и в виде солнечного диска, и в образе прекрасного юноши, чтобы дарить своим подданным радость общения с ним. Дети неба особенно любимы светлым Эрином. Это избранный богом народ, который несёт свет его мудрости остальным народам, населяющим Эрсу.

Сантара, как и некогда Валлондол, делилась на области. Они назывались минами — это было что-то вроде валлонских лимнов. Правили в них минаттаны и нумады. Мины в свою очередь делились на более мелкие территориальные единицы, каждой из которых правил аттан, что означало "вождь, правитель". Минаттан, правитель мина, периодически собирал аттанов на совет, как когда-то в Валлондоле лимнарги коннумов. В руках минаттанов была политическая и военная власть, правда, о войнах в Сантаре и думать забыли, пока не пришли валлоны. Гораздо большей властью, по мнению Айнагура, обладали нумады, мудрецы. Так сантарийцы называли своих колдунов. Вернее, самых могущественных из них. Потому что вообще-то колдунов в Сантаре было много, а самое бесхитростное колдовство считалось доступным почти всем. В каждом селении обязательно был колдун, а то ещё и не один. В каждом мине правили несколько нумадов, главного из которых называли эрг-нумад. Как у валлонов были абеллурги и ан-абеллург. Правда, абеллурги Валлондола, свергнув лимнаргов, захватили в свои руки всю власть. Здесь же нумады не спорили из-за власти с минаттанами. У каждого была своя, строго отведённая роль в обществе. И эти роли не смешивались, хотя минаттаны как правило не предпринимали ни одного важного шага, не посоветовавшись с нумадами. Это была не формальность, не простое следование какой-то древней традиции, давно уже утратившей свой смысл. Нумады действительно пользовались авторитетом, которому валлонские абеллурги втайне завидовали. Ведь власть абеллургов с самого начала опиралась главным образом на силу, а власть нумадов держалась на уважении и доверии, которых не добьёшься никакой силой. Эта мысль всегда вызывала у Айнагура глухое раздражение. Он ненавидел нумадов именно за то, что им удавалось править так, как никогда не удавалось абеллургам. И до сих пор авторитет нумадов в народе велик. Несмотря на то, что в Сантаре приняли Эрина… Да он собственно и раньше был их богом. И даже во многом походил на валлонского. И имя носил почти такое же — Эйрин.

Айнагур, всегда связывавший легковерие с недостатком образования, считал, что обмануть сантарийцев будет несложно. Он ошибся. Очень скоро он понял, что отсутствие единой письменности и библиотек ещё не говорит об отсутствии образования. Запудрить мозги этим «дикарям» оказалось куда трудней, чем его соотечественникам. Сантарийский народ по-прежнему слушал своих нумадов, и продолжать войну с последними было бессмысленно. Во-первых… Айнагура это злило больше всего, но приходилось признать, что воевать с ними страшно. Во-вторых, преследование нумадов только поднимает их авторитет в глазах обоих племён. Надо доказать, что абеллурги мудрее. И прежде всего это надо доказать молодёжи. И вообще народ следует задабривать. А кое-кого обласкивать и приближать к себе. Сколько уже сантарийцев живёт в Среднем городе. И даже в Верхнем появляются. Может быть, скоро появятся абеллурги сантарийского происхождения… Нет. Айнагур всё же не решался принимать сантарийских юношей в школы третьей ступени. Он боялся их. Боялся Сантары. Проклятая страна! Вроде бы уже всё наладилось… Нет! Война в прошлом цикле опять доказала Айнагуру, что сила сопротивления его власти не уменьшилась. Она как бы замаскировалась, затаилась и в последнее время только изредка давала о себе знать. Айнагур давно уже устал воевать. Тем более с сантарийскими нумадами. Он боялся их, потому что не знал природы их силы. Его всегда раздражало всё необычное, не поддающееся объяснению. Всё, чем он не мог управлять. Айнагур чувствовал: он очень мало знает о Сантаре. Об этой стране чудес, где он правил уже четырнадцать циклов — сто сорок лет или кальмов, как здесь говорят. Сказочная страна, ослепляя своими красотами, упорно прятала свой истинный облик. Точнее, свою душу. Коварная, обманчивая страна. Заколдованное место, где тебя на каждом шагу ожидает неизвестно что. А неизвестность пугает больше всего.

Кто сумел проникнуть в его лабораторию? Наверняка, это только начало… Чего? Очередного мятежа? Вся стража в Валлондорне поднята на ноги. И войско наготове. Но Айнагура пугал не мятеж. Войны, мятежи — дело привычное, и знаешь, как с этим бороться. Здесь постоянно происходит что-то странное. То валлонские дети перестают расти, то вдруг ни с того ни с сего гибнет урожай — культуры либо не плодоносят, либо вообще останавливаются в росте и засыхают на корню… А эти бесплодные земли, которые с каждым годом наступают на Сантару. А странные звуки в пещерах Улламарны. А эти проклятые зеркала… В конце каждого цикла обязательно пропадает красивая валлонская девушка. Исчезает бесследно, как в воду… А стража в лаборатории… От чего они умерли? Подобные случаи уже были, но не здесь, в Эриндорне, прямо во дворце бога…

Что-то присходит. Что-то зреет. Недоступное его пониманию, неведомое, грозное, неотвратимое. Ему всегда казалось, что в руках нумадов сила, которую они пока не используют в полной мере. Словно боятся чего-то. А может, выжидают? Сила, подобная той, что долгие годы клокотала внутри вулкана Кармангор, пока вдруг не вырвалась наружу, сметая с лица земли всё живое. Да, наверное, они боятся… Могут, но не хотят. Ведь разрушать, если разобраться, не так уж и трудно. И хотя в разрушении есть своя жуткая, тёмная радость, слишком много потом оседает в душе такого, с чем не хочется жить. Сколько уже обломков и пепла осело в его душе. Никто и не догадывается, как он устал. От всего. Он устал даже наслаждаться тем, что для себя сделал. Ведь всё, что он делает, основано на разрушении. Он даже создавая, разрушает. Всю жизнь. Всегда. Печать разрушения лежит на нём, как заклятие тёмного бога. Чёрный абеллург. "Мы с тобой встретимся… В Эриндорне…"

Белый замок следовало разрушить. И не потому что в нём лгали, лгут везде. В нём лгали слишком красиво. Так красиво, что люди принимали навеянные им иллюзии за действительность и верили в них. И потом уже не могли смириться с реальностью.

Как он ненавидел Сантару, сказочно-красивую страну, полную чудес и тайн… Здесь не было той стройной, щемящей душу гармонии, которая поражала в царстве лирнов. В буйной, многоцветной, причудливой красоте Сантары было что-то вызывающее, будоражащее душу и вместе с тем загадочное. Она тоже лгала. Она завораживала, обманывала, уводила от сути. А вокруг что-то назревало. Неотвратимое. Он ведь почувствовал эту неотвратимость сразу, едва только ступил на эту землю. Он сразу понял, что, придя сюда, он ниоткуда не ушёл и ни от кого не убежал. Он вернулся к тому же. Как он вздрогнул, входя в Тиннутаму (нынешний Эриндорн), когда увидел вверху, на арке главных городских ворот огромный глаз, сделанный из белого и голубого вирилла. Сантарийский символ солнца. Тиннутама — столица солнцепоклонников, и этот символ украшал здесь и святилища, и обыкновенные жилые постройки. Глаз бога — сан-абель… Ему тут же объяснили, что в Сантаре имя солнечного бога родственно словам эй «свет» и эйр «глаз»… Затмение уже кончалось, когда они вошли в этот красивый, странный город, совершенно не похожий на города Валлондола. И отовсюду на Айагура смотрел белый глаз с ярко-голубой радужной оболочкой. Глаз бога смотрел на него. И Айнагур понял, что каким бы новым и необычным ни было место, куда он привёл свой народ, он пришёл туда же, откуда бежал. Всё предопределено, и бежать больше некуда.

Глава 13. Лаборатория главного абеллурга. В ожидании рассвета.

Несколько дней назад, увидев разгромленную лабораторию, уничтоженные плоды своего труда, Айнагур даже почувствовал что-то вроде облегчения. Может быть, всё кончилось, и судьба подталкивает его к последней черте? Ещё немного — и он бы выпил содержимое маленького тёмно-синего флакончика. И тут вбежал Таггон. Страшно собой довольный. Ещё бы — ведь он спас положение! Это было настоящее чудо. Одно из чудес Сантары. Наверняка, очередная злая шутка, которую хочет сыграть с Айагуром эта проклятая страна. Что ж, он принимает вызов. Ему не привыкать. Скорее всего, это будет последний бой.

Айнагур подошёл к окну и долго смотрел в непроницаемую тьму, накрывшую Эриндорн. Он на миг представил себе другой Эриндорн, который когда-то был там, за горами. Там же был и Белый замок. И Павильон Цветов… И статуя юного лирна верхом на килоне, дивном звере с глазами бога, который посмотрел на него, вынырнув рядом с лодкой, на пути в Эриндорн. И этот же взгляд бога — пристальный, непонятный, бессмысленно-мудрый — встретил его здесь, в городе, что тоже сейчас носит имя Эриндорн…

Айнагур вспомнил последний вечер в том, уже не существующем, Эриндорне. Вечер накануне трагедии, когда он мечтал, чтобы выпал снег, чтобы поскорее пролетели два тигма Великой Ночи и начался следующий цикл. И чтобы новый цикл прошёл так же, как все предыдущие. И чувствовал: этого не будет, впереди какая-то неопределёность и неизбежность. Теперь он чувствовал то же самое.

Но Айнагур с каким-то странным спокойствием смотрел в кромешную мглу за окном. Он давно уже заметил, что полная темнота действует на него успокаивающе и помогает сосредоточиться. Это по его приказу во время Великой Ночи в Верхнем городе не зажигали фонари. Дед бы объяснил это покровительством тёмного бога, который к тому же обещал Айнагуру долгую жизнь. Что ж, живёт он действительно долго. И всё благодаря себе, а не богу… А может быть, это только кажется? Может быть, ему вообще только кажется, что он живёт?

Едва различимый в вышине тусклый диск Арны почти не излучал света, скорее, наоборот сгущал вокруг себя темноту. Бледная Арна… Или Кама, как её называют в Сантаре. Бесплодная богиня, которая рождает лишь призраки, иллюзии… Может, Сантара — очередная рождённая ею иллюзия? А может быть, вся его жизнь…

Над миром царила тьма. И казалось, что кроме неё ничего нет. Ничего и никого. Ни Эриндорна, ни Сантары, ни богов, ни людей. Только Беспредельная Тьма, которая была всегда. Но такое не может длиться вечно. Уже в муках рождается время — безжалостный Карн. Едва вступив в свои права, он заставит всё и всех идти по предначертанному кругу. И медленно, с трудом откроется божественное око, чтобы подарить миру свет и жизнь…

Всё замерло в ожидании нового бога. Вечно юного, прекрасного бога, которого рождает Беспредельная Тьма. И пусть ещё скрыта в холодных глубинах пространства эта яркая голубовато-белая звезда, она всё равно в положенный час взойдёт над миром и возвестит о наступлении новых времён.

Конец первой книги

Февраль — апрель 1992 г.

1 Абеллург — слуга бога, жрец (от древневаллонского абел «бог» и лург "слуга"). Ан-абеллург — главный абеллург.

2 Тигм — сантарийское название временного отрезка, равного 30 дням. По-валлонски — хельм.

1 Цикл — время оборота планеты Эрса вокруг солнца, равный десяти годам. Год — период оборота Санты (одной из двух лун Эрсы) вокруг планеты. Весна на Эрсе длится три года, лето — четыре, осень — два, зима — один. Большой цикл — 10 обычных циклов или 100 лет.

Вирилл — драгоценный камень голубого цвета.

1 Капт — единица измерения, примерно равная 1 метру.

1 Абельханна — служительница бога или богини, жрица. Дословно "женщина бога" — от древне-валл. абел «бог» и ханна "женщина, жена".