Человек, который видел всё

Эдмонд Гамильтон Человек, который видел всё

^{© Edmond Hamilton — «The Man with X-Ray Eyes», 1933}

Примечание редактора. Возможно, факты, изложенные в настоящей истории, слишком правдивы… но мы знаем, что некоторые из них таковы. Возможно, это и к лучшему, что правда о многих вещах скрывается от общественного сознания… в то время, как знание других определённо бы помогло цивилизации.

Если бы кто-то предложил вам способность видеть всё — сквозь стены — вы бы согласились? Мы держим пари, что вы так бы и сделали. И Дэвид Уинн согласился. Он хотел увидеть всё, что скрыто от посторонних глаз. Вы думаете, что от зрения не может быть никакого реального вреда? Тогда прочтите эту историю, и вы, возможно, измените своё мнение.

Доктор Джексон Гомер, высокий, худой и седой, с сомнением слушал поток слов своего собеседника. Они неслись дальше, быстрые, нетерпеливые и убедительные. Он был молод, этот темноволосый парень с живым лицом, назвавшийся Дэвидом Уинном. В его аргументах звучала уверенность юности, ещё не знавшего поражений.

Уинн жестикулировал, красочно жестикулировал, чтобы донести до слушателя свои аргументы. Его чистый голос эхом отражался от стен длинной лаборатории доктора Гомера, заставлял дрожать изящные медные и никелевые приборы на полках и сосуды из мерцающего стекла на столах, выплывал из открытого окна и терялся в утренней суматохе солнечной улицы на другом конце Нью-Йорка.

— Вы не можете отказать мне! — заявил Уинн. — Ваш процесс должен быть протестирован на человеке, и я знаю, что вы хотите опробовать его на человеке.

— Да, я бы очень хотел, — вздохнул доктор Гомер. — Это завершило бы моё исследование. Но я не думал, что смогу это сделать, пока вы не вызвались добровольно — риски…

— Какие риски? — прервал его Дэвид Уинн. — Вы уже проделали это с дюжиной животных, от собаки до обезьяны, не изменив у них ничего, кроме зрения, не так ли?

— Но это же животные… — сказал доктор Гомер. — Вы говорите, что вы газетный репортёр, а не учёный. Вы точно понимаете, как действует мой процесс?

— Да, я понимаю, — ответил Дэвид Уинн. — Я внимательно прочитал газетные сообщения по этому вопросу, начиная с первой статьи о вашей работе, которая появилась три месяца назад. В той первой статье говорилось, что доктор Гомер, выдающийся биолог из Манхэттенского фонда, считает возможным изменить глаза животных так, чтобы они могли видеть сквозь такие материалы, как камень и металл, так же легко, как сквозь стекло.

Вы предложили сделать сетчатку глаз чувствительной к определённым ультрафиолетовым лучам вместо световых. Они могли бы видеть с помощью ультрафиолетового излучения, а не света, и поскольку вся неорганическая материя прозрачна для этих лучей, то она была бы прозрачной и для глаз.

Доктор Гомер кивнул.

— Да, это была моя цель при проведении этой серии экспериментов. Я был убеждён, что смогу создать глаз животного, способный видеть сквозь твёрдую материю.

Уинн наклонился вперёд.

— Затем, две недели назад, в газетах написали, что это вам удалось. Вы настолько изменили чувствительность глаз нескольких животных, что они видели с помощью ультрафиолетовых волн и могли смотреть прямо сквозь камень, металл или любое неорганическое вещество. Они не могли видеть сквозь живые существа или материал, полученный из живых существ, поскольку эти лучи не проникают в органическую материю.

В той статье добавлялось, что вы придерживаетесь мнения, что можно точно так же изменить человеческие глаза, изменив чувствительность сетчатки, и что человек, чьи глаза были бы настолько чувствительны, мог бы видеть сквозь каменные и кирпичные стены, сквозь любой металл, фактически, мог видеть почти всё, кроме живых существ и той части их одежды и предметов, которые состоят из органического вещества.

Лицо Дэвида Уинна вытянулось.

— Вот почему я пришёл сюда добровольно в качестве испытуемого для вашего процесса! Я хочу, чтобы вы изменили мои глаза так, чтобы я тоже мог смотреть сквозь твёрдую материю, как будто её не существует!

— Но почему? — настойчиво спросил его доктор Гомер. — Зачем вам нужна эта способность видеть сквозь двери и стены?

— Только не в преступных целях, если вы думаете об этом.

— Да, именно это было у меня на уме, — признался доктор Гомер. — Я не могу рисковать, выпуская на свободу в этом городе преступника, который способен видеть сквозь его стены, как если бы они были стеклянными.

— Я могу заверить вас, что у меня нет никаких преступных замыслов, — заверил его Дэвид Уинн. — Я же говорил вам, что я газетный репортёр. Я молод, неопытен. Но если бы у меня была такая способность, я бы стал величайшим репортёром, из когда-либо живших!

Тут он на секунду остановился и потом продолжил:

— Вы понимаете, что я имею в виду? Если я смогу смотреть сквозь стены и видеть, что делают люди за закрытыми дверями, я смогу писать репортажи, недоступные другим репортёрам. Я даже могу видеть, о чём люди говорят за закрытыми дверями — последние несколько недель, в ожидании эксперимента, я практиковался в чтении по губам…

Лицо молодого человека сияло, в его глазах горел энтузиазм. Доктор Гомер внимательно посмотрел на него.

— Так вот оно что — вы хотите, чтобы мой процесс сделал вас репортёром, который всё видит?

— Да, это то, чего я хочу — увидеть всё! — заявил Уинн. — Ведь через несколько недель эта моя способность принесёт мне работу лучше и зарплату больше, чем у любого другого репортёра в стране!

— Вы хотите, чтобы я изменил ваше зрение, потому что это принесёт вам большой доход? — спросил учёный. — Вы, должно быть, очень сильно хотите получить повышенную зарплату.

Дэвид Уинн улыбнулся.

— Да, и причина самая обычная — девушка, Марта Рэй, мы очень сильно любим друг друга, но если поженимся, то моей зарплаты не хватит на содержание семьи. А с той зарплатой, которую я буду получать, когда начну видеть сквозь двери и стены…

— И вы готовы подвергнуться такому изменению зрения только из-за этого? — прокомментировал доктор Гомер. — Вы понимаете, что после того, как ваши глаза были изменены, процесс уже нельзя будет запустить обратно?

— Почему кто-то должен хотеть его отменить? — возразил Уинн. — Если бы я только мог получить эту способность… Я буду очень счастлив этим воспользоваться.

Доктор Гомер некоторое время молча размышлял. Его брови нахмурились. Он выглянул в окно на шумное утреннее движение на улице. От окна его взгляд упал на длинный белый стол, над торцом которого был подвешен вертикальный механизм из латуни, стали и кварца.

Учёный подошёл к прибору, пощупал его соединения. Дэвид Уинн пристально наблюдал за ним. Доктор Гомер внезапно обернулся.

— Я согласен испытать этот процесс на вас, Уинн, — сказал он. — Но есть условия.

Он поднял напряжённый палец.

— Во-первых, если процесс с вашими глазами действительно увенчается успехом, вы не должны абсолютно никому рассказывать об этом.

— Я согласен с этим, — быстро сказал Уинн.

— Во-вторых, вы пообещаете никогда не использовать эту силу в преступных или мстительных целях.

— Я обещаю, — сказал ему Дэвид Уинн. — А теперь? Вы приступите немедленно?

— Э-э… — задумчиво произнёс учёный.

Казалось, его раздирали сомнения.

— Я не знаю, возможно, я поступаю неправильно, но я должен посмотреть, как реагирует человеческая сетчатка.

Он помолчал и произнёс:

— Да, я сделаю это немедленно. Процесс займёт меньше двух часов — конечно, во время него вы будете под наркозом.

Под его руководством Дэвид Уинн снял пальто и жилет, забрался на белый стол и вытянулся.

Доктор Гомер наклонил над ним подвешенный инструмент, тщательно отрегулировал его трубки до тех пор, пока двойные кварцевые линзы не оказались прямо над глазами распростёртого молодого человека. Затем он разложил на столе поменьше стеклянные колбы с розовыми и зелёными растворами, инструменты и капельницы. Он поднёс трубку аппарата с анестезирующим газом к лицу Уинна, затем взял в руку резиновую насадку для носа.

— Вы готовы? — спросил он.

— Готов, — улыбнулся Дэвид Уинн. — Если всё пойдёт хорошо, я увижу вас — и многое другое — через два часа.

Доктор Гомер кивнул.

— Если всё пойдёт хорошо, — повторил он. — Вот так.

Газовый аппарат зашипел…

Дэвид Уинн открыл глаза и поднял взгляд от стола, на котором лежал. Он увидел встревоженное лицо доктора Гомера, склонившегося над ним. В свете показался слабый фиолетовый оттенок, но Дэвид Уинн не заметил никаких других изменений. Может быть операция прошла неудачно?

Затем, когда он поднял взгляд мимо лица доктора Хомера, у него перехватило дыхание. Он смотрел сквозь потолок лаборатории, как будто никакого потолка там не было! Он смотрел вверх и увидел нижнюю часть стола, несколько стульев и двух учёных в белых халатах, возившихся с лампами и пробирками, и всё это, казалось, чудесным образом висело в воздухе в дюжине футов над ним.

А над ними, в свою очередь, Дэвид Уинн мог видеть другие объекты и других людей, висящих таким же образом. Этаж за этажом он мог видеть так ясно, как будто потолков и полов, разделяющих их, не существовало.

Он с трудом принял сидячее положение.

— Всё получилось! — воскликнул он. — Процесс прошёл успешно!

— Да? — живо спросил его доктор Гомер. — Изменилось ли что-нибудь в вашем восприятии?

— Изменилось? — Уинн глубоко вздохнул. — Я скажу, что изменилось всё. Да ведь я могу видеть сквозь потолок, стены и даже через этот стол, на котором я сижу, как будто их не существует!

Это было правдой. На глазах Дэвида Уинна стены, полы и потолки здания исчезли. Он мог смотреть вверх, этаж за этажом, на улицу. На каждом этаже он видел только людей, их одежду, деревянные двери и столы; только органическую материю.

Он мог смотреть вниз через этажи на поверхность земли. Ему пришло в голову, что он видит землю только потому, что её верхний слой был сильно перемешан с органическим веществом.

Доктор Гомер помог ему слезть с металлического стола. Уинну казалось, что он стоит на пустом месте, ведь кафельный пол был невидим для его глаз. Это было жуткое ощущение.

Он неуверенно сделал несколько шагов по комнате и наткнулся на что-то невидимое, которое с грохотом опрокинулось. Уинн скорчил гримасу.

— Мне придётся быть очень осторожным, не так ли? Но это чудесно, чудесно…

На лице доктора Гомера отразилось волнение.

— Значит, вы можете видеть только органическую материю, так же, как и мои подопытные животные?

— Так точно, — по-армейски ответил Дэвид Уинн.

Его замешательство начинало сменяться восторгом.

— Только подумайте об этом. Я смотрю прямо сквозь стены! Репортёр, видящий сквозь стены!

— Получается, вы не жалеете о том, что подверглись этому изменению? — спросил учёный.

В ответ Уинн рассмеялся:

— Жалею? Мне жаль, что я не родился таким. Отныне я собираюсь видеть мир таким, каков он есть на самом деле, а не только стены, за которыми он прячется!

Он надел шляпу и направился к двери, доктор Гомер помог ему выйти. Уинн взялся за невидимую дверную ручку.

— Я вернусь завтра, чтобы провести любые научные тесты, которые вы пожелаете, доктор. Как раз сейчас я горю желанием воспользоваться своей способностью.

— Будьте очень осторожны, — предупредил доктор Гомер, — и внимательны, пока не научитесь ориентироваться.

Дэвид Уинн закрыл дверь, осторожно спустился по коридору и невидимой лестнице и вышел на улицу.

Теперь, когда он видел только живое и органическое вещество, переполненный Нью-Йорк представлял поразительное зрелище для его глаз.

Огромные здания из камня и стали исчезли, и он видел только работающих в них людей и различные органические объекты, которые там находились.

Он не видел ни одного автомобиля и автобуса, заполонивших улицу перед ним. Его глаза видели только группы людей в сидячей позе, мечущихся взад и вперёд, подвешенных в воздухе.

Он направился в редакцию своей газеты. Это было всего в двух кварталах отсюда, но прежде чем он добрался до неё, Дэвида Уинна чуть не сбили на перекрёстках два такси, невидимых его глазам; он натолкнулся на металлическую тележку, которую катил по тротуару мужчина; и он дважды споткнулся о предметы, которых не видел.

Когда он вошёл в редакцию своей газеты, она выглядел так же странно, как и улица. Мужчины сидели за невидимыми для его глаз столами, пользовались невидимыми телефонами и пишущими машинками. Уинн осторожно пробрался сквозь них к столу городского редактора.

Редактор, Рэй Лэнхэм, поднял голову, когда он подошёл, и бросил ему клочок бумаги.

— Где ты был всё утро, Уинн? — спросил он. — Вот список некоторых самых выдающихся людей города — я хочу, чтобы вы опросили как можно больше из них высказать своё мнение о последних разоблачениях коррупции.

Потом немного помолчав, добавил:

— Это задание должно быть достаточно лёгким для вас, — произнёс Лэнхэм. — Сообщите мне по телефону о своих результатах.

Дэвид Уинн улыбнулся и сунул листок бумаги в карман.

— Больше никаких лёгких поручений для меня, потому что отныне я лучший репортёр, который у вас есть, — сказал он. — Через неделю все газеты в этом городе будут умолять меня поработать на них.

Усмехнувшись про себя при виде ошарашенного лица редактора, он вышел из офиса на улицу.

Когда он увидел таксиста, плывущего среди странной толпы мечущихся фигур по улице, Дэвид Уинн окликнул его и сел в машину, которую он не видел. Он помчался в центр города с невероятной скоростью.

Первым именем в его списке было имя Роско Солтона, кандидата в губернаторы. Уинн вышел из такси у предвыборного штаба Солтона и поднялся по невидимым стенам, лестницам и этажам к анфиладе офисов.

Он обнаружил двух других газетчиков, ожидавших встречи с Роско Солтоном по тому же вопросу, и Солтон как раз выходил из внутренних кабинетов. Его большое, добродушное лицо расплылось в приветливой улыбке.

После того, как Дэвид Уинн поздоровался с ним лицо Солтона стало серьёзным, можно сказать суровым.

— Я самым решительным образом осуждаю все формы взяточничества, — заявил он. — Эта гниль, которая была обнаружена в теле общества, должна быть уничтожена!

— Можем ли мы процитировать ваши слова о том, что в случае избрания вы сделаете всё, что в ваших силах, чтобы очистить муниципалитет от коррупции? — спросил один из репортёров.

Солтон энергично кивнул:

— Можете, и я надеюсь, что вы это подчеркнёте. Я добиваюсь должности губернатора только для того, чтобы служить людям, и я не знаю лучшего способа служить им, чем разрушить этот порочный круг сутяжничества и мошенничества, который давно опозорил наш город.

Он сердечно пожал всем руки.

— Доброго дня, джентльмены, и помните, что я всегда рад вас видеть.

Когда Роско Солтон вернулся во внутренние помещения, а двое других репортёров вышли, Дэвид Уинн задержался. Он мог заглянуть сквозь стены во внутренний кабинет, в который ушёл Солтон, и мог видеть его и полдюжины других мужчин, курящих сигары в том кабинете, так же ясно, как будто разделяющих их стен не существовало. Уинн мог видеть движение их губ и читать по ним, что они говорят.

Солтон опустился в кресло и заговорил с кем-то из присутствующих:

— Опять эти чёртовы репортёры хотят узнать моё мнение о коррупции, — говорил он. — Они всё утро не давали мне покоя, заставляя обличать организацию с ног до головы.

Остальные мужчины ухмыльнулись.

— Не проклинай её слишком сильно, когда ты рассчитываешь, что это поможет тебе занять пост губернатора в следующем месяце, Солтон, — сказал один из них.

Другой возразил.

— Заходи со своими обвинениями так далеко, как тебе заблагорассудится, — посоветовал он кандидату. — Это нисколько не повредит организации, а только принесёт вам голоса.

— Что ж, как только я окажусь в губернаторском кресле, я не буду обращать внимания на этих трусливых реформаторов, — прорычал Роско Солтон, — но сейчас я вынужден потворствовать им, авось повезёт.

Наблюдение Дэвида Уинна было прервано секретаршей, которая подошла к нему в приёмной.

— Что-нибудь случилось, сэр? — спросил она — Вы уже несколько минут пялитесь в стену.

Уинн обернулся.

— О, просто я немного рассеянный, задумался… Хорошего вам дня.

Уинн вышел из здания на улицу. Он почувствовал отвращение до глубины души.

Ведь это был Роско Солтон, кандидат в губернаторы, чья честность не вызывала сомнений! Псевдореформатор, который осуждал политическое взяточничество, даже когда использовал его для достижения власти.

Можно всех обмануть, но скрыть правду от глаз Дэвида Уинна было невозможно. Он заглянул сквозь стены, за которыми Солтон считал себя в безопасности, и увидел его настоящего.

Он посмотрел на следующее имя в своём списке. Это был Джеймс Уиллингдон, финансист, горный магнат и филантроп, чьё финансовое могущество было известно всей стране. Уинн поймал такси, и поехал к Уиллингдону в офис компании на Уолл-стрит.

Его пропустили через полдюжины секретарей и подчинённых, пока он наконец не добрался до кабинета личной секретарши Джеймса Уиллингдона и не объяснил ей своё поручение. Секретарша была необычайно вежлива.

— Мистер Уиллингдон занят на важной деловой встрече, но я узнаю, сможет ли он уделить вам минутку. Не могли бы вы, пожалуйста, подождать здесь?

Дэвид Уинн посмотрел вслед секретарше, когда та прошла сквозь невидимую стену в соседний кабинет. В комнате было с дюжину мужчин, собравшихся вокруг длинного стола. Уинн видел их так же ясно, как будто их не разделяла стена. Он увидел во главе стола самого Джеймса Уиллингдона, пятидесятилетнего мужчину с серым лицом, серо-стальными глазами и прямой осанкой. Уиллингдон разговаривал с остальными за столом.

Уинн мог прочесть движение его губ так же ясно, как если бы он слышал слетающие с них слова.

— Говорю вам, это лучшее предложение, которое кто-либо из нас когда-либо получал, — говорил Джеймс Уиллингдон. — Мы объявим о создании United Mines, и благодаря нашим именам и рекламе, которую мы дадим, общественность будет из кожи вон лезть, чтобы купить наши акции. Когда они поднимутся достаточно высоко, мы разгрузим их — без предупреждения.

— А что, если общественность узнает об этом? — спросил высокий, встревоженный мужчина. — Уверяю вас, это ударит по нашей репутации.

— Нет никаких шансов, что они даже заподозрят — мы просто заявим, что медвежьи рейдеры обвалили стоимость акций, и что мы потеряли больше, чем кто-либо другой! — ответил Джеймс Уиллингдон. — Они даже не будут сомневаться в этом.

— Отлично, мы с вами, Уиллингдон, — сказал другой. — Но помните, никакого двуличия — продаём одновременно.

Личный секретарь, который до этого топтался поблизости, быстро подошёл к финансисту и заговорил с ним.

Дэвид Уинн видел, как Уиллингдон извинился перед остальными и вышел с секретарём в комнату, где он ждал. На лице Джеймса Уиллингдона появилась улыбка, казавшаяся совершенно искренней, когда он пожал Уинну руку.

— Я могу уделить вам всего минуту, мистер Уинн, — сказал он, — поскольку я и некоторые мои коллеги заняты планированием проекта, который будет означать великие дела для нашей страны. Моя секретарша сказала, что вы хотели узнать моё мнение о недавних разоблачениях взяточничества, а мой долг гражданина превыше всего остального. Как гражданин этого муниципалитета, я хочу официально заявить о своём крайнем отвращении ко всем подобным правонарушениям, которые были раскрыты.

Дэвид Уинн вышел из заведения с горькой улыбкой. Итак, Джеймс Уиллингдон, великий финансист и уважаемый филантроп, был простым мошенником. Ещё один такой же негодяй, как и Роско Солтон.

Когда Уинн вышел на улицу, до него дошло, что его новое зрение дало ему нечто большее, чем способность смотреть сквозь стены — оно дало ему возможность заглянуть сквозь фальшь обычного существования в истинные сердца людей.

Десять минут спустя Дэвид Уинн задавал свой вопрос третьему человеку в его списке.

Швейный магнат красноречиво выступил против коррупции в обществе. Он подробно остановился на ужасе обмана как бедных, так и богатых.

Он упомянул Линкольна и Вашингтона. Но Дэвид Уинн не слушал. Офисы этого человека находились на первом этаже огромного здания, в котором располагались его магазины. Уинн смотрел сквозь стены офисов, как будто их не существовало, вглядывался в эти далеко простирающиеся заводские подразделения.

Он увидел длинные ряды измождённых, бледнолицых девушек и женщин, склонившихся над машинами, работающих, как множество автоматов, не поднимая глаз. Он видел запыхавшихся молодых парней, которые с трудом тащили тележки с одеждой, тканями и мехами по плохо освещённым и не проветриваемым коридорам и комнатам.

Уинн избежал рукопожатия с этим «обвинителем» коррупции и выбежал на улицу. Он почувствовал отвращение. Он шёл по улице, на время забыв о своей работе, и обнаружил, что проходит мимо любопытного строения.

Его стены были прозрачны для его глаз, как, конечно, и стены всех других зданий в поле зрения. Но его интерьер, казалось, был разделён на множество очень маленьких комнат.

Почти во всех комнатах, насколько он видел, в глубине здания толпились люди. Некоторые из мужчин лежали в оцепенении. Другие с тоской вглядывались в улицы.

Это была тюрьма. Уинн видел охранников в коридорах между камерами, униженный характер обитателей, вездесущую грязь так ясно, как будто между ними не было стен и решёток.

Он много раз прежде проходил мимо величественного здания из серого камня, но никогда до сих пор не видел сквозь каменный фасад мерзость и нищету внутри. Он поспешно пошёл дальше.

Но следующее здание было ещё хуже. Это была большая больница. В прошлом он тоже много раз проходил мимо этого здания и восхищался опрятностью большого кирпичного здания с его сверкающими солнечными комнатами и другими помещениями, из которых открывались широкие окна из блестящего стекла.

Но теперь глаза Дэвида Уинна не видели ни аккуратных кирпичных стен, ни блестящего стекла. Он заглянул сквозь кирпич, штукатурку и металл внутрь здания. Он увидел длинные ряды матрасов, лежащих на кроватях, которых он не мог видеть; их были сотни.

На них лежали мужчины, женщины и дети. Некоторые лихорадочно метались в тисках страшных болезней. Другие кричали в агонии боли. Он мог видеть мужчин, чьи конечности представляли собой лишь забинтованные культи, мог видеть детей, лежащих в гипсе.

Он посмотрел вверх, через страдальцев на койках, на операционные, мельком увидел вспышку стальных инструментов, внезапно покрасневших. Он видел, как простыню натягивают на лица внезапно притихших фигур, видел, как из машин скорой помощи, стоявших сзади, поспешно доставляют новых пострадавших. Больной и потрясённый, Дэвид Уинн, спотыкаясь, поплёлся дальше.

Он быстро миновал прилегающую больницу для душевнобольных, отвернувшись от здания, сквозь прозрачные стены которого он мог видеть мужчин и женщин, рвущих прутья своих камер и самих себя, или сидящих и пускающих слюни, уставившись в пустоту. Он отводил глаза, пока не завернул за угол.

Когда он шёл по этой улице гротескное зрелище города гудело и роилось в лучах тёплого послеполуденного солнца.

Теперь он не понимал, куда идёт, едва ли он отдавал себе отчёт в странности зрелища, представшего его глазам на улице. В его душе разрастался ужас, который он не мог побороть.

Незаметно Уинн добрался до района трущоб, через который частенько проезжал. Но он видел это не так, как это представлялось глазам других людей на улице, — узкую улочку, застроенную грязными кирпичными домами с фасадами, шумную от детей, играющих на истёртых булыжниках, Он видел то, что скрывалось за грязными фасадами зданий.

Сквозь прозрачные для него стены, глаза Дэвида Уинна видели невообразимую грязь и убожество. Он видел большие семьи, набившиеся в одну комнату, с потрёпанными матрасами, сваленными в углу, на которых они спали ночью. Он видел детей, роющихся в мусоре и триумфально возвращающихся домой с найденными объедками.

В этих кроличьих норах грязи и тьмы его сверхпроницаемое зрение улавливало все виды преступлений. Он видел мужчин и женщин, опьяневших от ядовитого напитка, а другие были бледны и вялы от наркотиков, которые они принимали на его глазах.

Уинн пытался сказать себе, что так было всегда и только его зрение вскрыло эти пороки, но это было бесполезно. Куда бы он не шёл, куда бы ни обращался его взгляд, он заглядывал сквозь стены в новое гнездо боли, мерзости или разврата, скрытое от дневного света.

Он был в отчаянии до глубины души. Зачем, воскликнул он про себя, неужели он когда-нибудь был настолько безумен, что позволил изменить свои глаза? Почему он раньше не понимал, что это будет означать? Все несчастья, проступки и ужасы жизни, которые были скрыты от других людей стенами, всегда будут смотреть ему в лицо. Он всегда будет видеть их глазами, которые проникают сквозь все преграды.

Если бы его глаза можно было вернуть в прежнее состояние, если бы этот процесс можно было отменить — но нет, это невозможно. Доктор Гомер предупреждал его об этом. Он всегда будет таким, всегда будет распознавать сквозь любую маскировку ужас, скрытый от всех остальных.

— Боже, храни нас слепыми! — тихо произнёс он.

Но если бы он мог сбежать с Мартой!

Сердце Дэвида Уинна подпрыгнуло от внезапного проблеска надежды. В сельской местности было бы меньше стен, меньше скрытых пороков.

Они могли бы пожениться и переехать туда жить, только он и Марта вместе. Марта любила его и поняла бы всё. И он, немного подумав об этом, направился к ней.

Дэвид Уинн лихорадочно брёл на север, пока не подошёл к дому, где она жила. Он взбежал по невидимой лестнице и промчался по коридору. Его рука была поднята, чтобы постучать в дверь Марты Рэй, но он остановился, посмотрев сквозь прозрачную стену и увидел Марту с матерью.

Они разговаривали, и он видел их лица. Дэвид Уинн читал по их губам так же ясно, как если бы слышал их речь.

— Он сказал, что если его планы осуществятся, то мы довольно скоро сможем пожениться, — сказала Марта.

Мать фыркнула.

— Я не знаю, зачем он тебе сдался. У Дэвида Уинна ничего нет и никогда ничего не будет.

— Ой, не начинай это снова, мама, — устало произнесла Марта Рэй. — Я и сама знаю, что Дэвид немногого стоит.

— Тогда зачем ты собираешься выйти за него замуж? — спросила её мать.

— Потому что Дэвид — это лучшее, что я могу получить. Мне же надо за кого-то выйти замуж, не так ли? — недовольно ответила девушка.

Дэвид Уинн несколько мгновений совершенно неподвижно стоял за дверью. Затем он повернулся и с бледным лицом тихо спустился по лестнице.

Сержант полиции в тот вечер что-то объяснял доктору Гомеру, ведя его по коридору в помещение морга.

— Мы нашли ваше имя и адрес у него в кармане, когда выловили труп из реки, и подумали, что, возможно, вы сможете опознать его, — говорил он.

Доктор Гомер вошёл в помещение морга и, когда простыня была откинута, пристально посмотрел на утопленника. Он лежал, напрягшись всем телом и прижав одну руку ладонью наружу к лицу, закрыв глаза.

— Забавная штука с этой рукой, — заметил сержант. — Когда мы нашли его, его рука была поднята вот так к глазам, и мы не смогли её убрать. Выглядит так, словно он пытался чего-то не видеть, не так ли?

Доктор Гомер печально кивнул, глядя на Дэвида Уинна.

— Он пытался вообще ничего не видеть. Ведь он видел всё так, как хотел, и это было невыносимо для него. Боже, храни нас слепыми в этом мире! Убереги нас от ужаса сделать то, что сделал он, когда всё увидел.