Посвящается памяти Говарда «Джейка» Якобсена (1934 – 1988). Его нам очень не хватает и всегда будет не хватать.
Автор выражает особую благодарность:
Джону Буту из издательства «Графтон Букс» – за поддержку проекта в целом и проявленный энтузиазм;
Джудит Тарр – за мудрые советы и поддержку «на линии огня»;
Еве, Джин, Линде и Элейн из «Фьючер Фэнтази Букс», Пало Альто, Калифорния – за поддержку моих книг на раннем этапе и за то, что у них такой прекрасный книжный магазин;
и, как и всегда, моему мужу, Говарду Керру, – за все.
В хлеву коровы, в кружке пиво,
Река несётся торопливо;
И дождь, и скользкая, глухая мгла.
В предательствах душа изнемогла.[1]
Тёмные тучи весь день висели низко над землёй, создавая впечатление густого тумана и собираясь пролиться настоящим дождём. Но, несмотря на это, в священной роще за городскими стенами Аберуина древние дубы светились собственным светом в осеннем великолепии красных и жёлтых листьев. Несколько искр этого пламени слетели вниз и улеглись в грязной могиле, подобные золотым дарам, которые кладут в могилу – покойнику. А те, другие, дары уже положили: кувшины и сосуды с мёдом и маслом, буханки хлеба, прекрасный меч в позолоченных ножнах, керамические фигурки любимых лошадей гвербрета. Все эти подношения лежали вокруг плетёной колесницы. Хотя жители Дэверри прекратили сражаться на колесницах приблизительно тысячу лет назад, память о них осталась. Колесницы связывали ныне живущих с древними героями, и великих людей хоронили в них – правда, в лежачем положении, в отличие от предков, которых иногда погребали стоящими в колесницах. Но современным жителям Дэверри подобное положение тела казалось неприличным.
Ловиан, тьерина дана Гвербин, регентша гвербретрина Аберуин, стояла у края могилы и наблюдала за бритоголовыми священниками культа Бела, которые топтались в грязи, опуская тело её старшего сына Раиса Майлвада в место его последнего упокоения. К тому времени все обряды давно завершились и большая часть огромной толпы прощающихся разошлась. Но она осталась, не в силах плакать или причитать, усталая до самой глубины души и смотрела, как священники оборачивают тело пледом, расшитым в серебряных, голубых и зелёных цветах Аберуина. После того, как они начнут засыпать могилу, Ловиан уйдёт. Так она решила. Ещё прежде Ловиан пришлось наблюдать за тем, как мокрая земля падает на лица других людей, которых она любила, – её мужа, второго сына Эйдри, третьего, мертворождённого, сына, который даже не получил имени. Ей не требовалось снова смотреть на это.
Стоявший рядом с Ловиан Невин успокаивающе положил руку ей на плечо. Он был высоким мужчиной, с копной седых волос и пронзительным взглядом голубых глаз. Его кожа с годами стала такой же морщинистой, как опавшие листья, а руки покрыли пигментные пятна, как иногда случается у стариков, но он держался прямо и двигался быстро, как молодой воин. Хотя все, кто его видел, считали эту бодрость чудом, Ловиан была одной из немногих, кто знал правду. Невин оставался таким энергичным благодаря светлому двеомеру, поскольку являлся одним из величайших волшебников, которые когда-либо жили в Дэверри. Совсем недавно он стал служить Ловиан, официально считаясь её советником, но на самом деле, как предполагала тьерина, все обстояло наоборот: именно она служила его вполне определённым целям. Для неё это не имело значения. И дело было не только в том, что она доверяла Невину. Их цели, по крайней мере, на настоящий момент, совпадали.
– Здесь холодно, ваша светлость, – произнёс Невин мягко. В голосе слышалось сочувствие.
– Я прекрасно понимаю это, спасибо. Мы скоро уйдём.
Теперь священники прикрепляли огромную золотую круглую брошь к пледу и застёгивали её у шеи мёртвого гвербрета. Ловиан отвернулась и увидела, как двое мужчин подталкивают к могиле каменную плиту, положенную на тележку. Эпитафию уже выбили. Она состояла из похвал правителю Аберуина, который погиб во время несчастного случая на охоте. Естественно, в эпитафии не упоминалась истинная причина смерти: чёрный двеомер. Ловиан содрогнулась, вспоминая день, когда они вместе с сыном отправились выпускать ястребов. Они спокойно ехали по дороге вдоль реки, когда лошадь Раиса вдруг сошла с ума. Она стала взбрыкивать, стараясь сбросить седока, вставать на дыбы, а потом, наконец, упала и задавила Раиса. В тот момент случившееся казалось необъяснимым. Позднее Ловиан узнала, что чёрные мастера двеомера свели лошадь с ума и таким образом убили Раиса так же уверенно, как если бы воспользовались мечом. Почему? Этого никто не знал.
Священники выбрались из могилы и подали сигнал могильщикам, которые стояли неподалёку, опираясь на лопаты. Ловиан послала воздушный поцелуй своему мёртвому сыну.
– Спи спокойно, малыш, – прошептала она и отвернулась. – Пойдёмте. Нам лучше вернуться в дан.
Невин взял её под руку. Небольшая процессия пажей и служанок пристроилась за правительницей, когда они молча прошли к краю могилы, где стоял эскорт. Двадцать пять человек из боевого отряда Раиса и пятнадцать охранников Ловиан ждали у своих лошадей. Всем своим видом они выказывали почтение. Когда Ловиан приблизилась, командующий её охраной, капитан Каллин из Керрмора, подвёл её лошадь, красивую гнедую кобылу с серебристой гривой и хвостом, и придержал животное, пока тьерина садилась в женское седло и поправляла длинное платье и плащ.
– Спасибо, капитан, – Ловиан взяла у него поводья, затем повернулась в седле, чтобы проверить, готова ли её свита тронуться с места. – Ну что ж, поехали. Давайте возвращаться домой.
По сигналу капитана его подчинённые тоже сели на лошадей, и процессия тронулась с места. Ловиан и Невин ехали во главе, сразу за ними следовали служанки и пажи, а замыкали шествие охранники. Когда они приблизились к высоким городским стенам, дежурившие у ворот стражники тут же вытянулись, но Ловиан едва замечала их, настолько она погрузилась в своё горе. «Это чересчур, – подумала она. – Это просто невозможно вынести». Тем не менее, в глубине души она знала, что на самом деле способна выдержать все и каким-то образом отыскать силы, чтобы пережить грядущие трудные месяцы. Многие женщины благородного происхождения вели жизнь, которая позволяла им роскошь истерик. Они могли кататься в приступах рыданий или трагически запираться в своих покоях, наслаждаясь сочувствием половины королевства, и никто от этого не страдал. Однако Ловиан всегда приходилось подавлять своё горе и подниматься над своими слабостями. Временами – как в эти минуты под холодным моросящим дождём, – Ловиан негодовала по этому поводу, но даже и тогда она знала, что получила от богов лучшую участь.
Когда процессия петляла по вымощенным улицам Аберуина, скользким от дождя, горожане выходили из домов и магазинов, чтобы выказать уважение тьерине, которую любили. Раньше она постоянно жила здесь – когда была женой тогдашнего гвербрета, Тингира, до того, как его сын Райе унаследовал рин. Мужчины обнажали головы под моросящим дождём и кланялись, женщины приседали в реверансах. Тут и там люди выкрикивали: «Мы скорбим с вами, ваша светлость!» или «Наши соболезнования!». Сердце Ловиан больше болело за них. Вскоре – если только они с Невином не смогут это предотвратить – война принесёт разрушения на цветущие улицы Аберуина, и у этих людей появится гораздо больше поводов для печали, чем соболезнования правительнице.
Ранг гвербрета был странным в общем положении вещей в Дэверри. Хотя ко времени жизни Ловиан должность переходила по наследству от отца к сыну, изначально, в так называемые Времена Рассвета, гвербреты являлись выборными судьями и на старом языке назывались «вергобретами». Остатки этого обычая все ещё сохранились в Совете Выборщиков, который сходился, чтобы выбрать нового гвербрета, если предыдущий умирал, не оставив наследника. Поскольку к рангу прикладывалось много почестей в дополнение к богатству из собираемых налогов и собственности, все великие кланы (а также некоторые оптимистично настроенные кланы меньшего значения) соперничали друг с другом за право быть выбранными, когда нарушалась линия наследования. Часто соперничество переходило из области взяток и политической активности в погоне за голосами в открытую войну. После того, как члены Совета начнут бороться друг с другом, кровопролитие может продолжаться годами, потому что даже король не может вмешаться и прекратить его. Любой король, который попытается выступить против законов, на долгие годы восстановит против себя народ и вызовет общее возмущение, если не открытое восстание. Самое большее, что может сделать их высочество, – это воспользоваться своим почётным местом в Совете, чтобы настаивать на мире, если он к нему склонен, или наоборот бороться за голоса, как и все, поддерживая кандидата, которому благоволит. Последнее встречалось гораздо чаще.
Поскольку Райе умер, не оставив после себя детей, члены Совета уже выстраивались, подобно жокеям на старте забега. Ловиан прекрасно знала, что они начинают объединяться в полутайные союзы и принимать подарки – фактически взятки. Она приходила в ярость, поскольку, хотя у Раиса и не было сыновей, он на самом деле оставил законного наследника, одобренного самим королём, – Родри, младшего брата Раиса и её последнего сына. Если бы только Родри находился дома в Аберуине, то не потребовалось бы никаких встреч Совета, замаскированных под дружеские визиты. Но Родри несколько лет назад отправили в ссылку. Эта мера была вызвана исключительно приступом ревности брата и ничем больше. Теперь, после указа короля, призывающего Родри вернуться, когда весь Аберуин ждал его как наследника, он исчез – как исчезает утренний туман к жаркому полудню. Когда несколько дней назад король объявил, что приказывает Родри вернуться, то установил срок – один год и один день. И теперь у них оставались эти один год и один день, чтобы найти наследника и вернуть его домой. Теперь уже меньше, как подумала Ловиан, ведь восемь дней почти прошли.
Хотя Ловиан была уверена, что Невин знает о местонахождении Родри, старик отказывался открыть тайну. Каждый раз, когда она спрашивала, Невин находил отговорки и заявлял, что некто мешает им привезти Родри домой – и больше ничего. Ловиан прекрасно знала, что её сыну угрожает серьёзная опасность. Неведомая, но от этого не менее страшная. Пытаясь пожалеть Ловиан, Невин только усиливал её беспокойство. По крайней мере, так считала она сама. Мать, несомненно, вообразит худшие опасности, чем те, которые реально угрожают её мальчику. Ловиан подозревала, что некоторые из тех, кто жаждал богатства и власти в Аберуине, выкрали Родри, и жила в ужасе, думая, что они убьют его, пока таинственный помощник Невина не успел его спасти. Однако если бы она знала правду, то увидела бы мудрость в молчании Невина.
Этой ночью разразилась настоящая зимняя буря. Южный ветер завывал, дождь бил в окна. Невин знал, что это – только первая буря из многих. Зима обещала быть плохой, а Южное море – непроходимым многие, долгие месяцы. В его покоях, высоко в главном брохе дана Аберуин, ставни тряслись, готовые сорваться с петель, пламя свечей билось и дрожало. Хотя наполненный углём камин мерцал вишнёво-красным цветом, Невин надел толстый шерстяной плащ и уложил капюшон вокруг шеи так, чтобы тот не пропускал пронизывающий холод.
Его гость чувствовал себя ещё более неуютно. Элейно был бардекианцем, ростом почти семь футов и массивного телосложения, с такой тёмной кожей, что она казалась синевато-чёрной, как чернила. Это цвет кожи означал, что его дом – в далёких тёплых краях, а не влажном и ветреном Аберуине. В эту ночь он намотал на себя два плаща поверх пары хлопчатобумажных рубашек и шерстяных бригг, которые сшили специально под его размер. Но даже закутанный до самых глаз он содрогался при каждом порыве ветра.
– Как вы, варвары, умудряетесь выжить в таком забытом богами краю? – Элейно подвинул стул поближе к очагу.
– На самом деле – с большим трудом. Ты должен радоваться, что мы находимся на этом побережье, а не на севере, скажем в Кергонни. По крайней мере, в Элдисе редко идёт снег. А на севере через месяц будут сугробы, закрывающие тебя с головой.
– Я никогда не видел снег. Не могу сказать, что страдаю от этого.
– Я бы тоже не особенно переживал, если бы больше никогда не увидел эту мерзость. Я очень благодарен тебе за то, что ты согласился провести зиму здесь.
– Тебе не нужно это повторять.
– Все равно благодарю, но, боги, я чувствую себя сейчас таким усталым! Черт побери, столько всего так опрометчиво натворил наш Родри, и вот он сейчас в Бардеке, где мы не можем до него добраться до весны, и только один Бог знает, как там у него идут дела. Когда я думаю о худшем…
– Не думай. Просто не думай. Сейчас мы ничего не можем сделать, поэтому не стоит размышлять о том, что могло бы быть. Хотя, признаю: такое легче советовать, чем делать.
Вздохнув, Невин набрал ковш угля из ведра и подбросил в очаг, где маленькие огненные духи плясали и играли на красных углях. Хотя Невин не был уверен, кто нанял похитителей, он знал: Родри выкрала одна из бардекианских кровавых гильдий, которые ликвидировали проблемы тех, у кого имелись деньги, чтобы их нанять. Небольшие проблемы – вроде претендентов на наследство. Он мог только надеяться, что парень все ещё жив. А если он жив, то его не… Невин намеренно заставил себя не думать об этом. Кровавые гильдии, как известно, развлекаются с пленниками так, что об этом лучше даже не думать. Когда он услышал, как в отдалении прогрохотал гром, то подпрыгнул, словно испуганная кошка.
– Я никогда не видел, чтобы ты так беспокоился, – заметил Элейно.
– Ничто меня так не беспокоило за почти сто лет.
– Я все забываю, как долго ты живёшь.
– Несомненно, это трудно помнить. Я имею склонность и сам забывать об этом. Сказать по правде – вместе со многими другими вещами, оставшимися в прошлом. Через какое-то время все сливается воедино.
– Понятно. – Элейно долго колебался, задавать или не задавать вопрос. – Знаешь ли, я часто размышлял, что дало тебе твоё… Я имею в виду, почему… Ну, наверное, это не моё дело.
– Ты разве не слышал эту историю? Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил, что голова у меня на старости лет уже плохо варит? Я-то думал, что уже рассказал тебе, а на самом деле – забыл. Много лет назад, когда я был молод – не гляди, как выгляжу сейчас, было время, когда и я был молод, – итак, в те далёкие годы я любил женщину по имени Бранвен, и у нас с ней состоялась помолвка. Но я думал, что люблю двеомер больше.
Невин встал со стула и принялся расхаживать взад-вперёд перед очагом.
– В этой истории было много деталей, большую часть которых я уже забыл, но в конце я предал Бранвен. Из-за меня Бранвен умерла. Умер и её брат, человек, который тоже её любил. Эту часть повести я не забуду никогда. На мою долю выпало копать её могилу и хоронить мою любимую. В тот день я был вне себя от чувства вины и горя. Я просто сходил с ума от стыда. Поэтому я дал клятву, что не успокоюсь, пока все не исправлю. И с того дня до сегодняшнего я делал и продолжаю делать все возможное, чтобы исправить положение. Я делал это снова и снова, всякий раз, когда Бранвен рождалась заново и пересекала мой жизненный путь, но каждый раз я терплю поражение, и поэтому так никогда и не успокоился.
– Ты говоришь мне, что Великие приняли такую клятву?
– Приняли. Ну, я же не выполнил одну клятву, не так ли? Предполагаю, они хотели посмотреть, выполню ли новую. – Невин рассмеялся, но в этом смехе не слышалось веселья. – Разве тебе не кажется удивительной жизнь, которая тянется свыше четырехсот лет?
– Нет. В особенности, когда я слышу такую усталость в твоём голосе.
– Хорошо. Ты высоко поднимаешься в двеомере, Элейно. – Невин снова сел и тяжело вздохнул. – Но я выполню эту клятву. Обязательно. Бранвен принадлежит двеомеру, и, клянусь всеми богами на небесах, я сделаю так, что она это увидит, или я умру в попытках совершить это – о, черт побери, какой глупый повод для шутки!
– На этот раз? Значит, она опять переродилась, не так ли?
– Да. Бранвен – это Джилл, дочь Каллина из Кермора. Элейно открыл в удивлении рот.
– Та девушка, которая отправилась вместе с этим болваном Саламандром, – добавил Невин. – В Бардек за Родри. Та самая, это правда.
После двух долгих дождливых дней буря наконец улеглась. Все были рады покончить с вынужденным бездельем, когда проводили дни в дрёме, собравшись у каминов в больших залах. В то утро деловой район города был полон суеты, когда Каллин вышел, чтобы пройтись. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух и смотрел на вымытые дождём улицы. Каллин шёл широкими шагами, направляясь к главным воротам, чтобы просто иметь цель своей бесцельной прогулки, но примерно на полпути остановился, поражённый одной странностью, которую в первый момент не смог даже определить. Кто-то, кого он миновал, когда проходил рядом с прачечной, каким-то образом оказался не к месту. Каллин повернул назад и увидел молодого человека, которого едва узнал. Парня звали Брик, он служил одним из младших конюхов. Но сейчас Брик нёс вязанку хвороста и шёл не так, как обычно ходят слуги, – не тащился с трудом, волоча ноги, а двигался вперёд уверенным широким шагом воина. Каллин колебался только мгновение перед тем, как последовать за ним. И конечно, Брик пронёс вязанку хвороста мимо прачечной, а затем – мимо летней кухни. Между ним и внешними городскими стенами больше не было зданий, в которых могли бы понадобиться дрова.
Каллин следовал за парнем, пока тот не дошёл до арсенала. Затем капитан нырнул внутрь, пробежал до двери в дальнем конце и чуть-чуть приоткрыл её, чтобы выглянуть наружу. Его догадка оправдалась. Брик на самом деле оглядывался, чтобы проверить, не следит ли кто за ним, но не заметил, что дверь оружейного склада чуть-чуть приоткрыта. Затем парень обошёл сарай и направился к брохам. Каллин выскользнул наружу и последовал на некотором удалении, держась в тени различных зданий. Парень больше ни разу не оглядывался, пока не добрался до низкой кирпичной стены, которая отделяла сад гвербрета от внутреннего двора, где обычно отдыхали стражники. Каллин спрятался в дверном проёме, когда Брик бесцеремонно бросил вязанку хвороста, осторожно огляделся, а после перепрыгнул через стену в сад. Каллин следил за ним. Брик поспешил через лужайку, где с кожаным мячом играла маленькая Родда, незаконнорождённая дочь и единственная наследница Родри. Её нянька Тевилла сидела на небольшой каменной скамье и шила. У Брика совершенно не имелось оснований находиться в саду.
Выругавшись, Каллин выхватил меч и припустил бегом. Он перепрыгнул через стену как раз в тот момент, когда парень попытался схватить ребёнка. Тевилла закричала, спрыгнула со скамейки и метнула ножницы Брику в голову. Она не попала, но похитителю пришлось уклоняться, и он потерял секунду. Несясь через лужайку, Каллин увидел, что у Брика с собой кинжал, и он его уже заносит над головой.
– Беги, девочка!
Родда вывернулась. Брик развернулся и увидел приближающегося Каллина. Он бросился бежать. Тевилла схватила кожаный мяч и бросила ему под ноги. Брик рухнул наземь, и тут до него добрался капитан. Он схватил Брика за рубашку, поднял и сломал ему кисть, опустив на неё меч тупой стороной. Кинжал упал в траву. Каллин отшвырнул его ногой подальше, чтобы пленник не смог дотянуться до оружия.
– Благодарение богам! – Тевилла схватила кинжал. – Каллин, я так рада, что ты оказался здесь.
– О, не знаю. Кажется, ты и сама неплохо справлялась.
Тевилла устало улыбнулась ему, затем заткнула кинжал за верхнюю юбку и подняла Родду на руки. Девочка выглядела до странного спокойной, только слегка побледнела, когда мгновение неотрывно глядела на своего спасителя. Потом повернулась на руках у няни и посмотрела на хныкающего Брика.
– Накажите его, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно. – Он плохой.
Парень закричал, закрутился в руках у капитана, а затем стал метаться из стороны в сторону, испытывая острую боль. Когда поражённый Каллин отпустил его, Брик рухнул всем телом, стал извиваться и вопить все громче и громче.
– Прекрати! – послышался голос Невина, спешащего через лужайку. – Прекрати это все немедленно! Родда, ты, несчастный маленький зверёныш!
Рыдая и хватая ртом воздух, Брик перевернулся на живот и закрыл лицо руками. Каллин понял, что руки и лицо парня кровоточат, словно его царапала сотня кошек. В то время как Тевилла в ужасе отступила назад, Родда захихикала, то и дело фыркая, пока Невин гневным взглядом не заставил её замолчать.
– Никогда этого больше не делай, – приказал старик.
– Но у него был нож. Он очень плохой, деда.
– Я знаю. Я все видел из окна. Ты подождала, пока он не стал беспомощным, а это нечестно. Ну, разве не так?
Девочка со стыдом опустила голову.
– О какой милой малышке вы заботитесь, госпожа Тевилла, – заметил Невин. – Она – определённо дочь Родри. Определённо.
– Временами она на самом деле доставляет много хлопот, но в данном случае, уважаемый, не можете же вы утверждать, что это все натворила она, – Тевилла показала ногой в деревянном башмаке на истекающего кровью человека, простёртого на земле.
– Вам придётся поверить, что это в самом деле совершила она. И тебе, капитан. Пойдём, Родда. Я собираюсь поговорить с тобой, а затем мы все пойдём к твоей бабушке. Каллин, возьми с собой этого пса и отведи в большой зал.
Когда Невин тронулся с места, Тевилла собралась идти за ним, но старик раздражённо махнул рукой, жестом показывая, чтобы она этого не делала. Дрожа, словно наконец до неё только сейчас дошёл смысл всего случившегося, Тевилла задержалась. Она стояла и смотрела, как Каллин нагибается, хватает Брика за плечи и хорошенько трясёт его. Парень закричал от боли и уставился на капитана в смущении и замешательстве. Что-то было не так с глазами Брика, или так подумал Каллин. Он никогда не видел, чтобы человек выглядел настолько смущённым, настолько потерянным и запутавшимся, словно его глаза сами затуманились, и он смотрит вокруг, на самом деле ничего не видя.
– Эй, парень, ты не ослеп?
– Нет… Но, капитан, где я? Моя рука! – Зарыдав от усилия, он поднял сломанную кисть и уставился на кровь. – Я упал? Это собаки постарались? Что это? – Его голос стал громче и превратился в истерический вопль. – Скажите мне, ради всех богов! Что я здесь делаю, да ещё в таком состоянии?
Каллин снова схватил его и поставил на ноги.
– Помолчи, парень. Вскоре все узнаешь. Ты можешь стоять? Нам нужно встретиться со старым Невином.
– Травником? О, боги… – Юноша зашептал: – Ощущения такие, словно я спал, а потом проснулся.
– В самом деле? Ну ладно, пошли. Теперь ты в порядке. Каллин внезапно похолодел, поняв, что парень сказал правду. Брик находился в такой же опасности, как и ребёнок. Тевилла резко вдохнула воздух.
– Как ты? – спросил у неё Каллин.
– Ничего, капитан. Я только сейчас кое-что вспомнила.
– И что?
– Я не скажу никому, кроме Невина, но, думаю, мне лучше сказать это ему сразу.
Поскольку одной из обязанностей Ловиан, как регентши, являлось обеспечение правопорядка и соблюдение законов гвербретрина, Невин заставил её провести слушание дела в зале правосудия. Великолепие помещения только оттеняло убогость жалкой маленькой группки собравшихся. На стене висели знамёна Аберуина с изображением драконов и золотой меч правосудия; массивный дубовый стол и стул гвербрета с высокой спинкой стояли на полу, выложенном шиферной плиткой, расположенной в шахматном порядке. Ловиан сидела на краешке стула с Роддой на коленях. Брика Невин заставил сесть на стол, чтобы он мог перевязать парню кисть, пока прочие давали свидетельские показания. Справа от Ловиан на невысокой скамье сидела Тевилла; Каллин стоял за ней. После того, как все выступили, тьерина слегка прижала к себе внучку.
– О, боги! – выдохнула Ловиан. – Выглядит совершенно очевидным, что этот парень попытался убить нашу Родду, но что-то заставляет меня сомневаться в его вине.
– Так и есть, ваша светлость, – сказал Невин. – Если быть точными, то его тело было использовано для попытки этого преступления, но душа и разум его совершенно невинны. А теперь, Тевва, что вы так хотели рассказать?
– Сегодня мне приснился странный сон. У вас когда-нибудь бывало так, что вы видите сон, но думаете, что на самом деле бодрствуете? Наша комната, кроватка Родды, камин – все выглядело именно так, как должно, за окном забрезжил рассвет, но когда я попыталась пошевелиться, то не смогла, и поняла, что все ещё сплю.
– Подобные сны – не редкость, – Невин закончил перевязывать руку парня и посмотрел на женщину. – А что случилось потом?
– Мне снилось, что вместе со мной в комнате находится ведьма. Моя мама обычно говорила, что ведьма может вытянуть твою душу и положить в небольшой сосуд. Тогда я смеялась, но утром я ощутила именно это. Словно кто-то пытался украсть мою душу.
Невин почувствовал усталость и вместе с тем раздражение, что обычно бывает, когда оправдываются твои самые худшие страхи и подозрения.
– А как вы отогнали эту ведьму?
– Не знаю. – Тевилла выглядела очень смущённой. – Я не могла пошевелиться, чтобы защитить себя, скрестив пальцы, как мы обычно отгоняем нечистую силу, но я на самом деле даже не могла видеть, где находится ведьма. Я просто знала, что она там, со мной. Поэтому я… ну, в некотором роде просто оттолкнула её. Я обратилась к Богине, чтобы она защитила меня и прогнала ведьму. Это все имеет смысл, господин?
– Для меня имеет, госпожа Тевилла. Но есть ещё одна вещь. Эта ведьма, вероятнее, была мужчиной, а не женщиной. Видите ли, наши враги пытались сделать с вами то, что, в конце концов, сделали с Бриком. Они могут завладеть телом человека на некоторое время, если человек этот достаточно слаб, и использовать его плоть, как свою собственную.
Брик застонал, на глаза его навернулись слезы.
– Ваша светлость, – обратился он к тьерине. – Я никогда не стал бы этого делать. Никогда бы не причинил зла девочке. Пожалуйста, поверьте мне.
Ловиан быстро метнула в сторону Невина вопросительный взгляд.
– Я верю ему, ваша светлость. Теперь, когда я знаю, что они делают, я также могу положить этому конец. Могу ли я выступить с предложением, ваша светлость?
– Конечно.
– Две вещи. Брика нужно отослать прочь – не за его вину, учтите, а ради его безопасности.
Он повернулся к убитому горем парню.
– Теперь они установили с тобой связь, парень, и могут попытаться использовать тебя снова. Если они добьются успеха, то уж на этот раз убьют тебя. Ты понимаешь? Они используют тебя, а затем прикончат.
Лицо Брика побледнело, но он медленно кивнул, показывая своё согласие.
– Второе. С этого момента капитан должен стать телохранителем ребёнка. Когда вы выходите на улицу, госпожа Тевва, вы должны брать его с собой. Я не могу представить себе, чтобы кто-то завладел разумом Каллина.
– Как и я, – согласился Каллин. – Я согласен с Невином, ваша светлость. Поскольку они больше не могут провернуть свою вонючую уловку, то, скорее, пошлют сюда кого-то с мечом.
– В таком случае решено, – Ловиан уверенно кивнула каждому из присутствующих. – А что касается тебя, Родда ты с этого момента подчиняешься приказам капитана.
– Хорошо, бабушка.
Все улыбнулись, с восторгом глядя на хорошенькую маленькую девочку, потому что глядеть на неё было приятно. Её вид вызывал облегчение после мыслей о тёмных силах, что роятся вокруг. Только один Невин знал, что ребёнок обладает странными магическими способностями. Благодаря эльфийской крови, которую она унаследовала от отца, Родда не только видит дикий народец, но ещё и в состоянии управлять им. Расцарапанное лицо несчастного Брика свидетельствовало о том, что в ней также достаточно эльфийской мстительности. Как будто ему мало проблем! Но, несмотря на тяжесть своих забот, Невин знал: ему придётся уделить ей немного времени.
Этим вечером беспокойство никак не проходило. Сразу после захода солнца Невин отправился наверх в свои покои, расположенные высоко в брохе, и открыл ставни, чтобы впустить прохладный осенний воздух. Вечер был такой кристально ясный, что Невин мог видеть далеко за пределы города, вплоть до гавани, где в призрачно белой пене волн уже начали отражаться звезды, только что появившиеся на бархатно-тёмном небе. Он слышал, как в отдалении звонит бронзовый колокол на храме Мананнана, оповещая о том, что люди гвербрета закрепляют железную цепь, закрывая гавань на ночь. В городе несколько собак залаяли в ответ, а темнота тут и там прорезалась фонарями, с которыми люди шли по улицам, или светом, падающим из окон. При виде звёзд и поднимающейся луны усталость Невина наконец отступила, и он постоял у окна несколько минут, пока тихий стук в дверь комнаты не вернул его к действительности. Элейно проскользнул внутрь и тихо закрыл за собой дверь. Невина всегда поражало, что огромный бардекианец двигается так грациозно и тихо, как кошка.
– Я только что смотрел на нашего пленника, – сообщил Элейно. – Он выглядит сегодня гораздо лучше. Похоже, он очень быстро поправляется. Чахотка, которая у него была, уже убила бы простого человека… Хотя я, конечно, не лекарь.
– О, я полностью согласен с твоим диагнозом. Ты смотрел его ауру?
– Смотрел, и она, кажется, несколько покрепче. Я не могу справиться с этим странным цветом, грязно-зелёным, и с этими странными пурпурными полосами и пятнами.
– На самом деле, я тоже никогда раньше не видел ничего подобного. Но давай спустимся вниз и взглянем на него. Если он неплохо себя чувствует, то попытаемся с ним поработать. Мне только нужно приготовить травы и прочие вещи, которые потребуются.
Пленник, о котором шла речь, содержался в крохотной комнатке в одной из небольших полубашен, которые стояли вокруг главной. Перед дверью дежурил вооружённый стражник, поскольку лорд Перрин из Алобри – до того, как его недавно поймали, – являлся одним из худших конокрадов в королевстве. За подобное преступление полагалась смертная казнь через повешение после публичной порки. Перрин также совершил ещё одно, более тяжкое преступление, но Невин держал его в секрете по нескольким серьёзным причинам. Предыдущим летом Перрин выкрал и изнасиловал единственную дочь Каллина из Керрмора, Джилл, но сделал это путём такого путанного двеомера при таких необычных обстоятельствах, что Невин никак не мог разобраться, кто он на самом деле: преступник или жертва какого-то странного заговора. Вопрос требует большего изучения, и заключения делать ещё рано. А если Каллин узнает о случившемся, то Перрин не проживёт достаточно долго для того, чтобы вопрос можно было изучить. Он уже и так чуть не умер от чахотки, которую нажил из-за неправильного использования своих инстинктивных магических способностей. Нынешним вечером Перрин выглядел значительно лучше, что само по себе казалось странным. Как сказал Элейно, чахотка была достаточно сильной, чтобы убить обычного человека. Невин начинал подозревать, что Перрин – далеко не обычный человек и на самом деле, возможно, совсем не человек. Перрин был выше среднего роста, худощавый. Ничем не примечательный молодой парень с темно-рыжими волосами и голубыми глазами, приплюснутым носом и слишком большим ртом. Сейчас он был смертельно бледен, глаза его все ещё слезились, и он то и дело откашливался в старую тряпку. Когда вошли двое мастеров двеомера, Перрин поднял голову, что-то буркнул себе под нос и откинулся на груду подушек, подложенных ему под спину.
– Все ещё харкаешь кровью? – спросил Невин.
– Нет, мой господин. Э-э… ну, а это хорошо?
– На самом деле это очень хороший знак. Ты прекратишь съёживаться и распускать нюни, как несчастная полевая мышь? Я не собираюсь причинять тебе боль.
– Но когда они придут… э-э, ну, вы знаете… чтобы меня повесить?
– Пока я им не скажу, не придут. А если ты сделаешь все, что я тебе велю, то тебя вообще могут не повесить.
На лице Перрина появилась улыбка, но по ней было видно: он совсем не верит Невину.
– Я вижу, ты хорошо поужинал. Ты способен встать и одеться?
– Как скажете, мой господин.
– Я хочу знать, как ты себя чувствуешь.
– Достаточно хорошо.
Перрин откинул одеяло, уселся на краю кровати и опустил ноги на пол. В длинной ночной рубашке он был похож на невероятно неуклюжего аиста.
– Э-э… у меня немного кружится голова.
– Этого следовало ожидать. Элейно, дай ему одежду.
После того, как Перрин оделся, Невин усадил его на стул рядом с очагом, наполненным тлеющими углями. Невин принёс с собой небольшой тряпичный мешок с кусочками кедра, можжевельника и странного дерева из Бардека со сладким, но чистым запахом, которое называлось сандаловым. Он осторожно разбросал кусочки по углям, где они начали дымить, испуская целую смесь запахов.
– Это нужно для очищения воздуха от затхлых испарений, – весело улыбаясь, пояснил Невин. – А, у нас тут имеются хорошие угольки! Я всегда люблю смотреть в огонь. Всегда кажется, что в углях можно увидеть картинки, не правда ли?
– Да, кажется, – Перрин машинально посмотрел на играющие языки пламени и создаваемые ими золотисто-рубиновые дворцы между наложенных горой кусков угля и палочек Невина. – Когда я был мальчиком, я обычно видел, как в огне ползают драконы. Моя мама рассказывала мне много сказок про драконов и эльфов и прочих существ. Мне тогда хотелось, чтобы они оказались настоящими.
– Да, и впрямь было бы неплохо.
Перрин слегка кивнул и уставился в очаг, в то время как сладкий дым лениво наполнял комнату. Когда Невин открыл второе зрение, то определил с определённым профессиональным удовлетворением, что аура парня расширилась до нормальной. Во время болезни она была сжата. Семь Звёзд ярко горели, но все они имели странную окраску и оказались слегка смещёнными с правильных позиций. Невин послал световой луч от своей собственной ауры на Звезду, которая плавала надо лбом Перрина, и заставил её крутиться, шлёпая её, как ребёнок кнутом сбивает перья лука.
– А теперь ты видишь картины в углях, парень? – прошептал Невин. – Скажи мне, что ты видишь. Расскажи мне обо всем, что ты видишь.
– Просто огонь. Играющие языки пламени. – Перрин выговаривал слова так, словно был пьян. – Большие поленья. Наверное, сейчас зима.
– Кто находится рядом? Кто сидит у очага?
– Мама и папа. Мама выглядит такой бледной. Она не умрёт, нет?
– Сколько тебе лет?
– Четыре. Она на самом деле умрёт. Я слышал, как дядя Беноик вчера вечером кричал на травника. Я не хочу жить с ним.
– Тогда возвращайся, вернись к осени того же года. Ты видишь маму? Ей лучше?
– Да.
– Тогда ещё вернись, дальше, к весне.
– Я вижу луг и оленя. Приближаются охотники. Я должен помочь им, предупредить их.
– Охотников?
– Оленя-самца. Он – мой друг.
В трансе Перрин дёргался, потом тяжело дышал, словно побежал на этот луг из памяти и бросился в погоню за оленем до того, как пришли охотники. Невин предполагал, что милосердие ребёнка обернулось для него хорошей поркой. Он повёл его ещё дальше, в предыдущую зиму и ещё дальше, пока Перрин не увидел кормилицу, когда та впервые прикладывала его к груди. И ещё дальше, к боли рождения, и ещё дальше, когда его душа вошла в нерожденное тело, которое выросло в его нынешнее, и дальше, и дальше, пока Перрин вдруг не вскрикнул, извиваясь от боли, и не заговорил, наполовину задыхаясь, на каком-то языке, которого Невин никогда раньше не слышал.
– Боже праведный! – прошипел Элейно. – Что это за язык?
Невин поднял руку, жестом призывая к тишине. Перрин продолжал говорить, хватая ртом воздух так, словно собирался вот-вот отдать концы и пытался надышаться перед смертью. Хотя черты его лица совсем не изменились, он больше не выглядел пронырливым, скользким типом, каким казался несколько минут назад. Теперь он каким-то образом стал сильнее, его глаза горели от старой ненависти, когда он выплёвывал злобные слова. Его тело дёрнулось, наполовину приподнявшись со стула, затем упало назад, и голос смолк. Невин схватил его за плечи и осторожно потряс, повторяя его имя, пока Перрин не проснулся.
– Мои извинения, – пробормотал Перрин, заикаясь. – Наверное, я заснул, когда глядел в огонь. Боже, какой у меня был неприятный сон!
– Правда? Перескажи мне его.
– Меня пронзили насквозь. Копьём, понимаете? Прямо насквозь и пришпилили к земле, а вокруг стояли враги, они смеялись надо мной. Ужасные, ужасные враги, подобные гоблинам или кому-то в этом роде. – Он громко зашептал: – У них были огромные носы и кустистые брови, волосы чёрные и жёсткие. – Внезапно Перрин содрогнулся. – Наверное, я вспомнил одну из тех сказок, которые мне рассказывала мама.
– Скорее всего, скорее всего. Наверное, парень, ты слишком устал. Давай-ка назад в кровать и отдыхай. Мы завтра снова попробуем посидеть.
После того, как они опять уложили Перрина в постель, а стражник занял место у двери, Невин с Элейно вернулись в покои старика в главном брохе. Они уселись с высокими пивными кружками подогретого эля, чтобы обсудить то, свидетелями чего стали.
– Предполагаю, его убийцы теперь показались ему уродливыми, поскольку он привык к человеческим лицам, – заметил Элейно.
– Ого! Ты предполагаешь, что эти существа являются его сородичами?
– А ты нет?
– На самом деле – испытываю такое искушение, но также думаю, что неразумно делать какие-либо предположения насчёт Перрина, – признался Невин.
– В этом я определённо с тобой согласен. Хм. Огромные носы и кустистые чёрные брови. Предполагаю, это могут быть гоблины или великаны-людоеды из старых сказок, островных или вашего королевства. Странно, как наш фольклор часто оказывается похожим. Всегда присутствуют колдуны, есть драконы и какие-то злобные уродливые существа.
– Только это не сказка, а воспоминание.
– Да, – Элейно задумчиво глотнул эля из высокой кружки, которую сжимал огромными ладонями. – Ну, если он сам не из них, то относится к какой-то народности, которая живёт рядом с нашими носатыми друзьями.
– Ясно только то, что он умер насильственной смертью, с яростью и ненавистью в сердце. Этого может быть достаточно, чтобы его душа в момент смерти улетела достаточно далеко от места смерти, а потом закрутилась не в том водовороте рождений.
– Похоже. И ему не повезло, что женское лоно, которое его поймало, находилось в родстве с тьерином Беноиком.
– Который по всем статьям является последним человеком в королевстве, кто мог бы понять, какую странную рыбу поймала сестра его жены, – Невин озадаченно покачал головой. – Когда Перрин окрепнет, мы снова попробуем огненные видения, но, мне кажется, нам лучше подождать несколько дней.
– Да, сейчас ему лучше не перенапрягаться. А как идёт другая охота?
– На нашего нарушителя спокойствия, желающего убивать? Сказать по правде, очень плохо. Некоторое время я думал, что напал на его след, но он исчез. Наглец попытался напасть на ребёнка! Если я только доберусь до него, то оторву ему все конечности, клянусь.
– Он, несомненно, это знает. После того, как он понял, что ты его ищешь, он, вероятно, убежал куда-то и спрятался. – Элейно с минуту размышлял над проблемой. – Ну, может, он достаточно напуган и теперь оставит нас в покое.
– Ты всегда полон надежд и оптимизма, не так ли? Ясное дело, он на какое-то время затихарится, но он вернётся. Такие, как он, всегда возвращаются, словно ведьмино проклятие.
После того, как он два долгих месяца ходил на задних лапках вокруг короля, убеждая и умоляя рассмотреть дело Родри, а также занимаясь своим собственным, Блейн, гвербрет долины Пекль, отправился домой в свой дан Хирейд. Он чувствовал огромное облегчение. После осеннего урожая поступали налоги, и Блейн приятно провёл пару дней, играя роль грубоватого сельского господина. Он стоял во внутреннем дворе вместе с камерарием и бейлифами и подсчитывал свиней и куриц, сыры и бочки с яблоками, мешки с белой мукой и ячневой крупой, большие бочки с мёдом и элем, а также время от времени причитавшиеся ему монеты. Он находил, что сказать и как пошутить с каждым человеком, который привозил налоги, независимо от того, был ли тот чьим-то камерарием, который ехал впереди пары нагруженных телег с запряжёнными в них волами, или местным фермером, который на своей спине принёс клетку с кроликами и мешок муки в руках.
Тем не менее, Блейн вскоре оставил налоги на своих опытных и умелых подчинённых и вместо этого решил заняться своими вассалами. Многих господ он не видел с весны, со времени большого пира на праздник Белтейн. Блейн любил лично присматривать за потенциальными спорщиками, любителями затевать ссоры и недовольными. У него также имелась другая причина отправиться в путь: требовалось подыскать подходящий участок земли, на котором можно разместить, по крайней мере, десять фермерских хозяйств, чтобы одарить женщину Родри, Джиллиан, дочь Каллина из Керрмора, вместе с грамотой, удостоверяющей её благородное происхождение. Поскольку большая половина его земель представляла собой дикую местность, найти участок будет нетрудно, но побудить свободных фермеров его обработать – совсем другое дело. Важно, что у Джилл будет своя земля и титул; доход окажется более чем достаточным после того, как она выйдет замуж за Родри и обустроится в Аберуине.
Поскольку жена Блейна Каниффа, была беременна, он оставил её дома – управлять даном и рином вместо себя, а с собой взял только двадцать пять человек в качестве почётной стражи. Вначале они поехали на север и остановились в Кей Лабраде и дане тьерина Ридеррка. Чтобы отметить приезд гвербрета, там вечером устроили большой пир, а на следующий день выехали на охоту, но на третий день Блейн сказал тьерину, что хочет сам просто проехаться по рину. Он взял в качестве эскорта только пять человек и отправился в путь прямо с утра, но вместо того, чтобы осматривать поля и леса тьерина, сразу же поехал в город.
Как раз на подъезде к Кей Лабраду, на берегах притока, который впадал в реку Канавер в нескольких милях дальше, стояла пивоварня, считавшаяся самой лучшей в долине Пекль. За низкой, поросшей травой земляной стеной располагалось несколько круглых зданий, недавно побелённых, с аккуратно крытыми крышами. Там имелись дом, где жил владелец пивоварни, солодовня, солодосушильня, непосредственно пивоварня, склад, а с другой стороны – свинарник и коровник. Когда Блейн свернул с дороги и повёл своих людей к пивоварне, они все одновременно и искренне воздали ему хвалу.
Над дверью, ведущей в главное здание, висел грубый веник из берёзовых веток, от которого сильно пахло элем. Этот знак означал, что покупатель может купить как кружку, так и бочку – как пожелает. Когда Блейн и его люди спешились, наружу вышла полная седовласая женщина в синем платье, поверх которого был надет длинный белый передник, и поклонилась.
– О боги, это сам гвербрет! Веддин, иди сюда! Это гвербрет и его люди! О боги! Ваша светлость, это такая большая честь, вы должны попробовать наш новый тёмный сорт, и есть ещё и горький эль, ах, боги, боги!
– Не надо так дрожать, женщина! Ты сведёшь с ума его светлость.
Веддин, высокий и стройный мужчина с орлиным носом и совершенно лысой головой, широкими шагами вышел из здания и поклонился Блейну, как положено.
– Польщён, ваша светлость. Что привело вас к нам?
– В основном, жажда, дорогой Веддин. У тебя есть бочонки, достаточно большие, чтобы напоить меня и моих людей?
– Плоха была бы пивоварня, если бы не смогла напоить шестерых путешественников, ваша светлость. Привязывайте лошадей и заходите.
Блейн вручил капитану горстку серебряных монет, чтобы заплатить за эль, позволил своим людям зайти внутрь, а сам на короткое время задержался во дворе с Тудиллой в то время как Веддин проследовал в дом за его людьми. После того, как они остались одни, она прекратила дрожать.
– Как я поняла, ваша светлость приехали за новостями?
– Да, а также проведать Камделя, бедного парня. Ему лучше?
– Значительно лучше, но у него никогда не будет все в порядке с головой после того, что они с ним сделали. – Она сложила пальцы особым способом – чтобы уберечься от колдовства. – Сейчас он убирает навоз в коровнике, поэтому, предполагаю, ваша светлость не захочет…
– Мне совершенно безразлично, как от него пахнет. Идём.
Они нашли Камделя сидящим за коровником на старом бревне. Он закусывал хлебом с кусками жёлтого сыра, аккуратно выложенными на старой льняной салфетке. Когда он увидел Блейна, то встал и поклонился. Эта попытка казаться достойным плохо вязалась с грязной рубашкой и коричневыми шерстяными штанами. Хотя глаза бедняги выдали, что он когда-то видел Блейна и помнит его лицо, он не мог вспомнить, кто перед ним. Потребовалось назвать имя. Однако физически Камдель был снова здоров, даже в некотором роде счастлив, и улыбался, когда рассказывал о своей спокойной жизни на пивоварне. Блейн остался доволен увиденным. Когда он в последний раз видел этого человека, Камдель дрожал, кричал и был худ, как палка. Он спятил от пыток, которым его подвергли мастера чёрного двеомера.
А теперь – по крайней мере, так сказали Блейну, – его любимый кузен Родри находится в руках тех же злых людей.
Хотя обычно Блейну удавалось об этом не думать, временами, когда он меньше всего ожидал этого – например, когда разговаривал с кем-то из вассалов или просто шёл по коридору, или лениво смотрел из окна, – воспоминания всплывали, подобно появлению наёмного убийцы, и словно ударяли его ножом. Родри может сейчас страдать так, как страдал Камдель. С этой мыслью приходила ярость, от которой перехватывало дыхание, Блейн хватал ртом воздух, его грудь разрывало от гнева, и он снова клялся, что отомстит. Если эти чёрные маги заставили его кузена страдать хотя бы столько, сколько длится крик петуха, то ничто на земле, ни король, ни двеомер, не остановят его. Он поднимет армию и бросит её на Бардек, как стаю орлов. Даже если ему придётся ограбить свой рин и он попросит вернуть ему все долги чести и оплатить услуги, которые он когда-либо оказывал другим. Поскольку он принёс в этом клятву – как богам, так и чести своего клана, – то это было не простое хвастовство.
Блейн удивился бы, узнав, что Тёмные Братства знают о его ярости, но получил бы удовольствие, также узнав, что они её боятся.
Центральное плато и в особенности горная местность южной части Суртинны, самого большого острова Бардекианского архипелага, в то время оставались почти не заселены. Там имелись обширные безлесные возвышенности, которые спускались вниз с острой как нож молодой горной цепи.
Номинально безлесные возвышенности подпадали под юрисдикцию архонтов Пастедиона и Вардета, которые раздавали ярлыки на пользование землёй тем, кто их поддерживал, по своему желанию и капризу, поскольку ястребы и полевые мыши, которые там жили, никогда не спорили по этому поводу. Владельцы земли в свою очередь сдавали участки земли в аренду под фермы или скотоводческие хозяйства или даже, в нескольких редких случаях, под летние домики для отдыха богатых господ. Хотя доход от этого был небольшим, престиж – огромным. Имелось ещё одно преимущество: архонты и законы находились далеко, даже очень далеко, поэтому имеющий права на землю мог жить так, как пожелает, подобно господину из Дэверри.
Высоко в сердце горной местности, прямо под нависающими чёрными горами находилось поместье, которое купили и построили около семидесяти лет назад. Это сделал ушедший в отставку государственный чиновник по имени Тондало. Хотя поместье получало арендную плату с нескольких свободно рождённых скотоводов, его рабы производили достаточно продуктов питания и холста, и всего остального, чтобы поместье оставалось самодостаточным. Только изредка кто-то из рабов Тондало появлялся на рынке в Ганджало, местном городке. Ещё более редко к воротам подъезжали посетители. Поскольку немногочисленные соседи были слишком заняты, обрабатывая собственную землю, чтобы совать нос в дела поместья, все предполагали, что поместьем управляет третье поколение наследников Тондало. Они испытали бы шок, узнав, что сам старик все ещё жив, хотя конечно не пребывает в добром здравии.
По правде говоря, Тондало не мог иметь наследников, поскольку был евнухом. Его кастрировали ещё мальчиком, чтобы лишить семьи и таким образом ограничить его интересы государственной службой Вардета. Он обладал прекрасным умом и очень хорошо запоминал детали, поэтому высоко поднялся и активно участвовал в политике своего города. Он стал достаточно богат, чтобы вначале купить себе свободу, затем – впечатляющий дом в городе и, наконец, уединённое поместье. Теперь ему было сто шестьдесят с лишком (на самом деле он не помнил точно, когда родился) и он жил в уединении, столь ему необходимом. Тондало так сильно растолстел (ненавистное наследие кастрации, а не естественный результат любви к удовольствиям и хорошей пище), что путешествие для него стало практически невозможным. Кроме того, уединение требовалось ему для работы. Он так давно и так глубоко занялся искусством чёрного двеомера, что являлся в некотором роде руководителем братства – в той мере, в какой их поклявшееся хаосом сообщество могло его иметь. Для коллег, практикующих чёрную магию, у него больше не было имени. Он просто назывался Старцем.
Конечно, в большинстве случаев ему и не требовалось сниматься с места. Он мог смотреть в чашу, наполненную чёрными чернилами, и таким образом поддерживать связь с другими членами Тёмного Совета. Таким же образом он следил за действиями своих многочисленных союзников и любимцев по всей Суртинне. Время от времени появлялся посыльный, который приносил книги и необходимые для различных занятий предметы. (Конечно, посыльный никогда больше не покидал пределы поместья, по крайней мере, живым.) Когда Совет встречался полным составом, то это происходило в воображаемом храме на астральной плоскости, а не где-то в горах или городах Бардека. Тем не менее, временами Старец искренне желал попутешествовать по важным делам вместо того, чтобы быть вынужденным доверять молодым ученикам чёрной магии, которые разъезжали повсюду за него. Из-за своей природы изучение чёрного двеомера делает человека крайне недоверчивым.
Таким важным он считал дело Родри Майлвада. Если бы он мог, Старец сам бы отправился в Дэверри, чтобы руководить похищением и размещением жертвы. Но поскольку ему пришлось доверить работу ученику и наёмным убийцам, он постоянно раздражался, гадая, все ли они делают правильно. При этом Старец не мог просто заглянуть в чашу с чёрными чернилами и посмотреть на события, поскольку все важные действия происходили или в самом Дэверри, или на другом острове, а даже самые величайшие разумы двеомера в мире не могут видеть через большие открытые водные пространства. Испарения простейшей силы, в особенности над настоящим океаном, просто закрывают образы, как туман. Если бы Старец попытался путешествовать через них в световом теле, волны и удары той же силы сломали бы его астральную форму и привели к смерти.
Поэтому ему оставалось только сидеть в своём доме, ждать и размышлять. Особенно его беспокоила сложность плана. Ещё во время работы на государственной службе он усвоил: чем сложнее проект, тем больше вероятность провала, а в этом деле насчитывалось не меньше изгибов и поворотов, чем дорог в Дэверри. Если бы Старец мог потратить пару лет, то он долго думал бы и медитировал, пока не разработал бы ясный и простой, как лезвие меча, план, но времени было мало, а угроза нависала, и он не мог дозволить себе такую роскошь. На протяжении последних десятилетий различные последователи тёмной тропы много работали, чтобы установить надёжную опору в Дэверри, в особенности при дворе самого короля. Как раз когда их планы уже были доведены до нужной кондиции, о них узнал Невин и одним жутким летом уничтожил большую часть их работы. Во многом тот старик представлял угрозу самому существованию чёрного двеомера. Кроме того, он являлся ненавистным личным врагом Тондало. Когда Старец проанализировал все эти вещи, то прошлой зимой пришёл к выводу: Невин должен умереть.
Конечно, решить было легко, но привести план в исполнение не так легко. Во-первых, Старцу потребуется в основном действовать в одиночку, поскольку он просто не мог никому доверять в этом деле. Те члены Тёмного Братства, которые желали заполучить его место, вполне могли в последний момент сдать его Невину – просто для того, чтобы от него избавиться. Если Старец хотел надёжных союзников, ему потребуется за них заплатить наличными и при этом держать в тайне свои истинные намерения. На островах можно нанять высококвалифицированных наёмных убийц. Нужно только знать, где их найти. Прошлым летом Старец нанимал гильдию Братства Ястребов, как они назывались, чтобы провести в жизнь часть своих планов. К сожалению, только часть.
Поскольку отправлять простого убийцу против человека, обладающего силой Невина, было бы смехотворно, Старец придумал способ завлечь того на острова, где его силы, черпаемые из души Дэверри и земли Дэверри, сильно уменьшатся. Там он окажется далеко от военной помощи таких людей, как гвербрет Блейн. По всем законам магии, в Бардеке Старец должен ударить с позиции силы, с ментальной возвышенности, в особенности потому что, как кажется, Невин всегда работает один и поэтому скорее всего приедет один. Когда Старец стал искать приманку для капкана, то решил взять Родри. Молодой человек был важен для будущего варварского королевства. Кроме того, он являлся одним из личных друзей Невина. Первой мыслью Старца было просто убить парня после того, как пленник будет использован для ложного следа. Однако Старец знал, что Невин способен видеть на высшей ментальной плоскости. Он может обнаружить, что Родри мёртв. Мастер Эфира навряд ли станет пересекать море просто для того, чтобы должным образом похоронить погибшего друга. С другой стороны, после того, как Невин придёт по следу, держать пленника у себя в доме тоже опасно. Старец не желал отправляться в бега. Точнее, ковылять в бега, как он, скривившись, признался самому себе – спасая свою жизнь, подобно барсуку, которого выкурили из норы.
Как показалось Старцу, лучше всего доставить Родри в Бардек, очистить его память, чтобы он не мог явиться к одному из законопослушных архонтов и объявить о том, кто он есть на самом деле, – а затем отпустить его, спрятав на виду, как обычного раба, который просто катится по жизни туда, куда его ведут судьба и удача. Рано или поздно Невин придёт. А когда он явится в Бардек, его здесь будет ждать Старец.