Цeлитель

Алексей Пройдаков

Целитель

Астана, 2015

Часть 1.

Ледяная купель

«…человек может исцелять болезни, направляя всё своё внимание на больную часть тела и посылая потоки мысли по характеру противоположные ментальным условиям, создавшим болезни. Очень важно помнить, что исцеление такого рода принадлежит всем людям. Каждый человек рождается с целительскими способностями, никто не может дать ему эту силу. Это одна из естественных сил человеческого ума, и эта способность не может быть связана с какой-либо определенной верой или учением».

С. Абедананда

ВСТУПЛЕНИЕ

«В 15 лет я обратил свои мысли к учёбе.

В 30 лет я обрёл самостоятельность.

В 40 лет я освободился от сомнений.

В 50 лет я познал волю неба.

В 60 лет я научился отличать правду от неправды.

В 70 лет я стал следовать желаниям моего сердца и не нарушал ритуалы»…

Так говорил великий Конфуций. Но в понятие «ритуалы» он вкладывал иное значение, чем принято теперь.

Честное слово, древние были умнее нас! Они изрекали такие истины, смысл которых до сих пор непреходящ. Они были религиознее нас – тогда предмет поклонения был осязаем. Они более нас почитали традиции и следовали ритуалам, потому что и тем и другим обладали.

Сегодня мы обожаем подмены.

Свою полную духовную опустошенность оправдываем пожертвованиями на строительство культовых сооружений. Которые, в свою очередь, выдаем за символы духовности.

Религия и духовность – это рядом, это близко, но – это не одно и то же.

Духовная культура – понятие многогранное и включает в себя не только знание молитв, но и произведений мировой классики: литературы, музыки, архитектуры, философии, многого другого. Точнее говоря, всё вышеозначенное – музыка, только варианты её воплощений различны: в звуках, строках, сооружениях. А ещё точнее – элементы той музыки, которая где-то существует глобально, всеобъемлюще, ею всё пронизано.

И ТАМ – она не редкое явление, а среда, в которой живут.

Сюда она прорывается, возможно, запланировано, как намёк на схему истинного творения, который и закладывает в нас понимание размера и глубины оригинала.

Её нам отпускают малыми долями, через отдельно взятых (иногда не лучших) представителей рода человеческого.

Так появляются гении, чаще – таланты.

Но всё идет ОТТУДА.

Молитвы – тоже произведения, раскодированные в слова символы общения с высшими силами.

Всё идёт СВЫШЕ.

Дружба и Любовь – тоже дар. Даже более.

Скорее всего, в прошлой жизни, с теми людьми, которых мы нынче любим и уважаем, нас связывали очень близкие, возможно, родственные отношения; за них мы волновались, переживали, готовы были рисковать, жертвовать жизнью.

И рисковали и жертвовали.

Когда один год сменяет другой, иногда происходят загадочные, почти мистические вещи: мы становимся добрей, лучше и чище, нас тянет к истокам, мы больше времени стараемся проводить с родными.

Так нашу душу посещает Создатель.

Но, к сожалению, возможно и другое. Года сменяют друг друга, человек становится старше. И вместе с этим кровавыми толчками его сердце и сознание заливает дурная кровь, он становится жестче, капризней, ограниченней.

Так нашим сознанием овладевает враг…

Вышеприведенные слова мудреца древности относятся как к человеку, так и ко всем его деяниям, вызывая потребность взглянуть на них со стороны, оценивая и взвешивая: а всё ли так?

Дело сжимает время и дело удлиняет жизнь; его отзвуки будут ещё долго колебать эфир после нашего ухода. Что ж, всё закономерно, ибо в этом мире мы только гости.

Годы идут, их не остановишь. Процесс старения отработан до тонкостей, но морщины на лица нам садят самые близкие люди.

Мы приходим и уходим, а всё остается.

Год ушел, год пришёл и так всегда. И, наверное, наступает пора задать несколько вопросов самому себе. Задать так, чтобы никто не посмел обвинить тебя в напыщенности, патетике или фразерстве. Задать несколько вопросов…

Какими они могут быть?

– В мире много слёз и чему ты более способствовал: их уменьшению, или увеличению?

– Стали люди счастливее от общения с тобой, или нет?

Их может быть много. Чем острее совесть, тем больше будет вопросов.

И если ты готов на них ответить беспристрастно, это и будет означать, что к тебе неслышно приблизилась мудрость жизни, что молодость прошла и наступила зрелость. Зрелость в мыслях, поступках, суждениях; зрелость, рождающая чувство ответственности перед людьми.

«Всё в мире зависит от того, сделаю я этот шаг или другой, скажу слово или промолчу…»

Всем придется задать себе несколько вопросов, рано или поздно, и храни нас Господь в наших ответах.

Глава 1. В чём Истина?

Я этой жизнью в меру покорёжен,

Хватил тоски, познал и боль и злость,

Но вот привык к твоим речам, несхожим

С тем, что мне раньше слышать довелось.

И что-то в сердце тронулось нечайно…

А.П.

1

Она ворвалась в мою жизнь неожиданно. Однажды просто пришла в редакцию газеты, которой я руководил, с бумагой от директора департамента медицины нашего небольшого горняцкого городка, с заключённой в ней просьбой «прорекламировать психотерапевта из столицы».

Была умна, проницательна, умела одеваться со вкусом. Изысканность эта была непривычной взору журналюги – провинциала.

Подружились, или стали приятны друг другу, мы почти сразу. И всё потому что она выбивалась из общего числа знакомых мне людей; точнее говоря, была не такой как все.

Всё в ней казалось необычным, всё было контрастным: облик респектабельной дамы не сочетался с рассуждениями уставной монашки, которые она выплеснула на меня при первой же беседе, на мой вопрос, что же такое «психотерапевт».

Странно в этом кабинете зазвучали слова о том, что люди должны любить друг друга, что нельзя на зло отвечать злом, что земная жизнь человека коротка, а мы ещё укорачиваем ее сами; что идет Битва на уровне душ, где-то вокруг нас, а мы ничего не ведаем; не в силах объяснить, почему иногда становимся добрыми, терпимыми, улыбчивыми, готовыми обнять весь мир; а иногда – нетерпимыми, злыми и раздражительными.

И я с тех самых пор стал мучиться вопросом: почему она выплеснула всё это на меня?

Почувствовала доверие, или я показался ей достаточно подготовленным к восприятию?

Говорила всем одно и то же?

Просто привыкла говорить, чтобы произвести должное впечатление?

Уверен был в одном: в нашем городке я это услышал самым первым.

Ей были известны ответы на все вопросы. Да и вопросы ставились так легко и обыденно, что, воображая себя грамотным и эрудированным, как-то вдруг начинаешь соображать, что это не совсем так.

Ведь тебе невдомек, что ты – центр Земли и именно ты – объект какой-то там великой Битвы; ты и тысячи тебе подобных. Из-за тебя бушуют катаклизмы, отзвуки которых лишь изредка прорываются к нам в виде снов.

«Ничего не бывает просто так», – часто повторяла она.

Значит, не бывает и просто снов: всякое сновидение информирует, либо предупреждает. А ещё говорят, что настоящие путешествия души подаются нам в форме снов и содержат важные сообщения из небесных сфер. Но необходима крайняя осторожность, потому что полезная информация часто смешивается с субъективными пожеланиями и искажениями, которые налагает наша эмоциональность.

Что ж, вполне возможно.

Но мне думается, что отключенный от рационального сознания мозг улавливает сигналы, идущие в наше подсознание, и даже на более тонком уровне, ибо при бодрствовании всё это заглушается именно сознанием, которое мелочно и суетливо, лениво и не любопытно.

Мы на мир приучены смотреть только тем зрением, которое дано от рождения, не пытаясь его расширить. Но, даже видя, мы остаемся просто созерцателями: картинку «в кадре» различаем, но то, что располагается за ним, для нас остается полным неведением.

Но ведь – это близко, это рядом, надо только протянуть ладонь: кадр – за кадром, горизонт – за горизонтом. А ты проходишь пару шагов и – горизонт отодвигается, кадр смещается в глубь.

Не скажу, что часто, но несколько раз сновидения преподносили мне подарки в виде строк. Обычно это были стихи.

Но однажды, незадолго до появления непрошенной гостьи, мне приснилась зима. Стою у глубокого оврага и читаю, будто репетирую:

«…Смотрю я теперь на заласканные беловолосой вьюгой дальние дали горизонта; на рассаженные, хоть и неумело, но верной рукой, издалека маленькие, словно клумбочные околки и, кажется мне, что присутствую при рождении гения. И знаю об этом только я – человек из грядущего.

Верится мне в наступление хорошего и доброго.

Если ошибусь, останется воспоминание, что вера эта была, пусть оказалась обманом…

А потом я вновь стану верить, но уже не так легко и беззаботно. Буду верить чутко и настороженно, заглушая всякий благой порыв цинизмом.

И даже тогда, когда на земле исчезнет последняя идея, которой можно отдать всего себя, останется вера в собственные силы.

Если же и она окажется миражом, единственным выходом будет – потрясти кулаками над головой в знак протеста, и закричать во весь голос, глуша звуки наступающей чёрной бури, которая должна неизбежно грянуть, сменяя идеалы добра и справедливости:

– Рождение гения отменяется до лучших времён. Вот вы, люди, только знаете, что отменяется какое-то непонятное для вас действо, а я-то знал, что именно должно было состояться!

Это моя первая беда.

И я знаю, что рождение гения уже никогда не произойдет, – это моя беда вторая и самая страшная. Ради этого я вывернул собственное сознание и прошелся по душам своих ближних».

Это было длинно и мудрёно, но запомнилось слово в слово.

Проснувшись, я машинально всё перенёс на бумагу, твёрдо надеясь расшифровать чуть позже.

«Если что-то происходит, значит, должно было произойти».

Мне эта фраза казалась безнадёжной и унылой: мы не в силах никому и ничему противостоять? Всё определено заранее? Но кем, как и почему?

Неужели от нас совсем ничего не зависит?

«Не ищи причин в ком-то, сначала разберись в себе. Разберись в себе, поможешь родным, затем друзьям. Представляешь, как изменится мир?

Понимаешь, каким может стать?»

Каноны, установки, афоризмы, прочая словесная эквилибристика.

«Цитаты из Библии, Данте, Шекспир, – все это разрушило маленький мир».

А ведь был «маленький» мир. Была жизнь, любовь, какое-никакое понимание происходящего…

«Многие думают именно так. А ведь мысль материальна и её отрицательная направленность, уныние и истекающая из них безысходность несут в себе такой негатив, который вряд ли поможет этому миру измениться».

Если мысль материальна, то, что говорить о Слове? Слово… сказал и – звук – исчез, уже не вернёшь, не поправишь, не изменишь.

Мне, с шестнадцати лет работающему со Словом, казалось, что я о нём знаю ВСЁ… Ну, если и не всё, то – очень многое.

И знал, что написанное слово можно исправить, неверное – заменить на иное, но не задумывался, что сказанное однажды уже нельзя – никогда – не поправить, не изменить.

«Вот именно: не поправить, не изменить. Поэтому к словам надо относиться особенно трепетно, считая их – законом».

2

Так мы беседовали. Разговоры утомляли, казались беспредметными. Честно говоря, поначалу я терпел все эти словоизлияния только из-за того, что она моя землячка из города целинников. По-нынешнему говоря, из столицы.

Она – то исчезала, то появлялась и никогда не объясняла причин. А если я спрашивал, отвечала:

– Просто так надо.

От неё пахло сиренью. Запах завораживал, потому что не был искусственным, и это только усиливало магию восприятия.

В своем непреклонном стремлении кое-что вдолбить в мою голову она проявляла изрядные усилия, но никакой беды в этом не наблюдалось. Скорее наоборот, меня умиляли её попытки.

Я тоже что-то знал, считал себя эрудитом, сносно оперировал цитатами из Библии. Иногда подтрунивал и ёрничал, иногда напускал на себя важный вид и нёс откровенную чепуху.

Многое мне тогда было недоступно.

А для неё не существовало пустых разговоров, пустых фраз и пустых слов. Ко всему – отношение вдумчивое и серьёзное, всё надо обсмотреть со всех сторон и подвергнуть фонетическому анализу.

Шуток не признавала, комплименты воспринимала почти враждебно.

Чуть позже все эти рассуждения, словопрения стали менее захватывающими.

Времени на беседы оставалось всё меньше. Я – то утопал в редакционной суете, то делал вид, что утопаю.

Она всё поняла и перестала приходить.

У меня отлегло от сердца. Отлегло, потому что я не понимал истинной цели её приходов.

А потом мне привиделось.

Я шёл по прихожей и вдруг впереди себя в полной темноте, но очень отчетливо, увидел человека: взгляд безумен, редкие волосы взлохмачены, руки трясутся.

«Господи! – подумалось с ужасом. – Как он оказался в моей квартире?»

А он поглядел на меня почти снисходительно, подошел ближе и упёрся пальцем в мою грудь.

– Сюда попало? – гнусаво спросил он. – Да, ещё бы чуть правее…И никогда, никогда ничего подобного не переживаешь…. А при сегодняшнем раскладе – будет. Обязательно, и ещё как будет! Успеешь хлебануть выше ноздрей.

Шаркая подошвами, отошел в сторону, продолжая разглядывать меня с крайним любопытством.

– Кого это пророчат в…

Внезапно закашлял, будто кто-то ему сжал горло.

– Значит, я полностью прав, – добавил удовлетворённо. – Грозит подобное, ой, как грозит…

Отдышался, как бы в забывчивости указал рукой в мою сторону.

– Страшно? – спросил участливо. – Вижу, боишься. Скажи, а почему ты там не боялся, а здесь стал трусом?

«Где это там?» – с шумом пронеслось вдруг по сознанию.

– Там это там, – ответил он жёстко. – И как можно было решиться на такое? Кто отказывается от своих воспоминаний?

Он опять подошёл ближе.

– В самом деле, стало невмоготу? Видимо, так и есть…Весь вопрос в том. Успел ли ты сделаться подлецом? Да, вопрос…Но подлецы не страдают вообще ничем, а бессонницей, тем паче. Значит, не подлец…

Он прошел в залу. Остановился посредине и воздел руки кверху.

– Там ищи ответы, – грянул его голос. Там и только там! А меня не бойся, я – это ты. Тебе неизвестный ты.

Он сузил глаза и вдруг спросил: – Хочешь узнать дальнейшую свою судьбу? Вижу, хочешь, но опасаешься. Так слушай…

И стал говорить. Его рассказ сопровождала музыка Грига. Мне вообще нравится Григ, но здесь он был некстати. Аккорды звучали всё грознее и настойчивей, голос визави всё тише и неразборчивей.

А он говорил, вещал, предупреждал, пророчил.

Но я ничего не разобрал. Ничего…Только предчувствие, глухое предчувствие поселилось в разобранной душе. И уже больше никогда не давало покоя…

Сердце подкатило к горлу и глухими толчками в нём колотилось.

Нащупал выключатель и, теряя силы, включил свет.

…Это я стою напротив разбитого зеркала.

_________________________

В своё скорое и неумолимое «приближение к полтиннику» я считал невозможным пересмотр установок на жизнь. Поздно. Она либо состоялась, либо нет. Да и стыдно: был таким, стал меняться; а человек должен быть упорным, твердым и…Должен! – и всё тут!

А если всё было ошибкой?

Если взгляды были порочны?

Если думал, что бодрствуешь, а спал?

Если душа покрылась чирьями и стала нарывать?

Если сердце и кровь переполнил гной, и ты уже начинал чувствовать его отвратное влияние на мозг, а выхода к исцелению не находил?

А если смешные, наивные утверждения этой женщины о добре и зле, о конечном торжестве справедливости, о возобладании духовного над материальным, всё-таки своевременны и современны?

Ведь не всё утонуло в деньгах и роскоши, мишурном блеске и призрачной славе. Должно же за всем этим внешним скрываться внутреннее.

Вечное. Не подверженное тлению.

«…Когда ты останавливаешься, или желаешь остановиться, в своём развитии, стремлениях, – тогда и наступает смерть. Постепенная. Вначале духовная….Страшно, неизбывно страшно, когда душа умрет раньше тела».

Я всегда над этим смеялся.

А может быть не всегда?

А может быть, не смеялся, а просто хотел быть как все?

А что значит «быть как все»?

Кто они – «все»?

Она – тоже «все»?

3

«Когда вы уходите из этого мира, вы ничего с собой не берёте, даже своё физическое тело. ТУДА уходит только душа, прошедшая горнило земной жизни, очищенная, освобождённая, полностью подготовленная для встречи с Создателем.

И, что самое чудесное, эта встреча непременно состоится. И человек, наконец, оценит всю тщету и суету земной жизни и сможет понять то, чего ему здесь понимать не полагается: где же правда?

Посмотри на звёздное небо, вдохни чистый воздух и представь себя в нездешнем краю: нет корысти, зависти, всегда звучит чудная музыка; чистота помыслов и стремлений – норма.

Так в чём истинный смысл?»

– Истина в том, что надо воспитывать и обеспечивать детей, выводить их в люди. А для этого необходимы и деньги, и имущество, и много-много всего.

Я был раздражён.

– Вы-то выдаете себя за этакую бессребреницу, но одеваетесь со вкусом и выглядите как светская дама. Кто вы на самом деле?

– Я – целитель, – ответила она твёрдо. – Это и только это имеет значение. Всё остальное – мираж, фантом, утренний туман…В том, что ты говоришь, есть смысл, но не надо его ставить во главу угла, бесконечно усердно поклоняясь. В погоне за всякими благами находится пол мира, а средств для всех не хватает, и люди начинают воровать друг у друга, обманывать ближнего; решать, кто главнее. А ведь из этого самого «кто важнее, кто главнее» произошло первое преступление на Земле. С тех пор их число бес конечно множится, чернота вокруг планеты неспроста.

– Очевидное нельзя отрицать, каждый выживает, как может, – ответил я, всё более распаляясь. – Вам хорошо, вы одна и всё ваше имущество умещается в дорожной сумке. Сегодня вы здесь, а завтра неизвестно где.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Тогда послушай. У меня всё это было, – она повела рукой вокруг. – И всему этому я знаю настоящую цену: рухнуло в одночасье, зыбким оно оказалось. И ты запомни раз и навсегда и передай другим, как человек, владеющий Словом: зыбко всё это. Однажды я пережила… Быть зависимой от внешних обстоятельств, то есть от кого-то, я никогда более не соглашусь.

Она задышала часто, словно в приступе. Но быстро пришла в себя и продолжила уставшим голосом.

– Меня предал муж, которого я любила многие годы, и которому хранила верность. Тогда со мной было по-настоящему плохо, я испытала и поражение и потрясение. Я хотела умереть. Но вместо этого на меня снизошел Дар.

Пришлось вздрогнуть мне. Я трепетно отношусь к словам, некоторые произношу редко и осторожно. К их числу относится и слово «дар».

Но она сказала «снизошел Дар» так легко и просто, будто говорила о том, что пошел дождь.

– Мне приснился Святой Целитель Пантелеймон. И Он сказал: «Ты дошла до определенной степени понимания». То есть определенная граница мной уже пройдена. Возможно, даже имела место клиническая духовная смерть. Но я смогла выжить и остаться человеком разумным. Разумеется, не без помощи Высших Сил, – человек слаб. И в благодарность за это, приняв на себя Их Дар, я стала просто обязанной помогать другим людям, стоящим на грани, или уже эту грань перешедшим.

Она вновь вздохнула, вспоминая. Но этот вздох был целебным, и её глаза засияли мне непонятными лучами Света.

– С тех пор я иду по этому пути… Училась, получала лицензии, сертификаты, хотя все эти бумажки имеют значение лишь для власть предержащих. Всё имущество я отдала детям, благо, они уже взрослые и смогут толково им распорядиться. Да, у меня всего лишь пара сумок… Дело вовсе не в них, имущество мне ни к чему… Лишнее, я имею в виду. Я призвана помогать людям! И знаешь, получается. В этом смысл моей теперешней жизни. Мне легко и просто помогать людям, потому что и делать-то ничего особенного не надо. Я объясняю им очевидное, чтобы они поверили в себя. Естественно, беру за это небольшую плату, мне тоже надо жить на что-то, хотя потребности мои невелики.

– Знаете, что особенно замечательно, – отвечал я твердолобо. – Каждый подобный рассказ (а слышал я их множество) сопровождается явлением Чудных пророков, Целителей, Апостолов… И никто не скажет прямо: «Зарабатываю таким образом, делать больше ничего не умею. Но ведь людям от моих сеансов не хуже, – это главное. Лучше им или нет – вопрос другого порядка». Разговоров об Истине я слыхивал немало.

И пристально посмотрел на неё.

– Я бы очень хотел узнать, в чём ваша Истина? И кто вы воистину?

Долго потом вспоминалось мне это жёсткое окончание разговора.

Она сразу как-то сникла, осунулась, даже посерела лицом.

И просто ушла.

Мне было почти не жаль. Либо «жаль» эта была упрятана где-то так глубоко, что казалась невидим…