Буши

Дах! — метательный нож в ладонь шириной пробил деревянный щит и улетел дальше.

Тук! Тук! — Второй и третий впились в обломки досок и задрожали, заставив дерево взвыть.

Био-Буши закрыл голову руками и ударил корпусом в часть недостроенной стены. Она, словно тесто, вздулась красным пузырём с другой стороны, ощерилась выдавливаемой кладкой и, лопнув, разлетелась на кирпичи. В красной пыли, в быстро заживающих царапинах по обнажённому торсу, человек побежал к следующему препятствию.

Один из стоящих на балконе наблюдателей с улыбкой обернулся к собеседнику:

— Можете поверить, мастер Тасо, в поединке он не менее сокрушителен! Это машина разрушения!

Кай Тасо покосился на главного технолога и промолчал.

Асари погасил улыбку, вздохнул и, сняв очки, начал нервно протирать линзы полой халата:

— Программа рукопашного боя включает в себя элементы двадцати шести боевых систем. Четыре режима, отличающиеся по уровню энергосбережения и тактике. Режим линейного боя с тактовой частотой, превышающей возможности обычного человека. Круговой бой с вариативностью трёх единоборств. Борьба в близком контакте с увеличением кинестетических возможностей. Борьба на средней дистанции, с воздействием на периферию, усилена более мощным захватом. В обычном человеке, как Вы знаете, невозможно совместить четыре этих тактики. Все они связаны с конкретными анатомическими особенностями — при одних требуются одни кондиции, при других — строго обратные…

— Вы хорошо разбираетесь в теории… — задумчиво отметил Тасо.

— Это мой хлеб! Моя суть, — выпрямился Асари. — Я не профессионал в чём-либо одном, но написать обучающую программу могу для любой системы знаний!

— Особенно, если есть хорошие консультанты…

Асари отвёл глаза:

— Учитель Миа Миато был не просто хороший консультант… Я не знал мастера более величественного, и человека, более просвещённого, чем он.

— И не узнаете, — почти лениво отозвался Тасо, продолжая наблюдать за био-буши.

Биологически модифицированный воин с программой «Сазуро-Буши-7.0» уверенно проходил демонстрационные испытания. Полоса препятствий была пройдена на отлично, далее шли показательные поединки с биовоинами прошлых моделей. Тасо внимательно наблюдал за разворачивающимися действиями. Намётанный взгляд подмечал малейшие движения, которые вряд ли заметил бы человек непосвящённый. Мастер хорошо знал, что каждый приём воина имеет дуальную природу — «вода» и «огонь» во всём. Вода основного течения силы и огонь его скрытого пути. Вот, к примеру, обычный удар кулаком. «Вода» — движение руки к цели, сильный, напористый импульс, пробивающий тело. «Огонь» — поворот кулака, винтом прорывающего пространство врага. Постороннему покажется, что это всего лишь мельчайшая деталь, а знающий отметит, что в малом — основная сила. Не каждому дано уследить за почти невидимыми деталями боя, но Тасо давно уже из тех, кто знает, куда следует смотреть, и не разменивается на мельтешение конечностей.

«Сильный. Зверюга. Один только подъём на плечи чего стоит! И подготовлен отменно… А ведь совсем щенок ещё — наверняка только восемнадцать стукнуло, сразу на призывной пункт и сюда. Сам ли попросился в „био-буши“ или по здоровью попал? Да какая разница! Он — солдат. Пушечное мясо. Оловянная ложка. Исполнитель чужой воли. А я — нет», — угрюмо думал Тасо, наблюдая за победами вживлённого в солдата нового программного обеспечения.

— А Вам не кажется, мастер, что в нём есть что-то от учителя Миато?

Тасо вздрогнул.

Скользнул взглядом по щурящемуся на полигон технологу. Асари не шутил.

Посмотрел ещё раз на мелькающего в схватке био-солдата и задержал вдох. Правда. В этом пацане, биологически изменённом до мощи, граничащей с уродством, проявлялось порой нечто, напоминающее наставника. Щупленького дряхлого старичка, которого, на первый взгляд, и плевком перешибёшь. Только, что их роднило, определить не удавалось. Не техника. Не тактика. Не исполнение. Так что?

Линейная атака не достигла цели, и руки плавно обошли блок противника. Напоролись на следующий — вступила в силу тактика дистанционной борьбы — вышел на захват, рванул, тут же бросил хват и снова сформировал кулак. Удар, откат. Корпус включился в круговое движение и выбросил по плавной дуге ладонь. Словно встряхнули кувшинчик с едким вином и плеснули в лицо неприятелю. Пальцы стиснули лицо противника, сминая кости. Шипящий вопль боли «Сазуро-7.0» игнорировал — руки сошлись на корпусе неприятеля и тактика сменилась на бросковую. Полёт был короток и динамичен. Точкой приложения стала шея.

Скулы Тасо затвердели. Такие действия против человека без модификаций закончились бы смертью. У Био-Буши со старой программой был шанс — когорты медицинских нанороботов стремительно сшивали лопнувшие ткани. И спешили медики-технологи. Возможно, будет жить. Но служить уже не будет.

Технологи оттащили в сторону стонущего поверженного.

Био-Буши остановился, ожидая дальнейших указаний. Теперь, когда он встал напротив, Тасо мог хорошо разглядеть его.

«Совсем юный. Глаза туповатые, необстрелянного ещё. Веснушек-то сколько! Одуванчик, прямо. Юный одуван! Наверняка, рыжий. Да… Был рыжим, пока не побрили и не обработали голову. Теперь волосы отрастут нескоро. Уже и на гражданку вернётся, а волосы только начнут пробиваться… Вот странно, почему армии всего мира первое, что делают с человеком, это срезают волосы? Не потому ли, что лысина — порок, и безволосый человек выглядит несовершенным? Не для того ли, чтобы лишний раз утвердить свою власть над солдатом, над его жизнью, показать его окружающим безвольным передатчиком чужой силы и неполноценным уродом? Да уж в современных условиях вряд ли речь идёт о простой санитарии…», — думал Тасо, разглядывая противника. Думы не радовали. Вместо того, чтобы анализировать возможности био-буши, он хандрил, впадал в угрюмость и тоскливо вспоминал учителя.

— Ну, как впечатления?

Асари посторонился, глубоко склоняясь в поклоне перед старшим.

Господин Закуно, глава военного отделения компании «Сазуро», сошёл с гибкой лестницы, огромным шлангом протянувшейся над полигоном. Он единственный здесь мог позволить себе деловой костюм. Под ним угадывался биоволоконный скафандр — Закуно опасался покушений.

— Браво, — равнодушно бросил Тасо и начал перечислять впечатления: — Технически хорошо оснащён. Силовые и скоростные возможности на высоте. Слияние тактик оправдано. Высокая регенерация позволяет не бояться травм и восстанавливаться по ходу боя. Думаю, что это хороший продукт для нашей армии.

Закуно задумчиво посмотрел на мастера. Подошёл к стеклянному барьеру и окинул взглядом полигон, на котором автоматы убирали последствия испытаний.

— Армия — не цель. Конечно, имея тысячи таких солдат, мы можем снизить износ человеческих ресурсов и ограничить аппетиты стран-соперников, но это не главное. Значительно важнее возможность отучить человечество воевать. Само то, что в войне будут участвовать только избранные солдаты, даёт возможность другим людям заниматься тем, что ближе их душе — искусством, наукой, общением. И солдаты, находясь под действием программ, не ответственны за свои поступки; вернувшись в мир, они не будут осознавать вины, им не потребуется период адаптации — снял гипноцентр и вновь есть человек, готовый радоваться жизни. Разве это не прекрасно?

— Прекрасно. — Тасо снова вгляделся в замершего под балконом био-буши. Юноша не двигался, лицо, уподобилось маске. Лишь потные полосы стёртой кирпичной пыли, блестящие в свете прожекторов, убеждали в том, что внутри солдата осталось живое, разумное начало, способное чувствовать боль и усталость.

— Но Вы в это не верите? — Закуно облокотился о парапет, смотря на био-буши.

— Не верю, — кивнул Тасо, также не отрывая взора от солдата. — Человек — существо воюющее. Лишите его возможности соперничества, и его не станет. Женщина выбирает сильнейшего. Только он имеет право на потомство. Уберите возможности быть сильным, заставьте людей мирно, подобно овечкам, пастись в загончиках искусств и этикета, и через поколение мы выродимся.

— Женщины будут выбирать лучших, — меланхолично отозвался Закуно. — Учёных, художников, философов…

— Лучших нет. Это миф, — покачал головой Тасо, — Каждый человек — индивидуальность. В чём-то он хорош, в чём-то плох. И нет общих критериев «лучшего». Мир раздробится на мнения и желания.

Закуно усмехнулся, так и не посмотрев на собеседника:

— Но и для выбора сильнейшего критериев нет!

— Поединок, — коротко ответил Тасо.

— Поединок, — задумчиво повторил собеседник. — Учёный спор или сравнение произведений искусств разве не поединок меж разумами и представлениями о прекрасном?

— Нет. Их судят посторонние. Те, которые не находятся внутри боя. Не осознают эмоций сражающихся. Не видят истины, — отрывисто, словно нанося удар за ударом, ответил Тасо. — Для человека искусства нет противника и нет риска жизни и чести. Есть только признание и непризнание толпы. А в ней всегда найдётся тот, кто посчитает проигравшего правым и выигравшего неправым. Так появляются альтернативные мнения, так истина расходится на множество ветвей… В поединке воинов не бывает посторонних! Там только двое и судьба. И проигравший — всего лишь проигравший, даже если ему не повезло — он проиграл противнику и судьбе. А выигравший — всего лишь победитель, даже если просто судьба была к нему благосклонна.

— Но поединок тоже выбирает лучшего, разве нет? Того, который миф, а? — тонко усмехнулся Закуно.

— Нет. Поединок показывает именно сильнейшего. Сильного сейчас, в этот момент, против этого соперника и в этом состоянии духа. Лучших нет! Чемпион — это не лучший. Это тот, кто победил многих. Он не победил всех.

Закуно нервно постучал пальцами по периллам:

— Значит, женщины будут выбирать сильнейших учёных и творцов! Ведь женщины любят победителей!

— Женщины любят победителей, — горько повторил Тасо и склонил голову, — Но там, где есть победители, есть и сражения. Сражение, поединок, борьба. А их итог не решает толпа. Только один на один. И каждый понимает — кто прав и кто побеждён. Женщина же чувствует это сердцем.

— Что ж, пусть так… Забавно! Вы прославляете битву, но выступаете лидером движения протеста против модифицированной армии. Я Вас не понимаю, Мастер Тасо! — усмехнулся Закуно, впервые оборачиваясь к оппоненту.

— Я выступаю против войны, — устало отозвался он. — Война это не выявление сильных. Это подавление слабых. А биологически модифицированная армия — это залог того, что слабые останутся в загонах. Это запрет на силу, духовный и технический рост, возможность постоять за себя, запрет на собственный выбор судьбы.

Закуно усмехнулся в пустоту над полигоном.

— Я так понимаю, что Вы не отказываетесь от вызова?

Тасо вежливо поклонился:

— Да, я подтверждаю вызов, брошенный моим учителем Миа Миато компании «Садзуро».

— Подумайте, Тасо! — Закуно досадливо передёрнул плечами. — Мы рискуем только продажами программного обеспечения, а Вы рискуете не деньгами или карьерой — честью и судьбой! В случае проигрыша, Вам придётся официально заявить о победе био-буши и стать нашим новым консультантом.

Тасо прикрыл глаза. Учитель Миато никогда не говорил, почему он работает на «Садзуро»…

— Я рискую, да… Но и Ваш риск не меньше, — медленно произнёс мастер, — Победа человека над экспериментальной моделью лучшей на данный момент программы может стать для самой идеи био-буши пагубной и возродить традиционные системы боя. Это сражение не между людьми. Сражение между принципами. Сражение за будущее.

Глава военного отделения расслабил галстук, внимательно оглядев мастера. А потом чётко раздельно выговорил:

— «Сазуро-7.0» — совершеннейшая программа боя. И смерть её создателя — тому подтверждение. Не дразните судьбу!

Тасо выпрямился:

— Я подтверждаю вызов.

Закуно склонился:

— Завтра в любое удобное для Вас время, мастер Тасо!

— Со всем уважением, господин Закуно!

Нервно протирающий очки, Асари спохватился и поспешно согнулся, присоединившись к двум вежливым поклонам идеологических противников. Поклоны были продолжительными. Не меньше долгого вдоха.

Закуно невозмутимо выпрямился и шагнул в шахту лестницы.

Получив команду на офицерской волне, био-буши, отсалютовал и двинулся к выходу. Тасо посмотрел с балкона вниз и, словно на себе почувствовал, как расслабились его бугрящиеся мышцы и вошли в физиологический режим медицинские нанороботы. Теперь био-буши стал обычным человеком, с любовью, страхом, желаниями и суждениями. Почти. Человеком, не помнящим части своей жизни, проданной армии. И только приказ командира или экстремальная ситуация могли его заставить вновь оказаться в тисках программы.

Тасо смотрел в белый бритый затылок уходящего солдата и думал о том, что завтрашний день — это хороший день для смерти за свои идеалы. Такой же, как любой другой.

Кай Тасо зажигал свечи.

В зале их было множество — тонких, толстых, фигурных, ароматизированных и простых. Он подносил к фитилям зажигалку, щёлкал кнопкой и смотрел, как огонёк пересаживается на восковые плечи.

Весть о смерти учителя Миато подкосила Тасо. Заполнила скорбью и стыдом.

Последние пару лет они не встречались — и не до того стало, да и дороги разошлись. Старик с головой ушёл в работу на «Сазуро» и разговаривать с ним стало не о чем, да и незачем. Ученики не могли простить наставника, жизнь отдавшего боевому пути, ставшего примером следующим поколениям, да под старость заблажившего и ушедшего в презираемое ими дело. Да не просто ушедшего, но ставшего старшим консультантом по разработке программ воинских систем для армии. Самое дурное дело! Вот и получалось — в глаза не выскажешь, пожалеешь возраст и былое уважение, а хранить в себе обиду тяжело. Миа Миато только снисходительно улыбался на скупые встречи учеников и качал седой головой: «И лист тонет, и камень плывёт».

Старая свеча в запястье толщиной, стоящая в зале многие годы, никак не желала разгораться. Огонь плясал на чёрном фитиле, и гас, как только Тасо отодвигал зажигалку. Сизый дымок короткими завитками поднимался вверх, а шнур осыпался искрами, но не пламенел. Но мастер кропотливо повторял попытки. Он был приучен ценить надежду.

Учитель умер так, как умирают очень сильные и гордые люди. Сам. Составив завещание и письмо для Тасо, он переоделся в чистое, вышел в тренировочный зал и, сев у ритуальной стены, углубился в медитацию. Пришедшие проведать его через час уже не обнаружили ни дыхания, ни сердцебиения. О письме вспомнили только на похоронах. Тасо вскрыл конверт и восхитился изысканной вязи на тонком листе. Современный мир с его технологиями почти отучил от вида рукописного письма, и, возможно, поэтому так врезались в память строки на рисовой бумаге. Врезались, многое рассказав о человеке, с которым рядом провёл полжизни, но не удосужился понять. Многое — от странной, почти отцовской, нежности к воспитанникам до непреклонной веры в свой путь. Миа Миато в цветистых выражениях, забытых даже большинством современников, говорил о своем желании уйти и просил принять на себя брошенный им вызов. Конечно, если ученик пожелает вступиться за честь учителя.

Фитиль затрещал, осыпал искрами пальцы и загорелся. Восковая чаша старой свечи, словно заброшенная сцена под каблучками неожиданно посетившей плясуньи, заходила ходуном и задрожала бликами. Тасо удовлетворённо отложил зажигалку. Теперь в тренировочном зале горели все свечи.

Размышляя о завтрашнем дне, мастер на миг смешался, поняв, что ещё одно дело осталось нерешённым. Надолго задумался, вспоминая имена и лица. Дело, которое нужно было поручить, требовало понимающего человека. С трудом отыскав в памяти код доступа связи с бывшим напарником и другом, а ныне конкурентом и неприятелем, он зарегистрировал вызов через гипнофон. Через несколько минут ему ответили.

Проявившийся в пустоте зала переданный аппаратом образ полнотелого человека в повседневном домашнем кимоно насторожено вскинул взгляд:

— Кай? Каким ветром?

Тири Таши, как и раньше, радовал подвижностью, внутренним светом да почти звенящей от напряжения осью. Он не ждал вызова от того, кого привык считать соперником, и понимал — случилось страшное. То, на фоне чего меркнет конкурентная борьба.

Кай Тасо с грустью подумал о том, что всё дальше расходятся дороги и всё больше седеют волосы. Тусклее воспоминания совместных тренировок и моментов опасности, разделённых на двоих, но ярче столкновения интересов и амбиций, острее разлом, проявившийся после ухода учителя и распада школы.

— Доброй ночи, Тири. — Тасо с вежливой улыбкой поклонился. — Нерадостным.

Таши несколько мгновений раздумывал, внимательно вглядываясь в лицо вызывавшего. Хорошо зная собеседника, он всё понял сам и предположил, не вынуждая просить:

— Нужна помощь?

— Да.

— Какого рода?

Тасо глубоко вдохнул и ответил короткими фразами, оставляя меж ними паузы, словно в ожидании реплики бывшего друга:

— Я подтвердил вызов учителя. Корпорации «Сабуро». Бой завтра. На центральном полигоне. Новейшая программа. Семь-ноль.

С каждым последующим сообщением Тири всё более мрачнел.

— Ты не мог выбрать более изощрённого метода самоубийства? — наконец спросил он.

Тасо не ответил. Да вопрос и не требовал ответа. Бывший напарник, воспитанный в том же тренировочном зале, прекрасно понимал происходящее. Но не смог сдержать накативших эмоций. Спросил, как выругался… Тасо мог или подтвердить вызов и тем спасти честь умершего наставника, или не подтвердить его. А с кем предстояло драться, особой роли для достоинства не играло. Для жизни — да. Но не для чести.

И оба это понимали.

— Ты ещё можешь отказаться? — отводя глаза, спросил Тири. — Подумай, Кай. Отбрось сомнения! Тебя поймут все наши… Бои с био-буши перестали быть равными ещё на второй версии! Уже тогда лишь один поединок выиграл человек, да и то это был непревзойдённый мастер. И один бой свели вничью. С третей модификацией люди проигрывали вчистую. А дальше и поединков уже не проводили…

— Проводили, — покачал головой Тасо. — Только не афишировали. Последнее, о чём я узнал, сражение с пятой версией. Человек победил. Это был учитель Миато.

Тири задумчиво оглядел зал, горящие свечи, ритуальную стену, завешанную траурными белыми цветами.

— Ты не откажешься, — констатировал Тири.

— Нет.

— Чего ты хочешь от меня?

— Присутствия.

Тари нервно сжал и разжал кулаки, снова взглянул на стену в цветах и свечах, и церемонно склонил голову:

— Почту за честь!

— Спасибо! Это честь для меня! — поклонился Тасо.

Выпрямившись, бывшие напарники и друзья посмотрели друг другу в глаза. Что бы ни происходило меж людьми, какие бы ветры и течения не растаскивали бы лодки человеческого существования, но есть связи, которые невозможно нарушить.

Морщинки Тири, выдавая улыбчивого человека, стали чуть глубже, намекая на тихую радость воспоминаний. Всего мгновение он помедлил и, коротко кивнув, исчез.

Задержав вдох, Тасо отвернулся к ритуальной стене и на мгновение прижал к глазам ладони. Долгие годы соперничества и неприязни после распада школы кончились сегодня простым пониманием скоротечности жизни и благости светлых чувств. Тасо опустил руки и взглянул на цветы и свечи. Больно укололо постижение того, что учитель уходил один, без свидетелей и судей, без поддержки учеников и любящих рук домашних. Не так должно уходить старикам. Но, выбрав этот путь, Миато лишний раз подтвердил, что оставался воином всегда.

— Итак, — прошептал Тасо и сел на колени. Теперь, когда формальности были улажены, предстояла действительно тяжёлая работа. — Био-буши… За что мы будем сражаться?

Мастер знал и верил, что в любом поединке, под строгим надзором судьбы, встречаются не люди, как таковые, а то, что они представляют. Люди с их амбициями и страхами для мира всего лишь острия клинков двух ратоборствующих начал. И победа значит не то, что выиграл человек, а то, что выиграло начало, им представленное.

— Ты — техника, а я — разум… — прошептал Тасо, закрывая глаза.

На веках заплясали блики свеч, рождая в сознании картины переливающихся теней и света, входящих друг в друга и истончающихся в себе. Чёрный вихрь догонял белый, в попытке вернуть оторвавшуюся капельку тьмы, а белый метался за чёрным, притягивая назад осколок света.

Техника. Программа многое может вместить в себя, но всё это — лишь комбинируемые в зависимости от задачи элементы. Элементы одного единоборства, другого, третьего. Возможности памяти неограниченны, но ограничена сама система — при всём богатстве вариативности, техника «Сазуро» остаётся куцей по сравнению с человеческим сознанием. Программа не способна создать принципиально новое, даже генерируя нетрадиционные связки. Что бы ни создавалось, это остаётся повторением прошлого.

— Ты — сила, а я — дух…

Тело био-буши модифицировано под деятельность, в которой победа нередко зависит от физической мощи. Впечатляющая мускулатура рук и ног, заветные «восемь кубиков», бугрящаяся широчайшая и косые на спине. Плюс — изменённый болевой порог и нанороботы, способные в кратчайшие сроки залатать повреждённые ткани. Противостоять подобному равно самоубийству, как правильно подметил Тири. Но есть одна червоточина в био-буши — отсутствие души. То, что есть в человеке, но нет в программе. Нет сантиментов, нет заставляющего остановиться и задуматься выбора, нет сожаления…

— Ты — солдат, а я — воин…

«Юный одуван», попавший по контракту в «био-буши», наверняка, ценит свою новую роль. Даже если сначала отнёсся к ней с брезгливостью. Так случается всегда — войдя в дело, человек начинает любить его и гордится им. «Одуван» стал настоящим солдатом. Тем счастливчиком, у которого отняли возможность выбирать и дали взамен спокойствие и уверенность в правильности чужого выбора. Юный, ещё не научившийся толком принимать ответственность, он уже снял её со своих плеч. И это чувствуется в каждом его движении, в каждом ударе, таком полновесном и целеустремлённом. Нет сомнений. Но нет и целей. Своих целей…

— Ты — юность, а я — опыт…

Молодость — это не только тело, бурлящее от возможностей и силы. Это — неискушенность. И кому как не прошедшему этот путь, знать, что такое столкновение с умудрённостью. Вошедший в возраст солидности, перешагнувший рубеж сорока, Тасо прекрасно помнил те порывистость, тревожность, азарт и уверенность в себе, с которыми шёл в каждый новый бой. Теперь душевные силы берегутся для иных чувств. Их, сил большого сердца, стало меньше. Бурлящая юность сильна своей безграничной верой в будущее. Опыт силён памятью прожитого.

— Ты… А я…

Тасо грустно улыбнулся бликам на веках. Чёрные и белые вихри слились, образовав серый фон. И из самого центра потянулся стебель, набух блестящей каплей бутона, распахнулся на весь мир, обдав красками невероятной глубины и силы.

Тасо поднялся, легко встряхнулся, сбрасывая скованность, набранную за время медитации, и встал в стойку.

— Итак. Био-Буши.

Склонив голову, несколько раз сжал-разжал кулаки, прислушиваясь к ощущениям тела. На глубоком вдохе напрягся каждой жилкой. Тягучий поток просыпающейся мощи прокатился по мышцам. Словно тёплой рукой провели. Мастер, в единый ком выдоха слепив прошлое и будущее, толчком выпихнул из лёгких воздух. Ладони поднялись вверх, собирая в горсти небо. Рухнули лавинами, создав два вихря возле корпуса. Пробуждающимся вулканом заходил ходуном торс. Руки снова поднялись, обрекая невидимого соперника на поражение…

Языки пламени на свечах метались по восковым плечам, стремясь спрятаться от потоков взбитого пространства.

— Моё почтение, мастер Таши! — худощавый технолог Асари погружался в низкие поклоны, становясь похожим на колодезный журавль. — Проходите, пожалуйста! Проходите! Сюда!

Стоящий у парапета Тасо лениво обернулся.

Сегодня старый друг ничем не напоминал вчерашнего домашнего толстячка в вытертом кимоно. Стальной взгляд, литые плечи, прямая спина. Эластичный деловой костюм, позволяющий чувствовать себя свободно и на светском приёме и в уличном бою. Полнота же перестала казаться чем-то уютным, будничным, безобидным, напротив, тело, словно налилось невиданной энергией и мощью. Достоинство и опасность сквозили в каждом движении признанного специалиста.

Мастера столкнулись взглядами. Дрогнули веки, чуть углубляя морщинки.

Тасо отреагировал первым, коротко склонившись с вежливым приветствием:

— Моё почтение, мастер Таши! Рад, что Вы пришли на моё торжество!

— Со всем уважением, мастер Тасо! — также поклонился в ответ Тири, — Я не мог пропустить такого знаменательного события!

Тасо обернулся к технологу:

— Сообщите господину Закуно о том, что секундант прибыл. Можно начинать.

Асари торопливо пересёк площадку балкона над полигоном. Скрылся в шлюзе. Стоящий до того недвижимо, Тири мгновенно подступил ближе и, схватив за плечо бывшего друга, торопливо зашипел в ухо:

— Кай, не дури! Откажись от боя! Я полночи думал, все данные по программе поднял! Миато сделал универсального бойца. Это — бог в схватке! Объединено всё, что только мыслимо. Старик должен был тестировать его, но отказался! Понимаешь? Он сам осознавал, что победить невозможно!

Тасо отстранился и чуть улыбнулся, сжав локоть друга в ответном пожатии:

— Я знаю, друг мой…

— Кай… — покачал головой Тири. Взгляд стал странно блестящим. Улыбка, проявившись, дрогнула и исчезла, сменившись привычной маской вежливого внимания.

Он отступил на шаг и отвернулся за мгновение до того, как на балкон сошёл глава военного отделения компании «Сазуро».

— Тири Таши? — Закуно ошеломлённо встал. — Кого угодно я ожидал увидеть в секундантах мастера Тасо, но не Вас! Какая удача! Двое непревзойденных и непримиримых! Это будет сенсация!

Таши отвесил молчаливый поклон. Положение секунданта противоположной стороны позволяло не отвечать развёрнуто. И это радовало его, поскольку говорить не хотелось. Неловкая и невежливая реплика Закуно оказалась уколом прошлого, напоминанием о том времени, когда его путь разошёлся с дорогой напарника. Но сегодня хотелось помнить только моменты дружбы, которые хранил в сердце для подобного дня.

— Начнём!

Погасив улыбку, Закуно дал знак технологу и тот склонился над пультом.

Био-Буши вышел в зал полигона. Невозмутимый и отрешённый. Неприсутствующий в своих деяниях и не догадывающийся о них. Глыба модифицированной мускулатуры и глуповатое молодое лицо в веснушках.

Тасо мельком взглянул на солдата и стянул с мощных ещё плеч пиджак. Драться он собирался с обнаженным торсом. Напряжённо наблюдающий за происходящим Асари отдал команду био-буши. Солдат послушно скинул форменную «водолазку», обнажив впечатляющий торс.

— Бой будет на ножах, — буднично оповестил Тасо, вытягивая клинок из ножен на голени.

Тири едва заметно вздрогнув, коротко взглянул на друга. Задумался, опустив глаза.

— Но… — пролепетал Асари и замолчал, беззащитно обернувшись на начальника.

Закуно хмуро обратился к секунданту:

— Это же самоубийство! У Био-Буши скоростная регенерации, а у человека — нет! Одно серьёзное попадание и всё!

Подняв глаза, Тири медленно ответил:

— Полагаю, что мастер Тасо осведомлён о возможностях своего организма.

Упомянутый незаметно улыбнулся.

— Нелепица! Бред! — зло сорвался Закуно.

Асари, вытирая лоб белым рукавом, без сил опустился на стул возле пульта.

Бесшабашно усмехаясь освещённой площадке полигона, Кай продолжил:

— Бой без правил. Победил тот, кто остался на ногах.

— Хорошо, — процедил Закуно, раздражённо махнув рукой технологу. — Вы, мастер Тасо, я смотрю, пытаетесь испытание программы превратить в поединок за звание сильнейшего!

— Нет, — покачал он головой. — В поединке сходятся лишь трое — воины и судьба. А здесь — четверо. И двое из них против программы. Посмотрим, за кого сегодня будет судьба!

— Четверо? — переспросил Закуно.

Но Тасо, направившись к сходу, не ответил.

Тири Таши подошёл к краю площадки и облокотился о парапет. Смотреть сверху казалось непривычным, но это было неважно. То, что нужно увидеть, он увидит не глазами.

Спустившись, Тасо первым ступил на освещённый белый квадрат ковра и огляделся, запоминая расположения прожекторов и мест зрителей — закрытую ложу правления и балкон, на котором выделялся вершиной невозмутимый мастер Таши. Только хорошо знающие его, могли отметить, что он озабочен.

«Это будет торжество, Тири! Поверь мне. Чем бы ни закончился этот поединок, я покажу то, чем ты будешь гордиться!», — подумал Тасо и повернулся к входящему на ковёр противнику.

Био-Буши встал напротив. Глаза пустые, холодные. Тонкая кожа, как у всех рыжих, бледная и болезненная, в свете прожекторов стала отливать мраморным сочетанием серого и голубого. Отсутствующее выражение лица и вопиюще белая лысина как у буддистского монаха. Молодого, не постигшего ещё сути, но приготовившего для заполнения ею внутреннюю пустоту. Контраст лица и бугрящегося модифицированной мускулатурой тела делал облик био-буши отталкивающим, почти уродливым.

«Мальчик… Глупый мальчик, так и не познавший величия собственного „я“! Ребёнок, желающий всего и сразу. Разменявший возможность вырасти над собой завтра на победу сегодня. Дитя», — с тоской подумал Тасо, но через мгновение привычно сжал кулаки. Время сантиментов кончилось.

Одновременно — взаимный поклон.

Человек пружинно принял стойку и угрожающе поднял нож в правой руке. Био-Буши повторил позу. Сближались аккуратно, неторопливо, следя за направлением клинков и положениями друг друга.

Мгновение, когда био-буши перешёл в атаку, заметили лишь мастера.

Таши вздрогнул, сминая в ладонях поручень. Скорость показалась запредельной.

Тасо уклонился от укола, удачно — длинный порез пересёк защитившую горло руку.

Уколол сам, неудачно — осталась только неглубокая царапина на предплечье врага.

Двинулся, перетёк, мимо атакующей руки, выбросил вперед клинок — лезвие ударило по горячим мышцам. Ответный ход осознал телесно — увидеть раскрывающуюся кармашком кожу и бьющую из него кровь не было времени.

Уколол. Клинок ушёл в корпус био-буши до трети. Вырвал нож, и чёрная дыра в белой коже плюнула кровью. Согнулся от резкой боли в боку. Вгрызшийся в кость нож промахнулся, не войдя меж рёбер.

Помертвевшей от ранения левой рукой сцепился с локтём противника, всей мощью атакующего тела вдавливая его в корпус, не давая защищаться. Зарычал, вкладывая остатки сил.

Близко! Очень близко! Так, что противнику просто не оставалось выбора цели!

Био-буши всадил свой клинок в его грудь. Одновременно в его сердце ударил Тасо.

Боль опалила.

Словно раскаленным прутом прижгли грудь. Из точки кипения в стороны по телу потянулись щупальца огня. Солнце и протуберанцы. Сжигающая боль.

Тасо скривился, выпустил рукоять, оставляя свой нож в теле био-буши, и нетвёрдо шагнул назад. Клинок солдата остался сидеть меж рёбер, зажатый болевым спазмом мышц.

Мастер покачнулся. Выстоял. Зажмурился, выпуская из глаз слёзы ярости. Белой, белой, как чистое сознание. Посмотрел на врага, замершего в осознании умирания. Почувствовал, как дрожит в теле нож, вздрагивая от ударов пробитой артерии.

«Падай. Падай! Ты убит!», — билось в вене на виске.

«Я убит. Я выстою. Выстою!», — вторило ей сердце.

Ты — техника, а я — разум!

Ты — сила, а я — дух!

Ты — солдат, а я — воин!

Ты — юность, а я — опыт!

Ты — программа, вложенная в изнеженное сознание непросвещённого болью и трудом юноши, матрица чужой сущности, чуждого ему образа мысли. Моего наставника. Ты — страхом и болью сдираемая корка с нежной мякоти души юнца! А я — сорок лет тренировок, дни и ночи в постижении себя и возможностей своего «я», сотни раз просящее пощады «не могу» и сквозь прокушенные губы со стоном — «делай!», через боль и пот понимание пределов и их сдвигание, осознание смертности и принятие её как данности жизни. Я — способность пойти на смерть самому, потому что так решил, потому что таков свободный выбор мой! Я — человек!

Гипноцентр выжгло болью и пониманием умирания и программа потеряла контроль над телом.

Лицо юноши задрожало, скривилось, выпуская настоящую сущность с её страхами и надеждами. Глаза заблестели.

— Ма-ма… — затряслись губы.

«Миато! Это — Миато, — внезапно постиг Тасо, — Учитель! Так вот почему ты отказался от испытания! Вот почему ушёл без объяснений, уготовив мне участь поединщика! Ты желал провала программы, но не желал быть убийцей… сына? Внука? Племянника?..»

Словно у марионетки одним ударом меча срезали нити — био-буши сложился, оплывая, и, закатив глаза, повалился на забрызганный пол.

Кровь в свете прожекторов казалась чёрной. Капли тьмы, сбежавшие в свет, тянут за собой начало-прородителя.

Руки Тасо дрогнули. И не осилили движения.

Сквозь туман в глазах он увидел, как прыгнул с балкона Тири Таши. Пружинисто и опасно, словно в атаку. Как два десятка лет назад. Тасо улыбнулся воспоминанию и рухнул на ковёр…

— Тири…

— Молчи! — прикрикнул Тири, склоняясь над другом. Быстрые пальцы оббежали рану. — Клинок сидит чисто, может, обойдётся… — и с тревогой и яростью обернулся на подбегающих и торопливо разворачивающих аппаратуру медиков-технологов. Медленно, слишком медленно! Может, и восстановят мальчишку, но успеют ли воскресить человека?

Тасо растянул непослушные сизые губы:

— Я подумал… Почему бы нам не объединить школы? Как раньше. В одну.

— Молчи! — зло зашипел Тири, с силой сжимая ладонь друга: — Молчи!

Медики мельтишили, спешно подключая человека к аппарату. Вились змеи сенсорных катетеров, углубляясь в вены. Туго сдвигались поршни шприцов. Бежали по венам препараты…

Тасо обвёл глазами людей в белых халатах и прошептал:

— Сколько суеты…

— Молчи! — взмолился друг.

— Назовём школу Миато-стиль… Так ведь будет правильно, а? — лихорадочный взгляд, словно теплый луч, тронул лицо друга и остановился.

— Правильно… — прошептал Тири и выпустил холодные пальцы.