Бремя богов

Пролог

В сей ясный летний день городу Нехебту из второго нома наконец-то повезло. Ветер дул с берега, со стороны сверкающего полноводного Нила, принося столь редкостную в земле Та-Кем прохладу – и потому даже под полуденным солнцем горожане могли спокойно ходить по сухим просторным улицам, по тенистым скверам, делиться новостями или толкаться на изобильном обширном торге – с четырьмя рядами лотков под навесами из крашеной парусины, с высокими стенами, с шестью входами, на каждом из которых стояло несколько пожилых воинов, принимающих плату за посещение рынка или за право выставить здесь свой товар; с кирпичным возвышением для глашатаев и представлений ближе к северному краю. В центре рынка оставалась свободная площадь примерно сто на сто шагов – так что здесь могли проводиться еще и собрания горожан, общие праздники или судебные разбирательства.

Но в этот день торг оставался просто торгом…

Который, кстати, отличался невероятным богатством и разнообразием. Ведь помимо привычных для всех селений земли Та-Кем фиников, ячменя и хлеба, льняных тканей, медных котлов, каменных топоров и кетменей, золотых украшений и серебряной посуды – на здешних прилавках лежали меха и шелка, янтарь и нефрит, соль и курага, редкостные аркаимские ножи из темно-красной бронзы, славящиеся своей красотой и ценящиеся дороже самых ярких индийских самоцветов, и даже тончайшие и прочные железные иглы из вовсе сказочной Гипербореи, о каковой храмовые мудрецы сказывали невероятные истории про белые пуховые одеяла размером в целые поля, про дни и ночи длиною в полгода, про бесчисленные моря и реки, полные прозрачной сладкой воды, про хрустальные горы и про огромных зверей, покрытых густым мехом и бродящих по холодным лесам, не имеющим ни конца, ни края…

Столь редкостным товарам здешние купцы были обязаны идущему через Нубийскую пустыню караванному пути от порта Рыбья деревня на Красном море. Не столь знаменитому, как тропа Вади-Хаммамат – но вполне достаточному, чтобы сделать Нехебт самым интересным рынком на много дней пути вверх и вниз по обоим берегам Нила.

Именно торг, а вовсе не возделанные поля, золотые рудники и глиняные ямы, сделал город обширным и зажиточным, позволил местным жителям обзавестись сотнями кирпичных домов, окруженных уютными зелеными садиками с прудами и кирпичными же заборами. И именно поэтому главным храмом города был храм великого Хапи – всесильного бога воды, от воли и благосклонности которого зависела полнота родников, ручьев и колодцев, что даровали путникам жизнь на длинном караванном пути.

Дабы доказать богатство Нехтеба, достаточно сказать, что здесь торговали даже рабами!

Ведь как известно, к священной земле Та-Кем дозволено прикасаться только избранникам богов – а потому иноземцам ни под каким предлогом не позволялось возделывать поля по берегам Нила! Под страхом мучительной смерти любым чужакам издревле запрещено вонзать мотыги или лопаты в омытую водами разливов и богатую жирным илом пашню! А раз так – рабов использовали только в самых богатых домах, и только в качестве слуг, охранников или скотников. Ну и, само собой – на рудниках.

Однако в шахты и каменоломни пригодные для работы невольники попадали напрямую – после военных побед гривоносной богини Сехмет или волей фараона. Бедолаги, плененные в во время походов во враждебные, чужие или просто дикие земли, не покупались и не продавались. Они считались мертвыми с момента попадания в полон – и на шахтах всего лишь обреченно завершали назначенный судьбою путь от часа рождения до темного царства смерти…

Впрочем, для работы в домах номархов и писцов, торговцев и военачальников сей обыденный люд – жалкая изможденная солдатня – все равно не годился. Богачи желали иметь в своих дворцах товар редкостный, необычный: рабов белокожих или узкоглазых, мохнатых или карликов, хотели наложниц рыжих или беловолосых, большеглазых или бледных и круглолицых, как дневная Луна.

Вот и на этот раз на сложенный из необожженного кирпича помост торговец вывел четырех невольниц самого необычного вида: крохотную женщину с широкими бедрами и большой грудью, с кожей цвета спелой пшеницы, с черными волосами, круглым лицом и узкими, как щелочки, глазами. Рабыню привезли из столь далеких краев, что никто даже не знал, к какому народу она принадлежала. А вот огромную смуглую красавицу рядом с нею, несомненно, доставили из Индии – такие огромные синие глаза под смолисто-черными бровями случались только в тамошних краях. Еще двумя невольницами были заморские северянки: хрупкие девочки, словно вырезанные из слоновой кости, совсем еще юные. Зато – рыжая и беловолосая. За такой набор, коли повезет, можно получить полуторную цену.

Шедшие следом мужчины тоже вызывали изумление своим обликом. Два желтокожих курчавых гиганта, рядом с которыми семенил узкоглазый коротышка; молодой скиф, весь покрытый вычурными татуировками; несколько хорошо сложенных горцев с характерными острыми подбородками и большими горбатыми носами. Самым же последним, с любопытством крутя головой, поднялся по ступеням полуобнаженный парень с замшевой курткой через плечо, в замшевых же штанах, коротких сапожках и с пальмовым листом на голове. Но самое невероятное – он обладал светящейся кожей нежно-голубого цвета! Причем кожа не лоснилась под солнцем от густого слоя масла, не сияла тонким нежным пушком, не сверкала капельками пота – она светилась изнутри, пусть слабо, но явственно, хорошо заметно даже при скользящем поверхностном взгляде!

– Сколько хочешь за голубого?! – почти сразу спросили торговца из толпы на площади.

– Три меры бисера! – вскинул ладонь с растопыренными пальцами сухой сгорбленный египтянин с медно-красной кожей. Солидный достаток купца доказывали тонкая льняная туника с золотой вышивкой на плечах и несколько тяжелых перстней на пальцах.

– Так три или пять? – не понял задавший вопрос толстяк.

– Даю пять! – внезапно крикнули с другого края площади.

– Шесть! – отозвались от лотков с финиками.

– Семь!

– Восемь!

– Десять! – предложил невысокий старик в простенькой тунике, за спиной которого маячили двое черных, как обсидиан, нубийцев, вооруженных короткими копьями, украшенными наконечниками из вулканического стекла.

– Одиннадцать! – попытался торговаться толстяк.

– Пятнадцать! – небрежно поставил точку в споре старик и, щелкнув пальцами, указал телохранителям на помост: – Заберите раба. За платой зайдешь ко мне.

Последние слова, понятно, относились к торговцу. Нубийцы же, расталкивая толпу, решительно двинулись вперед выполнять приказ.

– Благодарю за щедрость, досточтимый номарх! – низко поклонился и без того сгорбленный египтянин. – Благодарю за снисхождение!

Тем временем телохранители старика поднялись по ступеням к товару, один из них положил сильную ладонь на шею голубого невольника.

– Вы чего творите, черномазые?! – Раб извернулся, и могучий нубиец неожиданно для всех кувыркнулся с помоста прямо в толпу. – Я вам что, поросенок?

– Да как ты… – Второй мавр взмахнул кулаком и сбил с ног индианку, мирно стоявшую в стороне и никак не ожидавшую подобного удара.

– Мне это не нравится! – Голубой невольник, натягивая куртку, встал перед сгорбленным работорговцем. – Ты обещал показать мне Египет, Мисург, а не выставлять на потеху меня самого! А теперь еще и какие-то негритосы лапать начали!

– Ах ты помет крысиный! – кинулся на голубого наглеца нубиец.

– Тебе чего? – чуть отступив в сторону, невольник развернулся.

Могучий телохранитель, не успев остановиться, одним стремительным ударом выбил из несчастного египтянина дух.

Второй нубиец, поднявшись на ноги, схватился за копье.

– Не попортите раба! – с тревогой крикнул старик.

– Я не раб! – повернулся к нему голубокожий мужчина. – Я турист! Попросил вот этого купца, – он ткнул через плечо большим пальцем в оглушенного торговца, – показать мне легендарную страну на Ниле. Храмы, пирамиды, сфинкс и все такое. Больше никаких уговоров не было! Так что я, пожалуй, пойду.

– Не упустите его! – рявкнул номарх. Нубийцы кинулись вперед, и старик торопливо добавил: – Только не пораньте!

– Ты чего, глухой?! – развел руками голубой. – Я не раб!

Один из мавров резко ударил его тупым концом копья в затылок… Но каким-то непостижимым образом промахнулся, попав в нос одному из черных надсмотрщиков работорговца. Брызнула кровь. Охранник от удара попятился на пару шагов, схватился ладонями за лицо. Но уже через миг, взревев от ярости, кинулся на обидчика. Тот выставил копье – охранник взмахнул плетью, хлестко щелкнув обидчика в живот кончиком хлыста с вплетенной костяшкой.

Голубой невольник тем временем спокойно спускался по лестнице, завязывая тонкий крученый ремешок, продетый через петли на вороте.

– Держите раба! – сжал кулаки старик.

Охранники, что стояли на краях помоста, кинулись на второго нубийца, сбив его с ног и яростно избивая. Первый продолжал драться против негра с разбитым лицом.

– Вы нечто обезумели, бараны?! – в гневе зарычал номарх и закрутил головой. – Стража!!! Стража, сюда!

На голос наместника второго нома со всех ног кинулись воины, что стояли на входах к прилавкам. На ходу они выхватили оружие – вверх взметнулись боевые палицы с навершием из окатанных священными водами Нила гладеньких голышей, каждый размером с кулак.

– Разве ты не знаешь, старый, что работорговля – зло? – в самое ухо спросил номарха голубой невольник, непостижимым образом оказавшийся рядом.

От неожиданности щуплый и пожилой наместник шарахнулся в сторону и вскрикнул:

– Убейте его!

Один из ближних стражников с резким выдохом метнул палицу – и она ударила номарху точно в лоб, заставив маленькую бритую макушку разлететься в стороны брызгами крови и осколками костей.

Воин застыл, с ужасом глядя на деяние своих рук.

– Злые вы… – укоризненно покачал головой невольник. – Уйду я от вас.

– А-а-а-а!!! – кинулись на него сразу трое полуобнаженных стражников в льняных юбочках и с белыми повязками на голове.

Голубой иноземец, пригнувшись и закрутившись, мягко скользнул в сторону, а воины врезались в толпу, что есть силы лупя без разбору всех, кто только подворачивался под руку.

Удары палиц с легкостью ломали плечи, руки, ребра. Люди, до сего момента с любопытством смотревшие на происходящее, в ужасе кинулись в стороны, крича во все горло кто от страха, а кто и от боли.

По счастью, по головам оружие попадало не очень часто – и потому мертвых тел и крови на земле почти не оставалось.

– Держи-и его-о!!! Держи, лови!

Стражники от дальних входов отчаянно пробивались через горожан, безжалостно колотя людей рукоятями палиц. В нескольких местах обширного рынка воины вовсю дрались между собой или с охранниками лотков. Обычные же египтяне просто пытались убежать. Они кинулись прочь все разом – в узких проходах тут же возникла давка. Воя, стонов, хрипов, криков с мольбами о помощи стало еще больше.

Гвалт и ругань, вопли ужаса докатились до речного порта, что находился всего в трех сотнях шагов. Наголо бритые по местному обычаю десятники, что следили за порядком у причалов, переглянулись. Стражник помоложе дернул бровями и недоуменно пожал плечами. Второй пригладил лысину и кивнул в сторону города:

– Иди, проверь.

– Там свара, похоже, серьезная… – засомневался молодой.

Более опытный воин осмотрел пустынную в этот час реку и кивнул:

– Ладно, давай вместе. – Он повернулся к скучающим на берегу стражникам: – Подъем! Все за мной!

Два десятка престарелых копейщиков, покинувших армию фараона по возрасту или слабости, и ныне доживающие свой век, следя за порядком в спокойных Верхних землях, поднялись на ноги и, крепко сжимая копья, плотным отрядом направились вверх по улице.

Вышли на рынок – и застыли с отвисшими челюстями…

– Держи-и!!! Валите его! Убейте!

Над площадью летали палицы и копья, увеча мечущихся в ужасе людей, на помосте нубийцы из охраны номарха дрались с такими же маврами, но на службе у торговцев. Охранники торга кидались из стороны в сторону, иногда сталкиваясь и вступая в схватки, иногда просто избивая попавшихся под руку горожан.

– Это колдовство!!! – наконец догадался кто-то из торговцев. – Нас морочат ночные демоны!

– Молитесь, молитесь все! – подхватили его крик сразу несколько горожан. – Молитесь могучей Уаджит! Призывайте великих Хапи и Нехбет! Мы во власти злобного Апопа! Молитесь! Молитесь о спасении!!!

Египтяне, оказавшиеся дальше прочих от гущи схваток, прячущиеся за прилавками и у стен – начали падать на колени и складывать руки перед собой. Люди, зажатые в давке на выходах – взывали к богам во весь голос.

Это длилось довольно долго, и еще не меньше десятка людей осело на землю с переломанными костями и разбитыми головами – но земля наконец-то дрогнула, послышался хриплый стон. Со стороны облицованного мрамором храма прокатилась через город воздушная волна, несущая колючий песок и водяную пыль.

Теперь на колени упали уже все горожане, не увлеченные дракой. Над восточным краем рынка выросла грозная тень, и прямо через забор к лоткам шагнул обрюзглый толстяк в льняной юбке, расшитой золотыми и серебряными нитями, с ожерельем из цветов и в усыпанной самоцветами драгоценной короне. Толстяк опирался на сверкающий позолотой посох, увенчанный наверху белыми, зеленоглазыми головами орла и кобры, смотрящими в разные стороны. Ростом могучий гость превышал человека раза в три, а кожа его имела густой буро-зеленый цвет, словно бы гигант был слеплен из речной тины.

Двух шагов ему хватило, чтобы оказаться в центре торга, где великан и ударил посохом оземь:

– Да будет воля моя на земле, воде и на небе!

Что-то неуловимое дрогнуло над площадью – и схватки стали затихать. Мужчины, только что пытавшиеся изувечить друг друга – отступали, глядя на врагов с явным недоумением. Крутили головами, пытаясь кого-то найти. Невольник же, из-за которого началась вся смута, обнаружился сидящим на краю возвышения, свесив ноги вниз. Причем кожа его более не светилась странным голубым светом – став светлой, словно у гиперборейца.

– О ужас, мои чары рухнули! – вскинул ко лбу запястье поверженный божьей волей колдун. – Как же мне теперь спасаться?! Я пропал! Я погиб! Я в отчаянии!

– Свяжите его, – пробасил огромный толстяк, – и снимите все амулеты.

– О-о-о, несчастье!!! – жалобно заскулил невольник, все еще прижимая запястье ко лбу. – Я в беде! Я в бессилии!

Первыми к северному чародею приблизились изрядно окровавленные за время долгой схватки нубийцы, все еще сжимающие свои копья – но тут колдун внезапно откинулся назад и резко крутанулся на пятой точке. Его ноги, быстро мелькнув над пыльным возвышением, ударили воинов по щиколоткам с такой силой, что оба упали. Невольник перекатился ближе, подхватил ближнее копье, приподнялся и метнул!

Черный штрих прорезал воздух, и острый, как стекло, обсидиановый наконечник глубоко вошел гиганту в живот.

– Ты же не думал, что все будет так просто, великий Хапи?! – рассмеялся колдун, ударил приподнявшегося нубийца пяткой в висок и взял в руки второе копье.

Египетский бог взревел от боли и ярости, и с размаху жахнул посохом по помосту, мгновенно превратив его в густое облако пыли. Из этой грязной, непроглядной густоты тут же вылетели одна за другой две палицы, ударив его в бровь и в челюсть. Зеленокожий Хапи снова ткнул посохом вперед, потом еще раз, потянул руку к копью, каковое на его огромном теле казалось просто большой занозой. Однако быстрый выпад невидимого врага широко рассек его ладонь.

Острейшие обсидиановые наконечники недаром считались самым опасным оружием в мире – они и кололи, и рубили, и резали…

– Я убью тебя, подлая букашка! – Хапи вытянул руку, и на облако упала густая пелена мороси, мгновенно прибившая пыль.

– Дождь – это отличная идея, старина! – Невольник с явным удовольствием отер влажное лицо. – Мечтал о нем весь последний месяц!

– Сдохни! – Посох рухнул колдуну на голову, однако в последний миг человечек успел метнуться вперед и, удерживая копье за самый кончик ратовища, нанести укол под юбку.

Египетский бог взревел и упал на колени. С ненавистью прохрипел нечто неразборчивое.

– А ведь все было так хорошо! – пошел по кругу невольник. – Я стоял, никого не трогал. И чего вы ко мне привязались, добрые люди?

«Добрые люди» шарахались в стороны. Они смотрели на происходящее с ужасом и вмешиваться в схватку бога и колдуна явно не стремились. На земле и без того уже лежало несколько убитых и полтора десятка покалеченных горожан.

Простым смертным весьма опасно встревать в споры великих. Сметут и не заметят!

Однако это вовсе не отменяло неизменного человеческого любопытства. Шум схватки, крики, поступь могучего бога и его голос привлекли общее внимание. Пытаясь узнать, что происходит, к торгу подтянулись стражники от городских ворот и с окраин, вслед за ними туда же пришли портовые грузчики и корабельщики, разносчики чистой воды и торговцы фруктами, на звук выглянули из своих домов и многие горожане. К тому моменту, когда великий Хапи перевел дух, выпрямился, выдернул из живота копье и метнул в колдуна – улицы уже совершенно обезлюдели, дома же опустели наполовину. Почти все горожане собрались в центр Нехебта на редкостное представление.

Наконечник чиркнул невольника по плечу, скользнул дальше и врезался в утоптанную землю с такой силой, что камень разлетелся крупными черными осколками. Раб прыгнул вперед, крутанулся, двумя руками удерживая свое копье за самый край древка – и кончик сверкающего на солнце острия с легкостью вспорол буро-зеленую кожу на две ладони ниже пупка.

Жизни огромного жирдяя рана явно не угрожала – однако кровь хлынула парным потоком, едва не залив шустрого колдуна, опять нырнувшего могучему Хапи между ног. Невольник кувыркнулся, поднялся – и тут же с силой уколол врага чуть выше поясницы. Египетский бог злобно рявкнул, резко разворачиваясь – однако невольник оказался быстрее, одним прыжком снова заскочив ему за спину. Великий Хапи опять вскрикнул, теперь от укола в ягодицу, быстро наклонился и ударил посохом назад прямо между ног. В этот раз он добился цели: выточенное из слоновой кости и украшенное изумрудами оголовье врезалось колдуну в грудь с такой силой, что несчастный отлетел на десятки шагов, снес собою несколько навесов и увяз среди арбузов и парусиновых пологов.

– Твою мать… – прохрипел несчастный, неуверенно взмахивая руками и дергая ногой.

К его счастью, великий Хапи не поспешил добить врага, затоптать, изуродовать посохом. Толстый великан вообще выпустил из рук оружие и сжал пальцами кожу на ране на животе. Сосредоточено замер. Над разгромленным торгом повисла долгая, тяжелая тишина. Наконец буро-зеленый гигант развел руки – и смертные увидели, что от страшного повреждения остался всего лишь длинный рыхлый рубец.

– Слава великому Хапи! – вскинул руки кто-то из горожан, и его восхищенный возглас тут же подхватили остальные египтяне: – Слава всесильному! Слава всемогущему! Бессмертный Хапи с нами!

– Я тоже с вами, ребята… – покачиваясь, поднялся в розовой мякоти колдун, тряхнул головой: – Давненько меня так красиво не охаживали…

– Убейте его! – вскинул указующий перст зеленый бог.

– Не советую… – рассмеялся невольник, и воздух с шелестом прорезал стремительный черный штрих.

Великий Хапи захрипел, выдернул вонзившееся в горло копье, однако прыгнувший вперед колдун взмахнул толстой пальмовой слегой, каковая только что подпирала какой-то из навесов, ударил ею великана по левой голени.

Нога подломилась, и толстяк шумно рухнул прямо на толпу, безжалостно давя своих почитателей.

– Какой ужас! – жалостливо поморщился колдун. – Хотя, при таких жирах ты должен быть мягеньким. Надеюсь, до смерти никого не расплющишь.

И невольник поспешил откатить оброненное врагом копье подальше от зеленой руки.

Великий Хапи скрючился, дотянулся ладонями до сломанной голени, крепко ее сжал.

Колдун, опираясь на слегу, спокойно наблюдал за исцелением врага. И тут по площади, усеянной смуглыми телами, битым кирпичом, финиками, персиками и рваными кулями с зерном – мелькнула быстрая тень.

– Наконец-то! – облегченно перевел дух невольник, поднимая лицо к небу. – А то я уж подумал, что великого Хапи бросили мне на растерзание!

Огромный орел, с размахом крыльев в полтора десятка шагов, резко снизился. Уронил на торг столь же гигантскую королевскую кобру.

– Привет! – торопливо попятившись, помахал ладонью колдун и широко улыбнулся.

Кобра, стрельнув между губами раздвоенным языком, быстро свернула тело, тут же стремительно метнулась вперед и…

…как-то в этот миг непонятно получилось – но змея вцепилась вовсе не в тело наглого человечка, а в жирное плечо могучего бога Хапи. Невольник же, крутанувшись, добавил укусу силу, с размаху ударив огромную гадину своей оглоблей сзади по голове. Тут же отскочил к копью – но поднять не успел. Огромный орел буквально рухнул на колдуна, и только вовремя вскинутая над головой слега спасла того от крепкого изогнутого клюва.

Древесина, попавшая под укус, разлетелась в щепки, но мужчина успел припасть к земле, откатиться и подхватить-таки копье, тут же выставив над собой. Птица отдернула голову, взмахнула крыльями, отрываясь от земли, попыталась схватить врага когтями.

– Да чтоб тебя… – Невольник опять откатился, вскинул копье над головой, удерживая горизонтально. Оно и попало в лапы пернатого хищника.

Орел начал взлет, отрывая колдуна от земли. Тот попытался было вырвать оружие, но на высоте в три человеческих роста осознал самоубийственную глупость своих стараний, разжал пальцы и грохнулся на головы египтян. Сбив кого-то с ног, а кого-то растолкав, он провалился до земли, тут же вскочил на ноги, с неожиданной силой поднял и подбросил вверх двух довольно крупных мужчин, прорвался к зажатому толпой стражнику, оглушил его прямым в челюсть, вырвал из руки копье и с разворота метнул в небо.

Птица, что уже падала на свою жертву с голубого зенита, шарахнулась от опасности влево и ушла на новый круг, набирая высоту. Колдун поспешил выдернуть из поясной петли стражника уже совсем старую, с засаленной рукоятью и почерневшими ремнями, палицу. Взвесил ее в руке и закрутился, оценивая обстановку.

Горожане поблизости, неожиданно для себя из зрителей оказавшиеся участниками битвы, с громкими криками шарахнулись в стороны. Но безуспешно – ибо зеваки, стоящие дальше, опасности не ощущали и продолжали оставаться на месте. Никто не желал пропустить столь редкостное зрелище.

Битва богов!

Прямо у них, в Нехебте, в тихом и безопасном верхнем номе!

Теперь будет о чем вспомнить за пиалой с пенным пивом, поболтать с друзьями, рассказать детям…

Буро-зеленый великан, даже для бога на диво быстро подлечивший ногу, уже выпрямлялся во весь рост, опираясь на сверкающий золотом посох. Яд божественной змеюги то ли оказался для него безвреден, то ли еще не успел подействовать.

Гигантская кобра тем временем сворачивала тело в петли, а громадный орел складывал крылья, начиная падение с несметной высоты.

Колдун посмотрел на врагов, на боевую палицу с грязным, попахивающим гнильцой гранитным навершием, громко вздохнул и смиренно развел руками:

– Вот тут мне, похоже, и хана!

Змея метнулась вперед, падающий с неба хищник выставил растопыренные лапы. Но в самый последний миг перед неминуемой смертью иноземца – орел вдруг вцепился кобре в загривок, тяжело взмахнул крыльями и вместе с ней ринулся дальше над домами.

По толпе промчался изумленный выдох, у великана же от удивления буквально отвисла челюсть. А когда взгляд египетского бога опустился на невольника, тот задорно подмигнул и перекинул палицу из руки в руку:

– Поссорились, наверное, девочки. Ты же знаешь, как это бывает? Всего минуту назад лучшие подруги, а мгновением спустя друг другу когтями в глотки уже вцепились!

Жирный гигант тихо зарычал, скривился, перехватил посох обеими руками.

Ближние к невольнику горожане взвыли от ужаса и шарахнулись в стороны, в отчаянии вскарабкиваясь на головы друг к другу. Дальние – наоборот, качнулись ближе, стараясь не упустить ни единой детали поединка.

Посох ударил с такой силой, что содрогнулась сама земля! Гул побежал далеко в стороны, заставив задрожать листву в садах, подняв пыль с тихих проулков и покрыв рябью воды полноводного Нила. Потом еще раз, еще и еще! И каждый раз в самый последний миг колдун успевал отскочить немного в сторону.

После третьего промаха великий Хапи остановился, склонил голову набок.

– Ты же не думал, что все будет так просто, дружище? – рассмеялся невольник.

Буро-зеленый великан прищурился – выпрямился, развернул плечи и резко ударил посохом оземь:

– Да будет воля моя на земле, воде и на небе! Да развеются чары, сглазы и проклятия! Именем своим заклинаю! – И он ударил посохом еще раз.

Колдун рассеялся в воздухе и в тот же миг оказался вдвое ближе к своему врагу. Великий Хапи быстро наклонился и взмахнул рукой.

– Вот блин… – только и успел выдохнуть невольник, как жирный великан уже сцапал его огромной пятерней за ногу и вздернул на высоту своего роста.

Иноземец в отчаянной попытке спастись метнул палицу в глаз врага. Тот всего лишь опустил веко и недовольно хмыкнул. Палица шлепнулась вниз, а гигант откинул голову и открыл рот, поднеся пленника ближе.

– Нет-нет, только не грязным! – взмолился колдун. – Я весь в пыли, в поту, соплях и прочей грязи! Если уж ты решил меня съесть, великий Хапи, то сперва хотя бы прополощи!

Буро-зеленый великан зловеще расхохотался, дохнул – и его жертву окутало плотное облако, тут же стекшее вниз плотными холодными ручьями.

Весь мокрый и жалкий, обтекающий серыми струйками, невольник несколько раз фыркнул, сплевывая воду, вздохнул и признался:

– Твоя взяла, всемогущий. Теперь я чистый. Жри!

Громадный жирдяй снова поднял жертву над собой, открыл рот – и тут ему в висок глубоко вонзилось сияющее, как солнце, золотое копье.

Великан уронил невольника в распахнутую пасть и, уже мертвый, плашмя откинулся на спину, в очередной раз заставив содрогнуться землю.

А стоящий на берегу Нила рослый воин, одетый в медную округлую шапку, в новенькую кирасу из буйволовой кожи, грудь которой украшали три сплетенных треугольника, в меховые штаны и сапоги рысьим мехом наружу, с песцовым плащом за плечами – этот невесть откуда взявшийся ратник вытянул руку, и золотое копье уже через пару мгновений вернулось к нему в ладонь. С коротким выдохом мужчина метнул оружие в высоко кружащего орла с коброй в когтях. Промахнулся – но копье вернулось в ладонь, и копейщик попытался сбить орла снова. И опять неудачно.

Однако громадная птица достойно оценила опасность и повернула к северу.

– Она удрала, великий Один, – негромко признала стоящая рядом с воином коротко стриженная черноволосая девица невероятного для здешних краев вида. Сапоги на ней из тонкой и мягкой коричневой замши уходили под короткие, выше колен, беличьи шортики, сшитые окороченным мехом внутрь; золотая фибула скрепляла у горла пушистый ворот плаща из горностая, тоже доходящий только-только до середины бедер. На шее юной красавицы сверкало ожерелье из золотых черепов, талию охватывал широкий пояс с ножами из обсидиана, серебра и железа, а в левой ноздре поблескивала рубиновая серьга.

– Я ее отпустил, валькирия, – поправил поправил спутницу воин. – Пошли узнаем, как там Степка? Его последняя молитва показалась мне предсмертной.

Бог войны оглянулся на причалы. Там, между пухлыми камышовыми лодками, приткнулся к берегу дощатый одномачтовый баркас, с которого в совершенно пустой порт все выпрыгивали и выпрыгивали, разбегаясь по безлюдным улицам, бородатые воины. Меховые шапки, меховые одежды, круглые щиты за спинами, палицы и копья с острейшими каменными наконечниками в руках. Хмурые одноликие северяне, устрашающий «народ моря». И только железные или бронзовые ножи, что висели на поясах многих из мужчин, подсказывали, что большинство пришельцев были славянами – детьми славного народа; а примерно треть – скифами, отважными потомками змееногой богини Табити.

Наконец поток воинов иссяк. Дождавшись этого момента, великий Один наложил руку на нос корабля. Баркас превратился в щепочку, и бог войны спрятал ее в поясную сумку.

– Пошли…

К тому времени, когда северный гость и его валькирия добрались до торга, два десятка воинов уже успели выстроить египтян вдоль стен и теперь деловито обшаривали, снимая с горожан перстни и золотые цепочки. А невольник, столь долго дравшийся один против всех, сидел, весь мокрый, на плече недвижимого буро-зеленого великана.

– Однако, Викентий, ты совсем не торопился, – мрачно сообщил колдун.

– Как ты позвал, Степа, так сразу и примчался, – с широкой улыбкой развел руками великий Один. – Мне ведь еще людей погрузить нужно было, а им всем оружие расхватать. Помолился бы раньше, коли так припекло!

– Раньше не получилось, – мотнул головой колдун. – Я хотел вызвать сюда Нехбет с подружкой и хоть немного потрепать. Для пущей злобности.

– Самого-то не потрепали?

– Этот гад поломал мне все ребра… – поднялся навстречу спасителям молодой человек. – Надеюсь, они срастаются правильно.

– Старайся меньше дышать, и все будет тип-топ! – посоветовал великий Один, и обнял друга. – Мне ребра раз пять ломали, и ничего. Гипса никто не накладывал.

Степан от его приветствия только болезненно поморщился.

– И что теперь? – поинтересовалась девушка, прогуливаясь вокруг огромного тела.

– Мы убили верховного бога Египта, – пожал плечами колдун. – Этого нам точно никто не простит. Взбесятся все от мала до велика и кинутся сюда мстить, карать и истреблять.

– Этот что ли?! – ткнула указательными пальцами в толстяка валькирия. – Верховный бог?! А как же Ра, Осирис, и всякие прочие? Ну, типа Гора?

– Ох, Валентина, Валентина… Ты, как и большинство людей, слишком доверяешь внешней мишуре, совсем не интересуясь сутью вещей, – усмехнулся чародей. – Перед тобой лежит бог воды, повелитель Нила и отец фараонов. Если бы не разливы реки, приносящие влагу и плодородный ил, Египта не существовало бы вообще. Именно великий Хапи даровал жизнь всему здешнему народу и создал эту страну. Если ты вспомнишь корону фараонов, то на ней изображен орел. Это в честь Нехбет, жены Хапи и матери фараонов. Иногда на короне две головы, орла и кобры. Так царственные дети почитают Нехбет и ее лучшую подружку, Уаджит. Ну, эту парочку вы сегодня уже видели… – указал в небо Степан. – А Осирисы, Горы и всякие прочие Ра, это всего лишь мелкие божественные работяги, в поте лица своего таскающие по небу тяжеленное палящее солнце.

– То есть, ты почти два часа в одиночку сражался против трех богов и толпы смертных? – оглядел разоренный торг великий Один. – Степка, как тебе это удалось?

– Да как обычно! Ври, юли и не высовывайся. – Колдун щелкнул пальцами, и внезапно возле тела великана возникло сразу полтора десятка Степанов. Причем Валентина и Викентий тоже приняли облик колдуна.

– Неужели они не догадались? – спросил один из Степанов.

– Конечно, догадались, – ответили ему сверху. – И тогда я сделал вид, что мои чары рухнули…

Послышался щелчок пальцев, и из всех Степанов остался только один. Однако – на месте валькирии.

– Кто же тогда сломал тебе ребра? – сказал этот Степан девичьим голоском.

– Великий Хапи оказался криворуким недотыкомкой. – Чужой облик осыпался с девушки крупными кусками, а колдун обнаружился сидящим на груди мертвого бога. – Метился по моему призраку, а попал по мне, слепая тетеря. – Степан вздохнул и улыбнулся: – Зато Нехбет своей подружке едва голову не оторвала!

– Ты настоящий Локи! – восхищенно покачал головой Викентий. – Ловкий, хитроумный и многоликий! Бог веселья и обмана.

– Да… – согласился колдун. – Это просто беда!

– Почему «беда»? – не поняла валькирия.

– Вообще-то, – тяжко вздохнув, признался Степан. – Вообще-то, я очень старался стать Заратустрой.