Борговля Тутылками

Теодор Старджон

БОРГОВЛЯ ТУТЫЛКАМИ

Никогда прежде я не замечал этого магазинчика - а ведь живу всего в полутора кварталах отсюда. Хотите, дам адрес? Называется "Борговля тутылками" - между Двадцатой и Двадцать первой улицами, на Десятой авеню, Нью-Йорк. Можете отправиться туда сами и поискать. Возможно, вы об этом не пожалеете. Но лучше не пробуйте.

"Борговля тутылками". Это меня сразу остановило. Представьте себе лавчонку с уныло скрипящей на ветру облупившейся вывеской, болтающейся на кованой завитушке. Я было прошел мимо: в кармане у меня лежало обручальное кольцо, которое Одри мне только что вернула, и мысли мои были очень далеко от таких вещей, как лавочки по борговле тутылками. Я говорил себе, что Одри могла бы найти для описания моей особы иное слово, чем "никудышный". А ее заявление о том, что я "прирожденный психопатический никчемушник, заведомо неприспособленный к жизни", было настолько же неуместно, насколько выспренно. Она, несомненно, вычитала где-то эту тираду и теперь выдала ее на-гора, присовокупив: "И я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле",- что, как вы понимаете, тоже довольно-таки потертое клише.

"Борговля тутылками!"- пробормотал я и приостановился, задумавшись, где я подхватил такое странное сочетание. Ясно - прочел на вывеске. "А что такое "Борговля тутылками"? - спросил я себя. И сам себе уверенно ответил: "Не знаю. Вернись и выясни, если хочешь".

Так я и сделал - прошел назад по восточной стороне Десятой авеню, размышляя, кто может содержать это заведение и чем они там занимаются.

Ответ на этот второй вопрос мне дала надпись на табличке в окне, трудно читаемая из-за наслоений пыли - несомненно, пыли веков. Там было написано:

МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ

Там еще что-то было написано - буквами поменьше. Я протер пыльное стекло рукавом и наконец разобрал и эту строку:

С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!

Да, именно так:

МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!

Ну и, естественно, я зашел. Содержимое у бутылок порой бывает очень даже приятным, а я, по моему состоянию, не возражал бы против пары стаканчиков приятности.

- Закройте ее! - крикнул кто-то, лишь только я, толкнув дверь, шагнул внутрь. Голос исходил от плавающего в воздухе над углом прилавка огромного белого яйца. Вглядевшись, я понял, что это вовсе не яйцо, а лысина какогото старичка, вцепившегося в прилавок. Его тщедушное костлявое тело висело в воздухе, колышимое сквозняком от открытой мною двери, словно было сделано из мыльных пузырей. В некотором изумлении я пнул дверь пяткой. Та закрылась, и человечек шлепнулся на пол, но тут же, улыбаясь, поднялся на ноги.

- Рад снова вас видеть,- проскрипел он. Похоже, его голосовые связки тоже были здорово пропылены. Как всё в лавчонке. Когда дверь закрылась, мне показалось, что я оказался внутри огромной пропыленной головы, закрывшей глаза. Нет, света было достаточно.

Но это был не дневной и не искусственный свет, а что-то вроде света, отраженного бледными - очень бледными - щеками. Не могу сказать, чтобы этот свет мне понравился.

- Почему вы сказали - "снова"? - с некоторым раздражением спросил я.- Вы же меня никогда раньше не видели.

- Разумеется видел - когда вы вошли. Я упал, а потом поднялся и снова вас увидел, - вывернулся старикашка и расплылся в улыбке.- Чем могу служить?

- Ну,- ответил я,- я прочел вашу вывеску. Найдется ли у вас бутылка с хорошим содержимым?

- А что вы хотите?

- А что у вас есть?

Вместо ответа он вдруг разразился стихами, которые я и сегодня помню слово в слово:

За пару монет - удачи флакон

Иль редкого шанса бутыль;

Иль этот флакон - принесет тебе он

На сказку похожую быль.

Из этой бутыли один глоток

И тебя не промочат дожди;

А вот еще один пузырек

С ним победы на скачках жди.

Вот бутылка чертей и креветок бутыль

Из морей, что неведомы вам;

Вот от страха лекарство и звездная пыль,

Это - трель, что наигрывал Пан.

Можно все получить: работу, жену,

Дар в воде уцелеть и в огне;

Иль уменье пройти в - Иную Страну...

И все - по доступной цене.

- Эй, эй, постойте! - оборвал его я.- Вы что, всерьез торгуете кровью дракона, чернилами отца Бэкона и прочей дребеденью?

Он быстро покивал и заулыбался во всю свою невозможную физиономию.

- Все настоящее, без подделок? - настаивал я. Он снова покивал.

- Вы хотите сказать, что вот так стоите тут, в этом городе, средь бела дня и, не боясь, что вам попортят карточку, несете чушь и ждете, что я - я, образованный, интеллектуальный человек...

- Вы очень невежественны, вдвое более глупы, чем невежественны, и вдвое более напыщенны, чем глупы,- тихо сказал он.

Я метнул на него взгляд, каким можно испепелить человека на месте, потянулся к дверной ручке - и застыл. В самом буквальном смысле. Старикашка выудил откуда-то допотопный пульверизатор с резиновой грушей и пару раз брызнул на меня, когда я поворачивался. И Господи помилуй, я просто не мог шевельнуться! Зато ругаться я мог по-прежнему и, клянусь, использовал эту возможность на все сто!

Хозяин лавчонки выбрался из-за прилавка и подбежал ко мне. Похоже, что за стойкой он стоял на ящике, потому что в нем было никак не больше трех футор роста. Он ухватился за фалды моего пиджака, мигом вскарабкался мне на плечи и затем съехал оттуда прямо на руку, протянутую к дверям. Он сидел у меня на руке, болтал ножками и хихикал. По-моему, он вообще ничего не весил.

Когда мой запас ругательств иссяк - а я считаю делом чести не повторяться, - он сказал:

- Ну как, это вас убеждает, о мой нахальный и невежественный друг? Это была эссенция из волос Горгоны. И пока я вам не дам антидот, вы так и будете тут стоять. Хоть до гудущего бода!

- Сейчас же отпусти меня, - прорычал я, - не то я так тебе врежу, что у тебя мозги через зад вылетят!

Он только хихикнул.

Я вновь попытался высвободиться, но тщетно. Как если бы кожа моя превратилась вдруг в кокон из легированной высокоуглеродистой стали. Я снова принялся ругаться, но уже от бессилия.

- Вы просто возомнили о себе невесть что,- объяснил владелец "Борговли тутылками".- А взгляните-ка на себя! Да я бы не нанял вас даже стекла мыть. Вы хотите жениться на девице, которая привыкла, прямо скажем, к полурастительному существованию, и дуетесь на весь белый свет, когда она вас отвергает. А знаете, почему она вам отказала? Потому что у вас нет и никогда не будет работы. Вы неудачник. Вы бездельник. Вы не умеете и не желаете жить своим трудом. Хи! Хи! И вы позволяете себе учить своих ближних! Так вот, будь я на вашем месте, я бы очень вежливо попросил отпустить меня, а затем ждал бы, не найдется ли в этом магазине доброй души, которая согласилась бы продать мне бутылку с полезным Содержимым, которое, возможно, помогло бы мне...

Должен сказать, что я никогда и ни перед кем не извиняюсь, не иду на попятную и не позволяю всяким торговцам болтать что на ум взбредет. Но тут случай был особый. Никогда раньше меня не превращали в камень, и никогда раньше меня не тыкали носом в такое количество обидных истин. Я сдался.

- Ладно, ладно, ваша взяла. Отпустите меня, и я что-нибудь куплю...

- Слишком кисло, - самодовольно упрекнул он, легко соскользнув на пол и взяв распылитель наизготовку. - Вы должны сказать: "Пожалуйста, очень вас прошу".

- Очень вас прошу,- выговорил я, давясь от унижения.

Он отошел к прилавку и вернулся с пакетиком порошка, который и дал мне понюхать. Через пару секунд меня прошибло потом, и к моему телу так быстро вернулась гибкость, что я едва устоял на ногах. Я наверняка грохнулся бы и расшиб затылок, если бы не продавец, который заботливо подхватил меня и усадил на стул. Когда сила понемногу стала возвращаться в мое потрясенное тело, я было подумал, что сумел бы пальцем перешибить этого гнома за его шуточки. Однако меня остановила странная мысль - странная потому, что никогда раньше я ни о чем таком не думал. А именно, я понял, что когда выйду из лавки, я вынужден буду согласиться с невысокой оценкой моей персоны, данной продавцом.

А он ничуть не беспокоился. Оживленно потирая ручки, он повернулся к полкам.

- Нуте-с, посмотрим... Интересно, что же вам все-таки подойдет? Хмммм... Успех вы оправдать не сумеете. Деньги? Вы не знаете, что с ними делать. Хорошая работа? Так вы не годитесь ни для какой работы...- Он сочувственно оглядел меня и покачал головой. - Тяжелый случай. Тц-тц-тц... (Я почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки.) Идеальная подруга жизни? Ну, нет. Вы слишком глупы, чтобы распознать идеал, слишком эгоистичны и влюблены в себя, чтобы оценить его. Право, не знаю, чем я могу... хотя постойте!

Он выхватил с полок пяток бутылок и банок и скрылся где-то в темных недрах магазина. Раздавшиеся звуки свидетельствовали о бурной деятельности - звенело стекло, что-то хрустело и пестик скрежетал в ступке.

Потом я услышал, как жидкость вливают в посуду с порошком и размешивают при этом; и наконец, как получившимся снадобьем через фильтровальную воронку с бульканьем наполняют бутыль. И вот хозяин вернулся ко мне, гордо неся небольшую, унции на четыре, бутылочку без этикетки.

- .Вот, в самый раз! - он так и сиял.

- В самый раз - для чего?

- То есть как для чего? Чтобы вылечить вас, разумеется!

- Вылечить? - моя, как выражалась Одри, самоуверенная напыщенность вернулась ко мне, пока он смешивал свое зелье. - Что значит вылечить? Я в полном порядке!

- Милый мальчик,- тон его был совершенно непереносим, оскорбителен. - Милый мой мальчик, вы совершенно НЕ в порядке! Разве вы счастливы? Разве вы хоть когда-нибудь были счастливы? Нет. Так вот, это я и собираюсь вылечить. Точнее сказать, я подтолкну вас к выздоровлению; ну а остальное - уже ваше дело. От больного всегда требуется помощь врачу...

В общем и целом, молодой человек, - продолжал он, - ваш случай - очень тяжелый. Выражаясь профессиональным языком, у вас наблюдается чрезвычайно запущенный случай злокачественной формы ретрогрессивного метампсихоза эго. Вы от природы непригодны ни к какому делу. Вы - отвратительный социофаг. Вы мне совершенно не нравитесь. Вы никому не нравитесь.

Я чувствовал себя примерно как под бомбежкой. Заикаясь, я выдавил:

- Что... что в-вы хотите?..

Он протянул бутылку.

- Подите домой. Запритесь в комнате, один. Чем комната меньше, тем лучше. Выпейте до дна, прямо из бутылки. Ждите, пока подействует. Всё.

- Но - что со мной будет?

- С вами - ничего. Для вас - много чего. Содержимое этой бутылки может сделать для вас ровно столько, сколько вы пожелаете. А теперь слушайте внимательно! Пока вы будете использовать то, что даст вам Содержимое, для собственного развития и улучшения своего положения - вы будете процветать. Но попытайтесь только тешить себя самолюбованием, или хвастаться, или, того хуже, мстить кому-то, пользуясь тем, что вы получите, - и последствия будут для вас ужасны. Помните это!

- Но что это такое? Каким образом...

- Я продаю вам талант. У вас сейчас таланта нет, никакого. Когда вы обнаружите сущность своего таланта, от вас будет зависеть, как вы им воспользуетесь. А теперь уходите; вы мне по-прежнему не симпатичны.

- Сколько я вам должен? - пробормотал я, совершенно на этот раз уничтоженный.

- Цена входит в само Содержимое. Вам не придется ничего платить, если только вы будете следовать моим указаниям. А теперь уходите, не то я раскупорю бутылку с джинном - я имею в виду отнюдь не "Лондон Драй"!

- Иду-иду,- поспешил сказать я, заметив подозрительное шевеление внутри огромной десятигаллонной бутыли, в каких держат кислоты. Это шевеление мне совсем не понравилось.- До свидания!

- Со двидания,- ответил он.

Я вышел, прошел по Десятой авеню, свернул на Двадцатую улицу и ни разу не обернулся. Теперь-то я об этом жалею, потому что, несомненно, было в этой "Борговле тутылками" нечто чрезвычайно странное.

Я смог успокоиться, только когда добрался домой и выпил чашку крепкого кофе по-итальянски. К этому времени ко мне уже вернулось немного скепсиса; я даже попытался посмеяться над всем, что было со мной в той лавчонке. Только почему-то не хотелось смеяться... Я кисло посмотрел на бутылочку. В темном стекле мне померещился ответный взгляд.

Хмыкнув, я зашвырнул бутылочку на верхнюю полку шкафа, за старые шляпы, и уселся поудобнее. Я тогда очень любил расслабляться вот так. Для этого я принимал излюбленную позу - клал ноги на стул и съезжал по обивке кресла так, что в конце концов упирался в сиденье лопатками. Как говорится, "иногда я сижу и размышляю, а иногда - просто сижу". Первое достаточно просто, и через это проходит даже записной лентяй, прежде чем он достигнет блаженного второго состояния... Чтобы научиться как следует расслабляться и "просто сидеть", нужны годы практики. Ну я-то овладел этим искусством уже несколько лет назад.

И вот как раз когда я был готов впасть в растительное состояние, чтото мне помешало. Я попытался не обращать внимания. Я проявил сверхчеловеческое отсутствие любопытства. Но это что-то не отставало. Такое, знаете ли, легкое давление на локоть в том месте, где он касался подлокотника. Я волей-неволей задумался о том, что бы это могло быть. А это - самое последнее дело. Короче, в конце концов я сдался, глубоко вздохнул и открыл глаза.

Бутылка.

Я зажмурился и снова взглянул. Но бутылка по-прежнему была тут. Дверца шкафа открыта, полка - прямо над моей головой. Упала, стало быть. Ну что ж... если эта штука будет на полу, ей ведь некуда будет падать, верно? Я локтем спихнул бутылку на пол.

А она отскочила, как мячик. Отскочила с такой поразительной точностью, что снова оказалась на том же самом месте - на подлокотнике кресла, у самого моего локтя. Ничего себе! Я швырнул бутылку в стену. И что вы думаете? Она отскочила от стены на полку под журнальным столиком, срикошетила и вновь оказалась на подлокотнике, на этот раз у моего плеча. Пробка от всех этих прыжков и полетов с легким хлопком выскочила из горлышка и скатилась мне на колени. Я ощутил горьковато-сладковатый запах Содержимого. Я был немного испуган и чувствовал некоторую несуразность ситуации.

Я осторожно понюхал. Пахло чем-то неуловимо знакомым; но откуда мне может быть знаком этот аромат?.. Да. Так пахли румяна и прочие краски, какими пользуются девочки из притонов Фриско. Жидкость была темная, скорее даже дымчато-черная. Я осторожно попробовал. Неплохо! Если это не алкоголь, то старикашке-бутылочнику удалось придумать недурную замену алкоголя. Со второго глотка снадобье мне определенно понравилось, с третьего я был в восторге, ну а на четвертый глоток ничего не осталось. Кстати, к этому времени я вспомнил и название краски с этим диковинным запахом, которая, видно, была использована в снадобье.

Коуль. На Востоке верят, что с помощью этой травки можно видеть сверхъестественные существа. Предрассудки...

Но тут зелье, видно, угрелось у меня в желудке и словно вскипело. И, кажется, увеличилось в объеме. Я попытался подняться, но не смог. Комната взорвалась и обрушилась на меня.

Ни вам, ни кому другому не пожелаю просыпаться так, как проснулся я. Ни в коем случае не советую выныривать из тяжелого сна и, оглядевшись, видеть вокруг себя плавающие в воздухе, трепещущие, порхающие, ползающие предметы - какие-то отечные штуки, роняющие капли крови, и пленчатые странные создания, и части человеческого тела, и... Это был кошмар. Всего в дюйме от моего носа плавала в воздухе человеческая рука. От моего сдавленного вскрика она медленно заколыхалась, и ее пальцы медленно шевелились при этом. Что-то пузырчатое, все оплетенное сосудами, выскочило из-под кресла и покатилось по полу. Я услышал еле слышное пощелкивание и, подняв глаза, обнаружил пару челюстей без малейших признаков лица. Я не выдержал и заплакал, а потом, кажется, снова отключился...

Когда я опять пришел в себя - это было несколько часов спустя, потому что стало совсем светло, а часы остановились - и ручные, и настенные, - обстановка несколько улучшилась. Ну, конечно, дряни вокруг болталось предостаточно, но почему-то она меня уже не так беспокоила. Я теперь точно знал, что спятил, а раз так, то чего зря переживать? Не знаю, возможно, в состав снадобья входило что-то успокоительное. Мне было любопытно, я был взволнован - вот и все. А когда я огляделся, мне это почти понравилось.

Стены были сплошь покрыты зеленью. Драные обои превратились в нечто потрясающе прекрасное. Больше всего "это" напоминало мох; только никогда человеческим глазам не приходилось видеть такого красивого мха. Он был длинный, густой и постоянно колыхался - не из-за ветра, а потому что он рос. Это было здорово. Я подошел поближе. В самом деле: словно по волшебству, мох вырастал, давал споры, погибал, споры прорастали, новый мох давал новые споры... И эта зеленая магия была, однако, лишь частью удивительного целого. А такого зеленого цвета просто не могло существовать в природе! Я осторожно протянул руку - мне хотелось погладить удивительный мох, - но рука наткнулась только на шершавые обои. Однако когда я сжал в руке зеленые пряди, я почувствовал легкое прикосновение - словно вес двух дюжин солнечных лучей, словно мягкое сопротивление непроглядного мрака в замкнутом пространстве... Ощущение мимолетного экстаза, восторга - я в жизни не испытывал подобного счастья.

Из плинтусов вырастали маленькие белоснежные трибы. Пол зарос травой. По дверце шкафа карабкались пышно цветущие плети вьющихся растений. Их лепестки светились красками, для которых у нас нет названий. Казалось, до этой минуты я был слеп и глух - теперь я слышал шорох алых полупрозрачных насекомых в листве и непрерывный шелест растущей зелени. Это был новый и прекрасный мир, такой хрупкий, что ветер от моих движений обрывал нежные лепестки, и такой реальный и живой, что мысль о его неестественности исчезла сама собой. Потрясенный, я озирался вокруг, ходил по комнате, заглядывал под дряхлую мебель, открывал пыльные книги - и всюду, куда смотрел, я находил все новые и новые прекрасные и чудесные вещи.

А когда я лежал на животе, вглядываясь в сетку кровати, где угнездилось целое семейство ярких, как самоцветы, ящериц, я услышал плач.

Кто-то всхлипывал. Голос был детский и очень жалобный, и ему было вовсе не место в этой радостной комнате. Я встал и огляделся. В углу съежилась прозрачная детская фигурка. Девочка сидела, прислонившись спиной к стене и скрестив тоненькие ноги. В одной руке она держала потрепанного игрушечного слоненка, ухватив его за лапу, а другой утирала слезы. У нее были длинные темные волосы, рассыпавшиеся по плечам и упавшие на лицо.

- Что случилось, малышка? - спросил я. Не выношу, когда ребенок плачет...

Плач оборвался. Она смахнула в сторону волосы и посмотрела как-то мимо меня. Смуглое лицо и огромные фиалковые глаза, полные слез.

- Ой! - вскрикнула она испуганно.

- В чем дело? - повторил я.- Отчего ты плачешь? Она крепко прижала к груди слоненка и дрожащим голоском спросила:

- Где т-ты?..

- Прямо перед тобой, малышка,- удивленно ответил я. - Ты что, не видишь меня? Она покачала головой.

- Нет. Я боюсь. Кто ты?

- Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто услышал, как ты плачешь, и решил узнать, не могу ли я тебе чем-нибудь помочь... Так ты меня правда совсем не видишь?

- Нет,- прошептала она. - Ты... ангел?

Я расхохотался.

- Ничего похожего! - Я подошел поближе и положил ей руку на плечо. Рука прошла сквозь ее тело, она вздрогнула, отпрянула и скорчилась еще больше, слегка вскрикнув.

- Прости,- поспешно сказал я.- Я не хотел... так ты вовсе не видишь меня? Я-то тебя вижу! Она снова покачала головой.

- Ты, наверно, привидение,- сказала она.

- Еще чего! А ты-то кто такая?

- Я Джинни,- сказала она. - Я должна сидеть тут, и мне не с кем играть...

Она заморгала, готовая снова расплакаться.

- Ты откуда? - осторожно полюбопытствовал я.

- Я приехала с мамой, - объяснила Джинни. - Мы с ней раньше жили в других меблированных комнатах. Много где. Мама мыла полы в конторах. Ну вот, мы переехали сюда, и я сильно заболела. Болела, болела очень долго, а потом однажды встала и решила посидеть вот здесь, а когда снова посмотрела на кровать, то я опять лежала там. Очень смешно. Вот, а потом пришли какието люди, положили ту "меня", которая на кровати, на носилки и унесли. А еще потом мама уехала. Она долго плакала, а когда я ее звала, она не слышала. Мама потом так и не вернулась больше... А мне пришлось остаться тут.

- Почему?

- Ну, просто пришлось. Я не знаю почему. Просто пришлось.

- А что ты тут делаешь?

- Просто сижу и думаю... Однажды тут жила одна леди. У нее была маленькая девочка, как я. Мы с ней играли, только эта леди однажды увидела, как мы играем. Ух она и раскричалась! Она сказала, что ее девочка - "одержимая". Девочка плакала и звала меня. Она кричала: "Джинни, Джинни! Ну скажи маме, что ты здесь!" Я и говорила, только ее мама меня не слышала и не видела. Тогда она напугалась, обняла девочку и заплакала... Мне их было очень жалко. Я снова спряталась здесь и не выходила. Скоро девочка про меня забыла... А потом они уехали.

Я был тронут.

- Что же с тобой будет, Джинни?

- Не знаю,- задумчиво сказала она. - Придется сидеть и ждать, когда мама вернется. Я здесь уже давно. Наверно, я это заслужила...

- Почему, Джинни?

Она виновато опустила глаза.

- Ну, я болела, и мне было так плохо, что я больше не могла терпеть. Вот я и вылезла из кровати раньше времени. А мне было положено лежать. Вот за это меня здесь и оставили... Но мама придет, вот увидишь!

- Конечно придет, - пробормотал я. У меня перехватило горло.- Не плачь. Выше нос! И... когда захочешь поговорить, позови. Если я буду рядом, я отвечу...

Она улыбнулась и сразу стала очень хорошенькой. Для ребенка это чересчур все-таки... Я надел шляпу и вышел.

Снаружи все оказалось так же, как в комнате. Холлы и пыльные дорожки на лестницах поросли диковинными растениями со сверкающими, почти неосязаемыми листьями. Здесь было уже не темно, как раньше, - каждый лист светился своим собственным бледным светом. Иногда, правда, попадались менее приятные вещи. Кто-то торопливо ковылял взад-вперед по площадке четвертого этажа и хихикал. Я толком не разглядел, но, по-моему, это был Дубина Броган, ирландец, пьяница и бездельник. С год тому назад он заявился сюда прямо после ограбления склада только для того, чтобы пустить себе пулю в лоб. Должен признаться, мне его нисколько не было жалко.

А на втором этаже, на нижней ступеньке лестницы, сидели двое - юноша и девушка. Она положила голову ему на плечо, а он обнял ее. Сквозь них были видны перила. Я остановился и прислушался. Голоса у них были тихие и доносились словно бы издалека.

Он сказал:

- У нас есть только один выход. Она сказала:

- Томми, не надо так говорить!

- А что еще мы можем сделать? Я люблю тебя три года, и мы не можем пожениться. Нет денег. Нет надежды. Ничего нет. Сью, если мы сделаем это, мы всегда будем вместе, я знаю. Всегда. Всегда:

После долгого молчания она сказала: - Хорошо, Томми. У тебя пистолет, ты сказал?..

Она вдруг прижалась к нему еще крепче.

- Ох, Томми, ты уверен, что мы всегда будем вместе вот как теперь?

- Всегда, - прошептал он и поцеловал ее. - Как теперь.

Последовало долгое молчание, во время которого они были неподвижны. Потом вдруг они снова сидели, как в тот момент, когда я их увидел, и он сказал: - У нас есть только один выход.

Она сказала: - Томми, не надо так говорить!

А он сказал:

- А что еще мы можем сделать? Я люблю тебя три года, и...

И так было снова, и снова, и снова.

Мне стало нехорошо. Я выскочил на улицу. Кажется, до меня стало доходить, в чем тут дело. Продавец назвал это "талантом". Я ведь в своем уме, правда? Во всяком случае, психом я себя не чувствовал. Снадобье открыло мои глаза для нового мира. Этот мир...

...Это был мир, населенный призраками. Они жили здесь - приведения из детских книг, призраки, духи, кладбищенские страхи и просто бедные неприкаянные души. Все, что положено для историй о сверхъестественном, все, что мы слышали, чему не верили на людях и о чем с замиранием сердца думали наедине с собой. Ну так что же? Какое ко мне-то все это имеет отношение?

Шло время, и довольно скоро я почти привык к моему новому миру, все больше раздумывая над этим вопросом - то есть о том, какое он имеет отношение ко мне. Стало быть, я купил - вернее, получил в подарок - талант. Я мог видеть призраков. Я мог видеть мир духов, даже его призрачную растительность. Причем все это было вполне объяснимо - я имею в виду деревья, птиц, мох, цветы и прочее. Призрачный мир - это тоже мир, он похож на наш, и значит в нем должны быть животные и растения, И я все это видел, а духи меня - нет.

Хорошо; но какую выгоду можно извлечь из этого? Нет смысла рассказывать или писать об этом мире - мне все равно не поверят. К тому же я, судя по всему, обладаю чем-то вроде монополии на контакт с призрачным миром; так с чего бы мне делиться с кем-либо?

Да, но чем делиться?

Решительно не видел я никакой выгоды для себя в этом "таланте". Мне была нужна подсказка. И вот на шестой день после того как я принял снадобье, я сооб-разил, что если и получу такую подсказку, так только в "Борговле тутылками".

Я в это время был на Шестой авеню, пытался отыскать в магазинчике "Всё за $ 5.10" что-нибудь для Джинни. Она, правда, не могла трогать вещи, которые я ей приносил, но с удовольствием разглядывала книжки с картинками и прочие вещи, на которые можно просто смотреть. А когда я принес ей книжечку с фотографиями поездов начиная с "Де Витт Клинтон", то даже сумел приблизительно установить, сколько времени она уже ждет (я спрашивал, какие поезда она видела). Вышло что-то вроде восемнадцати лет...

Так вот, я сообразил насчет "Борговли тутылками" и направился на Десятую авеню. Старикашка должен мне помочь - я чувствовал это.

Добравшись до Двадцать первой улицы, я остановился перед глухой стеной. Ничего и никого, и никаких признаков магазина. Короче, вернулся я назад, так и не узнав, что же мне делать с моим "талантом"...

Как-то вечером мы с Джинни сидели и беседовали о том и о сем, как вдруг к нам затесалась человеческая нога и повисла между нами - призрачная, слегка отекшая нога, отрезанная чуть выше колена. Я отшатнулся, а Джинни легонько оттолкнула ее. Нога согнулась от толчка, отлетела к окну и просочилась в щелку внизу, точно сигаретный дым. За окном нога восстановила свою форму, пару раз стукнулась в стекло, а потом улетела, как воздушный шарик. - Боже всемогущий! - выдохнул я. - Что это было?

Джинни рассмеялась.

- Да ничего, просто одна из этих штук, которые все время летают вокруг. Ты что, испугался? Я раньше тоже пугалась, но их тут так много, что я привыкла к ним. Мне только не нравится, когда они на меня натыкаются.

- Но что это такое, ради всех мерзостей?

- Ну, просто части.- Джинни была сама непосредственность.

- Части чего?

- Людей, конечно. Глупый! Это, по-моему, такая игра. Понимаешь, если кто-то поранится и потеряет часть себя, ну, например, палец или ухо внутреннюю часть, я хочу сказать, вроде как я - это внутренняя часть той "меня", которую унесли отсюда,-так эта часть отправляется туда, где до того жил этот человек. Потом - туда, где он жил еще раньше. Она, часть эта то есть, летает не очень быстро. А потом что-нибудь случается с самим человеком, и тогда его "внутренняя часть" идет искать все, что он порастерял. И собирает себя по кусочкам. Вот, смотри!

Она выхватила из воздуха какой-то прозрачный лоскуток и зажала в прозрачных пальчиках.

Я нагнулся поближе и присмотрелся. Это был сморщенный кусочек человеческой кожи.

- Наверно, кто-то порезал палец, - спокойно пояснила Джинни, - когда жил в этой комнате. А когда с ним что-нибудь случится, он вернется сюда за этим кусочком, вот увидишь!

- Господи, - только и сказал я. - И что, так со всеми бывает?

- Не знаю. Некоторым приходится оставаться на месте - мне, например. Но наверно, если ты вел себя хорошо и не заслужил, чтобы тебя держали на одном месте, ты должен ходить и собирать все, что потерял.

Н-нда. Признаться, я представлял себе загробную жизнь более интересной.

Несколько дней подряд я встречал унылого серенького призрака, шатавшегося по улице вверх и вниз. Он всегда был на улице, не заходил в дома. И все время хныкал. Он был - вернее, он когда-то был - никчемным чело-вечишкой, носившим котелок и крахмальный воротничок. Он не обращал на меня внимания, как и прочие призраки, - я был невидим для них всех. Но я так часто видел его, что, если бы он ушел куда-нибудь в другое место, я, пожалуй, стал бы скучать по нему. Я решил поговорить с ним как только встречу в следующий раз.

Как-то утром я остановился у своего крыльца, стал ждать и довольно скоро увидел своего серенького. Он шел, пробираясь среди плавающих в воздухе штуковин. Его кроличья физиономия была сморщена, грустные глаза запали, но старомодный фрак и полосатый жилет были в безукоризненном состоянии. Я заступил ему дорогу и сказал:

- Привет.

Он так и подпрыгнул и убежал бы наверняка, если бы только понял, откуда идет голос.

- Спокойно, приятель,- остановил его я, - я тебе плохого не сделаю.

- В-вы кто?

- Зачем представляться? Вы меня не знаете, -сказал я. - А теперь перестаньте дрожать и расскажите, что у вас стряслось.

Он утер лицо прозрачным платком и принялся нервно вертеть в руках золотую зубочистку.

- Боже правый,- сказал он наконец,- со мной никто не говорил вот уже много лет. Я немного не в себе, вы видите...

- Вижу,- сказал я.- Ну, не волнуйтесь так. А я просто заметил, как вы все ходите туда-сюда. Мне стало любопытно... вы что, кого-нибудь ищете?

- Нет-нет,- заторопился он. Теперь, когда у него наконец появилась возможность поговорить о своих неприятностях, он просто забыл, как испугался таинственного голоса из пустоты. - Я ищу свой дом.

- Гм,- сказал я.- И давно?

- Давно...- Он шмыгнул носом. - Я как-то пошел на работу - много лет назад, - а когда сошел с парома на Батарейной и остановился на минуточку посмотреть на строительство этой новомодной надземной железной дороги, вдруг раздался грохот. Господи, так шарахнуло... А потом оказалось, что я лежу на тротуаре. А когда я поднялся, то увидел, что там лежит какой-то бедняга. Представляете, вылитый я! Упала балка и - Боже мой!

Он снова сморщился.

- С тех пор я все ищу и ищу. И не могу найти хоть кого-нибудь, кто бы мне помог найти мой дом. И я не понимаю все это, что тут летает, и я никогда не думал, что на Бродвее может расти трава и... - это ужасно.

Он заплакал.

Мне стало жаль бедолагу. Я представил себе, что произошло. Удар был такой сильный, что у него начисто отшибло память. Даже его привидение получило амнезию! Бедняга. Ведь пока он не соберет все свои "части", ему не будет покоя. В целом же случай меня заинтересовал. Подействуют ли на призрака обычные методы лечения амнезии? И если да, то что с ним будет?

- Вы сказали, что сошли с парома?

- Да...

- Значит, вы жили на острове... На Стэйтен-Айленде, по ту сторону залива!

- Вы так думаете? - он с надеждой посмотрел сквозь меня.

- Конечно! Хотите, вместе поедем туда, я вас провожу? Может быть, вместе найдем ваш дом!

- Вот спасибо! Только - ох и достанется же мне от жены!

Я ухмыльнулся.

- Да уж, ей наверняка захочется узнать, где вы пропадали. Но я думаю, она все-таки будет рада, что вы вернулись. Пойдем!

Я подтолкнул его в сторону подземки, и мы пошли. Иногда я ловил взгляд прохожего - наверно, я и впрямь выглядел странно, ведь я шел, вытянув перед собой руку и разговаривая с пустотой. Впрочем, меня это особо не смущало. А вот мой спутник чувствовал себя неловко, когда обитатели его мира тыкали в него пальцем, хихикали и кричали. В их глазах он тоже выглядел довольно нелепо, ведь я был единственным человеком, невидимым для них. Маленький призрак в котелке мучительно краснел от смущения.

Поездка в подземке была для него, как я понял, делом непривычным. Мы направлялись к Южному парому. Знаете, подземка - место чрезвычайно неприятное для тех, кто обладает моим даром. Там болтается все, что предпочитает мрак. А уж "частей" там!.. После того раза я всегда ездил только на автобусе.

Парома нам ждать не пришлось. Мой коротышка был в восторге от поездки. Он расспрашивал меня о судах в порту и их флагах, удивлялся отсутствию парусников; защелкал языком при виде Статуи Свободы - в последний раз, когда он ее видел, она была еще золотисто-бронзовой, без патины. Выходит, он искал свой дом уже лет шестьдесят, с конца семидесятых!..

Мы сошли на Стэйтен-Айленде, и я предоставил ему свободу действий. На Крепостной Горке он вдруг сказал:

- Мое имя - Джон Куигг. А живу я на Четвертой авеню, номер сорок пять!

В жизни не видел человека более счастливого, чем он. Ну а дальше все было просто. Он снова свернул налево, прошел два квартала, свернул направо. Я заметил (а он - нет), что улица называлась "Зимняя". Кажется, вспомнил я, улицы тут переименовали несколько лет назад.

Он трусцой взбежал на горку и вдруг замер.

- Послушайте,- позвал он,- вы еще здесь?

- Здесь,- откликнулся я.

- У меня теперь все в порядке. Не могу и сказать, как я вам благодарен. Могу я для вас что-нибудь сделать? Я подумал. - Вряд ли. Мы принадлежим к разным временам, а времена меняются. Темпора, так сказать, мутантур.

Он бросил взгляд на новый дом на углу и кивнул.

- Я понимаю... Кажется, я догадываюсь, что со мной случилось - тихо добавил он.- Но, наверно, это не так уж страшно... Я успел составить завещание, а дети мои уже выросли к тому моменту, когда я... - Он вздохнул. - Но если бы не вы, я бы и сейчас бродил по Манхэттену. Минутку... да. Пойдемте.

Он неожиданно сорвался и побежал. Я едва поспевал за ним На самом верху холма стоял дряхлый дом, крытый гонтом, с какой-то дурацкой башенкой, некрашеный, грязный и скособоченный. Когда мой новый знакомец увидел его, он снова изменился в лице. Он сглотнул, решительно свернул к дому сквозь проход в живой изгороди и, побродив в густой траве, отыскал вросший глубоко в землю валун.

- Вот, - сказал он. - Копайте под этой штукой. В моем завещании об этом ничего не сказано. Только немного денег, чтобы оплатить аренду сейфа в банке. А под камнем - ключ и удостоверение на предъявителя. Я их сюда запрятал, - он хихикнул, - от жены однажды ночью. И все как-то не собрался ей рассказать. Так что берите.

Он повернулся к дому, расправил плечи и вошел в боковую дверь, которая гостеприимно распахнулась от порыва ветра. Я немного послушал, улыбаясь донесшейся из домика тираде. Жена Куигга устроила ему хорошую головомойку еще бы - она прождала его больше шестидесяти лет! Жена костерила его на чем свет стоит, а все-таки она его, видно, любила. Если теория Джинни верна, старушка не могла покинуть дом, пока снова не станет целой, а "целой" она не могла стать до возвращения мужа. Ну да теперь у них все устроится, так что я был доволен.

Мне удалось отыскать возле подъездной дорожки ржавый лом, и я подступил к валуну. Пришлось изрядно повозиться, я стер себе руки до кровавых мозолей, но в конце концов отвалил камень и принялся рыться под ним. И точно: там лежал пакет из шелковой клеенки. Аккуратно сняв ленточки, которыми он был перевязан, я обнаружил внутри ключ и письмо в Нью-Йорк Банк, надписанное просто "На предъявителя, с правом на вскрытие сейфа. Я засмеялся. Тихоня и размазня Куигг не иначе припрятал от супруги какие-то "левые деньжата, возможно, выигрыш. При таком раскладе всегда можно гульнуть от жены, не оставив никаких следов. Вот ведь сукин сын. Разумеется, я уже никогда не узнаю, куда он метил, но готов спорить, что без женщины тут не обошлось. Скажите пожалуйста, даже завещание заранее составил! Ладно, не мое дело. Мне-то повезло.

До банка я добрался быстро, а вот запись о сейфе они искали долгонько, перерыли кучу старых гроссбухов. Но в конце концов я прорвался через все формальности и стал гордым обладателем восьми тысяч в мелких купюрах. Теперь я был обеспечен - на первое время по крайней мере. Прежде всего я купил приличную одежду, а потом взялся за дело. Несколько раз наведавшись в клубы, я завел себе кучу знакомых и чем дольше общался с ними, тем больше понимал, что они - просто суеверные болваны. Конечно, человека, за пушечный выстрел обходящего лестницу, под которой живет василиск, обвинить не в чем. Но черт возьми, монстры живут едва ли под одной лестницей из тысячи! Правда, так или иначе, я нашел ответ на свой вопрос. За пару тысяч я обзавелся конторой. Исключительно стильно: драпировки на стенах, мягкий рассеянный свет, телефон, табличка "Психоконсультант. И дела у меня пошли превосходно.

Мои клиенты по большей части принадлежали к "верхнему классу". Я забрался высоко! Связаться с покойными родственниками было легче легкого, а большинство моих клиентов хотели именно этого. Почти каждый призрак только и мечтает о том, чтобы связаться с нашим миром, вот почему практически любой, кто постарается как следует, может стать медиумом с большим или меньшим успехом. Бог свидетель, связаться с обыкновенным духом дело не из хитрых. Правда, есть и другие. Если человек вел жутко добропорядочную жизнь и за ним ничего не осталось, он "очищается". Я так и не смог выяснить, куда деваются эти "чистые",- ясно было только, что с ними не свяжешься. Но громадному большинству приходится возвращаться назад и, так сказать, подбирать хвосты - исправлять какую-нибудь несправедливость, помогать тем, кому они когда-то навредили, и так далее. Я думаю, эту помощь мы и называем "счастьем", "удачей" и "везением". Будьте уверены, за так и шишка не вскочит.

Если вам пофартило, то это обычно значит, что для вас расстарался тот, кто когда-то навредил вам, или вашему отцу, или деду, или четвероюродному прадедушке Джулиусу. Рано или поздно все встает на свои места, а до тех пор некая несчастная душа обречена бродить по белу свету и пытаться как-то уладить чужие дела. Добрая половина всех, кто когда-либо жил на земле, бродит среди нас, пытаясь искупить свои грехи и промахи. Знали бы вы, сколько их вокруг, и все только и ждут, как бы вам помочь. И если вы только позволите это сделать, вы поможете им исправить их проступки. Когда у вас неприятности, уединитесь и постарайтесь открыть для них свое сознание. И если вам удастся отринуть самоуверенность и самонадеянность, они прорвутся к вам и расшибутся в лепешку, лишь бы у вас все было хорошо.

Я обзавелся парой "шестерок". Один из них, экс-убийца Одноглазый Рахуба, был самым быстрым духом из всех моих знакомых, когда дело доходило до поисков затребованного клиентом предка. А другой, профессор Грэйф, преподаватель общественных наук с лягушачьей физиономией, растративший некогда благотворительный фонд и утонувший в Гудзоне, куда он свалился при попытке скрыться, был докой по части генеалогии. Он мог разнюхать любую родословную, даже самую запутанную, в считанные секунды, а затем вычислить наиболее вероятное местопребывание искомого родственника. Эта парочка составляла весь штат моей конторы. И хотя всякий раз, как они помогали мне и моим клиентам, они на один шаг приближались к свободе, оба так запутались при жизни, что я был уверен в их долгой службе.

Но если вы думаете, что я остановился на этом и что мне нравилось просто получать дармовые денежки, то вы ошибаетесь. Это не для меня. Если бы!.. Нет, славы мне захотелось. Эффектов. Стал, видите ли, вспоминать события последних месяцев и вспомнил, как эта сумасбродка Одри заявила, что из меня никогда ничего не выйдет. И мало мне было, что я уже доказал себе обратное. Захотелось повыпендриваться перед старыми приятелями.

И не то чтобы я забыл, что говорил коротышка из "Борговли тутылками" насчет использования таланта ради показухи, пустого хвастовства, а тем более мести. Я решил, что и вправду большая шишка. Короче, зарвался. Вообразил себя самым основным. Еще бы, стоило мне послать одного из моих призраков, и я уже знал, кто, что, где и когда делал. С тенью профессора за спиной я мог выяснить все обо всех. Против меня никаких зацепок не было. а сам я мог переговорить, перехитрить и перемудрить любого. Короче, храбрый портняжка. И вот что стало приходить мне в голову: что толку в моих успехах, если парни из Вест-Сайда ничего о них не знают? И еще: Счастливчик Сэм лопнет от злости, когда увидит, как я разъезжаю по Бродвею в новехонькой шеститысячной колымаге! И наконец: подумать только, я еще тратил время и слезы на эту набитую дуру Одри!.. Короче говоря, я предоставил слово своему комплексу неполноценности. Вел себя как последний болван, каким, в сущности, и был. В общем, я не выдержал и отправился на Вест-Сайд.

Была холодная зимняя ночь. Я тщательно навел лоск на себя самого и на свою машину, чтобы у встречных глаза на лоб лезли. Жаль, что я не привел вместо этого в порядок собственные мозги.

Я с ходу затормозил у бильярдной Кэйтси - так, чтобы тормоза скрипнули как можно громче, и все двадцать четыре цилиндра ревели по-драконьи, пока я не вырубил двигатель. Но выйти из машины не спешил, а развалился на сиденье, зажег дорогую сигару, сбил шляпу набок и нажал сигнал. Сорок восемь секунд авто играло "Перекресток в Такседо". И только после этого я соблаговолил поднять глаза к дверям бильярдной.

Сперва я подумал, что, раз меня так встречают, не стоило сюда и приезжать; а потом я забыл об этом и думал уже только о том, как отсюда смотаться.

В освещенных дверях бильярдной стояли в небрежных позах двое. Кстати, это был узенький переулок - если бы не бильярдная, совсем темный. Приглядевшись, я разобрал, что один из двоих в дверях бильярдной - сам Счастливчик Сэм, а второй - Фред Беллью. Они просто стояли и молча смотрели на меня. Только когда я приветствовал их: "Привет, мелкота! Узнаете?" - я заметил, что по обе стороны освещенного входа, в тени, стены подпирают остальные парни. Вся кодла. Ничего себе! Слишком это вышло... словно ждали. Мне это не понравилось.

- Привет, - сказал Фред спокойно. Он никогда не любил выпендрежа. Разумеется, другого я и не ждал. Но тут в первый раз почувствовал привкус дешевки. И все-таки вылез из тачки и позволил им полюбоваться на мои блестящие перышки.

Сэм хмыкнул и пробормотал: "Индюк!.." Довольно громко. Еще кто-то хихикнул, а из темноты заулюлюкали. Я подошел к Сэму и ухмыльнулся. Правду сказать, ухмыляться мне вовсе не хотелось.

- Я так давно тебя не видел, - сказал я, - что уже и забыл, какая ты задница. Как дела?

- Я-то в порядке, - ответил он и добавил самым оскорбительным тоном: - Я зарабатываю свои деньги.

Прокатившийся в толпе ребят ропот ясно дал понять, что самым разумным было бы усесться в мое сверкающее авто и убраться отсюда. Но я остался.

- Умника строишь? - пробормотал я. Теперь я понял, что ребята были навеселе. Я, похоже, влип. Сэмми сунул руки в карманы и посмотрел на меня сверху вниз. Он был единственным коротышкой, которому удавался такой взгляд. После неприятной паузы он произнес:

- Лучше бы тебе отправляться обратно к своим хрустальным шарам и кофейной гуще. Мы, знаешь ли, уважаем ребят, которые потеют, чтобы заработать. Мы уважаем даже и тех, кто зарабатывает, не совсем законно, если они умнее, ловчее и сильнее других. Но ловко подвешенный язык и немного везения - это совсем другое дело. А теперь пшел вон.

Я беспомощно огляделся. Что просил, то и получил... А чего я, собственно, ожидал? Я что, рассчитывал, что ребята будут становиться в очередь, чтобы пожать мне руку, если я так обставлю свое появление?

Они вроде бы и не двигались почти, но в следующий момент как-то сразу обступили меня со всех сторон. Похоже было на то, что если я не придумаю что-нибудь, и немедленно, мне намнут бока. А если уж ребята брались за это дело, можете мне поверить, делали его как следует. Я вдохнул поглубже.

- Слушай, Сэм, я у тебя ничего не прошу. В том числе и советов.

- Советов?! - он вспыхнул, - Эти твои сеансы! Не волнуйся, мы тут коечто слышали о тебе. Облапошиваешь несчастных вдовушек. Полсотни за раз - "Беседы с Незабвенными Усопшими"! Психичный консультант! Классная удочка! Что, нечем крыть?

Ну, теперь-то я снова чувствовал твердую почву под ногами.

- Так я, по-твоему, шарлатан? Так, да? Да стоит мне захотеть, и я напущу на тебя такие кошмары, что у тебя, готов спорить, волосы навсегда дыбом встанут... если, конечно, тебе хватит духу отправиться куда я скажу!

- Значит, готов спорить? Ну-ну. Забавно! Ребята, вы слышите? - Он засмеялся и заявил, скривив рот:

- Ты сам этого хотел. Ну что ж, мистер богач, вызов ваш - а я принимаю. Фред будет записывать ставки. Как насчет десяти твоих вонючих долларов за каждый мой? Фред, прими десятку!

- Ставлю двадцать к одному! - Я почти сорвался в истерику.- Но клянусь, я приведу тебя к самому гнусному, грубому, склочному, неотесанному и мерзкому призраку из всех, о каких тебе когда-нибудь придется услышать!

Толпа так и взвыла. Сэм хохотал с ними вместе, но не выказывал желания пойти на попятный. В этой компании спор - это спор, и когда ударили по рукам, отступать некуда. Он принял мой вызов, сам назвал условия и теперь не мог увиливать. Так что я просто кивнул и сунул Фреду пару сотенных. Фред и Сэм уселись в машину, а когда мы отъезжали, Сэм высунулся наружу и помахал ребятам.

- Эй, парни, до встречи в аду! - закричал он. - Я собираюсь встретиться со страшным привидением, и либо оно меня напугает до смерти, либо я его!

Я погудел, чтобы расчистить дорогу в улюлюкающей толпе, и уехал. Развернулся на бульваре и поехал из города.

- Куда едем? - спросил немного погодя Фред.

- Да тут, недалеко, - ответил я, хотя еще не решил. Надо было найти поблизости место с самым что ни на есть гадостным привидением - таким, чтобы Сэм наложил в штаны. Я бы тогда помирился с ребятами.

Я открыл бардачок, и Айки высунулся наружу. Айки - это бедолагачертенок, которому защемило хвост металлическими листами, когда машину собирали, так что он был вынужден сидеть в бардачке, пока моя колымага не развалится.

- Эй, Айк! - прошептал я. Малыш уставился на меня бойкими глазками, в которых отсвечивала красным освещавшая салон лампочка. - Айк, свистни профессору, ладно? Я сам не хочу кричать, чтобы эти две рожи сзади не услышали. Тебя-то им не услышать.

- Ладно, босс, - пискнул Айк и, вложив пальцы в рот, свистнул - так, что кровь в жилах остановилась. Это был условный сигнал для профессора. Старикашка появился впереди машины, некоторое время летел перед ветровым стеклом, а потом проскользнул в салон через щелочку в окне. Я приоткрыл его совсем чуть-чуть.

- Господи,- пропыхтел он,- нельзя ли в другой раз не вызывать меня во мчащийся на всех парах автомобиль? Я едва вас догнал!

- Не надо, проф, - прошептал я. - Если вы захотите, то перехватите стратолайнер. Слушайте, у меня тут есть один тип, который мечтает повстречать действительно страшного призрака. Есть у вас такой на примете?

- А как же. Помните я вам рассказывал о доме старика Вольфмейера?

- Еще бы. Да уж, хуже не придумаешь. Это то что вам надо. Только не просите меня пойти с вами. Никто из наших не поддерживает с Вольфмейером никаких отношений. И Бога ради, будьте осторожнее!

- Ничего, я с ним справлюсь. Это где?

Он подробно объяснил дорогу, пожелал мне доброй ночи и был таков. Я немного удивился: мы с профессором бывали в самых разных местах и до сих пор он не отказывался от приключений. Впрочем, пусть его. Я пожал плечами и поехал по указанному адресу. Господи, лучше б я и не узнавал его никогда.

Ехать надо было за город, на одну старую ферму. Там и повесился когдато Вольфмейер. Тот еще тип из пенсильванских голландцев - как был при жизни сволочью, так ею и остался. Причем и теперь вел себя не по-людски. Он прекрасно знал, что останется на своей ферме весь остаток вечности, если не исправит все свои гадости. Только это его нимало не заботило. Наоборот, характер у него испортился окончательно и он стал самым поганым призраком в штате, а может, и во всей стране. С тех пор как старикашкин труп рассыпался в петле в прах, в доме умерли семь человек - трое жильцов, попытавшихся поселиться на ферме, двое бродяг и два специалиста по привидениям. И все они повесились. Это был стиль Вольфмейера. Ему, похоже, очень нравилось быть страшным призраком. Во всяком случае, он делал все, что было в его силах.

Разумеется, я не собирался причинять Счастливчику Сэму никакого вреда. Просто решил проучить его немного. И вот что вышло...

Мы приехали на ферму к полуночи. Дорогой я рассказывал им о Вольфмейере и о том, что от него можно ожидать. Они смеялись, так что я заткнулся и остаток дороги провел в молчании. Уже у фермы Фред объявил условия. Чтобы выиграть, Сэм должен был оставаться в доме до рассвета. Ему нельзя было звать на помощь или выходить наружу. Он должен был принести с собой моток веревки, соорудить петлю и приладить ее к "балке Волъфмейера" - той самой толстенной дубовой балке, на которой удавился старик, а за ним еще семеро. Это была дополнительная приманка для Вольфмейера, и я сам это придумал. Я должен был пойти в дом вместе с Сэмом, чтобы контролировать ситуацию и вмешаться, если дело зайдет слишком далеко. Фреду же полагалось оставаться в машине в сотне ярдов от дома и ждать.

Я припарковал машину на условленном расстоянии, и мы с Сэмом вышли. Сэм нацепил через плечо мою буксирную веревку, на которой он уже завязал петлю. Фред к этому времени притих и посерьезнел.

- Что-то не нравится мне все это,- сказал он, глядя на дом Вольфмейера. Дом был похож на огромного злого зверя, отползшего от дороги и задумавшегося о чем-то недобром.

- Ну, Сэм,- сказал я,- может, заплатишь прямо сейчас и будем считать вопрос решенным?

Сэм проследил за взглядом Фреда. Да, место было жутковатое, да и алкоголь уже выдохся. Он с минуту подумал, но ухмыльнулся и пожал плечами.

- Нет, черт возьми. Я туда пойду. Декорациями ты меня не запугаешь. Это все липа.

Неожиданно вмешался Фред:

- Я теперь думаю, что это все-таки не липа, Сэм.

Хотя по лицу Сэма было видно, что и он колеблется, упрямство его удержало.

- Пошли, что ли. Шарлатан... - и направился к дому.

Мы пробрались в дом через окно первого этажа. Я вытащил фонарик, и мы прошли к знаменитой балке. Она была из тех балок, которые любят отражать звук шагов и, превратив в насмешливый шепот, отправлять его в путешествие по темным комнатам и коридорам, где этот шепот будет скитаться долгодолго...

Пол под балкой был в темных пятнах.

Я помог Сэму привязать веревку и выключил фонарик. Ему, наверно, пришлось несладко. Со мной все было в порядке - я увидел бы призрака раньше, чем он добрался бы до меня, к тому же все равно меня ни один призрак увидеть не мог. Кроме того, для меня пол и стены освещались разноцветной фосфоресценцией вездесущих призрачных растений. Жаль, что Сэм не мог видеть призрачную плесень, буйно разросшуюся на пятнах под балкой.

Сэм уже тяжело дышал, но я понимал, что необходимо что-то посильнее темноты и тишины, чтобы пронять его как следует.

Он должен был остаться один и принять гостя...

- Ну пока, крошка,- бросил я, хлопнул его по плечу и удалился.

Я вышел из дома нарочно шумно, чтобы Сэм это слышал, а затем тихонечко вернулся обратно. Это было действительно самое пустынное место, какое я когда-либо видел. Даже призраки держались подальше отсюда, не считая, разумеется, самого Вольфмейера. Здесь царили только пышная растительность, не видимая никому, кроме меня, и гробовое молчание, которое нарушалось лишь дыханием Сэма. Минут через десять я убедился, что Счастливчик Сэм храбрее, чем я думал. Придется его пугать. Сам себя напугать он не мог или не хотел...

Я присел у стены соседней комнаты и устроился поудобнее. По моим расчетам, Вольфмейер вот-вот должен был показаться. Я искренне надеялся, что смогу остановить его раньше, чем дело зайдет слишком далеко, - мне хотелось всего лишь преподать урок зазнайке. Я был слишком уверен в себе - и совершенно не готов к тому, что произошло.

Я смотрел в сторону двери напротив и вдруг понял, что уже несколько минут там мерцает еле видимый свет. Он был зеленый, цвета плесени и разложения, и постепенно усиливался. Запахло чем-то неуловимо тягостным. Пожалуй, пахло трупом, разложившимся настолько, что запах почти исчез. Это было очень страшно, и я, откровенно говоря, сам испугался до полусмерти. Правда, через несколько секунд я вспомнил, что неуязвим для призраков, покрепче прижался к стене и решил следить за развитием событий.

И появился Вольфмейер.

Это был призрак невероятно дряхлого старика. Из грязного рубища торчали жилистые руки. Сальные волосы и борода свалялись в колтун, голова болталась на сломанной шее - так дрожит лезвие ножа, только что вонзившегося в мягкое дерево. Глаза горели мрачным красным светом, в глубине которого вспыхивали зеленые огни. Клыки пожелтели, торчали как у зверя и напоминали столбы, поддерживающие омерзительную кривую ухмылку. Вокруг него светилось гало трупно-зеленого цвета.

Он прошел мимо меня, не почувствовав моего присутствия, а перед дверью в комнату, где Сэм ждал возле веревки, чуть помедлил. Он стоял у дверей, выставив скрюченные пальцы. Голова постепенно перестала трястись. Он уставился на Сэма и вдруг приоткрыл рот и завыл. Это был тихий загробный звук, словно где-то вдалеке подала голос собака. Хотя со своего места я не видел соседней комнаты, я знал, что Сэм резко обернулся на звук и теперь видел привидение. Вольфмейер поднял руки чуток повыше и, немного неровно ступая, вошел в комнату.

Я стряхнул оцепенение, охватившее меня от страха, и поднялся на ноги. Надо поспешить, иначе...

На цыпочках я подбежал к двери и остановился на пороге, заглянув в комнату ровно настолько, чтобы увидеть, что Вольфмейер исступленно размахивает над головой руками, отчего его лохмотья так и вьются вокруг, а зеленый свет пульсирует. Ровно настолько, чтобы увидеть Сэма: он с полными ужаса глазами медленно пятился в сторону веревки. Он схватился за горло и открыл рот, но не закричал; его голова вдруг запрокинулась. Теперь он смотрел в потолок и, отступая от привидения, вот-вот должен был попасть головой точно в петлю. Тогда я заглянул через плечо Вольфмейера, приблизил губы к его уху и сказал:

- БУУУ-УУ!

Я чуть не рассмеялся. Вольфмейер взвизгнул, отпрыгнул сразу футов на десять и вылетел из комнаты, не оглядываясь, с такой быстротой, что расплылся в туманную зеленоватую полосу. Это был, поверьте, насмерть перепуганный призрак!

Сэм же выпрямился, лицо его разгладилось, и он сел - вернее, бухнулся - под самой петлей. Нечто в этом роде я и хотел видеть. Его лицо было покрыто холодным потом, руки бессильно лежали между колен, взгляд остановился.

- Что, теперь понял? - воскликнул я и подошел к нему. - Плати теперь, болван! Надеюсь, потеря недельного заработка тебя кое-чему научит!

Сэм не двигался. Похоже, он получил крепкую встряску.

- Ну, давай, старик! - сказал я.- Возьми себя в |руки. Или ты недостаточно насмотрелся? Старикашка вернется сюда с минуты на минуту. Вставай! Он не шевелился.

- Сэм!

Он не шевелился.

- СЭМ!!! -Я схватил его за плечо. Он завалился набок и лежал без движения. Он был мертв.

Я помолчал. Потом опустился рядом с ним на колени и безо всякой надежды проговорил:

- Ну, Сэм, вставай. Хватит валять дурака...

Минуту спустя я поднялся на ноги и направился было к выходу, но, пройдя шага три, замер. Что-то происходило! Я потер глаза. Да! Тьма сгущалась! Неясное свечение лиан и цветов призрачного мира постепенно слабело, угасало...

Но ведь раньше такого никогда не случалось! Ничего, ничего, отчаянно твердил я себе. Все когда-нибудь бывает впервые. Но отсюда надо выбираться, и поскорее!

Ясно? Да, вижу, что вы все поняли. Это все то проклятое снадобье из "Борговли тутылками". Оно выдыхалось! Как только Сэм умер, его действие кончилось. Была ли это цена, которую я должен был заплатить за бутылку? Было ли это то, что ожидало меня, если я использую свой "талант" для мести?

Свет почти исчез и вот наконец погас окончательно. Я не видел ничего, кроме одной из дверей. Но... что это? Что за зеленоватый свет сделал ее видимой?!.

Вольфмейер! Я должен бежать отсюда!

Я больше не мог видеть призраков. А вот они меня - могли. Я кинулся бежать. Я пролетел через всю комнату и врезался в противоположную стену. Я отпрянул и отер с лица кровь. Снова рванулся. И снова налетел на стену. Да где же эта проклятая вторая дверь?! Я закричал и снова побежал через комнату. И налетел на труп Сэма. Споткнулся... И попал головой точнехонько в петлю. Петля затянулась, перехватив горло, и моя шея сломалась с мучительным треском. Я немножко побился в петле, а потом умер.

Я был мертв. А Вольфмейер хохотал как ненормальный, Утром Фред нашел трупы, мой и Сэмми. А мне пришлось остаться в доме.

На пару с Вольфмейером.