Безликий

Городок Тэфтон был небольшим поселением на юге страны, потомственные фермеры и их семьи составляли основу горожан. Это было одно из тех мест, где трудно утаить что-либо от соседа. Но при этом уютный Тэфтон всегда был рад приезжим туристам и славился самыми вкусными тыквами в округе. И у каждого семейства был свой секрет, как вырастить хороший урожай.

– Какая добротная тыква! – заметил Том, похлопав по шершавому боку спелого овоща. – Чудно, право! Земля та же! Семена из одной жмени. А урожай – разный! – рассуждал Томас, любуясь чужим добром.

– Так я с ними как с детьми, – положив последнюю тыкву на соломенный настил, поделился своим секретом Рон Тулк.

Томас Рольф был чуть постарше своего соседа. Он был жилистый малый, худой высокий черноволосый мужчина. А Рональд Тулк, напротив, – сбитый коренастый мужичок с крупными чертами лица. Этакий добрячок с небольшим животиком, почти не сходящей с лица улыбкой и добрыми глазами. У господина Рольфа было два сына, а вот семейство Тулк было бездетным, впрочем, его жена была в положении и ко Дню всех святых собиралась обрадовать любящего мужа известием о наследнике. И если Рон и Мария вступили в брак по любви, то Томас взял в жёны Эмилию Рольф по расчёту. Младшая дочь одного из зажиточных горожан. Горожане шептались по этому поводу, но это, как говорится, было личным делом Томаса Рольфа.

В целом, Томас и Рон были работящими малыми, неплохими хозяйственниками, и многие в городке Тэфтон принимали их в свои ряды, не гнушаясь лишний раз угостить Сурового Тома и Добряка Рона пинтой пива.

– Я улыбаюсь им! Нежно глажу, говорю с ними, – будто оправдываясь, говорил Добряк Рон. – Так что особого секрета нет.

– Улыбаешься, говоришь? – удивлённо переспросил Том. – Это же тыквы! – усмехнулся он, надменно посмотрев на ярко-оранжевый овощ.

Сказать, что Томас Рольф был завистливым человеком, в полной мере нельзя. Может быть, в глубине его души жил другой, тщеславный Томас Рольф – жаждущий удовлетворения своих амбиций, но для большинства горожан Томас был простым малым, который редко проявлял свои эмоции на людях, за что и получил своё прозвище – Суровый Том. И, возможно, поэтому слова Рона об улыбке показались ему неким укором в несостоятельности.

– Мне пора, удачной торговли! – обиженно буркнул худощавый мужчина и поспешил удалиться.

– Обиделся, – подойдя к мужу с большой тыквой в руках, прошептала Мария. – Зря ты про улыбки и доброту к тыквам заговорил при Суровом Томе.

– Тебе нельзя таскать тяжёлое, Мария, – тут же перехватив у неё тыкву, сказал Рон. – Хочешь опять мёртвого родить? – укрыв мешковиной тыкву, укорил он жену.

– Она лёгкая, – взявшись за подол, оправдывалась супруга. – Смотри, как сжал кулаки Суровый Том, и вправду обиделся, – провожая соседа взглядом, добавила беременная женщина.

– На что обижаться? Я же сказал как оно есть. Я правда с ними разговариваю словно со своими детьми, – понимая, что в словах жены есть доля истины, пытался окрикнуть уходящего соседа Рональд. – Надо извиниться перед Томом.

– Куда ты собрался? – остановила его Мария. – Пусть идёт. Велика беда – обидеть Сурового Тома! Пережуёт!

– Не называй его так, – сердито оборвал её Рон.

– Так все его Суровым называют, – разведя руками, сказала Мария.

– Я не все! У человека есть имя, а не прозвище, словно он животное, – привязав покрепче тыквы, рассуждал Рон. – Что за дурацкое прозвище – Суровый?

– Какое заслужил.

– Неправильно это, не по-людски, – сбив пыль с одежды, сказал Рон и залез на бричку. – Но, пошла! – натянув поводья, приказал он. – Пожелай удачи в торговле!

– Удачи, – подметила Мария, держась за низ живота.

Основной доход семье Тулк давала продажа тыкв, зерна и кукурузы. Тулки были потомственными фермерами и секреты плодородия трепетно хранили и передавали из поколения в поколение.

В тот осенний день Рон на местном рынке продал почти весь урожай ещё до обеда и, по праву довольный таким обстоятельством, зашёл в таверну, решив пропустить пинту холодного пива.

– Добряк Рон! – расплывшись в улыбке, воскликнул кто-то из захмелевших гостей. – Давай к нам, угощаем в честь грядущего Дня всех святых.