В течение дня я по-прежнему больше всего времени проводила с экономкой. Неилла, кажется, решила меня опекать, проникнувшись незавидным положением «бедной девочки». О том, что я из другого мира, слуги поклялись молчать. Не знаю, какие клятвы мастер теней стряс с ученых, но слухов о необычном побочном эффекте эксперимента не бродило. Уж Неилла бы знала. Она исправно снабжала меня сведениями о местной знати, их быте и привычках, чтобы я в первый же выход в свет не попала впросак.
О похитителях и всем, связанном с пропавшими людьми, Ладинье распространялся весьма скупо. По большому счету, кроме того, что они всегда отслеживали приезжающих в столицу молодых мужчин и женщин, причем определенного типажа, он и сам ничего особо не знал. Исполнителей несколько раз ловили, только до допроса те не доживали. Потому-то мастер теней и подозревал, что уши этой странной активности торчат откуда-то сверху, из обеспеченных, а то и аристократических кругов. Заставить человека без колебания покончить с собой сложно. Тут нужна либо высшая ментальная магия, доступная не всем целителям, – что, само собой, сужало круг подозреваемых – либо немалые деньги, которые выплачивали семье смертников, либо запугивание до колик: так, чтобы попасться властям наемники боялись больше, чем умереть.
Слежка за специалистами по воздействию на психику велась, их всех Ладинье сам допросил не по одному разу, но никаких подозрительных пятен на ауре не нашёл. Тем не менее наблюдать продолжал, просто на всякий случай.
Список тех, которые способны запугать или подкупить, получался несколько более расширенным. И подступиться к ним с допросами было куда сложнее, потому что многие из этого списка состояли в прямом родстве с правящей династией или же находились под покровительством кого-то из наследной линии. Так что тут мастеру теней оставалось только выжидать, поглядывать на всех в свой артефакт и надеяться, что преступник себя выдаст.
И тут так кстати подвернулась я.
Выбора у меня, кроме как сотрудничать со следствием, особого не было, знакомых, к которым я могла бы обратиться за помощью, не водилось тоже. Зато в наличии оказались мозги и изворотливость. Сначала мое предложение его немало шокировало – Ладинье так и выразился как-то за завтраком:
– Ты меня несколько шокировала, – заявил он, машинально помешивая кофе, хотя пил его всегда без сахара. Теперь мастер теней куда чаще столовался и ночевал в особняке, отчасти потому, что рассказывал мне детали о высших кругах знати, которые не знала даже всеведущая экономка. Все-таки я стану своего рода агентом, а в этом деле информация прежде всего. – А потом, сидя в засаде под твоими окнами, я подумал, а почему бы нет? Идеальное прикрытие!
– Угу, – буркнула я без особого энтузиазма.
Я-то предлагала ему вовсе не фиктивные отношения. До сих пор не могла определиться, что испытываю по поводу нашего фарса. Должна, по идее, облегчение: никто не требует от меня интимных услуг, живу на всем готовом, скоро поеду дом выбирать. Под присмотром мастера, разумеется. Но где-то глубоко в душе все же шевелился червячок разочарования, что Ладинье не клюнул на мои сомнительные прелести.
Такие мы, женщины, противоречивые. Все нам подавай сразу, даже взаимоисключающееся.
Дворецкий по отношению ко мне несколько смягчился, видя, что я благотворно влияю на хозяина и он уже не так часто остаётся ночевать в своей конторе. Парсон теперь обращался ко мне со снисхождением, как к убогой, но все же приносящей пользу родственнице. Ну хоть фыркать и губы поджимать брезгливо перестал – уже хорошо.
Обучение письму и чтению шло довольно быстро. Мне одновременно и помогало, и мешало то, что я почему-то заговорила на местном языке. Приходилось в мыслях осознанно переводить и проговаривать побуквенно, иначе при записи получалась тарабарщина.
Помогало совместное с Ладинье чтение газет за завтраком. Именно тогда мы чаще всего пересекались, потому что домой он, как правило, приходил поздно, быстро съедал давно остывший ужин и шёл спать. А вот утром у него находилось несколько минут не только спокойно посидеть за столом, но и провести со мной ликбез по очередной теме и поделиться свежими сплетнями.
Разумеется, не одна Неилла следила за происходящим в высшем свете. В мире, где еще не изобрели ни радио, ни телевидения, новости о том, кто с кем был замечен в пикантных обстоятельствах, кого сместили с должности фаворита ее величества и кем заменили, вызывали нездоровый интерес.
Другие развлечения вроде бы тоже существовали, и к одному из них я как раз готовилась. Ладинье собирался взять меня на следующий приём у своего знакомого. Друзей у него, по его собственному признанию, не было, но, поскольку мастера теней боялись, приятельствовать с ним старались все. Ну и, соответственно, всегда зазывали на различные мероприятия…
Украдкой вздыхая с облегчением, когда он на них не являлся.
В общем, я готовилась, впихивала в голову сведения и тренировалась в чистописании, которое не очень-то у меня выходило и на родном языке, а тут совершенно не знакомый, да еще и перьевой ручкой. Получалось, прямо скажем, отвратно. Закорючки и отдельные буквы я вырисовывала красиво, а когда дело доходило до дела – врачи со своими почеркушками отдыхали. Но главное, читала я все лучше, а это в шпионском деле куда важнее красивого почерка.
И где-то через неделю моего плодотворного затворничества мне неожиданно пришло письмо.
Я, мягко говоря, удивилась полученному конверту, потому что писать мне было некому. Разве что ученые решили проверить, как там поживает их нечаянная жертва? Да нет, вряд ли. Парсон, поднесший на подносе письмо, которое смотрелось на полированном овале несколько сиротливо, поглядывал на меня с подозрением. Еще больше он удивился, когда я сбегала за перчатками. К сожалению, не резиновыми, но хоть какая-то защита.