Баллада об атлантах

Была глубокая ночь, когда топтер с Дэном завис в полуметре над покачивающейся на волнах посадочной площадкой яхты – экраноплана "Sello de roca". Двадцать четвертый век и джамперы сократили земные расстояния до минимума. Машина приземлилась, замолчала, с пляжной сумкой в руках спрыгнул на палубу.

Звезды ледяными брызгами застыли на угольно-черном небе с узким серпом новорожденной луны. На экваторе звезды сияли чисто и ровно. На палубе никого: резкие тени двух корпусов корабля вырезали на палубы две угольные полосы; блестели иллюминаторы центральной постройки, между корпусами. В одном из них, где проживал профессор, горел свет.

Постучал в дверь, и услышав голос профессора, Дэн зашел в каюту, совершенно стандартную для яхты, но для неизбалованного человека из двадцатого века, роскошную и, поставил баул на пол.

Жан-Жак-Мари Жомени, с видом возбужденным и каким-то яростно-веселым, сидел в плетеном кресле у открытого иллюминатора. На откидном столике перед ним лежала тарелка со ярко-алой, крупной клубникой, в капельках влаги. Рядом темная, паутинистая бутылка, уже открытая и пузатый бокал. Дэн удивленно покосился на блюдечко. Профессор слыл отчаянным гурманом, но такой пир посреди океана, что, несомненно, связано с весьма недешевой доставкой, говорил о чем-то незаурядном,

– Добрый вечер профессор, я вернулся. Как и говорил я отсутствовал недолго! Вижу тут пир на весь мир, с чего это?

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой вы мой Даниэль Геннадьевич!

Жомени бросил в рот сочную ягодку, вскочил с кресла, с торжествующей улыбкой, словно вихрь пронесся по каюте от одной стены к другой. Длинный, сухопарый, словно гвоздь, нескладный. Остановился напротив Дэна, так близко, что тому невольно пришлось податься назад. Лицо его выражало непередаваемое блаженство.

– Я воистину гений, – произнес восторженно и нацелил указательный палец, сухой и острый, словно шило, в собеседника, – Никогда не думал и даже не мечтал, что стану творцом величайшего открытия эпохи!

– Кто бы сомневался, – проворчал Дэн и спросил разрешения присесть, что ему немедленно разрешили, – А что произошло, профессор? Хотелось бы узнать из первоисточника.

– Я, наконец, закончил расшифровку надписи древних марсиан и, – продолжив забег по каюте быстрым, пружинистым шагом, ответил Жомени, по пути цапнув из тарелки горсть ягод, – теперь я абсолютно уверен, что то, что они спрятали, находится прямо под нами! Это переворот в научных представлениях о марсианах и их связях с Землей! Настоящий переворот! – от избытка чувств профессор даже топнул ногой, словно указывая направление поисков, на миг прервав стремительный забег по каюте, – А этот профессор Сидоров утверждал, что между людьми и марсианами нет никакой преемственности! Представляю его лицо, когда я опубликую свою монографию! – профессор злорадно хохотнул.

– Все это прекрасно, профессор, но у меня есть плохая новость. Служба безопасности сняла с вас охрану и как-либо помешать…

– Ах оставьте, – пренебрежительно махнул рукой профессор и плюхнулся в кресло, – Это право такие мелочи! Я все знаю – ваши коллеги еще утром покинули корабль.

Глаза Дэна настороженно сузились.

– Покинули? И вы с таким безразличием говорите об этом? – спросил с немалым раздражением.

Профессор взглянул с удивлением.

– Месье, вы что, не понимаете, что присутствуете при величайшем археологическом открытии нашего века! Это нужно отметить! Обязательно отметить! – Жомени, вытащил из встроенного шкафа еще один бокала, вернулся к столику. Плеснул в бокалы понемногу из бутылки. По каюте поплыл тонкий аромат дорогого коньяка.

Дэн открыл было рот – хотел съязвить, но в последний момент передумал. Профессор – неисправим. В любом случае игра, похоже, подошла к эндшпилю (заключительная часть шахматной или шашечной партии).

– Прозит, – он вздохнул, встал и поднял бокал.

Профессор поморщился.

– Ах оставьте эти наши западные обычаи. Что значит "прозит"? Прозит – передразнил гнусавым голосом, – Мне гораздо больше по душе ваши славянские тосты. Тост – это некое сакральное пожелание. Это красиво, черт возьми! А с нашим безликими "прозит", потребление спиртных напитков превращается в обыкновенную пьянку! Вы же знаете тосты, я знаю, ну! Профессор Жан-Жак-Мари Жомени вас просит!

– Ну, за ваше эпохальное открытие, профессор!

– Вот так уже гораздо лучше! – профессор поднял палец к небу.

Они выпили, взгляд Дэна, поверх бокала, не отрывался от сияющего лица профессора. Коньяк был неплох, очень даже неплох. Впрочем, у профессора ширпотреба и не могло быть…

Утром, сразу после завтрака, профессор в сопровождении кучки ассистентов и Дэна неспешной походкой вышел на палубу. Представшая взглядам картина, впечатляла: до горизонта синее море, свежий ветер играл бурунами, которые словно седые вихры покрывали безбрежный голубой простор и, ни единого клочка земли вокруг.

Манипулятор подцепил многотонную тушу универсального разведчика глубоководного "УРГ-24-200", приподнял над палубой. Хищными обводами аппарат походил на акулу, только гигантскую, десятиметровую и такую же стремительную. Над самой водой отпустил, металлокерамическая туша вонзилась в море почти без брызг, мягко закачалась на волне. Парадоксально, но факт. Человечество колонизировало полтора десятка планет и вовсю хозяйничало в Рукаве Ориона, но подводный мир за пределами хорошо изученных и освоенных шельфов остался почти такой же загадкой, как и в докосмическую эру. В царстве огромных давлений и вечной тьмы человеку делать было нечего.

– Ну что же, – произнес профессор, складывая привыкшие к клавишам консолей мягкие ладони перед грудью в почти молитвенном жесте, сощурился в азарте искателя сокровищ, – Вы знаете, волнуюсь, словно мальчишка.

– Профессор, вам ли волноваться после марсианских открытий? – с легкой насмешкой спросил Дэн.

– Месье, вы не понимаете! – профессор посмотрел на Дэна взглядом от которого тот почувствовал себя словно перед строгим экзаменатором в институте службы безопасности Новороссийской федерации, – Я уверен что то, что мы ищем, перевернет мир! Но… за дело, месье, пройдемте в рубку. Приступим к погружению! Я весь пылаю от нетерпения!

В рубке один из ассистентов профессора, откликавшийся на имя Жак – кудрявый, чернокожий мужчина с коричневыми глазами немного навыкат, одел на лоб обруч мысленного управления глубоководным разведчиком. В тот же миг перед рассевшимися в кресла людьми "протаяла" одна из стен. Камеры, укрепленные на "УРГ-24-200", показывали краешек неба и, конечно море. Вода темно-синяя, почти фиолетовая. В глубине виднелись красноватые переливы планктона и причудливый отсвет солнечных лучей. На поверхности плавали пучки желтых, выгоревших на солнце саргассовых водорослей. С края квадрат с виртуальными датчиками.

– Поехали, – произнес негр весело-возбужденно и, в единый миг на экране осталась только вода. Потемнело. Полыхнули два узких луча прожектора, расширились, превратившись в световые веера. Яркие стайки разноцветных рыб метнулись в стороны, исчезли в стремительно сгущавшейся тьме.

Аппарат скользил вниз над черной бездной словно с горки, погружаясь все глубже и глубже и у Дэна закружилась голова от такого визуального эффекта.

– У-у-ух- ты! – выдохнул, бросая взгляд на показания глубокомера – стометровую отметку аппарат уже миновал и продолжал наращивать скорость.

Жак оглянулся назад на профессора, спросил возбужденным голосом:

– Скорость прибавить?

Жомени кивнул, в глазах у него посверкивали искры нешуточного азарта.

Показания глубины, сбоку на экране замелькали быстрее. Включился сонар – по-иному в этом царстве смерти и молчания не сориентируешься. Везде пусто, как и полагается в глубоководной бездне, только изредка мелькали красные, зеленые, желтые треки светящихся глубоководных существ.

Так прошел десяток минут. Аппарат опустился на полторы тысячи метров, и затормозил у дна. В свете прожекторов клубилась легкая муть от поднявшихся донных отложений. Сверившись с координатами, переданными профессором, Жак кивнул – все точно и, включил водяную пушку. Струя под давлением ударила в дно, все заволокло тучами мути.

Еще через пятнадцать минут, во время которых профессор, не в силах сдержать нетерпеливое волнение, нарезал круги по тесной рубке, сонар обнаружил некий металлический предмет на дне вырытого в донных отложениях колодца. Аппарат выдвинул гибкие манипуляторы, подхватившие находку, она исчезла в раскрывшемся впереди, там, где у настоящей акулы пасть, грузовом отсеке.

"УРГ-24-200" отправился назад.

Еще через десяток минут, когда всплывшего на поверхность глубоководного разведчика подняли, у лееров вдоль борта столпились не только ученые, но и весь немногочисленный экипаж корабля, на вахте в рубке остался только дежурный командир. В том, что это находка века, уже не сомневался никто.

– Ну, откроет кто-нибудь грузовой отсек или нет? – лениво поинтересовался Дэн, хотя в глазах у него посверкивали искры разгорающегося азарта.

Когда лепестки диафрагмы на носу "УРГ-24-200" дрогнули и медленно, беззвучно раскрылись, профессор испытал сложное чувство. Нечто вроде торжества, оттого что сумел, разгадал загаданную двести тысяч лет тому назад головоломку. После промелькнуло даже что-то похожее на досаду – разгаданная загадка уже не манит неизвестностью. А на Дэна нахлынуло ощущение опасности, такое же сильное, как вчера перед дверью собственной квартиры. Он едва не шагнул вперед, словно давным-давно погибшие марсиане представляли опасность.

Внутри лежал хорошо сохранившийся куб из желтоватого материала, с гранями сантиметров по тридцать. Хорошо знакомый цвет, лаская взор, наводил на мысль о золоте. Профессор пробился сквозь плотную толпу, с возмущенным видом оглянулся на людей и поднял куб. Руки дрогнули то ли от тяжести, то ли от волнения.

– Тяжелый! – сообщил он и тряхнул куб, – И внутри что-то есть!

Перехватив находку поудобнее, решительным шагом направился в рубку.

Ключа, к сожалению, не было, поэтому Дэн принес лазерный резак и самым варварским образом вскрыл находку. Внутри лежал непонятный предмет из бледно-желтого металла: обод сантиметров двадцать в диаметре, оплетенный толстой проволокой в виде короны.

Профессор схватил добычу, завертел в руках, жадно разглядывая артефакт далеких времен.

– Вот он Учитель! Ему больше двухсот тысяч лет! – произнес с благоговением, лицо у него горело, словно от мороза. Оглянулся на помощников, – Ну и как его активировать?

Ответом было молчание.

Спустя мгновение профессор почти задохнулся от восторга – на внутренней поверхности он увидел выдавленные иероглифы.

– Так-так, – это будет… – профессор пошевелил губами, словно проговаривая мысленно результат, – надень меня.

Оглянулся на восторженно смотрящее на него окружение и, немного помедлив, осторожно водрузил обруч на лысеющую копну волос.

***

Корабль, да и сам мир в единый миг исчезли, словно повернули выключатель. Только что Дэн с профессором в рубке рассматривали подводную добычу – и вот он висит в черной пустоте, пронизанной мириадами злых искорок звезд. Внизу в слабой дымке атмосферы, гигантская, зелено-синяя планета. "Я в космическом пространстве без всякой защиты". Перенос был так неожиданен, что на миг ужас накрыл с головой. Мгновенный спазм перехватил горло. В вакууме человек способен сохранить сознание 9-11 секунд. Следом паралич, судороги мышц, в мягких тканях тела образуется пар, оно страшно распухает и примерно через полторы минуты человек погибает от остановки сердца.

Он закричал, но не смог зачерпнуть и глотка воздуха. Глупое тело, не желавшее погибать, забилось в конвульсиях, но секунды шли, а он не ощущал ни удушья, ни адского холода вакуума. То ли от понимания этого, то ли просто потому, что первый, самый сильный шок прошел, но паника отступила и вслед за этим пришло понимание того, что он не в космосе. Что перед ним морок, ложь. Он сжал зубы. Недавно испытанный ужас остались позади. С ним думают шутить? Ну-ну… Теперь настала моя очередь внушать ужас.

– Приветствую тебя, разумный, не опасайся ничего, все что ты сейчас видишь, это иллюзия, а твое тело осталось на старом месте, – услышал голос, самый обычный и равнодушный до бесполости.

Дэн шевельнулся. Ну наконец-то закончились дурацкие игры. Значит стоит понять правила игры. А в любой игре есть игроки и те, кем играют, последним он становиться категорически не желал.

– Воспитанные разумные сначала представляются, – сказал в темноту.

– Когда-то, сто тысяч оборотов прекрасной Эсмиель тому назад, мои создатели назвали меня искусственный интеллект номер 228/ 15, – прошелестел все тот же бесполый голос.

– И что значит этот спектакль? – произнес Дэн, – зачем ты перенес меня в иллюзию. И что это за планета внизу?

Планета, занимавшая почти треть обзора, была прекрасна. Размытая линия терминатора делила выпуклый диск, на два совершенно непохожих пространства. Слева ночная половина с хаотично разбросанными теплыми искорками городов. По освещенной солнцем стороне густо плыли белые стайки облаков, а где они расходились, проглядывала чистая синь океана или желтизна суши с вкраплениями темно-зеленых пятен лесов. Вот только очертания континентов совсем не походили на земные.

– Моя миссия, – прошелестел голос, – познакомить тебя с печальной историей моих создателей, а внизу четвертая планета Солнечной системы, какой она была в эпоху расцвета.

Дэн с недоумением поглядел вниз. Четвертая планета Солнечной системы – Марс. Но внизу ничего похожего на безжизненный красный шар, только начавший усилиями человечества оживать. Синий – цвет воды, белый – цвет облаков и зеленый – цвет растительности, без слов говорили, что планета богата водой и кишит жизнью.

– Марс? – осторожно произнес Дэн.

– Вы знаете планету моих создателей: Эсмиель, под этим названием. Ты готов выслушать их историю?

– Да.

– Так внимай же печальной повести про могучий народ атлантов. Наша цивилизация зародилась на Эсмиель более 310 тысяч лет тому назад. В те времена планета была обильна водой и жизнью.

Картинка перед Дэном в один миг изменилась. Теперь он летел на высоте пары сотен метров над поверхностью планеты. Сладковато-горький, ни на что не похожий воздух молодого Марса, вливался в легкие. Стремительно наплывали и уносились вдаль рощи кактусообразных деревьев, вздымавших в бирюзовое небо иголки на высоту сотни а то и более метров; заросшие багрового оттенка травой пустоши, густо расчерченные живительной синевой каналов; мелкие и теплые моря, занимавшие не менее трети планеты, неустанно бросали белопенный прибой о берег, ветер качал и гнал в порт парусные корабли, похожие на греческие триремы; человек зависал над многолюдными городами, полными атлантов, машин наземных и летающих, зданий диковинной формы – пирамидоидальных, высотой 20-30 этажей, чем то неуловимым напомнивших землянину одновременно и древнегреческую и египетскую архитектуру. Хорошо продуманная система колодцев и световых окон доставляла свет и свежий воздух до самых дальних уголков зданий. Дэн увидел вблизи аборигенов планеты, очень напоминавших людей, внешние отличия были в росте: 2,5-3 метра и очень широкой грудной клетке.

– Цивилизация Эсмиель процветала. Атланты проникли в тайну атомной энергии, строили межпланетные корабли, – прошелестел бесполый голос, – Дэн увидел взлетающий в море пламени тонкий "карандаш" ракеты, – Это дало возможность приступить к колонизации Земли – второй планеты Солнечной системы, породившей жизнь, – а незадолго до Великой Гибели гениальный физик Ураникус изобрел способ свертывания пространства перед космическим кораблем, что позволило выйти на просторы Галактики. Но золотой век длился недолго. Астероид, массой в несколько миллионов тонн летящий по орбите, грозящей неминуемым столкновением с Эсмиель, обнаружили, когда до катастрофы осталось несколько дней.

Землянин увидел летящую в усыпанном равнодушными звездами космосе бесформенную "картофелину" астероида. Внезапно на его поверхности расцвели немыслимо яркие вспышки. Дэн сморгнул, а на месте монолита астероида прежним маршрутом летели несколько каменных глыб, – Попытка уничтожить астероид провалилась, – произнес компьютер и впервые Дэну показалось, что в голосе мелькнули эмоции. Космические корабли подняли на орбиту немногим больше тысячи счастливчиков, остальные спрятались в подземных сооружениях или ожидали неизбежного, положившись на волю богов, в храмах.

Человек снова очутился на орбите планеты.

– Прошло шесть суток с момент обнаружения астероида, – прошелестел искусственный интеллект.

Дэн увидел, как несколько десятков посланцев космоса огненными стрелами прочертили синеву небес и вонзились, пробив толстую кору, в планету.

За считанные секунды черно-серыми копьями, вбитыми в тело несчастной жертвы, поднялись на высоту более 50 километров титанические "башни" из дыма и вулканического пепла. Он увидел, как планета затряслась в приступе Паркинсона невиданной мощи – 10-12 бальных землетрясениях. Рушились, складывались, словно фанерные, пережившие века жилые пирамиды, погребая под каменными обломками десятки миллионов атлантов.