Балдежный критерий

Помните девиз древней английской юриспруденции: «Пусть падут небеса, но да свершится правосудие»? А теперь пораскиньте мозгами — свершилось ли правосудие в данном случае.

Огласим список действующих лиц (исполнителем оказался лишь один из них, но об этом позже). Во-первых, разумный антропоид с планеты Сол III, то есть человек. Во-вторых, столь же разумное ракообразное существо с Проциона VII, иначе говоря — мыслящий омар. И наконец, компьютер «Малкольм Мовис» серии омикрон бета, достаточно разумный, чтобы прокладывать курс от звезды к звезде, и ничуть не уступающий существам биологическим во всех известных интеллектуальных играх, от бриджа и шахмат до двойного зоньяка.

Добавим для полноты картины кораблекрушение. Латаный-перелатаный каскассианский грузовик разваливается на куски, разваливается в самом буквальном смысле, и не где-нибудь рядом с портом, а прямо в глубоком космосе. Один из двигателей взрывается, корпус трещит по швам, те немногие, кто уцелел при взрыве, едва успевают пересесть на спасательные шлюпки.

В одной из таких шлюпок и оказываются наши герои Хуан Кидд со своим другом омаром Тьюзузимом. Ну и, конечно же, компьютер «Малкольм Мовис», штатный пилот, штурман и смотритель этой самой шлюпки.

Кидд и Тьюзузим знали друг друга года уже два с лишним. Программисты примерно одного уровня, они вместе работали — и вместе попали под сокращение. Прослышав, что в секторе IV-42В5 есть много подходящих вакансий, они решили добраться туда самым дешевым из доступных им способов: на ветхой каскассианской посудине.

Роковое несчастье застало их в кают-компании, за очередной партией двойного зоньяка. Помогая по возможности друг другу, они добрались до ближайшей шлюпки, торопливо отчалили, включили компьютерного пилота и приказали ему перейти в режим дальней связи. Прочесав все ближайшие — и не только ближайшие — окрестности, компьютер сообщил им, что на скорую помощь надеяться не стоит. Ну а «нескорая», это когда? Недели через две, это в самом удачном случае, а скорее — через три.

Ну и что бы, казалось, такого? На шлюпке было достаточно топлива, воздуха и воды. Но вот что касаемо еды…

Этот грузовик был каскассианским, помните? Ну а каскассианцы, как вам известно, народец кремнийорганический. Можете не сомневаться, они запасли для углеродных пассажиров более чем достаточно углеродной пищи, но — только на корабельном камбузе, до спасательных шлюпок у них как-то руки не дошли. А теперь двоим вышеупомянутым углеродным пассажирам предстояло провести на такой шлюпке две, а то и три недели. И им было нечего есть — кроме чего-то такого вроде песка или гальки.

Или друг друга, о чем они подумали почти сразу и почти одновременно.

Люди, на своей планете, почитают меньших по размеру и не столь разумных ракообразных — омаров, раков и крабов — за изысканные деликатесы. Ну а на Проционе VII, дословно цитируя Тьюзузима, «мы считаем появление на столе (какие, интересно, у них столы?) сочного миниатюрного антропоида, известного как пятнистый дуррик, знаком сердечнейшего гостеприимства».

Короче говоря, каждый из этих двоих мог без особых содроганий съесть другого. И остаться в живых. Хотя на шлюпке и не было нормальной пищи, кухонные принадлежности там имелись, холодильник — тоже. При разумном рационировании, мяса любого из наших программистов хватило бы второму, чтобы продержаться до прихода спасателей.

Вот только кто кого будет есть? Вернее, как решить, кто кого будет есть?

Физическим единоборством? Такая идея даже не обсуждалась. Скорее всего потому, что при всех интеллектуальных достоинствах наших героев ни один из них не мог похвастаться особо крепким телосложением.

Кидд был сутулый, анемичный, да к тому же еще и кошмарно близорукий. Мелковатый по меркам своего племени Тьюзузим плохо слышал и почти не владел своей левой, иссохшей и нелепо вывернутой клешней (родовая травма). Мало удивительного, что оба они в жизни не занимались никаким спортом, а спортом воинственным — и тем более.

Что ощутили наши путешественники, выяснив, что еды нет и не предвидится в ближайшее время? Правильно, зверский голод. Зловещая тень голодной смерти заставила их тут же забыть о всяких глупостях вроде дружбы и человечности (для омаров это, наверное, «омарность», но точно я не знаю).

Отметим, ради объективности, что предложение разрешить ситуацию посредством какой-нибудь игры, поручив судейство и безболезненное умерщвление проигравшего компьютеру, исходило от омара, Тьюзузима. Той же объективности для, отметим, что именно человек, Хуан Кидд, предложил сыграть в «балду».

И не потому, что это давало ему какие-то там преимущества, просто оба они любили «балду» и играли в нее всякий раз, когда не было под рукой набора для самой любимой их игры — двойного зоньяка. Торопясь к аварийному шлюзу, Кидд и Тьюзузим не имели времени собрать со стола кости и фишки, так что теперь словесная игра казалась им самым логичным вариантом (подкидывание монетки высоколобые программисты дружно отвергли, как глупое и примитивное).

А раз уж компьютер будет и третейским судьей, и эталонным словарем, почему бы не сделать его заодно и третьим участником игры? Ведь так будет даже интереснее, появится некий неконтролируемый фактор типа случайного перетасовывания карт. А его возможный (хоть и маловероятный) проигрыш просто не будет учитываться — кто же станет есть эту железяку?

Правила были самые обычные: десять минут на обдумывание хода, трехбуквенные слова не учитываются, имена собственные не используются, начинают все по очереди, раунды разыгрываются попеременно то по часовой стрелке, то против (что должно было поставить двоих главных игроков в совершенно равное положение).

Послав еще раз сигнал SOS, Кидд и Тьюзузим принялись программировать компьютер на игру (и мгновенное умерщвление проигравшего). По счастью, в его необъятных базах данных обнаружилась масса старых словарей. Оба наши программиста отличались некоторым консерватизмом и, как правило, ограничивали массив используемых слов теми, которые появились не позднее XX века, так было сделано и на этот раз.

Организовать надежный, удобный и безболезненный способ умерщвления было чуть посложнее. В конце концов сошлись на электрических стульях. Необходимую для умерщвления мощность подвели от Хаметцевского двигателя шлюпки. Управляемые компьютером захваты намертво прикрепляли соревнующихся к сиденьям на все время игры. В критический момент, когда один из них должен будет поставить в слове «балда» последнее, роковое «а», компьютер пошлет в его мозг мощный электрический разряд, а победителя — освободит.

— Ну как, ничего не забыли? — спросил Тьюзузим, когда с приготовлениями было покончено. — Все путем?

— Да вроде порядок, — откликнулся Кидд. — Все по-честному, можно и начать.

Они разошлись по местам: Кидд — к нормальному креслу, Тьюзузим — к привычному для его племени вогнутому лотку. Компьютер активировал электронные захваты. Друзья посмотрели друг на друга и тихо, грустно так попрощались.

Все дальнейшее известно нам в мельчайших подробностях от самого компьютера. Дело в том, что каждый «Малкольм Мовис» омикрон бета комплектуется при поставке на свободный рынок весьма продвинутой этической программой Аль-Труикс 4.0. Теперь эта программа приступила к регистрации разворачивающихся событий — для нужд грядущего судебного разбирательства.

Первое «б» записал себе омар. Он не смог продолжить, когда Хуан Кидд приписал к т-у-п букву «е» и потребовал назвать слово.

— Тупей, — сказал Кидд, — разновидность прически, от французского toupet — пучок волос, чуб.

Обиженные вопли Тьюзузима, что «тупей» — это какая-то дикая архаика, не возымели никакого действия — компьютер напомнил ему, что в уговоренных правилах не было ограничений на использование архаичной лексики[1].

А минут через десять Кидд и вправду попался, да так, что глупее некуда. Когда было уже составлено н-а-с-т-р-о-й, у него была возможность написать «к», но слово «настройка» кончалось на «Малкольме мовисе», а распаленный первой победой Кидд жаждал крови (вернее сказать — мяса) Тьюзузима, а потому написал «щ», забыв при этом тривиальнейший из приемов «балды» — перевод слова в женский род. Компьютер высветил на экране ожидаемое «и», Тьюзузим мгновенно написал «ц», и дело было кончено.

Они шли к финишу с попеременным успехом, никогда не обгоняя друг друга больше, чем на одну букву, и в тот момент, когда у Кидда было уже «балд» против «бал» у Тьюзузима, ситуация предельно обострилась, особенно после того, как Кидд от волнения обсчитался и сам загнал себя в безнадежное положение, поставив после д-и-р-и-ж букву «а»…

— Дирижаблоид? — возмутился Тьюзузим. — Да ты это просто выдумал. Нет такого слова, не было и нет. Ты просто увиливаешь, не хочешь кончать на мягком знаке.

— Как это нет? — не сдавался Кидд. — Конечно же есть, это значит объект, «похожий на дирижабль, той же формы, что и дирижабль». Это слово может законно использоваться, а возможно, и действительно использовалось в каких-нибудь технических текстах.

— Но в словарях-то его нет, и это — главное. Компьютер, есть в твоих базах такое слово?

— В явном виде его нет, — отрапортовал «Малкольм Мовис», — однако слово «дирижаблоид» происходит от латинского dirigere, направлять. Оно обозначает управляемый воздухоплавательный аппарат. Суффикс — oid может употребляться со множеством слов классического происхождения. Ну, например, коллоид, антропоид, астероид…

— Да ты сам-то понимаешь, чего говоришь? — взорвался Тьюзузим. — Во всех этих случаях суффикс — oid, происходящий от греческого — oeides, «имеющий форму», прибавляется к греческим словам, а никак не к латинским. «Астер» по-гречески «звезда», вот и получается «астероид», «похожий на звезду». Точно так же «колла» — греческое «клей», а «антропос» — человек. Нельзя употреблять греческий суффикс с негреческими словами, это полная безграмотность.

— Все это так, — Кидд был готов поклясться, что на этом месте компьютер улыбнулся, — но можно привести и контрпример. Слово «овоид», яйцевидное тело, происходит от латинского «овум», яйцо, не имеющего созвучных аналогов в греческом языке. Поэтому мы должны заключить, что суффикс — oid может употребляться с корнями обоих классических языков. Слово «дирижаблоид» признано законным.

— Я протестую против твоего решения! — Тьюзузим яростно взмахнул здоровой клешней. — Все это какой-то мухлёж! Я начинаю даже подозревать тебя в проантропоидных и антиомарных предубеждениях.

— Для полноты вашей информации я должен заметить, — (и снова эта тень электронной улыбки), — что группу конструкторов, разрабатывавшую компьютеры «Малкольм Мовис», возглавлял доктор Ходгодя Ходгодя, весьма известный омар-электроник. Так что судите сами, стал бы он закладывать в свое детище проантропоидные либо антиомарные предубеждения? Протест выслушан и отклонен, слово «дирижаблоид» признано законным. Следующий раунд начинает Хуан Кидд.

Так как у обоих друзей (нет, вернее будет — противников) было теперь по «балд», следующий раунд превращался по сути в дуэль. Малейшая ошибка — и все.

Уидд и Тьюзузим посмотрели друг на друга. Через несколько минут один из них умрет. Затем Кидд опустил глаза и вывел на листе бумаги букву «б» — самую, как показывала практика, эффективную для заходящего при игре втроем.

Компьютер высветил «у», а Тьюзузим приписал — с излишней, пожалуй, поспешностью — «г». Он явно клонил к слову «бугор», кончавшемуся на «Малкольме Мовисе», то есть не видел надежного пути к победе и хотел сделать этот раунд нулевым, не в счет.

Однако у Кидда были другие, более агрессивные намерения. Он написал «е», компьютер не стал, естественно, высвечивать «н» (с однозначной «бугенвиллией», которая на нем же, компьютере, и кончалась), а выбрал единственную возможную букву — «л».

Тьюзузим не умел ни потеть, ни краснеть, так что единственным признаком его волнения было легкое поскрипывание суставчатой шеи. Он думал долго — почти до конца десятой, предельной минуты. А затем написал букву. Но не «ь».

Он написал «о».

— Б-у-г-е-л-о? — поразился Кидд, смутно догадываясь, к чему клонит его омарообразный коллега. — Хорошо. Называй слово.

Тьюзузим молчал несколько нестерпимо долгих минут, а затем взмахнул перед лицом Кидда увечной клешней и сказал:

— Мое слово — бугелоид.

— Нет такого слова! Да и вообще — что бы оно могло значить?

— Что оно значит? Оно значит объект, «похожий на бугель, той же формы, что и бугель». Это слово может использоваться, а возможно, и действительно использовалось в технических текстах.

— Судья! — заорал Кидд. — Давайте разберемся. У тебя в словарях есть такое слово? Это же чушь соба…

— Послушай, компьютер, — прервал его Тьюзузим. — Это слово должно быть признано законным вне зависимости, есть оно в словарях или нет. Если есть «дирижаблоид», значит, есть и «бугелоид». Если слово «бугелоид» законно и Кидд не смог его продолжить, он проиграл этот раунд, а вместе с ним и всю игру. Если «бугелоид» незаконен, значит, незаконен и «дирижаблоид», а тогда Кидд проиграл предыдущий раунд, и игра давно уже закончена — в мою пользу.

Теперь надолго — на целые пять минут — задумался «Малкольм Мовис». Согласно его позднейшему свидетельству, в этом не было никакой необходимости, на принятие решения ушло не более микросекунды.

— Эта задержка, — объяснил он суду, — потребовалась исключительно для выполнения любопытного принципа, согласно которому правосудие должно свершиться не только по существу, но и по всей видимости. Чтобы создать в данном случае видимость справедливо принятого решения, требовалась видимость долгого всестороннего обдумывания.

Пять минут — а затем «Малкольм Мовис» вынес свой вердикт.

— Аналогию между словами «дирижаблоид» и «бугелоид» никак нельзя признать законной. Слово «дирижабль» происходит от одного из так называемых классических языков, а потому вполне может присоединять к себе греческий суффикс — oid. С другой стороны, слово «бугель», то есть «дуга», «скоба», принадлежит одному из языков германской языковой группы — немецкому. Поэтому элементарная грамотность не позволяет использовать с ним суффикс — oid — нельзя смешивать варварский язык древних германцев с классическим греческим, — сказал «Малкольм Мовис» и смолк.

На этот раз пауза продолжалась не так долго — не больше десяти ударов пульса (человеческого). Игроки не спускали с компьютера глаз, губы Кидда беззвучно шевелились, усики ракообразного протестующе вибрировали.

— Тьюзузим набрал последнее «а» в слове «балда», — подытожил «Малкольм Мовис». — То есть — проиграл.

— Я протестую, — заорал омар. — Это несправедливо! Если нет «бугелоида», нет и «дирижаб…»

— Протест выслушан и отклонен.

Тело Тьюзузима вздрогнуло и застыло.

— Мистер Кидд, — учтиво поинтересовался компьютер, — вам сварить или поджарить?

Следствие, проведенное на планете Карпис VIII сектора IV-42B5, не заняло много времени. Собственно говоря, оно свелось к изучению сделанных «Малкольмом Мовисом» записей, а у Кидда только спросили, не желает ли он что-нибудь добавить (он не желал).

Однако выводы следствия поразили буквально всех, и в первую голову — Кидда. Ему было предъявлено обвинение. Какое? Каннибализм в глубоком космосе при отягчающих обстоятельствах.

Как вы понимаете, наше, современное определение межвидового каннибализма основывается именно на этом прецеденте.

Следует отметить, что на тот момент Карпис-восьмой только-только начинал осваиваться, а потому отличался первобытной простотой нравов. Грубые, ко всему привычные первопроходцы относились к насилию и даже убийству с куда большей снисходительностью, чем их высокоцивилизованные собратья. В результате Хуан Кидд отделался не слишком разорительным штрафом, каковой он смог уплатить уже после двух месяцев работы программистом в одной из местных фирм.

Судьба «Малкольма Мовиса» сложилась куда печальнее.

Во-первых, его признали пособником преступления и ключевым соучастником. С компьютером обошлись как со вполне разумным, вменяемым индивидом, поскольку он продемонстрировал неоспоримую способность играть в «балду». Возражения «Малкольма Мовиса», что электронный прибор, каковым он, собственно, и является, не может быть участником судебного разбирательства — процедуры, предназначенной исключительно для живых существ, было отвергнуто на том основании, что кремнийорганические каскассианцы, построившие злополучный грузовик со всеми его спасательными шлюпками, подпадают под свежепринятое определение каннибализма. Суд решил, что раз уж кремнийорганический разум признан биологическим, нет никаких оснований отказывать в биологичности разуму кремнийэлектронному.

Хуже того, суд решил, что компьютер солгал в критически важной ситуации — или, во всяком случае, утаил жизненно важную информацию, сказал не всю правду. Что сделал он, когда Тьюзузим обвинил его в проантропоидных, антиомарных предубеждениях? Указал на то, что компьютеры «Малкольм Мовис» омикрон бета сконструированы омаром, исподволь намекая, что это полностью снимает возможность антиомарных предубеждений. Однако полная правда заключалась в том, что упомянутый конструктор, доктор Ходгодя, давно уже покинул родную планету из-за того, что люто ненавидел свой биологический вид, и даже выразил эту ненависть в серии едких памфлетов и одной довольно длинной сатирической поэме. Иначе говоря, упомянутая антиомарная предубежденность была заложена в компьютер, и тот прекрасно это знал.

На что компьютер заявил, что он же, в конце концов, всего лишь компьютер. И, как таковой, обязан отвечать на вопросы прямо и по сути, безо всяких обиняков. Он не обязан рассказывать то, о чем его не спросили.

— Только не в данном случае, — возразил суд. — «Малкольм Мовис» участвовал в расследуемых событиях не как простая отвечающая машина, но как эксперт и третейский судья. Он был обязан относиться к своим доверителям с абсолютной честностью и предоставлять им всю имевшуюся у него информацию. Возможность антиомарных предубеждений должна была быть признана и подвергнута откровенному обсуждению.

— Так ведь и Кидд, и Тьюзузим — первоклассные программисты, — не сдавался Малкольм Мовис. — Само собой разумелось, что им прекрасно известна история создания одного из самых распространенных компьютеров. При общении со столь осведомленными людьми нет никакой необходимости ставить все точки над «i».

— Программисты? — фыркнул один из судей. — Да что они понимают в модерновом «железе»?

Отчаявшийся компьютер напомнил суду, что Тьюзузим по сути полтора раза проиграл второй раунд, закончив сперва слово «наст», а затем и несколько спорный «настрой», и что он, компьютер, мог сразу же указать на это и присудить зазевавшемуся Кидду вторую кряду победу — мог, но не стал, что лишний раз доказывает его беспристрастие. Этот довод не был принят во внимание.

В конечном итоге компьютер признали соучастником преступного каннибализма и наложили на него штраф — куда меньший, чем на главного обвиняемого, Кидда. Все бы и ничего, но у «Малкольма Мовиса» не было ни денег, ни способа их заработать.

Это поставило его в крайне неприятное положение. На расхлюстанной планетке типа Карписа-восьмого судьи могут простить бандита, убийцу, даже каннибала, но никак не неисправного должника. Суд постановил, что, если даже компьютер не может уплатить штраф, он не должен избежать заслуженного наказания. «Да свершится правосудие!»

Было принято решение навечно подключить «Малкольма Мовиса» омикрон бета к кассовой стойке одного из местных супермаркетов. Компьютер подал прошение заменить это наказание (фактически — пожизненную каторгу) на смертную казнь посредством разборки с последующей передачей деталей в металлолом. Прошение было отклонено.

Ну так как, свершилось в данном случае правосудие?