ИЛИ ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ АЛЕКСОМ
Вечер выдался донельзя дурацким. С каждой минутой мне становилось все труднее находиться на вечеринке. Пребывая в смятении и досаде, я в конце концов не выдержал и ретировался оттуда. Из общежития вылетел прямо-таки пулей, словно меня подталкивала идти вперед, или даже не идти, лететь, какая-то сила.
– Алекс, ты куда это? – окликнул меня Вер на удивление трезвым голосом.
Выпил он порядочно за последние несколько часов, и, надо признать, его умение сохранять размеренный темп речи не могло не вызвать некоего восхищения.
– Немного устал, – бросил я в ответ.
Но Вера было не провести даже в таком состоянии:
– Обманываешь, с-собака, – на этой самой «с-собаке» таки его организм дал слабину. На Вера напала икота.
– Обманываю.
Я обернулся и окинул его взглядом.
– Ну, – Вер пожал плечами, и улыбнулся, как обычно, по-сибаритски. Глаза его начали выплясывать восьмерки по моей фигуре. – Как хочешь. Иди, говорю… Раз х-х-очешь.
– Я проветрюсь, пожалуй. Увидимся позже, – пробормотал я и махнул ему рукой, мол, до скорого.
Вер не стал больше навязываться и дал мне продолжить путь, за что я был ему внутренне благодарен. А то некоторые, бывает, как пиявки присосутся… Вынь им всю душу и положи на тарелочку, когда переберут с напитками и перейдут на питье свежей крови из твоих незаживших ран. Терпеть не мог такие душеограммы, особенно любовные, а дело у меня как раз было по этой части.
И все из-за Эл, в которую я был влюблен уже который год. Она училась со мной на курсе, как и я, на пилота. Не буду лукавить, Эл мне с первого же дня сильно понравилась. Сначала это было что-то вроде чисто внешней симпатии, конечно: все мы в группе «запали» на ее точеные ножки и, локон к локону, уложенные серебристые волосы, оливковые светящиеся глаза. Да и вся она как будто отливала серебром, благородством. Я глазел все первые недели лишь на нее, совсем не обращая внимания на доску (за что, конечно, затем поплатился неудами на контрольных). И не только я один глазел, конечно. Только подобраться к ней было трудно – не сказать, что мы не предпринимали попыток, но, казалось, сердце ее окружала непробиваемая броня, и взгляд прекрасных глаз, словно магнит с обратной полярностью, отталкивал всякого, кто пытался с ней заговорить.
Вскоре мы остыли к Эл, хотя и не до конца, но интереса никто из нас особенного не выказывал в сближении с ней. Я ударился в учебу и общение с другими девчонками, отпустив мысль о том, что у нас с Эл может что-то выйти кроме приятельского общения в группе. Казалось, ей не нужен вообще никто… Как вдруг, спустя пару лет, у нее завязался роман, причем с кем-то определенно не из наших кругов студентов и вообще не из авиации. Все это были слухи, и мы гадали добрые месяца два, кто бы это мог быть.
Наконец, когда Рина решила устроить очередной вечер у себя в комнате (она частенько устраивала их в общежитии, особенно, когда погода не позволяла выбраться в центр города), Эл во всеуслышание объявила: «Можно прийти плюс один?». У нас челюсть отвисла, неужели таинственный «плюс один» и есть ее избранник?
Так вот, возвращаясь к событиям трехчасовой давности и моего поверженного настроения. Этим «тем самым» оказался невысокий блондинчик из физтеха, учившийся не то на электронике, не то на электрооборудовании (казалось, он и сам толком не знал название своей специальности). С лоснящейся кожей и в пиджаке в клетку, укладкой, еще более аккуратной, чем у Эл, парень скорее походил на модель, сошедшую с обложки журнала, чем на живого человека. Разговаривал, смеялся картонно, словно вся его речь была написана сценаристом, начитавшимся исторических романов с красивыми словечками.
Я был разочарован донельзя. И чем я хуже него? Чем любой из нас хуже него? Неужели вот в чем крылся успех: укладка и фразеологизмы из словаря?..
Рина, еще одна моя одногруппница, высоченная дама, которая, в противовес нашему новому знакомцу, сошла бы за представителя научной интеллигенции 60-х годов, заметила, очевидно, мой обескураженный взгляд, который я не мог отвести от сладкой парочки на диване, и потому начала подливать в мои коктейли раза в полтора больше положенной дозы алкоголя.
Рассудок мутнел все быстрее, а мысли превращались в клубок из нитей отчаяния. И это все? Она запала на такого? Пала ли она в моих глазах, я даже сам не мог сказать. Я злился и не понимал, почему, ведь мои чувства, казалось, были в прошлом. Но осознавал я, определенно ясно одно: оставаться и смотреть на этих двоих, на вмиг оглупевшую Эл, девушку моей мечты, серебряную богиню, я не мог.
Переведя дух и отвязавшись от Вера, я стал нарезать круг за кругом по стадиону возле общежития.
– Нет, передумать она уже не сможет, – бормотал себе под нос. – Не может, даже если я попытаюсь. Ведь пытался же раньше, и не вышло, а во мне ничего с первого курса не поменялось…
Ощущая себя полным придурком, я, наконец, узрел очевидное: я все еще был влюблен в нее по уши. И я опоздал. Опоздал ведь?
Спустя кругов пять я остановился, вдруг залюбовавшись огненно-рыжим заревом, заполонившим Петербургское небо. Вид этот действовал умиротворяюще. Поразительно, конечно, как иногда на меня подобное находит: вроде и внутренний мир рушится ко всем чертям, а красота заката все же уносит меня от этого конца подальше, хотя бы на мгновения. Сделав несколько вдохов-выдохов, я решил пока не возвращаться обратно. Что же, это нужно было просто пережить. Времени, тем более, хватало, ведь вечеринка обещала быть еще долгой, и потому хватились бы меня на ней нескоро.
Глянув на часы, я прикинул, что успею прогуляться по безлюдной alma mater до ее закрытия. Хотя учебный день заканчивался у большинства в пять, некоторые студенты и преподаватели засиживались за работой, и поэтому дверь обычно были часов до девяти оставляли открытыми.
Чем-то пустые здания всегда завораживали меня. В них и мыслилось легче – не приходилось создавать некий невидимый экран защиты от окружающих.
По привычке хлопнув дверью, я не ожидал, что звук окажется таким громким: всполошив охранника возле входа, эхо от него волной пронеслось по холлу.
– Вы что-то забыли, молодой человек? – спросил он с напускной строгостью мужчина, очевидно, не ожидавший столь позднего посетителя.
Я узнал его: это был никто иной, как Андроид. Мы прозвали его так, потому что однажды заметили, что во всех своих кроссвордах вместо разгадок он писал забавное слово «Андроида». Всегда. То есть, каждый день, когда заступал на смену, он открывал свою книжечку и записывал в нее одно и то же слово по вертикали и горизонтали. Полусумасшедший, в общем, был парень. Именно парень, потому что на вид ему было никак не больше тридцати.
– А можно просто походить здесь? – ответил я вопросом на вопрос.
– Что же, можно, только не мародерствуйте, – пожал плечами Андроид. Его лицо бледно-желтоватого цвета снова стало бесстрастным, взгляд опустел. Он сыграл свою социальную роль, теперь можно было снять маску. Андроил достал черный термос с тоскливо свисавшим желтым ярлычком из-под крышки и сделал глоток горячего напитка.
Я уже хотел было идти дальше, как вдруг взгляд мой зацепился за этот термос. На нем были выгравированы белые цифры 021, причем таким же шрифтом, как на моем собственном – похожие нам выдавали на память в О, на летной практике. Чаще всего в холодные утра и ночи именно они нас и выручали: нальешь туда хоть кипятку, и жить уже, вроде как, можно. Только на моем была надпись 125, что означало шифр моей учебной группы.
– Вы учились в нашем университете? – выпалил я, не сдержав любопытства. – Извините…
– А? – ответил Андроид. – Да, я учился здесь. На пилота, десять лет назад.
– Да ладно?! – воскликнул я. – Тогда что же вы забыли здесь, на вахте? Почему не летаете?.. Ведь был же набор в ваши годы, это сейчас с устройством нелегко.
– Гм, – парень нахмурился, а затем начал шариться в своей сумке. К моему великому удивлению, она оказалась тоже из нашего «летного набора». – Как бы вам сказать, молодой человек.. Вы курите?
– Никак нет.
– А я вот, увы, – он пожал плечами и достал коричневую пачку сигарет. Взяв одну зубами, парень как будто продолжал размышлять. – Начал после одного случая и бросать не собираюсь. Так что я покурю и отвечу на ваш вопрос после, если не возражаете.
– Я постою с вами.
В его мутно-голубых глазах все еще читалось полнейшее безразличие.
– Как хотите, здоровье ваше, – тут он щелкнул что-то в настройках «Умного Университета», местной системы безопасности, которая, очевидно, давала ему возможность покинуть свой пост. Затем он встал и протянул мне руку, представившись.
– Меня Артем зовут.
– Алекс, очень приятно.
Забавно, как за какие-то пять минут наше восприятие людей может перевернуться с ног на голову. Тот, кого я считал придурковатым, сумасбродным простофилей, оказался вдруг… Моим предшественником, летным собратом. И теперь я смотрел на него совсем другими глазами.
Выйдя из университета, мы остановились на пороге. Артем закурил, и его окружило облако ароматного вишневого табака.
– Так что же, почему я не пошел летать, спрашиваешь? На ты, не против, да?
Я лишь кивнул в ответ, сгорая от нетерпения. Все мое внимание так и жаждало переключения с внутреннего мира на внешний, на чужую историю. В ней уже хотя бы была точка «Б», некая завершенность, хотя, очевидно, не особенно радужная.
– Я не прошел ВЛЭК1 по психическому здоровью. Меня списали сразу после второй летной практики.
– Да ну! Быть не может.
– Я думал, – с грустной улыбкой ответил Артем. – Уже все в стенах этого места знают о той трагедии…
– Стой. Ты же не хочешь сказать, что ты и есть тот самый…
Взгляд моего собеседника, однако, и без слов дал ясный ответ. Тут я впервые внимательно посмотрел на него и впервые узрел то, что было у меня перед глазами все эти годы: его волосы были не просто светлыми, они были седыми. А все лицо его покрывала тонкая паутинка морщин.
– Что же, вижу, тебе не терпится услышать сию историю еще раз, – Артем сделал затяжку. – Только из первых уст. Небось думаешь, да, как так вышло, что главный герой местной легенды прямо у вас под носом сидел все эти годы?
– Мысли читаешь… – ошарашено пробормотал я.
– Читаю, – усмехнувшись, подтвердил Артем. – Если ты думаешь, что я безумец, то, быть может, верно думаешь. Только я говорю тебе правду, и расскажу ее так, что это останется между нами. Знаю я вас, сплетников несчастных…
Это произошло в последние две недели нашей летной практики в О. Тогда мы уже летали по двое в кабине, чувствуя некую уверенность в посадках, радиообмене и всем таком прочем… Не сказать, что первобытный страх разложить самолет прямо на полосе совсем ушел; он лишь немного утих. И все же теперь я на полетах получал не только дозу адреналина, но еще и истинное удовольствие… Спокойное такое, знаешь?
Помню только, что удовольствию этому в первое время нешуточно мешала Саша, которую то и дело ставили со мной в пару. Она еще в университете досаждала почти всем в нашей группе, и я не был исключением. Какая-то нелюдимая, скучная и топорная, эта девчонка производила впечатление ожившего робота, совершенного женского робота. Почему совершенного? Да потому что Саша обладала не только какой-то сверхъестественной внешностью – высокая, с длинными волосами песочного цвета, ярко-голубыми глазами, фарфорово-матовой кожей и потрясающе тонкими, но сильными руками и ногами, она могла дать фору любой топ-модели – девушка в довесок была очень умна. Не было такого вопроса, на который она бы не знала ответ. Не было науки, в общих вопросах которой Саша бы не разбиралась. Она была такой… Имела на все собственное мнение и резко опускала в разговоре всех не угодных «ее величеству». Да и всем своим видом показывала, что не желает вовлекаться в бесполезные рассуждения и споры.
Мы и восхищались ей, и сторонились одновременно. За эту ее английскую чопорность и показное всезнание в группе Сашу за глаза прозвали Андроида. Держу пари, она об этом знала, но на ее отношение к нам это вряд ли как-то влияло.
Так вот, я терпеть не мог летать с ней. Вовсе не потому, что она летала слишком хорошо – как раз летала Саша ровно так же, как и все остальные. Порою «козлила», порою «взмывала» на посадках, не выдерживала направление при полете по кругу. И, признаюсь, я в первые дни практики даже немного злорадствовал, когда у нее что-то не получалось. Мне казалось, это карма Саши давала о себе знать за все ее выходки на занятиях (а сейчас меня так и сжирает совесть за эти былые чувства).
Но вернемся к сути: с ней было невозможно находиться в кабине, когда летаешь первым пилотом. Каждое действие в самолете я выполнял с чувством, будто сдаю какой-то экзамен. Причем самый серьезный в жизни, и сдаю его каждый день! Напряжение между креслами достигало своего пика на посадке: мне казалось, что каждый миллиметр отделения убивает мое мужское достоинство. Глупо, да. И разум мой твердил, что, скорее всего, Сашу вообще мало волновала моя техника пилотирования, но я ничего не мог с собой поделать.
В утро, когда тронулся первый лед наших с ней отношений, я едва удержался от того, чтобы не закатить глаза, увидев наши фамилии, вписанные рядом в плане полетов.
– С кем летаешь, Тём? – поинтересовался Кир, мой приятель из другого экипажа, когда мы отправились забирать стартовый завтрак в столовой.
Сухпаек на шестичасовую смену нам выдавали один раз, но шоколада в нем хватало дня на три: из-за опечатки в приказе по ошибке выдавали вместо одной плитки десять. Правда, шоколад был такого качества, что иногда я и не брал его вовсе. Он так и оставался лежать на смене, плавясь под лучами беспощадного солнца степи. Дальнейшая его судьба мне была неизвестна.
– С Андроидой, – мрачно ответил я. – Представляешь, два маршрута подряд?
– Да уж, – покачал головой Кир с мнимым сочувствием. – Не завидую. Зато не будет соблазна отвлекаться на разговоры, ха-ха. Будешь сличать карту с местностью. Эн-элку 2 возьми, ветер посчитаешь.
– Не говори, за пару дней на штурмана смогу выучиться с таким-то сухарем, – язвительно пробормотал я, вздыхая.
Что ж, делать в полете и впрямь ничего не оставалось, кроме как считать навигационные штучки да искать новые наземные ориентиры. Я утешил себя тем, что всякие люди будут попадаться мне еще на пути летной карьеры, и потому, по возвращении в АТБ3 смог выдавить подобие дружелюбной улыбки, протягивая Саше ее бутерброд с колбасой и сыром вместе с бутылкой воды.
– Спасибо, – поблагодарила она и выдала своей мимикой зеркальное отражение моей.
Какие же мы, все-таки, люди, лицемеры, и взгляды наши этого никогда не скроют!..
– Пойдем на самолет? – предложил я, а сам потянулся за ШБЖ-шкой4 и картой, прилепленной на планшет. – Они уже прилетели?
«Они» – ребята из нашего экипажа, что летали по кругам. Саша сделала громкость рации на столе чуть выше и пожала плечами: в эфире была тишина.
– Что же ты не слушала радиообмен? – недовольно проворчал я, а затем догадался, что тихо так было оттого, что самолет уже успел и приземлиться, и зарулить на стоянку. Время полетной смены нещадно тикало, а «Даймонд» стоял без дела.
«Бегом!» – молнией пронзило сообщение инструктора экран моего телефона.
– Бегом, бегом! – заторопил Сашу я.
Поморщившись, она встала и начала неспешные сборы, как ни в чем не бывало. Это меня едва не вывело из себя.
– Жду тебя на самолете, – бросил я, чтобы не выругаться вслух, и пошел к лестнице.
«И как такие астеничные дамы собираются потом работать пилотами, ума не приложу!» – подумалось мне тогда. Сделав на лестничном пролете два глубоких выдоха, я успокоил себя тем, что после смены я ее не увижу, и Слава Богу. Бегать сразу же пойду, пробегу километров пять, а лучше десять…
На стоянке я быстро осмотрел самолет, белизна которого уже успела пострадать от местной мошкары. Все крылья были испещрены мелкими темными пятнышками. Залезая в кабину, я бросил взгляд на голубую деревянную дверь АТБ, которая, к моему облегчению, отворилась, и из нее показалась Саша.