Аутентичный отдых

Как жили древние люди без телепортов представить себе теперь просто невозможно. Телепорты, расставленные везде и всюду, дали возможность человеку стать над миром, над пространством, выше и одновременно как бы в стороне. В любое время — в любое место. Телепортация, о которой так долго говорили мудрецы древности в своих теоретических книгах, называемых фантастическими романами, пришла в жизнь каждого, и сделала нашу планету маленькой, как родное село в одну улицу. Как собственный дом с привычными поворотами коридора и удобными креслами.

Устройство телепортов и теоретические основы телепортации были доступны только тем, кто проучился в специальных учебных заведениях много лет. Остальные пользоваться могли, но как и что там включается или выключается — никто не понимал. Да и не очень-то было и надо! Пользователь не обязан знать устройство всех приборов.

Сами телепорты выглядели по-разному. Тут уж как строители сделали. Как придумали. Могла быть красивая каменная арка, покрытая резными знаками из давней истории и красиво обросшая мхом. Могли быть стальные ворота с мембраной, как в старинных фильмах — все-то наши предки знали, все предвидели! А могли и просто, как в некоторых книгах, в виде моста. То есть, в Иркутске, скажем, есть мост через Ангару. Но ты точно знаешь — это как раз условие правильной телепортации — что есть точно такой же мост и точно такая же река, но совсем в другом месте, на другой дольке огромного арбуза под названием Земля. И ты тогда входишь расслабленной походкой на мост в Иркутске, помахивая легким пласткожаным портфельчиком, вошедшим в моду, а сходишь с моста уже в Крыму, в селе Перевальном. Солнце палит, виноградники зеленеют, веет ветерком с близких гор. Хорошо.

Таких мостов было множество. Почему-то древние не старались давать разные имена разным рекам и горам, отстоящим друг от друга на тысячи километров. А может, они заранее все это предвидели. Все же древние были умными людьми. Поэтому пройти по мосту и оказаться на другой стороне света было легче всего. Опять же — визуализация. Проще для понятия, короче говоря. Мост — как символ такой. То есть, идешь ты по мосту, пересекаешь какое-то пространство над чем-то там внизу — и оп-па! Ты уже за эти самые тысячи километров отсюда. Но — на таком же мосту. Это было понятно. Как в сказке, то есть.

Или вот еще были телепорты под землей. В виде метро. Это для любителей старины. Надо было спуститься в подземелье, дождаться своего поезда, сесть, закрыть глаза… Открываешь — а поезд уже тормозит у незнакомой станции. Где-то далеко-далеко от твоего дома.

Но это все для необходимой в таком деле визуализации. Как и знаменитый «фраевский трамвай», уносящий часто просто в совсем неведомое. Дети такое очень любят. Садишься в трамвай, еще не зная, куда он тебя отвезет. То вдруг оказываешься на морском берегу, то — в далекой Антарктиде, то — в космопорте недалеко от зала ожидания.

А нормальные взрослые и не совсем взрослые на вид, но уже и не дети, пользовались простыми телепортами — лифтами, арками, подъездами, псевдозеркалами всякими, установленными в удобном месте. В общем, кому что нравилось больше. Можно было устроить себе телепорт в двери. То есть, выходишь вроде бы из квартиры, а оказываешься на работе — вроде как входишь туда из коридора. Очень удобно, кстати. Или в магазин сходить. Или в театр. В гости к друзьям. Ну, в командировку тоже неплохо. Выходишь вроде, а на самом деле входишь в гостиницу.

Зачем гостиница, если есть телепорт? А как почувствовать новое, если ночуешь все время в своей собственной постели? А так — и воздух иной, и вода другая, даже просто размер гостиничного номера и расстановка мебели иначе — уже интересно. Или там униформа гостиничная. Или завтраки.

И самое главное — никаких потерь времени. Очень удобно.

— Только скучно.

— Что? — переспросил Витька, не отрываясь от экрана.

— Скучно это, сын. Представляешь, я же всю землю, получается, объездил, везде бывал. И что?

— А что?

— Умылся, попил кофе, открыл дверь квартиры, шагнул в гостиницу… А гостиницы у нас унифицированы давно. Везде одинаково комфортно и одинаково уютно. И девушки у стойки, которые на самом деле только для традиции и поддержания уюта — они тоже улыбаются и встречают одинаково. И в твоем номере, похожем на твою же квартиру… Понимаешь, так было решено, что номер надо делать так, как и квартира. Чтобы человек не путался спросонок, где и что находится.

Витька не понимал, но кивал в такт словам. Все же отец — он гораздо старше. Он все знает. Они вот недавно были во Флориде на пляже. Вышли из квартиры — ступили на пляж. Очень удобно это. Там было весело, жарко, много народа и пологие волны, в которых так здорово прыгать. Ему, Витьке, очень даже нравилось, что отец может взять его за руку — и куда угодно. Да хоть и в Антарктиду. Их телепорт позволял все. Но только для взрослых. То есть, без отца или матери это была простая дверь, выглядящая точь-в-точь, как старинные деревянные двери с замками и красивыми блестящими ручками.

— Мы потеряли ощущение пространства, сын. Нам стало все равно — куда и как добираться. Мы не планируем своих выходных дней и отпусков. И праздники не планируем. Не готовимся заранее и задолго. Спим спокойно по ночам, не волнуясь и не вскакивая, чтобы посмотреть на часы — не опоздать бы!

— Ну, вот что, — прервала его мать.

Вообще-то они были «папа» и «мама», но с первого класса Витьку приучали, что взрослый человек — а школьник уже достаточно взрослый — должен говорить отец и мать. И даже думать так. Потому что нечего тут… Он шмыгнул носом и тут же получил замечание, что есть ведь платок, и нечего тут, понимаешь.

А мать продолжала:

— Раз тебе так все плохо…

— Да не плохо мне, не плохо, — пытался что-то сказать отец.

— …То я тебе сделаю хорошо. Как в древности, — она уже что-то набирала, что-то отсылала, что-то получала, судя по мелодичным сигналам из динамиков. — Вот, получай!

…

Сегодня из квартиры вышли, когда на улице было еще темно. Витька зевал, не выспавшись. Он пытался объяснить родителям, что надо высыпаться, но мать смеялась, а отец был возбужден и все куда-то звал, горя глазами.

Они долго шли пешком. А мать еще говорила вполголоса, что надо было и чемоданы аутентичные попросить, и чтобы нагрузка была, как положено. Самое настоящее метро, как в кино, довезло их до вокзала.

Вокзал пах.

Витька не знал, чем. Просто слов таких не знал и запахов. Но вокзал пах совсем не так, как воздух в квартире или во дворе, или даже в школе.

— Вот наш поезд. Ровно сутки, — улыбалась мать.

А у отца горели глаза, ему хотелось все пощупать, потрогать, чуть ли не лизнуть.

Теснота, толкотня, высокие полки, куда сразу подсадили Витьку, чтобы не мешался. И он смотрел сверху круглыми глазами, не понимая ничего. А откуда-то взявшийся народ штурмовал узкой проход, тащил какие-то несусветно огромные чемоданы и мешки, упихивал все, утирал пот, громко здоровался, раздевался, скидывая старинного вида пальто и шубы, ругался на проводников в серых мундирах, что все слишком тесно и жарко, требовал чаю…

— Чай после отправления. Приготовьте ваши билеты!

А потом пошло веселье. Витька даже и не знал, куда интереснее смотреть: за окно, за которым проносились деревья, какие-то холмы, дороги со стоящими машинами, или вниз, на то, как там и что в вагоне.

Тем более, что смотреть в окно иногда просто не получалось. Вот вдали какие-то животные. Мать говорит, что это коровы пасутся. А Витьке же не видно! Он уже и так, и этак пальцами по стеклу — не увеличивается! Не масштабируется.

— Стекло мытое, — сказал проводник, поглядев на Витьку. — Простое стекло. Настоящее.

И ушел делать чай.

— А я пока тут посижу, — сказала какая-то бабка, присаживаясь на мамкину постель.

— Что значит — посижу? — удивилась мать.

— А у меня место верхнее, да и боюсь я наверх лезть. Потом же все равно спускаться, чтобы в туалет, или там чаю попить. Вот и посижу пока до ночи тут. А что?

На отцовское место присел мужичок, не снимающий кепки даже в вагоне. Он потел, вытирал пот большим платком, прятал в карман, снова потел, снова… Суетился весь как-то. Порывался поговорить:

— Во, пацан, сидишь там наверху? Это правильно, правильно… Кто наверху — тот и прав всегда. Как звать-то? А эти, значит… Ага, ага… И куда вы?

Тут вмешивались родители и объясняли Витьке, что с незнакомыми людьми разговаривать не стоит, а тем более не стоит рассказывать, кто и куда, и зачем. Почему нельзя? А нипочему! Сказано так, ясно, сын?

Витьке не было ясно. Ему многое было странно. А еще он устал от тряски, от постоянного шума, от толкучки и от тесноты. На его полке даже просто сесть было невозможно. Слишком низко потолок.

Ужин был странный. Такой раньше ругали «сухомяткой». Все было жирное или сухое, завернутое в разные бумажки и пакетики. Запивали странным чаем из стаканов в аутентичных подстаканниках. Это отец сказал в восхищении, рассматривая выдавленные фигуры:

— Аутентичные подстаканники! Это ж…

— А то! — гордо сказал проводник. — У нас — все такое!

Они все ехали и ехали. Ехали и ехали. Уже кружилась голова от стука колес и постоянного дергания. Уже не хотелось ни есть, ни пить. Спать хотелось — но спать было неудобно. Потому что было жестко. А еще было жарко. Открывать же окно было нельзя, потому что бабка кричала, что заболеет от сквозняка, и какие же все не культурные…

Витька не заметил, как заснул.

Утром его еле разбудили. Поезд стоял. Все выходили наружу.

— Пошли, пошли, — дергали его родители. — Начинается настоящий отдых.

Ага, начинается. Как же… Сначала долго ехали на старинном автобусе, воняющем бензином. Потом еще шли какими-то закоулками, родители с кем-то договаривались, о чем-то спорили…

Море и пляж увидели только ближе к вечеру.

Отец вздохнул блаженно:

— Ну, вот теперь я чувствую — вот это будет отдых. Это сколько же сюда добираться! Редкое, выходит, место! Понял, сын?

— Ага, круто, — сказал Витька. — А обратно мы как нормальные люди, через телепорт, или опять — аутентично?