Анты

СТОРНО – бухгалтерский термин, означающий обратную запись с целью исправления ошибки. Обычно записывается красными чернилами, поэтому называется “красное сторно”.

Хочешь, не хочешь, а судьба так и норовит всё вывернуть по-своему, пока не возьмёшь её в свои руки. И уж коли тебе опять выпало встать в первом ряду в битве за будущее, дай своенравной судьбе щит и меч и поставь её рядом.

Под низкими тучами висела косая борода дождя, подгоняемого слабыми порывами западного ветра. Шум непогоды сливался с сердитым шумом недовольных ненастьем деревьев. Частые капли выбивали нудную дробь, будто затеяли пробить дыру в человеческом терпении. Кожаные накидки и двойной парусиновый полог кое-как спасали от небесной хляби, но были бессильны против наполнившей воздух сырости, которая пропитала одежды насквозь.

Костёр шипел и сердито плевался искрами, но упрямо горел, изо всех сил борясь с торжествующей слякотью. Вокруг огня плечо к плечу сидели пятеро. Покашливая и отмахиваясь от дыма, они тихо переговаривались, не переставая бросать взгляды в наползающие с востока сумерки.

Заканчивался один из многих дней моей жизни. Я плотнее закутался в отсыревший плащ и погрузился в воспоминания.

ЧАСТЬ 1.

КАМЧАТКА

Из Москвы до Петропавловска Камчатского Боинг 737 добирался почти десять часов. После взлёта дети вели себя более-менее сносно и не отрывались от иллюминатора, во все глаза разглядывая заоблачный закат. Через час однообразие полёта их утомило, они сомлели, свернулись на сиденьях калачиком и засопели носами. А потом началось: «пописать, «попить», «побегать», «конфетку», «расскажи сказку».

Лететь предстояло долго, за непоседами был нужен глаз и глаз, поэтому мне так и не удалось толком поговорить с профессором, хотя вопросов накопилось вагон и маленькая тележка. Согласитесь, повод для беспокойства имелся и немалый, ведь отправлялся я на край света, куда Макар сроду телят не гонял. Летел я непонятно к кому и неясно зачем, да, ещё и детей с собой тащил. И, чем больше я отдалялся от Москвы, тем навязчивее были мысли, что вся эта затея сильно смахивает на глупейшую авантюру. Про уровень падения моего настроения лучше вообще не вспоминать. Вместе с теми думками, в памяти начали всплывать какие-то смутные воспоминания-ощущения о профессоре Артемьеве. Но в тех вспоминаниях почти четвертьвековой давности, он был таким же, как и сейчас. По каким-то неведомым причинам вид его ничуть не изменился.

Только во Владивостоке во время технической посадки, пока ребята резвились в игровой комнате, я получил возможность немного пообщаться с профессором. Конечно, относительно небольшое время посадки не позволяло поговорить толком, но даже мимолётная беседа, немало прояснила ситуацию.

Со слов Артемьева конечным пунктом нашего путешествия была некая особая территория в одном из живописных мест на юге Камчатского полуострова. Безо всякой иронии профессор назвал эту землю не больше, не меньше, чем земным раем. Но при этом меня неприятно царапнула фраза, что территория надёжно охраняется. Это что же получается, если они в том земном раю что-то усиленно охраняют, то не лезу ли я добровольно в золотую клетку? От моего прямого вопроса он слегка опешил, потом широко улыбнулся и вкратце рассказал историю возникновения особой территории «Надежда».

Юг Камчатки объявили заповедником ещё при царях из-за крупнейшего в мире нерестилища нерки в тёплом Курильском озере. На обильном корме там расплодилась тьма тьмущая самого разного зверья, что и стало основанием для создания заказника. Заповедник ограничивают вулканические сопки и вытекающая из озера река, которая, унося тёплую воду на запад, через шестьдесят километров впадает в Охотское море.

Вот вдоль той речной долины и возникла особая территория «Надежда». Сначала я никак не мог взять в толк, что значит «особая территория», а, когда профессор объяснил, то слегка обалдел.

Этот проект начал разрабатываться группой энтузиастов во главе с Артемьевым ещё до ельцинского бардака, но мощный импульс получил только после президентского указа в двухтысячном году. И нужно отдать должное гаранту за то, что, не смотря на тяжелейшую обстановку в стране, он вник в суть вопроса. Более того, на реализацию проекта профессор Артемьев сразу получил восемь лярдов зелёных американских рублей и необходимое количество сил и ресурсов. В те переломные и нищие годы само по себе начало такого строительства можно считать чудом. По ходу воплощения замысла финансирование увеличилось, а к работе подключились десятки КБ, СУ и профильных институтов. Потом десять лет сотня комплексных бригад днём и ночью превращали камень, металл и стекло в тысячи разных объектов. Сколько тысяч тонн материалов, и сколько тысяч часов упорного труда в это вбухано, даже представить страшно. Удивительно то, что никто из заклятых друзей даже не догадался, что творится на юге Камчатки.

К сожалению, разговор вышел коротким. Самолёт дозаправили, и мы снова оказались в воздухе. На этот раз ребятишки меня окончательно измучили. Их деятельная натура не позволяла неподвижно сидеть в креслах, а тем более молчать. Они умаялись сами, умаяли меня и соседей и затихли только, когда в иллюминаторах появились огни петропавловского аэропорта Елизово.

После посадки, собирая детей, я кряхтел, как старый дед, разминая затёкшие шею, спину и конечности. Вы когда-нибудь летали с малыми детьми через всю страну из конца в конец? Если нет, то и пробовать не советую.

Насмотревшись на мои мучения, Сергей Иванович заранее отзвонился, и, не успели мы выбраться из лайнера, как прямо к трапу подкатил микроавтобус, две улыбчивые девушки подхватили капризничающих ребятишек, водитель помог загрузить вещи, и вскоре мы оказались в небольшой уютной гостинице. С детьми умело занялась молодая сотрудница, чем дала мне желанную передышку. Поймите меня правильно. Я тепло и нежно относился к ребятишкам, просто я парень двадцати одного года от роду, не имеющий ни малейшего опыта общения с маленькими детьми.

Утром вертолёт Ми-38 унёс нас в сторону нашего будущего дома. Турбины громко свистели, но дети, не обращая внимания на шум, прилипли к окнам и оживлённо обсуждали открывшуюся картину. Сказать по правде, я и сам не мог оторваться от дивного зрелища за иллюминатором.

Внизу медленно проплывала волшебная страна вулканов. Поздняя осень заметно обесцветила камчатскую природу, но не смогла скрыть её величия. Между ближними и дальними вулканическими конусами простиралось затянутое сизой дымкой пространство, изрезанное речушками и распадками, кое-где парящее гейзерами, наморщенное зелёными холмами и вспыхивающее зеркалами больших и малых озёр.

Я заворожённо смотрел вдаль, а мысли мои улетели совсем далеко. Господи, какая же наша земля огромная и прекрасная! И какая же она беззащитная! Перед глазами стали вспышками мелькать кадры из моего прошлого, которого уже никогда не будет, и из будущего, которое уже никогда не случится. Не хотелось даже думать, что совсем недавно весь мир висел на волоске, а проплывающая внизу красота могла исчезнуть в атомном пламени! От невольно возникших мыслей передёрнулись плечи, и по спине пробежал противный холодок. Неужели когда-нибудь люди просто смогут спокойно жить и созидать?

Изменившийся шум турбин заставил очнуться и вглядеться в приближающуюся поверхность земли. Но, как ни странно, никаких сооружений я не увидел. Ни домов, ни домиков. Может, хоть палатки какие-то. Нет. Всё чудесатее и чудесатее. В тайге у костра, что ли, жить будем? Вертолёт развернулся и снизился. Косые лучи солнца осветили поверхность, и только тогда я разглядел под нами большой город, расположенный на склонах складчатой возвышенности! Дело в том, что его вид открывался только с южных направлений, а мы подлетели с севера. Дома, улицы, площади и иные непонятные сооружения настолько органично вписывались в ландшафт, что, по сути, являлись частью его. Конструкции не выступали из складок местности, а крыши сплошь покрывала растительность. Никакой геометрии, улицы волнами, вернее террасами спускались по склону, и даже дорожное покрытие имело зеленоватый оттенок.

Кроме необычной архитектуры в глаза бросалась и некая особенность местности, которая, не смотря на позднюю осень, почему-то зеленела свежей растительностью.

– Наша столица Доброград, – прокричал мне в ухо профессор.

Вертолёт завис над площадкой тёмно-зеленого цвета с салатовым кругом и белой буквой «Н» в центре, коснулся поверхности и мягко сел. Уф-ф, неужели конец этой пытки перелётом. С измученными физиономиями дети вяло собирались на выход.

– Вот мы и дома, – под затихающий свист турбин профессор, потянувшись, поднялся и вытащил из багажной ниши свой знаменитый портфель. – К сожалению, пока путь сюда довольно заковыристый. Но это пока. День другой поживёте в гостинице или у моих знакомых, а, когда выберешь жильё, переедете к себе, – продолжил профессор на ходу.

Буйство красок, форм, запахов и звуков слегка ошеломило. Стоя на площадке, я не мог надышаться, и от чистейшего воздуха с удивительным привкусом особенного местного аромата слегка закружилась голова. Я набрал полную грудь воздуха, опустил глаза и забыл выдохнуть.

Рядом с площадкой у микроавтобуса нас поджидали двое. Парень в синем комбинезоне и зелёной куртке. Парень, как парень. А вот девушка лет девятнадцати-двадцати в бежевой куртке, более светлых узких брюках, белых шарфе и сапожках сразу привлекла внимание. Не знаю почему, но моё сознание отреагировало весьма необычно. Слабый ветерок шевелил её светлые с рыжинкой локоны, и лёгкая улыбка озаряла приветливое лицо.

Парень закинул наши вещи в багажник и забрался в кабину, а девушка присела возле детей и принялась с ними любезничать. Сашок и Танюшка слегка набычились, а потом оттаяли, разговорились и начали вертеться вокруг новой знакомой.

Непроизвольно моё лицо расплылось в улыбке. И, пока шёл процесс приручения детворы, я продолжил присматриваться к девушке и даже потихоньку обошёл её по кругу. Она явно кого-то мне напоминала. Кого? Девушка поднялась на ноги и посмотрела на меня. Я вгляделся в зелёные с озорными чёртиками глаза, и сердце дало сбой. Я вспомнил. Вернее, в памяти моего дядьки предыдущего носителя сознания Павла Кравцова всплыл образ. Девушка протянула мне руку:

– Здравствуйте. Меня зовут Лариса, можно Лара.

Я помертвел. Она была поразительно похожа на девушку Павла Кравцова, убитого в девяносто третьем году. И даже имя было тем же.

– Павел, – откашлявшись, я осторожно взял её за руку. Она зарделась и улыбнулась:

– Сергей Иванович попросил вас встретить. Вы не против? Вот и прекрасно. Тогда сделаем так. Ребят я возьму к себе, пусть нормально отдохнут, а вы можете спокойно заниматься своими делами.

У меня словно камень с души свалился, но тут же навалился другой: удобно ли обременять незнакомых людей? Я вопросительно взглянул на профессора, а он лишь утвердительно прикрыл глаза и кивнул головой.

По эстакаде микроавтобус спустился с посадочной площадки и покатил по террасам, ограниченных покрытыми резиной цвета салата отбойниками со стороны внешних обочин. Несмотря на усталость, я внимательно вглядывался в необычный город, в котором мне предстояло жить.

Каждая из проплывающих мимо улиц имела собственный стиль, а линии строений изгибались вместе с террасами. На первой улице мимо проплывали причудливо изогнутые фасады суперсовременных домов с большим количеством стекла, алюминия и пластика среди живописной зелени. На следующей террасе выстроенные в остро футуристическом стиле дома оригинально сочетали причудливую геометрию: полушария, круги, диски, полукруглые арки. И снова обязательное густое зелёное обрамление растительности. Дома третьей террасы приятно удивили особым шармом старой Европы с увитыми плющом и виноградом кирпичными стенами, тёсаным камнем и черепицей. И при всём невероятном разнообразии архитектурных стилей все без исключения дома объединяло множество ухоженной зелени, цветников, газонов и спортивных площадок.

Меня буквально распирали вопросы, но меня опередил профессор:

– Если ты обратил внимание, здесь намного теплее и спокойнее, чем в Петропавловске. Природный камчатский климат довольно суров. Не смотря на то, кто мы находимся на широте Воронежа и Саратова, здесь господствуют сезонные муссоны. Океан не скупится на циклоны и ветра, а вместе с ними на осадки и холод. Местные погодные крайности нас не устроили и заставили воплотить один из проектов по климатической корректировке. Во всяком случае, теперь серьёзные циклоны здесь не ходят, а климат стал ровнее и мягче, примерно, как в Сочи. Потому и воздух теплее, и зелени побольше.

Микроавтобус остановился возле коттеджа, похожего на пряничный домик с весёлой детской площадкой. Неужто это дом Лары? Какой кошмар. Она перехватила взгляд, и её рот растянулся в улыбке:

– Я живу в другом месте, а это один из филиалов нашего детского садика на восемь малышей. Здесь мир детства, Саше и Тане здесь будет хорошо.

Она увела ребятишек внутрь, и я облегчённо вздохнул. Воспитатель из меня тот ещё, а сейчас мне нужна была свобода манёвра, чтобы разобраться, что к чему.

– Ко мне или в гостиницу? – профессор грустно глядел вслед скрывшимся в дверях детям.

– В гостиницу, Сергей Иванович. Нужно хоть немного очухаться и тупо отоспаться. Устал я что-то. Предлагаю все дела перенести на завтра.

– Желание гостя – закон. Хотя, какой ты гость.

В гостинице усталость взяла своё. Всё на что меня хватило – это душ, после которого я отрубился, не долетев до подушки. Профессор появился в следующий полдень:

– Здоровеньки булы, Павел. Готов?

– Усегда готов. Веди, Вергилий.

– Хм-м, нет, чтобы чему хорошему у меня учиться, так нет же, всякой пошлятины норовишь нахвататься. Поехали знакомиться с местными шишками. С другим народом обнюхаешься в процессе.

Местными авторитетами оказались глава администрации Буслаев Иван Петрович, директор научного центра Лябзин Виталий Борисович, начальник безопасности Кропотов Александр Васильевич и замглавы по вопросам образования и воспитания Шинорин Алексей Владимирович. Они сидели в просторном открытом павильоне во дворе здания администрации и неторопливо беседовали. На большом округлом столе лежали несколько папок с бумагами и пара похожих на большие смартфоны приборов. В середине стола на вращающемся подиуме стояли бутылки с водой, графин с яблочным соком, стаканы, чайник, чашки и ваза с печеньем.

– Категорически всех приветствую, – помахал издалека рукой профессор, – не помешаем?

– Будет уж вам, Сергей Иванович, – поднялся высокий крепкий, как дуб, Буслаев, – заждались уже. Четверть часа, как собрались, правда, время не теряем. Здравствуйте, – он протянул руку, скользнул по мне цепким взглядом и жестом пригласил присоединиться к кампании.

Пока мы знакомились, я срисовал портрет каждого. Буслаев в точности соответствовал своему историческому однофамильцу. Огромный мощный мужик с широкими плечами, большими сильными руками, волевым лицом с умными тёмно-серыми глазами под густой седоватой шевелюрой.

Лябзин смахивал на классического «ботаника»: среднего роста, чуть полноватый, но не рыхлый, высокий лоб с залысинами, очки на крупном носу, большие губы любителя вкусно поесть. А за очками – мудрые карие глаза много знающего опытного человека и мыслителя.

Кропотов ничем бы не выделялся в толпе обывателей: выше среднего роста, правильные черты лица, серо-голубые глаза, короткая стрижка светло-русых волос. Но при внимательном взгляде за его показной простотой скрывались несгибаемый внутренний стержень, незаурядный ум, немалый жизненный и боевой опыт, взрывная сила, упрямство и воля. Он привык побеждать и, похоже, на его счету не одна горячая точка и не одна спецоперация.

Шинорин представился мне образцом воспитателя. Помните Леонова в «Джентльменах удачи», только чуть повыше и лысина чуть поменьше. Приветливо-озабоченная физиономия, вкрадчивый голос и подчёркнуто плавные движения. Педагог, но тот ещё гусь.

– Позвольте представить наше юное дарование, из-за которого все мы здесь и находимся ныне, присно и во веки веков, – загнул профессор Артемьев, сделал паузу и продолжил, – в общем и целом его история всем нам известна, а остальное, что сочтёт нужным, Павел Сергеевич расскажет сам.

Я немного подумал, как половчее отредактировать свою биографию, исключив из неё ненужные подробности, и потом коротко рассказал о находке записей Павла Кравцова, о создании приборов, преследовании, ранении и коме.

Мои собеседники слушали по-разному. Буслаев хмурился, почёсывал нос и постукивал пальцами по столу. Лябзин сжав пальцами нижнюю губу, периодически кивал головой и что-то помечал в блокноте. Кропотов сидел неподвижно с каменным лицом. Шинорин медленно ходил за спинами сидящих.

– Спасибо, Павел Сергеевич, – продолжил профессор Артемьев, – но пора перейти к делу. Павел новичок в наших краях, нужно помочь ему освоиться. Александр Васильевич, вы, как самый компетентный из нас возьмите на себя труд показать ему всё, что нужно. А тебе, Павел, даю пару дней на ознакомление, потом с Иваном Петровичем решите вопрос с бытом и пожалуйте-с к станку. Работать, работать и работать, как говорил… или он говорил о чём-то другом… не помню. Нас и всех, кто тебе необходим, всегда найдёшь по связи коммуникатора. Александр Васильевич объяснит.

Распрощавшись с начальством, мы с Кропотовым сели в его «Ленд Крузер».

– С чего начнём? – развернулся он в пол оборота.

Я посмотрел на его открытое и слегка хмурое лицо и решил сразу поставить точки над «ё»:

– Послушайте, Александр Васильевич, вы ведь всего лет на десять старше меня. Давайте на «ты», а то с отчествами язык ломается, да, и проще так. Называй меня Павел.

– Добро, – его глаза вдруг озорно блеснули, – Я тоже не привык со своими выёживаться, а ты, как я понял, свой и тоже лиха хлебнул. Лично для тебя я Саша, – и мы пожали руки.

– Видишь, какое дело, – я не скрывал своей озабоченности, – всего пять дней назад я выбрался из комы, и до того очень приблизительно представлял где вообще находится Камчатка. Сергей Иванович свалился, как снег на голову, и сразу взял меня за жабры. Сейчас родня в Москве звонка ждёт, а я пока в здешней ситуации ни гу-гу. Так что сам решай, что показывать, что разъяснять и, куда ехать.

Александр усмехнулся, по-простецки поскрёб макушку и махнул рукой:

– Ладно. Для начала, общая информация. Между собой мы прозвали нашу особую территорию Лукоморьем. И чудес здесь хватает, скоро сам убедишься. При подлёте в окно смотрел?

– Ещё бы.

– Заметил, что-то особенное?

– Ни шиша сверху не видно.

– Вот! – он поднял вверх палец, – и это неспроста, и в этом суть. Лукоморье проектировала особая группа, законченных и отмороженных авантюристов, архитекторов и ландшафтных инженеров, которым сказали, создайте такую страну, чтобы и через сто лет в ней жить было не стыдно. Вся природа сохранена в первозданном виде, а здесь столько всего наворочено, что и представить страшно.

Александр не спеша покатил по террасам вниз к окутанной прозрачной дымкой реке, над которой протянулся арочный мост. Километром правее виднелся точно такой же. С моста открывался вид на реку Озёрная, текущую на закат между высоких зелёных холмов, утёсов и куртин прибрежной зелени. Кристально чистая вода широким потоком струилась по стремнине, журчала по мелким и крупным камням, усыпавшим берега, и шевелила длинные водоросли в затонах.

Дымчатое марево горизонта очерчивали контуры вулканических конусов, и ближе всех сразу за рекой поднималась громадина Кошелевского.

Вдыхая пьянящий запах камчатской осени, я задумался не в силах отвести взгляд от буйной необычной растительности речной долины. Перегнувшись через ограждение, я уставился на реку. Текущая вода приковывала взгляд и завораживала. Приглядевшись, я увидел в глубине чистейшей воды сотни шевелящихся спин больших рыбин медленно плывущих против течения. Из моря в Курильское озеро шла на нерест нерка.

– Налюбовался? – Александр потянулся и хрустнул суставами, разминая мышцы, – нерка круглый год туда-сюда ходит, и в реке, и в озере её пропасть. На мелководье можно руками брать. Потому и живности там развелось жуть сколько. Как-нибудь смотаемся на озеро, покажу тебе медведей, беркутов, орланов. Наверняка росомаху увидим, лис тут полно. Про мелочь, вроде соболя, горностая, ондатры, вообще молчу. На то здесь и заповедник. О-о, совсем забыл, а махнём-ка мы сейчас в Кухтины Баты, покажу тебе нечто.

– А поехали.

За мостом мы свернули налево, и через десять вёрст дорога упёрлась в большую круглую площадку, на которой среди ограничивающих её строений выделялась похожая на минарет вышка с тремя большими параболлическими дефлекторами.

– Это наш кордон Крайний, за ним начинается заповедник.

По лёгкому мосту мы перебрались через реку и почти сразу упёрлись в тупик с канатным подъёмником, на противоположном конце которого торчала ажурная, крашенная в зелёный цвет смотровая вышка с лифтом.

Наверху с площадки открылся фантастический вид на глубокий каньон, рассекающий заросшую зеленью возвышенность. Ущелье каньона будто бы светилось стенами из бело-розовой вулканической пемзы, и на тёмно-зелёном фоне светлый провал имел ошеломительный вид. Стены каньона представляли собой длинную череду плотно стоящих огромных заострённых кверху колонн разной высоты и формы, что создавало потрясающую картину.

– Это и есть знаменитые Кухтины Баты. Местные ительмены считают, что творец земли Кухта, занятый созданием Камчатки, так редко ловил рыбу, что его лодки-баты успевали окаменеть. Тогда он строил новые, а все окаменевшие ставил в каньоне вертикально.

Полюбовавшись видами, мы вернулись на шоссе. Дорогой Александр продолжал просвещать меня относительно жизни в Лукоморье. Бегущая вдоль левого берега трасса с отличной разметкой могла бы сделать честь и столице, потому уже через полчаса мы домчались до поворота с указателем «Паужетка». Мы повернули, и дорога зазмеилась серпантином вверх по склону вулкана Кошелевского. Под откосом на покрытых красноватым налётом каменистых перекатах громко шумела укутанная паром речка. Вдоль течения, за краем горячего потока росла невероятно причудливая растительность разных цветов от красного до салатового и сине-зелёного. Вода парила, и, чем ближе к истоку, тем больше. А начиналась речка у высокого каменистого обрыва, из толщи которого в нескольких местах вырывались струи горячей воды, спадающие по склону водопадами.

Возле приземистого, похожего на крытый стадион сооружения, дорога свернула на запад и скрылась за склоном. Мы остановились, поскольку на это странное сооружение стоило посмотреть. Вертикально ребристые бетонные стены увенчивал плоский купол диаметром метров сто. По периметру к нему примыкали массивные приземистые цилиндры, из которых периодически вырывались вверх тугие струи пара, образующие над куполом дрожащее марево.

– Это термальная электростанция, – проговорил Александр, что-то набирая на экране коммуникатора, – вон там, – он махнул вправо, – ближе к вулкану находится вторая такая же. Рядом с ней промышленный комплекс и всё производство. Дальше по дороге находится жилой микрорайон Паужетка, а вблизи поля гейзеров – санаторно-курортный комплекс на горячих источниках и тепличное хозяйство.

Александр рассказывал, я внимательно слушал и вместе с тем с высоты вулканического склона рассматривал речную долину и склоны сопок за рекой. Отсюда был прекрасно виден Доброград и расположенная западнее мощная каменистая гряда, выступающая тёмной громадой из яркой зелени и заканчивающаяся острым мысом, нависающим над рекой.

– Саш, скажи, а как здесь людям живётся? Вот здесь, например, станция шумит и серой пованивает?

– Жилой микрорайон построен за склоном, там тихо, спокойно и удобно. Многим нравится, а для вулканологов и энергетиков запах серы, и вовсе, как валерьянка для кошек. Да и красиво здесь. На восходе пар даёт такой необыкновенный ярко-розовый свет, что ради этого горожане специально сюда приезжают. Поехали, нам ещё нужно в порт заскочить.

Шоссе потянулось на запад к морю, и по мере приближения удалось лучше рассмотреть грандиозный тёмно-серый кряж. Протянувшийся с севера на юг, он нависал над рекой острым каменистым выступом, напоминающим крыло. Отсюда и его название – Орлиное Крыло. От его подножия вниз языками спускались заросшие светлой травой отроги, отделённые друг от друга тёмными полосками горного леса.

– В базальтовой толще Орлиного Крыла расположена наша база со всем вспомогательным и техническим комплексом. Километром дальше в этой же гряде находится научный Центр со всеми своими приблудами. И в самом конце, примерно в семи верстах – кордон номер три и терминал климатического корректора. Вся гряда изрыта, как термитник. А с виду не скажешь. Вон по склону дорога вьётся из Доброграда на базу и в Центр, а чуть дальше ещё одна. Третья дугой огибает всю территорию с севера и соединяет шесть пограничных кордонов. Такая же окружная дорога проходит по границе Лукоморья с юга и тоже соединяет шесть кордонов.

Орлиное Крыло осталось позади, река стала забирать влево, а на шоссе всё чаще стали появлятся мосты, водоводы и эстакады, из-за того, что путь пересекли десятки шумных потоков, сбегающих со склонов Кошелевского и впадающих в реку. Когда их стало слишком много, дорога перебралась по мосту через реку на ровный низкий правый берег. Вместе с дорогой мы нырнули в зелёное царство поймы и некоторое время ехали среди огромной необычной растительности в два роста человека и с метровыми листьями, пока не выбрались на возвышенный участок. Вдалеке блеснула большая вода. Река успокоилась, помелела и распалась на несколько рукавов, а в дельте расширилась до полукилометра.

В отличие от Доброграда дома в Порт-Надежде стояли открыто, но в оригинальности ультрасовременного дизайна ничем не уступали. Передо мной раскинулся город-порт с широкими прямыми улицами и шикарными строениями, постепенно увеличивающими высотность от окраин к центру. Проехав с вёрсту по утопающему в зелени проспекту, мы оказались на центральной площади, одну сторону которой занимала чаша крытого стадиона, с другой стороны выделялось причудливое здание с надписью на фасаде: «Драматический Театр». Сразу за площадью проспект проходил через небольшой дендропарк и упирался в протяжённую набережную с несколькими ресторанами и множеством кафешек. На набережной от полукруглой смотровой площадки отходили в море и нависали над водой две широкие крытые остеклённые эстакады, ведущие к вырастающим прямо из морской пучины прозрачным куполам.

– Это наш океанариум, – ответил на мой молчаливый вопрос Александр, – база института моря и гордость Лукоморья. Дальше влево сооружения порта. По краям примерно в миле мористее стоят на якорях две платформы с климатическими корректорами. Слушай, Павел, а не закинуть ли нам в баки, харчишек. Честно говоря, жрать охота.

– А пойдём, – решительно отрубил я, и мы рассмеялись, – цены-то у вас не кусаются?

– Да, нет никаких цен.

– Не понял.

– Во всём Лукоморье питание общественное, тоесть по понятиям большой земли – бесплатное.

– Пошли скорей, хочу посмотреть на это чудо!

– Тоже мне чудо. У нас везде питание общественное, что в кафе или ресторане, что дома на заказ. И не только питание – вся коммуналка и базовые потребности. За деньги только специальные заказы с большой земли.

– А зарплаты хватает на заказы?

– И зарплаты тоже никакой нет.

– Да, ты что, издеваешься?!

– Была охота издеваться. Если нужны деньги, любой житель обращается по коммуникатору в администрацию и ему под конкретный заказ перечисляют по безналу на личный счёт нужную сумму в рублях или валюте, или сразу делают заказ, проплачивают и оформляют доставку.

– И сколько могут перечислить?

– А сколько нужно, но покупка должна быть осмысленной, нужной и обоснованной. Допустим, если тебе придёт в голову купить оригинал Рембрандта, то тебе, скорее всего, откажут. А если захочешь машину, катер, мотодельтаплан, аппаратуру, какое-то специальное снаряжение, особенную одежду или обувь – пожалуйста, всё что угодно в любых вариантах. Но, если увлечёшься и по количеству выйдешь из здравого смысла, то тоже получишь от ворот поворот.

– М-да-а, – в моей голове никак не укладывались местные порядки, а всё увиденное и услышанное казалось каким-то чумовым розыгрышем.

В кафе мы плотно перекусили и через полчаса уже катили назад в Доброград.

– На базу и в научный центр сегодня не поедем. Сергей Иванович предупредил, что сам за тобой завтра заскочит. Возьми, это твой личный коммуникатор, – и он протянул плоское устройство размером с небольшую книжку. – Дома активируешь, инструкция прилагается. Прибор строго индивидуализирован на конкретного человека. Пользоваться проще пареной репы, сломать невозможно. Интерфейс дружественный, видеосвязь с любым абонентом Лукоморья. По понятным причинам роуминг ограничен. Связь с большой землёй через администрацию по специальному коду. Ко всему прочему в Лукоморье коммуникатор, по сути, является паспортом, водительским удостоверением, профессиональным сертификатом, личной медицинской картой и пропуском в соответствующие твоей профессии учреждения. Системная платформа наша – «Орион». Помимо видео и фотокамер имеются текстовый и математический редакторы и память на три сотни гигабайт с возможностью расширения и коммуникации с разными сетями, базами данных и библиотеками.

Мы с Александром тепло попрощались возле детского сада. Скинув обувь у входа, я шагнул внутрь. За одним из трёх маленьких столиков сидели мои ребятишки и увлечённо рисовали фломастерами. Рядом с ними на полу пристроилась Лара и что-то им рассказывала. Я вежливо кашлянул, и ко мне разом повернулись обе перепачканные красками мордашки и улыбающееся лицо девушки.

– А вот и наш…, – она споткнулась на полуслове, вопросительно глядя на меня.

– …дядя Паша, – закончил я за неё, и изобразил свою самую неотразимую улыбку, – и этот дядя пока не знает, куда мы втроём отправимся ночевать.

– А направимся мы всей кампанией ко мне домой. И это не обсуждается, поскольку это просьба Сергея Ивановича. А его просьбы для меня почти что приказ. Шучу, конечно. Пока вы не подобрали свой дом, поживёте у меня. В гостинице детям не место. К тому же мой дом через дорогу. По лестнице вниз и мы на месте. Живу я пока одна, мама в Москву уехала по делам, вернётся на днях. Так что вы меня не стесните. Да и с ребятами мы подружились.

– Ага, подлужились, – пропищала Танюшка.

– Неудобно как-то… Вы же нас ещё толком не знаете… Да и вообще…

– Послушайте, Павел, неудобно сами знаете, что делать. Не бойтесь вы меня, я смирная и уже не кусаюсь.

– И вовсе я не боюсь… Наоборот… В общем, спасибо. Ребята мы идём в гости к тёте Ларе?

– Идём, идём к Лале. И никакая она не тётя, а плосто Лала. Она холошая.

Девушка улыбнулась:

– Пошли, вещи ребячьи завтра заберём. Всё необходимое дома есть.

Находящийся на юго-западном склоне на седьмой сверху террасе дом Лары не выделялся из ряда иных коттеджей на этой улице и снаружи выглядел, как протяжённая изогнутая синусоидой витрина, будто встроенная в склон зелёного холма и оправленная в светлый природный камень. В центре остеклённого фасада темнела полукруглая ниша входа с нависающим козырьком над открытым подиумом веранды. Слева пристроился маленький аккуратный палисадник, справа техническая площадка, на которой стоял обтекаемый двухместный автомобильчик и пара велосипедов. Там же я разглядел турник, качалку и шведскую стенку. Весь коттедж покрывала типичная для здешних домов плоско-покатая крыша, заросшая густым газоном, соединённая в единую плоскость с соседними и ограниченная сзади отбойником дороги на верхней улице.

Внутри дома было удивительно светло и просторно благодаря высоким потолкам и огромным от пола до потолка окнам, через которые просматривалась вся панорама речной долины на фоне вулканического конуса. Окна закрывались либо шторами, либо наглухо затенялись домашним компьютером по голосовой команде.

Суперсовременная начинка дома искусно переплеталась с уютной стариной, о чём говорила кладка стеновых промежутков из светлого природного камня, деревянная мебель и большой электрический камин.

Невероятно огромная по московским меркам гостиная находилась сразу за входом и визуально делилась натрое. Посредине напротив входа выделялась просторная гостевая зона с музыкальным центром, пианино, висящими на стене гитарой и парой флейт, небольшим подсвеченным баром с тремя сидушками. Правее находилась зона отдыха с тем самым камином, креслами, двумя низкими столиками и слегка вогнутой телевизионной панелью. Слева располагалась столовая с большим столом, за которым виднелся проход на кухню. Из гостиной три двери вели в спальни с душевыми комнатами и туалетами, из зоны отдыха – в кабинет и общую туалетную и ванную комнаты, а из кухни вниз вела лестница в технический подвальный этаж. Потом выяснилось, что там находились погребок, холодное хранилище, два склада, мастерская, баня с купелью, тренажёрный зал, система климатического кондиционирования и пульт управления бытовыми системами дома. От вида этого великолепия, у меня от удивления челюсть упала на грудь.

Вопли моих сорванцов быстро разогнали спокойную тишину дома. Они без устали носились по всем закоулкам, пока после ужина Лара не увела их в душ и уложила спать.

Когда она вернулась, я бессмысленно щёлкал кнопками пульта, не обращая внимания на экран и погрузившись в далёкие мысли.

– Чаю хочешь? – очнулся я от голоса Лары.

– Можно и чаю.

– У меня особенный, сейчас принесу.

Сидя в креслах, мы прихлёбывали горячий ароматный напиток и незаметно присматривались друг к другу.

– Лара, ты говорила, что твоя мама в Москву отправилась. Она там живёт или жила?

– И жила, и живёт, и здесь подолгу бывает. Собралась насовсем сюда переезжать.

– Мои тоже собираются. Вот только мне надо дом присмотреть. Подскажешь?

– На юго-западном склоне две террасы недавно застроили, на юго-восточном одна, на первой линии от реки тоже недавно строить закончили. Можно посмотреть. Но я советую соседний с нашим домом коттедж. Не знаю почему, но он с самого нашего заезда уже два года пустует. Похож на наш, но больше и просторнее.

– А обстановка?

– Все дома сдаются в полном жилом комплекте в соответствии с дизайнерским проектом. Конечно, жильцы в дальнейшем под себя кое-что перестраивают. Если надо дооборудовать, сообщаешь в администрацию свои соображения и всё.

– Спасибо. Посмотрим. Маманя у меня хорошая, но в отношении дома шибко привередливая.

– Все мамани такие. Хочешь фотку своей покажу? Вот смотри, – она вытянула с полки альбом и раскрыла на последних страницах.

С фотографии, улыбаясь, смотрела слегка постаревшая Лара! Я машинально перекинул альбомные листы в начало и… увидел Павла Кравцова собственной персоной! Упс! Вот и приплыли. Смутные опасения начали перерастать в нехорошие подозрения.

– А это кто?

– Один мамин знакомый. Его тоже Павлом звали. С ним какое-то несчастье случилось. Слу-ушай, а он чем-то на тебя похож. Точно похож! И даже очень.

– Спросить тебя хотел, извини за вопрос, – я сделал вид, что пропустил её реплику мимо ушей, и перевёл стрелки с опасной темы, – когда у тебя день рожденья?

– Вообще-то женщин спрашивать о возрасте неприлично, но так и быть скажу. Пятого сентября девяносто четвёртого. Недавно с мамой и друзьями мои два десятка отмечали.

Я сглотнул и облегчённо вздохнул. Лара не дочь Павла Кравцова. Поскольку родилась через год и три месяца после его гибели. Настроение почему-то сразу скакнуло вверх.

– А не испить ли нам кофея, графиня? – меня пробило на игривый тон.

– Не поняла насчёт графини? – от изумления её глаза округлились.

– Это из старинного городского фольклора. Предлагаю на сон грядущий принять по рюмке кофе и упасть в объятия морфея, ибо завтра профессор грозился завалить меня делами окончательно и бесповоротно.

Утром Лара отвела детей в садик, и, в ожидании профессора, показала мне соседний дом. Как выяснилось, все здешние дома запирались и открывались прикосновением руки к идентификатору, панелька которого находилась рядом с входом. Сейчас идентификатор работал в гостевом режиме. Внутренность дома меня приятно удивила чистотой и порядком и обрадовала из-за большего, чем в доме Лары, количества и размера комнат.

– Лара, а почему вы выбрали тот дом, а не этот?

– Это хороший дом, но слишком большой, зачем нам двоим такой. А тот, в самый раз.

Профессор приехал вместе с Александром, поскольку ехали они в одну сторону – на гряду Орлиного Крыла. И, пока машина спускалась по террасам, а потом виляла по серпантину, профессор кое-что поведал о местных порядках:

– Здесь, Павел, необыкновенный край, вернее – страна. С моей колокольни, намного лучше, чем какой-нибудь Люксембург, Лихтенштейн или Монако. Вчера ты увидел лишь малую часть здешних чудес и красот. И народ у нас удивительный, фантазёр на авантюристе сидит и энтузиастом погоняет. Полно разных тематических и специальных центров и комплексов, но особое и главное место занимает научный центр, мы его называем просто Центр, поскольку он поистине является и образующей, и организующей сердцевиной всей территории. Собственно говоря, ради него всё здесь и нагородили. Вот туда мы с тобой сейчас и едем.

По мосту мы миновали шумный поток Правого Каюка, и дальше дорога зазмеилась вверх по склону гряды. В пойме я разглядел квадраты садов, в которых осень уже стряхнула с деревьев пожухлые листья. Дальше виднелись ровные полосы вспаханной и не вспаханной земли.

– Что это, Сергей Иванович?

– Это? Садово-огородные участки. Есть у нас любители. Попутно замечу, что кто-то докапывается до истины, кто-то её вскапывает. И, ты заешь, неплохие урожаи выращивают. Но это для души, а основное тепличное хозяйство на Паужетке. Также где-то там птицефабрика и мясомолочный комплекс. Наша замечательная Паужетка нам светит, нас греет и кормит. Кстати, именно там расположена основная часть нашего производства, лишь некоторые предприятия находятся в пригороде Порт-Надежды, и кое-что имеется здесь в Орлином Крыле.

Через полчаса мы с профессором стояли напротив проходной Центра перед длинным застеклённым и утопленным в толще камня фасадом. Чтобы оконные плоскости не бликовали, рамы были установлены с наклоном вперёд. По здешней традиции Центр не выделялся из общего ландшафта, а все шесть его этажей уходили вниз, располагаясь глубоко в толще скального массива. От одного представления об объёмах выполненных горных работ жутковато становилось.

Профессорский офис находился на первом, наружном этаже, и из его окон открывался шикарный вид на Курильское озеро и расположенный за ним вулкан Камбальный.

– Садись, Павел. Давай поговорим о делах. За четырнадцать последних лет здесь проведена колоссальная работа, но только сейчас мы приблизились к цели, ради чего всё и нагородили. А цель эта – время. В прямом смысле этого слова и физическом, и историческом, и стратегическом.

Теперь до меня стал доходить смысл многолетних усилий профессора, а также стал понятен интерес к проекту первого лица государства.

– Не обижайся, но в основу наших исследований и разработок мы взяли твоё открытие принципа генерирования гравитонов, – продолжил профессор. – Когда в конце девяностых досконально изучили феномен Кравцова, выяснилось, что физической основой времени является быстрая и нестабильная частица хронон, который не существует сам по себе, а только в составе элементарного носителя пространства тахиона. Оказалось, что этот, будь он неладен, тахион возникает при динамическом взаимодействии гравитона и фотона. – Артемьев потянулся, достал откуда-то сбоку термос и две чашки, налил горячий чай и придвинул ко мне.

– Так вот. Мы никак не можем отрегулировать параметры излучений. При малейшем их векторном или фазовом смещении объект мгновенно разрушается, – профессор прихлебнул чай, помолчал и потом продолжил: – Проблема в том, что согласно госзаказу, через полгода мы обязаны предъявить комиссии действующую установку. За Паужеткой вблизи второй термальной электростанции уже год как возвели капитальный корпус, подвели энергию, завезли и отладили сложнейшую электронику, на мощных фундаментах смонтировали опоры и кронштейны, а поставить туда пока нечего. И по всем приметам, до мало-мальски приемлемого результата, как до Луны пешком. Помоги, Паша. Давай дружно извилины поднапряжём, а? Готов взяться за эту тему?

– Не гони, Сергей Иванович. Дай сначала разобраться, что вы тут до сих пор навыдумывали. Мне нужны все без исключения материалы по наработкам и немного времени.

– Легко. Работать будешь в собственном офисе. Если что-то нужно или непонятно, пользуйся коммуникатором. Всю необходимую информацию найдёшь в центральном сервере, допуск у тебя по категории «один». Перекусить можно или в кафешке на этаже, или заказать в офис. Когда закончишь, можешь вызвать электромобиль с водителем, а хочешь, сам машину возьми, если рулить умеешь. Свободные электромы стоят в паркинге. Подойди к механику, зарегистрируйся и пользуйся машиной на здоровье. Пошли до офиса провожу.

Этажом ниже мы остановились у скользящей двери с табличкой «Смирнов Павел Сергеевич». Во, как! Не хухры-мухры, а личный офис, едрён батон. Зашёл внутрь, огляделся, и в зобу дыханье спёрло от невиданного технодизайна и электронной начинки.

В выкрашенном в фисташковый, белый и светло-жёлтый цвета помещении имелось для работы всё и даже более того. Напротив входа стоял фигурный рабочий стол в виде трилистника, в изгибах которого приткнулись три офисных кресла. За ним виднелась полупрозрачная дверь. Справа вдоль стены протянулся сложный монтажный стол с подсветкой и множеством ящиков, а слева перед эргономичным столиком со встроенной сенсорной клавиатурой полукругом темнели три экрана, и стояло шикарное рабочее кресло.

Артемьев указал на дверь за столом:

– Там комната отдыха с кухней, диваном, столиком и телевизором, туалет, душ, холодильник, в шкафу чистое бельё и разная мелочёвка. Вон там с краю массажное кресло. Здесь в твоём распоряжении главный сервер и все сети. Работай спокойно, без твоего ведома сюда никто шагу не сделает. Убираются здесь роботы, так что на столах бумаги не оставляй.

Профессор ушёл, а я облазил весь офис. Нормальненько так. Красиво жить не запретишь. Компьютеры с бешеной скоростью выдавали терабайты информации, о которой раньше я и мечтать не мог. Кр-р-расота! Я чувствовал себя обожравшимся котом. В комнате отдыха я немедленно воспользовался туалетом, холодильником и диваном. Но больше всего меня поразило устройство, оказавшееся утилизатором.

Разбираясь с материалами, я засиделся допоздна, и, не желая тревожить Лару и детей, заночевал в офисе. И не зря. Аура что ли здесь какая-то особая, или моё изрядно застоявшееся мозговое вещество соскучилось по работе, но между сном и явью мне в голову пришли интересные идеи. Те мысли я прочно зацепил, и на следующий день, едва продрал глаза, настолько погрузился в расчёты, что из состояния творческого безвременья меня уже под вечер выдернул вызов коммуникатора. С экрана смотрел хмурый профессор:

– Похоже, Павел, ты решил покончить жизнь самоистязанием. Так не пойдёт, кадет. Соблаговоли принять моё порицание. Сейчас я зайду, не возражаешь?

– Риторический вопрос, Сергей Иванович, но, если вам так угодно, не возражаю.

Он мотнул головой, хмыкнул, и экран погас.

– Ты почему домой не идёшь? – грозно спросил профессор от входа.

– По трём причинам. Во-первых, нельзя идти туда, чего пока нет. Вот приедут мои, тогда и появится дом.

– А дети, Лара?

– Не то. А Лара вообще тут не причём. Во-вторых, мне и здесь неплохо, пока во всяком случае.

– Работа – дом родной. Докатился, – проворчал профессор.

– И, наконец, в-третьих…, – я откинулся на спинку кресла и, выдержав паузу, закончил, – я… кое-что… придумал.

– Что ж ты сразу, паршивец, с этого не начал?! – Глаза профессора загорелись внутренним светом.

– А вот не надо было грубить честному труженику мозговых извилин, – подлил я масла в огонь.

– Давай, Паша, не томи! – От нетерпения он уже ёрзал на кресле и подрагивал правой ногой.

– Вот тут наброски и расчёты. Теперь по сути вопроса. Добиться полной и абсолютной синхронизации можно…, – я сделал паузу, – если совмещать не потоки излучения, а… голографические пакеты исходных полей, что позволит провести идеально точную калибровку… Далее. Совмещая обе голограммы в известной математической точке, мы создаём копию-матрицу процесса, и при её облучении соответствующими энергиями получаем стабилизированный по вектору и фазе поток тахионов. Но… и это ещё не всё. Поскольку после синхронизации поток образует тахионный туннель, то внутри него возникают физические условия, которые позволят перемещать по вектору времени материальные объекты любой массы, в зависимости от количества приложенной энергии и радиуса туннеля. Всё! Доклад закончил.

– Ты… ты сам не знаешь кто ты такой! Голова твоя садовая! Ты не гений, ты вообще чёрт знает кто!! – Профессор задорно блеснул глазами, вскочил и затряс меня, как грушу.

– Всё, всё, дяденька, отпустите, я больше не буду!

– Я тебе покажу «не буду», ещё как будешь, паршивец ты мой дорогой! Деми не зря сказал… – и он споткнулся на полуслове. – Ладно, давай сюда бумаги, гардемарин, и дуй домой, тебя детишки заждались. Да, и совсем забыл. Завтра прилетают твои бойцы из отряда «Д», – напоследок огорошил профессор, – все до одного. Это решено наверху. Теперь они будут жить здесь. Немного позже сюда переберётся на постоянное место жительства и известная тебе корреспондентская группа ВГТРК. Так надо.

– Сергей Иванович, – я слегка опешил, – вот вы опять ставите меня в неудобное положение. Я-то их всех знаю, а они меня в этом обличье – нет. Как мне с ними разговаривать? Что я им скажу?

– Не прибедняйся, – он хмыкнул и пожал плечами, – чтобы ты, со своим хорошо подвешенным языком не нашёл нужных слов, ни за что не поверю. Было бы о чём молчать, а что сказать ты всегда придумаешь. Они прилетают на двух вертолётах в одиннадцать. Встретит их Александр Васильевич, а ты поприсутствуешь.

Дома меня одолели разные мысли, напрочь лишив покоя, и заставляя копаться в памяти. В ставшей неудобной постели я долго ворочался с боку на бок и только под утро незаметно заснул. Проклиная будильник, я кое-как очухался в девять утра, и уже через час мы с Александром стояли вблизи вертолётной площадки.

Слово за словом я затронул тему безопасности:

– Тебя что-то смущает, Павел? – Прямо спросил Александр.

– Не то чтобы смущает… но, скажем так, не внушает доверия. Когда мы с профессором сюда летели, он говорил о мощной системе контроля и защиты. И вот я в Лукоморье уже пять дней и видел немало секретных объектов, а охраны и не заметил. Не слишком ли легкомысленно оставлять всё это хозяйство без присмотра?

– Спасибо, – улыбнулся Александр, – это лучший для меня комплимент. Если ты ждал здесь увидеть колючую проволоку, бункеры с амбразурами и вышки с прожекторами и пулемётами, то отвечу, что вы, сударь, мыслите категориями прошлого века. На хрена нам бойцы с ружьями, если есть два контура охранной системы, дроны и мобильные патрули?

Я слушал Александра и невольно зорко посматривал по сторонам, пытаясь засечь камеры или датчики.

– Разглядел? – расплылся он в довольной ухмылке. – Нет? Вот и славно. И скажу без ложной скромности, наша база на Орлином Крыле вообще предмет моей гордости. Поверь, повидал я немало, но сам до сих пор удивляюсь её возможностям. Скоро сам всё увидишь. Скажу по секрету, там же находится законсервированный филиал КП Генерального штаба ВСРФ. Но это уже вне моей компетенции.

Я вслушивался, пытаясь всё запомнить и намотать на ус, поскольку искренне беспокоился о судьбе отряда «Д», ведь до сих пор мужики числились бойцами спецназа, значит, сюда прибывают как военнослужащие в формальное подчинение Александра. Однако, опережая мои вопросы, он прямо заявил, что не собирается их озадачивать, пусть поживут, оботрутся и сами выберут дело по профессии и по душе.

Наш разговор прервал свистящий звук вертолётных турбин и винтов. Две железные стрекозы вынырнули из-за сопок и направились в нашу сторону. Зависли и сели на площадки.

Винты ещё крутились, затихая, когда из вертолётного нутра начали вылетать армейские рюкзаки и баулы, а за ними по приставной лестнице спустились бойцы отряда «Д». И, пока они разбирали имущество и осматривались, я задал Александру мучивший меня вопрос:

– Скажи, Саш, их всех сюда добровольно, или… – я набрал в грудь воздуха.

– Не сомневайся, – он усмехнулся, – никто их не тиранил. В Дебальцево отряд сняли с позиций 4 сентября в полном составе, сказав, что отправляют на задание особой важности. В Ростове их переодели, вежливо изъяли и отправили в переплавку всё бронированное оружие до последней железки, и на неделю отправили в Сочи в ведомственный пансионат. Потом в Москве сделали предложение, от которого ни один из них не смог отказаться. И вот они собственными персонами. Практически решился вопрос и с их семьями. Корреспондентская группа Поддубного скоро вернётся из-за рубежа и тоже на самых выгодных условиях будет направлена сюда в бессрочную командировку.

– Добро, коли так, – я глубоко вздохнул.

Тем временем мои бывшие соратники, нагрузившись вещами, начали спускаться по эстакаде. Вся королевская рать в сборе. Интересно, кто там нынче верховодит? Ага, Ромео. Увидев нас, он повёл бойцов в нашу сторону и поставил их неровной полукруглой шеренгой напротив. Александр спокойно оглядел команду и поздоровался:

– Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Кропотов Александр Васильевич. Я начальник территориальной службы безопасности. Для ясности сообщаю, что вы находитесь на южной оконечности полуострова Камчатка, на особой территории «Надежда». Сейчас вас отвезут в гостиницу. Отдохнёте, придёте в себя, обсудите новости, кое-что разузнаете, а вечером встретимся для предметного разговора. Теперь давайте познакомимся. Бармин Евгений Денисович, – вперёд шагнул Ромео и окинул нас спокойным внимательным взглядом.

– Гаско Захар Богданович, – Сфера вышел и упрямо уставился на нас.

– Курбатов Кирилл Максимович, – крякнув и тряхнув рыжей с лёгкой проседью головой, выбрался из строя Дитрих.

– Косак Иван Ефимович, – Рокки поднял руку и скривил губы в своей фирменной улыбке.

– Старых Василий Кузьмич, – вперёд шагнул кряжистый сибиряк Хакас.

– Тароев Руслан Якубович, – качнул головой наш горец Стингер.

– Страхов Алексей Григорьевич, – в строю нехотя пошевелился Черчилль.

– Добыш Аркадий Борисович, – а вот и наш неугомонный одессит Марк.

– Зиборов Виктор Васильевич, – нервно дёрнулся и поднял руку Док.

– Рахненко Анатолий Фёдорович, – вскинул голову долговязый киевлянин Техник.

– Липаев Фома Гурьевич, – рядом с другом встал коренастый и светловолосый Финн.

– Вилевич Мирон Осипович, – нас царапнул цепкий взгляд Хоттабыча.

– Остахов Владимир Павлович, – поднял руку Сержант.

– Урлик Леонид Александрович, – шевельнулась двухметровая громада Лео.

– Павловский Александр Андреевич, – кивнул седой головой Лунь.

– Хабаров Фёдор Степанович, – к нам повернулось заросшее сизой щетиной лицо Ворона.

– Юхима Николай Тарасович, – в конце строя мотнулась кудлатая голова Стерха.

– Итого по списку личного состава специального отряда «Д» семнадцать человек. Напоминаю, в восемнадцать ноль-ноль в холле гостиницы поговорим по существу дела. Вопросы есть? Нет. Разойдись.

Мужики вскинули на плечи свои баулы и рюкзаки, и я едва сдержался, чтобы немедленно не полезть с объяснениями. Но несвоевременность и неуместность представления заставили меня отступить за спину Александра. Микроавтобусы укатили, а мне позвонил профессор:

– Привет, Павел, не смотря на честно заработанный твой выходной, вынужден тебя побеспокоить. Сам виноват, нечего было синхронизатор придумывать. Появились неотложные вопросы. Вечером заскочи в Центр. На электроме ездить научился?

Я пропустил дружескую издёвку мимо ушей.

– Что там учиться, педаль да джойстик. Тоже мне танк.

– Шуткую я. С друзьями пообщаешься и сразу ко мне. Дело, действительно, архиважное и неотложное.

Всё-то у него важное, и непременно – неотложное. Очухаться не даёт, хотя вчера намекал, что я слегка заработался. А мне и впрямь пора определиться с жильём, и семью из Москвы пора вызывать. А я тут в текучке погряз. Кстати, позвонить в Москву надо. Я хлопнул себя по лбу и сорвался с места.

Дома меня встретила Лара.

– Перекусишь? – она мельком вскинула глаза на мою озабоченную физиономию.

– Не-а. А вот кофейку испить не откажусь.

– Как прикажете, господин, – она хитро блеснула быстрыми глазками.

– Э-э, ты это… кончай тут… всякие гадости выражаться… Вот господином ни за что обозвала. Я нищ, как церковная мышь, и честен, как пилигрим, а эти самые пузатые господа за океаном в цилиндрах и жилетках на мешках с золотом сидят. И ведь говорили мне, что каждый может обидеть честного пахаря мозговых извилин и пролетария умственного труда. Не верил, а вот и дождался. И-й-эх, жизнь моя жестянка! – и я притворно всхлипнул и горестно вздохнул.

Лара громко улыбнулась и ушла на кухню, а я взял коммуникатор. Звонок в Москву.

– Алле. Это квартира Смирновых? Драку заказывали?

– Алло, кто это? Мы ничего не заказывали, тем более драку. – послышался встревоженный голос мамани.

– Здравствуй, ма, это твой сын непутёвый Павел неудачно пошутил.

– Ой, Павлик, сынок. Здравствуй. Слава богу, позвонил. Наконец-то, а то уж я вся извелась. Как твои дела?

– Всё отлично. Работаю. Дом для нас подобрал. Огромный коттедж, вам понравится. Природа здесь необыкновенная. Приедете сами всё увидите.

– Конечно. Мы уже готовы. Только… тут кое-какие проблемы образовались. Но о них не по телефону.

– Что-то серьёзное?

– Как сказать… Это с какой стороны посмотреть. В общем-то, да.

– Та-ак… Всё понял. Сегодня к вам подъедут люди и разберутся на месте. А вы продолжайте собираться. Послезавтра жду вас здесь. Всё, конец связи.

От нехорошего предчувствия внутри возник холодный комок. Я с ходу поставил диагноз: в Москве что-то произошло, и мать это скрывает. Значит, имеется прямая и кем-то контролируемая угроза, или угроза угрозой. Я набрал номер профессора:

– Сергей Иванович, вы у себя? Я к вам сейчас подскочу по личному вопросу, мне надо срочно кое-что обсудить. Вы не против? Всё, еду.

– А как же кофе? – в дверях кухни стояла Лара с подносом с чашками и лимоном.

– Извини, Лар, – я резко поднялся, – я к профессору Артемьеву.

– Что-то в Москве случилось? – бросила она понимающий взгляд.

– С чего ты взяла?

– Уши у меня и глаза имеются, и голова пока ещё соображает.

– Там что-то не так. Маманя ничего не сказала, но у меня нехорошее предчувствие.

– Тогда поторопись.

Я благодарно кивнул, обжигаясь, проглотил чашечку кофе и вышел вон.

Электром проскочил по террасам, прошелестел по мосту через Каюк и втянулся в дорожный серпантин, поднимающийся к Орлиному Крылу. Дорога пошла вверх и мотор натужно загудел.

Профессор ждал меня в своём офисе.

– Что случилось, Павел?

– В Москве у моих какие-то серьёзные неприятности, – сходу озадачил я его проблемой, – надо по вашим каналам срочно выяснить, что к чему. Если потребуется нужно обеспечить охрану, а завтра проводить их вплоть до места.

Профессор нервно хрустнул сломанным карандашом, молча, вышел и отсутствовал полчаса.

– Моё упущение. Надо было сразу об их безопасности позаботиться. Сейчас всё выясняется. Полагаю, всё будет в порядке.

– Нет желания объяснить, что происходит?! – я начал заводиться.

– Успокойся, Павел, не кипятись, – Артемьев сложил руки в замок. – Я сам только что узнал. Вчера в вашу московскую квартиру трижды звонили неизвестные и изменёнными электроникой голосами предупредили, что, если твоя семья покинет Москву, то самолёт взлетит, но не долетит. Безопасники выяснили, что звонили из-за рубежа. С этого момента твоя семья под охраной. Разберёмся. Александр Васильевич уже занимается этим вопросом. А сейчас успокойся и отправляйся домой.

Разговор с профессором мало что прояснил. Неопределённость, будь она трижды неладна.

Дома меня встречали Лара и дети. Повозившись с ребятишками на тёплом полу, я отправил их играть и уселся напротив Лары.

– В Москве что-то происходит, – начал я разговор, – к вечеру, думаю, ситуация прояснится. Послезавтра жду своих здесь. Поможешь?

– Мог бы не спрашивать, – в её голосе сквозила неподдельная озабоченность, – конечно, помогу.

– Всё спросить тебя хотел. Здесь в Лукоморье все при деле, а ты всё время дома?

– Отпуск на две недели. Я оператор-аналитик информационного центра. Направление – погода, климатическая коррекция, гидрология и сейсмика. Работа в целом не пыльная, но требует определённых навыков, внимания и хорошей реакции. В свободное время выращиваю цветы, люблю хорошую литературу и музыку, занимаюсь спортивными танцами, раньше гимнастикой. Ещё вопросы будут?

– Не обижайся, я ведь по-дружески. Тут вот какая закавыка. – Я сосредоточенно уставился на лежащий на полке альбом. – Тот человек на фотке в вашем семейном альбоме – мой дядька Павел, родной брат моей матери. Его убили в июне девяносто третьего. А, насколько я знаю, он был близок с твоей матерью. Извини, конечно, не стоит ворошить прошлое, но я не хотел бы оказаться твоим двоюродным братом. Однако, видишь, по срокам не сходится.

Лара грустно улыбнулась, сходила на кухню за горячим кофе, потом уселась в кресло с ногами, повертела в руках чашку и закрыла эту тему:

– Я знаю эту историю и догадывалась относительно тебя. У мамы не сложилась личная жизнь. Так вышло. Мой настоящий отец – Буслаев Иван Петрович, глава здешней администрации. Мама и он по каким-то причинам расстались. Все эти годы отец жил одиноко и не догадывался, что у него растёт дочь. А когда случайно узнал, то чуть ли не силой затащил нас сюда. Вот уже два года, как мы здесь живём, и лично я об этом ничуть не жалею. Сначала в Москве часто бывала, а теперь и не тянет. Мой дом здесь. У мамы сложный характер, но Буслаев всё равно её убедил. На днях она вернётся и переедет к нему.

Впав в лёгкий ступор, я машинально прихлёбывал кофе, лихорадочно прокручивая в голове вновь открывшиеся обстоятельства.

– Обалдеть. Мексиканские сериалы отдыхают. Но ты не переживай. Мои приедут, мы сразу переберёмся к себе, и у тебя хлопот поубавится.

– Жаль, – она явно огорчилась, – ребятишки ко мне привыкли. А хочешь, оставайтесь, – её чашка звякнула о блюдце.

– А вот возьмём и останемся, – я пытался дурачиться, а у самого почему-то застучало сердце, – пока не прогонишь.

– Хороших людей просто так не выгоняют. Вот если буянить или безобразничать начнёте, тогда придётся выставить за порог.

– Но учти, когда берёшь в дом милого пушистого котёнка, это всего на полгода, а потом это наглая зажравшаяся морда.

Согнувшись от хохота, она долго смеялась, а потом подняла голову и из-под её светлых с рыжинкой локонов весело и задорно блеснули зелёные глаза.

Так за милой глупой болтовнёй незаметно пролетело время, и в половине шестого с улицы донёсся сигнал авто. В машине Александр сразу перешёл к делу, положив конец моим сомнениям, а то на нервной почве я уже начал тупить:

– С твоей семьёй сейчас плотно работают московские безопасники. Как мне сообщили, дело оказалось намного сложнее, чем предполагалось, – он слегка сморщился, – по ходу выяснились странные обстоятельства. За твоей семьёй следили с самого начала твоей эпопеи, ещё до того, как ты загремел в кому. Но сейчас все каналы перекрыты, и спецы начали вытягивать цепочки. Кто за всем этим стоит, скоро выяснится. Одно понятно, против тебя, а, значит, теперь и против всех нас работает серьёзная сила. На данный момент ясно то, что все события, так или иначе, крутятся вокруг тебя, а с учётом твоего значения, как ключевой фигуры в нашем проекте, вся эта возня косвенно касается и первого лица государства. Теперь тебе понятен расклад? Разберёмся, конечно, со всей этой бодягой, а ты не волнуйся, твои близкие теперь под серьёзным прикрытием.

Гостиничный холл оккупировали мужики из отряда «Д». Они сидели в креслах и на банкетках, кто-то примостился на подоконнике и на сиденьях у гостиничной стойки.

– Добрый вечер, товарищи, – поприветствовал всех Александр, – надеюсь, все отдохнули и собрались с мыслями. Для начала коротко об особой территории, где вы оказались, – и он за четверть часа кратко изложил историю и географию Лукоморья, – подробнее вы всё узнаете завтра во время большой экскурсии на автобусе. А теперь вопросы.

Первым с флегматичным и ехидным выражением лица поднялся Док. Ну, конечно, разве мог промолчать наш штатный скептик:

– Э-э, Александр… Васильевич, народ интересуется, для чего нас сюда через всю страну перебросили, вроде не по профилю?

– Причины три. Во-первых, ваш боевой путь на Донбассе не остался незамеченным, ни в Москве, ни в Киеве, ни в Брюсселе, ни в Вашингтоне. Мы располагаем данными, что на вас всех объявлена большая охота. И не только на вас, но и на ваших близких. Тихо, тихо! Успокойтесь. Все ваши родные под присмотром, защитой и уже дали согласие на переезд сюда. Во-вторых, вы являетесь носителями секретов государственной важности, а это означает, что вас нужно беречь и охранять. В-третьих, руководство страной по достоинству оценило вашу службу за последние полгода, и ваше пребывание здесь можно считать высокой правительственной наградой. Скоро вы сами убедитесь, что жизнь на особой территории «Надежда», действительно, изменит вашу судьбу в самую лучшую сторону.

– Что с нашими семьями? – вскинул седую голову Лунь и с угрюмой тревогой уставился на Александра.

– Все ваши близкие и даже некоторые двоюродные дали согласие на переезд в Лукоморье и прибудут в самое ближайшее время. Причём, ответственно заявляю, что силой никто никого ни сюда привозить, ни здесь держать не собирается. Завтра после экскурсии вам на выбор будут предложены в постоянное и полное пользование дома и коттеджи со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Также каждому из вас предоставят на выбор личный транспорт и всё, что необходимо для жизни по запросу.

– Что за работу вы нам предлагаете, не придётся ли за ваши авансы слишком дорого заплатить? Жизнь не раз подтвердила правоту известной поговорки про бесплатный сыр, – неторопливо проговорил Ромео.

– Поскольку среди вас не только военные профессионалы, вам даётся возможность самим определиться с местом работы: в безопасности, в производстве, в энергетике, в порту, на транспорте, в информатике, в сфере быта или ещё где, выбор огромен. Но есть и ещё один специальный проект, в связи с чем хочу вам представить человека, который всех вас хорошо знает, а вы его пока нет. Знакомьтесь, Смирнов Павел Сергеевич, ведущий специалист по основному направлению исследований научного Центра.

Все уставились на меня, меряя придирчивыми взглядами сверху вниз и наоборот. Вот и наступил момент, если не истины, то правды.

– Всех приветствую. Начну с главного, – я старался излагать чётко и по существу, – совсем недавно мы с вами неплохо повоевали под Славянском, в Донецком аэропорту, в Красном Луче, на Саур-Могиле, под Иловайском и в Дебальцево. – У мужиков от неожиданности глаза полезли на лоб. – Тогда вы меня знали, как вашего командира Бора, подполковника Жданова Сергея Борисовича тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, погибшего в последнем бою в селе Логвиново от ракетного залпа украинских штурмовиков.

В мёртвой тишине, повисшей в холле, слышался только тихий шелест кондиционера. От такой новости у кого хочешь мозг переклинит.

– Моя история слишком долгая и необычная. В нескольких словах её не рассказать, но иначе нам не объясниться, а потому слушайте.

Опустив участие высших сил и реинкарнации, я говорил около получаса, а, закончив, с чистой совестью взглянул в лица дорогих мне людей.

– Бор, это, правда, ты что ли? – осторожно подступил Марк.

– Я это, я. Ещё не забыл, как ты на пару с Финном под Красным Лиманом в хохляцком дерьме по уши перепачкался и всю машину потом провонял, – добавил я в голос насмешки и встал в привычную для Бора позу: руки в бока, левую ногу вперёд и голову чуть вправо.

– Братцы!! Это ж Бор!! – Марк обхватил меня, будто собирался раздавить, а потом чуть отстранил, вглядываясь в глаза. – Сволочь такая!! Помер зачем-то! А мы его похоронили. Я сам землю лопатой… – он, не стесняясь, кулаком вытер слёзы.

Через сдавивший горло комок у меня вырвался вздох облегчения. Все бросились хлопать, обнимать, о чём-то спрашивали, некоторые украдкой тёрли глаза, кто-то не стеснялся в выражениях. Вопросы, вопросы, вопросы. Вот уже откуда-то возникла пара бутылок водки. А-а, ради такой встречи, наливай! Атмосфера резко потеплела. Народ загомонил и расслабился. Александр смотрел на нас и улыбался.

– Кстати, Александр Васильевич, а как тут насчёт разных напитков? – вкрадчиво подкатил Лео.

– Без проблем. Во всех кафе и ресторанах есть хороший алкоголь, но напиться здесь невозможно. Не приветствуется. В крайнем случае, ограничивается. В самом крайнем случае лечится радикально. А, если по сути, то все алкоголики остались на большой земле. А новых сюда не пускаем. А погулять и отдохнуть здешний народ любит и умеет.

– А девушки здесь красивые? – не отставал Лео, придав своему басу максимум деликатности.

– Девушек много и все исключительно красивые. Вот поживёте и сами убедитесь.

Кое-как управившись с эмоциями и чувствами, я договорился с мужиками и Александром о встрече на послезавтра и поспешил в Центр. Профессор сидел за столом, плотно обложившись бумагами, и что-то черкал простым карандашом.

– Что ж вы, Сергей Иванович, по старинке с карандашиком наперевес.

– Привычка, знаешь ли, вторая натура. Так у меня голова лучше соображает. Поймаю мыша, и ем не спеша. С твоей семьёй в Москве что-то прояснилось?

– Да, Александр Васильевич сказал, что меры приняты.

– Тогда к барьеру, кабальеро. Твоя идея полностью подтвердилась. Наши аналитики, математики и инженеры закончили расчёт и отмоделировали. Всё в цвет. Сегодня ночью начнут проектировать узлы.

– Лихо тут у вас шестерёнки крутятся. Идея едва вылупилась, а уж и узлы проектируют. Поверить не могу.

– Здесь, Паша, всё проще, яснее и надёжнее. У нас нет бюрократии, ничего не надо согласовывать, подписывать и утверждать. Никто не мешает работать. Важен только результат.

– Не могу избавиться от ощущения, что вы, Сергей Иванович, потихоньку строите здесь коммунизм в отдельно взятом Лукоморье. Этакое русское чудо: чудили, чудим и будем чудить.

– А, хоть бы и так. Что плохого в том, чтобы хорошенько и качественно почудить? Сам знаешь, коли чего захотел, хоти смелее. Строим и построим, но, конечно не коммунизм. Бред всё это. Нет у нас в головах марксистско-ленинистской шизанутой идеологии господства рабочего класса. Мы исповедуем господство любого нужного дела, главенство здравого смысла, творчества, благополучия всех людей и их счастливая жизнь во всех её проявлениях. Радуйся жизни сам и помогай радоваться другим. В отличие от большой земли, у нас нет и быть не может противоречия между интересами людей и общества в целом, – профессор отложил в сторону карандаш и продолжил. – Я собственно вот для чего тебя пригласил. Твой хроносинхронизатор будет работать, к гадалке не ходи, но…

Он широко зевнул, потянулся, встал и принёс из комнаты отдыха две чашки горячего крепкого чая. Уселся напротив, отхлебнул и отставил чашку в сторону.

– Но…, – продолжил он, – при переносе объектов и субъектов в прошлое они будут прибывать в ту же точку пространства, откуда стартовали, тоесть на юг Камчатки. А добраться до нужного места из древней Камчатки практически невозможно. Тупик-с, сеньор. Маленькое, но противное фиаско, вернее большая закавыка.

– Погодите, Сергей Иванович, – я махнул рукой, и он замолчал. А я прикрыл глаза и попытался схватить за хвост мелькнувшую мысль. Перед внутренним взором появилась вращающаяся в пространстве Земля, и… меня озарила догадка.

– Кажется, нашёл.

– Давай… излагай, – прошептал профессор, привстав с кресла и подавшись ко мне.

– С чего вы взяли, что выход будет на месте входа? При переносе точкой привязки является господствующий в данном объёме пространства-времени источник, тоесть центр планеты. Так? Так. Но относительно центра поверхность Земли также перемещается в пространстве, как любой иной объект. Поэтому, зная скорость вращения планеты, можно рассчитать, какой долготой в пределах данной широты подвернётся планета под точку выхода. Тоесть относительно оси вращения фиксированной величиной является только широта, на которой место выхода по долготе будет переменной величиной. Образно говоря, Земля сама подкрутится под место выхода, необходимо только рассчитать долготу и высоту над поверхностью.

Профессор с пол оборота понял мою мысль, вскочил, изобразил что-то вроде танца вприсядку, крякнул, схватил меня за голову, чмокнул в лоб и выскочил вон. Ни хрена себе танец мумба-юмба. Совсем плохой старик стал. Этак он долго не протянет, буде так реагировать на все мои соображалки. Я не спеша допил чай и вышел из офиса.

День истаял серым туманом, и Лукоморье погрузилось в осенний вечер, со всеми признаками близкой зимы. Этот день меня шибко притомил. Голова гудела от свалившихся проблем, забот и впечатлений. Едва выехав за пределы Центра, я вышел из машины, поплотнее запахнул плащ и встал на краю дороги возле нависающей над склоном смотровой площадки. Внизу раскинулась панорама речной долины, чёрные конусы вулканов на фоне тёмно-синего неба, далёкие огни Паужетки за рекой и вид невероятного города на пологом склоне. Прохладная погода бодрила, но на смотровой площадке гулял народ, люди отдыхали в кафе. В павильоне в окнах мелькали фигуры, звучала музыка, раздавались голоса и смех. За речкой Каюк вечерней жизнью бурлил Доброград. Там мигали светящиеся полосы окон, повторяя изгибы террас, на которых мягко подсвечивались обочины улиц. В каком-то коттедже на юго-западном склоне шумела вечеринка. Мимо меня друг за другом, пыхнув фарами, проехали четыре электрома. В городе мелькали фары сотен других.

Я смотрел на тонкий серп луны, на миллионы усеявших небо звёзд, на огни города и вдруг ощутил, что эта земля живая и весёлая, что она полна людей со всеми их заботами, радостями, страстями и удовольствиями. Похоже, я душой принял Лукоморье.

Дома дети крепко спали, а Лара сидела за рабочим столом и скользила пальцами по клавиатуре. На обоих мониторах я углядел какие-то графики и таблицы.

– Ужин на кухне, – не поворачиваясь, проговорила она и продолжила работу. На цыпочках я проскользнул на кухню. Голодный желудок разбудил зверский аппетит. Я алчно проглотил ужин, осушил стакан сока, потом прокрался в спальню. Завтра предстоял долгий день.

С утра пораньше я укатил в Центр, поскольку перед сном мне в голову пришла идея, которую захотелось продумать и просчитать. К тому же я собирался восстановить схемы и расчёты всех моих московских разработок, павших в борьбе с оборотнями в погонах. Профессора в Центре я не застал, зато в коридоре встретил Шинорина Алексея Владимировича главного местного педагога. Он проходил мимо двери моего офиса и обрадовался встрече.

– Можно к вам зайти, Павел Сергеевич? – Промурлыкал Шинорин, заглядывая в глаза.

– Отчего ж нельзя, можно, конечно.

Он сразу по-хозяйски устроился у рабочего стола, быстро окинув взглядом разложенные бумаги.

– Я собственно вот по какому поводу хотел с вами поговорить. В наших колледжах вводится курс прикладной физики и электроники. Не могли бы вы прочитать курс лекций по вашей теме?

– По какой моей теме? – я слушал его вполуха.

– По той, которой вы занимаетесь, – выкрутился Шинорин, неторопливо протирая очки.

– Хм-м. Видите ли, Алексей Владимирович, я пока пребываю в стадии адаптации и вряд ли готов к преподавательской работе. Текучка, понимаете ли. Предлагаю вернуться к этому разговору позже.

– Конечно, конечно. Это не к спеху. Всего доброго, Павел Сергеевич.

Он вышел из офиса, а мне вдруг почему-то нестерпимо захотелось вымыть руки и почистить зубы. Что я и сделал.

Около часа я восстанавливал принципиальные схемы трёх генераторов с некоторыми усовершенствованиями. Ещё час я набрасывал разные эскизы, пачкал и комкал бумагу, пока не поймал творческий кураж. Рука принялась уверенно чертить схемы, рядом с которыми побежали строчки цифр и формул. Листы ложились один на другой. Наконец, поставлена точка. Уф-ф. Всё-таки творчество даёт удивительное ощущение удовлетворения. Я потянулся в кресле, потом отправился в комнату отдыха. Пока грелся чайник, я забрался в тёплый душ. Хорошо. Потом холодный! Ух! Ещё лучше! Жрать охота. Не удивительно, часы показывали уже четыре. Я с наслаждение проглотил кофе и бутерброды, завалился на диван и взял пульт телевизора. В новостях говорили о войне в Сирии, о ситуации на Украине, о санкциях, беженцах и прочих гадостях. По другим каналам сплошным потоком шли мыльные сериалы, всевозможные шоу, постановочные политические диспуты и тошнотворные блоки рекламы. Спасая остатки здравого смысла, я вырубил зомбоящик и машинально потряс головой пытаясь вытряхнуть залетевшую туда бредятину. Отыскав по радио хорошую музыку, я задумался.

В общем и целом, ситуация постепенно стала проясняться, а жизнь налаживаться. Но в то же время начала накапливаться и немалая куча вопросов. Зачем я здесь? Каковы истинные планы профессора Артемьева? Зачем на самом деле сюда привезли отряд «Д»? И, в конце концов, кто и почему угрожает мне и моим близким?

Незаметно я задремал и проснулся от близкого позвякивания и тихого бормотания. Вскочив, я на автомате принял боевую стойку и… облегчённо выдохнул. Возле кухонного стола профессор заваривал кофе, что-то мурлыкая под нос.

– Ого! Это ты меня поколотить собрался? Извини, что без разрешения зашёл, но у меня уважительная причина. А вот и кофе готов.

Извиняясь, я смущённо пожал плечами и выключил музыку. Мы присели к столику, и профессор поставил на него две парящие чашки с ароматным напитком.

– Ты, Паша, не представляешь, какой ты удачливый мерзавец. Нет, нет, и не спорь. Это ж надо, походя, за пять минут решить неразрешимую задачу глобального масштаба. Это какие же надо иметь мозги? Надо тебя передать медикам для изучения.

– Не надо меня отдавать на опыты, дяденька, я уколов боюсь, ведь, формируя ум, наука безжалостно деформирует задницу.

– Ладно, живи пока и разминай свои ягодичные мозоли. Кстати твои бойцы уже приехали с экскурсии, и сейчас жильё и занятия выбирают. Завтра, так и быть, устраивайтесь. Тебя это тоже касается. А послезавтра будьте любезны всей гурьбой к нашим медикам пожаловать. И не спорь. Никто там вас мучить не собирается. Не для того мы собрали в Центре ультрасовременную аппаратуру и немало от себя добавили. Надо стабилизировать ваше здоровье и составить статусные, генетические и морфофункциональные карты. На всякий случай, если кого-то потом придётся по частям собирать.

– Не понял, Сергей Иванович. Ваши медики научились составлять и сохранять личные биоматрицы человека?

– В точку попал. И заметь, всё на основе феномена Кравцова. Скажу по секрету, здесь в Лукоморье почти все важнейшие научные и производственные направления основаны на твоих идеях.

– Ну, коли так, то хочу подкинуть вам ещё одну.

– Паша, я начинаю тебя бояться. У нас в Центре и так последнюю неделю все лаборатории и отделы твои новые идеи обрабатывают. В голове не укладывается!

– Не укладывается в голове, растяните вдоль спинного мозга. Ну, как хотите. И впрямь, давайте лучше кофе пить. Зачем нам лишние идеи и лишние сложности?

– А ну-ка поставь чашку на место. Хватит кофе трескать. Вредный он очень. Сердце заболит. Идею давай! – Профессора буквально сжигало любопытство.

– Уно моменто, командор, – я встал, вынул из ящика стола и принёс стопку листов, – нижайше прошу ознакомиться, ваше степенство. Вам помочь или не мешать?

– У-у-у, шут гороховый, – профессор мёртвой хваткой вцепился в мои записи. По мере прочтения его дыхание стало шумным, а движения резкими. Перевернув последний лист, он уставился на меня:

– Невероятно! Теперь я точно понял, что твой внутренний стержень – это шило в заднице. Похоже, ты один собрался перевернуть не только всю научную парадигму, но все представления о действительности. Не-ет, надо срочно расслабиться. Давай, тащи сюда коньяк. В шкафу у тебя пара бутылок заныканы, я сам их туда ставил.

Проглотив залпом сотку коньяка, профессор снова вернулся к жизни, откинулся в кресле, и с выражением сытого кота принялся медленно цедить вторую дозу золотистой жидкости.

– А теперь поведай, мастер, старому профессору, откуда ты берёшь свои идеи? Ну, вот, например, как тебя угораздило до этой додуматься?

– Всё просто. На эту мысль меня натолкнул вид летящего вертолёта. Я и раньше думал, как заставить гравитацию двигать массивные объекты. А тут появилась идея гравитационного винта, который опираясь на силовые линии Земли или мощного генератора, позволит перемещать объекты при помощи слабых излучателей, расположенных под определёнными углами вокруг оси вращения подобно винту вертолёта.

– Да, Паша, вот ты опять очередное чудо сотворил. Прав Деми, когда сказал, что ты не от мира сего. То, что ты выдал всего за неделю, дало бы всем институтам и научным центрам мира работу на полсотни лет вперёд. Но это там, на большой земле, а у нас нет возможности тянуть слона за хобот. Сроки подгоняют, и большая часть мощностей нацелена на исполнение главного проекта. Я уже говорил, что нам поставлена задача по исследованию и практическому применению физики времени. А сейчас добавлю: цель – несколько исторических коррекций. И хотя президент лично курирует этот проект, инициатива исходит сам знаешь от кого. Там у них в Запределье свои соображения.

– Стоп, профессор. Насколько я понял, господа, что обитают выше верхнего верха, опять решили подправить историю?

– Не совсем так. До сих пор в твоих походах за кромку использовалось только перемещение личности и сознания. А сейчас планируется выход группой в своих собственных телах. Предстоит масштабная историческая коррекция. И в данном случае Деми выступает, как инициатор, если хочешь, как теневой заказчик. Его логика и цели мне неизвестны и непонятны. Возможно, со временем он сам всё пояснит.

– Ага, пояснит он, держи карман шире, – проворчал я, отодвигая пустую рюмку, – каждый поход туда начинался и заканчивался моей смертью. – Я невольно поёжился. – Удовольствие значительно ниже среднего. Не желаете попробовать, Сергей Иванович?

– Попробовал уже. Не думай, что ты один тут такой единственный и неповторимый. Как-нибудь поговорим и на эту тему. Так или иначе, в ближайшее время предстоит исправить несколько аберраций истории, чтобы избежать чего-то непоправимого, о чём Деми молчит. Мне он назвал лишь три даты: 555 год, 879 год и 1900 год.

– И кто же всё это гуано будет разгребать?

– Естественно, ты и твои бойцы. На этот раз вы пойдёте в своих телах с максимальной защитой и поддержкой. Отчасти для подобных операций и городился весь этот огород. Вторая термальная электростанция мощностью в 1 гигаватт работает только на специальный комплекс. Масштаб понятен?

– Более чем. А возврат оттуда?

– По расчётам аналитиков, мощности генераторов и накопителей хватит, чтобы на выходе удерживать окно в течение получаса. Потом по эффекту отдачи хронокапсула вернётся в исходную точку.

– Рискованно, однако.

– У нас полгода для испытания. Управимся. Но при малейшем сомнении никакого выхода в прошлое не будет. Это я тебе обещаю.

– Ясно, что нихрена не ясно. Понятно одно: надо подбирать команду и серьёзно готовиться.

– Поверь, Паша, я тобой нипочём не стал бы рисковать, но точно знаю, что как команду ни готовь, без тебя они не справятся. Ни нужного мышления, ни опыта переноса у них нет. И спрос с тебя гораздо строже.

– Да, я и сам их одних не отпустил бы. А посему выходит, что мою научную работу придётся свернуть. Вы уж офис мой никому не отдавайте, привык я к нему.

– Обижаешь, Паша, офис твой и останется твоим навсегда.

Профессор взглянул на часы, хлопнул себя по коленке и встал:

– Время, будь оно неладно. Твои расчёты нужно аналитикам передать. Завтра не увидимся. Тогда до послезавтра.

Он ушёл, а я остался укладывать в голове всё, что на меня свалилось. А главное, нужно срочно начинать формировать команду и проходить специальную подготовку, ведь никто из наших толком не умел обращаться ни с холодным оружием, ни с лошадьми, и понятия не имел о быте, традициях, обычаях, языках и верованиях тех времён.

Я вышел из Центра, и в лицо пахнул холодный порыв ветра. Насколько я понял, погоду здесь постоянно корректировали, но зима есть зима, и по всем приметам до холодов было рукой подать. Прохладный свежий воздух прояснил мозги и улучшил настроение.

Дома я сразу взялся за коммуникатор.

– Алло, мама? Это я, Павлик. Здравствуй.

– Здравствуй, сынок. Как твои дела?

– У меня всё в порядке, а что у вас?

– Ой, спасибо тебе Павлик. К нам ребята подъехали. Четверо. Такие вежливые и обходительные. Помогают нам собраться. А мы уже сегодня вечером вылетаем. Сейчас у нас одиннадцать дня, а в пять вечера самолёт.

– Больше никто чужой не звонил?

– Нет, всё нормально.

– Хорошо. Собирайтесь спокойно. Единственная просьба: не берите с собой ничего лишнего, минимум одежды и только самые важные и памятные личные вещи. Здесь всё есть в избытке. Завтра буду вас встречать. Жду. Пока.

Со слов матери выходило, что безопасники взяли моих под опеку. Самолёт в семнадцать ноль-ноль, рейс прямой А-330, девять часов полёта, с учётом смещения часовых поясов прибудут в Петропавловск примерно в одиннадцать дня, потом пересадка и через полтора часа здесь. Буду ждать с часа до двух дня.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Сперва меня мучили мысли, потом жутковатые кошмары. Кое-как дотянув до утра, я привёл себя в порядок и отправился на Орлиное Крыло, где на сегодня намечен сбор отряда «Д».

В половине восьмого я миновал въездной терминал, приткнул электром на автостоянке и направился к проходной. Раздвижные двери. Голос просит приложить на пластины руки и посмотреть в окуляр. Да, пожалуйста. Пропустили. В середине просторного ярко освещённого холла в каменистом каскаде фонтанчика с живыми растениями журчала вода. Гладкий мраморный парапет окружали стильные сиденья. Напротив входа находились три лифтовые двери, одна из которых была явно грузовой. Вдоль правой стены в ряд стояли четыре низких столика с двумя десятками лёгких полукресел. Слева виднелась пара дверей и между ними длинная стойка со встроенными во всю длину экранами мониторов и коммуникаторами. И всё. Ни дежурных, ни дневальных. Безобразие!

Откуда-то из пространства раздался всё тот же вежливый женский голос:

– Павел Сергеевич, пожалуйста, располагайтесь. Ровно через две минуты и сорок четыре секунды к вам подойдёт Александр Васильевич.

Уже лучше. Похоже здесь всё под контролем электроники. Подождём. Из бесшумно открывшейся двери лифта вышел Александр. Я, как гость, поздоровался первым:

– Привет, служивый.

– Салют, Павел. Что-то ты сегодня рановато заявился, из дома что ли выгнали?

– Сам сбежал. И ничего не рановато, а в самую пору. Это вы привыкли допоздна бока отлёживать. Кстати, Саш, а где ваша доблестная и неподкупная охрана, дежурный или дневальный на крайний случай?

– Опять ты про колючку и пулемётные вышки намекаешь. Всё это мы уже проходили. Но на ошибках учатся, а после них лечатся. Двадцать первый век на дворе, камрад. С нашей системой безопасности тут ни один супостат не пройдёт, не проползёт и не просочится, уж поверь мне на слово.

– Всё, всё сдаюсь, признаю свою непроходимую отсталость и дикость. Во сколько народ собираешь?

– В девять. Через час. У меня посидишь, или погуляешь?

– Погуляю, не хочу тебя от дел отвлекать.

Без минут девять на площадку вкатились три микроавтобуса, из которых выбрались мои бойцы. Я вышел им навстречу:

– Привет, мужики.

Они заулыбались, подошли и принялись тискать руку и похлопывать по плечам. Я кивнул на проходную:

– Это и есть база службы территориальной безопасности Орлиное Крыло. Айда за мной, – и направился к проходной.

Едва мы разместились в холле, как появился Александр в сопровождении Буслаева. Все встали, поздоровались, расселись.

Буслаев сразу спросил, выбрали ли все себе коттеджи? Выбрали, выбрали! Иметь такое шикарное жильё они даже во сне не мечтали. Когда мужики угомонились, Буслаев отметил в своём коммуникаторе их новые адреса. Потом дошло дело до выбора занятий. Техник и Финн пожелали работать в производственном комплексе на Паужетке. Там же они присмотрели и дома. «Старики»: Дитрих, Хакас, Ромео, Лунь и Хоттабыч нашли себе разные дела в городе. Док заявил, что хочет работать по специальности. Ворон и Стерх выбрали автохозяйство. В итоге в команде осталось семь бойцов: Сфера, Рокки, Стингер, Черчилль, Марк, Сержант и Лео. Вот с ними мне и придётся отправиться к чёрту в зубы. Но и это ещё не окончательный состав, поскольку я не уверен, что все они согласятся, когда узнают о подробностях предстоящей работы.

Попрощавшись с мужиками, я оставил их с Александром и Буслаевым для решения разных насущных вопросов, договорившись о собрании команды на послезавтра.

До прибытия моих из Москвы оставалась куча времени, и я не находил себе места, и дела на ум не шли. Набрал подарков, перекусил в кафе и кое-как дождался профессора Артемьева и Александра. В полдень мы уже прохаживались возле вертолётной площадки. Градус нетерпения зашкаливал, и, видя моё состояние, профессор позвонил в Петропавловск и в Москву.

Выяснилось, что был звонок о бомбе на борту. Рейс задержали на два часа. Улететь то самолёт улетел, но сама по себе угроза взрыва именно на этом рейсе являлась весьма нехорошим симптомом.

Сказать по правде, меня жутко раздражала обстановка неопределённости и перманентной угрозы, отчего очень хотелось спустить всех собак на моих спутников, обещавших полный комфорт и безопасность. Манал я такую безопасность, когда угроза за угрозой, постоянное ожидание беды и страх за жизнь близких! Для полного п…ца не хватало, чтобы и здесь на закрытой охраняемой территории нас продолжили прессовать! Видимо, всё, что я думал, отразилось на моей физиономии. Профессор глубоко вздохнул, крякнул и махнул рукой, беззвучно выругавшись:

– Можешь думать о нас всё, что угодно, но знай, все проблемы ты привёз с собой. И это не упрёк, а констатация факта. И поверь мне, рано или поздно мы разгребём эту плохо пахнущую кучу проблем. Александр Васильевич, у тебя есть что сказать?

– Да. Как обычно, было хорошо, пока не стало плохо. Пока профессор уточнял прибытие самолёта, я тоже связался со своими. Буквально несколько часов назад, сразу после провокации с ложной бомбой в самолёте оперативники конторы вышли на горячий след антигосударственной организации. По предварительным сведениям, её агенты имеют мощное прикрытие, и до сих пор действовали очень осторожно. Однако они прокололись, сделав несколько непозволительных ошибок. Все их расчёты и планы нарушило внезапное выздоровление Павла и его неожиданный отъезд на Камчатку. А теперь и семья Павла покинула Москву. Они потеряли два серьёзных рычага воздействия и в спешке ускорили события. Дело в том, что на начальном этапе антигосударственного заговора они собирались использовать знания и приборы Павла. А тут такой облом. В эти минуты в Москве и крупных городах страны проходит масштабная спецоперация. В любом случае агентурная сеть будет уничтожена, но есть предположение, что существуют второй эшелон и законсервированные агенты. Где они всплывут, и по кому будут работать пока неизвестно.

– Всё понятно, но от этого не легче.

– Не правильно формулируешь, Павел, – вмешался профессор, – легче не будет по определению. Легче всего нести пустое. И, если ты ищешь причину своих личных злоключений, то ищи её в Москве в конце восьмидесятых. А, если ты всерьёз подумал, что здесь можно спрятаться от всего мира, то зря. Такого места на планете не существует. Пойми, в мироздании происходит бесконечная и непрерывная борьба противоположностей. В нашем конкретном случае альтернатива проста: жизнь и здравый смысл, или смерть и хаос. Напрашивается естественный вопрос: кому из нормальных людей нужен хаос и, тем более, смерть? К сожалению, в мире существуют влиятельные силы, которые манипулируют управляемым беспорядком, как инструментом для достижения своих корыстных целей. А для информации скажу, что только в случае удачи наших миссий за кромкой Времени станет возможна победа над этими силами. Теперь ты понимаешь, какую глыбу нам предстоит своротить?

– Не надорваться бы и не загнуться бы, её сворачивая. Но, Сергей Иванович, умоляю, не грузите меня этим сейчас. У меня от забот голова вот-вот лопнет.

– Хорошо. Успокойся и не дури. У нас минимум ещё час времени, так что пошли в кафе, примем по рюмке кофе. Ты как, Александр Васильевич, не возражаешь?

– Напротив. Сам хотел предложить, – он хохотнул, – В борьбе между «хочу» и «надо», как всегда побеждает «пофиг».

И мы в ожидании рейса приняли по стописят коньяку и закусили чашкой кофе.

Вертолёт прилетел только в начале четвёртого, и Александр держал меня буквально за штаны, чтобы я не полез под вращающиеся винты. Я понимал, как устали мои от переезда, и больше всего опасался за состояние деда. Но мудрый профессор всё предусмотрел, и деда прямо из вертолёта загрузили в медицинскую машину и увезли в Центр. Я благодарно кивнул Сергею Ивановичу и обнял мать.

– Ой, сыночек, – запричитала маманя, – это куда ж тебя занесло то на край света. Измучились мы в самолёте полсуток. Дед и вовсе чуть живой. О-хо-хо.

Я успокоил её и подошёл к отцу и брату.

– Здорово, батя. Здорово, Олежка. Вот вы и добрались. Сейчас поедем домой. Отдохнёте и завтра будете в порядке. А как обживётесь, то сами влюбитесь в этот край.

– Подожди, сынок, – подошла маманя, – с тобой один человек поговорить хотел.

– Это кто же? – Я обернулся.

– Здравствуйте, Павел, – передо мной стояла мать Лары. Я это сразу понял, как только её увидел. Точная копия, только в возрасте.

– Здравствуйте Лариса…

– Викторовна. Вы меня знаете?

– Видел фото у Лары.

– Вы знакомы?

– Так вышло, что по просьбе Сергея Ивановича она позволила мне с детьми временно у вас остановиться, пока я со своим домом не определился. За несколько дней поневоле кое-что узнал.

– Кое-что?

– Да, я в курсе, что вы знали моего дядьку Павла Кравцова. Очень жаль, что у вас так всё печально закончилось.

– Да, судьба. Но очень странно, что эта коварная дамочка всё время сводит меня с вашей семьёй. Вот и летели мы вместе. Познакомились.

– Спасибо вам, что поддержали моих в дороге. А дом мы вам освободим прямо сейчас. Это не сложно, наш коттедж рядом.

– Пока ничего не надо освобождать. У детей сейчас наверняка дневной сон. А вы отправляйтесь со своими близкими. Сегодня им вы нужнее. Всё покажете и расскажете. А завтра мы с Ларой будем ждать вас в гости на обед. Отказ не принимается.

Через полчаса моя семья вошла в свой новый дом. Обилие комнат, современнейшее умное оборудование и полная обстановка привели моих в состояние ступора. Несмотря на усталость, все разбрелись по дому, и я видел, что он пришёлся по душе. К десяти вечера новые жильцы угомонились и, не разбирая багаж, улеглись спать. А я позвонил в медицинский центр узнать о состоянии деда. В ответ на мой вопрос в трубке раздался приятный женский голос:

– Состояние больного Кравцова Андрея Павловича стабильное. Предварительное обследование выявило артериовенозную недостаточность, ишемическую болезнь сердца, хронический артрозо-артрит, эмфизему лёгких. В плане обследования полный аппаратно-лабораторный комплекс, затем детоксикация, компенсирующая терапия и первичный курс этио-патологической коррекции, восстановления структуры и функций органов и систем. В дальнейшем планируется проведение закрепляющего курса реставрации и реабилитации. Вероятность успеха восемьдесят восемь процентов. Время первичного курса терапии двести восемьдесят восемь часов. Спасибо за внимание. – И гудки.

– Пожалуйста, – машинально ответил я, ошеломлённый нетипичной для медицины конкретикой, – вот тебе и хрен до копейки. С размахом работают. На большой земле такого отродясь не бывало и нескоро будет. Двести восемьдесят восемь часов, и дед на ногах. Ещё один реставрирующий курс реабилитации, и в обозримом будущем мы с ним побежим по утрам на зарядку. Да-а, это вам не Москва, это Лукоморье.

Утром, едва солнышко озарило сопки, мы принялись устраиваться, подлаживая дом под себя и себя под дом. Около одиннадцати задребезжал коммуникатор. С экрана улыбалась Лара:

– Привет, Павел, ты не забыл, что сегодня вы обедаете у нас. Мама готовит свои фирменные фаршированные перцы. Ждём в два часа. Пока.

Тьфу, ты. Совсем памяти не стало. Отказываться неудобно. Пойду своим напомню.

Без четверти два мы направились в соседний коттедж, для чего пришлось сделать три десятка шагов, пройдя через разделительную лестницу и палисадник. В дверях нас встретили обе хозяйки и ребятишки. Глядя на Сашу и Танюшку, я невольно вспомнил их отца Карпина Юрия Владимировича, павшего в бою под Дебальцево и завещавшего мне своих детей. Я выполнил клятву и ни секунды о том не жалел. Надеюсь, и дети не пожалеют.

Поздоровавшись, как старые знакомые, маманя и Лариса Викторовна прошли в дом первыми, мы потянулись следом. Брат сразу нашёл общий язык с Ларой, и они принялись терзать компьютер, по ходу о чём-то споря и что-то обсуждая. Родители и хозяйка уселись у камина и, негромко разговаривая, над чем-то посмеивались. А я отправился в детскую, где малышня принялась хвастать рисунками и новыми игрушками. Господи, как хорошо, когда все дома, нет войны, страхов и забот. Потом хозяйка пригласила нас к столу, рассадила по ранжиру и подняла бокал вина:

– Пока в доме нет хозяина, придётся говорить мне. Не смотря ни на что, я рада, что судьба опять сблизила наши семьи. Не секрет, что Павел Кравцов был моим хорошим другом. Но случилось то, что случилось. И у меня, и у Лары тоже не простая судьба. Только два года назад нашёлся её отец, и я вместе с ней тоже этому рада. А посему хочу сообщить, что уже сегодня переезжаю в дом своего мужа Буслаева Ивана Петровича. Здесь за хозяйку остаётся Лара, и в этой связи у меня к вам большая просьба. Сашок и Танюшка привязались к Ларе, позвольте им немного пожить у неё, они и сами этого хотят. А потом они смогут жить в обоих домах, благо они рядом. Как вы на это смотрите? Вот и хорошо. А вас, Павел, я тоже попрошу пока пожить с ребятишками, они всё время о вас говорят.

Ангел хихикнул мне в правое ухо. Я беспомощно огляделся. Отец понимающе кивнул головой, маманя едва заметно улыбнулась, а брат, засранец, откровенно скалился. Короче, все они за? А я? Я в принципе тоже за? Одна Лара беспомощно и удивлённо смотрела, то на свою мать, то на меня, то, почему-то на мою маманю. Похоже, ей тоже подсунули кота в мешке.

Через два часа я проводил своих и отправил с ними детей. Лариса Викторовна вызвала электром и отправилась к мужу, и мы с Ларой остались вдвоём.

– Что ты обо всём этом думаешь? – она с трудом скрывала смущение. Я мысленно ухмыльнулся. Этих женщин никогда не поймёшь. Вот жили мы рядом почти неделю, и хоть бы что, а сейчас она вдруг засмущалась. Боится, что приставать стану? Или наоборот? Я не стал корчить из себя мальчика-колокольчика и прямо озвучил свои соображения:

– Думаю, что твоя мама затеяла нас поженить.

– Ты что, совсем обалдел?! Как это… поженить? Почему? – Она дёрнула головой, и её шея пошла пятнами.

– Почему, почему? Потому что у людей иногда такое случается. А я не хочу притворяться, и мне эта идея твоей мамы по душе. Никаких слов говорить не собираюсь, лишь то, что будто знаю тебя тысячу лет. Сегодня мне придётся остаться, не могу не выполнить просьбу Ларисы Викторовны. А насчёт завтра решай сама.

Она слушала, молча, вполоборота. Потом отошла к окну и простояла так с четверть часа. Не дождавшись ответа, я жутко на себя разозлился. Мало того, что Лариса Викторовна, своим предложением, как молотком по затылку шарахнула, но и я тоже не по делу раздухарился: «эта идея мне по душе». Конечно, все имеют право на тупость, но некоторые, вроде меня, этим злоупотребляют. Так и надо дураку. Я резко встал, чтобы уйти в кабинет, и тут она повернулась:

– Пошли, погуляем.

– А, пошли, – я облегчённо вздохнул и уже без тени сомнения подумал: «теперь просто так ей от меня не отделаться».

Вернулись мы поздно вечером, вынырнув из призрачной завесы осеннего тумана. Наговорились досыта. Замёрзли, как бобики, и набросились на горячий чай с мёдом и хлебом. Потом выпили по бокалу вина и разошлись по своим спальням.

Утром прочитал записку, в которой она просила вечером не опаздывать. Наскоро перекусив, я отправился в Орлиное Крыло сколачивать команду.

Возле проходной мужики сидели и стояли в расположенной в стороне курилке, вернее в рекреации, приспособленной ими под курилку.

– Всем привет.

– Здорово, коль не шутишь, – попытался сострить Марк.

– Отчего не пошутить. Сейчас побалакаем по делу, а потом и смейся на здоровье. И вот что, мужики, я вижу, что мой новый вид молодого парня всё ещё вас напрягает. Так вот знайте, я всё тот же Бор, и называйте меня по-прежнему так.

В ожидании Александра я рассадил всех в холле и коротко рассказал о проекте по исправлению аберраций истории.

– Вот такая, Марк, весёлая проблемка. Так что, братцы, решайте пока не поздно. Кто сомневается, побаивается или с чем-то не согласен, лучше скажите сразу. С другой стороны, вы можете стать первыми в истории темпонавтами, или хронозасланцами, кому как нравится. И ваши имена высекут… не знаю на чём потом их высекут, но лишь бы нас самих по ту сторону не высекли. Итак. Кто хочет покинуть проект? Нет таких. Добро. Тогда слушайте приказ номер раз: всем перестать стричься и бриться, но мыться и прилично одеваться обязательно, а то вас из домов повыгоняют. Кстати, когда ваши приезжают?

– Сроки переиграли. Сказали, через неделю, – за всех ответил Черчилль. Сфера помрачнел и отвернулся, его горе ещё не отболело. Все помнили, что его семью зверски убили на Украине.

– Второе. Двух блудливых котов Лео и Марка предупреждаю, что блядства не потерплю. Котуйте культурно, цивилизованно и аккуратно. А девчонок симпатичных тут до хрена и больше.

– Ага, зарастём шерстью по самые глаза, не только девчонки, но местные медведи разбегутся, – проворчал Лео.

– Не-а, – захихикал Марк, – как обрастёшь, так медведицы к тебе и потянутся, ты как раз в их вкусе.

Поржали и не заметили, как подошёл Александр:

– Утро доброе. Все на месте? Хорошо. Павел Сергеевич вам разъяснил суть предстоящего задания? Желающие покинуть проект есть? Тогда приступим к делу. Сегодня вы познакомитесь с базой, инструкторами и пройдёте медицинское обследование. С завтрашнего дня начинаются занятия. Расписание у Бора. График напряжённый: двенадцать часов занятий с тремя часовыми перерывами. Кстати, курить советую бросить, заниматься будет трудно, к тому же за кромкой не курят, нет там табака. Кому будет трудно бросить, поможем.

– А может быть, я животных люблю, – оскалился Марк, – выкурю каплю никотина, лошадь спасу.

– Себя спасите для начала. А начнутся тренировки, вы и сами протрезвеете до неузнаваемости, – парировал Александр, – а сейчас пойдёмте за мной, – и он приложил коммуникатор к датчику на двери слева.

В длинном коридоре с обеих сторон через каждые пятнадцать шагов находились двустворчатые двери с номерами от одного до шести.

– Здесь расположены аудитории, дальше пищеблок, рекреация и за ними залы спортивно-тренировочного комплекса.

Первый наибольший зал фактически являлся манежем. В следующем находились ринг и борцовский ковёр. Третий зал наполняли десятки разных тренажёров по самому верхнему уровню, боксёрские мешки, груши и манекены. Но меня поразил четвёртый. На первый взгляд он походил на хранилище киношной бутафории. Но, приглядевшись, я понял, что вижу настоящее боевое железо: всевозможное холодное оружие от ножей и кинжалов до копий и алебард, щиты самых разных форм и размеров, латы от кожаных тораксов и костяных нагрудников, до полного миланского доспеха. Справа за глубокой аркой тянулось хорошо подсвеченное стометровое стрельбище. Там у входа на стеллажах висели разные луки, самострелы, арбалеты, набитые стрелами и болтами тулы, метательные топоры, перевязи с ножами и сюрикенами. На отдельных стеллажах стояло всевозможное огнестрельное оружие от фитильных пищалей до новейших винтовок и автоматов.

Пройдя весь кряж насквозь, из спорткомплекса мы выбрались на террасу западного склона. Там расположились крытый манеж и открытая конная площадка, за которой виднелись двери конюшни. Несмотря на идеальную чистоту, здесь витал неустранимый запах конского пота, мочи и навоза.

– Здесь вам тоже придётся частенько бывать. Поди, и лошадь то не все живьём видели? А там куда отправитесь, конь неотъемлемый атрибут знатного воина.

Второй, подземный этаж базы представлял собой жилой комплекс с сотней блоков квартирного типа и четырьмя большими пустующими казармами-общежитиями на три сотни обитателей каждый. На следующем, третьем этаже находился арсенал со складами разного оружия и средств защиты от противогазов и бронежилетов до скафандров непонятного назначения. Там же размещались склады разного военного снаряжения, оптики, обуви и одежды, а также грандиозные хранилища продуктов питания и питьевой воды. Мама мия! Да здесь можно вооружить, снарядить и поселить целую дивизию!

– Вертолёты, бронированная техника, боевые катера, спецмашины и комплексы ПВО находятся на закрытых площадках кордонов на периферии территории, – на ходу заметил Александр.

Весь четвёртый этаж занимал мозговой центр базы во главе с «научниками». Тут было царство: секретчиков, шифровальщиков, аналитиков, операторов, программистов, наладчиков, монтажников оборудования со всей своей аппаратурой и инструментарием, а также тут находились склады всевозможной электроники, периферии, комплектующих и запчастей.

На пятом закрытом этаже находился законсервированный филиал КП Генштаба ВСРФ.

Шестой этаж занимали системы жизнеобеспечения, автономные генераторы, компрессоры, насосные станции, вентиляционное оборудование, какое-то производство, реммастерские, вспомогательные цеха, огромные склады технического и химического сырья и запчастей, хранилища ГСМ, сжиженного газа, кислорода, технической и питьевой воды и артезианские скважины.

Самый глубокий седьмой этаж располагался в стороне и к нему в сплошном базальте вёл двухсотметровый туннель с тремя бронированными и освинцованными шлюзами. Там в ждущем режиме пыхтел атомный реактор, и находились электростанция, автономная система обеспечения, охлаждения и хранилища необходимых расходных материалов.

Пройдясь по этажам базы, я понял, что она во всех смыслах является уникальным военным центром федерального значения.

Не успели мы подняться наверх и поделиться впечатлениями, как нас пригласили в научный Центр к медикам, которые мучили нас почти три часа. Куда они, гады такие, нас не засовывали, чего только в нас не засовывали. Мужики уже начали серьёзно ворчать, когда все издевательства закончились и нас отвезли в столовую на обед.

Не успели мы после еды чуток расслабиться и перекурить, как всем скопом нас погнали в первую аудиторию, где представили мастерам-наставникам. Мы расселись напротив семерых человек. Александр встал между нами и начал говорить первым:

– Курс подготовки группы хронодесантников рассчитан на тысяча шестьсот пятьдесят часов учебного времени. А наполнят содержанием эти часы наши уважаемые мастера-инструкторы. Прошу знакомиться. Ретюнских Александр Иванович – автор боевой системы РОСС, тоесть российской отечественной системы самозащиты. Он любезно согласился на время переехать их Питербурга.

Я ошалелыми глазами смотрел на своего тренера. Как и каким образом удалось вытащить его из Питера и Москвы? Ума не приложу. И, тем не менее, вот он собственной персоной, улыбается одними глазами. Узнал меня и слегка кивнул, я ответил. Александр продолжил:

– Ерпылёв Валерий Николаевич – мастер конного спорта, вольтижировки, джигитовки и конного боя. Жиздрин Алексей Петрович – мастер исторического и классического фехтования, стрельбы из лука и арбалета. Хухренко Богдан Иванович – мастер-металлург, кузнец и оружейник. Луцкий Дмитрий Анатольевич – профессор-историк, архивист, археолог. Букина Вероника Владимировна – доктор наук, археолингвист, полиглот, этнограф. Лободырный Денис Павлович доктор наук, психолог, психоаналитик, психиатр, иными словами, мозговед широкого профиля.

Потом Александр обвёл жестом нашу восьмёрку:

– А это группа наших, так сказать, курсантов. Немного староваты они для учеников, но, как известно, учиться никогда не поздно, а лишних знаний не бывает. Вот все вместе мы за пять с небольшим месяцев и должны создать уникальную команду хронодесанта «Темп».

Через два часа мы вышли из аудитории совершенно ошалелые, поскольку каждый из мастеров опрашивал нас так и этак, выясняя, на что мы годны, и, что с нами делать.

Только в семь вечера мы разъехались по домам. Наблюдая за играющими детьми, я проглотил на кухне пару бутербродов, взял чашку чая и подошёл к Ларе, которая сидела с ногами в кресле и читала книжку.

– Что новенького на горизонте? – спросил я, прихлёбывая чай.

– В основном всё старенькое, но… – она встала и грациозно потянулась, – зачем-то приходил Шинорин. Без звонка и спроса притащился.

– Не любишь ты, Лара, нашего главного педагога, – я демонстративно сокрушённо покачал головой, – злая ты.

– А за что его любить. Близко с ним не общалась, но и того, что увидела, более чем достаточно. Скользкий он, от змеи в нём что-то. Хоть и вид благодушный и глаза делает добрыми, а неприятен он мне, и всё тут.

– Зачем приходил? Хотел что-то?

– Тебя спрашивал, будто ты курс лекций обещал в колледжах прочитать. Говорит, а сам добрыми глазами по дому шарит. После него помыться захотелось.

– Хм-м, – я вспомнил свои ощущения от визита Шинорина в офис. Очень похоже. Не могут случайно совпадать подсознательные реакции разных людей. Странно. К тому же ничего я ему не обещал, и фактически отказал, а он соврал. Более того, пришёл ко мне в дом незваным, хоть мы с ним близко не знакомы и не договаривались. Ох, не нравится мне такая назойливость. Птицу видно по помёту. А Ларка молодец, сразу разглядела неприятного человека.

Я подсел к Ларе:

– Что на работе? Твои коллегии ещё не собираются превращать здешний климат в тропический? Видел ваши климатические эмиттеры. Здоровенные такие бандуры. Они, поди, так качественно атмосферу греют, что скоро бананы под окном выращивать будем.

– Тьфу на тебя, – она передёрнула плечами, – только тропиков здесь не хватало. Тогда погода совсем с ума сойдёт. Тут другое. Либо наши датчики забарахлили, либо под корой что-то происходит, да и вулканологи забеспокоились. Похоже на днях может немного тряхнуть. Здесь вообще постоянно немного потряхивает, как-никак стык мощных тектонических плит. Но на этот раз может тряхнуть посильнее. Мы предупредили администрацию, Центр и безопасников.

– Никогда не попадал в землетрясения, интересно каково это?

– Ничего интересного, кроме того, что земля колышется будто кисель и датчики показывают всплески энергии.

– С этого места поподробнее. Что это за всплески?

Она встала, двумя руками упёрлась в кресло и немного задумалась.

– Дело в том, что землетрясение – это, по сути, щелчок двух огромных базальтовых плит, соскальзывающих относительно друг друга. В итоге сбрасывается накопившееся при сдавлении напряжение. А поскольку в основе большинства базальтовых и гранитных пород находится кварц, то, как в обычном пьезоэлементе происходит разряд акустической, электромагнитной и гравитационной энергий низкой частоты.

И тут меня осенило!

– Ларка, ты гений! – Я схватил её и закружил, а она сначала от неожиданности взвизгнула, а потом засмеялась. – Потрясающая идея! Пойду, прикину её на бумагу. Вот видишь, думать оказывается полезно, тем более, если делать это с умом.

– Фу, дурак сумасшедший.

Оставив Лару в растерянности, я бросился в кабинет и начал набрасывать эскизы своих приборов на основе пьезоэффекта. Рассчёты показывали, что такие генераторы нового типа в разы компактнее, легче и мощнее. К полуночи я закончил математику процессов и набросал схемы новых устройств.

На следующий день Александр «обрадовал» нас, сообщив, что для повышения качества подготовки команда временно переводится на полуказарменное положение с единственным выходным днём в воскресенье. Исключение сделали только на два дня приезда семей. Оставаясь нашим куратором, Александр передал мне руководство командой.

Естественно, сообщение об усилении режима всех напрягло. Мужики призадумались, и начали озабоченно скрести затылки и отросшую щетину. Но, будто читая их мысли, Александр добавил, что остальные десять человек бывшего отряда «Д» тоже начнут проходить специальную подготовку в вахтовом режиме, поскольку дали согласие стать нашими дублёрами и резервом команды «Темп». Ага. Значит, и «старичков» и «технарей» тоже потихоньку впрягли. Хотя, скорее всего, когда они узнали, что нам предстоит, сами напросились. Что касается основного состава, то после достижения курсантами нужных кондиций, руководство проектом торжественно обещает сменить режим на более щадящий.

Александр распрощался, оставив нас на растерзание медикам. Сегодня весь день лекари намеревались разными хитрыми методами укреплять наше здоровье, а в заключение модифицировать личную броню. А мне так придётся создавать её заново.