Андреевский крест

Пролог

Почему мы ушли? Почему мы ушли… Сложный вопрос, внучек. Да и не могу я за всех и каждого ответить. Только за себя да, может, еще за братьев. И вот чего я скажу, ребятишки! Много было причин. Одним словом и не скажешь. Так что давайте-ка я расскажу вам, как мы уходили, а там и с другими вопросами определимся.

Рассаживайтесь поудобнее, печенье вот к себе ближе двигайте… Хомячьте, не парьтесь. Сказка моя длинная будет, на пустое пузо может и не в масть пойти. И эту… бандуру включите на запись. Я дважды баянить не стану, а вам историю эту еще своим детям с правнуками пересказывать. Пусть машина пишет, она железная…

Короче, пацаны! Реально место, где Подкова была зарыта, нашел Поц. Был у нас в бригаде такой персонаж. На лицо ужасный, хрен знает какой внутри. Я вот сейчас лоб морщу, пытаюсь вспомнить – видел Поца хоть раз без тельняшки? По ходу, и не видел ни разу. Лицо – как у коня морда. И таскал бы типец этот какое-нибудь конское погоняло, если бы не тельник полосатый. Болел человек водными просторами. И служил во Владике, и потом на даче какую-то лодку или яхту в сарае строил.

Мореман, короче, зафанатевший по гланды. Братва его по первой Боцманом нарекла, да только из коня боцман, как из навоза пуля. Так и стал он Поцманом. А после и вовсе – Поцом.

Но нужно признать – водила он был от Бога. Из тех, кто машины с «автоматом» считают женскими тележками для супермаркетов. На всех наших машинах всегда была механика. И все наши аппараты Поц чинил сам. Потому, наверное, и работали они всегда как швейцарские часы.

А еще мореман реально угорал по картам. Любым и всяким. От, блин, глобуса до схемы проезда на рекламном объявлении. Этого добра у бессменного водителя нашей боевой машины вымогателей было просто неисчислимое количество. Ценное, кстати, увлечение, я вам скажу. С таким шкипером не заблудишься!

Где он сейчас? Так спит он, внучки. На горе под крестом спит. Там же, где и остальные, кому не повезло, когда наш «Варяг» погиб. Пусть земля ему пухом…

Короче! Вот именно Поцман на руке алтайской принцессы портак и разглядел. Корявую такую, на рога лосиные похожую краказябру и малюсенький крестик рядом. И ведь сразу вкурил, чего это такое, прикиньте! Эти головастики, что мумию на Алтае из земли вырыли, – не догадались, а наш морячок – влет! Мы только из зала музея Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН в Академгородке, где принцессу показывали, вышли, а Поц мне и заявил:

– Слышь, Андрюха, хрень та, что у девки на руке набита, на карту похожа. Я дома гляну…

– А под крестом клад, – легко согласился и заржал тоже разглядевший изображения на запястье и пальцах экспоната Саня Коленок, третий и последний на тот момент член нашей бригады. – Ну а че, пацаны? Поедем, выкопаем, да и поколем по-божески. И свалим в Испанию на пляжу оттягиваться и мохито пить. По «мерину» каждому, а боцману еще и яхту, чтоб нас с девками катал!

Насчет «поколем» – немаловажный вопрос, кстати! Это только в песнях поется, что у братвы все пополам и душа для своих нараспашку. Реально-то дружба дружбой, а табачок врозь. Бабло – дело такое. Чуть где клювом прощелкал и как та гагара, вылетевшая поздно, пролетаешь мимо. Или ты в теме и участвуешь в разделе добытого, или нет, и ничто не заставит пацанов отделить и тебе долю малую. Раз пошел базар про золото-бриллианты – определиться с «поколом» не мешало бы «на берегу».

– Ты глянь, Миша, глянь, – разрешил я. – И не тяни слишком. Лавэ с синяковской хаты заберем и маханем в горы. За одно можно и в земле поковыряться.

Больше в тот день о карте на руке умершей две тысячи лет назад девахи не говорили. На выходе еще краснополянинских встретили, побазарили, обменялись новостями. Потом как-то дела закрутили. Гоняли по городу на стрелки. Возили воняющего перегаром и нестираными тряпками опустившегося пропойцу к нотариусу – честно обменянную на водку квартиру оформляли. В сауне были пару раз и в ночном клубе. К шефу, когда-то давно, еще при Советах, бывшему нашему с Коленком тренеру по самбо, кажется, заезжали. Ну как все хулиганские команды, ничего особенного. Обычная жизнь средней руки вымогателей эпохи девяностых. Я уж и думать забыл о картинках на коже доисторической мумии, а Поц, как выяснилось, – нет.

Я чуть целлофановый пакет с деньгами не уронил. Ну прикиньте – сажусь в машину с баблом. Весь такой в предвкушении относительно справедливого раздела и последующих благ, на которые можно спустить легко пришедшее. А за рулем Поц с такой озабоченной рожей, что я аж озираться начал – не дай бог риелторы нас под маски-шоу поставили! А то так они не в курсе, каким именно волшебным образом человек поменял трешку почти в центре на полуразвалившийся сарай в дальнем пригороде.

– Ну че, волки? Те, которые санитары леса, – задал я риторический вопрос своей дружине, пытаясь догадаться, чем же именно озадачился наш морячок. – Завезем шефу дань за двенадцать лет, а дальше? Куда двинем? Какие есть мысли, пожелания, предложения?

– Слышь, Андрюх, – даже как-то укоризненно покачал головой водила. – Ты ж говорил, клад поедем копать?! Карты готовы. Место нужное я нашел. Я и лопатки саперные в багажник кинул, и пару канистр под бензин…

– Га-га, – словно огромный кот, потянулся, хрустнув суставами, Коленок. – Моремана тянет к обещанной яхте! Хотя базар о кладе, в натуре, был. Если по понятиям, так надо ехать!

Не то чтоб я был против. Очень даже – за. Ловил себя на мысли, что в какие-то мифологические сокровища совсем не верю. А вот чего-то этакое, тысячелетнее, реально древнее, хотелось в руках подержать. Прикоснуться, блин, к Вечности. Черепок там какой или стрелы наконечник – мне и того хватило бы.

А вот непрестанные тыканья в эти «понятия» терпеть не могу. Хотя бы уже потому, что мы к блатным отношение имели параллельное и воровские законы исполнять обязаны не были. Да это и невозможно было. Не сотрудничать с властями? Это как? Покровитель нашего шефа занимал высокий пост в администрации области, а начальники родного для большинства из нас района не гнушались участвовать в праздничных мероприятиях ОПГ. Ну и мзду получали ежемесячно в конвертике.

Не давать показания? Будто бы их кто-то у нас спрашивал. Ментовские командиры в саунах от поддатых братков такое слышали, что можно было сразу после парилки большую часть бойцов в кутузку сажать. И не важно, признал ты вину или уперся рогом. Только если следишь за языком и не болтаешь лишнего, то приедут из столицы матерые волшебники-адвокаты в голубом вертолете, блин, и популярно объяснят излишне ретивым легавым, в чем именно состоит их ошибка.

Не иметь собственности и семьи? Ха-ха три раза. Вы виллу нашего шефа видели? С сыновьями его знакомы? И периодически садиться в места не столь отдаленные – это удел лохов. Деловые люди не сидят! Не брать оружие? Вы это краснополянинским скажите! Авось арсеналы свои добровольно в участок отнесут. А мы их на следующий же день…

Остальные «понятия» не лучше. Чтить родителей если только. Так это и без подсказки от черной масти понятно. А остальное все – блажь и фантастика. Воровская романтика и сказки для развесившей уши сопливой шпаны из подворотен городских окраин. Только я тогда четверть века уже разменял. Считал себя опытным и мудрым и шакальим песенкам не верил.

А вот Санька прибило. Его старший брат Николай служил морпехом на Балтике, ну и после в Питере остался. Страна только-только выползала из перестройки, армия еще что-то из себя представляла, и салаг учили воевать на совесть. Потому Коля отлично умел сворачивать людям шеи, а трудиться на заводе совершенно не хотел. И даже не потому, что не умел – и это тоже, – но большей частью потому, что действующих на тот момент заводов в стране и оставалось-то с десяток.

Жить как-то надо. Кто-то может торговать и барышничать, кто-то нет. Вот и старший нашего Санька не смог. И встал тут перед ним в полный рост простой и понятный выбор – в менты пойти или в бандиты. На жалкую зарплату с официальным правом ношения оружия или к лихим деньгам, казино и девочкам?

Ну, фильмы о счастливой западной жизни мы все смотрели. Ждать, пока в стране сам собой образуется развитой капитализм, сил не было, так что выбор Николаю оставался очевидный. И сразу в карманах зашелестели вечнозеленые бумажки. Тачки, клубы, сауны, кабаки. Питер какая-никакая, а столица. Деньги там другие. Больше там бабла. Коля наш с братиком изредка карманными делился, машины дарил, те, что из моды вышли. А для нашей Сибири это выглядело… Потрясающе это выглядело, что уж там. Завидовала братва нашему Саньку. Черной завистью завидовала. А чтоб парниша не зазнавался, нарекли Сашку Коленком. Мол, до Коли – старшего брата и уважаемого хулигана из Северной столицы – недотягивает. Младший Коля, короче…

Надо объяснять, откуда у моего Санька появилось это увлечение воровскими понятиями? И так понятно? Ну и слава богу. В общем, поморщился я при очередном упоминании из области мифологической юриспруденции да и объявил, что на следующее утро назначаю выезд на юг. На Алтай.

Как выяснилось – зря. Конец мая не самое подходящее время для путешествий по малообжитым местам. Это потом, двадцать лет спустя, вдоль Чуйского тракта стройными рядами выросли кемпинги, кафе, магазины и дома отдыха, а под каждым деревом – лошади или квадроциклы напрокат. Тогда же, в середине девяностых, сразу после либерализации и накануне дефолта, вся местность к югу от Бийска представляла собой одно унылое, забытое богом место. Серая дорога с потрескавшимся от старости асфальтом, печальные, укутанные в пыль домишки. Низкое, давящее на мозги небо. Свиньи в лужах, пьяные алтайцы и алтайки, скелеты сельхозтехники в бурьяне. И горы с угрюмо надвинутыми папахами облаков. Апокалипсис на фоне величественных, презрительно вздернувших носы к небу громад.

Мишаня, как всегда, за рулем, а Санек проплывающими мимо пейзажами не парился. Выдвинулись рано утром, и Коленок сразу уснул. Продрал глаза, мерзавец, в Барнауле на минутку, прохрипел что-то вроде: «Водки с пивасиком тут надо брать, дальше одна паленка», – и снова пропал для честной компании. Я даже позавидовал. Сам-то спать в пути не могу. Ни в самолете, ни в машине. На полке в вагоне поезда – еще худо-бедно, и то ворочаюсь и кемарю чутко. Вполглаза.

А ехать нужно было долго. Пятьсот верст только до поворота на Чемал. И потом еще восемьдесят по грунтовке до чудного железного моста через Катунь. Дальше на картах Поца дороги указаны не были. Санек еще дома хохмил, что, дескать, для русских дорога – это вся поверхность Земли, где нет воды и деревьев, но, что нас там может ждать, мы с мореманом даже не обсуждали. Мишка, хоть и выглядел как конь в штанах, был достаточно сообразительным парнем, чтоб понимать – если хоть какой-нибудь колеи не найдем, раскопки отменяются. Не идти же пешком еще пять верст вдоль реки до нужного места! С лопатами, мамиными пирожками, запасами спиртного и палаткой.

Гоняли мы тогда на «Чероке». Забавном таком американском джипике, подаренном Коленку его питерским братом. Это, конечно, не «Гранд», способный, по мнению Поца, завезти нашу бравую археологическую экспедицию вообще куда угодно, но все же внушал определенные надежды.

В деревушке с забавным названием Еланда залили в канистры воду и растревожили чью-то поленницу. Таскаться по кустам в поисках сушняка каждый из благородных гангстеров посчитал чем-то ниже своего достоинства. А вот сунуть пару раз в зубы вяло возражавшему туземцу – хозяину дров – с превеликим удовольствием. Потом у этого же самого терпилы за бутылку пива купили трехлитровую банку соленых огурцов. В умении мариновать мясо на достаточно съедобный шашлык никто из нас уличен не был, потому в Барнауле просто купили еще и несколько пачек сосисок. Жаренные на костре, они тоже очень даже ничего.

Мост висит над ревущей, словно дикий зверь, пойманный в клетку скал, Катунью. Ярость горной реки столь сильна, что над черными камнями постоянно стоит леденящее облако пронзительно холодных брызг. Стальная скользкая колея моста тоже слегка подрагивает. Поц даже вышел посмотреть на переправу. Уже сам по себе примечательный факт. Обычно наш Шумахер такими пустяками не заморачивался.

На счастье, колея вдоль реки все-таки была. Бодрая такая, блестящая окатанной галькой, с целыми плантациями медунков по краям. Ничего невозможного для скромных возможностей нашего «чирка». Десятью минутами позже Поцман притормозил и, пригнувшись к рулю, уставился куда-то вправо, за Катунь.

– Там речка Чеба, – наконец открыл этот буратино свою страшную тайну. – Мы ее переезжали.

– Ахренеть, – вскинулся Санек. – Все в шоке! Ты, Поц, прикалываешься, что ли? У нас водка остывает, а ты, блин, достопримечательности решил показать?

– Там речка, – меланхолично вытащив карту и развернув ее у меня на коленях, словно вообще не слышал вопли Коленка с заднего сиденья, спокойно продолжил наш Сусанин. – Значит, нам нужно сюда.

– Далеко от воды, – поморщился я. – И дороги туда нет.

– На хрена тебе вода? – делано удивился обиженный невниманием хулиган с заднего дивана. – У нас пива полно, и сок тоже взяли.

– Морду лица сполоснуть хотя бы, – пояснил я. С Коленком иначе нельзя. Он у нас самый молодой. Брякнешь чего-нибудь, что может быть воспринято как скрытое оскорбление, он огнем вспыхивает, бультерьером кидается. А бить своих нехорошо. Поэтому я лично предпочитал в скользких случаях объяснять младшему бандиту все неясности и непонятности.

– Андрюх, – вдруг не слишком уверенно попросил Миша. – Глянь, че там? Я там проеду?

– Мишаня, ты заболел? – забеспокоился Санек.

– Сыро, – пожал плечами мореман. – Камни мокрые, а нам вверх надо. Начнем катиться – хрен остановишь. Хочешь так сдохнуть, Санек?

– Ну тебя, – перекрестился бугай. – Я лучше с Андрюхой пойду.

Вышли. И сразу почувствовали висящую в воздухе влагу. Не дождь, не туман, а что-то менее плотное. Сырость. Коротенькая еще весенняя трава в серых жемчужинах капель. Темные, тускло блестящие камни. И запахи. Пряный хвойный, смешанный с бьющей в нос вонью сырой земли. И еще – сладковатый оттенок каких-то розовеньких цветов и свежих, только-только распустившихся листьев на кустах.

– Курорт, блин, – прорычал Санек. – Мать его…

Кого именно мать, мой боевой товарищ не уточнил. Вполне могло оказаться, что и Алтая. Или, как вариант, нашего водилы, чья наблюдательность привела полный состав бригады в это неуютное место.

«Чирок» медленно, иногда взрыкивая мотором, полз следом. Пока никаких особенных препятствий для относительно высокого «проходимца» на пути не попадалось. Шли, нет-нет да передергивая плечами от лезущей за шиворот промозглой сырости. К счастью – недолго.

– Все, – крикнул Поц, приоткрыв стекло. – Можно и тут встать. Крест вон там.

Минуту спустя мореман, заглушив двигатель и подложив под скаты пару солидных валунов, присоединился к нам. Конечно же с картой в руках.

– Вверх, – махнул он рукой и оскалил крупные, натурально конские зубы. – Тут близко должно быть.

– Смотри, моряк, – криво ухмыльнулся Коленок и закурил. – Никто тебя за язык не тянул.

– Зуб на, – не понял шутки Поц. – Если древняя баба че-каво и зарыла, так это должно быть здесь. Карты не врут.

– По пивасику? – вдруг ни с того ни с сего возбудился Саня. – А, Андрюх? Раз приехали?

– Холодно, – который уже раз дернул я плечами.

– Тогда водочки? – пуще прежнего обрадовался тот. – По писят?!

– Можно, – качнул мордой конь.

– Соображай, – разрешил я. Мне и самому, так сказать, «на сухую» по здешним «достопримечательностям» лазать не улыбалось. Ну и надежда была, что старое народное средство уймет наконец давящее на душу предчувствие, что зря мы сюда заявились.

Вот что в «чирке» мне нравилось – его ровный и плоский капот. Настолько мало покатый, что пластиковые стаканчики и вскрытая банка с огурцами и не думали укатываться. Рядом хватило места и наломанному кусками хлебу, и пакету с сосисками – их много, должно было хватить и на жарку.

– Давай тост, Ганс. – Ладонь у Поца огромная. Маленький стаканчик скрылся в ней целиком. Мореман вообще редко называл меня по кликухе. Только когда сильно волновался.

– Ну, – поднял и я емкость со святой жидкостью, – чтоб у нас все было и нам за это ничего не было!

– Гы-гы, – плюнув от возбуждения крошками, заржал Санек. – В тему задвинул!

– Слышь, командир, – вернув пластик на капот джипа и хрустнув огурцом, поинтересовался Поц. – А если мы клад выроем, типа государство может его у нас отобрать? Типа там двадцать пять процентов нам, остальное типа стране?!

– Сколько у государства ни воруй – своего все равно не вернешь, – отвлекся на минутку от подсчета «бульков» взявшийся разливать по второй Коленок. И снова чужими словами. Я его с детсадовских времен знаю. Сам бы он до такой глубокой мысли ни за что бы не догадался.

– Типа государство – это кто? – коварно осведомился я.

– Ну, типа менты. Или эти… чиновники.

– А они – кто?

– Легавые и попрошайки, – выдал свою версию как-то подозрительно быстро захмелевший Санек.

– Хрен, – хмыкнул я. – Они – это народ. У нас в конституции так писано. Типа государство – это народ. Это, Поц, че выходит? Выходит, будто это типа народ у нас станет клад отбирать?

– Народу в дыню, – прорычал Коленок. – Загрызу!

– Базаров нет, – расслабился Поцман.

– Ну, прими, Господи, за лекарство, – выдохнул я, поднимая стакан. – Пьем и идем искать место.

Запасной тары набрать не догадались – стаканчиков было всего три, и пришлось позаботиться об их сохранности. Продукты просто прикрыли пакетами и бросили на капоте, а пластик и на всякий случай открытую бутылку водки убрали в салон.

Пока мы с Саньком хозяйничали, Миха добывал из багажника лопатки. Это его «царство». Туда к нему лучше не лезть. Там какие-то свертки с коробками. Все в полном порядке, ничего ниоткуда не торчит, не бряцает и не пачкается. Второе запасное колесо и то отдельно упаковано в специально сшитый брезентовый чехол. А пара бейсбольных бит и ментовский «демократизатор» ждут своего часа в карманах на тыльной стороне задних сидений. Вот и саперные лопатки – три штуки, по числу «археологов» – в выделенной для них китайской сумке с «абибасом».

Такого добра у Поца в гараже хватает. Мы однажды вместе с краснополянинскими на пригородном полустанке поезд Москва – Пекин данью обложили. Прибарахлились знатно. А Поцу вот еще сумки приглянулись. Импортные челноки не возражали. Да и куда им. Это в кино они мастера кунг-фу. А у нас – просто маленькие, полтора метра в прыжке, желтолицые человечки, по преступному упущению не делившиеся раньше с братвой барышами.

Светлое пятно в заметно посветлевших тучах склонилось к западным хребтам. Подул ветер, унося с собой висевшую прежде над террасой речной долины растворенную в воздухе влагу. Эти ли природные игры или сто грамм сорокоградусной в желудке, только хандра моя куда-то отступила. Мокрые камни, так и норовившие вывернуться из-под подошвы, и сырая трава, мигом промочившая низ джинсов, перестали раздражать.

Да и вообще, время хоть и клонилось к вечеру, стало как-то светлее. Не так беспросветно. Оказалось, что горные склоны вокруг чуть не сплошь были покрыты розовым налетом цветущих кустов. А когда ветер раздвинул в стороны зацепившиеся за скалы лохматые облачка, вдруг такие просторы открылись – дух захватывало. Наш, получается, левый берег Катуни был существенно выше правого. Стали видны уступы террас – древних берегов бесчисленное количество раз менявшей русло реки.

А то место, куда привел нас наш Сусанин в тельняшке, хоть и маскировалось под один из доисторических берегов, наверняка им не являлось. Чудно даже, как так вышло, что этим настолько примечательным местом до сих пор не заинтересовались ученые?

На тот момент я, кроме средней школы и армии, никаким образованием похвастать не мог, но все-таки сумел сообразить, что скал, обвалившихся настолько ровно – идеально четким полукругом, в природе не бывает. Да и если гора обвалилась, куда делись обломки? Но и в то, что это образование метров пятьдесят радиусом и не меньше двадцати метров в высоту было создано две тысячи лет назад руками людей, как-то не верилось.

– Глянь, Андрюха, – сказал Коленок, успевший, пока я разглядывал окрестности, пробежать до самой каменной стены, в укромное, укрытое от реки и грунтовки кустами место. – Тут мужик под зонтиком.

– Че? – не сразу понял я.

– Наскальные рисунки, – авторитетно заявил Поц. – Олени какие-то и человечки. А этот, в центре, самый здоровый и под куполом.

– Так а я о чем базарю?! – вспыхнул Санек. – В натуре тут аборигены царя какого-то хоронили.

– Осталось отгадать, где тут, – выговорил я, прикасаясь кончиками пальцев к выбитым на отвесной скале картинкам. Если бы не вода, не влага, пропитавшая все вокруг, едва-едва заметные изображения были бы надежно скрыты от любопытных глаз одинаково светло-серым камнем.

– По ходу тут, пацаны, – подпрыгивая на месте от возбуждения, определил Поц. – Тут шишка какая-то, и камни выложены… Типа Андреевским крестом. Как на лапе у древней бабы.

– В натуре, – обрадовался Санек. – Тут тебе, Поц, древние мореманы привет зарыли. Якорь, блин, в полный рост, к твоему фрегату.

– В хозяйстве сгодится, – пробурчал наш механик-водитель и с силой попытался вонзить лопатку в самый верх совсем чуть-чуть, сантиметров на двадцать, возвышающегося над площадкой бугра. Только сталь взвизгнула, вспыхнула пара искр, и на этом раскопки застопорились. Под тонким слоем дерна и песка обнаружилась броня из хорошо подогнанных один к другому плоских каменюг. Снова и снова мы искали свободное место на поверхности шишки и снова и снова натыкались на увеличенные раз в десять, блин, «тротуарные» плиты.

– Не, здесь лом нужен! Иначе их, бляха от ремня, не вывернуть!

Признаюсь честно! Когда снизу, со стороны реки, раздался незнакомый голос с характерным южным акцентом, я даже присел от удивления. Наверное, ментовский «бобик» с мигалками не смог бы поразить меня в тот момент больше, чем самый обычный, одетый в вылинявшую солдатскую полевую форму парень, боком сидящий на лошади. Или загорелый до полунегра, или просто – коренной алтаец.

– Ты кто, блин? Индеец? – первым очнувшись от наваждения, спросил Коленок. Недобро так спросил. Нехорошо. Зная нашего Санька, я на месте туземца уже приближался бы к китайской границе.

– Так это, – растопырил кругленькие на круглом же улыбчивом лице глаза всадник. – Знамо кто. Я это, Васька я, бляха от ремня. Еландинский, стало быть, пастух обчественный. Стадо тута, стало быть, бляха от ремня, рядом, в трех верстах. Ну и я с им. И добавил с явной надеждой в голосе: – Башка трещит с похмелюги, бляха от ремня. Мож это? Мож есть че? Лекарственное? Вы ж эта. Туристами будете? Туристы всегда помогают…

– Я те ща полечу, – бросив жалобно звякнувшую лопатку, шагнул к приблудному ковбою Санек. Благо успел поймать бойца за рукав. – Анальгину пропишу…

– Лом найдешь? Полечим, – предложил я и тут же шепнул рвущемуся в бой соратнику: – Не пугай работника. Самим, что ли, плиты ковырять?

– Так это, – обрадовался индеец. – Имеется железяка-то. В зимовье, бляха от ремня. Только это. Мож на машинке на вашей подскочим? Все же три версты…

– Тебе ускорение придать? – прорычал Санек. – Могу помочь.

– Да я это… Еду уже, еду.

И правда. Васька из Еланды ловко перекинул ногу через голову смирного своего конька, выкрикнул что-то явно матерное, но воспринятое животным за команду к началу движения и вскоре исчез за кустами.

– Класс, Андрюха, – аккуратно подобрав брошенные лопаты, одобрил мое решение хозяйственный Поц. – Я уж думал, придется бросить раскопки.

– Не боись, – оскалился Коленок. – Отроем твой якорь, морячок. Темнеет только вот. Пошли, что ли, братва, костер зажжем да накатим помаленьку. По писят.

Нам с Михой оставалось только согласиться. Это было самое разумное. Не знаю, как наш механик-водитель, а я в успех нашей археологии уже совершенно не верил.

Ездил ковбой долго. Мы и палатку поставить успели, и сосиски пожарить, и выпить три раза, прежде чем послышалось цоканье подков по камням. Возникший вдруг в круге света от костра Васька с длинной железной палкой в руке показался мне каким-то другим. Суровым краснолицым воином из Чингисхановой орды. Настоящим хозяином этих богом забытых мест. Надменным и невероятно опасным. Я даже оглянулся на угадывающийся во тьме силуэт джипа, где спало верное оружие идейного вымогателя. Это я биты бейсбольные имею в виду, если кто не догадался.

– Насилу сыскал, – улыбнулся туземец, спрыгивая с лошади, и в один миг стал прежним жаждущим халявной выпивки бесхитростным аборигеном. – Каменюги-то вам для каких целей понадобились? Вона ужо, как встали. И еды скока…

– Че еда, – хмыкнул Санек. – Видишь, я ем? И ты садись рядом, закуривай…

Я снова поморщился. Потому что уже знал, что Коленок выдаст следующей фразой. Что-нибудь вроде: «По понятиям, в питье и куреве отказывать нельзя». И не ошибся. Как не ошибся и в предположении, что у Васьки найдется тара под водку. Обычная эмалированная кружка с обмотанной кожаной лентой ручкой и черными полосами многолетних отложений чайной заварки внутри.

– Ну, за ударный труд, – провозгласил я очередной тост. – У нас, Вася, в конституции написано – каждый, мол, имеет право на труд!

– И право на отдых, – заржал Коленок, подливая пастуху водки в кружку. – Ты пей, Вася, пей. Лечи башку.

Дальний путь, скудная еда или много спиртного – сейчас уже и не скажешь. Только дальше все происходило словно как не со мной. Будто бы я смотрел на эту комедию сквозь толстое и не совсем прозрачное аквариумное стекло, а говорил и действовал вовсе кто-то другой. Не я.

И раньше доводилось слышать, что водка как-то по-особенному влияет на азиатов. Но видел такое впервые. Сколько там наш индеец выпил? Грамм двести? Вряд ли больше. А эффект получился такой, будто литровый флакон из горла выхлебал. Речь как-то в один миг стала несвязной, движения ломаными. На простые вопросы гость стал бубнить что-то непонятное и все пытался завалиться на бок и уснуть. Косил, короче, от работы, сволочь!

Да не тут-то было! Санек наш от груди триста кил легко жал, что ему худенький алтаец?! Вася был взят за шиворот, поставлен на ноги и пинком ноги отправлен ковырять непокорную броню, скрывающую от нас тайну древней бабы.

Подвел лом, на деле оказавшийся всего-навсего обрезком ржавой водопроводной трубы в три четверти дюйма с расплющенным концом. Васька честно засунул инструмент в щель между камнями и навалился всем телом. Санек даже помочь не успел, хотя – я видел – уже даже шагнул, когда труба согнулась, и пастух кубарем покатился с каменной шишки. И проявил, блин, признаки жизни, только когда сердобольный Миха поднес к губам кружку с водкой.

Потом мы, кажется, еще пробовали кататься на боевом скакуне нашего Чингачгука, и что-то там с освоением нового вида транспорта пошло не так. Потому как за что-то же Коленок бил Ваську?! Не за просто же так! Тем более что ни я, ни Поц спасать индейца не спешили. Значит, были согласны с причинно-следственными связями.

Утром грезы о том, что вся наша археологическая экспедиция и ночная попойка всего лишь дурацкий сон, развеялись как дым. Лучше бы развеялась сволочная туча, плотно прилипшая брюхом прямо к проклятой каменной шишке, соприкосновения с которой даже ломы не выдерживали.

Было плохо. И пива почему-то уцелела только одна бутылка. О водке только и оставалось что вспоминать. Еще и сыро. Настолько, что стоило пошевелиться, как за шиворот текли струйки воды.

– Валить отсюда надо, – прохрипел Санек. – Сдохнем мы тут с этим кладом… Туземец – падла. Все пиво украл.

Героический человек мой соратник. Я не то что говорить, мозгом шевелить не мог. О поездке по местным ухабам думал только как об изощренной пытке…

Дальше неинтересно. Провалялись до обеда в насквозь мокрой палатке – от висящих прямо в воздухе капель ткань не спасала – и потихоньку, под голодное завывание желудков, покатились в Еланду. А там и домой. И всю дорогу мы ни одним словом не вспомнили о неудачной экспедиции.