Амальда

Подражание лорду Дансейни и Эдгару Аллану По

Если бы кто-то встретил двух этих господ вместе, при всем желании тот не смог бы подумать, что перед ним друзья. Да и не были они, впрямь, приятны друг другу, связывало их теснее расположения иное чувство – жажда соперничества. Герминафрид был придворным магом короля Хрусрара Третьего, Билимер же – визирем султана Мормабхуна Блистательного. Однако же не правители приказывали им, но внимали советам и следовали им в точности, ночами молясь своим богам, чтобы гордые провидцы не вздумали их однажды покинуть. Как оказалось, напрасно: в день парада планет, встретясь в эфире, дабы разыграть очередную партию в шахматы из костей, Билимер и Герминафрид разом поняли, что устали от прежних своих занятий.

Оба они чувствовали, что достигли всего, о чем могли помыслить. Однако оба мечтали о большем, увы, не представляя, к каким еще вершинам стремиться.

Колдуны собрались в высокой башне и принялись совещаться, пока не пришли к решению: все они сделали на свете, что мог себе и не мог позволить любой мужчина, но еще не сделали того же, на что способна женщина. И решили, что удалясь на остров Уфрарим, создадут каждый по ребенку, используя любое известное и доступное им колдовство. Если же один из них не сможет, то будет считаться проигравшим, и друг его и соперник назовет себя победителем, имея право располагать неудачливым соперником до конца его дней и до конца дней ему приказывать.

И на том оба колдуна исполнили свой план: девять месяцев они трудились на разных концах безлюдного острова Уфрарим, и когда же по истечении срока встретились на середине, чтобы похвастаться своими успехами, оказалось, что оба они преуспели.

Герминафрид представил на суд друга крепкого золотоволосого мальчика, коего назвал Сисенанд. Билимер же в ответ показал свое творение: девочку, уже нареченную им Амальдой. Оба ребенка представляли собой образцы здоровья и прекрасных пропорций, отчего колдуны не знали, кому же из них причитается победа. Герминафрид метко заметил, что Господь создал Адама прежде Евы, отчего Сисенанд должен быть оценен выше Амальды. Однако Билимер ответил, что если женщина существо менее занимательное, чем мужчина, они не соревновались бы в подражании ей с таким прилежанием и такой страстью. Герминафриду пришлось согласиться, что должно уважать образец, который подарил им столь увлекательное состязание.

Однако теперь следовало выдумать нечто новое. И колдуны принялись упражнять свои могучие умы, однако ни одна их мысль, поражавшая обоих свежестью, не казалась такой уж занимательной. Дети, тем временем, росли. Когда Сисенанд превратился в прекрасного юношу, а Амальда – в задумчивую гибкую девушку, их отцов посетила, наконец, идея, как дальше им развлечься на острове Уфрарим. Попробовав себя в роли отцов, теперь колдуны желали испытать долю королей. Они решили, что было бы недурно и даже очаровательно поженить свои творения, тем паче, что произведенные колдовством дети ничем не отличались от обычных человеческих существ и должны были вскоре почувствовать тягу друг к другу.

Однако сие оказалось верно лишь наполовину. Сперва Сисенанд ощутил охлаждение к недавней своей подруге, познав прелести охоты. Амальда утешилась, полюбив бродить одна в дебрях острова. В непогоду же ей приходилось укрываться в стенах замка, воздвигнутого колдунами на том месте, где девятнадцать лет назад они сошлись, хвастаясь друг перед другом своими творениями. Амальда испрашивала у отца каких-либо развлечений, хоть чего-либо, на чем мог отдохнуть ее глаз, и Билимер перенес на остров чудеснейшие картины со всего света, чтобы утешить свое дитя. Давать ей в руки книги он не решился из опасений, что девушка воспылает ненужной и бесплодной жаждой недоступного.

Амальда казалась более чем удовлетворенной полученными в свое безраздельное пользование предметами искусства: живопись ее развлекала с утра до вечера. Билимер не интересовался, как, в точности, дочь его проводит свои дни, если только она не нарушает его собственных занятий. Она не нарушала.

Герминафрид же оставался не менее удовлетворен: Сисенанд уже проявлял недвусмысленные признаки любовного томления, что, тем не менее, не мешало ему охотиться день ото дня все лучше.

Исследуя остров, вооруженный луком Сисенанд обнаружил множество укромных мест, которые возжелал показать своей возлюбленной. А вместе с тем увидел немало прекрасных, гордых животных, которых намеревался изловить. Однако Амальду все это оставляло равнодушным. Она проводила утра, дни и вечера среди своих картин, точно зачарованная. Особенно манил ее портрет графини Урсулетты д’Амбинье. Амальда воображала, что это была за барышня, и пыталась представить, какую жизнь она вела. По своей наивности Амальда воображала графиню жительницей такого же дикого места, как остров Уфрарим. Она представляла, как юная графиня бегает босой, собирая плачущие росой цветы поутру, а ночью засыпает под щебет птиц. Амальда чувствовала желание поделиться с кем-нибудь своими фантазиями. Сисенанд остался глух, как сама Амальда – к его охотничьим приключениям, и девушка обратилась к отцу. Билимер мог лишь сдержанно ответить, что графиня Урсулетта умерла в юном возрасте – едва ли ровесницей самой Амальде – и попросил дочь более о том не думать.