Алвота

Рэм

Рэм проснулся как обычно в 6:30, чтобы вновь посвятить себя тяжелому рабочему дню. Он работал на карьере по добыче алмазов вместе со своим отцом, которому через восемь дней исполняется пятьдесят три года. Пятьдесят три – возраст умерщвления, которому должны подвергнуться все граждане Алвоты. Приказ об эвтаназии всех пенсионеров вышел почти десять лет назад, Рэму тогда исполнилось двадцать, и он абсолютно спокойно воспринимал тот факт, что ему скоро придётся прощаться с папой Боном. Парень больше переживал за маму, которая последние несколько месяцев ходит подавленная и расстроенная приближающейся смертью мужа. Бон с Элизабет застали те времена, когда люди уходили на заслуженный отдых без последующих убийств. В Алвоте под предводительством Селены всё перевернулось с ног на голову. Но Рэм был молод и быстро адаптировался.

Парень совершил утренние ритуалы по сборам и перед выходом остановился в прихожей, взглянув на портрет Селены. Её фото в обязательном порядке должно висеть в каждом доме, чтобы народ помнил, кто о нём заботится. В каком углу ты бы не стоял, а голубые глаза с картины всегда смотрят на тебя. И не только с картины. Хозяйка страны за всеми наблюдает, чтобы уберечь каждого от опасности и опрометчивых действий.

Рэм помахал картине в качестве прощания и вышел в подъезд, утыканный камерами видеонаблюдения. Уже долгое время можно не опасаться прогулок по улицам даже ночью, уровень преступности в Алвоте близится к нулю благодаря стараниям Селены.

Серый автобус для рабочих алмазного карьера поджидал Рэма на остановке напротив дома. «Всем доброе утро!» – поприветствовал он своих коллег и сел на самое заднее сиденье справа. На следующей остановке к парню подсел его товарищ по работе Фрэнк.

– Привет, дружище! Как твой отец? Не волнуется?

– Если и переживает, то очень хорошо это скрывает, чего не скажешь о маме…

– А ей сколько осталось?

– Четыре.

– Поэтому мне матушка говорит связывать свою жизнь браком только с одногодкой.

– А лучше вообще не связывать.

– Да, с детьми суета… Отдавать их хозяйке. А если новоиспеченная мать начнёт возмущаться, так меня с ней сразу на месте и прикончат.

– Неужели кто-то противился закону?! – удивился Рэм.

– Ты не слышал ни разу? Я знаю несколько таких случаев.

– Может слухи?

– Хм, не отрицаю… Вот и приехали!

– Ты иди, а я позже подойду, – сказал Рэм уже на улице.

– Так рано в уборную?

– Чшшш, – парень приложил палец к губам, прося о тишине.

– Аккуратнее, – предупредил его Фрэнк.

Рэм хотел последние дни почаще видеться с отцом и на свой страх и риск оторвался от рабочих. Бон работает в третьем блоке корпуса, куда парень и направился. На входе его остановили двое охранников.

– Почему не со своей рабочей группой? – грубо спросил один из них.

– Живот прихватило.

– Врач нужен?

– Нет, уборная.

– Номер группы.

– Один.

– Тебе в первый блок, правил что ли не знаешь?

– Простите, но третий блок ближе, а мне срочно надо. Ещё в автобусе прихватило.

– Не положено никого пускать, кроме третьей группы. Иди в другой блок.

Смысла идти в первый блок не было, и Рэм пошёл к своим коллегам. Он забежал в коморку переодеться в униформу.

– Ты быстро. Не пустили? – догадался Фрэнк.

– Ага.

– Я прикрыл тебя перед начальством, сказал, ты отравился.

– Спасибо, Фрэнки.

– У вас с Боном остались последние выходные. Проведи их с семьёй.

– Обязательно. Хотелось бы провести с ним неделю, а не два дня.