Галина Полынская Алмон

Знаю, что душа бессмертна, но не знаю как.

Д. Кардано

Посвящается не тем, кто возвращался, а тем, кто даже уходя оставался со мною.

Явление второе: изумрудно-зеленое

В Мир приходили дни, в Мир приходили ночи. Словно бусины нанизывались века на суровую нить Времени. Всё менялось, всё заканчивалось, всё начиналось вновь.

Глаза Вселенной наблюдали, как гибли и возрождались Миры, как приходили злые и уходили добрые Гении, как кипели страсти и разбивались сердца; смотрели на подлость, ненависть, жестокость, на добро, понимание и любовь. Глаза видели дымки молитв и испарения проклятий, наблюдали, как побеждает Добро и не проигрывает Зло, ведая, что лишь при наличии этих двух составляющих и при вечном их противостоянии возможно Великое Постоянство.

Ничто не могло затуманить Вселенских Глаз, лишь изредка в их ресницах закипали слезы, казалось бы — безо всяких на то причин.

* * *

Наступающий вечер принес голубоватый покой и свежестью пахнущее умиротворение. Жара сменилась прохладой, пестрые людские реки хлынули на набережную, наводняя рестораны и кафе. Музыкальная какофония, вплетаясь в древесные кроны, разлеталась, рассыпалась в душистом ветерке набережной. Облокотившись на белоснежную балюстраду, Анаис смотрела на неспешно скользящие парусники у самой линии горизонта, на тонущее солнце и парящих над спокойной водою белоснежных птиц. В зеленом платье, соломенной шляпке и солнцезащитных очках девушка почти не отличалась от гостей и жителей курортного городка. Но стоило Анаис снять очки, как море принялось заигрывать яркими бликами с ее удивительными инопланетными глазами, желая заполучить хотя бы пару искр столь редкого аквамарина. Прикусив дужку очков, девушка смотрела, как над морем летит визжащий от счастья парашютист, затем подняла взгляд выше, в небо, где в туманной синеве скрывались далекие, но такие угрожающе знакомые миры…

— Мама! К тёте хочу!

Анаис чуть вздрогнула от неожиданности и обернулась, когда детская ручонка дернула подол платья.

— Пусти к тёте!

— Извините, пожалуйста, — смущенно улыбнулась молодая мама, пытаясь высвободить край платья Анаис из ручки трехлетнего сынишки. — Артемка, ну что ты делаешь? Ну-ка, отпусти!

Малыш ударился в отчаянный рев.

— Господи, да что ж такое! Девушка простите, он никогда раньше так себя не вел! Артем! Прекрати!

— Ничего страшного, — Анаис присела и сняла очки, глядя в захлебывающиеся слезами голубые глаза малыша. Затем тихонечко прошептала ему на ухо: — Немножко подрастешь и сможешь вернуться домой, если, конечно, захочешь. Не плачь и не переживай, твой дом тебя всегда ждет.

— Плавда? — горько всхлипнул малыш.

— Честное слово, — улыбнувшись, Анаис пригладила белоснежные кудри и поцеловала малыша в висок. — Честное и благородное.

Артем улыбнулся в ответ, разжал кулачок и потянулся к маме. Поправив очки, Анаис смотрела, как он идет по набережной, то и дело оборачиваясь и помахивая ей ладошкой. Улыбнувшись, Анаис помахала в ответ и отвернулась. Из ближайшего ресторана лилась легкая прозрачная мелодия. Анаис вошла под живые древесные тенты, присела за столик и заказала бокал вина. Когда заказ принесли, девушка долго рассматривала непривычно светлый винный цвет, затем сделала крошечный глоток и посмотрела на последние солнечные лучи, золотившие самое прекрасное море на свете. Здесь, на Земле прошло почти полгода со дня смерти Алмона.

* * *

Дракула вовремя успел получить послание от Терр-Розе: оказывается, Глаза Идола нельзя касаться без доброй воли Анаис! Его нельзя украсть! Королева заклинала выждать момент, пока она что-нибудь не придумает, и покуда не возвращаться во Дворец. Дракуле ничего не оставалось, как по-прежнему всюду неотступно следовать за принцессой Марса. По ночам он принимал свой обычный вид и, закусывая землянами, с тоскою думал о том, что если Патриций обо всем узнает, его жизнь закончится бесславно.

* * *

Стемнело, вспыхнули фонари. В одиночестве сидя за столиком, Анаис разглядывала усыпанный звездами небосклон. «Странно, с Земли звезды кажутся нежилыми, необитаемыми, интересно, почему так?..» Поворачивая бокал то так, то эдак, она наблюдала за маленькими светло-красными волнами, вспоминая, как попала на Землю, как шла наугад по утренним сонным улицам, ничего не видя слепыми от горя глазами. Этот путь рисовался в густом, отчего-то лиловом тумане. Анаис смутно помнила лишь неясные никчемные обрывки, зрительная память начинала свой отсчет лишь с выкрашенной в зеленый цвет скамейки под раскидистым деревом с нервно дрожащей листвой, и с молодого человека по имени Денис. Он прошел, было, мимо, как вдруг остановился, вернулся назад и присел рядом. И что-то начал говорить. Сознание Анаис само собой принялось считывать мысли, образы, сочетая с ними понятия и фразы… Зная универсальный ключ к расшифровке всех Системных языков, Анаис не составило труда за несколько минут понять несложный язык Земли. «Девушка, — спрашивал парень, — что с вами? Вам плохо?» «Да, — ответила она, — мне плохо, мне очень-очень плохо… Вы не представляете, насколько мне плохо…»

Глядя на нее, Дэн подумал, что в такой одежде, с этим синим платком на голове, девушка похожа на турчанку или арабку. Или на инопланетянку. Потому что таких глаз, такого цвета кожи и таких пальцев у людей не бывает.

— Кто вы? Откуда? Куда вам идти? — спрашивал он, разглядывая ее тонко вылепленное лицо с золотистым загаром и бездонными глазами цвета морской воды с полуопущенными темными ресницами.

— Я не знаю, куда мне идти. И не знаю, откуда пришла.

— Вы потеряли память? — Дэн никак не мог понять, отчего же ему так неловко, почти боязно смотреть в ее прекраснейшие глаза.

— Да… — медленно произнесла девушка, и Дэн почувствовал, как его затягивает в звук ее голоса, как в тягучую воронку. — Потеряла… все потеряла. И память тоже.

Пару раз попытавшись прикурить, он отбросил сигарету, сунул в карман рубашки зажигалку и неожиданно сам для себя предложил:

— Идемте со мной. Я постараюсь вам помочь.

Анаис подняла туманный взгляд на простое, но приятное, открытое лицо черноволосого, синеглазого молодого человека и согласно кивнула.

Бережно поддерживая свою безымянную находку под руку, Дэн привел ее в трехэтажный частный дом, принадлежавший его тетке Зареме.

— Присядьте здесь, — молодой человек усадил Анаис на скамейку во дворике. — Я сейчас вернусь. Только никуда не уходите, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнула Анаис. — Как называется это дерево?

— Ленкоранская акация. Я сейчас вернусь, прямо сейчас.

Анаис снова кивнула.

Глядя на удаляющуюся спину в синей майке, Анаис проводила взглядом всю его жизнь: ему двадцать пять лет, когда-то очень давно погибли среди машин родители, он учился на человека, владеющего законами, но работает подавальщиком в большом доме, где раздают еду и питье. А этим домом распоряжается его близко-родственная женщина, она позволяет жить в нем людям за деньги.

— Как вас зовут?

Девушка подняла голову и посмотрела на подошедшего Дениса. С ним рядом стояла высокая черноволосая женщина с резким скуластым лицом и проницательными до колкости глазами.

— Анаис.

— А дальше?

— Что — дальше?

— Отчество, фамилия?

— Анаис и все, — пожала плечами девушка.

— Тетя, пускай пока будет просто Анаис, ладно? Анаис, это моя тетя Зарема.

— Здравствуйте, — снизу вверх смотрела она, не моргая.

— Откуда ты? Какой национальности?

— Тетя, какая разница?

— Большая!

Анаис молчала, глядя куда-то в сторону.

— Девочка, — склонилась над ней Зарема, — откуда ты? Турчанка? Арабка? Хотя вряд ли… с таким-то цветом глаз. — Она жестом попросила Дениса отойти с ней в сторонку. — Так где ты, говоришь, ее нашел?

— На набережной, она сидела на лавочке.

— Одна?

— Да. Похоже, девушка потеряла память, не помнит, кто она и откуда.

— Скорее всего, она потеряла своего султана или отбилась от гарема, — тетка задумчиво глянула на серебряно-синее плетение браслетов, овивающих щиколотки Анаис. — Скажи, пусть платок с головы снимет.

— Зачем?

— Хочу посмотреть на ее волосы, черт побери!

— Ладно, ладно, тетя, хорошо, только не заводись. — Дэн подошел к девушке и присел перед ней на корточки. — Анаис, вы можете снять платок?

Непослушными пальцами Анаис попыталась развязать затянутые в приступах боли Мертвой Зоны узлы. «Оставь Зоне этот синий шарф…. Оставь Зоне… и снова соединяющиеся в материю синие треугольники…» На плечи девушки хлынули золотистые кудри почти шафранного оттенка, и рассыпались по спине, до самой скамейки.

— Час от часу не легче… — вздохнула Зарема. — Веди ее на второй этаж, комната с окнами во двор. Потом разберемся.

— Спасибо, тетя, — с чувством произнес Дэн. — Спаси…

— Скорее уводи ее! — Зарема подошла к калитке и посмотрела по сторонам — не засмотрелся ли кто на гостью.

* * *

Ничто никогда не проходит и не исчезает бесследно. Любые человеческие поступки, слова и мысли находят свое место в космической душе. Иногда случается так, что человека уже нет, а его жизнь все еще звучит долгим эхом в галактическом пространстве.

* * *

Пока Анаис знакомилась с новым местом жительства, Денис рассказывал о себе:

— …работаю я барменом в ресторане «Изумруд», очень, кстати, симпатичное местечко, отменные шашлыки готовят. — Глядя на девушку, он не мог понять, слушает она его или нет. Остановившись у открытого окна, Анаис посмотрела на ветки, яркую зелень которых украшали пушистые нежно-розовые цветы.

— Как ты сказал, называется это дерево?

— Ленкоранская акация, — вздохнул Денис, поняв, что она его все-таки не слушала. — В народе ее еще «китайской» называют. Ничего если я буду называть вас на «ты»?

— Да.

— Ты пока располагайся, а я принесу все необходимое.

Дэн вышел, притворив за собою дверь. Он еще не знал, какие сюрпризы его поджидают. Вскоре выяснится, что девушка совершенно беспомощна в быту: она не умеет заправлять кровать, не знает, как включается телевизор, не умеет обращаться ни с какой бытовой техникой, даже открыть кран и отрегулировать воду — для нее окажется проблематичным.

* * *

Терр-Розе не стала дожидаться, пока Патриций захочет поговорить, и поспешно исчезла из Дворца. Укрывшись в самом недоступном для Реальности Четвертом Параллельном Мире, она поддерживала постоянную связь с Дракулой, глядя на Землю его глазами.

* * *

Теперь все свое время Дэн посвящал обучению Анаис элементарным бытовым и жизненным навыкам. Благо, схватывала она на лету, дела шли на лад, и вскоре Дэну уже не страшно было оставлять ее на кухне наедине с электрическим чайником и плитой. Единственное, что никак не получалось, так это разговорить гостью, она почти все время молчала. И всякий раз болезненно сжималось сердце молодого человека, стоило только ему заглянуть в ее глаза.

* * *

Как океан огня, боль выжигает душу. Но у всякого океана есть свои отливы — в такие моменты, словно солнце выходит из-за туч, и снова можно почувствовать вкус и запах свежего ветра жизни.

* * *

Глядя на гуляющих людей, на вспыхивающие один за другим подсолнухи фонарей и ожерелья иллюминаций, Анаис пыталась представить, как же ей жить дальше. Когда она впервые попыталась убежать из Дворца на Землю, девушка смутно представляла, что это за планета, ей достаточно было того, что Земля находится в границах Солнечной Системы и не принята в Сообщество. Пускай короткий, но удавшийся побег, дал ей возможность увидеть Землю, понять, как выглядит, пахнет, звучит планета, и вселил уверенность, что если удастся уйти на Землю снова, все сложится наилучшим образом, ни к чему опасаться неизвестности. Но разве могла она предположить, что встреча с Алмоном, их путь по Мертвой Зоне перевернет абсолютно все в ее душе? И пугать станет совсем другое: невозможность быть, жить, дышать без Алмона где-либо вообще. Не важно, на какой планете.

* * *

Как тяжело и тихо бьются сердца Вселенной. Этому бою отвечает раскатистое многоголосье планет, и вторят им секундные стрелки человеческих жизней.

* * *

— Анаис!

Подняв взгляд от винного бокала, девушка посмотрела на спешащего к ее столику Дэна.

— Анаис, ну что же ты делаешь? — рывком отодвинув пластмассовый стул, он присел напротив. — Просил же не уходи, не предупредив! Не уходи одна!

— Извини, просто хотелось увидеть море. Не стала отвлекать твою тетю, она была занята, в дом опять пришло много людей.

— Да, отдыхающие заехали, — Дэн закурил и перевел дух. — Пожалуйста, очень тебя прошу, как бы кто там не был занят, обязательно предупреждай, чтобы я знал, где тебя искать.

— Хорошо, — с равнодушной покорностью кивнула девушка и замолчала.

«Что же я делаю не так? — Подумал Дэн, глядя на лицо-маску с длинными стрелками ресниц. — Что?»

— Слушай, у меня есть предложение, — улыбнулся он. — Давай погуляем по набережной? Море сейчас такое красивое, спокойное, а по нему парусники…

— Давай погуляем. Парусники — это хорошо.

Они встали из-за стола и направились вдоль берега. Дэн фонтанировал историями, пытаясь хотя бы заинтересовать Анаис, но видел, что девушка не слушает. Ему никак не удавалось пробиться сквозь скорлупу ее отчуждения. Остановившись у балюстрады набережной, Дэн выдал неожиданное предложение:

— А хочешь работать вместе со мной? Нам как раз требуется человек. Это совсем не трудно, — поспешно добавил он. — Так дальше нельзя, тебе надо как-то отвлечься, очнуться, побыть с людьми. Хочешь?

— Да, — не раздумывая, ответила она, — я и так слишком долго жила твоим гостеприимством.

— Ты иногда так странно выражаешься и акцент у тебя интересный. Ты, скорее всего, приехала откуда-то из-за границы, выяснить бы, откуда.

— Может, не надо? — невесело усмехнулась Анаис.

— Тогда могли бы поискать твоих родителей и друзей, уверен — нашли бы.

— Да уж, — Анаис отвернулась, глядя на скользящие по молочно-голубой воде парусники, — нашли бы непременно.

— Имя у тебя, скорее всего, французское, — продолжал вслух размышлять Денис.

— Это почему?

— Вот, — из кармана брюк он извлек небольшую белую коробочку.

— Что это?

— Это тебе, возьми, это духи, называются «Анаис-Анаис».

— Интересно, — она повертела коробочку в руках, но открывать не стала.

— Как бы мне хотелось знать, что ты любишь, чего не любишь? — Дэн смотрел на тонкий профиль девушки, вызолоченный огнями набережной. — Что тебя радует, чего ты боишься?

Анаис молчала.

— А можно я прямо завтра выйду на работу? — наконец, произнесла она, с видимым усилием разомкнув губы.

— Ты этого на самом деле хочешь?

— Хочу.

— Тогда без проблем. Пойдем домой, прохладно становится.

Не спеша, они направились дальше. Внезапно Денис произнес с досадой:

— Слушай, как она мне уже надоела!

— Кто?

— Да вот эта ворона! Тащится за нами от самого кафе! Причем пешком идет, никогда такого не видел! Терпеть не могу этих противных птиц, а еще говорят, что они по триста лет живут. — Дэн поднял камень и швырнул в Дракулу.

* * *

Терр-Розе отрешенно смотрела на беспрерывно меняющиеся грани Четвертого Параллельного Мира. В сузившихся зрачках мелькали картины, увиденные глазами Дракулы: улицы приморского города, трехэтажный дом, дерево с непонятными цветами, дочь Патриция в нелепом платье и шляпе… Королева в мельчайших подробностях изучила комнату девушки, знала там каждый предмет, но так и не выяснила, где же Анаис хранит Глаз Идола.

* * *

Ночью Анаис снова приснился Алмон. Сон всегда был одним и тем же: полуволк стоял у Транспортного Канала и с улыбкой повторял: «Оставь Зоне этот синий шарф! Оставь Зоне…» Открыв глаза, Анаис долго смотрела в потолок, слушая, как за окном монотонно стучит дождь, сквозь щели в занавесках сочилось бледное ранее утро. Отбросив одеяло, девушка встала, подошла к окну, открыла его и подставила лицо моросящим брызгам. Вздрагивая от прохлады, она чувствовала, что пока еще жива…

В дверь постучали.

— Да, войдите.

Анаис поспешно набросила халат. В комнату заглянула тетка Зарема.

— Проснулась, девочка? — ее острый взгляд за секунды оглядел все в комнате.

— Да, доброе утро.

— Дёня просил разбудить тебя. Завтрак готов.

— Спасибо, сейчас приду.

Зарема всегда, постоянно за нею наблюдала, изучала, и Анаис не могла ее осуждать за это.

Одевшись, она спустилась вниз, на кухне торопливо завтракал Дэн с двумя полуодетыми мужчинами измученного вида — они пили вино и тяжело вздыхали, приговаривая: «Ну и погуляли мы вчера…». Оделась Анаис в синие джинсы и красную майку с белой надписью «Токио». Что-то из одежды и обуви Дэн купил, пару маек — рубашек выбрал из своего гардероба. Каждую «обновку» Анаис рассматривала с неприкрытым интересом и одновременно с каким-то недоумением. В то же время казалось — ей абсолютно все равно во что одеваться. Дэн не мог себе объяснить этого.

Позавтракав, они отправились в ресторан «Изумруд».

* * *

Дракуле было скверно на душе и тяжко в желудке. Накануне он неудачно закусил алкоголиком и теперь несвежая, пересыщенная невесть какой гадостью кровь, мутно барахталась в вампире. Но, невзирая на тошноту и безумно надоевших кошек, он усердно торопился в своем птичьем обличии вслед за Анаис и ее черноволосым спутником. Уже с неделю парочка едва ли не каждый вечер ходила в один и тот же ресторан, оставаясь в нем до утра. Дракула силился понять, что же Анаис там делает? Ему и в голову не приходило, что дочь Патриция могла устроиться на работу.

* * *

— Ты знаешь, Анаис, — как-то за ужином сказал Дэн, — совершенно забыл сказать, позавчера о тебе спрашивал какой-то человек.

Рука девушки замерла, не донеся чашку чая до губ.

— У тебя как раз выходной был, — Дэн намазывал масло на хлеб, не замечая, как переменилось ее лицо, — а он пришел в «Изумруд» и просто забодал расспросами: кто эта девушка, как зовут, откуда она и т. д. и т. п. — Дэн поднял взгляд. — Что с тобой? Тебе плохо? Анаис!

— Нет, — едва шевеля губами, прошептала она, — все нормально. А дальше? Что ты ему сказал?

— Ничего, не даем мы сведений о наших работниках — и всё.

— А как он выглядел? Описать можешь?

— Да, конечно, — Дэн задумался, Анаис затаила дыхание. — Ну, такой… такой малоприятный тип, чем-то похож на жулика. В скверном мятом костюме…

— Толстый?

— Да, но не жирный, а именно толстый, кудрявые темно-русые волосы, давно не стриженные…

— И улыбка такая, словно он задумал нечто гадкое?

— Как ты это верно подметила! А… — Дэн осекся, не веря своим ушам. — Ты его знаешь? Анаис, значит, ты вспомнила? Ты его знала и теперь вспомнила?!

— Кажется, да… — девушка задумчиво смотрела поверх головы Дэна. — Что-то смутное всплывает в памяти. Он не сказал, придет ли еще раз?

— Наверное, придет, раз так о тебе расспрашивал. — Дэн внимательно смотрел на нее. — Анаис, кто он?

— Никто, просто знакомый. Я его почти не помню…

* * *

Малахитовая Зала замерла в пустоте и мраке. Повелитель смотрел в пространство серыми до черноты глазами. Его взгляд словно полз по отступающим во мрак колоннам, каминам, напольным вазам… Дрожащий свет догорающих свечей трехглавого подсвечника выхватывал из темноты драгоценные камни кубка, бутыль вина в золотом оплетении и край шкатулки с сигарами. Владыка смог узнать о подмене, ошибке и смерти Алмона лишь очнувшись от энергий Конденсатора.

Не замечая летящих мимо часов, Патриций неподвижно сидел, глядя в густое варево темноты Залы. Не чувствуя сил подняться.

* * *

В этот вечер у Анаис все валилось из рук. Она вглядывалась, всматривалась в лица посетителей — в субботний вечер их как всегда было много.

— Дэвушка, я просиль водка и таматний сок, а ти мнэ апелсын даешь!

— Что? — очнувшись, она посмотрела на маленького мужичка с невероятным носом. — Простите, что вы сказали?

— Давайте я вас обслужу, — подошел Дэн, сказав ей: — Вон, смотри, видишь? Тот самый господинчик, что спрашивал о тебе.

На миг у нее остановилось сердце. К стойке бара направлялся толстяк в сером измятом костюме, зеленой рубашке и ослепительно красном галстуке.

— Привет, лапонька, — Сократ уселся за стойку, широко улыбаясь и хитро щуря шоколадные глаза, — приветик, долгожданная моя Анаисочка.

— Вы ошиблись, — девушка спрятала за спину дрожащие руки. — Вы меня с кем-то перепутали.

Сократ ухмыльнулся.

— Да с кем же тебя можно перепутать! Анаис, не бойся, я твой друг. Поверь, меня никто не просил тебя искать и возвращать родным-близким. Это моя личная инициатива. Я чуть весь не израсходовался, пока тебя сыскал. Неужто даже коньячку не подашь усталому страннику? Да, и познакомь меня с этой формой жизни в костюме, а то он меня уже насквозь продырявил пытливыми очами.

От толстяка исходило такое дружелюбие и тепло, что Анаис даже улыбнулась.

— Не могу понять… Как ты здесь очутился?

— Сначала коньячку.

— Сейчас, — Анаис взяла с витрины бутылку. — Дэн, познакомься, это мой знако… мой друг Сократ. Сократ, это Денис.

— Сократ? — сухо переспросил Дэн. — Интересное имя.

— Денис — не менее интересно, — толстяк пристально рассматривал витрину с бутылками. Анаис наполнила бокал и поставила на стойку.

— Деточка, я сейчас зарыдаю! — с чувством произнес он. — Ты не представляешь, как сладок этот миг! Я еще и жрать хочу чудовищно.

— Сейчас схожу на кух…

— Триста восемьдесят рублей за коньяк, — Денис недобро смотрел на толстяка.

— Это за мой счет, — улыбнулась Анаис. — Сейчас, Сократ, принесу что-нибудь.

Девушка скрылась из вида, а Сократ с наслаждением сделал глоток коньяка.

— Брат по разуму, — обратился он к Дэну, — нам бы с девушкой присесть куда-нибудь, а? Поговорить надо. Нам и здесь не тесно, но ты ж уши по всей стойке разложишь, а нам по душам хотелось бы пообщаться. Ну, ты понимаешь, да?

— Присаживайтесь за свободный столик, — пожал плечами Дэн, — только не долго, она на работе.

— А, ну это уж святое, — закивал толстяк, пряча улыбку, — для нее работа всегда на первом месте, она вообще очень работящая девушка.

С его появлением, Дэну неожиданно сделалось невероятно тоскливо и скверно на душе, он сразу же почувствовал себя лишним. У него так и не получилось войти в жизнь Анаис, хотя бы приблизиться к потаенному порогу, а Сократ, судя по всему, обосновался на этой заповедной территории давно и надолго. Каким-то внутренним чутьем Дэн понял, что сейчас все изменится, возможно, не в лучшую сторону…

Вернулась Анаис с тарелкой жареной картошки и отбивной. Подлив в бокал коньяка, она проводила Сократа к угловому столику работников ресторана. Пока толстяк уплетал свой ужин, Анаис смотрела на него с тихой отсутствующей улыбкой. Полгода она пыталась замазать, закрасить, заретушировать в душе и памяти Дворцовую громаду, ритуальный шелест Парка, голубые глаза Патриция… С неожиданным появлением Сократа все эти краски вспыхнули и засияли с былой силой и яркостью.

— Кем тебе приходится этот парнишка? — дожевывая отбивную, поинтересовался толстяк.

— Просто друг, он помог мне и с квартирой, и с работой…

— Просто так, что ли?

— А как еще? — в ее голосе прозвучало недоумение.

Толстяк рассмеялся.

— Прости, дорогая, все время забываю, с кем дело имею, — Сократ глотнул коньяка и откинулся на спинку стула. — А что ж тебе твой друг другой работы не нашел? Наследная Принцесса Марса за стойкой бара в паршивом ресторане. Восторг.

— Нормальная работа, — пожала плечами девушка, — это лучший ресторан в городе.

— Ну да, каков город, таков и ресторан. Что ты ему рассказала о себе?

— Ничего. Сказала, что потеряла память.

— Ловко, — одобрил толстяк, — я сам частенько дурачка изображал. Кстати говоря, я и не сомневался, что на этой планете ты прилично устроиться не сможешь, поэтому привез кое-что. У меня вообще-то гораздо больше этого добра было, но пока тебя искал, все продал, чтоб совсем уж от жажды не помереть.

Толстяк порылся во внутреннем кармане пиджака и извлек массивный золотой перстень с рубинами и сапфирами.

— Бери, не стесняйся.

Анаис взяла кольцо и повертела в пальцах, рассматривая со всех сторон.

— Это же наше изделие? С Марса?

— Угу.

— Ты продавал здесь инопланетное золото и камни?

— Ну да, а чего такого?

— Они же очень отличаются от земных! К тому же это категорически запрещено! Нельзя привозить сюда…

— Тише, тише, ничего такого из ряда вон преступного не совершил. Ты даже не представляешь, сколько тут всяких инопланетных вещей понакидано — и ничего, все живы здоровы. А красоту всю эту я сдвигал по бросовым ценам симпатичным гражданам, которые ничего не слышали о кристаллических решетках. Нет, конечно, о решетках они слышали, но совсем о других. Все нормально, не беспокойся.

Все это время Анаис излишне внимательно разглядывала перстень.

— Где-то я уже его видела, — медленно произнесла девушка, — где-то видела…

— Да где ты его могла видеть? — толстяк бодро попивал коньячок.

— Конечно, вспомнила, это же кольцо Дракулы. Его на заказ делали по собственному эскизу Дракулы, он еще хотел надпись выгравировать, вроде как на своем родном языке… ну да, вот эта надпись, на внутренней стороне. Он с этим перстнем так долго не разлучался, столько о нем рассказывал, что весь Дворец от этой истории устал. Откуда у тебя это кольцо?

— Дракула подарил на память. Честное слово, я не вру.

— Я не могу его принять, — Анаис потянула перстень толстяку. — И тебе советую вернуть это кольцо туда, где взял.

— Не хочешь, как хочешь, — толстяк сунул перстень в карман пиджака, — а вернуть я его не могу, кто ж подарки возвращает? Это ж дарителя обидеть смертельным образом.

Анаис вздохнула и покачала головой.

— Хорошо, как знаешь. Расскажи, Сократ, как ты здесь оказался?

— Я напился и свалился в Транспортный Канал, веришь?

— Нет.

— И правильно делаешь. Понимаешь, не в этом дело, как я сюда попал или какие слова произносил, пока тебя искал, дело в том, зачем я тебя искал.

— А зачем ты меня искал?

— Помнишь Терр-Розе?

— Такая высокая красивая черноволосая женщина? Ей еще был увлечен мой отец?

— Именно. Ею не только твой отец был увлечен, но и Дракула тоже. Так вот, эта шустрая пара разыгралась не на шутку, — Сократ решил пока не говорить, кто и как подстроил смерть Алмона. — Если ты повнимательнее посмотришь по сторонам, то заметишь большую толстозадую ворону, таскающуюся за тобой по пятам. К сожалению, в образе пташки Дракулито все равно красивее не выглядит, такой же противный.

— Ты хочешь сказать, что Дракула здесь и следит за мной?! — ужаснулась Анаис.

— Именно. Более того, он ждет удобного момента, чтобы свиснуть некий глазастый предмет.

— А ты-то откуда знаешь о «предмете»? — удивилась и еще больше разволновалась девушка.

— Я знаю все, работа у меня такая. Слушай дальше. Кроме меня, Дракулы и Терр-Розе никто не в курсе, что ты благополучно достигла Земли. Хотя, если честно, я не уверен, что твой папа до сих пор пребывает в счастливом неведении. Вместо Дракулы во Дворце остался двойник. Как только Патриций доберется до настоящего вампира, тот, разумеется, немедленно все про тебя выложит. Он расскажет, где ты находишься, а там сама знаешь, что будет.

— А что делать? — растерялась Анаис.

— Тебе надо исчезать отсюда и поскорее.

— Но куда? Я ведь…

— Слушай, не перебивай. Могу тебе помочь перебраться на Сатурн. Я тут переговорил кое с кем, и мне обещали подсуетиться с Транспортным Вихрем. Как только окажешься на Сатурне, можешь больше ни о чем не беспокоиться. Мой корешок обо всем позаботится, будешь жить у него, благо, дом большой, просторный. Давай договоримся о времени и месте встречи. Я всё устрою. Поверь мне.

— Сократ, а почему я должна тебе верить? — Анаис рассеянно смотрела на красный галстук толстяка.

— Анаис, — тяжело вздохнул он, — я, конечно, стервец, я этого не скрываю, я этим даже где-то горжусь, но только не в отношении тебя.

— Почему? Ведь ты меня совсем не знаешь.

— Анаис, девочка моя дорогая, нет сейчас времени на излияния чувств, самом деле нет, надо решать: или ты веришь и я тебе помогаю, или не веришь и я… все равно тебе помогаю.

Девушка молчала с добрую минуту.

— Ну что ж, у меня не так много вариантов…

— Вот и хорошо. Я уточню насчет Вихря и сразу сообщу. Где тебя найти?

— Здесь.

— Вот и славненько, вот и договорились. Не плеснешь еще коньячку?

* * *

Покинув, наконец, Малахитовую Залу, Владыка провел очередную бессонную ночь в своих покоях. С рассветом он позвал слугу:

— Ко мне Палача и Дракулу.

Вскоре двери приоткрылись, и в кабинет заглянул Палач.

— Владыка, вы зва…

— Где старый клещ?

— Повелитель, — пробормотал Палач, мучительно боясь смотреть Патрицию в глаза, — Дракула себя неважно чувствует, он…

— Давай его сюда! А то сейчас получишь горе и страдания!

Палач мгновенно растворился и вскоре вернулся с дракулой. Патриций едва взглянул в его сторону:

— Где Дракула, я спрашиваю? Хотя зачем я спрашиваю, и так все ясно.

Левое веко Патриция едва заметно дрогнуло, и дракула разлетелся кровавыми ошметками. Патриций поморщился от ударившей в висок боли.

— Палач, ты был в курсе событий?

— Нет! — мгновенно вспотел от страха молодой человек. — Честное слово! Я не…

— Молчать. Немедленно отправляйся на Землю, разыщи вампира, мою дочь и все вместе возвращайтесь домой.

Патриций растянул губы в такой улыбке, что у Палача кровь зашумела в ушах.

— Это ваш последний шанс. Не привезете Анаис — шанс упущен. Ступай.

Палач вышел из кабинета, не чувствуя ног. Отдышался, пока в глазах не посветлело и бросился на поиски кого-нибудь из Дворцовых Советников, могущих подсказать, каким же образом войти в Параллельные Миры и разыскать там Терр-Розе.

* * *

До рассвета Анаис простояла у распахнутого окна. К утру дождь превратился в теплый моросящий туман. С листьев акации срывались крупные прозрачные капли, розоватые пушистые цветы источали настолько тонкий, тревожно-прекрасный запах, что хотелось расплакаться от невыносимого горя и бесконечного счастья, вдыхая и вдыхая этот аромат. «Зачем же я стала такой беспомощной, Алмон? — словно мимо сознания протекали ее мысли. — Зачем? Что ты сделал со мной?..» Она перекатывала в пальцах маленький флакончик духов, не замечая, как по щекам текут слезы.

* * *

— Терр-Розе, ты должна мне помочь, — Палач старался не смотреть по сторонам на непривычный мир Параллели, от которого темнело в глазах и гудело, пульсировало прямо в мозгах. — Если ты не скажешь, где Дракула, все мы пропали! Патриций дал нам последний шанс…

— Всем? — точеное, смуглое лицо королевы залила синева страха. — Мне… тоже?

— Этого не знаю, о тебе он ничего не говорил, но Повелитель в глухой плотной ярости. Он страшен. Анаис надо найти во что бы то ни стало!

— Почему ты решил, что я могу помочь в этом вопросе?

— Тебе действительно хочется это услышать?

— Хорошо, — Терра нервно хрустнула пальцами, — я подскажу, где вампир и девчонка, но не забудь шепнуть Владыке, что об этом сообщила именно я. Умоляю, пусть только не трогает мой мир.

* * *

Когда вдыхать акацию и дождь стало больно до крика, Анаис умыла лицо ледяной водой, переоделась в джинсы и майку и тихонько, чтобы никого не разбудить, спустилась вниз и вышла во двор, тихонько притворив за собою дверь. Нет, она совсем не хотела нарушать обещание, данное Дэну, ей просто необходимо было немного пройтись по рассветающим улицам. В движении хоть немного утихала непрерывно горящая боль в груди.

* * *

Зайдя в кабинет, Патриций тяжело опустился в кресло, достал из ящика стола бумаги и принялся неторопливо их просматривать. Его длинные пальцы музыканта перекладывали тончайшие шелковистые листы, но мысли Владыки витали далеко… Внезапно пальцы замерли. Патриций поднял взгляд и посмотрел прямо перед собой. Затем отшвырнул бумаги, встал из-за стола, пододвинул к стене кресло, поднялся на него и стал снимать свой портрет.

* * *

Выйдя во двор, Анаис глубоко вдохнула и подумала, что ни с каким другим не сравнится пьяняще-грустный воздух этого Города у Моря… У ворот обнаружилось, что калитка заперта не только на щеколду, но и на замок. Девушка обернулась, посмотрела на готовящийся проснуться трехэтажный дом, отошла в густо заросший розами и кустами белладонны палисадник, еще раз огляделась по сторонам, и в один прыжок перелетела через двухметровый забор. После Мертвой Зоны она перестала всерьез рассматривать законы природ, веществ и материй.

* * *

Поставив портрет за портьеру, Патриций походил по кабинету, остановился у камина и отсутствующим взглядом посмотрел в его темное нутро. Постояв неподвижно пару минут, Георг вызвал Первого Советника. Почему эти люди назывались «Советниками» никто не знал, даже они сами, потому что никто и никогда не осмелился бы хоть что-то посоветовать Патрицию.

— Я здесь, Владыка, — отдуваясь, в кабинет вбежал высокий полный господин в золотых одеждах. — Я уже здесь!

— Иди сюда, — указательным пальцем поманил его Георг.

Советник поспешил к камину.

— Донгау, ты мог бы раз и навсегда решить эту проблему?

— Какую именно? — он перевел дух и украдкой смахнул со лба бисеринки пота.

— Вот эту, — Патриций указал пальцем в каминное нутро.

Донгау с трудом согнулся в поясе и уставился в пустой камин. Пристальным взглядом он сумел заметить налет сажи на стенках и пару крошечных угольков.

— Камин, Донгау, — прозвучал ровный голос Патриция, — может быть только в двух вариантах, только в двух: горящий и чистый. Или это для кого-то новость? Или камины во Дворце больше не считают нужным убирать?

— Да что вы, — Донгау выпрямился, на его круглом лице отразился ужас от одной только мысли, что Дворцовые камины могут не вычистить, — все камины…

— Тогда почему здесь грязь? Здесь грязь почему?

— Георг, — всплеснул пухлыми ладонями Советник, — это какое-то чудовищное недоразумение! И это недоразумение немедленно будет устранено!

Донгау бросился к выходу.

Не желая сталкиваться с обслугой, Патриций покинул кабинет и пошел прочь сквозь анфилады комнат.

* * *

Как-то незаметно влажные утренние улицы увели Анаис от дома к пустынной набережной. Полусонная вода лениво перебирала прибрежные камни, раскинув крылья, ловили тонкие потоки ветра белые птицы, по песку торопились по своим утренним делам мягкие пестрые существа с космическими глазами — кошки. Из-за угла ближайшего кафе выбежал большой темно-серый зверь с пушистым хвостом и направился к Анаис. «Это со-ба-ка», — вспомнила название зверя Анаис. Что-что, а такое немыслимое количество животных и птиц, живущих бок о бок с людьми, оставалось для нее одной из самых больших странностей Земли. Виляя хвостом, зверь подбежал к девушке и ткнулся холодным мокрым носом ей в ладонь. Это было настолько необычным ощущением, что Анаис ахнула и рассмеялась, а измучившая боль в груди неожиданно вдруг стала затихать и гаснуть.

— Не бойтесь! Он не кусается! — крикнул, выбежавший на набережную мужчина в спортивном костюме. — Ко мне, Дик! Ко мне!

Пес лизнул на прощание ее руку и помчался вслед за хозяином.

— Счастливой тебе жизни, со-ба-ка, — улыбнулась Анаис, глядя на удаляющиеся фигуры. — И спасибо…

За спиной вдруг захлопали громкие крылья. Анаис вздрогнула, оборачиваясь. Она мельком успела заметить грузно отлетевшую в сторону черную птицу. Прямо перед нею стоял Палач с больным от страха и злости лицом.

* * *

Когда Галактикам случается дышать берегами иных Вселенных, зачем с такой частой тоской начинают биться сердечки крошечных жителей малых планет?

* * *

Дэн столкнулся с Сократом в дверях «Изумруда». Перегородив Денису вход — выход, толстяк сказал:

— Будь до конца хорошим человеком и повтори, как тебя зовут?

— Де-ни-с-с-с! — внятно произнес молодой человек, с неприязнью глядя на толстяка. Произошло именно так, как он и предполагал — появление этого человека разрушило все, что могло разрушить.

— Ты не мог бы позвать Анаис?

— Не мог бы.

— Почему это?

— Ее нет.

— А где она?

— Я хотел бы у вас спросить.

— Не надо сейчас с моим мозгом упражняться! Это очень важно! Где она? Срочно говори, где?

Сократ стоял к нему вплотную, схватившись за дверные косяки, и Дэну ничего не оставалось, как, практически уткнувшись носом в его красный галстук, пробормотать:

— Я честно не знаю где она. Анаис куда-то ушла рано утром, и до сих пор ее нет. Сто раз просил не уходить вот так вот, никого не предупредив, но она опять ушла.

— А где она может быть? — у Сократа тоскливо заныло в желудке. — Куда обычно уходит?

— На набережную.

— Идем со мной, места покажешь.

— Сейчас не могу, я уже на работе…

— Я тоже! — Одним движением руки Сократ вытолкнул Дэна из дверного проема на аллею и придержал за предплечье, чтобы не вздумал вернуться обратно. — Бегом, бегом! Теряем время!

— Объясните, наконец, в чем дело? — Дэн не ожидал от толстяка такой железной хватки. — Анаис грозит какая-то опасность?

— Давай так: я тебе хорошо заплачу, если ты прямо сейчас покажешь мне эту шелудивую набережную в вашем убогом городе, на вашей убитой планете! Или лучше так: я просто тебя удушу прямо сейчас, если ты не покажешь…

— А я ведь все время как чувствовал, что с ней может что-то стрястись, уйди она куда-то одна! Здесь недалеко, вы только не нервничайте, если пробежаться, будет еще быстрей!

Сократ расстегнул пиджак, рубашку, ослабил узел галстука, и они побежали, сворачивая на кипарисовую аллею, ведущую прямиком на набережную.

* * *

Распавшись на смолянистые лохмотья, черная птица обернулась Дракулой.

— Не представлялось случая поблагодарить тебя.

— За что, Палач? — Анаис смотрела на идущих к пляжу людей в разноцветных легких одеждах, не представляя, как же попросить их о помощи. Палач с Дракулой никак не привлекали внимания, они были выглядели и были одеты, как люди.

— За Велисту. За то, что ты…

— Прекрати с ней разговаривать! — Плечи старика то и дело нервно вздрагивали. — Быстрее!

— Почему ты не даешь ему договорить? — Анаис холодно взглянула на вампира. — Быть может, я хочу узнать, в чем заключается его благодарность.

Если бы Дракула закрыл глаза, он мог бы поклясться, что это говорит Георг.

— За то, что дала почувствовать, как невыносима жалость Владык! — с яростью отрезал Палач. — Такую боль не унести! Подхвати ее, Дракула, не дай упасть.

— Это была не жалость! — только и успела воскликнуть Анаис, как сознание ее взорвалось и погасло.

* * *

Дэн с Сократом выскочили на набережную, и толстяк, тяжело дыша, прохрипел:

— Где? Куда дальше?!

— Она обычно здесь гуляет… вдоль берега…

— Протяженность набережной?

— Не знаю… большая она…

— Мы где приблизительно?

— Посередине…

— Сейчас душить начну!

— Я делаю все, что могу! Так, давай пробежимся к одному кафе, она там иногда сидела.

И они понеслись, расталкивая поминутно густеющий поток курортников.

* * *

Среди такого многолюдья, Дракула с Палачом опасались полностью отключать сознание девушки и в бесчувствии относить ее к площадке Транспортного Вихря. Они оставили ей возможность безвольно передвигаться по земле и, подхватив ее под руки, потихоньку повели подальше от людских глаз.

* * *

Набегавшись до тошноты и дрожи в ногах, Дэн почти упал на балюстраду и сказал:

— А если она уже дома? Просто пришла домой, а мы тут бесимся? Может, сходим…

— Вон она, — Сократ указал на переход через железнодорожные пути. В метрах трехстах по мостику шли двое мужчин в светлых одеждах, они заботливо поддерживали кого-то пьяненького в синих джинсах. Сократ поискал взглядом ближайший переход через рельсы. Но его не было. — Нет, ну только на вашей планете можно сделать пляж вдоль железной дороги!

— Ну что поделать, такой вот город…

Сократ его уже не слышал, он мчался к переходу, до которого оставалось метров пятьсот.

* * *

— Далеко еще? — Дракула с трудом удерживал Анаис. — Как же она может быть настолько тяжелой? Вроде маленькая такая…

— Почти пришли, — Палач немного неловко себя ощущал в белом льняном костюме, словно он ходил в ночной одежде по улице. — Она действительно тяжелая, но не в размере дело. Сгоревший обрубок домика видишь?

— Не донесу! Я старый человек! Мне требуется уважение!

— До смерти замучаешься тебя уважать!

— Что ты сказал? Я не расслышал! Повтори!

— Ничего я не говорил! — огрызнулся молодой человек, подхватывая на руки Анаис. — Скорее, а то упустим наш Вихрь!

Старый вампир заторопился к деревянно-кирпичному остову, утопленному в буйной растительности, свернул на тропинку и, брезгливо приподнимая штанины, направился к торцу здания — к наглухо закрытой ржавой железной двери. Дракуле достаточно было просто коснуться ее пальцами, как дверь услужливо приоткрылась сама собой.

* * *

Сократ никак не мог понять, куда же троица делась? Только что шли по дороге, и вдруг исчезли, стоило на мгновение опустить голову, чтобы откашляться.

— Они туда свернули! Туда! — Махал рукой, догонявший его Дэн. — Вон в те деревья!

Денис догнал толстяка у обгоревшего дома, припрятавшего свой уродливый скелет в стороне от людских глаз. Сократ с остервенением пытался вскрыть ржавую железную дверь, непонятно для какой надобности установленную в торце погорельца. Потерпев фиаско в борьбе с дверью, толстяк в отчаянии запрокинул голову и посмотрел на небольшой провал в стене, находившийся приблизительно на уровне второго этажа.

— Сможешь туда залезть?

Дэн окинул тоскливым взглядом закопченную стену, посмотрел на свои тщательно отглаженные брюки и белую рубашку, в которой ему давным-давно уже полагалось стоять за стойкой в «Изумруде»…

— Давай подсажу! — не унимался Сократ. — Давай же, может быть еще не поздно!

— Эх-х! — махнул рукой молодой человек и стал карабкаться наверх.

Добравшись до провала, он заглянул внутрь.

— Что ты видишь? Что? — Толстяк переминался с ноги на ногу, едва не пританцовывая от нетерпения.

— А что я должен тут увидеть?! — послышался сердитый голос Дэна.

— Вниз, на пол посмотри! Никого нету?

— Внизу вроде черный жестяной лист на подпорках, что ли, а по нему рассыпан какой-то радиоактивный песок — голубой и светится!

— Все понятно, — упавшим тоном произнес Сократ, — можешь слезать. Не успели…

Спрыгнув на землю, Дэн сорвал несколько листьев, чтобы вытереть руки, теперь не могло быть и речи, о том, чтобы идти на работу в таком виде. Толстяк стоял, опустив голову и ветер ерошил его светло-каштановые с золотинками кудри.

— Я был так близок, так рядом… оглушительный позор на мою никудышную голову.

— Можешь, наконец-то, объяснить, что вообще происходит? — Дэн отбросил листья, руки стали еще грязнее. — Я ничего не понимаю. Где искать Анаис?

— Забудь о ней. Тебе и не надо ничего понимать. Просто забудь. Мне сейчас срочно надо попасть к кинотеатру «Лотос», подскажи, как туда поскорее добраться?

— К летнему кинотеатру, который уже лет десять как не работает?

— Именно.

— Лучше взять такси, если срочно, он на другом конце города.

— Что ж за день сегодня такой роскошный? Куда не плюнь, кругом удача. — С тяжелым вздохом Сократ полез во внутренний карман пиджака, вытащил массивный перстень искуснейшей работы и протянул Денису. — На, держи на память.

— Это мне? — в растерянности он взял кольцо. — Зачем? То есть, я хотел сказать…

— Давай, дружище, — толстяк хлопнул его по плечу, — удачи тебе и прощай.

И не успел Дэн ничего сказать в ответ, как Сократ быстро пошел прочь, скрываясь за деревьями. Опомнившись, Денис бросился за ним, намереваясь вернуть кольцо, но толстяк уже растворился в пестрой людской толпе.

* * *

Одну за другой распахивал Дракула двери личных покоев Анаис. Войдя в спальню, он огляделся, зачем-то поправил покрывало на кровати и кивнул Палачу. Палач осторожно уложил девушку, поправил подушку под ее головой, убедился, что она дышит и сердце бьется ровно, и удовлетворенно улыбнулся:

— Ты пойдешь к Патрицию или я?

— Иди лучше ты, — старик примостился в кресло у окна. — А я тут посижу, посторожу, отдохну с дороги. Чего ждешь? Иди, ступай скорее.

* * *

«Неужели все-таки Дракула с Палачом постарались? — Сократ мерил шагами грязный пустырь, некогда бывший зеленой лужайкой у кинотеатра „Лотос“. — Если мне не удалось открыть вход к транспортной площадке, значит, она принадлежит частному лицу и рассчитана на узкий круг… Ох, не хочу я думать, что это за лицо, ох, не хочу…»

— Сократ, ты идешь? — из разбитого окна здания выглянул нервный венерианец. — Мы не можем больше ждать, Вихрь упустим, да и дела у нас, быстренько забросим тебя на Сатурн и…

— Сейчас. — Все еще непонятно на что надеясь, Сократ окинул прощальным взглядом пустырь и дорогу, ведущую к небольшому базарчику. — Сейчас, сейчас…

— Мы больше не можем ждать, сам знаешь, как тяжело вызывать и удерживать Вихри на Земле! Да и незаконно это…

— Все, не плачь, уже иду.

Толстяк глубоко вдохнул и протиснулся через пролом в серой стене.

* * *

Патриций сидел за столом с кабинете и не мигающим взглядом смотрел на Палача, докладывающего об успешном визите на Землю.

— Она в своей спальне, — закруглился, наконец, молодой человек и добавил: — Дракула тоже там. Сидит, охраняет…

— Молодец какой. — Это были первые слова, произнесенные Георгом за весь монолог Палача.

— Вы не хотите пойти к ней? Она скоро очнется.

— Как захочу, пойду всенепременно. Убери оттуда Дракулу, сделай одолжение, пусть не показывается пока что на глаза.

— Да, да, иду! Убираю, убираю! — донеслось уже из коридора.

Патриций медленно закрыл глаза и судорожно сглотнул, будто чья-то невидимая рука внезапно сдавила его горло.

* * *

Сократ задумчиво брел по берегу чистейшего озера Олавия, названного в честь здравствующей королевы Сатурна. За далекими горными вершинами дотлевало закатное солнце, отчего небо играло зеленоватыми и розовато-фиолетовыми свечениями. Свечения постоянно менялись цветами и оттенками, переливались, сплетаясь и рисуя удивительные картины. Такими вот теплыми, прозрачными вечерами, с самых высоких точек Сатурна можно было разглядеть многоцветие вспышек гигантских Колец.

Усевшись на мягкий белый шар, — сидение, способное поднимать отдыхающего над землей и медленно парить вдоль берега или над водой, Сократ почесал переносицу, не совсем представляя, как же ему действовать дальше.

* * *

Сознание медленно возвращалось, гудящими волнами и толчками пульсировало оно, искрясь от боли. Анаис чувствовала, что лежит на чем-то прохладном, мягком… Проведя ладонью по покрывалу, она поняла, что это постель. Открыв глаза, она попыталась приподняться, не понимая, где находится.

— С возвращением, моя дорогая.

* * *

— Сократ, будешь с нами ужинать?

Толстяк оглянулся. Задумавшись, он успел отлететь почти к середине озера. На берегу стоял тот самый «корешок», о котором он рассказывал Анаис, — король Сатурна Аргон.

— Спасибо, не хочется.

Сократ развернул шар и вскоре приземлился рядом с Аргоном.

— Что тебя печалит, друг мой?

Король заглянул в пасмурное лицо Сократа проницательными янтарными глазами.

— Ведь нашел ее, понимаешь? Рядом был, потрогать мог, зачем не остался? Посидел бы с ней до утра, нет, договорились встретиться на другой день! Вот такой я, знаешь ли, встречальщик! Как я мог такую глупость сотворить? Нельзя было отпускать ее ни на шаг!

— Погоди терзаться, — король поманил рукой замерший неподалеку такой же белый шар и тот послушно подлетел к Аргону. — Ты уверен, что ее увели Дракула с Палачом?

— Думаю, да.

— Ты думаешь или уверен?

— Думаю, что уверен, — вздохнул Сократ. — Хотя выглядели они иначе, одеты были как люди, но внешний вид ничего не значит.

— Все равно остается хоть какая-то надежда, что это были не они, и Анаис сейчас не на Марсе.

— И где она в таком случае? — невесело усмехнулся Сократ.

— Мы обязательно ее найдем, я сделаю все возможное.

— Ты предупредил Ластению на всякий случай? Ну, что бы она по возможно разведала, что там и как во Дворце?

— Конечно, она постарается выяснить как можно больше. Прошу тебя, друг мой, идем ужинать, Олавия ждет.

— Хорошо, идем.

Сократ поднялся с шара и побрел рядом с высоким статным королем Сатурна к песчано-белому дворцовому ансамблю.

* * *

Вспыхнули светильники в изголовье, полился мягкий молочный свет. Патриций сидел в кресле у кровати, глаза его были серо-голубыми, спокойными и безмятежными, как вечернее море земное.

— Почему вы не отпустите меня? — голос Анаис прозвучал тихо и устало. — Ну, зачем я вам? Какой от меня прок?

— Что бы я ни сказал, — будет пустым звуком в сравнении с тем, что я чувствую. А чувства невозможно выразить словами. Где Глаз Идола?

— Я не отдам его ни вам, ни кому-либо другому. Понимаете? Не отдам.

— Да зачем же он тебе? Можешь объяснить?

— А вам?

— У меня с ним связано много воспоминаний.

— У меня теперь тоже.

— Анаис, мне тоже жаль, что так получилось с Алмоном…

— Да ну? — горько усмехнулась девушка.

— … ты даже не представляешь, насколько жаль. Но теперь уже ничего не изменить, хотя я с большим удовольствием поменял бы вас местами.

— Мне тоже жаль. Я бы не задумываясь поменялась с ним местами, не спрашивая вашего удовольствия. Вы попытались избавиться от меня, потеряв при этом единственного, кто был вам дорог. Видимо, наш ад передается по наследству.

— Ты любила его?

— Да.

— Как?

— Разве можно выразить словами любовь к Космосу? Вы можете выполнить мою просьбу?

— Какую?

— Позвольте мне немного побыть одной. А потом делайте все, что пожелаете.

Владыка встал и вышел из спальни, беззвучно притворив за собою дверь.

* * *

Аргон положил столовые приборы на тарелку, давая слугам понять, что ужин он закончил.

— Значит, Патриций выдворил тебя с Марса без права возвращения на планеты Сообщества? — уточнил он.

— Именно, — кивнул Сократ, принимаясь за воздушный десерт. — Произнес мне вслед небольшую, но содержательную речь, и сказал, чтобы духу моего в Сообществе не было.

— И все же ты рискнул вернуться на Сатурн? В Систему?

— Ну не на Земле же мне сидеть до старости, у меня тут дел полно, некогда расслабляться. Переждал грозу и снова в строй. Вот это желтое с ягодами никто больше не будет? Можно я все доем?

— Доедай. — Король задумчиво рассматривал свой перстень на указательном пальце. — Следует позаботиться о твоей безопасности. Лучше тебе пока не покидать дворцовых стен.

— Аргон, не волнуйся, ничего мне Патриций не сделает, у него своих важных дел невпроворот, чтоб еще и о моей казни хлопотать. Кстати, Олавия, я тебе сегодня говорил, что ты сверкающе выглядишь?

— Нет, сегодня еще не говорил, — мягко улыбнулась королева, качнув короной черных кудрей, подобранных золотыми гребнями. — А я тебе говорила, как мы рады видеть тебя, Сократ? Как мы по тебе скучали?

— Можно и не говорить, — довольно хмыкнул толстяк, — я это и так знаю. Дайте-ка я за вас, друзья мои, бокальчик подниму!

* * *

Давно уже Палач так быстро не бегал, тем более по Дворцу, где один только вид бегущего человека, приближенного к Повелителю, вызывал мгновенную панику окружающих. Он метался по Дворцу в поисках Повелителя, пока какой-то мужчина в зеленом одеянии не подсказал, что Патриций в одной из Главных Дворцовых Библиотек.

— В какой именно?! — притормаживая, взревел молодой человек, чувствуя, как противно стекают по спине струйки пота.

— С красной дверью, — быстро ответил мужчина в зеленом, успевший пожалеть о своем желании делиться информацией.

— Там нет красных дверей!

— Из дерева. — Мужчина в зеленом быстренько пошел прочь от Палача, ускоряя шаг и, уже на бегу, добавил: — Из красного дерева! С вырезанной веткой и лицом! Там еще…

Дослушивать Палач не стал, он уже мчался к ближайшему лестничному маршу — предстояло опуститься на два уровня. У двери с древесной ветвью и лицом неизвестного Палачу существа, пришлось постоять, отдышаться и только после входить. Но, сдержаться все равно не смог и воскликнул с порога:

— Владыка!

— Не кричи, — поморщился Патриций, — книги любят тишину.

Георг стоял у окна, вполоборота и листал фолиант с серебряными страницами.

— Владыка, — Палач снизил звук до громкого шепота, — случилось нечто невероятное!

— Что именно? Вы с Дракулой бросили пить?

— Повелитель, пойдемте скорее, мы не знаем, что делать!

— Не скажу, что это стало для меня большой новостью.

— Владыка, прошу вас, идемте! Это важно! Невероятно важно!

— Надеюсь, не пустяков ради меня беспокоишь?

— Нет, уверяю вас! Уверяю!

Закрыв фолиант, Георг бережно поставил его на полку одного сотен замысловатой формы стеллажей, и вышел вслед за Палачом.

* * *

Оставшись в одиночестве, Анаис переоделась в одно из любимых платьев, — оно иногда казалось ей живым из-за способности тонкой шелковистой ткани в зависимости от освещения менять свой цвет от бледно-зеленого до глубоко-малахитового; надела подходящее колье — каскад прозрачных зеленых капель, убрала волосы под тончайшую сетку из белого золота и, подойдя к окну, посмотрела в вечерний Парк. Ночные тени, как тайные стражи, уже скользнули на его аллеи. Больше не было ни боли, ни тяжести, ни страха, ни чувств, ни мыслей — ничего. Она просто стояла и ждала, что будет дальше. Ей было безразлично.

* * *

— Вот видите, Владыка, я же говорил вам! Говорил, что это не пустяки! — от возбуждения у Палача невыносимо пересохло в горле, стоявший на соседней дорожке Дракула молчал, стараясь лишний раз не привлекать внимание Патриция к своей персоне.

— Теперь вижу.

Лицо Георга скрывала тень древесной кроны, чему Палач был даже рад. Никому не захотелось бы увидеть его лицо в этот момент. Раздумывал Патриций недолго:

— Шестой подземный уровень, Серая Обитель. Понятно?

Дракула с Палачом синхронно закивали.

* * *

Глубокая тьма упала на Парк. На Марсе и ночи наступали резко и рассветы, сумеркам отводилось совсем немного времени. Планета вообще ни в чем не терпела полумер и недосказанности и этого же требовала от жителей своих: не можешь ненавидеть — люби, не можешь умереть — живи, но только не влачи сумеречного существования…

Вскоре Парковый омут разбавили белесые и зеленоватые глубинные огни, взметнулись над вершинами деревьев светящиеся струи фонтанов, окропляя разноцветными брызгами сонные кроны. Эти брызги долго светились на листьях, дорожках, скульптурах, превращая Парк в феерическую картину.

За спиной Анаис приоткрылась дверь, зазвучали чеканно-четкие шаги Георга.

— Идем со мною, Анаис.

Девушка молча направилась к выходу.

— Ты не хочешь спросить, куда мы идем?

— Нет, — совершенно искренне ответила Анаис, — не хочу.

* * *

— Ластения, не спишь? — Аргон поднял взгляд на вошедшую в столовую девушку. — Поздно уже.

— Не могу уснуть, — она присела рядом с Сократом, расправляя складки домашнего лазурного платья. — Волнуюсь, все время думаю о Дворце.

— Я тоже о нем думаю, — вздохнул толстяк. — Ты не передумала, милая? Страсть как не хочу, чтобы ты туда отправлялась.

— Всегда мечтала побывать на таком большом приеме. Прибудут делегаты даже из других Систем! — Ее солнечно-желтые глаза сверкнули восторгом. — Нигде и никогда не собирается разом такое количество интересных гостей!

— Да уж, — Сократ пристально разглядывал пятно на манжете своей рубашки, — гости там и впрямь дивные бывают. Ты хоть с охраной едешь?

— Вся охрана пребывающих во Дворец остается за его пределами, — сказал Аргон. — Для этого там специальный комплекс имеется.

— Как это… как это… малосимпатично.

— Да ну что вы, в самом-то деле, — вмешалась Ластения, — какая может быть охрана на столь грандиозном приеме? Я и не понимаю, зачем вообще приводить с собой защитников в величайший дом Солнечной Системы. Что там может такого страшного произойти?

Аргон с Сократом обменялись взглядами и промолчали.

* * *

Они миновали наземные уровни Дворца и стали спускаться в утробу планеты. Анаис никогда раньше не бывала даже в винных погребах, а сейчас она входила в тело Марса.

На шестом уровне Патриций замедлил шаг и вскоре остановился у пепельно-серой двери. На нее можно было и не обратить внимания — дверь выглядела частью монолитной стены. Георг коснулся ее двумя пальцами, и дверь бесшумно подалась внутрь. Сначала Анаис увидела огромные, висящие в воздухе мерцающие световые шары тревожного цвета. Затем почувствовала запах мертвой атмосферы, лишенной всех энергополей и пространственно-временных связей. Патриций жестом предложил пройти внутрь. Анаис ступила на странный, блестящий жирным блеском черный пол и он заныл, пружиня под ногами. Георг остался на пороге. Девушка обвела взглядом полупустое округлое помещение: бурые стены, словно раздутые внутренним ветром стены шатра, сходились кверху конусом и венчались световыми шарами. По левую руку, вплотную к стене, располагалась белая кровать с белоснежным покрывалом, по правую, так же у стены, — какое-то непонятное сооружение, напоминающее гигантское заваленное пестрыми лоскутьями гнездо. Георг громко хлопнул в ладони, Анаис вздрогнула от неожиданности, и вдруг тряпье зашевелилось. Из глубины «гнезда» стал подниматься полуволк. Глухо рыча, он с трудом встал на ноги. На его искаженное безумием лицо падали спутанные космы полуседой гривы волос, сквозь них горели налитые кровью больные глаза. На нем была та же самая одежда, в которой он пересекал Мертвую Зону — рубашка с эмблемой Офицера Спец Штата и штаны, заправленные в высокие военные ботинки. Анаис ахнула, непроизвольно отпрянув к выходу.

— Нет, нет, — Патриций жестом остановил ее. — Куда же ты? Неужели ты не рада снова увидеть своего друга? А так надеялся доставить тебе нечаянную радость.

В висках Анаис разлилась обжигающая боль, лицо Георга задрожало перед глазами.

— Не может быть… — с трудом произнесла она — горло стягивал невидимый обруч, — он не может быть Алмоном… Алмон погиб у меня на глазах… вы сами его убили.

— Да, я понимаю, в это чрезвычайно трудно поверить, я сам был слегка озадачен, когда увидел его в Парке, ума не приложу, как он там очутился. Этому есть только одно объяснение, моя дорогая: Алмон смог совершить удивительный поступок — обратный переход из Смерти в Жизнь. Но как ему это удалось, мы с тобой навряд ли узнаем, он не умеет говорить, его интеллект на уровне хищного животного, преобладают в основном инстинкты. Но он не опасен, не беспокойся, его контролирует ошейник. Видишь полоску из белого металла? Этот ошейник нельзя снять, сломать или испортить. Если хоть что-то попытаться с ним сделать, Алмон мгновенно умрет от болевого шока. Благодаря этому ошейнику, я всегда смогу контролировать его, как бы далеко от меня он не находился. Ну, вот и все, пожалуй, теперь я могу спокойно оставить вас вместе. А чтобы радость от общения с другом была полнее, я специально выбрал именно эту Серую Обитель, здесь созданы условия, приближенные к Мертвой Зоне: вам никогда не захочется ни есть, ни спать, вы никогда не заболеете, не постареете и не умрете. Вы сможете находиться здесь практически вечно. Кажется, вы именно этого хотели: всегда быть рядом, вместе? И, конечно же, я не стану торговаться, предлагая свободу в обмен на Глаз Идола, это глупо, тебе все равно некуда идти. Я просто подожду, пока твой рассудок расколется и ты встанешь рядом с полуволком. Когда твой разум помутится, ты не сможешь больше хранить и защищать Глаз Идола, тогда я его заберу и наконец-то забуду о вас. Не сразу, конечно, но со временем забуду. Ты знаешь, а мне где-то даже отчасти жаль, что ваш с Алмоном путь привел вас именно сюда.

С этими словами, Патриций отступил на шаг назад, и пепельно-серая дверь плавно закрылась, слившись со стеной в единый монолит.

* * *

На Марсе начался дождь, переходящий в монотонный ливень, способный тянуться несколько дней. Тяжелые крупные капли разрывали в клочья листья, заставляя бурлить лужи и грязь, — казалось, все вокруг кипит. Работа в Гавани сделалась совсем невыносимой и, будто сговорившись, никто не вышел на работу. Главный индустриальный центр встал.

* * *

Когда за Георгом затворилась дверь, полуволк опустился в тряпичный ворох и остался сидеть неподвижно. Ссутулившись, с опущенной головой, он дышал тяжело, хрипло, медленно, будто во сне. На окаменевшую девушку полуволк не обратил внимания. Анаис не помнила, как подошла к белой кровати и присела на край, аккуратно, как за столом на приеме, расправив платье. Как долго она просидела вот так, с идеально ровной спиной и гордой осанкой, девушка тоже не знала. Очнулась она от боли. Оказалось, Анаис так сжала руки в кулаки, что ногти до крови впились в ладони.

* * *

— Властелин, в Гавани забастовка!

— Что?

— Забастовка в Гавани, рабочие не вышли на свои места, ни один не вышел!

Советника Рубина трясло в ознобе: нести Патрицию плохие новости — это само по себе уже дурно. Георг и к хорошим-то новостям по-разному относился, а тут настолько вопиющий случай. Однако, Георг казался на удивление спокойным. Он сидел в кресле у пустого камина, задумчиво потягивал светлое вино из высокого бокала и что-то писал на листе бумаги. Советнику Рубину почему-то показалось — стихи…

— Плохо, — наконец произнес Повелитель, поставив бокал на услужливый тонкий столик. — Гавань должна работать, это же очевидно. Ступай и позови Дракулу.

— Да, Повелитель!

Старый вампир явился незамедлительно.

— Вы хотели меня видеть, Владыка? — возник он на пороге кабинета.

— Не особо, но ты мне понадобился.

Вампир, облаченный в длинный балахон небесно-голубого цвета, отороченный красной каймой, имел такой нелепый вид, что Патриций невольно усмехнулся. Дракула тут же воссиял ответной улыбкой.

— Ты знаешь, что сегодня произошло?

— Где конкретно? — На сухом лице вампира возникла крайняя степень озабоченности текущими событиями.

— Здесь, — развел руками Патриций, — на планете.

Дракула озаботился еще сильнее, но все равно никак не мог взять в толк, что же Патриций имеет в виду.

— Гавань. — Патриций взял со столика бокал и поднес к губам. — Она, видишь ли, бастует.

— Как так? — опешил Дракула. — Гавань остановилась? Не работает? Вся?

Патриций молча смотрел на него поверх бокала. А Дракула все сыпал и сыпал вопросами:

— А почему она бастует? А…

Патриций вздохнул, делая крошечный глоток вина.

— Займись этим. Сейчас же.

— Я? — Дракула заметно опечалился. — Именно я? Как же это я…

— Ты, именно ты. Но, если ты на это не способен, если нет желания, можешь взять бокал, налить себе вина, присесть в кресло и рассказать о своем путешествии на Землю. Ты неплохой рассказчик, уверен, мне будет интересно тебя послушать.

— Повелитель, Гавань слишком важное дело, не терпящее отлагательств! Я так сожалею, что вынужден оставить вас…

— Возьми и Палача, пускай хотя бы раз существенную пользу принесет. Как управитесь, проследите за подготовкой к сегодняшнему приему.

— Разумеется, Повелитель! Положитесь на ваших верных слуг!

Когда за вампиром закрылась дверь, Патриций встал, подошел к хрустальному окну и устремил тяжелый взгляд в задернутый ливневой шторой Парк.

* * *

Анаис пришлось забраться на кровать и сесть, прислонившись спиной к изголовью, чтобы не видеть полуволка. Иначе внутри постоянно метался то затихая, то нарастая, не находящий выхода собственный крик. Опустив лицо в ладони, она старалась не заплакать, чтобы не допустить затопления души мутными водами горя и страха. Не оставалось времени никого жалеть, нужно было искать выход. Анаис начала размеренно дышать, успокаивая сердце и мысли, отгораживаясь от запаха мертвой атмосферы, от которого тоскливо ныла кровь, ускоряя свое течение до беспокойного колотья в висках; от пульсирующего света шаров — он продолжал покалывать глаза и под закрытыми веками… Анаис почти удалось вывести сознание на свежий воздух, в темноту и тишину, как вдруг она ощутила на шее легкое прикосновение чьих-то прохладных пальцев.

* * *

В Гавань Дракула с Палачом явились с подразделением Спец. Штата и порядок был наведен практически мгновенно. Очистительная Служба собрала трупы, и вскоре промышленный центр вошел в обычный ритм работы.

* * *

Сквозь ливень и туман, поднявшийся от разгоряченного тела планеты, зачем-то пробились солнечные лучи и высветили Георга в хрустальном стекле. Его высокая, безупречно сложенная фигура, затянутая в темно-синие одежды, казалась замурованной в сверкающе-стеклянном великолепии. Холодное лицо в нимбе белых волос — спокойное до отрешенности, черты застыли, словно на портрете, лишь на виске часто-часто пульсировала тонкая вена. Пальцы Владыки сдавливали пустой бокал, как чье-то горло, пока бокал не треснул и осколки не вонзились в ладонь.

* * *

Анаис чувствовала, что еще немного и она задохнется. Приподняв голову, Алмон наблюдал, как девушка, извивается, сопротивляясь кому-то невидимому. Прохладные пальцы разжались так же неожиданно, как и возникли. Анаис зашлась в приступе кашля, без сил падая на постель.

* * *

Патриций отряхнул ладонь. Кровоточащие порезы моментально затянулись, не оставив о себе напоминаний. От двери донесся неприятный царапающий звук. Когда Дракула пребывал в особо подобострастном настроении, он не стучал, а скребся в дверь. Патриций поморщился и бросил:

— Входи, Дракула, входи!

Из шкатулки на письменном столе, Георг взял тонкую черную сигару и вернулся в кресло у пустого камина. Вошедший вампир прямо сходу принялся докладывать о решении вопроса с Гаванью, и о том, что приготовления к приему идут успешно и близятся к завершению, и о том, что…

— Дракула, я говорил тебе, чтобы ты дверь не царапал?

— А? — осекся Дракула. — Кто царапал? Я царапал? Да никогда я не мог так поступить, у меня и ногтей-то приличных нет! — Старый вампир вытянул вперед пальцы с сантиметровыми белыми когтями. — Разрешите задать пару важных вопросов?

Патриций кивнул и перевел взгляд на полосы сигарного дыма, тянущиеся в бледнеющих солнечных лучах.

— Мегенавр спрашивает, какую цветовую гамму вы предпочитаете сегодня? Какое одеяние подобрать к приему? Будут ли особые пожелания?

— Пусть сам подберет.

И вампир про себя отметил, что когда Георг не высказывал никаких пожеланий касательно своей одежды, Мегенавр неизменно одевал его в черное, разве что с подбором металла каждый раз гадал, но ни разу еще не ошибся, точно попадая под настроение Патриция.

— Советник Скобар умолял уточнить, будет ли э-э-э-э… частный ужин после приема? В смысле… э-э-э-э… продолжение? Понадобятся ли жертвы?

— Скажу в течение приема.

— А еще…

— Всё, Дракула, всё.

* * *

Отдышавшись, Анаис поднялась, избегая смотреть в сторону «гнезда», и снова попыталась собраться с силами и начать сначала. Но на этот раз ничего не получилось — она боялась закрывать глаза.

* * *

Зала сияла тысячами живых огней — только ими, сведенными в необыкновенные огненные композиции, была украшена Малахитовая. С улетевших ввысь невидимых сводов лилась невесомо-прозрачная музыка. Прибывшие с различных планет и миров многочисленные гости отдавали должное общению друг с другом. Ни одна планетарная резиденция Солнечной не могла себе позволить столь масштабных собраний, нигде не могло одновременно разместиться такое количество лидеров и представителей планет. Поэтому начало собрания вышло несколько суматошливым — некоторые гости никак не рассаживались за столы, желая сразу же пообщаться с интересными или важными Появление Патриция ознаменовало начало приема, и суматоха стала стихать. Черное одеяние, усеянное бриллиантовой россыпью, напоминало звездное небо, грудь отягощала цепь лунного серебра с символами Высшей Власти Империи Марса. Как только Георг достиг центра Залы, его окружило людское кольцо, улыбчивое, шумное, разноликое. Какое-то время Патриций великодушно обменивался едва заметными кивками и ничего не значащими фразами и приветствиями, затем проследовал к трехступенчатому возвышению с резным цельно малахитовым столом и тремя креслами. Как только Георг занял центральное кресло, к нему присоединились Дракула и Палач. Патриций приподнял кубок, усыпанный Драгоценностями Космоса, кивнул и пиршество началось. Так как Патриций ничего не ел, лишь время от времени касался губами края кубка, глядя в Залу, Дракула с Палачом вынужденно голодали, не осмеливаясь жевать рядом с ним. Взгляд Георга скользил, пронизывал, нырял в это сравнительно маленькое, но бурное, взволнованное разноцветное море людей со всей отрешенностью и едва заметным ироничным презрением знатока человеческих глубин. Как вдруг взгляд его, ничего определенного не ищущий, коснулся удивительно ясного, будто насквозь пронизанного тончайшими солнечными лучами девичьего лица. Георг медленно поднес к губам винный кубок, глядя на девушку, она оживленно беседовала с послом Луны. Ее одеяние не оставляло сомнений относительно принадлежности к высочайшему сословию, а глаза, ярко-золотистые, осененные длинными черными ресницами говорили о чистокровном сатурнианском происхождении.

— Дракула.

— Да-а?! Кх-хек…! — старый вампир подавился вином, когда Георг вдруг нарушил молчание, обратившись к нему. — Прошу прощения… кх-хе!

— Кто эта девушка?

— Какая именно? — сдерживая кашель, Дракула прищурился.

— Рядом с лунарём Бергером.

Дракула прищурился еще сильнее. Лунаря Бергера он еще худо-бедно различал в толпе, а вот с девушкой было сложнее…

— А! Понял, о ком вы говорите! Это же принцесса Сатурна Ластения, дочка Аргона и Олавии.

— Принцесса Сатурна? Что же она здесь делает в одиночестве? И разве мы приглашали правителей Сатурна?

— Не знаю, Владыка, честное слово не знаю, списками приглашенных ведал Советник Скобар. Желаете чего-нибудь отведать?

— Нет.

Патриций задумчиво посмотрел на дочь королей Сатурна. «Ластения… — беззвучно произнес он, — красивое имя».

* * *

Обхватив колени руками, Анаис смотрела в одну точку, слушая тяжелое, хриплое дыхание полуволка. Порой он начинал задыхаться, словно уставал нести непосильную ношу. Тогда Анаис кусала до крови губы и упрашивала себя не плакать. Она смотрела в одну невидимую точку на гладко-серой, без единого изъяна, за которой можно было бы зацепиться взглядом стене, и бесконечно задавала один и тот же вопрос: как с Алмоном могло случиться такое? Почему? Внезапно ее лоб налился теплой тяжестью, а на лицо словно упала сиреневая пелена. И, не успела девушка испугаться, как перед нею дрожащими, сверкающими занавесями распахнулись глубины Космоса, зазвучали, зашелестели тайные голоса планет… В сопровождении тонкокрылых большеглазых Птиц, по звездным далям шел Учитель, и рядом с ним — Алмон.

— Я будто сам себе вырвал сердце, — сказал полуволк, видимо продолжая давно идущий разговор. — Дал обещание, а не сдержал его.

— Это не твоя вина.

— А чья? Я перечеркнул все ее дороги. Смерть слишком легкий путь для меня, я не этого пути искал.

— Ты желал бы вернуться?

— Разве здесь, — Алмон обвел взглядом сияющий, изменчивый мир Высокого Космоса, — имеют значения мои желания?

— Если ты не утратил способности мыслить, чувствовать и сострадать, всё имеет значение.

Мимо с воем проносились тугие огненные клубки, но они и волоса они не трогали на седой голове старика. Учитель подошел к едва заметно двигающемуся сгустку голубых глубинных энергий, присел и жестом подозвал Алмона.

— Все, что ты видишь, Алмон, соткано из единых и вечных законов Вселенной, и законы эти постоянны и нерушимы. И от одной лишь малой попытки хоть что-то изменить, возникнет величайший хаос. Я не могу вернуть тебя в Жизнь так, как хочешь этого ты.

— К чему мне готовиться, Учитель?

— В моей власти дать тебе шанс, Алмон, — уклонился от ответа Учитель. — Дать шанс переступить Границу в обратном направлении и вернуться в Жизнь.

— Я согласен на всё.

— К сожалению, это не так просто, как хотелось бы.

— Если это мой единственный шанс, то он мне нужен. Мне необходима именно эта жизнь, эта судьба.

— Хорошо, Алмон. Если ты не сможешь, не справишься, если повлечешь за собою слишком много бед, я вернусь за тобою.

— Благодарю, Учитель.

* * *

Вечер собрания шел своим чередом. Патриций не выпускал Ластению из поля зрения. Стоя у центральной напольной вазы с причудливым букетом малахитовых цветов, девушка разговаривала с каким-то человеком в ярко-красном, раздражающем глаз одеянии. Допив вино, Георг поставил кубок, поднялся из-за стола и спустился в Залу, окунаясь в пестрое, говорливое море людское. И вскоре подошел к центральной напольной вазе. Увидав Георга, собеседник Ластении замер, и, словно весь подобрался, но с места не сдвинулся.

— Рад вас приветствовать, — Владыка поцеловал руку Ластении, вскользь взглянув не ее собеседника.

Ластения улыбнулась, рассматривая Владыку удивительными золотистыми глазами. Она именно рассматривала его, просто и чисто, как смотрят на известную картину, о которой много слышали, но ни разу не видели. Патрицию понравился этот взгляд.

— Извините за наглость, Георг, — подал голос мужчина в красном, и Патриций медленно перевел на него взгляд, — мне необходимо говорить с вами.

— Да, и впрямь наглость. Говори кратко.

Человек этот был довольно высокого роста и мощного телосложения, что еще больше подчеркивалось его костюмом. Черты тяжелого крупного лица казались высеченными из ржавого камня, и весь, целиком, он производил некое квадратное впечатление.

— Я хотел бы спросить у вас, Повелитель, не нужен ли вам палач?

— У меня уже есть.

— Это не имя, это профессия. Меня зовут Дор и я профессиональный палач, у меня три диплома и большая практика. Если бы я смог надеяться… Дворцовая Каста Палачей… моя профессия… — под взглядом Георга он начал теряться в мыслях и словах.

Патриций усмехнулся одними уголками губ:

— Ты прав. «Палач» — не имя, но так же и не профессия, это призвание, это почти искусство и научиться такому ремеслу невозможно. Головорубы мне не нужны. Ступай.

Дор поспешно растворился в толпе, а Патриций взглянул на Ластению.

— Мне сложно выразить словами свои чувства, как рада я знакомству с вами. — Ластения смотрела на Георга со светлым восторгом в глазах.

Ее мелодичный голос навел Патриция на мысль, что она должна прекрасно петь.

— Вы правы. Я тоже считаю, что чувства под час не возможно выразить словами. Хотел бы предложить вам небольшую прогулку по Дворцу, с надеждой, что вас это заинтересует.

— Прогулку по Дворцу? — эхом прозвучал ее голос, и золотистые глаза Ластении сделались растерянными, почти встревоженными.

— Не волнуйтесь, дитя прекраснейшей планеты, — мягко улыбнулся Георг. — Я лишь хочу показать вам немного скрытых от посторонних глаз Дворцовых чудес. Да и рядом со мною вы в полнейшей безопасности. Нет безобиднее места, чем рядом со мною, видите, даже Дракула с Палачом стараются держаться рядом, чтобы чувствовать себя спокойно, потому что я — олицетворение безопасности.

Ластения рассмеялась и, вскоре, рука об руку, они покинули Малахитовую Залу.

* * *

Тяжесть ушла, слетела с лица сиреневая пелена, вернулись на свои места серые стены и световые шары. Забившись в угол кровати, Анаис в ужасе посмотрела на полуволка. Должно быть, почувствовав ее взгляд, он приподнял голову и шумно втянул ноздрями мертвый воздух.

— Алмон, — жалобно проговорила она, — ну разве же смерть не освобождает от всех долгов и обещаний? Какую ненависть мне испытывать к себе теперь за то, что вынудила тебя на обещание всегда быть рядом со мной? Ты прервал свой путь в Высоком Космосе, чтобы вернуться зверем? Лучше бы ты убил меня, Алмон…

Анаис опустила голову, хотела заплакать, но не смогла.

* * *

Ни ночью ни днем не находила покоя Терр-Розе Голубая Птица. Она не знала, чего ждать, к чему готовиться и не понимала, как толковать молчание Владыки.

* * *

Распахивая перед принцессой двери залов и галерей, Патриций повествовал об истории и значении интерьеров. Ластению поразило даже не столько их великолепие, сколько глубокий смысл буквально каждого предмета, отчего интерьер переставал быть просто обстановкой, а становился единым, многозначимым организмом…

Когда прогулка утомила обоих, Георг пригласил Ластению в свой кабинет. Юную девушку переполняли впечатления от увиденного, отчего на губах ее блуждала туманная весенняя улыбка. Она замерла у панорамного окна, с восхищением глядя, как за хрустальным стеклом, один за другим выбрасывают светящиеся струи фонтаны в полуночном Парке.

— Ластения.

Принцесса обернулась. Патриций стоял в паре шагов, протягивая ей бокал прозрачного вина.

— Благодарю, — она взяла бокал и слегка пригубила. — Восхитительный вкус! Как оно называется?

— Название вам ничего не скажет, — улыбнулся Георг. — Это вино делают только во Дворце и только для меня.

* * *

Слезы ослабили Анаис, почти затопили крошечный уголок надежды, надломили стержни, державшие душу на плаву. Неслышно ступая, подошло Отчаяние и тихонечко присело рядом.

* * *

— Вы пронзительно милы, Ластения. Со стороны Аргона весьма неразумно посылать во Дворец столь прелестного лазутчика, такого шпиона я мог бы и вовсе никуда не отпустить. — Неожиданно сказал Патриций. Он уже не улыбался, глядя на девушку. В полумраке кабинета силуэт Ластении казался «облитым» разноцветным сиянием парковых фонтанов. — Вы стали бы одним из лучших украшений моего дома. Если Сократ волнуется о местонахождении Анаис, я могу успокоить его сердце ответом, это вовсе не тайна. Анаис вместе со своим преданным другом Алмоном здесь, во Дворце, так что пускай он за нее не переживает, они вы полной безопасности под моим покровительством. Отправляйтесь домой, принцесса, в свой превосходный, гармоничный мир и примите мой совет: не стоит вам всего этого касаться.

* * *

Алмон, а вернее то, что от него осталось, почти все время спал или бодрствовал, лежа без движения — сложно было разобрать. Ощущая себя невыносимо слабой и жалкой, Анаис зачем-то все разглаживала и разглаживала ладонью измятую ткань платья.

* * *

Утро Сатурна щедро лилось в окна дворца, расплескивая солнечные блики по светлому полу Деревянной Столовой — небольшой частной столовой королевской семьи. Сократ восседал напротив королевской четы и ел фруктовый салат.

— Я беспокоюсь о нашей девочке, — нарушила молчание Олавия. — Сколько может длиться этот прием?

— Еще нет повода для волнений, — спокойно, твердо ответил Аргон. — Большие встречи порою затягиваются надолго.

— Лишь бы не случилось продолжения… — пробормотал Сократ, ковыряясь двузубчатой вилкой в тарелке, но, уловив взгляд Аргона, предпочел замолчать, уставившись поверх головы короля. Олавия взяла салфетку и стала складывать ее едва заметно подрагивающими пальцами.

— Что-то салатик никак не идет по назначению, — толстяк со стуком положил вилку на край тарелки.

— Возьми другой.

— И так много ем, худеть пора.

Сократ подпер кулаком щеку и окончательно погрузился в созерцание пространства.

Троим слугам, замершим молчаливыми скульптурами по углам Столовой, оставалось лишь молча переживать, что их любимые короли и их дорогой гость ничего не едят и вряд ли соберутся отведать все приготовленные к завтраку блюда.

Когда напряженная тишина готова была уже разразиться слезами Олавии, двери Деревянной Столовой распахнулись и впустили Ластению.

— Фух-х… — Сократ потянулся к бокалу, желая промочить резко пересохшее горло.

— Наконец-то, девочка, ты вернулась! — воскликнула Олавия, поднимаясь ей навстречу. — Как ты могла так запоздать?

— О, я столько повидала чудесного, что обо всем на свете позабыла! — Возбужденная, раскрасневшаяся Ластения присела рядом с Сократом.

— Что-нибудь узнала? — Толстяку пришлось сделать еще пару глотков и как следует откашляться.

— Да, конечно же! Я узнала всё-всё! Анаис во Дворце! — солнечные глаза Ластении сверкали торжеством. — Во Дворце Анаис и друг ее Алмон! И с ними все в полном порядке!

— Ты сама видела Анаис? — озадачился толстяк.

— Нет, не видела.

— А как же ты тогда это узнала? Тебе кто-то рассказал?

Девушка немного смутилась.

— Патриций. Мне сказал Патриций. Кажется, он с самого начала понимал, зачем я пришла во Дворец, и просто играл со мной.

— Угу, — глубокомысленно заметил Сократ, непроизвольно покрываясь холодным потом при мысли о чудесных играх веселого Владыки. — Ты могла бы дословно повторить все, что он сказал? Для начала опиши, при каких обстоятельствах вы вообще начали общаться?

— Он подошел ко мне на приеме, предложил показать Дворец…

«Точь-в-точь, как Терре… — с тревогой отметил Сократ».

— …потом мы пришли в его кабинет, пили восхитительное белое… нет! — совершенное прозрачное бесцветное вино, и вдруг он сказал, что Анаис и ее преданный друг Алмон находятся во Дворце, чтобы ты не волновался…

— Что? — очнулся толстяк. — Что ты только что сказала? Алмон? Полуволк? Ты ничего не перепутала?

— Нет, имя простое, звучное, я сразу его запомнила. Патриций абсолютно точно сказал: «Алмон», а что в этом удивительного?

— Удивительного? Да ровным счетом ничего, если не считать, что он целиком и полностью погиб в Мертвой Зоне…

* * *

Едкое световое марево начинало раздражать глаза до непрерывно текущих слез. Защититься от света нельзя было ничем, — ни ладонями, ни тканью платья. Все мысли и ощущения сосредоточились только на раздраженных глазах, сознание стало притупляться, уходя в слезливую апатию.

— Ленкоранская акация, — произнесла Анаис вслух, собирая воедино готовящееся разлететься осколками сознание и прикрепляя рассудок к звуку собственного голоса. — Ле-ен-н-ко-ран-н-ская а-ка-ци-я.

Она твердила название дерева с пушистыми цветами до тех пор, пока не увидела акацию так ясно, как если бы она росла прямо здесь, в Серой Обители. А дальше вспыхнуло солнце, заспешили по тенистым улочкам беспечные пестро одетые люди и заиграло сверкающими бликами прекраснейшее море на свете.

* * *

Ластения красочно рассказывала о Дворце, о гостях, о приеме. Олавия слушала ее с живейшим интересом, иногда задавая вопросы. Аргон с Сократом хранили молчание. Толстяк то и дело отвлекался от ее монолога и, поглядывая на короля с королевой, невольно любовался царственной парой. Смуглое лицо Аргона, покрытое неповторимым загаром, которым одаривает только солнце Сатурна, глаза цвета темного янтаря, осененные черными ресницами, благородные скулы, скульптурной лепки лоб с золотым обручем, перехватывающим прямые черные волосы, безупречная осанка, плавное спокойствие движений — все в нем говорило о силе интеллектуальной и физической. Супруга Аргона, королева Олавия, воистину являлась воплощением красоты, любви и женственности. Казалось, она вобрала в себя все самые лучшие качества, которыми только могла быть наделена женщина для того, чтобы стать королевой не только по титулу. «Глаза отдыхают и радуются, когда смотришь на них, — думал Сократ — Редко какой планете так крупно везет с королями. Значит, заслужил Сатурн, заслужи-и-ил…» Вдруг он заметил, как резко обозначились скулы Аргона и потемнели глаза — это был верный признак гнева. Толстяк очнулся и прислушался к словам Ластении:

— …он — само совершенство! Он так прекрасен! Самый умный, самый красивый мужчина во Вселенной! Мне кажется, что я уже до смерти влюблена в него!..

Когда Сократ догадался, кого принцесса имеет в виду, он так ударил кулаком по столу, что его бокал опрокинулся и растеклось недопитое вино.

— Замолчи! — рявкнул он.

Ластения осеклась на полуслове и вопросительно взглянула на отца. Аргон с каменным лицом смотрел прямо перед собой, и только гуляющие желваки выдавали его внутреннее состояние.

— А что я такого сказала? — в голосе Ластении прозвучала обида.

— Извини, — вздохнул Сократ, — прости, моя милая, но больно уж не к месту ты начала выражать свои восторги по поводу этого, с позволения сказать, человека.

— А почему я не могу им восторгаться? Он в своем роде гениальнейшая личность и удивительно красивый мужчина, общаться с ним подлинное удовольствие!

— Для многих это удовольствие становится последним, — мрачно заметил толстяк. Он взял салфетку и стал вытирать пролитое вино.

— Как же можно не отдавать ему должное, ведь он сделал Империю Марса самой могущественной в Системе…

— А ты знаешь, какой ценой он этого добился? — оборвал ее Аргон. — Ты видела его Дворец, знаменитый Дворец, который стоит на смертях и душах. Ты видела роскошь, не ведая о том, откуда она возникла, ты видела драгоценности, не зная, что питает их блеск. Так что же ты видела, что?! — Король повысил голос. — Тебя покорили изысканные манеры и ласковые слова Патриция? А ты видела, как он убивает взглядом? Ты видела Гавань, Отстой, Крематории, Очистительную Службу? Ты знаешь, чем занимается персонал этой Службы? Их единственная обязанность — сбор трупов. У них есть специальная служба для этого! Ты видела черно-синие плавучие гробы, которые они называют «Рабскими Кораблями Ахуна»? Ты знаешь, с чего начинал Ахун, имеющий теперь свои космодромы, тренированный штат охотников, отлавливающий «товар», свой воздушный и морской флот и собственную эмблему, повергающую в ужас любого, потому что эта эмблема олицетворяет медленную и мучительную смерть? Ты знаешь, чем раньше занимался Ахун? Он был известнейшим архитектором, множество прекраснейших зданий не только на Сатурне, но и на планетах Сообщества спроектировал именно он. Ахун был очень добрым, светлым человеком, своими деяниями приумножавшим красоту. А что теперь? Он ловец людей и убийца, создавший хорошо отлаженную машину рабства и смертей. Теперь он получает удовольствие от всего этого, хотя раньше никто и никогда не смог бы заставить его жить такой жизнью. Изменить Ахуна подобным образом смог только Патриций, и как он это сделал — неизвестно. Если начну перечислять все деяния Повелителя, мне не хватит остатка моей жизни, и то, уверен, не успею сказать всего, что знаю, а половина мне просто неизвестна! — Аргон поднялся из-за стола. — Прошу меня простить.

Аргон вышел из столовой, Ластения спешно последовала за отцом, а Сократ вопросительно взглянул на Олавию, ожидая пояснений. Олавия молчала, тогда толстяк сам спросил:

— Откуда он так хорошо знает Ахуна?

— Почему ты решил, что хорошо? Всем известно, что он поставщик рабочей силы в Гавань.

— Да, но не всем известно, что он бывший архитектор, даже я этого не знал.

Олавия вздохнула:

— Вообще-то, мы не очень любим об этом говорить.

— А все-таки?

— Ахун — отец Аргона. Сам Аргон некогда жил на Марсе и на Деймосе.

— Но… Как же так? — опешил толстяк. — У Аргона внешность чистокровного сатурнианина! Чище некуда!

— Ты прав, — тихо сказала Олавия, — он похож на сатурнианина, потому что Ахун тоже сатурнианин.

— Но… у Ахуна черные глаза с характерным только для марсиан красным отливом! Цвета-то я пока еще различаю! И лицо…

— Внешность Ахун изменил, цвет глаз тоже, это же так просто.

— Вот это да! — с чувством выдохнул толстяк. — И у Ахуна еще хватает наглости кричать на всех углах о своем марсианском происхождении и побуждать всех бороться за чистоту расы! Он сатурнианин! Кто бы мог подумать! А кто же мать Аргона?

— Она со спутника Сатурна Тиметра, есть там небольшое уютное государство. Она умерла, когда Аргон был еще очень маленьким. — Олавия смотрела на свои унизанные перстнями пальцы, не поднимая глаз.

— Удивительные вещи! Я-то, наивный, полагал, что знаю все про всех, а оказывается, толком ничего не знал о своем любимом друге!

Олавия печально улыбнулась.

— Когда-то Ахун был нашей гордостью, гордостью всего нашего народа и состоял при дворе моей матери. Я с детства влюбилась в его сына, и уже никого не смущала мысль о том, что на троне может оказаться сын архитектора. Хотя Аргон и не был монархом от рождения, он был рожден для того, чтобы стать им. Возможно, его предки когда-то и были ответвлением королей.

— М-да, обычно королевское древо очень, очень развесистое, так что все возможно.

— Ахуна все уважали, он был достойнейшим человеком, великим творцом, а потом… потом он стал нашим величайшим позором.

— И что же, они с отцом не общаются?

— Нет, для Аргона он умер в тот момент, как только стал служить Патрицию…

— Погоди, никак в толк не возьму, зачем Патрицию понадобилось привлекать к подобному роду занятий архитектора? Неужто не нашлось никого более подходящего?

— Я этого не знаю, — губы Олавии тронула легкая грустная улыбка. — Возможно, он разглядел в нем нечто скрытое от всех нас. Мы можем лишь предполагать.

— Удивительно, как же Аргону удалось после всего этого сесть на трон?

— Ты же знаешь, у нас дети, как отдельные, независимые личности никогда не несли и не несут ответственности за поступки своих родителей, ни за хорошие, ни за плохие. Аргон превратил Сатурн в цветущий рай, народ его боготворит, а я… я люблю его всем сердцем так же, как и в юности.

— Спасибо, родная, — Аргон стоял в дверях.

Сократ с Олавией не заметили, как он вернулся.

— Аргон, ты только не подумай, что мы за глаза тебя обсуждали, — поспешно сказал толстяк, — мы тут это…

— Ну, кто бы посмел предположить, — губы короля дрогнули в неповторимой мягко-ироничной усмешке. Он подошел к своей супруге и обнял ее за плечи.

— Какие вы, ребята, красивые, — Сократ с любовью смотрел то на короля, то на королеву. — Сколько нежных чувств я к вам питаю, вы даже и не представляете. Живите вечно, очень вас прошу! Не умирайте, просто умоляю!

* * *

Терр-Розе в один глоток выпила полбокала вина. Королева никогда не любила вино Параллельных Миров — каким бы ни было оно дорогим и изысканным, его привкус неизменно напоминал приторные печеные фрукты. Морщась от специфического винного запаха, Терра все же допила до дна. И в этот момент ей в голову пришла долгожданная идея. Терр-Розе поняла, каким образом ей следует поступить.

* * *

— Что за мерзость? — Патриций посмотрел в хрустальную чашу, от которой только что пригубил.

— Напиток бодрости, Повелитель, — ответил Палач и поскорее спрятался за тонкую декоративную колонну, не сомневаясь, что чаша незамедлительно полетит ему в голову. Так и случилось.

Патриций тяжело поднялся с необъятного ложа, набросил на плечи халат и после заметил, что в его постели еще кто-то находится. Хрупкая длинноногая девушка с роскошной гривой рыжеватых волос крепко спала, уткнувшись лицом в подушки цвета черного золота.

Георг запахнул халат, завязал широкий пояс и присел в кресло у сервированного черно-золотого стола. Палач хотел, было, наполнить кубок вином, но Патриций раздраженно отмахнулся от молодого человека. Палач примостился в малом кресле у дальней колонны и притих, ожидая покуда Георг придет в относительно благоприятное расположение духа. Патриций наполнил бокал, сделал пару глотков, вынул из шкатулки тонкую черную сигару, и в воздухе незамедлительно вспыхнул крошечный огонек. Палачу было известно, что после «ночи, наполненной огнями», Повелитель предпочитает белое вино сорта «Лотон-Ло» подсорта «Нигарин» и салат из бледно-сиреневых листьев редкого растения фериса, тонких, почти прозрачных побегов леанро и мелко нарезанных, чуть кисловатых ломтиков фрукта баго. Без кожуры.

Обладая этими бесценными знаниями, Палач заранее озаботился сервировкой стола, и целое утро мог наслаждаться обществом хмурого, не выспавшегося Владыки. Патриций не гнал Палача, но и не смотрел в его сторону, он меланхолично попивал вино, вяло поедая салат из золотой, усыпанной драгоценными каплями салатницы. Постепенно взгляд Георга сфокусировался на салатнице, и она показалась ему уродливо тяжеловесной.

— Убрать, — тихо произнес Владыка.

— Сейчас, — Палач кинулся к девушке, крепко спавшей на кровати.

— Тарелку убрать! — рявкнул Повелитель и швырнул в Палача произведение искусства Юпитера. — Принеси в прозрачном!

Молодой человек подобрал блюдо, собрал рассыпавшийся салат с золотистого ворса ковра и помчался за прозрачным. Георг, откинувшись на спинку кресла, выдохнул голубоватый сигарный дым и посмотрел на массивную черно-золотую люстру. Патрицию всегда хотелось, чтобы хоть одна такая большая люстра упала вниз. Просто взяла и упала…

— Вот, господин, — Палач поставил на стол такое прозрачное, что оно казалось невидимым, блюдо с салатом, — приятного аппетита. Доброе утро…

— Палач, — тяжелым серым взглядом Георг посмотрел на нерешительно мнущегося у стола молодого человека, — ты меня любишь?

— А? — Палач непонимающе улыбнулся. — Ч-ч-ч… то?

— Ты меня любишь?! — прорычал Георг.

— Да! — выкрикнул Палач.

— А за что? — гораздо спокойнее произнес Владыка, делая глоток вина.

— Ну… вы весь такой… да и вообще…

На лице Патриция вдруг возникло выражение, будто он собирался заплакать. Но он расхохотался. Отсмеявшись, Георг затушил сигару и сказал:

— С кровати прибери.

— Да! — молодой человек обрадовался, что все теперь снова стало просто и понятно.

Палач ловко завернул девушку в ее собственную одежду и, перебросив через плечо, понес к выходу.

— Палач! — окликнул его Патриций.

— Да, Повелитель? — молодой человек развернулся, девушка ударилась головой о дверной косяк, но даже не проснулась.

— Пусть свяжутся с Системой Бич, со Снекторном. Когда связь появится, сразу доложи.

— Да, господин.

Палач вышел со своей ношей в коридор, аккуратно прикрыв двери. Начинался новый день. На Марсе наконец-то прекратились дожди.

* * *

Анаис улыбалась, дыша морским ветром с тонким запахом ленкоранской акации. Успокоилось сердце, смолк протяжный вой крови. Страх с отчаянием без следа растворились в прозрачной солнечной воде. И Анаис увидела выход.

* * *

— Ну что? Ты узнал, где он? — бросилась Терр-Розе навстречу низкорослому мужчине с водянисто-голубыми глазами.

— Он на Сатурне, моя королева, — доложил разведчик Параллельных Миров.

— На Сатурне? — удивилась она. — Что он там делает?

— Гостит у Аргона и Олавии, как выяснилось, он их близкий друг.

— Друг королей Сатурна? Кто бы мог подумать! Ну что же, Сатурн, так Сатурн. Все лучше, чем Земля.

* * *

Чувствуя приближение очередного приступа, Патриций так и просидел в кресле, разглядывая пространство спальни, до тех пор, покуда не приоткрылась дверь, и голос Палача не сообщил об открытии канала связи с Системой Бич.

— Я вам еще нужен?

— Нет, ступай.

Потребовалось время, прежде чем Георг нашел в себе силы подняться. Покинув спальню, Георг прошел через анфиладу залов, включенных в его личные покои, и оказался в сравнительно небольшом помещениии, выдержанном в приглушенных тонах. В нем не было ничего кроме зависшей в воздухе туманно-синей сферы и белого кресла напротив. Присев, Георг вытянул босые ноги, запахивая длинные полы халата и откинулся на спинку, роняя руки на подлокотники. Внутри туманно-синей сферы вспыхивали и гасли черные всполохи с редкими зеленоватыми вспышками. Постепенно вспышки учащались, и вскоре зелень целиком заполнила сферу изнутри.

* * *

Долгие напряженные раздумья ничего не дали — это действительно был единственно возможный выход.

«Надо подойти, — девушка сняла туфли, — подойти… и прикоснуться к нему…»

Отливающий жирным блеском черный пол застонал, запружинил под босыми ногами гораздо спокойнее и тише. Не обращая внимания на сотни невидимых крошечных игл, впившихся в стопы, Анаис медленно пошла к «Гнезду».

— Алмон, по каким далям Мертвой Зоны бродят теперь твои мысли и чувства? Где ты, Алмон?

Полуволк приподнял голову, в его горле заклокотал звук, отдаленно напоминающий рычание.

— Алмон, — еще один шаг вперед, — где бы ты ни был, где бы ты сейчас не находился… Ты не услышишь меня, я знаю, но почувствуй, прошу тебя, доверься мне. Сама я не выберусь отсюда, а ты сможешь, ты спасешь нас обоих, ты что-нибудь обязательно придумаешь.

Шаг, еще шаг. Застыв изваянием, полуволк смотрел на нее тяжелым немигающим взглядом.

— Алмон, пожалуйста, — ласково произнесла девушка, — дай мне дотронуться, прикоснуться к тебе…

Внезапно полуволк сорвался с места и одним шлепком отшвырнул Анаис назад. Шею девушки спасло колье с зелеными камнями, но плечо и предплечье когти располосовали. Будь это не шлепок наотмашь, а удар, ее ничто бы не спасло. Девушка упала на пол, отлетая к кровати. Ее мгновенно замутило от вида собственной крови. Опасаясь, что в мертвой атмосфере кровь плохо свернется, она зубами принялась отрывать полоски от подола платья и кое-как бинтовать раны.

— Не думать о боли, — шептала она, — не думать о крови… думать о выходе…

Отдышавшись, Анаис сунула палец под повязку, испачкала его в крови и вывела на белом покрывале пару знаков. Затем принялась собирать всю свою силу, концентрируя ее в груди, во лбу, в ладонях, пока она не превратилась в огненные сгустки, а все тело не сковала ледяная пустота. Подняв руки и раскрыв ладони, девушка освободила силу рук. Мертвая атмосфера с разорванными цепями и разрушенными полями задергалась, загудела и стала пожирать ее энергию с бешеной скоростью. Стиснув зубы и побелев от напряжения, Анаис упорно прорывалась к жизненному полю Алмону, и вскоре прямо перед нею возник рваный силуэт полуволка. На мгновение ей стало страшно, страшно, как перед неведомой бездной самоубийства. Скулы свело, губы стали горько-кислыми. «Надо… — приказала она себе, — иного выхода нет…» Рваный силуэт стал мерцать и блекнуть. Не оставалось больше ни секунды. Анаис показалось, будто она разбежалась и прыгнула с вершины утеса прямиком в черное небо.

* * *

Сократ с Аргоном и Олавией сидели за столиком на просторном дворцовом балконе. Аргон просматривал какие-то текущие документы, Олавия вышивала мелкими сапфирами салфетку, а Сократ потягивал вино, глядя на угасающее закатное небо.

— Аргон, — толстяк поставил бокал на стол, — мне не к кому больше обратиться. Помоги разобраться в происходящем. Не понимаю, почему Патриций упомянул Алмона. Похоже, нечто страшное он затеял, знать бы только что. Да и то, что Анаис опять во Дворце, не дает мне спокойно винопитием наслаждаться. Она столько совершила поступков, которые по определению не могли понравиться Георгу, что есть основания опасаться за ее жизнь. Что может быть хуже, чем опасаться за чью-то жизнь? Кого Патриций видит перед собой, когда смотрит на собственную дочь? Неужели не замечает, что это еще всего-навсего ребенок?

— Возможно ты, Сократ и замечешь только то, что это всего-навсего ребенок, — вздохнул Аргон, — а Патриций замечает нечто большее.

— Я тебя не понимаю.

— Что не понимаешь?

— Ничего не понимаю. Кем бы она ни была, такой участи Анаис не заслуживает. Когда впервые во Дворце ее увидел, подумал: если приложить достаточно умелых усилий, из нее можно воспитать монстра, способного затмить самого Патриция. Но, если оградить ее от этих усилий, немного света в этом мире прибавится. Помоги мне, вызволить ее из Дворца, Аргон, а дальше я уже сам обо всем позабочусь.

— Ты уверен, что она нуждается в твоей помощи?

— Да, — не задумываясь, ответил Сократ, — у нее сейчас нет никого кроме меня, она даже и не знает, что я у нее есть… что я настолько у нее есть.

— Даже не знаю, чем помочь, — Аргон поднял взгляд от бумаг и посмотрел на толстяка долгим взглядом. — Для тебя я сделаю всё, что в моих силах, но это несколько иная ситуация. Я, прежде всего, король своей планеты, защитник своих подданных. Вмешиваясь в личные дела Патриция, я могу спровоцировать конфликт между Марсом и Сатурном, и даже прогнозировать не берусь последствия этого конфликта. Пойми и не осуди меня, Сократ, я не могу поступить иначе, как бы мне этого не хотелось.

— Ты объяснял очевидные истины так, будто оправдывался, — с горечью произнес Сократ. — Как ты мог так скверно обо мне подумать?

— Сократ, я…

— Если ты хоть на минуту решил, что я способен прикрыться твоей спиной, твоим именем, твоей планетой, чтобы удобнее стало вворачиваться в дела Патриция, то мне лучше уйти прямо сейчас.

— Мы все равно тебя никуда не отпустим, — не поднимая взгляда от вышивания, произнесла Олавия, — и ты это прекрасно знаешь.

— Знаю, но могу приложить усилия и уйти.

— Сократ, мне требуется время на раздумье, — Аргон сложил бумаги стопкой на краю стола.

— Скажи, отсюда, из дворца, есть какая-нибудь прямая транспортная связь с Дворцом Марса? Такая, чтоб не особо заметная…

— Есть, но ею могу воспользоваться только я и члены королевской семьи, ни на кого другого канал не среагирует.

— А как-нибудь…

— Сократ, я же попросил у тебя время на раздумье.

Толстяк удрученно кивнул и застегнул ворот рубашки — становилось прохладно.

Стемнело. Незаметные, как тени маленькие желтоглазые слуги, зажгли огни в витых подсвечниках и накрыли легкий ужин.

— Вот что еще спросить хотел, — Сократ потянулся к винной бутыли. — Почему Империя Марса такая богатая? Они же почти ничего не производят. Единственная, вдумайтесь только, — единственная! — крупная промзона — это Гавань. Что за дрянь они там делают ценою стольких человеческих жизней? Гавань охраняется прямо как военный объект. Практически всё, начиная от продуктов питания и заканчивая драгметаллами, Империя закупает у других планет. На какие средства они так масштабно развернулись? Вот ты, Аргон, наверняка во Дворце бывал? Бывал, да? Ну, значит, Бриллиантовую Залу видал? Разумеется, камни там не такого качества, как на нарядах и перстнях Георга, но все же! Одна такая Зала могла бы десятилетьями вкусно кормить государство приличных размеров. Ладно бы один Дворец сверкал роскошью, так ведь практически все народонаселение Империи ни в чем себе не отказывает, раздражая своим устойчивым благополучием соседние Системы. Мне просто интересно, откуда у них все это?

— Сейчас попробую объяснить, — усмехнулся Аргон. — При всём своём неприятии Георга, не могу не признать, что только благодаря Патрицию наша Солнечная никогда ни с кем не воевала, мир и благополучие внутри Системы — также целиком и полностью его заслуга. Соседние Системы без конца между собой бьются, но ни одна еще не посмела на нас напасть, и все благодаря тому, что никто еще не смог превзойти нас по техническим возможностям воздушного флота и вооружения, что, кстати говоря, и производит Империя Марса. К тому же Марс является единственной в Системе планетой, имеющей неисчерпаемые месторождения уникального вещества лемурита, способного находиться в трех состояниях: твердом, жидком и газообразном. Лемурит — основной компонент в производстве топливных батарей военных и гражданских крейсеров. Даже в питание обыкновенных пассажирских «лодок» входит лемурит. Ни одна из существующих альтернатив этому веществу не гарантирует настолько долгого, успешного и безопасного полета воздушного судна, как лемурит.

— Так они, выходит, оружие с кораблями производят? И всё?

— Считаешь, этого мало? У Империи монополия на производство практически всех транспортных средств и вооружения. Подавляющее большинство фабрик и корпораций, выпускающие транспортную технику и вооружение на планетах Системы, принадлежат Марсу.

С задумчивым видом Сократ ткнул двузубчатой вилкой в свою тарелку, метя в белую мясную полоску.

— Интересно, — сказала Олавия, откладывая вышивание, — с именем Патриция всегда было связано столько всего неоднозначного и противоречивого. Сдается, никому доподлинно не известно, кто он и откуда. Я видела Георга всего несколько раз, но у меня успело сложиться ощущение, что он… как бы правильно выразиться… что он, возможно, не из нашей Галактики. Может быть, даже из другой Вселенной.

— Что тебя натолкнуло на подобные мысли? — Заинтересовался Сократ.

Ответить королева не успела, послышался чей-то тихий голос:

— А он вообще смертный?

Сидевшие за столом обернулись. В балконном проеме стоял Леброн, сын Аргона и Олавии.

— Можно к вам?

— Разумеется, — улыбнулся ему Аргон, — присаживайся.

— Так может он умереть или нет? — отчего-то напряженно повторил он, присаживаясь рядом с отцом, напротив Сократа и Олавии.

— Не знаю, Леброн, — подперев щеку кулаком, толстяк смотрел на юношу, — никогда не задумывался над этим. Наверное, можно… каким-то образом, это еще никто проверить не решился. А от чего вдруг интерес возник к сему вопросу?

Леброн не ответил, лишь нахмурился и меж его четко очерченных бровей залегла тонкая морщинка. Мягкий ровный свет свечей топил в янтарном сиянии его лицо с прозрачно-желтыми глазами. Спокойный, немного замкнутый в себе юноша, с самого своего детства внушал Сократу какие-то странные чувства, нечто вроде смутной тревоги. Каждый раз, когда он видел мальчика, толстяк пытался поймать нечто витающее в воздухе… Казалось, чего-то не хватает, не складывалось что-то в этой мозаике, но что именно, он никак не мог понять, но нечто настойчиво требовало и требовало к себе внимания.

Леброн взял шелковистую салфетку, немного нервно вытер пальцы и протянул руку к бокалу с напитком из цветов. И вдруг это Нечто Невидимое буквально пригвоздило Сократа к месту. Мысль, пронзившая его, показалась совершенно абсурдной, но именно она и ставила все на свои места. Мозаика сложилась.

— Аргон, — прошептал толстяк, внезапно потеряв голос, — а кроме Ахуна в вашей семье больше никому цвет глаз не изменяли?

* * *

Налившаяся зеленью сфера будто бесшумно взорвалась изнутри, становясь прозрачной. Возникло размытое лицо существа из другой Системы — Системы Бич.

— Что-то случилось, Патриций?

— Просто хотел поговорить с тобой.

Снекторн опустил взгляд и посмотрел на босые ступни, сидевшего в кресле Георга.

— Прибуду быстро, как смогу.

И сфера вмиг вскипела синевой, разрывая связь между мирами.

* * *

На мгновение Алмону показалось, что у него лопнул мозг. Обжигающая световая вспышка взрывной волной ударила по глазам, распирая череп изнутри. А после все его существо затопила золотая прохлада, в мгновения погасившая и боль и пламя. Отбросив волосы со лба, полуволк открыл глаза и огляделся, не понимая, где находится. Он сидел на тряпичном ворохе внутри странного сооружения, напоминавшее гнездо. Серая комната с черным полом и стенами, по форме напоминающими раздутое брюхо, на белой кровати в противоположной стороне, лицом к стене, лежал кто-то в зеленом. Превозмогая сильнейшее головокружение, Алмон поднялся на ноги, перешагнул через край «гнезда» и ступил на отливающий жирным блеском пол. Не обращая внимания на гудение и вибрацию, сопровождающие каждый шаг, полуволк подошел к кровати и тронул за перебинтованное плечо девушку в зеленом платье с разорванным подолом.

— Анаис? — Не поверил глазам Алмон. — Это ты? Где мы находимся? Где?

Девушка не ответила. Неподвижная и безучастная, она смотрела остановившимся взглядом в потолок. Алмон послушал ее дыхание, сердце — девушка была жива, вот только ее тело, кожа оказались мертвенно-холодными. Он легонько похлопал ее по щекам, подул в лицо — никакой реакции.

— Да что же это такое? — Алмон коснулся ее висков. — Что с тобой, девочка?

Он коснулся пальцами ее висков, лба, вгляделся вглубь сознания… Когда же Алмон понял что с ней, он заскрипел зубами и глухо застонал.

— Что же ты наделала, хорошая моя? Ты отдала мне свой рассудок и все свои силы! Зачем ты это сделала, зачем?!

Он приподнял ее, чтобы взять на руки, и только тогда заметил красно-бурую надпись на покрывале: три символа на языке Марса — марианте, означали: «Мы во Дворце». Сдернув покрывало, Алмон уложил девушку и укрыл ее так, чтобы скрыть символы. Что-то мешало, сдавливало горло. Алмон коснулся пальцами ошейника, ощупал его и понял, что это не простая полоска металла. Пестрые лоскуты в «гнезде» оказались как нельзя кстати. Просовывая материю под ошейник, Алмон тщательно «перебинтовал» металл. Затем закрыл глаза и принялся глубоко вдыхать и выдыхать, постепенно отключая нервные окончания, болевые точки… Вскоре лоб налился теплой тяжестью, а тело утратило всякую чувствительность. Взявшись за ошейник обеими руками, Алмон сорвал его одним резким движением. Раздался тугой хлопок, тряпки вспыхнули. Бросив ошейник на пол, полуволк затоптал огонь, после занялся Анаис. Убрав с плеча девушки окровавленные лоскутья, он увидал глубокие отметины, оставленные без сомнения его собственными когтями. Карие глаза Алмона почернели, он что-то беззвучно прошептал, легонько погладив девушку по растрепавшимся волосам, выбившимся из-под золотой сеточки. Анаис не подавала признаков жизни, напоминая человека, уснувшего с открытыми глазами. Сняв и разорвав рубашку, Алмон наложил тугую повязку на плечо и предплечье Анаис, а остатками перебинтовал свое обожженное горло. Потом присел на край кровати задумался.

* * *

— Я повторю свой вопрос, — откашлялся толстяк. — Больше никому внешность не изменяли?

— О чем ты?

Аргон с Олавией казались совершенно спокойными, однако пальцы королевы чуть дрогнули и легли на руку Аргона.

— Прекрасно вы понимаете, что я имею в виду, — потрясенный догадкой, толстяк больше не сомневался в своем, на первый взгляд, безумном предположении.

— Я не понимаю тебя, Сократ, — ровным голосом произнес Аргон, глядя ему прямо в глаза.

— Поразительно! — покачал головой толстяк, не обращая внимания на взгляд Аргона. — Как же я раньше не додумался? Ведь это же очевидно! Аргон, ты должен рассказать, должен. Олавия, да что с вами такое? Все равно откроется рано или поздно, и кто знает, при каких обстоятельствах правда выползет на свет!

— Может, ты и прав, — опустились плечи Аргона. — Ты все же очень проницателен, Сократ, до удивления.

— Да тут только слепой не заметит!

— Думаешь? — Аргон печально взглянул на взъерошенного толстяка.

— Невозможно перепутать!

— О чем это вы говорите? — не удержавшись, вмешался Леброн.

— Видишь ли, сынок, — Аргон смотрел на утонувший в ночи цветущий сад, окружающий дворец, — есть у нашей семьи одна тайна, эта тайна — ты.

— Я? — удивился юноша. — Как это?

— Это тайна твоего рождения.

— А в чем дело? Что в моем рождении было таинственным?

— Дело в том… — Аргон посмотрел на Олавию, она сидела, опустив голову, — в том… дело в том, что ты нам неродной сын.

— Неродной? Как это неродной? Отец, ты что такое говоришь? Мама, почему ты молчишь?

— Наверное, мы должны были рассказать тебе раньше, — глаза Олавии засверкали слезами, как озерные звезды. — Сможешь ли ты нас простить за наше молчание? У тебя другой отец и другая мать.

— Вот так новости. — Юноша помолчал, переводя взгляд с отца на мать. — А чей же я в таком случае? Чей?

— Ты сын Патриция.

* * *

После затяжных дождей Марс становился прекрасен своей особой неповторимой красотой. Легкие облачные перья прошивали тонкие солнечные стрелы, но они не сжигали, не терзали, а согревали его мир. В мгновения землю покрывали густые ковры сочной темно-зеленой травы с яркими цветочными подпалинами. Даже вечно штормящие волны Торгового Моря успокаивались, превращаясь в сверкающее багровое зеркало.

Иногда на Марсе появлялись птицы. Неизвестно, откуда они брались и куда затем исчезали. Белые, черные, желтые, большие, маленькие — разные. Одно их объединяло: они никогда не пели.

* * *

Не проронив слова, Леброн смотрел куда-то в пространство поверх головы Аргона.

— Леброн! Прошу тебя, не молчи! — взмолилась Олавия. — Скажи хотя бы слово!

— Вот, значит, как, — медленно произнес он. — Что ж, наконец-то все прояснилось, теперь мне все стало ясно… яснее ясного.

— Милый мой, что это означает? Неужели ты чувствовал себя чужим? Разве мы любили тебя меньше Ластении? Хоть единым словом, жестом, поступком провели меж вами грань?

— Мама, что ты, я совсем не об этом, — Леброн запустил пятерню в жесткие черные кудри. — Даже не знаю, как объяснить… Порой я очень явственно ощущал нашу разницу, чувствовал, что вы другие, будто вы живете на солнечной стороне, а я на сумеречной. Но я не знал, как это истолковать.

— Понимаю тебя, сын, — Аргону все труднее и труднее становилось дышать, чего ранее с ним не случалось. — Но почему ты никогда не рассказывал о том, что тебя беспокоит?

Отрешенный взгляд Леброна, устремленный в дремлющий сад, растворялся в безмятежной ночи Сатурна. Как же хорошо был знаком Сократу такой вот отсутствующий взор…

— О чем же мне было рассказывать, папа? — голос юноши звучал медленно, глухо, будто он разговаривал сквозь дрёму. — Порою я подходил к зеркалу, но вместо своего отражения видел Космос. Когда моя душа отягощалась гневом, под моим взглядом дрожали стекла, а всего меня начинало изнутри пожирать какое-то невиданное пламя и я страшился дать ему выход. Как часто за завтраками мы рассказывали друг другу свои сны, и каждый раз мне приходилось придумывать какие-нибудь разноцветные картины.

— А что же ты видел на самом деле?

— Ничего, папа, мне никогда не снились сны, я даже представить не могу, как это — видеть во сне картины.

— Почему же, почему ты молчал?

— Я полагал, что безумен, и все эти странности — лишь порождение моего поврежденного рассудка. Вы с мамой держите на своих плечах всю Сатурнианскую директорию, и эта планета не знает лучше, сильнее, светлее людей. Разве можно вами не восхищаться? И тут вдруг я со своим бредом… Разве мог я вас позорить? Я собирался бороться со своим безумием до тех пор, пока это еще возможно скрывать, а потом…

— И что же «потом»? — янтарные глаза Аргона гневно потемнели. — Что ты собирался сделать?

Леброн замолчал и опустил голову.

* * *

Патриций стоял у хрустального кабинетного окна и смотрел на бушующую жизнь последождливого Парка. Уже подступила горькая тошнота и пульсирующая боль навязчиво заколотилась в затылке. Сильнейшее напряжение постепенно завоевывало каждую клетку его плоти и крови, немела кожа, слабели мысли. Патриций не выдержал и застонал от приближенья этих красно-белых мук. И в этот миг чьи-то прохладные пальцы коснулись его искаженного болью лица.

— Кто? — с трудом обернулся Георг. Его ослепший взгляд поплыл по пустому кабинету.

* * *

Сократ жестом предложил Леброну вина, но юноша отказался.

— Вы можете рассказать, как это произошло? — тихо произнес он. — Каким образом я очутился у вас?

— Да, конечно, — вздохнул Аргон и потер пальцами переносицу. — У твоей настоящей мамы…

— Как ее звали?

— Эрайла. Была у нее служанка-компаньонка Арика, которой она доверяла. Незадолго до родов она позвала ее и сказала: «Если родится мальчик, замени его мертвым, а самого ребенка спрячь и отдай тому, кто смог бы достойно воспитать его, только увези из Дворца». Ты, Леброн, родился первым, а следом на свет появилась девочка. Когда Владыке сообщили, что у его жены родилась дочь, ты уже вместе с Арикой уже летел на борту торгового корабля. Она села на первый попавшийся крейсер, он шел на Сатурн, и волею судеб ты выдержал перелет. Прибыв на Сатурн, Арика отправилась к нам во дворец, попросила о частной аудиенции для приближенной владычицы Марса Эрайлы. Мы встретились с ней, и она протянула нам малыша, умоляя позаботиться о нем. Олавия как раз ждала Ластению, она родилась днем позже твоего появления в нашем доме. Поэтому лишних вопросов не возникло — у нас появилась двойня. Когда ты немного подрос, мы изменили цвет твоих глаз и волос, чтобы ты походил на сатурнианина. Вот, пожалуй, и все.

— Почему Арика не отдала меня какой-нибудь простой семье? Отчего перенесла из Дворца во дворец? Может быть, тогда все было бы иначе?

— Ты все равно стал бы таким, какой ты есть, а вот что стало бы с семьей, взрастившей тебя, — это уже другой вопрос. Арика поступила правильно, принеся к нам во дворец сына величайшего правителя и его царственной супруги. В иной среде ты мог бы стать чудовищем.

— А разве сейчас я не являюсь чудовищем? — Леброн смотрел на Аргона тусклыми желтыми глазами. — Разве я не чудовище?

— Ты наследный принц Сатурна, — жестко произнес Сократ, — и будешь им всегда.

— Где Ластения?

— Наверное, спит, поздно ведь.

— А она знает, что я…

— Что ты ее брат, которого она любит всем своим золотым сердцем? Конечно, знает.

Леброн встал из-за стола и прошелся по балкону. Ветер овеял ночной прохладой его лицо, растрепав смоляные кудри. Уткнувшись лбом в золотистую балконную балюстраду, Леброн спросил:

— А что с Арикой?

— К сожалению, она умерла, когда тебе было четыре года.

— А Эрайла?

— Кажется, она покончила с собой, по крайней мере, такова была официальная версия.

— Получается, никто, кроме вас, не знает, кто мой настоящий отец? — Леброн глянул на вызолоченный свечными огнями стол.

— Да, Леброн, — Сократ смотрел ему в глаза, — мы втроем и ты четвертый — вот и весь народ, которому известно, чей ты сын.

* * *

Дракула с Палачом сидели в Зале Философии Крови и передвигали фигурки по четко расчерченной доске. Живые, причудливо ряженые статуэтки постоянно пререкались между собой, порою дело доходило и до драки.

Позабыв об игре, Дракула смотрел на гипнотизирующие капли фонтана, выполненного в виде Символа Крови. Фигурки вампира устали ждать и расселись у края доски, продолжая словесную перепалку со статуэтками Палача.

— Дракула, — рассердился молодой человек, — ты ход будешь делать, или я могу поспать, пока ты размышляешь?

— А? Да, да… сейчас, — очнулся вампир.

Его фигурки немедленно заняли свои места. Дракула передвинул одну и опять уставился на фонтан.

— Дракула, с тобой так весело, что просто с ума сойти можно, — покачал головой Палач. — Очнись хоть на минуту! Эта фигура так не ходит!

— Правда? — вампир заморгал веками, внимательно глядя на доску. — Верно, как же это я перепутал.

— О чем ты все время думаешь?

— Так, ни о чем.

Дракула помолчал, передвинул еще одну фигуру и сказал:

— Я выиграл.

— Не может быть, — Палач в изумлении воззрился на доску. — Эти малявки, наверняка, все подстроили!

Он ударил кулаком, и фигурки испуганно подпрыгнули.

— Я просто выиграл.

— Может, еще партию?

— Давай, — пожал плечами старый вампир.

— А все-таки, о чем ты думаешь?

— Обо всем сразу. Ты видел Терр-Розе?

— Конечно, видел. Как бы я, по-твоему, узнал, где ты находишься на Земле?

— Как она?

— Выглядит превосходно, — Палач критически смотрел на расставленные заново фигуры. — Пусть сама выбирается, нам своей боли достаточно. Ты выиграл, ходи первым. Как думаешь, что будет с Анаис?

— Мне все равно, — Дракула передвинул первую фигурку. — Я больше ни во что не ввязываюсь, с меня хватит.

— Даже если тебя опять попросит Терр-Розе? — хмыкнул Палач.

— Даже если меня об этом попросит сам Патриций! — отрезал Дракула с неожиданной злобой.

* * *

На Сатурне рассветало. Небо — чудесная гармония оранжевых и фиолетовых оттенков — с каждым мгновением увеличивало палитру цветов. Ни дуновения ветерка, ни шороха, ни шелеста… Все вокруг замерло, ожидая чуда пробуждения природы, в предчувствии феерии ее радости, пробуждения света и жизни. Планета просыпалась, а обитатели королевского дворца, проведя за беседами всю ночь, только отправлялись на покой. Леброн ушел первым. Вскоре и Олавия сказала, что хотела бы отдохнуть. На балконе остались Аргон и Сократ.

— Я опасался, что мы все сделаем неправильно, и вот именно так мы все и сделали, — Аргон смотрел на догорающие свечи.

— Ничего уже не изменить, это произошло бы рано или поздно. Я зайду к нему, ладно?

— Вряд ли он захочет сейчас с кем-нибудь разговаривать.

— Я просто пожелаю доброго сна.

Аргон согласно кивнул.

* * *

Первым возвратилось осязание, и под ладонями Патриция проступила прохлада подлокотников кресла. Вернулся слух, и Георг услышал, как звенит кабинетная тишина. Он чувствовал, что не один, что рядом кто-то есть, но зрения пока еще не было, оно вернулось в самый последний момент. У окна стоял Снекторн.

* * *

Опустив плечи и повесив голову, Леброн сидел на кровати.

— Спишь? — заглянул в спальню Сократ.

— Сплю, — ответил юноша, не поднимая головы.

— Что-нибудь снится? — Сократ присел рядом.

— Пока нет.

— Я тогда пойду?

— Погоди, — Леброн убрал упавшие на лицо волосы, — побудь со мной.

— Хорошо, — с готовностью закивал толстяк. — Но с условием: ты раздеваешься, укладываешься в постель, накрываешься одеялом до самого носа, и я сижу с тобой столько, сколько ты захочешь. Давай, вставай, я помогу тебе все это снять.

Юноша покорно поднялся. Большинство дворцовой одежды невозможно было одеть и снять без посторонней помощи. Толстяк добросовестно принялся расстегивать многочисленные мелкие застежки-крючки на спине Леброна.

— Помнишь, Сократ, я частенько в детстве не мог заснуть, пока ты не придешь и не расскажешь какую-нибудь историю.

— Как забыть, — хмыкнул он, — только прикончишь культурно пару винных бутылей, только приляжешь сладко всхрапнуть, как тебя расталкивают слуги с тем, что нужно опять идти убаюкивать это маленькое кудрявое безобразие. Да, пришлось с тобой повозиться. В минуты отчаяния начинало казаться, что это я тебя родил, сам, лично, и, похоже, роды все еще продолжаются.

Леброн виновато улыбнулся.

— Готово, — Сократ расстегнул последнюю застежку. — Штаны-то сам снимешь?

— Постараюсь, — рассмеялся юноша, — приложу усилия.

Пока он раздевался, Сократ задернул портьеры, разобрал кровать и взбил многочисленные подушки. Когда Леброн улегся, он накрыл его одеялом и потушил свет, оставив гореть лишь крошечный светильник в изголовье.

— Расскажи, каким образом ты догадался, что я сын именно Патриция?

— Ты опять за своё?

— Очень прошу.

Сократ посмотрел на его затемненное лицо, тяжело вздохнул и уселся на кровать, сунув под спину пару подушек.

— Понимаешь, Леброн, можно изменить внешность, можно вставить другие глаза, но изменить движения, манеру поведения, доставшуюся от твоего настоящего родителя, невозможно. Ты — молодая копия Патриция, ты так похож на него, что даже странно, что только я один, такой умный, догадался.

— Не говори, что я похож на него!

— Не шуми на старших. Буду я об этом говорить или нет — суть дела не изменится.

— А Анаис?

— Что — Анаис?

— Она моя сестра?

— Выходит, так.

— Где она сейчас?

— На Марсе, во Дворце.

— Во Дворце?

— Она там не по своему желанию.

— Ее необходимо привезти на Сатурн. Нет в мире места лучше Сатурна, ей здесь понравится. Она должна узнать, что у нее есть брат, есть вся наша семья. Сократ, а как ты думаешь…

Но Сократ уже крепко спал, уютно утонув в подушках. Леброн укрыл его краем одеяла, погасил ночник, устроился под боком толстяка и вскоре задремал, согретый его знакомым с детства теплом.

* * *

Тихонько шелестели брызги восьмиугольного фонтана в центре прохладной травянисто-зеленой залы. Георг сидел в кресле у самой воды, поставив бокал на белый каменный край с зелеными жилками. Хозяин Системы Бич расположился в кресле напротив, его тело терялось в волнах черной одежды, виднелись лишь худые, будто вырезанные из бумаги руки с непомерно длинными пальцами, тонкая шея и продолговатая лысая голова. Его лысый череп, обтянутый пергаментной кожей, вздувался венами и узлами, почти безгубый рот едва различался, заострялись полупрозрачные уши. На белой маске лица зияли огромные черные глаза, казалось, нечто темное и вязкое плещется в прорезях… Георг курил. Слова Патриция медленно, тяжело плыли в сизоватых дымных полосах.

— Что с тобой происходит? — Снекторн пил густую прозрачную жидкость, привезенную с собой.

— Просто слабость после приступа, еще не восстановился.

— Ты так и не выяснил, что это за приступы?

— Какая разница? — Патриций усмехнулся, поднимая на Снекторна взгляд непрозрачно голубых глаз.

Снекторн укоризненно покачал головой.

— Неужели тебе все равно?

— В общем, да.

— Но ведь это не правильно, ты же страдаешь.

— Снекторн, для меня одним страданием больше, одним меньше — существенной роли не играет. — Улыбка Патриция стала живее и ярче. — Я давно перестал прислушиваться ко всем своим мучениям, тем более отслеживать их причины и последствия. Когда ты добровольно не становишься рабом своей боли, она теряет над тобою власть.

— А ты не берешь во внимание, что эти приступы могут быть опасны?

— Ну, допустим, возьму во внимание, а дальше что? Тут-то они меня и раздавят окончательно.

Патриций замолчал, разглядывая перстень на безымянном пальце.

— Может тебе уехать куда-нибудь на время? — не зная, что предложить, сказал Снекторн.

— Куда, например?

— Да хоть бы в Бич, давно ты у меня не бывал.

— И что я там нового увижу?

— Одна звезда вот-вот должна взорваться, со всех ближайших Систем соберутся посмотреть…

На губах Патриция возникла кривая ухмылка.

— Понимаю, тебе это не интересно, — тяжело вздохнул Снекторн. — Но ты только скажи, только намекни, чем я могу тебя увлечь? Заинтересовать? Развлечь? Я все сделаю.

— С чего ты взял, что я вообще нуждаюсь в развлечениях?

— Да потому что тебе скучно! Тебе надо куда-нибудь съездить…

— Куда, Снекторн, куда? — Патриций встал и принялся мерить шагами залу. — Куда я смогу выбраться из своей тюрьмы? — Он ударил себя кулаком в солнечное сплетение. — Из своей личной тюрьмы, которая всегда со мной? И весь остальной мир, Снекторн, это тоже тюрьма, аккуратно разделенная на клетки! Я слишком хорошо знаком с ее архитектурой, чтобы питать иллюзии!

— Твоя беда в том, что ты всемогущ! — Снекторн тоже поднялся и стал ходить вокруг бассейна. — Ты находишься на такой вершине, откуда можно только падать!

— Я далеко не все могу…

— Это ты сам себе придумал, чтобы твое всемогущество окончательно тебя не задушило! Но, вынужден тебя огорчить, это не так! А, между прочим, всемогущество — страшная вещь! Как ты мог допустить, чтобы с тобой случилось такое?

Патриций остановился и посмотрел на Снекторна с озадаченностью во взгляде.

— Тебе не кажется, что ты глупости говоришь? У меня, почему-то сложилось такое впечатление.

— Может быть, — он подставил ладонь каплям фонтана и охладил лоб. — В запальчивости я порою не логичен. Пойми, я беспокоюсь о тебе и хочу хоть как-то, хоть в чем-то быть тебе полезен.

— Ты оставил свои дела, свою Систему и примчался по первому зову, чтобы просто поговорить со мной. И большего не нужно.

* * *

Ближе к обеду Леброн попробовал разбудить Сократа.

— Отстань, — пробормотал толстяк, пряча голову под подушку, — отстань, а то покусаю!

Завязав потуже широкий пояс сиреневого одеяния, напоминавшего просторный длинный халат, Леброн раздвинул шторы и посмотрел в окно, выходящее в сад. Солнечные лучи щедро вызолотили цветущие деревья и богатую зелень кустарников. И так ему захотелось выйти на воздух, согреться в ласковых солнечных объятиях, что Леброн на свой страх и риск снова попытался добудиться Сократа.

— Ну что тебе надо от меня, монстрище? — сердито пробубнил толстяк, пытаясь отвоевать одеяло, которое Леброн упорно стаскивал с него.

— Вставай, просыпайся, — тормошил его юноша, — пойдем в сад погуляем.

— Найди себе девушку и погуляй с ней! И не тронь мою подушку!

— Сократ, ну, пожалуйста, — Леброн присел на край кровати. — Мне нужно на воздух, но я не хочу идти один. Пойдем со мной.

Толстяк сурово взглянул на печальное лицо Леброна, широко зевнул и без особого рвения стал выбираться из кровати. Его всклокоченные волосы торчали во все стороны, рубашка и штаны безнадежно измялись.

— Одевайся! — бросил он и поплелся в ванную комнату.

Леброн помчался в гардеробную, выбрал простой прогулочный костюм, и когда толстяк выполз из ванной, уже поджидал его в полной готовности.

* * *

В Деревянной Столовой царило молчание. Ластения смотрела в свою нетронутую тарелку, обдумывая услышанное. Аргон с Олавией ждали ее слова.

— Думаю, не имеет никакого значения, родной он нам по крови или не родной, — наконец произнесла девушка, — но это должно остаться тайной нашей семьи.

— Разумеется, — кивнул Аргон, — если все откроется, невозможно будет предсказать всех последствий.

— А как сам Леброн отнесся к этой новости?

— Ему требуется время, чтобы осознать и примириться.

* * *

Сад благоухал летним цветением и щебетал пестрыми птицами. Леброн шагал по тенистой тропинке, следом плелся зевающий Сократ. Мысли юноши витали далеко от Сатурна, перед ним снова и снова возникал образ девушки с золотистыми волосами и глазами редчайшего цвета…

Вспомнился тот день, когда он увидел ее впервые. Аргон взял Леброна на прием к лунным королям, так юноша впервые в жизни оказался на Луне. Как же его поразила красота этого маленького мира! Необычной архитектуры, словно целиком отлитый из серебра дворец правительства Луны, окружали тонкие гибкие деревья. На их голых ветвях покачивались крупные голубые и пепельно-розовые цветы, похожие на удивленно и радостно распахнутые глаза. Столы для гостей расставили прямо в саду на бледно-голубой матово светящейся площадке, огороженной едва заметной серебряной оградкой, исчезающей в темно-синей траве. В кронах деревьев прятались фонарики, огни больших фонарей, приглушенные ажурными плафонами, отбрасывали легкие тени на лица гостей. До начала ужина Леброн вышел побродить по королевскому парку, — после яркого Сатурна, серебристый призрачный лунный мир казался таинственным, заповедным чудом.

Гуляя по тропинкам в зарослях сине-зеленых цветов, он заметил идущую к дворцу пару: высокого статного мужчину с белыми волосами и юную девушку в голубом платье с синеватым отливом. Корону ее золотистых волос украшали нитки прозрачных бусин, казавшиеся каплями росы. Спутник девушки был одет во все черное или темно-синее, Леброн не помнил точно. Тогда юноша решил, что они представители какого-нибудь знатного лунного семейства, но позже, на приеме, узнал, что мужчина в темном — Владыка Марса, а девушка — его дочь Анаис.

Весь вечер пара притягивала Леброна. Зачем-то хотелось понять, седые у Патриция волосы или нет? Если это седина, то почему она такого яркого цвета? Глядя на Анаис, Леброн забывал, что может показаться невежливым. Ее удивительные глаза, мягкие плавные движения, каждый поворот головы гипнотизировали юношу. Леброн никак не мог связать ее с Марсом, девушка чудилась воплощением лунных снов и фантазий…

— Лебрончик, — душераздирающе зевнул Сократ, — давай ты погуляешь, а я пока посплю под кустиком?

Леброн очнулся, возвращаясь под теплое солнце Сатурна. Толстяк плюхнулся в траву под сень тенистого кустарника с гроздьями желтых цветов. Леброн присел рядом.

— Сократ, ты хорошо знаешь Анаис?

— Надеюсь, да.

— Расскажи мне о ней.

— Что именно?

— Всё.

Толстяк посмотрел в лицо, обрамленное жесткими черными кудрями, в янтарных глазах читался такой мучительный вопрос, что Сократу расхотелось спать.

— Хорошо, — он сорвал травинку, растер ее в пальцах и начал рассказывать историю Анаис. Вернее, историю Алмона и Анаис.

* * *

Проводив Снекторна, Патриций вернулся в кабинет и долго курил, устремив в окно невидящий взгляд. Затем, тяжело ступая, прошел через сообщающиеся залы во внешний коридор. Поправив светильник на стене, Георг направился к лестничному маршу, ведущему к верхним этажам. Поднимаясь по золотистым ступеням, Георг остановился на одной из площадок и посмотрел на одинокого, замершего изваянием стражника.

— Как тебя зовут?

— Лэгва, — ответила живая декорация.

— Ты любишь вино, Лэгва?

— Да, — кивнул высокий, стройный, молодой стражник. — Конечно.

Георг окинул медленным взором его простую, строгую, но одновременно дворцовую одежду и посмотрел в ясные зеленые глаза на открытом лице.

— Выпьешь со мной вина, Лэгва?

Стражник осмелился взглянуть на Патриция, в надежде уразуметь скрытый смысл предложения. Но, похоже, Владыка действительно звал его простовыпить вина.

— Могу я оставить это здесь? — Лэгва кивнул на подобие изогнутого меча в своей руке.

— Оставь.

Они спустились обратно и прошли к кабинету Георга. Толкнув дверь, Владыка переступил порог, и немедленно вспыхнул приглушенный матовый свет, будто бы льющийся откуда-то из-под мебели.

— Присаживайся, — Георг кивнул на кресло рядом с письменным столом. — Какое вино предпочитаешь?

— Всегда хотел попробовать «Самертон-Самертон», — неуверенно улыбнулся стражник. — Говорят, оно из самого сердца лета?

— Да, — Георг посмотрел в хрустальное окно, — из сердца… лета… Сейчас принесут. Ты располагайся.

Лэгва присел на самый край кресла у хрустально окна и украдкой смахнул со лба капли пота. Вошел слуга с подносом и, расстелив на столе золотистую ткань, расставил бокалы, легкие закуски и бутыли с вином. На чинном боку каждой светилась одна единственная надпись: «Самертон-Самертон». Патриций сам откупорил бутыль, наполнил бокалы и потянул один стражнику. Тот взял и осторожно, словно боясь расплескать, поднес к губам и вдохнул аромат.

— Изумительно, — с восхищением произнес он, — просто удивительно!

— Мне самому именно это, подчас, кажется самым удивительным на свете, — отстраненно улыбнулся Владыка. — Аромат вина… что может быть совершеннее и проще?

Стражник прикоснулся губами к краю бокала.

— Оно прекрасно. Я обязательно расскажу жене о том, что мне довелось его попробовать… в вашем обществе, Владыка. Она, конечно же, мне не поверит.

— У тебя есть жена? А дети?

— Скоро будет, надеемся, — дочь.

— Ты же не всегда стоял на дворцовой лестнице, — Патриций закурил. — У тебя есть другая работа?

— Я историк и археолог, занимаюсь лингвистикой, моя профессия — Системные языки. Я был в группе разработчиков совершенного ключа расшифровки всех Системных языков. Потом на базе этого создали Универсальный Переводчик…

— И теперь ты стоишь на лестнице во Дворце, — закончил Патриций.

— Да, — кивнул Лэгва, — мне повезло.

* * *

Рассказ Сократа произвел на Леброна сильное впечатление, такое сильное, что он долго молчал, разглядывая древесные стволы напротив. Толстяк попытался поймать его взгляд, но безуспешно.

— Идем, — Леброн поднялся с травы, — идем скорее.

— Куда?

— Домой. Мне надо переговорить с отцом.

* * *

Порою на Марсе выдавались удивительно тихие, светлые дни. По аллеям парков и скверов бродили парочки, заполнялись посетителями многочисленные увеселительные заведения, казалось, все жители Марса стремились отдохнуть и почувствовать себя такими же счастливыми и благополучными, как и родная планета.

* * *

Распахнув дверь, Леброн буквально ворвался в Деревянную Столовую.

— Добрый день, сынок, — Олавия улыбнулась, но глаза ее остались тревожными. — Как тебе спалось?

— Спасибо, превосходно.

— Присаживайся, поешь с нами.

— Не хочу, мам.

Следом за Леброном в Столовую вошел мучимый предчувствиями Сократ. Поприветствовав семейство, он сел за стол и сразу же потянулся к винному кувшину.

— Отец, — Леброн положил ладони на высокую резную спинку кресла, — мои глаза, они на самом деле какого цвета?

— Сине-серо-голубого, — чуть помедлив, ответил Аргон. — Четко цвет не обозначить, редкая цветовая гамма.

— Как у Патриция?

— Да. К чему вопрос?

Сократ допил бокал и снова его наполнил. Маленький желтоглазый слуга поставил перед ним тарелки, разложил приборы.

— Патриция нужно остановить, — в голосе юноши прозвучали нехарактерные металлические ноты, — необходимо прекратить кошмар, который сеет вокруг себя этот странный человек, правда, я не уверен, что это существо является по своей природе человеком. Первым делом необходимо забрать из Дворца мою сестру и ее друга… как ты сказал, его зовут?

— Алмон. — тяжело вздохнул Сократ.

— Да, и Алмона. И только я смогу это сделать, потому что я его кровный родственник.

— Каким же образом? — Аргон задумчиво смотрел на юношу.

— Что у меня здесь? — Леброн коснулся пальцем уголка своего глаза.

— Это вживленные цветные странзы.

— Их можно снять? Удалить?

— Леброн…

— Мама, прости, нет времени, это нужно сделать как можно скорее.

* * *

Алмон неплохо знал способности таких вот Серых Обителей на подземном уровне, они отличались большим разнообразием — в них выдерживали людей, могущих оперировать энергиями. Подобный человек мог исчезнуть из любого помещения, только не отсюда. Беглого осмотра хватило, чтобы определить это помещение, как одно из несложных. Просто комната, откуда нельзя выйти.

* * *

Когда за Лэгвой закрылась дверь и слуги очистили стол, Патриций подошел к окну и долго стоял, глядя в никуда.

— Георг, — откашлялся за спиной голос Палача, — вы простите, что это… отвлекаю, но, думаю, надо доложить: через закрытую площадку Вихря прибыл какой-то молодой человек и просит, нет, даже требует разговора с вами.

— Зови сюда, — безразличным тоном ответил Патриций, не оборачиваясь.

Палач вскоре вернулся с высоким статным юношей, одетым в богатые черные одежды и совершенно неподходящие к ним солнцезащитные очки. Патриций обернулся посмотреть на гостя.

— Кто таков?

— Меня зовут Леброн, мне необходимо поговорить с вами.

— Да? Ну, говори.

— Мы могли бы поговорить наедине?

Палач прямо дар речи утратил от подобной наглости. Однако, Патриций движением руки приказал ему выйти. Когда они остались вдвоем, молодой человек сказал:

— Уверен, нам нужно кое-что обсудить. Дело в том, что я ваш сын.

Патриций вяло усмехнулся. Но, Леброн убрал с глаз очки, и усмешка Владыки застыла.

* * *

— Что же мы натворили, — Олавия подошла к балконной балюстраде, и легкий ветерок коснулся ее заплаканного лица. — Что же мы наделали, Аргон…

Король обнял ее за плечи, рядом неловко топтался ненавидящий самого себя Сократ.

— Олавия, — откашлялся толстяк, — он бы все равно все сделал по-своему. Его бесполезно было отговаривать, не забывай, чей он сын…

— Не надо снова напоминать, чей он сын! Я и так прекрасно помню!

— Хорошо, хорошо, — закивал Сократ лохматой головой. — Никогда и ни за что больше не напомню.

— Что же теперь будет? — проговорила Ластения, ни к кому не обращаясь. — Что будет с Леброном и со всеми нами?

* * *

На Владыку смотрели два голубых огня, буквально разбрызгивающих потоки энергии. Всю жизнь глаза Леброна находились в плену странз, сдерживавших силу их жизни и цвета, а теперь все скрытое вырвалась на свободу. Патриций молча разглядывал юношу, мысленно он немного изменил его лицо, представил вместо черных волос белые и молодой человек стал его точной копией.

— Если вас интересует, откуда я взялся, — упредил вопрос Леброн, — могу рассказать, если, конечно, у вас найдется немного времени.

— Найдется, — кивнул Патриций. — Присаживайся.

— Спасибо, что согласились выслушать, — Леброн устроился в кресле и стал рассказывать все, что он узнал от Олавии и Аргона. Ничего не утаивая.

* * *

— Мы отправили нашего мальчика на погибель, — отсутствующий взор королевы был устремлен в чистое вечернее небо. — Нет прощения ни мне, ни тебе, Аргон.

— Ничего ему Георг не сделает, — с твердостью заявил Сократ. — Какой правитель не мечтает о наследнике? Ничего плохого не случится.

— Я иду за ним, — Аргон развернулся и направился к выходу с балкона. Толстяк едва успел поймать его за рукав.

— Погоди, Аргон, ты совершишь непоправимое.

— А что ты предлагаешь? Просто сидеть?

— Да, просто сидеть и ждать. У нас пока нет другого выхода.

* * *

Закончив рассказ, Леброн посмотрел в лицо Георгу. Оно ничего не выражало, а глаза Владыки удивительно быстро меняли свой оттенок от голубого к металлически-серому и снова к голубому. Леброн не мог понять, что это означает. Весь облик юноши выражал спокойное почтение и невозможно было догадаться, какую же холодную ненависть испытывает он к сидящему напротив Владыке величайшей Империи Солнечной Системы.

Молчал Патриций долго, Леброну даже показалось, что он забыл о его присутствии, целиком и полностью погрузившись в свои размышления. Неожиданно Георг встал и вышел из кабинета, оставив своего гостя в одиночестве. Леброн перевел дух, положил руки на подлокотники кресла и огляделся. Интерьер, выдержанный в золотисто-древесных тонах, камин, массивный письменный стол, кресла, округлые стеллажи с книгами и рукописями, улетающие ввысь многоуровневые потолки… Несмотря на то, что для кабинета помещение было слишком велико, ощущения пустоты не возникало.

Патриций вернулся с бутылкой вина и двумя бокалами. Поставив бокалы на стол, Георг принялся разливать вино. Леброн смотрел ему в спину, чувствуя, как его начинает охватывать какое-то странное напряжение. Тугой пружиной сжималась внутри ненависть, она сдавливала виски, теснилась во лбу, колола глаза, не находя выхода… Он весь подобрался, как для прыжка, но тут Патриций обернулся. Леброн спокойно сидел в кресле, его лицо, покрытое золотистым загаром неповторимого оттенка, которым одаривает только солнце Сатурна, выражало почтение. Георг протянул ему бокал. Леброн привстал и благодарно кивнул, принимая его. Вино юноша употреблял крайне редко и в исключительных случаях, потому как боялся, что под винным воздействием может обостриться его мнимое безумие. Патриций присел в кресло и посмотрел на Леброна поверх края своего бокала.

— Пусть вечность вашей жизни покажется вам лишь приятным легким мигом. — Леброн поднес бокал к губам.

Бокал показался бездонным, горло яростно сжималось, отторгая терпкую красную влагу, но, приложив усилия, он допил все до конца и поднял взгляд на Георга. Тот смотрел на него, так и не пригубив из своего бокала. Перед глазами юноши внезапно все поплыло, бокал выпал из ослабевших пальцев, упал на пол, но не разбился. Владыка поднялся и направился к юноше. Леброну показалось, что Патриций летит по воздуху. Подойдя к нему вплотную, Патриций поставил свой бокал на пол, склонился, разглядывая лицо Леброна, затем коснулся пальцами висков юноши, и в его сознание хлынула темнота.

* * *

«Если бы я только мог узнать что-нибудь о Глазе Идола, об Анаис, о чем-нибудь, кроме того, что и так всем известно, возможно Терра и вернулась бы ко мне…» — думал Дракула, глядя на ревущее пламя камина. Поймав себя на этих чудовищных мыслях, он разозлился, выплеснул в огонь остатки вина из кубка, едва не швырнув туда и сам кубок, и, покинув Большую Каминную, отправился в свои покои.

* * *

Над дворцом во всем своем великолепии наливался красками закат. Закаты на Сатурне прекраснейше глубоки, их палитра изменчива и многообразна. Упершись лбом в оконное стекло, Сократ сумрачно наблюдал эту красоту. Аргон и Олавия отправились на переговоры с правителями планеты Верон Системы Лик, а толстяк поднялся в свои апартаменты.

— Сократ? — послышался голос Ластении.

— Здесь я, — ответил он, не оборачиваясь.

Прошелестел по полу подол золотисто-оранжевого платья, в стекле отразилась изящная головка с гладко убранными под золотой венец черными волосами.

— Ты себя во всем винишь, да? — взгляд девушки скользнул по погасшему лицу толстяка. Он не ответил.

— Сократ, — пальцы Ластении коснулись его лица и легонько погладили щеку, — все равно нечто подобное случилось бы рано или поздно, ты и сам это знаешь. Ты же сам говорил, что теперь мы можем только ждать.

— М-да, — вздохнул толстяк. — Есть в жизни моменты, которые лучше перепить, чем пережить, или того хуже — переждать.

— Сказать, чтобы тебе принесли вина?

— Да ну его, это ваше вино! Пьешь, пьешь, а толку никакого. Покрепче что-нибудь в доме водится?

— Конечно. Что именно ты хочешь?

— Все равно, маленькая моя, абсолютно все равно.

* * *

Алмон не мог определить, сколько они с Анаис пробыли в этой серой комнате — время во Дворце являлось понятием весьма относительным, на разных уровнях, в различных сторонах Дворцового света время текло по-своему.

Сидя на кровати, полуволк смотрел на Анаис, от слабости и истощения она могла только спать. Не известно так же было, сколько они обходились без пищи и воды. Сам Алмон чувствовал себя вполне сносно, а вот девушка, отдавшая ему все свои внутренние силы, таяла на глазах. Ее необходимо было хоть чем-то подкрепить, хоть как-то поддержать. Алмон прокусил вену на своем запястье и поднес руку к пересохшим губам Анаис.

* * *

Патриций стоял у необъятного ложа и смотрел на мертвенно-бледное лицо юноши, оно казалось почти голубоватым на черном шелку подушек — загар, подаренный солнцем Сатурна, испарился с его кожи. Леброн все еще находился без сознания. Глаза Патриция были печальны. Его сын… он пришел сюда, чтобы обмануть его. Его обмануть… «Какое он носит имя? — текли мысли Георга. — Леброн? Леброн… Леброн… Ах, да, Леброн… Бог Ясности Ума, Знаний и Света, один из богов Сатурна». Постепенно всплыли значения других имен: Аргон — Бог Мудрости и Справедливости, Олавия — Богиня Любви и Материнства… Ахун, — вспомнилось Георгу, — Бог Постоянства. Патриций усмехнулся и снова посмотрел на юношу.

— Имя тебе я выбрал давно, — произнес Георг. — Как же я мог не знать, не чувствовать, что ты есть? Что ты живешь?.. Пусть поможет нам Нэскей — Бог Торжества Мщения.

Пальцы Патриция коснулись лба юноши и едва заметно дрогнули, высвобождая потоки энергий.

* * *

Напиваться Сократ предпочел в одиночестве, он не выносил публичных переживаний. Как только нужный результат был достигнут, толстяк дополз до кровати, рухнул и отключился.

* * *

— Дракула, по-моему, ты впал в уныние, — констатировал Палач, созерцая старого вампира, сидящего в кресле. Дракула молча тянул вино, не реагируя на потуги молодого человека завести разговор. — Может, пойдем, отколемся где-нибудь так, чтобы небу стало жарко?

Вампир так же молча вылез из кресла, подошел к Палачу, взял его за плечо и подвел к большому напольному зеркалу в серебряной раме.

— Смотри, — сказал он.

— Куда? — удивился Палач. — Ты чего?

— Туда, — Дракула кивнул на отражение. — В зеркало.

Палач — довольно высокий, крепкого телосложения молодой человек с вьющимися волосами каштанового цвета, правильными чертами лица рыцаря-крестоносца, темными порочными глазами, и старый вампир, похожий на выбеленную временем древесную щепку, являли собою разительный контраст.

— О чем ты говоришь, Палач? — с яростью произнес Дракула. — «Отколемся»! Я уже отколол от этой жизни всё, что мог, куда ж больше? Ты что, во всем Дворце не можешь найти себе подходящую компанию и оставить меня в покое?! Ах да, теперь здесь больше нет этого толстого мерзавца, обобравшего меня до нитки, с которым ты был настолько дружен, что и вовсе позабыл о моем существовании! Тебе даже в голову не приходило поинтересоваться, чем я живу, что со мной происходит! Ты вспомнил обо мне только теперь, когда заняться тебе больше нечем и некем!

Палач с удивлением смотрел на взбесившегося вампира.

— Да чего я такого сказал-то? Я же хотел…

— Оставь меня в покое! В по-ко-е!

* * *

— Сократ! Проснись!

Некто тряс его за плечи и взволнованным голосом требовал немедленного пробуждения. Приподняв веки, он сфокусировал взгляд и увидел встревоженное лицо Олавии.

— М-м-м? — толстяк попытался приподняться.

— Сократ, от Леброна до сих пор нет никаких известий! Понимаешь — никаких!

— А что, уже утро? — он принял сидячее положение и помассировал гудящие виски.

— Уже вторая половина дня!

— Вот это я поспал…

— С ним что-то произошло! Я сердцем чувствую! Произошло что-то плохое! — Олавия разрыдалась. — Что делать, Сократ, что же нам делать?

— Вот слезы — это лишнее, моя хорошая, совершенно лишнее, — забормотал Сократ, мгновенно просыпаясь. Он слез с кровати и обнял дрожащие плечи королевы. — Для нас Леброн все еще маленький мальчик, однако, он давно уже взрослый парень, способный постоять за себя.

Олавия плакала, уткнувшись ему в плечо, Сократ неловко поглаживал ее по неприбранным волосам и думал о той глупости, которою он только что сказал.

Дверь приоткрылись, в спальню заглянул Аргон.

— Сократ, — немного растерянно произнес он, — там явилась какая-то дама и требует тебя, причем немедленно.

— Аргон, прямо сейчас не могу, ты же видишь — я занят. Я успокаиваю твою жену.

— Простите меня, я сейчас приду в себя, — Олавия отстранилась. — Все хорошо.

Толстяк спешно поискал по карманам платок, но не нашел ничего подходящего.

— Идем, милая, — Аргон взял ее под руку, — тебе необходимо немного отдохнуть. Сократ, твоя гостья в зеленой гостевой зале.

— Если бы я еще знал, где находится эта зала.

— Хорошо, я сейчас вернусь и провожу тебя.

Аргон с Олавией вышли, а Сократ бросил взгляд в зеркало.

— М-да, — пробормотал он, — и зачем только поместили столь омерзительный портрет в интерьер королевского дворца? Опять уснул в одежде, на башке лесоповал, морда мятая… мрачный мрак.

И толстяк поплелся в ванную, на ходу стягивая с себя рубашку и штаны.

* * *

Над Дворцом полыхало утро. Патриций вошел в спальню, выдержанную в белоснежных, лазурных и светло-синих тонах, и принялся раздвигать портьеры на всех пяти окнах.

— Пора просыпаться, — сказал Георг, — утро в самом разгаре.

Юноша с трудом разлепил веки и увидел склоненное над собою лицо Патриция.

— Как спалось? — Патриций взял со спинки кресла заранее приготовленный халат, расшитый серебром.

— Отменно, — улыбнулся юноша, спрыгивая с кровати и потягиваясь.

— Что-нибудь снилось? — с ответной улыбкой Патриций окинул взором его превосходно развитое поджарое тело.

— Какая-то ерунда, точно не помню, — он сунул руки в широкие рукава халата, и Георг набросил одеяние ему на плечи. — Слушай, как все-таки хорошо, что весь этот глупый кошмар закончился. Даже не верится, что наконец-то я дома.

— Да, признаюсь, для меня твое появление оказалось полнейшей неожиданностью, — Георг наблюдал, как юноша завязывает синий пояс, как запускает пальцы в жесткие черные кудри, выравнивает пряди, отбрасывая их назад. — Я ведь жил с уверенностью, что навсегда потерял тебя. Ты был таким маленьким, когда тебя выкрали из Дворца…

— Несмотря на то, что я был очень мал, я все прекрасно помню, и всегда знал, кто я и откуда. Всю свою жизнь я шел обратно, пытался вернуться, видишь, для этого мне пришлось пройти через две Системы и четыре созвездия. Уничтожить бы всех, кто к этому причастен.

— Не беспокойся, уничтожим. Так, мальчик мой, сейчас тебя оденут и проводят завтракать в Бриллиантовую Залу. Дел у нас очень много, сегодня даем большой прием в твою честь.

— Ты знаешь, я как-то не очень привычен к большим приемам в свою честь, — усмехнулся он. — Как бы не растеряться.

— Не тревожься, Нэскей, теперь я смогу позаботиться обо всем, что касается тебя, абсолютно обо всем, вплоть до твоей растерянности. Жду тебя в Бриллиантовой.

Патриций закрыл за собой двери спальни, покинул апартаменты сына и быстро пошел прочь.

* * *

К возвращению Аргона Сократ успел отмыться до блеска, причесаться, переодеться, и его облик перестал так сильно диссонировать с интерьером.

— Как Олавия?

— Врачам пришлось дать ей успокоительных трав.

— Что, так плохо?

— Идем скорее, твоя знакомая, должно быть, уже заждалась.

— Слушай, а кто она вообще такая? Нет у меня особых знакомых на Сатурне, кроме вас.

— Не знаю я, кто она такая, — устало произнес король. — Идем же.

Только когда они миновали центральный зал заседаний, Сократ вспомнил, где именно располагается зеленая гостевая.

— Аргон, дальше я сам, спасибо, дошло до меня, где это.

— У меня все равно есть свободное время, провожу.

Аргон распахнул светло-зеленую дверь, декорированную тонкими серебряными цветами, и они вошли в небольшую гостевую, с пола до потолка выдержанную в двух цветовых тонах — зелень и серебро. Полукруглые диванчики, стол, по форме напоминающий продолговатый древесный лист, изящные легкие кресла и невесомая ткань занавесей в тон стенам.

В кресле у «древесного листа» сидела Терр-Розе Голубая Птица. Золотые гребни с черными камнями приподнимали упрямую гриву ее волос, черно-золотое платье облегало совершенную фигуру, золотое колье, браслеты, подвески… — казалось, вся она состоит из тьмы и золота.

— Здрасссьте, — казалось, Сократ ничуть не удивился, увидев ее. — Это же надо, сколько счастья нас посетило, боюсь не выдержать, скончаться на пороге!

Терра не ответила, она даже не смотрела на Сократа, ее взгляд был устремлен на высокого, статного короля Сатурна. Драгоценный обруч с камнями в цвет янтарных глаз сиял на голове Аргона, черты его лица были чуть резковаты, но вместе с тем царственны и благородны.

— Сократ, ты не хочешь нас представить? — сказал Аргон.

— Не хочу! — отрезал толстяк. — Терра, вот только тебя еще не хватало! Не могу понять, госпожа, я зачем тебя вообще тут вижу?

Терр-Розе не успела ничего ответить, в зеленую гостевую заглянула Олавия.

— Я не помешаю? Нет сил находиться в одиночестве, — она виновато улыбнулась.

— Может, стоит оставить вас одних? — Аргон подошел к супруге и бережно взял ее под руку.

— Ни в коем случае! — неожиданно воскликнула Терр-Розе. — Прошу вас, только не уходите!

Аргон с Олавией переглянулись и присели за стол.

— Нет, ну ты можешь ответить, что за интерес тебя привел? — медленно, но верно толстяк начинал закипать.

Ко всем горестям вдобавок, Терра слишком уж внимательно смотрела на королевскую чету, избегая встречаться взглядом с толстяком. Веки Олавии были все еще покрасневшими, однако мучение, терзавшее ее душу, она скрыла, как могла. Тени под глазами Аргона выдавали тяжелую бессонную ночь, но его, словно выточенное из золотистого камня лицо, было спокойно, лишь огоньки погасли в ясных янтарных глазах.

— Нет, ну это какой-то парадокс! — Сократ плюхнулся в кресло рядом с Аргоном. — Я ведь могу и не посмотреть на традиции и просто вышвырнуть тебя отсюда!

Терр-Розе и бровью не повела, она снова взглянула на королей и произнесла:

— Похоже, случилось нечто серьезное. Могу ли я быть вам чем-то полезна?

— Терра, а ведь я и вправду могу тебя вывести отсюда прямо сейчас! — Процедил толстяк.

— Погоди, Сократ, — сказал Аргон. — Мы так и не представились друг другу. Король Сатурна Аргон, моя супруга королева Олавия.

— Королева Параллельных Миров Терр-Розе Голубая Птица.

— Большая честь с вами познакомиться, — сказал Аргон, и мягко улыбнулась Олавия.

— Ну, всё! — Сократ резко хлопнул ладонями по столу. — Сейчас ты вылетишь отсюда, птица голубая!

— Сократ, выслушай, меня! — воскликнула Терра. — Прошу, просто выслушай! Мне необходима твоя помощь! Если бы я окончательно не заблудилась, я никогда бы вас не побеспокоила!

— А ну-ка, повтори, что ты сказала? Я плохо расслышал.

— Мне нужна твоя помощь! Твоя помощь и твоих друзей!

— Ну-ка, еще раз, я не понял. Тебе нужна моя помощь? Моя и моих друзей?

— Да! Понимаю, Сократ, что назревает час твоей звездной мести, да мне и самой было не просто пойти на такой шаг… но мне даже не с кем посоветоваться! Мало того, что от постоянного, ни на миг не отпускающего страха, я потеряла всяческий покой, нечто ужасное начало происходить и с моими мирами! Они будто бы начали истончаться, терять свои силы, и я не могу понять, отчего это происходит!

— Знаешь что, — прорычал Сократ, — сама разбирайся со своими вампирскими делами и дремучими мирами! Еще ведь наглости хватило сюда заявиться! Нет, ну парадоо-о-окс!

— Сократ…

— Погоди, Аргон, я еще не все сказал. Видишь ли, господства тебе повсеместного захотелось, да, Терра? Ничем не побрезговала, даже Дракулой! Теперь бегаешь и помощи просишь? Не знаешь, как поступить, да? А подвести под смерть Алмона в Мертвой Зоне — на это ума хватило? А отправить на Землю вслед за измученной девчонкой эту старую скверную дрянь? А всю жизнь мою развалить, только потому, что я не продаюсь? Это ты смогла?

— Да, Сократ, ты действительно многое знаешь, — лицо Терр-Розе застыло. — Знаю, что совершила много непоправимого, я этого и не отрицаю. Видишь ли, ты тоже мало с кем и с чем считаешься на пути к своей цели…

— Знаешь что, дорогостоящая, — перебил не на шутку разозленный толстяк, — никогда, слышишь, никогда я не шел по трупам и не торговал собой направо и налево! Никогда я ни перед кем не нагибался, даже перед Патрицием! И что ты можешь знать о моих целях? Что?!

— Действительно, — четко очерченные губы Терры дрогнули в улыбке, — что я могу знать о целях мелкого мошенника и незадачливого авантюриста. Аргон, Олавия, — Терр-Розе поднялась, — прошу прощения за мое неуместное вторжение в ваш дом.

— Постойте, — сказал Аргон, — вы наша гостья, и мы с супругой просим вас остаться хотя бы для того, чтобы разделить наш запоздалый обед.

— Да, дорогая, — кивнула Олавия, — оставайтесь. Вы устали и расстроены, вам необходимо отдохнуть и собраться с мыслями. Мы никуда вас не отпустим.

— Аргон, Олавия, вы должно быть плохо понимаете весь размер данной ситуации, — сказал Сократ. — Если вы на самом деле собираетесь оставить этого вампира во дворце, то уйду я. И поверьте, это не из вредности, я просто с этой женщиной не могу дышать одним воздухом.

— Сократ, — сказал Аргон, — я тебе верю, но и ты мне поверь. Терр-Розе действительно нуждается в помощи, и мы на самом деле не можем отлучить ее сейчас от нашего дома.

Сократ резко встал из-за стола, легкое серебряное кресло опрокинулось и с чеканным стуком упало на пол. Толстяк быстро вышел из гостевой залы, захлопнув за собой светло-зеленую дверь.

* * *

— Дракула, ты что-нибудь слышал о сокровищнице Нептуна?

Лежа на толстом ковре, устилающим пол дракуловской спальни, Палач курил, созерцая потолок. Облаченный в пурпур и золото, вампир пристально рассматривал свое отражение в зеркальной стене, тщательно укладывая длинные седые пряди волос. Пряди были хоть и длинными, но довольно редкими, поэтому особой пышности не получалось.

— Ты о сокровищнице на дне Океана?

— Именно, — Палач наблюдал, как красиво разлетаются дымные волокна.

— Не затмевай мне мысли перед приемом! Кстати, — Дракула взглянул на отражение развалившегося на ковре Палача, — а в честь чего сегодня такое торжество собирается?

* * *

Сопровождали Нэскея всего два человека — один совсем молодой, его, Нэскея, возраста, другой чуть постарше, с седыми висками. На костюмах сопровождавших, ближе к левому плечу, виднелась крошечная остроугольная эмблема, являвшаяся единственным ярким пятном на темной, нехарактерно строгой для Дворца одежде. Нэскей немного необычно ощущал себя в великолепном красно-золотом облачении. Рубиновую ткань, плотную, но удивительно мягкую на ощупь, покрывало тончайшее золотое плетение, красно-белое золото искуснейших браслетов оплетало руки юноши от запястий до предплечий, грудь его отягощали цепи с символами Силы и Власти Империи Марса.

На миг Нэскей замер перед входом. Сопровождающие распахнули малахитовые двери, и юноша шагнул в Залу.

* * *

— Терр-Розе, — произнесла Олавия, когда за Сократом захлопнулась дверь, — вы можете оставаться здесь сколь вам угодно, но если бы вы с Сократом заключили хоть какое-то подобие перемирия…

— Боюсь, это не реально, — вздохнула Терра. — Лучше мне все же уйти.

— Вы очень расстроены и я не отпущу вас в таком состоянии. Уверена, мы с Аргоном что-нибудь придумаем и помирим вас.

— Сомневаюсь, что такое в принципе возможно…

Внезапно в залу влетела Ластения.

— Как же вы могли его прогнать? — выкрикнула она безо всяких предисловий. — Что вы ему такого наговорили? — Девушка обратила пылающее лицо к Терре. — Вы… вы… это он из-за вас ушел, да? Он из-за вас ушел! Вы здесь появились, и он сразу же ушел! Он ведь тонкая, чувствительная натура, а вы… оскорбить его сумели! Он, должно быть, вещи сейчас собирает. И если он уйдет, я не знаю, что с вами сделаю! Слышите?!

— Ластения, опомнись, что ты говоришь? — Аргон едва не потерял дар речи.

— А вы, отец, не вмешивайтесь! — Ластения с трудом сдерживала рыдания. — Если он уйдет, я уничтожу эту женщину!

Она бросилась к дверям и уже на пороге крикнула так, будто это были последние слова в ее жизни:

— Я люблю его! Слышите?! Люблю!

Хлопнула дверь. Воцарилась тишина.

— Вот так вот, да? — медленно произнес Аргон. — Изумительно…

— Да о ком это она? — Олавия в растерянности посмотрела на Аргона. — Кого она любит-то?

— Сократа, дорогая. Наша девочка влюбилась в Сократа.

* * *

Перевязав запястье, Алмон прошелся по комнате, выбирая самое небезнадежное место с обрывками энергоцепей. Встав на колени, полуволк прикрыл глаза, готовясь к раскрытию своего сознания. Да, выйти он не мог, но попытка внушить кому-либо наверху мысль спуститься вниз, вполне могла увенчаться успехом. Необходимо было пробиться к сознанию хотя бы одного человека среди многочисленного Дворцового народонаселения, протянуть ниточку к его разуму и тянуть за нее до тех пор, покуда дверь не откроется.

* * *

— Кажется, я действительно пришла не во время, — смущенно произнесла Терр-Розе.

— Не беспокойтесь, все хорошо. Олавия, скажи, чтобы нашей гостье принесли вина, а я, с вашего позволения, ненадолго отлучусь. — Аргон поднялся из-за стола и вышел из гостевой залы.

В ожидании, когда же его начнут упрашивать остаться, толстяк медленно собирал вещи. «Ну, наконец-то, — подумал он, увидев на пороге Аргона. — И чего так долго?» Сделав вид, что не замечает короля, Сократ излишне аккуратно сложил очередную рубашку и определил ее в стопку на кровати.

— Сократ, ты когда-нибудь бывал близок к помрачению рассудка? — Аргон встал в дверном проеме, сложив руки на груди.

— Нет, не бывал.

— А я скоро буду, — Аргон с полминуты наблюдал за показательными сборами Сократа, затем сказал: — Как насчет того, чтобы стать моим зятем?

— Не самый лучший способ удержать меня в этом доме, но я подумаю над твоим предложением.

— Я говорю совершенно серьезно. Только что Ластения устроила скандал твоей знакомой. Из ее крайне эмоционального монолога мы уяснили, что наша дочь в тебя влюблена. Еще она заявила, что ты тонкая и чувствительная натура. Ума не приложу, с чего она это взяла?

— Это что, у тебя шутки такие, что ли? — со штанами в руках толстяк развернулся к королю. — Довольно необычный юмор, Аргон.

— Увы, мне сейчас не до шуток.

— Но… Нет, ты что, серьезно?

Аргон кивнул.

— Но как же такое возможно? Что за глупости малышка вбила себе в голову? А насчет тонкой натуры ты напрасно сомневаешься, я толстый только на внешний вид, а внутри я знаешь какой тонкий… Нет, ты действительно серьезно?

— Да!

— Ладно, хорошо, я все понял. С девочкой надо поговорить, объяснить… Я проведу беседу, она все поймет, все осознает, и пусть этот вопрос тебя больше не волнует.

— Пусть меня больше не волнует то, что моя дочь в тебя влюбилась?

— А чем я плох, в конце концов? Чем я тебе не нравлюсь, а, папаша? Я могу тебя так называть?

— Сократ, мне действительно сейчас совершенно не до смеха, — очень тихо произнес король.

— Извини, прости, я немного перегнул. Думаешь, у Ластении это серьезно?

— Ты бы видел ее. Казалось, еще немного, и моя нежная ласковая дочь вцепится в волосы Терр-Розе. На Ластению это совершенно не похоже, такой ее могла сделать только любовь.

— Или помрачение рассудка, — мрачно пробормотал Сократ.

— Иногда, Сократ, это одно и то же, — выдохнул Аргон. — Ты знаешь, я выпил бы сейчас пару бокалов вина. Что-то я устал…

— Одну минутку, сейчас свистну слуге. А ты присаживайся, ноги вытягивай, расслабляйся… Я тебе сейчас еще плечи помассирую, это знаешь, как здорово помогает!

И толстяк поспешно выскочил из покоев.

* * *

Сияние огней Малахитовой Залы на миг ослепило Нэскея. Многочисленное общество уже давно собралось и дружно недоумевало — отчего же ничего не происходит? Обычно приходилось ожидать Патриция, но Владыка присутствовал в Зале, он в одиночестве сидел за центральным столом и с отсутствующим видом покачивал в руке любимый кубок с Драгоценностями Космоса.

Когда распахнулись двери и на пороге возник Нэскей, шум и гул моментально стихли. В тишине, под сотнями взглядов, юноша направился к Георгу. Его вид, поступь были величавы и спокойны. Патриций поднялся ему навстречу… Гости продолжали хранить молчание и тогда, когда юноша прикоснулся лбом к правой руке Повелителя — приветствие, принятое меж близкими родственниками мужского пола. Затем юноша встал по левую руку Патриция и замер красно-золотым изваянием. Предоставив публике возможность как следует оценить их сходство и довольный произведенным эффектом, Владыка произнес:

— Спасибо, что посетили мой дом. О причинах этого торжества я умолчал намеренно, хотел сделать вам сюрприз, надеюсь, он мне удался. Позвольте представить виновника торжества. Мой сын Нэскей, мой вновь обретенный сын.

Спустя пару секунд тишина взорвалась криками и громом оваций. Коротким жестом призвав к тишине, Патриций кратко поведал о похитителях из созвездия Огня и о том, как юноша сумел вернуться в родные стены после стольких лет разлуки. Во время этого монолога Нэскей хранил молчание, глядя поверх голов присутствующих. Когда Патриций закончил, он произнес:

— Я счастлив вернуться домой, — на удивление чисто, уверенно и свободно прозвучал его голос в гулком малахитовом пространстве. — Счастлив вновь ступить на родную землю Марса. Выше чести нет, чем быть принятым во Дворце, не существует большего счастья, нежели быть сыном великого Георга Патриция.

Затем отец и сын заняли места за центральным столом, и торжество началось.

* * *

Аргон с Сократом пили вино с прохладными ломтиками кисло-сладких фруктов, а слуги развешивали и раскладывали обратно на свои места вещи толстяка.

— Где она сейчас может быть? — Сократ поддел тонкой вилкой понравившийся фрукт.

— Обычно плакать Ластения ходит в Ароматный Сад.

— Такая крытая оранжерея со всякими диковинными растениями?

— Именно.

— Пойду, схожу, поговорю с ней.

— А я вернусь в зеленую гостевую, — Аргон отставил бокал и поднялся из кресла, — провожу нашу гостью в Деревянную Столовую, может, и Олавия захочет немного поесть.

— Лучше бы ты проводил нашу гостью к выходу, — буркнул толстяк.

— Сократ, прошу тебя, не начинай все сначала, я действительно немного устал и не хочу, чтобы…

— Понял, понял. Ладно, я пошел. Скажите мне, ваше королевство, что-нибудь хорошее и ободряющее на дорожку.

— Если ты не разрешишь эту ситуацию, я велю отрубить тебе голову.

— Спасибо, мой добрый друг, это именно то, что я хотел услышать.

Они вышли из сократовых покоев, Аргон свернул к зеленой гостевой, а толстяк заторопился к Ароматному Саду — огромной оранжерее под прозрачным куполом, имитирующей небольшой парк прямо в стенах дворца.

Распахнув прозрачные двери, Сократ ввалился в оранжерею и посмотрел по сторонам.

— Ластения!

Девушка сидела на белоснежной скамейке в чаще вечнозеленых широколистных растений, чьи толстые стебли вымахали в два человеческих роста, и олицетворяла собой безутешное горе. Сократ присел перед нею на корточки.

— Ластения, это правда?

Она ничего не ответила. В саду стояла влажная духота, солнце било прямо в прозрачный купол над головою.

— Ластения, это правда? — повторил он.

— Что? — всхлипнула она.

— Что ты меня любишь?

— Да!

Сократ замолчал, не зная с чего начинать эту беседу, ко всей беде вдобавок казалось, что солнце метит своими разящими лучами именно ему в макушку. Немного поразмыслив, Сократ изрек:

— Ластения, деточка, посмотри на меня внимательно. Неужели тебе нравится то, что ты видишь?

— Нравится.

Ластения пристально разглядывала крупный белый песок под ногами, по ее щекам катились прозрачные капли.

— Деточка, ты же само совершенство, а я толстый и противный.

— Неправда!

— Я старый и сварливый.

— Глупости!

— Я многопьющий и злой. Я совершенно аморальный тип.

— Неправда!

— Я нудный и глупый.

— Нет!

— Я бездомный и нищий.

— Ничего подобного! Ты самый умный, самый веселый, мой дом — это твой дом, и в нем предостаточно богатства! И еще ты самый красивый, — добавила девушка.

— Ты так думаешь?

— Да! — ее точеные плечи, охваченные облачно-легкой тканью, вздрагивали.

— А как же Патриций? Вроде бы он тебе очень сильно нравился? Ты только посмотри, как далеко мне до Патриция… Ты только погляди на эту морду! Посмотри внимательно.

— Я это специально сказала, — перебила Ластения, — хотела, чтобы ты меня ревновал! Я и представить не могла, что на меня все так набросятся!

— Ах, вот оно что… — Сократ прошелся взад-вперед, разминая затекшие колени, и рявкнул вдруг: — Прекрати истерику!

Ластения захлебнулась слезами от неожиданности и перестала плакать.

— Выбрасывай скорее из своей прекрасной головки всю эту бессмыслицу. Не знаю, что ты там себе понапридумывала, но я тебе не пара и никогда этой парой не стану. Я тебя, можно сказать, вырастил этими вот руками, — толстяк почти ткнул ей в лицо пальцами. — Я с тобой как с дочкой собственной возился, а ты меня теперь так сюрпризишь! Отец в шоке, семья в истерике! Я уж о Терр-Розе не говорю! Да уже к вечеру вся Система затрещит о том, как я направо и налево совращаю молоденьких принцесс! И что Аргон с Олавией пригрели на дворцовой груди толстую ехидную змею! Думаешь, всем станет приятно?

— Мне все равно, что будет, все равно, что станут говорить, — на ее щеках играл румянец, а влажные ресницы слиплись «кустиками». Ластения была так красива, что у Сократа невольно сжалось сердце. «Боже мой, — подумал он, — хорошая моя девочка, как же ты быстро выросла»…

— Мне все равно! — повторила девушка. — Я тебя люблю и хочу за тебя замуж!

Глядя в лицо Ластении, полное немого обожания, он понял, что потребуется какой-то очень веский аргумент.

— У меня есть невеста, Ластения! — осенило толстяка. — Мы с нею помолвлены и скоро поженимся.

— Не может быть… — в ее глазах мелькнула растерянность. — И где же она сейчас, твоя невеста?

— На Сатурне, — ляпнул он, позабыв, что именно на нем он сейчас и находится.

— Где-где?

— На Венере, хотел сказать, я с тобою уже в именах планет путаться начал.

Сократ страдал от жары и молил всех богов, чтобы все это поскорее закончилось.

— Но ведь это же неправда! — губы Ластении снова задрожали. — Ты нарочно так говоришь!

— Чистая, истинная правда, деточка. Мы знакомы уже много лет и вот решили пожениться.

— Она красивая? — тихо спросила девушка.

— Да!

— Очень?

— Да!!

— Красивее меня?

— Вы совершенно разные!

— И ты ее любишь?

— Безумно!! — Сократу казалось, что еще немного, он взорвется и его обломки станут долго падать на раскаленную дорожку, медленно кружась в душном воздухе. — Пойдем куда-нибудь отсюда, а? Я обещал твоему отцу, что мы скоро вернемся, они ждут нас в Деревянной Столовой.

— Я не хочу.

— Они без нас не начнут. Будут там сидеть, страдать от голода…

— А… эта… она тоже там?

— Терра?

— Да.

— Конечно, куда же этой колдовке деться. Наверняка сидит сейчас, злобно потирает ручонки и обдумывает, как бы поудачнее изгадить остатки моей репутации.

— Тогда я не пойду. Мне… мне стыдно…

— Да ладно, брось, глупости все это, потом вместе над всем посмеемся. Надеюсь, к этому разговору мы больше не вернемся, хорошо?

— Хорошо, — Ластения поднялась со скамейки. — Пойдем. Можно я тебя под руку возьму?

— Я потный и вонючий.

— Это не важно…

* * *

— Палач, закрой рот, ты глупо выглядишь, — толкнул его Дракула.

— Нет, ты видел? — очнулся молодой человек. — Это что, в самом деле его сын?

— Судя по всему, да, — вампир посмотрел на юношу, сидящего за столом рядом с Патрицием.

— А… а… а откуда же он его взял?

— Родил! Только что!

Старый вампир ожидал любых гадостей от судьбы, но только никак не взрослого, реального, кровного наследника и претендента на престол Марса. Все надежды Дракулы касательно владения Империей покрылись туманной дымкой и сделались еле различимыми.

* * *

Когда толстяк с Ластенией пришли в Деревянную Столовую, троица за столом что-то оживленно обсуждала.

— Сократ, — махнул рукой Аргон, — иди сюда. Терр-Розе может оказать нам большую услугу!

— Да ну? — голос Сократа был сух, толстяк не собирался сдавать своих позиций. — Значит, вы уже все ей рассказали? Ну, что же, я заранее снимаю с себя ответственность за все многочисленные подлости, которыми ответит эта дама на ваше гостеприимство. Впрочем, давайте, выкладывайте, что вы тут придумали, но в любом случае, я этого не одобряю. Протестую, возражаю, не согласен…

— Сократ, — перебила Олавия, — Терр-Розе может показать нам нашего мальчика, и мы увидим, где он находится. Мы увидим его и услышим!

— Каким образом? — толстяк залпом выпил полный бокал прохладного напитка.

— Минуточку терпения, — улыбнулась Терр-Розе.

* * *

— За юного владыку! За молодого повелителя Марса! — неслось со всех сторон.

Сидя за центральным столом, Патриций наблюдал за Нэскеем, как он развлекается, не забывая отдавать должное яствам и винам. Лицо Георга было пустым, застывшим, а в глазах темными серо-стальными потоками текли, переливались чувства и мысли…

* * *

Меж ладоней Терры возникло голубоватое сияние. Оно росло, густело, становилось все ярче и ярче, разбрасывая синие и белые искры. Терр-Розе скатывала сияние в шар, словно необыкновенный снег. Шар получился крупным, густо-красным. Держа его обеими руками, Терра легонько дунула, шар вспыхнул ярким алым светом, погас и стал прозрачным.

— Готово, — улыбнулась Терра.

— Ой, всего-то-навсего Шар Лицезрения! — фыркнул толстяк. — А я-то уж думал…

— Это не Шар Лицезрения, Шары синие, они красными не бывают, — с легким презрением произнесла Терр-Розе, — это Тайное Око из Четвертого параллельного мира, его присутствия во Дворце не обнаружит даже Патриций.

Прозрачная сфера зависла над центром стола, в ней хорошо просматривались далекие пейзажи Дворцового Парка. Не прикасаясь к Оку, королева медленно вращала его, и пейзаж послушно менялся: промелькнули фонтаны, показалась центральная подъездная аллея, запруженная роскошным наземным транспортом. Дворец был так щедро иллюминирован, что казалось — у него светятся абсолютно все окна.

— Похоже, там что-то мощно празднуют.

На реплику Сократа никто не обратил внимания, общее внимание было приковано к Тайному Оку. Оно проникло во Дворец и понеслось по ярко освещенным коридорам. Насмотревшись на столь парадную атмосферу, Терра уверенно повела невидимого шпиона к Малахитовой Зале.

* * *

Поблизости от юноши постоянно крутились Дракула и Палач, наконец-то пришедшие в себя после такого потрясения. Палач Нэскею пришелся по душе, а Дракула не очень — юноша не раз ловил на себе его колючие взгляды.

Зазвучала плавная, настолько прекрасная музыка, что, несмотря на сильное опьянение и плохо повинующиеся ноги, Нэскей направился к жгучей брюнетке, издали пожиравшей его огромными черными глазами. В солнечно-оранжевом платье, прекрасно гармонирующим со смоляными волосами, убранными в высокую прическу, с обнаженными плечами и глубоким декольте, — девушка была дивно хороша.

— Ты великолепна, — сказал Нэскей, беря ее за руку, — идем со мной.

Юноша вывел ее на середину Залы, обнял и закружил в танце. Пышные юбки девушки летели и вились вокруг Леброна, она смотрела на юношу бездонными, обволакивающими глазами, не замечая, что молодой повелитель танцует в воздухе, не касаясь ногами малахитового пола.

* * *

— Разве он может быть здесь? — Олавия недоверчиво разглядывала пышное, шумное сборище.

— Вполне, — Терр-Розе осторожно перемещала Тайное Око, вглядываясь в лица.

— Терра, ты хорошо усвоила, как выглядит Леброн? — уточнил Сократ.

— Да! — королева внимательно рассматривала людей. — Отсутствием зрительной памяти пока что не страдаю…

— Не известно, если уж страдаешь отсутствием совести и принципов…

— Сократ! Пожалуйста! — взмолилась Олавия.

— Все, молчу.

— Вот он! — воскликнула Терра и ее руки, непроизвольно дрогнув, сместили изображение.

— Где? — Аргон с Олавией приблизились к сфере.

— Сейчас… сейчас… вот… вот он.

— Где? Не вижу.

И вправду, Олавия не наблюдала никого похожего на Леброна.

— Да вот же, в красном, танцует с черноволосой женщиной в оранжевом платье.

— Нет, он же совершенно не… — Олавия осеклась. — Это действительно Леброн! Посмотри, посмотри, — она тронула мужа за плечо, — почему он так одет?

— На нем все регалии Молодой Власти Империи, — задумчиво изрек Сократ.

Аргон молча смотрел, как руки Леброна блуждают по спине незнакомки, она смотрела на юношу взглядом, выдающим все ее желания. Прижимая девушку к себе, Леброн двигался с легкостью и умением опытного танцора.

— Надо же, а я и не знала, что он так умеет танцевать. Аргон, ты приглашал ему учителей? — Олавия была поражена переменами в сыне.

— Да, конечно, но они с ним напрасно мучались. Леброн терпеть не мог танцы и был на редкость неуклюжим, — в голосе Аргона прозвучало напряжение.

— Ну, значит, не так уж и напрасно мучались…

— Тише, — сказала Терра, — он что-то говорит.

— Пока что ты нравишься мне больше всех, — развязно произнес юноша, проводя пальцами по линии ее декольте. — Хочешь быть моей первой женщиной?

— Неужели я буду у вас первой? — незнакомка вскинула брови в притворном изумлении.

— Тебя не устраивает очередность? — его голос сделался грубым.

— Ну, что вы, мой повелитель, стать вашей женщиной — моя мечта! — она слегка приоткрыла губы и опустила ресницы.

Леброн склонился к ней и принялся жадно целовать ее лицо и губы.

— Быть может, пойдем прямо сейчас? — прошептала брюнетка.

— Сейчас не могу, — голос юноши охрип, — мне еще предстоит Посвящение, а уж потом десерт.

— Я стану для вас прекрасным десертом!

— Не сомневаюсь.

— А вы сделаете меня королевой Марса?

— Ты этого хочешь?

— Да.

— Я тебя сделаю королевой.

Терр-Розе презрительно фыркнула:

— Ага! Сделает! Королевой! Тебя!

— Тишина! — крикнул юноша.

Все почтительно смолкли, разворачиваясь в его сторону. Наступая сапогами в тарелки, Нэскей влез на стол и втащил за собою брюнетку.

— Слушайте все! — крикнул он. — Вот королева этого вечера и королева Марса!

Зала прогремела овацией, заиграла музыка, на этот раз она была быстрой и возбуждающей. Стоя на столе, Нэскей снова принялся осыпать даму поцелуями, кусая ее губы и шею.

— Что же это? — растерянно, жалобно произнесла Олавия. — По-моему, он слишком вошел в роль и переигрывает…

— Если он играет, то он просто гений актерского мастерства, — задумчиво заметил Сократ.

— Что ты хочешь сказать? — дрогнул голос Ластении.

— Пока ничего толкового.

— Прошу всеобщего внимания! — раздался до боли знакомый голос, и Терра непроизвольно перевела Око на говорившего.

На Патриции была одежда того же цвета и покроя что и на Леброне, лицо Владыки светилось.

— Сегодня мы празднуем возвращение домой моего единственного сына, — продолжил Патриций. — Но для того, чтобы он стал Молодым Повелителем, навек соединившись с Марсом и Дворцом, Нэскей должен пройти Посвящение.

— Посвящения! Посвящения! — взревела толпа.

Патриций поднял руку, призывая к тишине. Юноша спрыгнул со стола, стаскивая следом свою брюнетку, и встал рядом с Повелителем.

— Не может быть… — прошептала Олавия. — Леброн совершенно пьян!

— Да начнется обряд Посвящения! — повелел Патриций.

Зазвучала тихая музыка. Свет постепенно гас, на стенах вспыхнули огненные светильники, в подсвечниках загорелись свечи. Гости рассаживались разворачивая кресла так, чтобы все видеть и ничего не пропустить. Шелест одежд, шепоты, покашливания — словно обычная публика в зрительном зале готовилась к началу театрального действа.

На пару мгновений малахитовое пространство погрузилась во мрак, а когда огни вспыхнули вновь, в центре Залы возникло странное массивное сооружение. На короткие когтистые лапы опиралась широкая платформа, оббитая черной материей, по бокам распахнулись перепончатые крылья и, словно треугольная спинка, украшение в виде кучи отрубленных человеческих голов. В дрожащем свете факелов их выпученные глаза, раскрытые в беззвучном крике рты, гримасы мучения и боли под аккомпанемент стонущей музыки, производили эффект: стол-трон казался живым агонизирующим организмом.

Вскоре к музыке присоединился еще один звук, будто легкая ладонь ударяла по туго натянутой тонкой коже. На малахитовом полу проступили полуразмазанные знаки, словно некто невидимый небрежно вывел их сажей. Знаки задвигались по полу, выстраиваясь в заклятия. Трон ожил, засветился изнутри густым багровым светом, — он мягкой пульсацией повторял шлепки невидимой ладони по невидимой коже. Бесшумно, словно призраки, явились шестеро абсолютно одинаковых девушек с золотыми сверкающими волосами, служившими естественными одеяниями для обнаженных смуглых тел. Одна держала в руках длинный острый стилет с рукоятью из цельного рубина, другая — массивное серебряное блюдо с крупным черным предметом, напоминающим обугленное сердце гигантского существа. Девушки встали полукругом и замерли. Патриций жестом приказал Нэскею раздеться. Словно в полусне, юноша принялся медленно снимать одежду. Его голова шла кругом от выпитого вина и пряного запаха курений, наполнившего Залу. Когда Леброн разделся догола, одна из девушек застегнула на его бедрах нечто вроде кожаной повязки, другая проворно, ловко, натерла его тело составом, от которого Нэскей засиял, будто скульптура, целиком отлитая из золота.

Ритм ускорялся. Патриций стоял, прислонившись спиной к одной из самых дальних малахитовых колонн. Его лицо находилось в тени.

Ладонь била сильнее и сильнее, гудела туго натянутая кожа, трон-алтарь пульсировал багровым светом все ярче… В окружении шести живых статуэток, Нэскей прошел по черным символам к бьющемуся в агонии монстру. Его застывшее лицо с остекленевшими глазами ничего не выражало. Подойдя к сооружению вплотную, он оттолкнулся ногами от пола, завис в воздухе и плавно опустился на черное ложе. Лежа на спине, касаясь головой одного крыла и упираясь ногами в другое, он походил на сверкающее украшение в причудливом футляре, но никак не на живого человека.

Ритм напоминал уже биение сердца, возбужденного страхом… Зрители отчетливо ощущали, как натягивает и вибрирует кожа на их собственных телах. Девушка с блюдом подошла к Нэскею. Вторая живая статуэтка, размахнувшись, вонзила в «сердце» стилет. Из надреза хлынула бурая жидкость, похожая на старую кровь. Нэскей приподнялся на локтях и стал жадно ее пить. Музыка достигла агонии, стала невыносимой. Вдруг юноша пронзительно закричал, и его лицо, тело пошло трещинами, бороздами, как древесная кора.

Музыка оборвалась на самой высокой ноте, казалось, она прозвучала уже за пределами сознания, одновременно погасли огни. Когда же свет вспыхнул вновь, на малахитовом полу, раскинув руки и устремив безжизненное лицо вверх, лежал перерожденный Нэскей.

* * *

Аргон сидел неподвижно, как каменное изваяние, Сократ приводил в чувство Олавию, брызгая ей в лицо холодной водой, бледная до синевы Ластения тихонько обсуждала увиденное с Терр-Розе. Все находились в состоянии шока.

— Объясните мне, что это такое? — Аргон взял бокал вина, осушил его в два глотка и посмотрел на Терр-Розе. — Объясните, я не понимаю. Что он с ним сделал?

Олавия заливалась слезами, у нее начиналась истерика, и подоспевшие дворцовые врачи поспешили увести королеву.

— Скажите мне, что он сделал с Леброном? — в глазах Аргона все еще отражались огни Малахитовой Залы. — Отчего он так переменился?

— Патриций трансформировал его память, — уверенно ответила Терра, — он полностью изменил его представление о прошлом, вложил в сознание иные воспоминания, лица других людей. Скорее всего, вас он даже не знает, да и зовут его теперь Нэскей, а не…

— Поняли уже, — подал голос толстяк. — Сделай еще одно Око, поищем Анаис, она должна быть там, во Дворце. Найдем ее, начнем думать, как их всех достать из этого проклятого места.

— Хорошо, только на этот раз я не смогу удерживать его так долго, я потеряла много сил.

— Ну, так подключай запасные баки топлива!

— Извините меня, — Аргон поднялся из-за стола, — я, пожалуй, пойду, мне надо немного побыть в тишине, подумать.

Когда двери за ним закрылись, меж ладоней Терр-Розе снова возникло сияние, и вскоре невидимый шпион опять блуждал по галереям и залам Дворца. Он побывал и в покоях Патриция, и в покоях Анаис…

— Не то, не то, — бормотал Сократ, — все не то, не то, не то… Если они во Дворце, то их не будут держать в высоких покоях, веди Око к нижним уровням.

— К нижним? — удивилась Терра. — Там же…

— Веди, говорю, и не мешай мне логически мыслить!

— Как пожелаешь, — пожала она плечами.

Но как только Око миновало надземные этажи, сфера вдруг затрещала, заискрила и погасла.

— Чего это с этой штукой?

— Не знаю…

Терра создала новый шар, но его постигла та же участь. Королева призадумалась.

— Похоже, на нижних уровнях отсутствуют силовые поля или разорваны все энергоцепи.

— И что, туда никак нельзя проникнуть?

— Если ты помолчишь хотя бы минуту, я, может быть, что-то и придумаю.

Толстяк покладисто замолчал и потянулся к винному кувшину. Терра поднялась с деревянного резного кресла и отошла подальше от стола. Глаза королевы цвета беззвездного ночного неба вспыхнули, вокруг ее фигуры заметались ярко-зеленые разряды, в воздухе запахло озоном. Толстяк так и замер с кувшином в руках, наблюдая за Террой. А она тем временем соединила разряды в гудящий крутящийся клубок. Отчаянно завывая, он завис в пространстве и посветлел.

— Иди сюда!

Толстяк бухнул кувшин на стол и поспешил к Терр-Розе.

— А что это за штука такая?

— Вездеглазый Амаюн, — почти не разжимая губ, процедила Терра, говорила она с трудом, едва-едва удерживая бушующий клубок, — в нем энергия трех параллелей, он может работать вне ваших полей и цепей.

В дрожащей зеленоватой поверхности Вездеглазого Амаюна замелькали лестницы с простыми каменными ступенями, без ковров и украшений.

— Так, давай-ка осмотрим первый уровень, — переминаясь с ноги на ногу, Сократ пристально вглядывался в изображение.

— А они большие, эти уровни? — от напряжения на висках Терры выступили бисеринки пота. — Я его долго не удержу.

— Не знаю, сюда я еще не добирался.

Первый уровень оказался пуст, и Вездеглазый Амаюн устремился ниже.

— Ничего не пропускай, ничего, — от высвобождающейся энергии Амаюна трещали волосы, ощутимо покалывало кожу на лице, — так… так… ниже, ниже, ниже… стоп! Серую дверь проехали! Я же говорю, не пропускай ничего!

— Да ее не видно почти! Я ее не заметила!

Вездеглазый Амаюн прошел сквозь стену. Возникла сумрачная комната, освещенная едким светом шаров, висящих в воздухе.

— Ну, вот и Анаис, — прошептал Сократ, словно боялся, что его услышат во Дворце.

— А там… — обмерла Терра, — смотри, там же… рядом с нею…

— Алмон, — ядовито закончил Сократ. — Что, не ожидала, да?

— Но… как же так? Он же мертв!

— Прибыл обратно! По распределению! Хорошего человека, Терра, не так-то просто убить! Так, ну-ка, что тут у нас…

Толстяк внимательно всматривался в плавающую картину. По пояс голый Алмон сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Выглядел он устрашающе: сильно поседевшая шевелюра спутанной гривой падала на лицо, корка запекшейся крови на шее, перебинтованное запястье… Глаза полуволка были закрыты и, если бы не мерно поднимающаяся и опускающаяся грудь, можно было бы подумать, что он мертв. На кровати, подложив ладонь под щеку, лежала Анаис в рваном платье, с перебинтованным плечом.

— Выглядят ужасно, — пробормотал толстяк. — И чего они все в крови? Неужто над ними издевались…

— Алмон… не могу поверить. Интересно, а Глаз Идола все еще у Анаис или нет?

— Ты больше ни о чем другом думать вообще не способна? Можешь увеличить изображение?

Терра подвела Амаюн поближе к девушке и полуволку. Она рассматривала их измученные лица и никак не могла поверить в то, что это действительно Алмон.

— Эх, Терра, Терра, — вздохнул Сократ, — негодяйка ты крылатая. Посмотри, и твоя вина там сидит, рядом с ними.

— А что я? Что я?

— Изумления моего не хватает! Неужели совести хватит сказать, что ты ни в чем не виновата?

Вдруг, будто бы услышав этот разговор, Анаис открыла глаза и приподняла голову. Взгляд ее был пустым, безжизненным, но она не сводила глаз с Терры и Сократа.

— Ты знаешь, — напрягся толстяк, — у меня такое ощущение, что она нас видит.

— У меня тоже. И это совершенно не к добру.

— Почему?

— Потому что видеть с обратной стороны Вездеглазого Амаюна могут только умалишенные.

— Ты хочешь сказать, что…

В этот момент Анаис показала на них пальцем и засмеялась сухим лающим смехом.

* * *

Патриций бесшумно отворил двери в спальню Нэскея. Взгляд Владыки скользнул по беспорядку, царившему там: разбросанные по полу пустые бутылки, разорванное оранжевое платье… Разметавшись, юноша крепко спал, обнимая черноволосую девушку. Во сне он улыбался.

* * *

— Палач, так что ты там говорил о сокровищнице Нептуна? — зевнул Дракула.

Старый вампир нежился на Центральном Дворцовом Балконе. Развалившись, он сидел в кресле, тщательно укрытый зонтом от солнца так, чтобы ни капли жгучего света не попадало на его иссушенное временем тело. Рядом, бросив покрывало прямо на мраморный пол, разлегся Палач.

— Я говорил, что неплохо бы взглянуть на эту сокровищницу. Ходят слухи, что это незабываемое зрелище, будто сокровища устилают все дно Океана.

— Ну и что? — Дракула лениво щурился на клочки зеленоватого неба, виднеющегося по краями зонта. — Зачем нам на это смотреть? Что мы, сокровищ не видали?

Палач поднялся с покрывала и, поигрывая мускулами, прошелся к белоснежным балюстрадам. Дракула с завистью посмотрел на молодого человека. «Вот сейчас, — подумал Палач, — сейчас он опять разведет нытье о том, что у него была точно такая же фигура, только в сто раз лучше, но, к сожалению, время никого краше не делает…» Но, на удивление Дракула промолчал.

— А вдруг это интересно? — пожал плечами Палач, облокачиваясь на балюстраду. — Давай просто проветримся, посмотрим. Люблю прогуляться при свете золота и драгоценностей, нравиться мне греться в их тепле.

— Жаден! Жаден не по годам! — сварливо прокаркал Дракула. — Вообще-то, путешествия я люблю, вот, помню, как-то Чингиз Хан мне и говорит…

— Слушай, опять ты со своими землянскими воспоминаниями! Надоело, в самом-то деле. Едем на Нептун или не едем?

— Ладно, едем, спроси разрешения у Патриция.

— Ага.

Палач подозвал слугу и отправил к Георгу с вопросом. Вскоре слуга вернулся с ответом.

— Ну? — подбодрил Палач, видя, что молодой человек мнется и молчит. — Что сказал Георг?

— Сказал: «пускай летят куда хотят»! — Выпалил слуга. — А еще сказал… сейчас дословно передам: «Что они там за безобразный пляж устроили прямо на Центральном Балконе? Пускай немедленно убираются оттуда».

— Все ясно, — вздохнул Дракула, складывая зонт, — свободен, ступай. Когда поедем, Палач?

— Да хоть бы и завтра, что нас держит.

* * *

Терр-Розе осторожно прикладывала лед, обернутый в тонкую тряпицу, к пылающим ладоням. Сократ, под впечатлением от увиденного, наполнял бокалы.

— Можешь мне сказать, ради чего, собственно, ты все это затеял? — поморщившись, Терра поводила ледяным кусочком по горящей руке и бросила его в чашу. — Зачем вмешался в жизнь Патриция и Анаис? Ты ведь прекрасно себя чувствовал в роли хронического сплетника и всезнайки, во Дворце тоже неплохо устроился, хотя такой прохвост, как ты везде неплохо устроится, так зачем тебе все это? И можешь не рассказывать, что ты бескорыстная душка и тебе не нужен Глаз Идола.

— Боюсь, я не смогу объяснить тебе своей позиции, — Сократ протянул Терре бокал и уселся в кресло напротив. — Глаз Идола, конечно, никому бы не помешал, хотя бы в качестве сувенира. Хотя владеть таким опасным сувениром и постоянно получать кучу неприятностей… над этим еще стоит поразмыслить. Если посредством Глаза вмешаться в строение Вселенной, вот тут уж страшенная катастрофа обеспечена. Видимо, Создатели решили, что именно эта модель мироздания наиболее приемлема для нас. И кто я, собственно говоря, такой чтобы лезть своими трясущимися похмельными лапами в их творение? Если же никуда не лезть, а просто катать Глаз Идола по столу и очаровываться идеей всемирного господства, то это совсем уж пошло. Глаз не должен принадлежать ни мне, ни тебе, ни Патрицию.

— А кому?

— Идолу. В конце концов, это его личный орган зрения.

— Так зачем же ты тогда во все это ввязался? Зачем тебе понадобилась Анаис?

— А вот этого тебе, птица моя, боюсь никогда не понять.

* * *

— Отец, ты хотел меня видеть? — Нэскей выглядел свежо и подтянуто. После Посвящения и перерождения его облик приобрел захватывающую дух красоту, не свойственную обыкновенным людям.

— Да, присаживайся. Как отдохнул?

— Отлично! — юноша улыбнулся.

— Голоден?

— Пока нет.

— Хорошо, мне надо поговорить с тобой, — Патриций закурил сигару, с одобрением глядя на Нэскея. Юноша был в черно-синих одеждах, оттеняющих его яркие, светящиеся глаза. — Мне понадобится твоя помощь.

— Моя? — искренне удивился он. — Помощь? Но в чем?

— Есть у меня неприятели, хочу их наказать.

— Разве у тебя могут быть враги?

— Да, случается и такое. Но час возмездия настал, и ты мне поможешь.

— Конечно, я сделаю все, что в моих силах. Кто они?

— Люди Сатурна. Они перешли уже все границы, следует преподать им небольшой урок, похоже, они начали забываться.

— Ты уже решил, что будешь делать?

— Да. Я развяжу войну на этой планете.

* * *

Жители Нептуна — большеглазые существа с бледной, почти голубоватой кожей, были заранее извещены о прибытии важных гостей, и новость повергла их в неописуемое смятение. Эти миролюбивые создания, походившие на призраков потустороннего мира, занимались в основном поставкой неисчерпаемых даров Океана большинству планет Системы, при слове «Марс» неизменно покрывались холодным потом. Узнав о том, что к ним прибывают ни кто-нибудь, а Дракула с Палачом, в волнении и тревоге нептуниане заполнили окрестности центрального правительственного космодрома задолго до прибытия гостей.

А Дракула с Палачом, даже не подозревая, какой переполох вызвало на Нептуне известие об их грядущем визите, почти весь путь от Марса до Нептуна провели в гостином салоне, отдавая должное корабельным запасам вина. Палач выпивал скорее от скуки — чем еще было заняться в космосе? — а старый вампир опрокидывал в себя бокал за бокалом, потому как панически боялся летать на кораблях, даже если это непотопляемый ни в каких небесных волнах Дворцовый крейсер. Воспользоваться Залой Транспортных Вихрей Патриций не позволил, ничем не аргументировав этого запрета, и ничего не оставалось, как волочиться на корабле.

Когда же крейсер с символиками Марса и Дворцового Космодрома, совершил посадку на Нептуне и на ступени трапа осторожно вылезли Дракула с Палачом, их взорам предстали сотни пар огромных водянисто-голубых глаз без ресниц и бровей. В практически одинаковой серо-голубой одежде жители Нептуна казались единым целым со своею почти не знающей солнца планетой. Высокие гости взглянули на низкие бурлящие тучи, на плотную завесу тумана, оседающую на лицах липкой пленкой моросящих брызг, на мелькающие над горизонтом острые молнии и недовольно поморщились.

— Ну и болото! — проворчал вампир. — Вот здесь я точно заработаю себе ревматизм! Однажды на Земле я простудился страшным образом и…

— Про Землю не сейчас, ладно? Как ты думаешь, надо говорить этим земноводным что-нибудь дружественное или не надо?

— Не знаю!

— Наверное, все-таки надо.

— Тебе надо, ты и говори!

Палач глубоко задумался и изрек:

— Дорогие нептуняни! Нептунцы и нептунки, мы прибыли к вам с дружественным визитом, хотим посмотреть на вашу жизнь и планету! Надеемся, и вы к нам приедете в гости! Спасибо за внимание!

— Потрясающе, — саркастически усмехнулся Дракула, — ты прирожденный оратор!

— Сам тогда что-нибудь скажи.

— Не хочу я ничего говорить! Я мёрзну!

Воцарившуюся тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома. «Нептунцы и нептунки» напряженно смотрели на пришельцев и не верили в «дружественный визит». Тут внимание Дракулы и Палача привлекла пара богато одетых мужчин, пробиравшихся сквозь толпу. Они призывно махали руками. Спускаясь по символическому трапу, выполнявшему скорее декоративную роль, Дракула умудрился четыре раза поскользнуться, но Палач всякий раз во время его подхватывал, предотвращая падение. Встречающие препроводили гостей к наземному темно-синему автомобилю. В салоне воздух оказался сухим и свежим.

— Простите за небольшое опоздание, — застрекотал официальный представитель правительства Нептуна, представившийся Добуром, — дело в том, что нас задержала Сплошная Полоса Дождя, а через нее очень трудно пробраться. Сейчас мы доставим вас в самолучшую гостиницу…

— Там сухо? — бесцеремонно перебил озабоченный грядущим ревматизмом Дракула. Вообще-то он думал, что их отвезут прямиком во дворец Нептуна, гостиница, даже «самолучшая», уже показалась оскорблением.

— О, да, конечно! Я понимаю, у нашей планеты своеобразный климат, но вы не беспокойтесь, все предусмотрено и приспособлено к желаниям наших высочайших гостей!

— Должно быть, в этой гостинице не более трех комнат! — недовольно проскрипел Дракула на ухо Палачу. — Большего количества высочайших гостей им вряд ли дождаться! Какое отвратное болото!

Автомобиль плавно подкатил к серебристо-стальному зданию, основная часть которого была сделана из стекла, что придавало гостинице сходство с аквариумом. Рассмотреть остальные пейзажи не представлялось возможным, они скрывались за белесой завесой дождя. На лице вампира медленно, но верно возникало страдальческое выражение. Палачу хорошо был известен этот дурной знак: теперь чересчур мнительному старику повсюду начнут мерещиться подстерегающие его болячки, еще могли начаться всевозможные обиды и подозрения в неуважении.

— Ну вот… вот и все, — в голосе вампира прозвучало мучение. — У меня падает давление! И начинает болеть голова! Вот здесь начинает, — он ткнул себя пальцем в лоб, — и вот тут! — Палец указал на правый висок.

Большеглазые хозяева не на шутку перепугались и едва ли не на руках вынесли Дракулу из машины. Прикрывая его от дождя двумя зонтами, они доставили вампира в вестибюль и усадили в кресло. Из-за Дракулы Палача обделили вниманием, ему даже пришлось выбираться из салона самому и без зонта бежать к входу. В сфере таких событий молодой человек подумал, что зря он поехал вместе с Дракулой, ведь старик любое увеселительное путешествие способен превратить в тягучий кошмар.

Многоуважемых гостей препроводили в роскошнейшие апартаменты, где Дракула с порога вызвал обслугу и потребовал красного вина, «дабы поднять давление».

— Простите, — тихо, словно боясь звука собственного голоса, произнес маленький большеглазый слуга, — мы не употребляем красных вин.

— Как? — хором удивились пришельцы. — А что же употребляете?

— Только белое… — еще тише прошептал он.

— Ладно, неси, — махнул рукой Дракула и развернулся к Добуру. — Когда осмотр водоема?

— Через два часа, если вас устроит.

— Устроит! — Дракуле хотелось поскорее вернуться на Марс. — Ступайте теперь, оставьте нас! Палач, ну-ка, помассируй мне затылок, а то как-то совсем нехорошо и слабость такая неприятная в коленях…

* * *

В Деревянную Столовую заглянул Аргон и застал вполне мирную беседу Терр-Розе и Сократа.

— Аргон, — привстал ему навстречу толстяк, — великолепные новости, мы нашли Анаис!

— Превосходно. Сократ, Олавия все еще никак не может придти в себя, ей не помешает подняться на Семинебесную Площадь. Быть может, вы захотите пойти вместе с нами?

— Семинебесная Площадь? — Терра взглянула на свои ладони, краснота спала, боль ушла. — А где это?

— Она находится практически на крыше дворца.

— Вид, должно быть, открывается дивный? Я с удовольствием пойду.

— Я с вами, хоть путь туда и не близкий.

Чтобы подняться на Семинебесную Площадь — одну из высочайших точек Сатурна, являвшуюся древнейшей королевской усыпальницей, требовалось преодолеть бездну высоких каменных ступеней.

Лишь на закате они ступили на открытую площадку, огороженную балюстрадами песочного цвета. Повсюду возвышались статуи богов и королей Сатурна выполненные столь искусно, что создавалась иллюзия присутствия живых людей. Статуи стояли ничем не укрепленные — на Сатурне не бывает сильных ветров.

У каждой планеты своя особенность: на одной это дождь, на другой солнце, на третьей глупость. А на Сатурне — исключительный, целебный воздух. Он сам по себе является необыкновенным лекарством. Дух планеты, словно живительный бальзам, вливаясь в каждую клеточку тела, обновлял ее, привнося покой и умиротворение в душу. А порой возвращал, казалось бы, безвозвратно утраченное: надежду и веру.

* * *

— Ты всё понял?

— Разумеется. Ничего сложного.

— Вот и хорошо.

Патриций отстраненно улыбнулся, а его глаза отчего-то стали совсем серыми.

* * *

Наземное авто разрезало узким длинным корпусом бесконечную стену дождя. Настроение Дракулы и Палача заметно улучшилось после отменного обеда и обильного винопития. Они подъезжали к берегам Океана, но чем ближе он становился, тем отчетливее, сильнее, даже в салоне, ощущался тревожный дух, почти осязаемое дыхание тайной смерти.

Когда вампир с Палачом увидели сам Океан, его свинцово-серые волны, насквозь изрешеченные дождем, тучи, налитые чернотою так, что казалось вот-вот лопнут, громадных птиц, выискивающих добычу в утробно ревущей стихии, им стало не по себе. Хмель мгновенно улетучился, оставив предостаточно места для страха перед природой.

— Интересно, каким образом мы увидим сокровищницу? — голос вампира предательски дрогнул.

— О! — с гордостью и преклонением перед Океаном ответил Добур. — В прозрачной лифтовой кабине вы опуститесь к самому дну…

— Ни за что! — замахал руками Дракула. — Немедленно возвращаемся обратно! Разворачивайте эту глупую повозку, мы уезжаем! Палач, скажи! Подай голос!

Но, подавленный окружающим пейзажем Палач молчал, глядя в окно, не зная, как поступить, чтобы уронить достоинство в собственных глазах с минимальными потерями.

— О, это совершенно безопасно, — торопливо залопотал Добур, вращая прозрачными глазищами, — вы непременно должны посмотреть Океан, непременно! Поверьте, это незабываемые впечатления!

— Никому мы ничего не должны! — огрызнулся вампир. — Под воду я не полезу!

— Но это абсолютно безопасно! Вы же не можете нас просто так покинуть! В сфере наших отношении с Марсом… уехать без хороших впечатлений… вы не должны… то есть, я хотел сказать… — от волнения он перескакивал с фразы на фразу. — Сокровищница — это главная достопримечательность планеты… незабываемые ощущения… и вы… вы можете взять любую вещь, которая вам понравится!

Воцарилась тишина.

— Что, любую вещь? — заинтересовался Дракула.

— Да, совершенно любую! Это единственное исключение из правил, мы делаем его только для вас, наших почетнейших гостей!

— А… это точно безопасно? — весь вид Дракулы говорил о терзавших его сомнениях.

— Абсолютно! — обрадовался Добур, видя, что стена дала трещину и готова разрушиться. — Мы гарантируем вашу полнейшую безопасность!

Некоторое время страх и жадность дрались не на жизнь, а на смерть, и после жестокой и кровопролитной борьбы жадность победила.

— Хорошо, — кивнул вампир, — что ж мы напрасно в такую даль тащились? Давай, показывай, чего там у вас такого интересного.

Тщательно запаковавшись в захваченные из гостиницы плащи, Дракула с Палачом вылезли из машины и направились к подобию моста, уходившего далеко в Океан. Несмотря на укрепления, мост все равно выглядел крайне ненадежным.

Шли долго, так долго, что высоким гостям стало казаться, что скоро они достигнут противоположного берега Океана, если таковой вообще существует.

В конце концов, троица добрались до внушительной металлической постройки, напоминавшей ангар для «лодок», внутри находились прозрачные кабины лифтов. Оборудование в «ангаре» выглядело еще более ненадежным, но отступать было уже поздно — позади лишь хилый мост, да ревущая водная пучина. Собрав остатки достоинства и величия, Дракула и Палач на полусогнутых ногах полезли в лифт.

— Нет, нет, — запротестовал Добур, — кабина рассчитана на одного человека!

— А мы поедем вдвоем! — Дракула и мысли допустить не мог, что ему придется в одиночку «покорять» Океан. — Мы всегда и везде ездим вдвоем!

— Как пожелаете, — пожал плечами Добур.

Лифт слегка покачивался, и вампир с Палачом имели удовольствие наблюдать, как в четырехугольном шлюзе, буквально под ногами плещется серая водица. Они даже представлять не хотели, какая там глубина. Добур подозрительно долго возился с кнопками и переключателями… Палач стремительно терял присутствие духа.

— Что-то мне все это не нравится, — прошептал он Дракуле. — Что-то все это уж очень сомнительно выглядит…

— Замолчи! — зашипел в ответ вампир. — Все из-за тебя! Проветриться тебе, видите ли, захотелось! Чудная прогулка, нечего сказать! Чтоб я еще когда-нибудь…

Договорить он не успел, Добур наконец-то совладал с кнопками, и лифтовая кабина провалилась в бурлящий серый ад.

* * *

С Семинебесной Площади спустились глубокой ночью. Олавия с Аргоном пожелали гостям хороших снов и удалились. Терра почти сразу засобиралась в предоставленные ей апартаменты, королеве не терпелось остаться наедине с гаммой своих новых ощущений, подаренных незабываемым чувством единения с прекраснейшей планетой. Вскоре Ластения ушла отдыхать, и Сократ остался слоняться по дворцу в одиночестве. Спать не хотелось, в душе толстяка теснилось так много всего хорошего, уютного и светлого, что было жаль просто взять и лечь спать. Прогуливаясь по сонным галереям, он обратил свой взор на миниатюрный эркер, эдакий уютный уголок с полукруглым диваном и резным столиком. Толстяк поймал припозднившегося слугу и потребовал вина с чем-нибудь вкусненьким к нему. Зевающий желтоглазый паренек приволок толстяку поднос, поставил его на столик и немедленно ретировался, опасаясь, что Сократ потребует что-нибудь еще. Но толстяк всем был доволен, он развалился на диванчике и предался блаженству.

Прошел час, другой, веки Сократа стали слипаться. Идти в свои покои он ленился, поэтому решил поспать прямо в эркере. Он дотянулся до шнура полога у входа в эркер и дернул его. Полог опустился, и толстяк оказался в небольшой уютной комнатке. Смачно зевнув, Сократ устроился поудобнее, как вдруг услышал чьи-то осторожные шаги. Некто крался, не желая выдавать своего присутствия. Сон с толстяка моментально слетел. Во дворце Аргона не водилось людей, которым понадобилось бы от кого-то скрываться, а значит, крался кто-то чужой… Сократ поднялся и сел на краю дивана. Шаги приближались, легким шелестом звуча в ночной тишине. С противной дрожью в коленках, Сократ тихонько встал, отошел в самый дальний темный угол, взял длинную тонкую вилку для фруктов и приоткрыл ею край полога. Шаги послышались совсем рядом, и толстяк затаил дыхание. Из высокого стрельчатого окна напротив падала широкая полоса золотистого света луны Сатурна. В полосу ступил человек. Луна осветила тонкий кинжал в его руке, с лезвия все еще срывались тяжелые капли… От неожиданность Сократ отпрянул, случайно толкнув столик. Зазвенели бокалы. Человек резко обернулся, и сердце толстяка оборвалось. В полосе лунного света стоял Леброн.

* * *

— Как ты думаешь, смерть в воде — это не очень уродливо?..

— Смолкни! Или отправишься проверять на себе!

Глаза вампира угрожающе сверкали, но где-то глубоко, на самом дне, метался страх. За прозрачными стенами лифтовой кабины стремительно проносились грязно-серые воды, казалось, лифт не опускается, а стремительно падает и вот-вот врежется в дно.

— Ну, когда же это кончится? — пробормотал Палач, закрывая глаза.

— Могу сказать, с чего все это началось!

Внезапно бурлящая муть оборвалась, и кабина вошла в спокойную, неожиданно ярко-прозрачную воду. Всю эту безмятежную природу пронизывали тончайшие лучи света, которым, по всем законам, совершенно неоткуда было взяться. Бесшумно, будто призраки, проплывали удивительной красоты рыбы, «водяные птицы» — как их называли жители Нептуна.

Позабыв о страхах, пришельцы воззрились на эту феерическую панораму. Стены лифта были невидимы, казалось, плывут они сами по себе, безо всякой кабины.

Вскоре открылось дно Океана. Его на самом деле усеивали сокровища. Они блистали повсюду, насколько хватало взгляда: кубки, монеты, короны, просто камни без оправ — все, что только можно было себе вообразить. Лифт завис в паре метров от сверкающих предметов и стал плавно двигаться вперед, дабы ошеломленные зрители могли как следует насладиться захватывающей картиной.

— А-а-а-а… — то ли простонал, то ли прошептал Палач.

— Что же это такое?! — взвыл старый вампир, увидав несметные богатства. — Это что, никому не нужно? Просто так лежит?! Ты только посмотри, что творится!

— Успокойся, может, это все и не настоящее, так, для привлечения туристов…

— Нет, ну ты подумай, — не унимался Дракула, — чтоб я на их месте жил в моросящем болоте, ходил в сером мешке, жрал одну только рыбу и знал, что у меня под носом такая благодать!

— Не расстраивайся ты так, помнишь, что этот лупоглазый говорил? Мы можем взять себе что-нибудь…

— Хочу все! — неожиданно разрыдался Дракула. — Все, все хочу! Я себе планету куплю!

— Все сразу не получится, придется приехать еще пару раз. Давай-ка что-нибудь пока присмотрим.

Но старый вампир уже бормотал что-то невразумительное, дико вращая глазами. Палач слегка занервничал — пребывание в столь тесном помещении вместе с обезумевшим вампиром не сулило никакого счастья в жизни. Несмотря на крепкое телосложение и хорошую физическую силу, молодой человек не был уверен, что сможет справиться с вампиром, пускай даже этот вампир преклонных годов.

Хорошо, что в следующий миг лифтовая кабина перестала двигаться и устремилась вверх.

* * *

Леброн замер, вглядываясь в сумрак эркера, затем демонстративно вытер стилет о портьеру и вдруг исчез, будто растворился в воздухе.

Пару мгновений толстяк не мог пошевелиться и справиться с охватившей его паникой. Переведя дух, он выбрался из эркера и прислушался. Ничто не нарушало дворцовой тишины, кроме тихого пения полуночных птиц в притихшем саду.

* * *

Патриций ступил в золотистую кабинетную тишину. Солнечные лучи наискось прошивали хрустальное окно. На столе лежала стопка нерассмотренных бумаг и документов. Георг посмотрел на них и отвернулся, подходя к окну. Ослепительно яркий день клонился к вечеру. «Сейчас на Сатурне ночь, — подумал Патриций, — прекрасная ночь, удивительно красивые ночи на Сатурне, теплые, тихие…» В двери кабинета постучали.

— Владыка, вы…

— Я занят! — отрезал Георг, не оборачиваясь. — И не сметь меня сегодня беспокоить!

* * *

Дракулу с Палачом срочно доставили в гостиницу. Там взбесившемуся вампиру что-то укололи, и он благополучно уснул. Добур заботливо подоткнул ему одеяло, и они с Палачом вышли в гостиную комнату, где молодому человеку почтительно поднесли поднос с бокалом вина.

— Что это с ним такое? — Палач взял бокал и выпил слабенькое беленькое винцо в три глотка и безо всякого удовольствия. — Мозгами помрачился?

— Нет, нет, что вы! У многих бывает подобная реакция, все зависит от степени жад… от тонкости душевной организации. Чем тоньше организация, тем острее реакция. Когда он проснется, с ним все будет в порядке, уверяю вас!

— Ну, смотрите мне, а то все получите: и вы, и ваш разлюбезный Океан, — Палач протянул Добуру пустой бокал. — Кстати, что вы там говорили насчет предметов со дна, которые мы можем взять с собой?

— Конечно, конечно! Что именно вы хотите? Назовите и опишите эту вещь и вам ее тотчас же достанут!

— А… — задумался Палач, — э-э-э-э…

Как он не силился, как не напрягался, ничего вспомнить не получалось, вся красота и многообразие подводных сокровищ слилась в единое золотое сияние. От напряженной работы мысли у молодого человека даже пот на лбу выступил.

— Не переживайте, — с сочувствием произнес большеглазый Добур, — вы всё равно не уедете без подарка на память. Вот, возьмите, — он вынул из кармана и протянул Палачу пару позолоченных монеток, на одной стороне был выдавлен профиль короля Нептуна, на другой — эмблема планеты. — Одна вам, а другая вашему достойнейшему другу. Правда, прелесть?

* * *

Выскочив из эркера, Сократ помчался к покоям Аргона и Олавии. Распахнув двери, он замер на пороге спальни, всматриваясь в темноту.

— Аргон! — негромко позвал он, опасаясь напугать их внезапным вторжением. — Олавия!

Когда глаза толстяка привыкли к темноте, он тихонько вошел в спальню, приблизился к королевскому ложу и замер. В холодном оцепенении Сократ смотрел на супругов. Зияющие раны на груди, вырванные сердца брошены рядом, на подушки… Умерли короли так и не проснувшись — на их лицах навсегда застыло выражение спокойно спящих людей.

* * *

Возвращаясь домой, Дракула и Палач не разговаривали друг с другом. Настроение обоих было крайне скверным. Разговаривать, а вернее переругиваться, они начали лишь на подлете к Марсу. Во Дворце они сразу же разошлись по своим покоям, с грохотом захлопнув двери.

* * *

— Пришел ваш сын, Повелитель… — личному слуге Георга всегда становилось страшно до холодного пота, когда приходилось отрывать Владыку от размышлений. Патриций отвлекся от созерцания окутанного вечерней дымкой Парка и тихо произнес:

— Пусть войдет.

Нэскей вошел в кабинет и молча протянул Патрицию стилет с рубиновой рукояткой и шестигранным клинком.

— Как ты это сделал? — Повелитель взял стилет и провел пальцами по бурым пятнам.

— Вырезал им сердца.

— Почему именно так?

— Если в них нет уважения и почтения к Империи Марса, им ни к чему подобные сердца. Но меня кое-кто видел.

— Кто?

— Какой-то перепуганный толстяк, прятавшийся в эркере. Может, его тоже надо было убить? Он поднимет шум.

— Не обязательно, я знаю его, пусть поднимает.

— Отец, а как ты собираешься развязать войну на Сатурне?

— Это проще простого. Первый шаг ты уже сделал, а дальше, все покатится само собой. Сейчас я расскажу тебе о станции «Бег»…

* * *

Трагедия потрясла Сатурн. Жесточайшее, бессмысленное убийство, произошедшее прямо во дворце — в это невозможно было поверить. Как не пытались, виновных найти не смогли. После церемонии похорон тела Аргона и Олавии замуровали в статуи, копировавшие каждую черточку лиц, каждую складку праздничной королевской одежды. Не утирая слез, смотрела Терр-Розе, как на Семинебесной Площади устанавливают статуи, навсегда оставляющие королей молодыми и красивыми. Ей так хотелось поцеловать руку Олавии, поблагодарить ее и Аргона за теплоту, за то, что приняли ее в своем доме, как дорогую гостью… Облаченный в белый траурный костюм, Сократ поддерживал под руку сломленную горем Ластению, плакать девушка больше не могла. Легкий ветерок трепал каштановые кудри толстяка, он смотрел куда-то в пространство и всё что-то беззвучно шептал пересохшими губами.

* * *

— Как путешествие? — Патриций сидел за столом в Сиреневой Зале, сделанным в виде парящей птицы. Перед ним лежала древняя книга, на полях коей Георг время от времени что-то помечал. — Понравилась сокровищница Нептуна? — Патриций с улыбкой взглянул на перекошенные злостью лица Палача и Дракулы. — Привезли по монетке или вам даже этого не дали?

— Привезли, — сквозь зубы процедил Палач. — А вы откуда знаете про монетки?

— Они всем туристам их раздают в «утешение». Никто и никогда не может вспомнить ни одного предмета со дна Океана, и достать оттуда тоже ничего нельзя — вода отнимает память. Никто толком и не знает, настоящее там всё или иллюзорное.

— Ах… Понятно… понятно… — задохнулся от бешенства Дракула.

— Какие, однако, отважные эти земноводные, — покачал головой Палач. — Храбрые какие, поразительно.

В Залу вошел Нэскей, он принес пару старинных, источающих терпкий запах хранилища, фолиантов.

— Вот, отец, все, что ты просил.

— Прекрасно. Сейчас отмечу, что тебе необходимо прочесть и запомнить. Что-то ты какой-то бледный.

— У меня почему-то с самого утра ужасно болит голова, — поморщившись, Нэскей положил фолианты на стол, — как будто череп сверлят.

— С тобой раньше такое бывало? — Патриций внимательно смотрел на юношу.

— Нет, никогда.

— Тогда оставь пока книги, выйдем в Парк, прогуляемся на свежем воздухе, — Патриций развернулся к Дракуле и Палачу. — Вас я позвал, конечно же, не за тем, чтобы рассказывать о хитростях воды Нептуна, вы мне нужны вот по какому вопросу. Сегодня же вечером идите в Зал Управления Базами, включите Луч Войны станции «Бег» и направьте его на Сатурн, пусть завтра утром сатурниане проснутся и посмотрят на свой мир другими глазами. Все понятно?

— Да, Повелитель, — задумчиво произнес Палач. — Значит, хотите развязать войну на Сатурне… а, может, заодно и на Нептуне? Ну, чтобы не ходить два раза в Зал Управления Базами?

— Идите, — отмахнулся Патриций, — делайте, что сказал.

* * *

Терр-Розе с Сократом сидели в небольшой уютной бледно-голубой зале с миниатюрным овальным фонтаном в центре. Все фонтаны во дворце были выключены, все зеркала занавешены венками из черно-синих ночных цветов, портреты Аргона и Олавии украшали цветы и серебряные ленты. Жизнерадостный дворец стал пустым и мрачным, кругом царила тишина, придворные бродили как неприкаянные, слуги то и дело смахивали слезы, — все искренне любили своих королей.

Расположившись у мозаичного бортика фонтана, Терр-Розе курила тонкую черную сигарету в длинном мундштуке, толстяк сидел в кресле за низеньким мраморным столиком и молча пил.

— Никак не могу придти в себя, — вздохнула Терра, — такая трагедия… Не могу понять, этот дворец что, не охраняется?

Сократ поднял на нее тусклый взгляд и промолчал.

— Я, конечно, не так близко их знала, как ты, но успела понять, что они исключительные люди. Могу сказать, Сократ, что я искренне разделяю твое горе, и…

— Многоуважаемая, помолчите, будьте так любезны, сделайте величайшее одолжение.

Терра выдохнула терпковатый дым, поправила прическу и помолчала с полминуты.

— Сократ, не знаю, что мне требуется сделать для того, чтобы ты перестал меня отталкивать? В это трудно, быть может, невозможно поверить, но во мне многое изменилось за последнее время, и смерть Аргона с Олавией… в общем, Сократ, я на самом деле хочу быть хоть в чем-то полезной здесь и сейчас.

Толстяк не успел ничего ответить, дверь приоткрылись и на пороге появилась Ластения. Неуверенно ступая, пошатываясь от слабости и головокружения, она присела в соседнее с Сократом кресло.

— Как ты, девочка? — толстяк отставил бокал и взял ее за руки.

— Хорошо… — она говорила тихо, вяло, было заметно, что девушка находится под действием сильных успокоительных трав. — Как я буду жить теперь? Бедные родители…

— Собственными руками удавила бы это чудовище! — в сердцах отрезала Терр-Розе. — Аргон и Олавия не заслужили такой ужасной смерти, они вообще ее не заслужили! Ах, если бы только найти это чудовище! Узнать бы, кто это сделал!

— А я знаю, — медленно произнес Сократ.

— Знаешь?! — воскликнула Терра. — И молчишь? Да ты что? И кто же это сделал?!

— Леброн. Хотя, кажется, сейчас его зовут как-то иначе.

* * *

Патриций с Нэскеем вернулись с прогулки, и Георг велел накрыть стол в Зеленой Столовой, входившей в его частные покои. Нэскею нравилось бывать в этой прохладной зале-столовой, где безмятежно шелестели фонтанные струи и не было ни единого резкого или яркого цветового пятна, а лишь спокойные оттенки бледной зелени. Слуги принесли подносы, уставленные блюдами с остро пахнущими кушаньями, нежно-пряными салатами, горками свежайших овощей и бутылями легкого белого вина. Нэскей вытянул ноги, откидываясь на спинку кресла, шум воды умиротворял, снимал усталость.

— Отец, отчего во Дворце так много фонтанов и каминов?

— Огонь и вода лучше всего стабилизируют его энергию, да и для мыслей полезно.

— Вино здесь необычайно вкусное, — Нэскей смаковал солнечные капли, — и от него не хмелеешь, напротив, будто собираешься изнутри, голова светлеет…

— Да, такого вина нигде кроме как во Дворце не производят, оно целебно, способно излечивать болезни души и тела. Но с ним надо быть осторожным, определенный сорт подавать к определенной еде, еще хорошо бы учитывать и состояние духа. К радости одно вино, к грусти другое, и к работе свое, и к отдыху, и к размышлениям.

— А это что за сорт?

— «Локвин-Грааске», подсорт «Винита». Его хорошо пить во время отдыха от умственной работы.

Рассказывая о вине, Патриций с каким-то напряженным вниманием смотрел Нэскея. Тот, не глядя на отца, медленно нарезал белоснежный кусок мяса на тонкие ломтики, лицо его было задумчивым и отрешенным, словно юноша смотрел вглубь себя.

— Как твоя головная боль? Прошла?

— Пройдет, — вяло ответил он, — не век же ей длиться. Слушай, Дракула как-то обмолвился, что у меня есть сестра.

Патриций помедлил, прежде чем ответил:

— Да, есть. Я тебе говорил поменьше общаться с Дракулой.

— Я с ним не общаюсь, это он общается со мной. Так что там за история с моей сестрой и каким-то камнем?

— Дракула тебе и это рассказал?

— В общих чертах.

Патриций взял бокал, вдохнул тонкий аромат, и поставил его обратно на стол.

— Ты на самом деле хочешь узнать эту историю?

Нэскей поднял взгляд, посмотрел в лицо Георгу и ответил:

— Да.

* * *

Широко распахнутыми глазами смотрела Терр-Розе на Сократа.

— И ты так спокойно говоришь об этом?! — воскликнула она. — И говоришь об этом только сейчас?!

— А что изменилось бы, скажи я об этом раньше?! — сердито выкрикнул в ответ толстяк. — И что, по-твоему, мы можем сделать, а? Даже если обратимся в Совет Системы, нам никто не поверит, что сын Владыки Империи, приемный сын Аргона и Олавии мог собственноручно убить обоих королей Сатурна! Нас скорее обвинят в клевете и заговоре, чем его в убийстве! Да и убивал не Леброн, убивал Нэскей! Кто во всем этом разберется?!

— Это верно, — эхом откликнулась Ластения, — мы ничего не сможем сделать… ничего…

— Ты, девочка моя, потеряла родителей, — сбавив тон, продолжал Сократ, — я своих любимейших друзей, Сатурн лишился правителей — и об этом следует подумать в первую очередь. Трон не может пустовать и ждать, покуда мы тут все всласть нарыдаемся. Необходимо начинать подготовку к коронации. Ни о чем не беспокойся, во всех делах я буду помогать, кое-какой жизненный опыт у меня имеется, уж с планетарным управлением справлюсь.

— Спасибо, Сократ, — Ластения обняла толстяка, положив голову ему на плечо, — спасибо, что ты у меня есть.

— На меня, Ластения, также можешь рассчитывать буквально во всех вопросах, — Терр-Розе присела рядом, приобнимая ее за плечи.

— Коронацию можно назначить на послезавтра, — девушка смахнула с ресниц слезы. — Только пусть все будет как можно проще и скромнее.

— Конечно. Я обо всем позабочусь и всю организацию возьму лично на себя.

— Ни в коем случае! — всплеснула руками Терра. — Его нельзя подпускать к таким тонким и важным вещам, как устроение коронации! Если к такому мероприятию приложится толстый, получится нечто незабываемо безобразное! Уж лучше я возьмусь, у меня хоть вкус имеется!

Толстяк распахнул рот в возмущении, а Ластения, глядя на них, впервые за все это время улыбнулась.

* * *

Выслушав Патриция, Нэскей долго смотрел на шелестящий фонтан. Боль тяжело пульсировала в висках, в сознании возникали какие-то смутные разрозненные образы… Патриций наблюдал за ним, не прерывая молчания.

— Глаз Идола, — наконец задумчиво произнес Нэскей, — похоже, это действительно интересная вещь. Думаю, я смог бы забрать его у Анаис.

— Да? И почему ты так считаешь?

— Я в этом уверен. Не знаю почему. — Нэскей помассировал виски, казавшиеся раскаленными. — Если все дело в игре энергий, и если у тебя с Анаис она так сильно разнится, то у нас она должна быть максимально похожей, если не тождественной. Я хотел бы встретиться с нею прямо сейчас.

— Прямо сейчас? — Патриций приподнял одну бровь. — К чему такая спешка?

— А зачем откладывать? Меня на самом деле все это очень заинтересовало.

После недолгих раздумий Патриций согласно кивнул.

* * *

Закончив операции с пультом дистанционного управления станцией «Бег», Палач откинулся на спинку кресла, дожидаясь результата. В соседнем кресле скучал Дракула, он ничего не понимал во всех этих премудростях. На центральном экране виднелась схематично изображенная светящимися точками станция. Вскоре словно ветер пронесся по огонькам, и восемь из них вспыхнули ярко-оранжевым светом.

* * *

Патриций с Нэскеем спустились на шестой подземный уровень. Молодой человек шел, глядя себе под ноги, казалось, он к чему-то напряженно прислушивается.

— Анаис там не одна, — сказал Патриций, — с нею за компанию еще одно большое безумное животное, но оно неопасно.

Они остановились у неприметно-серой двери. За нею царила полная тишина.

* * *

Ластения едва помнила, как промелькнуло время, и наступил день коронации. Терр-Розе настояла, чтобы Ластения сменила белое платье скорби и облачилась в подобающие такому знаменательному дню одежды. Для себя королева успела заказать у дворцовых портных ослепительный алый с золотом туалет, да такой шикарный, что толстяк справедливо заметил:

— Терра, ты так вырядилась, что не понятно, кто сегодня короноваться собирается!

Сам толстяк облачился в строгий черный костюм. На Сатурне черный цвет не считается мрачным или печальным, это цвет земли и Космоса, символизирующий истоки жизненных начал.

Церемония проходила в Храме Сатурна. Белоснежная летящая ввысь к теплому небу легкая храмовая архитектура как нельзя лучше подходила к такому торжественному моменту. Центральный церемониальный зал был полон народа. Всё еще находящаяся под действием успокоительных трав, Ластения не замечала угрюмых замкнутых лиц, настороженно бегающих взглядов и злых ухмылок. Зато Терра с Сократом обратили внимание на странно-гнетущую атмосферу в Храме и украдкой переглядывались, не понимая, что происходит.

По окончанию церемонии, когда Ластения в королевском венце Сатурна вышла из Храма в сопровождении своих приближенных, чей-то голос за ее спиной плюнул вдруг:

— Убийца!

Ластения вздрогнула, но не обернулась. Терра и Сократ шли рядом с нею, то и дело, ловя на себе взгляды, полные ненависти. Толстяк с Терр-Розе слышали, как шепчется вокруг толпа о том, что люди Ластении, погубили Аргона и Олавию, чтобы захватить власть на Сатурне.

Вся в слезах Ластения вбежала во дворец.

— Что они говорят?! — крикнула она, срывая с головы венец и швыряя его на пол. — Они думают, что это я, я повинна в смерти родителей? Я их убила, что бы получить власть?! Мой народ что, в одночасье сошел с ума? Что происходит?!

У Сократа кровь застучала в висках. «Значит, Патриций не успокоился, ему мало смерти Аргона и Олавии, — подумал он, — неужели…» Сократ взглянул на Терру. Она смотрела на толстяка блестящими от страха глазами.

* * *

Патриций коснулся серой двери, и она стала приоткрываться. В помещении было тихо и темно, ни один из шаров почему-то больше не светился. Тонко вырезанных ноздрей Георга коснулась горьковатая мертвая атмосфера, и он брезгливо поморщился.

— Странно, — сказал Нэскей, делая шаг вперед, — головная боль, она прекратилась, совсем исчезла.

* * *

Прошел день, миновала ночь, наступило утро, ясное, чистое, умытое росами и снами утро. Сны тихо остывали в венчиках ночных цветов: эти нежные, бархатистые, будто чуть присыпанные свежим пеплом растения, променявшие солнечный свет на бледное, исполненное тайным сиянием свечение луны, закрывали свои прекрасные лепестки в плотные бутоны, становясь почти что незаметными, а вечером оживали вновь…

На Сатурне началась война. Словно по мановению волшебной палочки в злой руке красноглазого дирижера, сатурниане разделились на два лагеря: одни не желали признавать Ластению королевой, считая ее убийцей, пригревшей врагов и чужаков, а другие верили в ее невиновность. Начались бои. Дворец взяли в осаду.

* * *

«Будто череп сверлят… боль… она исчезла…» — промелькнуло в мыслях Патриция.

— Стой, Нэскей! Не входи! — крикнул Георг, но было поздно, из темноты вылетела рука с десятисантиметровыми когтями и схватила юношу за горло.

* * *

Терр-Розе почувствовала приближение опасности еще ночью. Наспех одевшись, она бросилась в покои Сократа. Толстяку не стоило долго объяснять, что к чему, он завернулся в покрывало и заторопился вслед за Террой. Они прошли в главную залу, где под портретом какого-то старого правителя находился пульт энергетической защиты дворца. Пульт покрывал толстый слой пыли, очевидно, им не пользовались с момента создания. Неловкими пальцами Сократ набрал код защиты, и через пару мгновений дворец окружила невидимая стена.

Сократ с Террой явственно, почти изически ощущали подступающую лавину опасности, она неслась, словно гигантский оползень. Решив не будить измученную Ластению, они подняли на ноги всех слуг, и те в спешном порядке стали превращать дворец в военный лагерь.

Выбрав время, Терра собрала всех до единого в главной зале и, погрузив персонал и придворных в полусон, создала защиту, препятствующую проникновению разрушительных волн извне. Точно так же она защитила свой разум, мозг Сократа и спящей Ластении.

Закончив, королева прошла в Деревянную Столовую и попросила бокал красного вина, лицо ее побледнело от усталости, тонкие пальцы чуть подрагивали. То и дело поправляя край сползающего с плеча покрывала, толстяк поплелся за нею, шлепая по полу босыми ногами. Подойдя к окну, Терра посмотрела в притихший сад, уже светлело небо.

— Сократ, — прошептала она, — молись всем богам, каких знаешь, чтобы все обошлось малой кровью.

* * *

Вслед за рукой из темноты появилось лицо, похожее на фрагмент кошмара: всклокоченные волосы падали на лицо полуволку, в спутанных прядях горели прозрачные до желтизны глаза. Патриций молча посмотрел в эти глаза, поверх головы сына.

— Отпусти его, Алмон, — ровным тоном произнес Георг, — отпусти, я прошу тебя.

— Мне нужна «лодка» и пусть никто не препятствует нашему уходу, — голос полуволка прозвучал спокойно, без выражения, словно он давным-давно отрепетировал эту фразу.

После долгой паузы Патриций ответил:

— Нет.

* * *

На светлом полу Деревянной Столовой подрагивали солнечные полосы. Стоя у центрального окна, Сократ с тоской смотрел на отдаленный дым пожарищ. Ластения держалась на удивление стойко, но ее угнетало бездействие и необходимость сидеть взаперти во дворце, не имея никакой возможности остановить безумие, охватившее Сатурн.

— Все это очень похоже на водопад, — задумчиво произнес Сократ.

— При чем здесь водопад? — Терра закончила обед и положила приборы на край тарелки.

— Ты когда-нибудь водопад видела?

— Конечно.

— А большой водопад?

— Да, видела.

— А очень большой?

— Ты издеваешься, что ли?!

— Тише, не шуми, сейчас объясню, почему вся эта ситуация напомнила мне водопад. Видишь ли, водопад — это такая шутка, когда огромное количество воды с ревом и грохотом падает с большой высоты в пропасть, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ни-че-го…

Толстяк отошел от окна и направился к столу.

— И это все философское сравнение?

— Если не понятна вся глубина этой метафоры, могу повторить еще раз.

— Прошу вас, только не начинайте ссориться, — попросила Ластения. — Сейчас необходимо придумать, каким образом остановить всеобщее безумие, что сделать для этого.

— Вот именно — что? — толстяк пододвинул поближе блюдо с холодными закусками и вооружился вилкой. — Что мы можем сделать, если у вас, милая королева, даже армии нормальной нет? Так, солдатики декоративные.

— Но у нас никогда не было в ней необходимости. Если бы на Сатурн кто-нибудь додумался напасть, нас бы защитил Марс, он же гарант Системного мира.

— Угу, а если б на вас напал сам Марс?

— Все равно бесполезно сопротивляться, ты же это знаешь. Может, все-таки обратиться в Совет Системы?

— С чем мы туда обратимся? У нас нет никакого внешнего противника, идет обыкновенная внутрипланетарная война, в такие вещи они не вмешиваются.

— Послушайте, — Терра закурила, — каким образом осуществляется столь масштабное воздействие на умы народа целой планеты? Это возможно сделать из Дворца?

— Из Дворца управляют межпланетными станциями, на большинстве которых расположены военные базы, — ответил Сократ. — И вот сейчас какая-то из этих станций манипулирует сознанием целого народа.

— Вот как… — Терра глубоко задумалась.

Ластения сидела за столом, глядя в окно, слуги были отосланы, тишину нарушало лишь чавканье Сократа.

— В таком случае ситуация значительно упрощается, — сказала Терр-Розе, стряхивая тонкий столбик пепла в пепельницу из желтого стекла. — Надо уничтожить станцию и кошмар прекратится.

Говорить с набитым ртом Сократ не мог, поэтому он просто засмеялся.

— Молчать! Слушать меня и не перебивать! Если уничтожить станцию, к Леброну вернется память, прекратится война и ты, Ластения, сможешь спокойно управлять Сатурном вместе с братом.

— Да, Терра, блеснула интеллектом! — Сократ промочил горло белым вином. — Дело за небольшим, просто взять и осуществить твой гениальный план, просто взять и уничтожить. И все снова станут счастливы. Как всё элементарно, а мы бедняги сидим, головы ломаем, какой-то там выход ищем и зачем, спрашивается, когда он давно найден?

— Сократ! Выслушай меня! Ты вообще ничего толкового предложить не смог, заявил, что ничего нельзя поделать и на этом успокоился! Если станцией управляют из Дворца, то отключить ее невозможно, это очевидно, но уничтожить ее в Космосе вполне реально и это наш единственный шанс!

— Терра ты, похоже, довольно смутно себе представляешь, что такое военная станция Империи Марса. Подобраться туда на корабле, груженом взрывчаткой, решится, должно быть, самый последний из умственно отсталых.

— Надо же, ты глупеешь прямо на глазах, — вздохнула Терр-Розе. — Какую-то архаическую взрывчатку еще вспомнил. Станцию можно взорвать энергетически.

— Террочка, ты перепутала дворцы? Здесь нет Конденсатора Энергий. Кроме того, требуется еще некто, способный преобразовать эту несусветную энергомощь в единый луч и направить через Космос, да так, чтобы попало именно в нужную станцию, а не разнесло близлежащие планеты… Короче, чего я тут распыляюсь, можно подумать, ты знаешь кого-то способного такое осуществить.

— Знаю, — надменно улыбнулась Терра, с презрительным прищуром глядя на толстяка.

— Ух, ты! Серьезно? И кто же это?

— Анаис.

* * *

Из темноты раздался приглушенный смех, сухой и безрадостный.

— Хорошо, — бесстрастно произнес полуволк, — нет, так нет, в таком случае я задушу этого юношу. На нем регалии Молодой Власти Марса, вы нашли себе преемника? Должно быть, он очень достойный молодой человек, и вам станет немного жаль, если я удавлю его на ваших глазах.

Патриций молчал, глядя в глаза Алмону.

— А, может, вы хотите, — продолжал полуволк, — чтобы я выпустил из него кровь? Вам, как я помню, нравятся подобные зрелища. Может, и на этот раз позабавитесь?

Не отводя взгляда от лица Патриция, он медленно склонился к плечу Нэскея. Юноша вздрогнул, когда красные пятна проступили сквозь прокушенную одежду. Темнота снова разразилась сухим смехом.

— Хорошо, — произнес Патриций, — ты получишь «лодку», но знай, мы расстаемся ненадолго. Получишь «лодку» на рассвете.

— Нет, сейчас.

— Сейчас не получится, есть на то причины. На рассвете.

— Тогда отправьте нас в Транспортном Вихре сейчас же — и дело с концом. Вам же под силу создать Вихрь даже там, где нет цельных полей.

Патриций смотрел на полуволка долгим задумчивым взглядом.

— Я создам Вихрь. Отпусти его и уходите.

— Нет, Владыка, мы пойдем все вместе.

— Он не отправится с вами ни при каких обстоятельствах.

— Хорошо. Он останется здесь, с нами.

* * *

Война на Сатурне разгоралась быстрее сухой подожженной травы, а осажденный Дворец продолжал жить своей незатихающей жизнью. На хрупкие плечи Ластении обрушилась масса дел: через Транспортные Вихри перемещались представители различных планет, с коими Сатурн продолжал вести торговые и экономические дела и, если бы не Сократ, девушке пришлось бы тяжко. Толстяк практически в одиночку управлялся со всеми визитерами и очень быстро стал настолько популярен, что к его имени стали добавлять приставку «Лой», что означало высшую степень уважения к некоронованной особе. Но, помимо дел государственных, Сократа занимал еще один вопрос: в отличие от Дворца Повелителя, дворец Сатурна не являлся полностью автономной системой и не мог выдержать длительной осады. Рано или поздно закончится небольшой запас провианта, исчерпается энергетическая защита, и тогда придется либо бежать, либо выйти из дворца к обезумевшим сатурнианам. Ластения наотрез отказывалась покидать Сатурн, а Сократ с Террой не собирались уезжать и оставлять Ластению.

* * *

— А где гарантия, что Нэскей вернется цел и невредим? Ведь ты свободно можешь его убить, как только покинешь Марс.

— Могу, — кивнул Алмон, — но не сделаю этого. Я никогда не убивал понапрасну, из мести или со скуки.

— Хочешь сказать: «В отличие от вас, Патриций»?

— Вы сами это сказали.

* * *

На Сатурне шла война, на Нептуне хлестали дожди, на Луне родился маленький принц, на Венере — его будущая невеста, на Земле гремели взрывы, звезды продолжали перемещаться по своим четко вычерченным дорогам, а на Марсе начиналась осень. Осень, стремящаяся к совершенству и боящаяся его как смерти. Осень, в чье время все — и люди, и не люди, в мыслях или в делах желали обладать всем миром, не утратив при этом своей души. Осень, наступала осень… Казалось бы, мало чем отличалась она от сотен осенних времен других планет: словно повинуясь некому древнему тайному закону, цвет неба становился пронзительно-голубым, листья — сожженными до желтизны (что заставляет их пожелтеть? старость? страсть? тяга к возрождению? или что-то еще?..), трава приобретала запах тепла и покоя, а любой камень или горсть песка принимались размышлять о скоротечности Бытия, становясь олицетворением всех прошедших мгновений Вечности. Но все же осень красной планеты была особенной, другой. Осень Марса… странная, как мир, в своем обманчивом покое, она заставляла (а, может, просила?) даже вечно штормящие кроваво-красные воды Торгового Моря успокаиваться, становясь фиолетово-синими. Она поднимала режущее глаз небо на недосягаемую высоту, создавая его необыкновенно прекрасным, высоко-хрустальным, прозрачным до восторга, почти что стеклянным… Казалось, возьмешь тонкую веточку, коснешься легонько этой вышины и над всем миром разнесется редчайшей мелодичности звон, способный достичь не только слуха, но и сердца. Только в это время на Марсе шли короткие чистые, свежие дожди, пробуждающие к жизни последние цветы. Они покрывали тонкими, как стрелы лепестками постепенно высыхающие травы и пустеющую землю… Марс воистину был прекрасен своей особенной, никем до конца так и не разгаданной красотой.

* * *

— Осень наступает, Дракула, — задумчиво произнес Палач, глядя в окно.

Молодой человек сидел в покоях старого вампира, они помирились, и Палач был рад, что снова есть с кем коротать время.

— Какой ты наблюдательный! — Дракула в очередной раз пребывал не в духе.

Все во Дворце его тяготило, он никак не мог забыть Терр-Розе и, вообще, в груди зияла тяжкая пустота.

— Может, придумаем что-нибудь развеселое? — с надеждой взбодрить его предложил Палач.

— Оставь, — проворчал Дракула.

Он не хотел оставаться в одиночестве и одновременно не желал, чтобы к нему лезли с «развеселостями».

— А, может, поедем куда-нибудь, развеемся?..

Дракула взглянул на него с такой злобой, что молодой человек поспешно закрыл тему путешествий.

* * *

— Тоска… — выдохнул Сократ.

Терр-Розе, Ластения и толстяк по-прежнему находились в Деревянной Столовой. Ластения просматривала доклады о текущих событиях, Сократ потягивал вино, Терра дегустировала фруктовые десерты.

Семейную столовую королей обшивало редкое дерево: при различном освещении оно меняло свой цвет от бледно-желтого до нежного оттенка голубого коралла. Это красивое, спокойное место украшали искусные произведения: резные лики Гениев Плодородия, Богов Удачи и Добра Сатурна. В Деревянной Столовой не было ни единого металлического предмета, способного нарушить древесное тепло, в этом месте неизменно присутствовало ощущение покоя и уюта.

— Тоска, — повторил Сократ, внимательно изучая резной кубок.

— Может быть, нам с Ластений для тебя станцевать или спеть что-нибудь веселенькое? — приподняла идеально очерченную бровь Терр-Розе.

— Я имею в виду, тоска не в смысле, что скучно, а в смысле — вообще тоска. Знаете, о чем все время думаю?

— Мы не хотим этого знать, да, Ластения? Скажи ему, милая, что мы не хотим этого знать.

Сократ не обратил внимания на ее реплику.

— Я думаю об Алмоне.

— И… что ты о нем думаешь? — настороженно покосилась в его сторону Терра.

— Окажись он с нами, мигом бы выправил всю ситуацию.

— Ну, конечно, один Алмон выправит всю ситуацию!

— Да, Террочка, один Алмон способен выправить любую ситуацию.

— К сожалению, это невозможно. — На самом деле она, меньше всего желала встречи с вышеупомянутым офицером. Терра не хотела признаваться сама себе, что где-то в глубине сердца она боялась увидеть его снова. Просто боялась и не знала, почему.

— Терра, — Ластения оторвалась от докладов и подняла взгляд на королеву, — думаешь, Анаис действительно смогла бы уничтожить станцию?

— Ну, наконец-то! Хоть кто-то прислушался к моим словам! Разумеется, смогла бы! С ее-то потенциалом!

— Отличный план, — закивал Сократ, — главное — легко выполнимый. Просто отправиться на Марс, пойти во Дворец и забрать оттуда Анаис.

* * *

— Хорошо, я отпущу вас, но с условием: Нэскей вернется обратно сразу же, как только вы достигнете желаемого места, вернется в здравии и целости. Тебе, Алмон, я могу поверить на слово. Готовься, начинаю создание Вихря.

— Одну минуту.

Не отпуская Нэскея, Алмон скрылся во тьме и через мгновение вернулся. Одной рукой, как ребенка, он нес хрупкое, будто высохшее тело Анаис. Ее голова со спутанными тусклыми волосами, безвольно покачивалась на плече полуволка.

— Вот теперь можно отправляться.

— Алмон, а ведь ты был моим лучшим человеком. Даже представить себе не можешь, как я ценил и уважал тебя, Алмон.

— Безмерно благодарен вам, Георг. Эти слова действительно многое значат для меня.

— Алмон, в чем я виноват перед тобой? Я же не сделал тебе ничего дурного, ты сам себе все это устроил.

— Да, знаю, я все устроил себе сам. О многом я горько сожалею, поверьте, о многом. Простите меня когда-нибудь, если сумеете. Нам пора идти.

— Куда хочешь отправиться? Опять на Землю?

— Нет, лучше на Сатурн.

— Интересно, почему?

— Там спокойно и солнечно, Анаис быстрее поправится.

Патриций посмотрел на безучастное лицо девушки.

— Алмон, она не поправится. Она отдала тебе свой рассудок, верно?

— Я постараюсь что-нибудь придумать. Как я успел понять, в мировой модели не существует необратимых процессов и конечных вещей. Создавайте Вихрь.

— Алмон, если ты сейчас же отдашь мне этого молодого человека и прекратишь вмешиваться в наши отношения с дочерью, клянусь, между нами всё будет по-прежнему, залечишь раны и вернешься в Организацию. Сейчас Спец. Штат действует без главы и еще какое-то время проработает, но ты понимаешь, бесконечно так не может продолжаться. Организации нужен глава, нужен ты, я никем никогда не смогу тебя заменить, Алмон, тебе нет равных. Я последний раз тебя прошу, давай все вернем на свои места, ведь было же лучше.

— Сожалею, Георг, слишком многое успело измениться.

— Алмон, на одной чаше весов — Организация, Империя Дворец и я, а на другой — что?

— Мой друг.

— Какой друг, Алмон? Этого своенравного ребенка ты называешь своим другом? Какие у вас могут быть общие темы для разговора? Ты же старше ее раз в триста и во столько же раз умнее. Алмон, если ты ее любишь, поверь, я буду рад отдать ее тебе, когда она подрастет и ни к чему нам такие конфликты.

— Владыка, — печально усмехнулся Алмон, — отправляйте нас на Сатурн, иначе сейчас я прокушу этому молодому человеку не плечо, а горло.

На губах Георга возникла тонкая, как лезвие улыбка.

— А не желаешь ли отправиться прямиком во дворец Аргона и Олавии? Они славятся своей добротой и гостеприимством.

* * *

— Послушай, Дракула, — Палач почти бежал за быстро идущим по коридору вампиром, — извини меня, сказал, не подумав, да пропади они, эти путешествия! Никуда больше не поедем! Если хочешь, до смерти из Дворца не выйдем!

— Отцепись! — цедил сквозь сжатые зубы вампир. — Чего пристал! Знать тебя не желаю!

— Дракула! — крикнул молодой человек. — У меня же нет тут никого, кроме тебя! Понимаешь?! Нет!

* * *

— Если Нэскей не появится во Дворце к утру, я уничтожу Сатурн, разнесу его на клочки вместе со всеми вами. Не забывай, что время на планетах идет по-разному. Дай мне слово офицера, Алмон, что вернешь его.

— Я больше не офицер, Владыка, я сам себя отправил в отставку. Я верну его.

— Ну, что ж… — Патриций посмотрел на Нэскея. — С тобой ничего не случится, сынок, все будет в порядке, обещаю тебе.

«Сынок? — вспыхнуло перед глазами Алмона. — Сынок?!»

И в этот миг в затхлой тьме серой обители замелькали синие молнии зарождающегося Вихря.

* * *

Дракула с Палачом сидели в Большой Каминной и пили вино в честь своего окончательного примирения. Дракулу быстро одолел хмель, и он снова погрузился в уныние. Он мрачно смотрел в свой бокал и, видимо, разглядев там что-то не то, мрачнел все больше и больше. Палач старался так и сяк, но вампир на контакт не шел.

— Дракула, ну, что такое, в самом деле? Хочешь, я тебе эту твою Птицу в два счета на Марс доставлю?

— Не любит она меня. Молодая, блистательная женщина, к тому же королева, что я могу ей предложить? — Вампир плеснул себе еще вина.

— Ну, ты скажешь! Ты же второй человек в Империи после Патриция! У тебя власть!

Дракула саркастически усмехнулся и погас окончательно. Повисла мерзкая тишина.

— А знаешь что, — сделал последнюю попытку Палач, — может, пойдем, порвем кого-нибудь? Вдруг полегчает?

— Пойдем, — Дракула допил вино и поставил бокал на стол, — вдруг и вправду полегчает.

* * *

В высокие стрельчатые окна лились светлые лучи. Солнце Сатурна свободно блуждало по пустынным анфиладам просторных залов. А в небольшой транспортной зале с темными квадратами площадок промелькнули синие молнии, образовывая плотный конусообразный Вихрь, похожий на небольшой смерч. Из Вихря вышел голый по пояс полуволк, одной рукой бережно несущий девушку, другой держащий за шиворот юношу.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул он, выходя из залы.

Эхо его голоса полетело, отталкиваясь от портретов и зеркал, погребенных под цветочными покрывалами.

* * *

Патриций закрыл за собой двери кабинета, наполненного чистотою и свежестью подступающей осени. Присев за стол, он принялся складывать многочисленные бумаги и документы в одну аккуратную стопку, следя, чтобы ни один лист не выбивался.

* * *

Ластения, Сократ и Терр-Розе снова заняли Деревянную Столовую, она уже стала для них привычным местом трапез, дискуссий и размышлений. Сократ вяло ковырялся вилкой в тарелке, Терра пила янтарное вино и курила, Ластения пыталась вчитаться в очередной доклад о происходящих событиях. Внезапно двери Столовой резко распахнулись, и внутрь влетел маленький, насмерть перепуганный желтоглазый слуга.

— На нас напали! — залопотал он. — Там окровавленное чудовище с окровавленными заложниками! Жуткий монстр прорвался во дворец! Никому не спастись! Он всех убьет! Всех!

— О чем ты? — удивилась Терра. — Какой монстр? Сквозь энергетическую защиту никто не сможет прорваться.

— Он вышел из смерча! Я сам видел!

— Вихрь! — воскликнул Сократ. — Я же хотел перекрыть транспортные связи! Не послушались меня!

— А как же мы тогда общались бы с представителями других планет и вели торговые дела? — напомнила Терра.

— Пережили бы как-нибудь торговые дела, а теперь, вот, пожалуйста!

— Он огромен! Ужасен! — трясло слугу. — Наверное, уже сюда подбирается, щелкая кошмарными клыками…

— Прекрати шуметь! — прикрикнула Терр-Розе. — Как думаешь, Сократ, кто это может быть?

— Понятия не имею, знаешь, сколько монстров во Вселенной? А я даже и не знаком ни с одним из них… Послушай-ка, любезный, а ты ничего не напутал? Спросонок не померещилось?

Ответить слуга не успел, за дверью послышались шаги. Слуга замер, будто пораженный молнией, его лицо посерело от ужаса.

— Есть кто живой? — раздался хрипловатый голос.

— Сократ, — едва слышно прошептала Ластения, — ты когда-нибудь в своей жизни чего-нибудь сильно боялся?

— Если в моем доме вдруг кто-то крикнет: «есть кто живой», я сильно испугаюсь. Вот и сейчас боюсь.

— Сидите тихо, — шикнула Терра, — может, он пройдет мимо, а потом посмотрим…

Но в дверной проем легла огромная тень, а мгновением позже возник и обладатель тени. Увидев его, слуга закатил глаза и тихо упал в обморок.

* * *

В хрустальный кубок, усыпанный рубинами, лилось багровое вино. Патриций внимательно смотрел на искрящуюся струю, будто опасался пролить хотя бы каплю. Наполнив бокал до краев, он поставил оплетенную серебром бутыль на стол. Одним глотком Патриций осушил кубок почти до половины. Томное тепло разлилось по телу, освобождая от невыносимого напряжения… наконец-то, он смог вздохнуть свободнее. Перед глазами снова возникло лицо Нэскея, и Георг, скрипнув зубами, раздавил в руке тяжелый толстый хрусталь с рубиновыми камнями.

* * *

— Ущипните меня… — прошептал Сократ, — нет, лучше ударьте меня… нет, Терра, не ты, ты меня не трогай. Кажется, у меня бред начался… Это же Алмон…

— Леброн… — прошептала Ластения, — наш Леброн…

— Анаис, — многозначительно усмехнулась Терр-Розе, поглядев на Сократа, — наша Анаис.

— Извините за вторжение, вы не подскажете, где я могу найти Аргона и Олавию? — резким движением головы, полуволк отбросил со лба пряди волос.

Троица за столом отчего-то хранила растерянное молчание. Алмон присмотрелся и признал в толстяке, одетым в неуместно пеструю для дворца рубашку, потного чудака, некогда бившегося в двери Управления Космодромом, рядом с ним сидела любовница Патриция и дочь королей Сатурна.

— Прошу извинить мой непотребный внешний вид, — обратился полуволк к Ластении. — Видите ли, возникли некоторые проблемы…

— Алмон! — завопил вдруг толстяк. С необычайной ловкостью и легкостью он выскочил из-за стола и бросился к полуволку. — Алмон! Родной! Дорогой! Как ждали! Как надеялись! Нет, есть все-таки Боги в этом мире! Как ждали! Как надеялись!.. А-а-а-а!

— Неужели? — полуволк попятился. — Что происходит?

— Сейчас, сейчас, сейчас все объясним! Родной ты наш! Золотой! Бриллиантовый! Ты остановишь, остановишь водопад!

— Сократ, да успокойся ты со своим водопадом! — прикрикнула Терра. — Он решит, что мы помешанные! Особенно ты!

— Погодите, — выдохнул Алмон, — мне требуется буквально пара минут, чтобы…

Ластения встала из-за стола и подошла к полуволку.

— Леброн, — в ее голосе зазвенели слезы, — Леброн, ты меня слышишь? — Юноша безучастно смотрел сквозь нее невидящими глазами — он задыхался. — Входите же скорее, входите! Дайте ему сесть!

Алмон вошел в столовую, ногою пододвинул кресло и усадил своего пленника. Перед глазами Нэскея все завертелось, он надрывно закашлялся. Осторожно, бережно Алмон уложил спящую девушку на небольшой резной диванчик, обтянутый золотистой тканью. Полуволк убрал волосы с ее лица, и глаза Терр-Розе возбужденно сверкнули — ей все еще не верилось, что Анаис здесь, рядом, буквально в трех шагах.

— Вот видишь, толстяк, — усмехнулась Терра, — не такие уж и безнадежные идеи меня посещают. Ластения, что ты застыла, милая? Скорее зови врачей!

* * *

Дракула с Палачом вышли на Дворцовый балкон и облокотились на балюстраду, глядя в вечереющий Парк.

— Осень… — Дракула вдохнул легкий пряный ветерок полной грудью. — Когда наступает осень, я все время вспоминаю Землю.

Палач поморщился, но промолчал, снова ссориться со стариком не хотелось.

— Хорошие были времена, — продолжал Дракула, — славные. Хочется помнить Землю такой, какова она была во времена моей молодости, глаза б на нее не глядели на теперешнюю. Какая страсть ее кружила, какая боль, какая сила! Эх, взять бы ее да раскрутить волчком в обратную сторону, вернуть бы прежние денечки.

Палач зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью.

— А ты не скучаешь по своей родине?

— А чего там скучать? Паршивая вонючая планетка, приличные люди ее названия даже не знают. Вспоминать тошно. Я к Патрицию с самых низов пробивался, жизнь на это положил.

— А зачем это тебе надо было? К чему?

— Как это? — молодой человек удивленно уставился на бледное, отчего-то сделавшееся вдруг уставшим и еще больше постаревшим, лицо вампира. — В каком смысле?

* * *

Когда Нэскей снова смог нормально дышать и соображать, он украдкой огляделся. На него никто не обращал внимания, один врач обрабатывал шею полуволка, другой плечо не подающей признаков жизни девушки. Сердце юноши дрожало от ярости. Его, как раба за шиворот забрали из дома, приволокли на какой-то там несчастный Сатурн и самое непонятное — отец ничего не сделал, а лишь вел пространные почти дружелюбные беседы с этим грязным мутантом. Ярость душила ничуть не слабее стальных пальцев с когтями, чьи прикосновения к горлу все еще ощущал Нэскей. Ярость требовала выхода. Он поднял взгляд. Напротив за столом сидел толстяк в пестрой рубашке, тот самый толстяк из эркера, его Нэскей узнал сразу. Он уставился на него неподвижным взором, узкие зрачки голубых глаз расширились. Сократ вскрикнул и схватился за сердце.

* * *

Неторопливо шел Патриций по аллее желтеющего Парка. Свернув к фонтанам, Георг остановился. Центральные уже отключили и на бесцветной воде покачивались слетевшие с деревьев листья. Слышались лишь постепенно замолкающие «голоса» средних и малых комплексов. Георг склонился, зачерпнул ладонью холодную воду и долго смотрел, как сквозь пальцы сыплются крупные чистые капли.

* * *

— Сократ! Что с тобой?!

— Очки… — выдавил он, — очки…

— Какие очки? — встревожилась Терра. — О чем ты?

— Наденьте на него очки… — Сократ задыхался, беспомощно хватая ртом воздух. — По-ды-ха-ю…

Терра щелкнула пальцами, и на глазах юноши возникли черные солнцезащитные очки.

Сердце Сократа мгновенно освободилось.

— Он что, убить тебя хотел?! — воскликнула Терр-Розе. — Да я его сейчас… да я с ним такое сотворю…

— Погодите, Терр-Розе, — сказал Алмон. — Пускай все будут живы и целы. Если можно, заприте его где-нибудь, пускай отдохнет немного.

— Я покажу его покои, — рассеянно кивнула Ластения, — идемте.

Придерживая юношу за плечо, Алмон вывел его из Столовой, следом вышла Ластения.

— Ну, так что, Сократ, — Терра не сводила взгляда со спящей Анаис, — признаешь мою правоту?

— Уникальный случай, — развел руками толстяк. — Наверняка в ситуацию вмешался какой-то планетарный бог, никак иначе я не могу все это объяснить. О, как же мне греет душу появление в нашей жизни Алмона. Рядом с ним я чувствую себя на удивление комфортно, прямо даже и не знаю, с чем это связано!

— Сократ, — Терра прикурила и с нервным выдохом выпустила дым, — я бы хотела тебя попросить об одном одолжении…

— Я не скажу. Ни Алмону, ни Анаис.

— Спаси…

— Пока не скажу, приберегу эту полезную информацию на всякий случай.

— Ах ты сво…

Вернулись Алмон с Ластенией. Толстяк снова хотел броситься к полуволку с объятиями, но Терра вовремя ухватила его за рубашку.

— Алмончик, миленький, — затарахтел насильно усаженный обратно в кресло Сократ, — давай, рассказывай, что и как, сил же больше нет никаких! Как вы из Дворца выбрались, родненький ты наш? Золотенький…

— Да умолкни же ты, толстый!

— Конечно, конечно, сейчас расскажу, — устало кивнул полуволк, ощупывая повязку на шее, — но у меня к вам одна просьба: дайте мне что-нибудь поесть, я безумно голоден.

— Разумеется, сейчас тебе принесут все самое лучшее, что у нас еще осталось! Ну, или просто то, что осталось…

* * *

Плечи Сатурна дрожали от обрушившейся боли, ясные глаза туманили кровавые слезы, пересохло горло, потрескались губы от человеческих криков. А невидимые полководцы продолжали вести свои армии в бой.

* * *

— Значит, Анаис совсем-совсем умалишенная? — с помрачневшим видом уточнила Терр-Розе. — Она отдала энергию своего рассудка тебе?

— Да, — кивнул Алмон. — Таким образом, она пробудила мое сознание.

— А ты что был без сознания? — она смотрела на него с таким возмущенным видом, словно полуволк мог нарочно подстроить свое беспамятство.

— В некотором роде — да, но это долгая история. Мне сложно сейчас это объяснить, да и ни к чему.

Терра вставила сигарету в тонкий длинный мундштук и закурила, глядя в окно.

— Это возможно как-то исправить? — присев на корточки у дивана, толстяк одной рукой взял Анаис за запястье, другой погладил ее по щеке. — Бедный ребенок, как же она решилась на такое…

— Она не «бедный ребенок», — сухо возразил Алмон, — она вполне взрослый и достаточно сильный человек.

— Бедный, бедный сильный человек…

— Так, погодите, — досадливо поморщившись, махнула мундштуком Терра. — Ситуацию возможно хоть как-то поправить? Можно хотя бы откуда-нибудь почерпнуть силы для восстановления ее разума? Хотя, не совсем представляю, как и откуда…

— Послушайте, — подала голос задумчиво молчавшая до этих пор Ластения, — есть у меня одна мысль.

* * *

Отчего-то именно эта осень была на удивление прекрасна: мягкий желто-оранжевый свет лился с сиреневых небес, превращая красную планету в волшебную солнечную поэму. Нигде не виднелось костров но, тем не менее, пьянящий аромат дыма неуловимо витал в безмятежном воздухе. Земля пахла воспоминаниями, золото листвы покрывало беседки, осыпалось на фонтаны и аллеи, преступно красиво паря в неподвижном пряном воздухе. Сквозь плиты площадей и дорог пробивались последние цветы, они покачивались на тонких неуверенных стеблях, разглядывали небо… Один такой цветок пророс сквозь плиту аллеи, по которой шел Патриций. Владыка остановился, глядя на малиново-желтый цветок, присел перед ним на корточки и осторожно коснулся пальцами тонких лепестков, хрупких листьев.

— Откуда в тебе такая сила? — произнес Георг. — Как ты пробиваешься через камни? Зачем тебе это надо? Для того чтобы несколько дней посмотреть на солнце и умереть? Ответь, мне очень важно это узнать…

… А осень, хмельная осень, покачиваясь на высоких каблуках, танцевала по всей планете, разбрасывая листья и грезы, любовь и разлуку. Она смеялась, не приглаживая растрепавшихся рыжих волос, и верила, что никто не может быть несчастен в ее мире.

…Патриций медленно пошел по аллее дальше, отстранено глядя перед собою. Весь Парк раскрылся феерией золотых красок и гармонией света, будто именно здесь осень Марса решила воздвигнуть свою обитель. На плечо Повелителя упал желтый резной лист, слетевший с безымянной ветки безымянного дерева. Владыка осторожно взял его в руку.

— Вот оно, золото, — улыбнулся он, — самое настоящее, неподдельное золото… Дым… пахнет кострами…

Патриций посмотрел на небо. В прозрачной вышине не виднелось ни единого облака, и казалось, что дымный дух исходит именно оттуда. Запрокинув голову, Владыка все стоял и смотрел на этот купол без дна и без края. «Там жгут золото, — подумал Патриций, — во Вселенной тоже наступила осень… везде, кругом осень…»

* * *

Анаис спала, Алмон доедал все, что оставалось на блюдах, а пришедший в чувство слуга находился под столом и не желал оттуда выбираться, невзирая ни на какие уговоры.

— Моя мысль очень проста, — продолжала Ластения, — не знаю, насколько это будет эффективно, но почему не попробовать. Во дворце имеются реабилитационные лаборатории. Отец всерьез занимался медициной, и под его началом разрабатывалось множество восстановительных программ на основе целительной силы Сатурна, с большим успехом излечивались и душевные болезни…

— Ах, да! — воскликнул Сократ. — Как же я мог забыть! Там же целое исследование проводилось! И вполне успешное! Все в лаборатории! Бегом, бегом!

— Погоди, — остановила Ластения, — у нас нет необходимого персонала, я видела эту лабораторию, она очень сложная, нужны специалисты.

— Да какие там специалисты! Сами справимся, мы умные! — толстяк вылез из-за стола и попытался вытащить Алмона. — Пойдем скорее, пойдем!

— Оставь его, Сократ, — возмутилась Терр-Розе, — разве ты не видишь, как он голоден?

— Да, но пока такая махина насытится, сатурниане окончательно перебьют друг друга!

— Какой вы, однако, нудный. — Алмон отставил последнюю опустевшую тарелку.

— Нудность есть издержки моей тяжелой профессии, — Сократ подумал и добавил: — Алмон, у меня есть к тебе одно очень деловое предложение. Выслушаешь?

— А можно мне сначала принять душ? Я не могу выслушивать деловые предложения в таком виде. Пара минут, буквально пара минут…

— Давай, бегом в мои апартаменты, это рядом, — Сократ нетерпеливо потянул его за рукав. — Ластения, скажи слугам, пусть побольше полотенец принесут.

Сократ с Алмоном направились к выходу из Деревянной Столовой.

— Алмончик, — донеслось уже из коридора, — а спинку тебе потереть можно? Это ж такая честь потереть спинку… спину… спинищу самому Алмону!..

Терр-Розе с Ластенией переглянулись и расхохотались.

* * *

Соприкасаясь дыханием с осенним воздухом, Патриций ощущал прохладу в груди, но она не приносила облегчения, лишь раздражала. Все вокруг мучило Владыку своей красотой увядания. Патриций ощущал себя полностью вычеркнутым из этого мира. Больше всего ему хотелось, чтобы сейчас начался дождь или снег, или ветер с огнем… Но в мире торжествовала осень. Георг бродил среди лепных каскадов и прекраснейших скульптур отключенных фонтанов. Никто не встретился ему, ни единой живой души не виднелось поблизости, и Патрицию показалось, что кроме него на этой золотой планете вообще никого не осталось.

* * *

Влажные волосы полуволка были тщательно зачесаны назад и собраны в хвост, открывая высокий лоб. Подходящей по размеру одежды найти ему не смогли и Алмону пришлось сидеть за столом обернувшись в покрывало с кровати толстяка.

— Алмончик, штанцы быстро высохнут, — утешал Сократ, — а рубашенцию пошьем, не беспокойся.

— Надеюсь, — полуволк пытался то так, то эдак завязать концы материи на плече.

— Давай я заколю, — Терр-Розе сняла с груди драгоценную брошь в виде мифического цветка.

— Алмон, ты с ней будь осторожен, это еще та хищница, так заколет, вовек потом не расколешь.

— Умолкни, толстая зараза! — огрызнулась королева, закрепляя брошью покрывало. — Вот как замечательно.

— Да куда уж лучше, — печально вздохнул полуволк.

— Кстати, — Терра вернулась на свое место, — а почему Анаис все время спит?

— Я погрузил ее в подобие полного забытья, чтобы не расходовались остатки жизненных сил.

— В забытье она все равно долго не просуществует, — Сократ деловито наполнил бокалы. — Попробуем вариант, предложенный Ластенией?

— Других все равно больше нет. Принесет Ластения ключи от лаборатории, и пойдем. Не надо вина, мне напитка.

— Да, пожалуйста. Алмон, а мы с тобой уже и раньше встречались, помнишь?

— Как можно забыть такую пляску смерти, ты чуть все здание Управления не разнес. А потом еще твоя крайне содержательная пробежка из Малахитовой Залы…

— Ну-ка, расскажи, расскажи! — оживилась Терр-Розе. — Я не знаю этих увлекательных историй!

— Не надо! — воскликнул Сократ. — Это никому не интересно! Послушайте лучше мое очень деловое предложение. Все мы с вами люди разные, но есть у нас кое-что общее. Каждый из нас в свое время так или иначе умудрился испортить Патрицию настроение. Так не объединить ли нам свои творческие усилия? Все веселее будет.

— Что веселее? — Терра посмотрела на толстяка долгим сумеречным взглядом из тени длинных ресниц.

— Выживать, красавица моя, выживать.

— Мне это предложение нравится, — прозвучал голос Ластении, она стояла в дверях, держа в руках предмет, походивший на серебряную птицу. — Я буду счастлива, если мы объединимся.

Алмон посмотрел на Терр-Розе.

— Вы, если не ошибаюсь, подруга Патриция?

— В отставке, — гнусно ухмыльнулся Сократ.

— Ничего подобного! — вспыхнула Терра. — Я сама ушла, если хотите знать!

— Да-да-да-да, сама-сама-сама.

— Сократ, — усмехнулся полуволк, — о тебе я тоже знаю крайне мало.

— А чего обо мне знать, — широко, открыто улыбнулся толстяк, — вот он я, весь как на ладони, открытый для любви и денег. Давайте дружить, ребята, это будет здорово, вот увидите.

— Могу себе представить!

— Терра, а ты можешь хоть сейчас ехать к себе домой. Никто не держит, за платье не цепляется.

— Нет, — Ластения присела в кресло рядом с нею, — я никуда не отпущу Терру. У меня еще не было ближе подруги.

— Что ж, — Алмон поправил покрывало, съехавшее с плеча вместе с брошью, — я не возражаю. Если получится, будет прекрасно. Анаис мечтала о друзьях…

— Ура! Алмон с нами объединился! Алмончик, а ты можешь пули руками ловить?

— В меня уже кто-то тут собирается стрелять?

— Я к тому, что может в нас кто-нибудь соберется, тогда ты нас спасешь?

— Непременно. Так, идем в лабораторию, — Алмон встал с кресла. — Кстати, кто это у вас там под столом сидит?

— Это слуга, он тебя увидел, когда ты выходил из Вихря, и решил, что на нас инопланетяне напали.

— Любезнейший, — Алмон наклонился, заглядывая под стол, — не бойся, выходи, я не ем сатурниан, они не вкусные.

Видимо, решив, что, стало быть, вкусные все остальные, слуга снова закатил глаза и рухнул на пол.

— Зря ты это сказал, — усмехнулся Сократ, — они тут все очень нежные.

* * *

Присев на скамью, Патриций закрыл глаза, подставляя лицо последним лучам заходящего солнца. Над головой тихонько рокотали кроны, под ногами шептались травы… Свежело. Георг поднялся со скамьи и направился обратно к Дворцу.

* * *

Алмон переоделся в свои выстиранные и высушенные штаны, возвратив покрывало Сократу, брошь — Терр-Розе.

— Еще раз извините мой непристойный вид.

— Ничего страшного, как-нибудь потерпим, — Терра заинтересованно рассматривала его литые мышцы под золотисто-бронзовой кожей до тех пор, пока Сократ нарочно не наступил королеве на ногу. Алмон осторожно поднял с кресла Анаис.

— Может, ее тоже надо было переодеть? — Терра с сомнением покосилась на изорванное платье бледно-зеленого цвета.

— Боюсь лишний раз тревожить, вдруг очнется.

Покинув Деревянную Столовую, они направились вслед за Ластенией. Серебряная «птица» открыла анфиладу дверей, пропуская в сердце лаборатории. Овальное светлое помещение снизу доверху прошивали подрагивающие лиловые нити, в пространстве парили пульсирующие полусферы, ритмично скручивались в жгуты и распадались на синие ленты мягкие на вид, будто усыпанные белесым пеплом, «рукава», тянущиеся от пола до потолка…

— Это и есть лаборатория? — толстяк озадачено поглядел по сторонам. — А где приборы, аппараты, колбочки-пробирочки?

— Вот, — развела руками Ластения, — всё, что есть.

— А руководство по эксплуатации имеется?

— Подержи, — Алмон передал Сократу на руки Анаис. — Удержишь?

— Вообще меня за личность не считаешь, да?

Алмон неторопливо прошелся по периметру помещения, разглядывая наполнение лаборатории. Остановившись напротив одной из полусфер, он протянул к ней раскрытую ладонь. Пульсация резко участилась и полусфера задрожала, раскрываясь семью лепестками. Алмон жестом подозвал Сократа. Он поднес Анаис к парящему в пространстве «цветку» и осторожно уложил в середину. Как только девушка оказалась внутри, лепестки принялись делиться и смыкаться, образуя сферу.

* * *

Находиться взаперти оказалось позорно до невыносимости. Нэскей мерил шагами шестиугольное помещение и недоумевал, как такое вообще могло произойти? «Кто он такой? — размышлял юноша, слушая, как под ногами тихонько поскрипывает золотистый пол. — Почему отец раньше о нем не упоминал? Почему только на пороге сказал, что Анаис не одна закрыта? Как он мог допустить такое?» Подойдя к окну, юноша взялся прощупывать энергополе апартаментов. Все каналы оказались блокированы. Присев в кресло, он коснулся ледяными пальцами переносицы и задумался, отрешенно глядя в пространство.

* * *

Начав, было, пульсировать теплым сиянием, сфера вдруг налилась багрово-черным и взорвалась почти беззвучно, разлетаясь пепельными лохмотьями. Терра с Ластенией вскрикнули от неожиданности, прикрывая лица. Не изменив положения, фигура Анаис покачивалась в воздухе. Сократ задумчиво хмыкнул, глядя, как развеваются края платья и пряди волос.

— Как я понял, силу Анаис тут вряд ли что выдержит. Есть какие-нибудь соображения?

— Может, нам самим попробовать? — предложила Терр-Розе. — Каждый из нас по-своему силен. Что если нам соединить нашу энергию и пропустить ее через каналы лаборатории? Вдруг это поможет восстановить сознание и пробудить разум.

— А тогда вообще всё на воздух не взлетит?

— Не должно. — Алмон подошел к медленно, сонно вращающемуся бледно-голубому конусу. — Только потихоньку, по нарастающей.

Терр-Розе с Ластенией подошли к конусу и протянули к нему ладони. Толстяк остался стоять на месте.

— А ты?

— Что, от меня тоже будет польза?

— Конечно, — Алмон раскрыл ладони, глядя в центр конуса.

— Главное, чтобы вреда от него не было, — вздохнула Терра, — от него обычно много вреда бывает.

— Уж кто бы говорил, — Сократ встал между Алмоном и Ластенией. — Я готов, приступаем.

Бледный конус ускорил вращение, насыщаясь цветом, ожили, заволновались «рукава» и нити. Вбирая и соединяя такие разные потоки энергий, конус увеличился в размерах, завибрировал с надрывным воем, но выдержал. Вокруг Анаис стало зарождаться свечение необычного золотисто-синего оттенка. Оно окутало девушку, словно тончайшая переливающаяся ткань, приподнимаясь и опадая, будто было живым и дышало.

— У меня кружится голова… — прошептала Ластения, ее глаза потускнели, лицо залила бледность.

— Еще немного, — ответила Терра, превозмогая собственное головокружение и слабость, — еще чуть-чуть.

Толстяк пошатнулся, приваливаясь к плечу полуволка, но ладоней не опустил. Свечение разорвалось снопом трескучих искр, они осыпались на девушку, исчезая, будто впитываясь в кожу. И на миг Анаис вспыхнула, словно внутри ее тела промелькнул солнечный луч.

* * *

Медленно, едва передвигая ноги, Патриций брел во Дворец с охапкой желтых листьев и осенних цветов. Дракула с Палачом смотрели на него с балкона.

— Чего это он? — напряжено произнес вампир.

— Букет собрал, — пожал плечами молодой человек. — Красиво.

— Дурень! Разве ты не понимаешь? Случилось нечто страшное… или случится.

* * *

Бледное лицо Анаис с заострившимися чертами казалось белее подушек. Все долгие часы ее беспамятства Алмон сидел рядом, держал в руках тонкую, почти прозрачную ладонь и разговаривал с девушкой, надеясь, что она слышит его.

— Все хорошо. Ничего не бойся, никого не бойся. Я с тобой, твои друзья рядом. Все позади… ни грусти, ни страха, ни боли. Жить ты будешь столько, сколько захочешь. А я тебя не оставлю. Слышишь? Не оставлю. Даже если опять умирать придется, все равно вернусь. Ты только очнись, прошу тебя, очнись…

* * *

— Как ты думаешь, Терра, все будет хорошо? — Сократ методично превращал салфетку в лохмотья.

— Мы сделали все, что могли. И с каких это пор ты интересуешься моим мнением?

— Нет, только не это! — простонала Ластения. — Неужели вы непримиримые враги?

— У нас просто идейные разногласия, — важно ответил толстяк. — Все-таки, что ты думаешь?

— Все будет в порядке, — как от назойливого насекомого отмахнулась королева от него королева. — Я не думаю, я это знаю.

— Вот-вот, ты никогда не думаешь, а только всё знаешь. И откуда ты только всё знаешь, если ты никогда не думаешь?

— А ты…

— Прекратите! Умоляю!

* * *

Дракула долго искал Патриция, прежде чем случайно заглянул в Залу Философии Крови. Георг сидел у рубинового фонтана и смотрел, как замирают в воздухе тяжелые капли, прежде чем упасть вниз.

— Владыка, — вампир подошел поближе, — простите, что отвлекаю от размышлений, но сегодня прием, вы будете присутствовать?

— Кого принимаем? — безо всякого выражения спросил Патриций, не отводя взгляда от багровых капель.

— Кажется, послов какой-то соседней Системы.

— Зачем мы их принимаем?

— Точно не знаю, — замялся старый вампир, — это не в моем ведении…

— А что в твоем ведении, Дракула? — Патриций посмотрел на него, и Дракула внутренне содрогнулся, он никогда еще не видел у Георга такого взгляда. Дракула даже понять не смог, что нёс в себе этот взгляд.

— Ну, я являюсь неким звеном меж вами и всей остальной системой управления Империи.

— Ты так считаешь?

— В общем, да…

Патриций помолчал в задумчивости, и произнес:

— Я буду присутствовать на сегодняшнем приеме, только озаботься, чтобы ко мне никто не приближался.

* * *

Алмон прислонил ладонь Анаис к своему лбу и так сидел, закрыв глаза и опустив голову. Ему не хотелось дышать.

— Она так вкусно пахнет, — донесся едва слышный шепот.

— Кто? — механически спросил он, не открывая глаз.

— Ленкоранская акация. — Пальцы девушки дрогнули и легонько погладили лоб полуволка. — Я так хочу, чтобы ты узнал этот запах…

* * *

Почти весь прием Георг просидел с застывшим лицом. Казалось — он спал наяву.

* * *

В Деревянной Столовой стало на две персоны больше. Полуволк почти перестал вселять ужас в сердца придворных, а напуганный им до обморока слуга даже нашел в себе смелость потрогать полуволка за руку, хотя сверкающие когти все равно продолжали страшить.

Анаис, все еще слабая и бледная, но избавившаяся от дворцовой грязи и переодетая в платье Ластении, быстро нашла общий язык с Терр-Розе и юной королевой Сатурна, Сократа она воспринимала уже как старого друга.

— Как же ты решилась на такое? — Терр-Розе разглядывала осунувшееся лицо Анаис, словно видела впервые. — Это же… это же чудовищно…

— Уже все сделано, уже все кончилось, — вмешался Сократ, — хватит об этом, двигаемся дальше.

— Да, — кивнул Алмон, — дальше. Юноша, которого я привез из Дворца, неужели он и в самом деле сын Патриция?

— Да, но это отдельная история, мы тебя в нее посвятим.

— Посвятите попозже, сейчас мне необходимо переправить его на Марс.

— Ни в коем случае! Он Ластении как родной брат, его вырастили Аргон с Олавией! Сейчас он с измененной памятью, сам себя не помнит. Если мы вернули к нормальной жизни Анаис, значит, и его сумеем привести в порядок.

— Я пообещал Георгу, что возвращу его.

— Ну и что? — толстяк с искренним недоумением уставился на него. — Как пообещал, так и передумал, подумаешь — большое дело.

— Ты воображаешь последствия?

— А ты можешь представить, что Патриций из хорошего парня сделал монстра и его руками убил Аргона с Олавией? Вернуть его во Дворец — погубить окончательно.

Полуволк молчал, разглядывая собственные руки, его золотисто-карие глаза темнели, становясь почти непрозрачными.

— Не могу с мыслями собраться, — произнесла Анаис, — в голове не укладывается, что у меня есть брат.

— Можно сказать — один на двоих, — печально улыбнулась Ластения. — Что же сделать? Способна ли ему помочь лаборатория?

— Не уверен, — ответил Алмон. — Энергия, используемая во Дворце для изменения сознания, генерируется станцией «Бег».

— Тогда все просто, — пожал плечами Сократ, — уничтожим станцию, Леброн очнется и сам решит, что ему делать дальше.

— В принципе, это возможно… — Анаис задумчиво смотрела в окно. — Но для этого потребуется много энергии особого вида.

— А нельзя ее синтезировать искусственным путем или сделать нашими силами?

— Наших сил не хватит. — Ответил вместо нее полуволк. — Даже если допустить вероятность искусственного создания энергии подобной мощности, на воздух взлетит не только дворец, но и добрая половина планеты.

— А что же делать?

— Надо подумать…

— Надо быстрее думать, — заметил Сократ, — на Марсе вот-вот наступит утро.

* * *

Подойдя к окну, Патриций отодвинул тяжелую штору. Окна этой спальни выходили не на Центральные Парковые аллеи, а на потаенные, утробно ворчащие непричесанные древесные кроны. Звездный свет хлынул, заливая бледным серебром лицо и грудь Владыки. Распахнув окно, Георг вдохнул холодный дух осенней ночи. Так он и простоял до рассвета, рассвета на Марсе, рассвета нового дня, когда Нэскей должен был вернуться во Дворец.

* * *

— А нельзя просто солгать? Сказать, что он погиб, умер… ну придумать что-нибудь смертельное?

— Терра, наврать Патрицию — это уже само по себе смертельно, — Сократ глотнул вина и жестом подозвал слугу. — Любезный, распорядись, чтоб все тут убрали и сервировали стол к завтраку, спать мы уже не пойдем. Почему-то мне все время есть хочется, нервное это у меня, что ли?

— Надо под каким-нибудь благовидным предлогом отсрочить его возвращение на Марс, — сказала Ластения. — Надо поговорить с Патрицием. Я могу это сделать.

— Тебе поговорить с Патрицием? — покачал головой Сократ. — Милая, я даже знаю, что он тебе ответит сразу, как только ты попытаешься сказать «здравствуйте». Алмон, придумай что-нибудь. Леброна нельзя отпускать. Да и еще, странно, что ты раньше никогда о нем не слышал. А ты разве раньше его никогда не видел?

— Нет, даже не подозревал о его существовании, да и как можно было даже в фантазиях связать семью Аргона и Патриция?

— Алмон, что делать? Что делать, Алмон?

— Я сам поговорю с Георгом.

— Как? Поедешь на Марс с официальным визитом?

— Я создам Шар Лицезрения, — вмешалась Терра, — мне не составит труда сделать это на Сатурне.

— Может, я с ним поговорю?

— Не стоит, Анаис, лучше не стоит.

* * *

Увидев, что небо светлеет, Патриций поморщился, отошел от окна, набросил халат и задернул портьеры. Вскоре возникли неслышные и незаметные, будто призраки, слуги. Они принялись убирать постель, сервировать низкий столик, сметать с ковра сигарный пепел… Сидя в кресле почти у самых дверей спальни, Патриций безучастно смотрел на свои босые ноги с гладкими голубоватыми ногтями. Внезапно в воздухе возникло свечение, свиваясь в клубок, оно постепенно превращалось в шар.

— Все вон! — очнулся Георг.

Слуги немедленно растворились, а Повелитель тяжело поднялся из кресла. Шар наполнился светом, вспыхнул и стал прозрачным.

— Мой сын жив?

— Разве я мог причинить ему вред?

— Ты, наверное, уже знаешь, что он брат Анаис?

— Да, но это все равно не имеет никакого значения, я бы не тронул его, кем бы он не оказался.

— Верни мне Нэскея.

— Георг, его зовут Леброн и у него две сестры: Анаис и Ластения. А еще у него были мать и отец. К чему вам пустая оболочка по имени Нэскей?

— Ты вернешь его, Алмон? Ты вернешь мне сына?

— Но у вас его нет, Владыка. Он пришел к вам Леброном, таким, каким он был, живым и настоящим, отчего вы его не приняли? Я не смогу вам его вернуть, он человек, а не предмет неодушевленный, пусть сам сделает свой выбор.

— Однако ты забрал его из Дворца как предмет.

— А там он и был предметом, разве нет?

* * *

Нэскей бродил по покоям, не зная чем заняться. Он вошел в небольшую овальную комнату и остановился, глядя по сторонам. У окна — письменный стол, кресло, напольные часы, зеркало, у стены — платяной шкаф. Подойдя к столу, он принялся выдвигать ящики. В одном обнаружилась стопка рисунков и бумаг. Юноша присел в кресло. Стихи и заметки показались странными, порою наивными или же откровенно нелепыми. Рисунки произвели гораздо лучшее впечатление. Никогда не рисовавший Нэскей, не без удовольствия рассматривал лица, пейзажи, предметы, удивляясь четкости, остроте линий и уверенной руке художника. Отложив рисунки, он покопался в глубине ящиков в поисках других работ и наткнулся на два очень хорошо выполненных портрета — свой собственный и своей сестры. Нэскей смотрел на лицо человека, похожего на него, словно зеркальное отражение, с отличием лишь в цвете глаз, и не мог сам себе объяснить, почему это произвело на него такое сильное впечатление, почти испугало…

Нэскей отложил портреты и огляделся по сторонам. Вдруг он поймал себя на мысли, что некоторые вещи кажутся знакомыми, будто он видел их раньше… «Вот здесь, — подумал Нэскей, — кажется, здесь стояла скульптура, а потом ее убрали, потому что в детстве я ходил во сне, однажды натолкнулся на нее, скульптура упала и едва не зашибла меня… А вот здесь, на стене, висела какая-то картина…» Ужас накатывал на Нэскея холодными колючими волнами.

— Что со мной? — прошептал он. — Я ведь не был здесь никогда, но, тем не менее, знаю, что там находилось полотно…

Он вскочил на ноги и принялся рассматривать предметы и вещи комнаты. В платяном шкафу висела легкая домашняя одежда. Нэскей разворошил ее и увидел какую-то картину, стоявшую в глубине, у самой стенки. Вытащив полотно, он застыл, глядя на изображение.

— Вот как, значит, у меня есть двойник…

* * *

Разговаривал с Георгом Алмон наедине. Его возвращения ожидали с тревогой и нетерпением.

— Ну?! — воскликнул Сократ, как только полуволк возник на пороге. — До чего договорились?

— Ни до чего конкретного, — Алмон отчего-то выглядел уставшим. — Надо срочно что-то решать с базой — прекратится война, к парню вернется разум, дальше будем действовать по обстоятельствам.

Друзья в озадаченности смотрели на него.

— Хорошо, как скажешь, — пожала плечами Терр-Розе, — давайте решать со станцией. У кого-нибудь есть гениальные идеи?

— У меня, — сразу же ответил Сократ.

— Ну, естественно! — ядовито улыбнулась Терра. — Кто же у нас тут самый гениальный!

— А ты, милая, не завидуй. Зависть, понимаешь ли, такое чувство, от которого…

— Какая конкретно идея? — перевел на него взгляд Алмон.

— Так ведь сказать не дают!

— Сократ, ну, пожалуйста, — взмолилась Ластения, — говори скорее!

— Хорошо. Так вот, — толстяк уселся в кресле поудобнее, — вы когда-нибудь слышали о торговцах-контрабандистах? Ну, ты, Терра, обязательно должна знать.

— Почему я? — мгновенно взвилась королева. — Почему, если контрабандисты, так обязательно я?! Ты мне, пожалуйста, свой круг общения не приписывай!

— Да я не в этом смысле, вечно ты визжишь, до конца не дослушав. Это не просто какие-то несчастные махинаторы, это настоящие крупные энергетические поставщики, могущие раздобыть любой ее вид. Как правило, они обитают в Параллельных Мирах. Напрягись, вспомни, знаешь ли ты что-нибудь о них?

— Торговцы энергией? — Терра задумалась. — Думаешь, кто-нибудь из них смог бы предоставить такое количество?

— Почему не попробовать?

— А где их искать?

— А кто из нас двоих параллельный? То есть я хотел сказать…

— Сократ, мы поняли, что ты хотел сказать, — кивнул Алмон. — Твоя идея неплоха, надо найти такого торговца, и здесь нам сможет помочь только Терр-Розе.

— Я постараюсь сделать все, что от меня зависит, — с достоинством произнесла она.

— Ой, только не сильно не раздувайся от собственной значимости. Если вдруг лопнешь, кто же будет торгашей искать.

Терра набрала побольше воздуха и открыла рот.

— Нет! — воскликнула Ластения. — Поругайтесь в другой раз, пожалуйста!

* * *

Дракула с Палачом снова сидели в Большой Каминной и смотрели на огонь.

— Как-то душно во Дворце, ты не находишь? — нарушил молчание Палач. — Воздух руками можно потрогать.

— Да уж… — отблески пламени плясали на бледном лице вампира, и от этого его глаза горели тусклыми рубинами. — И с Патрицием что-то не так… Что происходит?

— Не знаю. Может, это как-то связано с Нэскеем? С тех пор, как он куда-то подевался, началось всё это.

— Очень хорошо, что он куда-то подевался! — зло отрезал вампир. — Просто неожиданный подарок судьбы, а я-то уж думал, окончательно впал в ее немилость! Надеюсь, мальчишка чем-то не угодил Повелителю, и тот превратил его в кучку праха!

— Дракула, — Палач глянул на искаженное лицо старого вампира, — ты что, действительно думаешь, что сможешь когда-то занять место Патриция? Ты всерьез так полагаешь?

— С чего ты взял, что я этого хочу? Какие глупости тебе в голову приходят! Как ты мог подумать, что я…

— Да весь Дворец об этом знает, — отмахнулся Палач, — ты последний остался, кто считает это тайной.

* * *

Терр-Розе отправилась в один из принадлежащих ей Параллельных Миров, а, Анаис с Ластенией полдня провели за шитьем, пытаясь переделать, расширить и надставить одежду самого высокого слуги, которого только смогли отыскать во дворце. Когда же полуволк надел на себя все, что намудрили девушки, Сократ покатился со смеху. Под аккомпанемент его заливистого хохота Алмон подошел к зеркалу, и девушки переглянулись.

— Я же говорила, что не умею шить, — тихо сказала Ластения.

— Судя по всему, я тоже не умею, — вздохнула Анаис. Полуволк внимательно разглядывал свое отражение. — Алмон, тебе совсем не нравится?

— Отчего же, — он печально посмотрел на веселящегося толстяка. — Очень мило, а портные во дворце есть? Нет, мне, конечно, нравится, но все же…

— Да, мы понимаем, — вздохнула Анаис, — Ну, так что, Ластения? Есть портные?

— Сейчас вряд ли найду, но попробую. Сократ, прекрати смеяться, мы же старались, как могли.

— Интересно, когда Терр-Розе вернется? — Анаис присела в кресло и посмотрела на резные настенные часы.

— Меня больше интересует, с какими новостями, — сказал Алмон.

— Торговцы себя не афишируют, — толстяк хозяйственно разлил по бокалам легкое вино, — работа у них довольно опасная. Анаис, ты будешь вино?

— Пожалуй, да. Алмон, лучше стой, если ты сядешь, боюсь, весь твой наряд расползется по швам.

— Я на край примощусь.

— Уж лучше тогда на край стола…

* * *

— Дракула, ты куда?

— К Патрицию, зовет зачем-то.

— Потом заглянешь ко мне? Мне там одну интересную штуку привезли…

— Хорошо, — вампир быстро пошел по коридору, ссутулив плечи, а Палач все смотрел ему вслед.

Внезапно молодого человека охватило странная тревога, похожая на предчувствие надвигающейся беды. Настолько сильное, что Палача передернуло. Он не мог понять, откуда пришла уверенность в том, что скоро привычная жизнь во Дворце станет совсем иной… Палач тряхнул головой, толкнул ногой двери своих покоев, прошел в спальню и в специальном сосуде зажег дурманные травы. Белесый дымок лениво расползся по воздуху, молодой человек пару раз глубоко вдохнул и лег на кровать. Разглядывая высокий потолок с роскошной люстрой, Палач вскоре выбросил из головы тревожные мысли, тем более что не мог понять ни их причин, ни значения.

* * *

— Ну, что же Терра так долго? — Сократ нетерпеливо посматривал на часы. — Мне уже и есть хочется… Неужели в собственном королевстве не может найти каких-то контрабандистов?

— Но ты же сам говорил, что они не афишируют себя, — Ластения подозвала слугу и попросила накрыть стол.

— Все равно могла бы поспешить, — проворчал толстяк, — сидим тут, волнуемся…

Словно в ответ на его слова, двери Деревянной Столовой распахнулись, и на пороге возникла Терр-Розе.

— Ну, наконец-то! — воскликнул толстяк. — А почему одна? Неужели так никого и не разыскала?

— Разыскала, он скоро прибудет, — королева присела за стол, и ее взгляд остановился на Алмоне. — У вас тут что, праздник, что ли?

— С чего ты взяла?

— Ну, Алмон же в веселом праздничном костюме… или я чего-то не поняла?

Ее слова утонули во всеобщем хохоте.

— Вот, сразу меня на смех подняли, нет, чтобы объяснить, что к чему!

— Не обижайся, Терра, — улыбнулась Анаис, — этот, как ты выразилась, «веселый праздничный костюм» — одежда слуги, мы с Ластенией попытались переделать ее для Алмона. Немного не получилось.

— Ясно, — усмехнулась королева, — вы великие портные. Кстати, а вот и торговец.

В Деревянной Столовой возник плотный столб черного дыма, из него вышло, вернее, выкатилось странное существо, состоящее из большого серого шара, еще одного шара поменьше, обозначавшего голову, и четырех шариков на месте рук и ног. Существо безмолвно замерло на месте.

— Что это, простите, такое? — прошептал Сократ.

— Это Керк — свободный торговец энергиями из Девятого Параллельного Мира, — ответила Терра. — Мне потребовалось немало сил, чтобы разыскать его.

— Понятно. А почему дяденька молчит? Или это тетенька?

— Сократ, тише, пожалуйста, Керк общается телепатически. Сейчас я ему все объясню. Анаис, что нам надо?

— Алмон, подскажи, какая именно энергия способна уничтожить станцию, не уничтожив меня?

— Нам понадобится бат энергии класса Титан, типа Сол, подвида Тротур.

— Хорошо, сейчас узнаю, во сколько это нам обойдется.

Терра немного поморщилась, когда скрипучая телепатическая речь Керка ворвалась в ее мозг. Когда он замолчал, Терр-Розе назвала сумму, требуемую торговцем за энергию.

— У-у-у-у! — загудел Сократ. — Было очень приятно с вами познакомиться, уважаемый. Интересно, зачем ему такие деньжищи? Потратит на квадратных девочек?

— Заткните же его кто-нибудь! — воскликнула Терра. — Сейчас Керк интересуется, зачем нам столько разрушительной силы.

— Так мы все ему и вывалим! — фыркнул толстяк.

— Думаю, надо рассказать, — Анаис посмотрела на Алмона.

— А он не отправится прямиком к Патрицию с этими потрясающими новостями? — вмешался Сократ.

— Рискнем… — вздохнула Ластения. — Алмон, что скажешь?

— Давайте.

Терра повернулась к Керку и пару минут молчала. Затаив дыхание, друзья ждали.

— Керк заинтересовался, — наконец произнесла королева. — Он говорит, хотя Параллельные Миры ни во что не вмешиваются, он все равно предоставит нам необходимое количество энергии. Бесплатно.

— Дяденьку можно обнять и к сердцу прижать?

— Сократ, это лишнее.

В этот момент двери приоткрылись, и в Столовую заглянул слуга.

— Извините, — он округлившимися глазами посмотрел на торговца энергиями, — там парень, ну тот, который на Леброна похож, требует главного.

— Что ему надо? — спросил Алмон.

— Не знаю, не говорит, только буйствует, — слуга не сводил глаз с Керка, подумав, он, на всякий случай, поклонился и вежливо произнес: — Здравствуйте.

Слуга уже ничему не удивлялся.

— Я пойду к нему, — Ластения встала из-за стола.

— Я с тобой, — Алмон поднялся следом.

Слуга очень внимательно и заинтересованно уставился на наряд полуволка. Он собирался что-то спросить, но, наткнувшись на взгляд Алмона, благоразумно промолчал.

Ластения с Алмоном вышли из Деревянной Столовой и направились к покоям Леброна. Нэскей сидел в холле напротив двери, держа на коленях портрет.

— Слушаю внимательно, — сказал Алмон.

— Я хотел бы с нею наедине поговорить, — кивнул юноша на Ластению.

— Говори при мне или мы уходим.

— Ну, что же, хорошо. Я хочу сказать, что зря вы всё это затеяли, все равно ничего не выйдет.

— Ты о чем?

— Неужели вы думаете, — продолжил Нэскей, — что мой отец не отличит подделки от собственного сына?

— С трудом понимаю.

— Вы выкрали меня из Дворца для того, чтобы подменить и усадить на трон Марса собственного «принца» — моего двойника.

— Еще труднее. С чего ты это взял?

— Вот, — юноша поднял портрет. — Что скажете?

Ластения вздохнула:

— Я сейчас попытаюсь все тебе объяснить, Леброн, я нарочно спрятала портрет, чтобы ты…

— Меня зовут Нэскей!

— Хорошо, пусть будет так, — кивнула Ластения. — Мне многое надо тебе рассказать, надеюсь, ты мне поверишь…

— Совершенно напрасно, — усмехнулся юноша. — Неужели вы надеетесь обмануть самого Патриция?

— Ты когда-то тоже понадеялся обмануть его, — в солнечных глазах девушки сверкнули слезы. — Зачем же мы все это сделали, Леброн? Зачем же? Зачем ты был так упрям, почему поступил по-своему?

— Ластения, — Алмон обнял ее за плечи, — пожалуйста, еще совсем немного осталось подождать.

— У вас все равно ничего не получится, — улыбнулся Нэскей, — как вы этого не понимаете? У вас есть только один шанс выжить: отправить меня немедленно на Марс и бежать, бежать, бежать. Галактик много, Систем еще больше, где-нибудь да затеряетесь.

— Леб… Нэскей, я разговаривал сегодня с твоим отцом, объяснил сложившуюся ситуацию…

— Какую ситуацию?

— На Сатурне идет война, все транспортные узлы перекрыты, блокированы и энергоканалы. Он согласился подождать до завтрашнего дня. Мы обязательно отправим тебя домой, пока что располагайся, отдыхай. Ты голоден?

— Нет.

— Если что-нибудь понадобится, зови слугу, он подойдет к двери. Извини, что вынуждены держать тебя взаперти, но это необходимо ради твоей же безопасности.

Они вышли из покоев Леброна и закрыли двери.

— Алмон, думаешь, все действительно изменится? — девушка смотрела в лицо полуволку встревоженными золотыми от слез глазами.

— Конечно, как можно сомневаться? — Алмон улыбнулся теплой, мягкой улыбкой, от которой Ластении стало немного спокойнее и легче.

* * *

— Дракула, — Патриций курил тонкую черную сигару и смотрел на вампира.

— Да, мой Повелитель? — вампир подобострастно согнулся, всем своим видом выражая бесконечную любовь, беспредельную преданность и готовность выполнить все немедленно и качественно.

— Дракула, ты бы мог поцеловать меня в зад?

Вампир рассыпался мелким дребезжащим смешком, думая, что Патриций шутит, но осекся, увидев, что он совершенно серьезен.

— Так мог бы или нет? Отвечай, я приказываю.

После долгой паузы Дракула выдавил:

— Вы хотите, чтобы я это сделал прямо сейчас?

Патриций вздохнул, отвернулся и отошел к окну. Молчал он долго, затем произнес:

— Где-нибудь поблизости, на набережной, есть тихое, чистое место?

— Вы хотите уединенной прогулки? — в голосе Дракулы прозвучало облегчение.

— Да.

— Сию секунду, Повелитель, я все организую, — вампир поспешно выскочил из кабинета.

* * *

— Что там случилось?

— Ничего особенного, Нэскей наткнулся на свой портрет и решил, что у него есть двойник. А что у вас?

— Керк окончательно и бесповоротно решил дать нам энергию, — улыбнулась Анаис.

— Отлично, — Алмон с одобрением посмотрел на шарообразного торговца. — Что дальше?

— Нам надо подняться на какое-нибудь возвышение…

— На Семинебесную Площадь!

— Все туда! Все туда! — заторопился Сократ.

— Подождите, — сказала Ластения, — но ведь на станции множество народа, они что, все погибнут?

— Практически весь персонал станций искусственный, — ответил Алмон, — не такие уж большие потери.

— Давайте, скорее, пойдемте!

— Не могу понять, Сократ, твоего огромного нетерпения, — вздохнула Терра. — Хочешь спасти сатурниан или просто посмотреть, как станция взорвется?

* * *

Легкий морской бриз неуверенно теребил края плаща, наброшенного на плечи человека, стоявшего на вершине скалы. Запрокинув голову, Патриций разглядывал светлое осеннее небо. Ни облачка, ни птицы… Сюда не доносился грохот Гавани, тишина простиралась над пустынными берегами и скальными вершинами. Патриций смотрел на бескрайнее Торговое Море, оно спокойно дремало в подковообразной бухте. Раскинув руки, Георг оторвался от скалы и, словно большая больная птица, медленно полетел вниз. Песок набережной жалобно хрустнул под сапогами. Патриций огляделся. Неподалеку виднелся наполовину утопленный в воду почти плоский камень. Патриций присел на шершавую, нагретую за день поверхность. С одного бока камень порос длинными коричневыми водорослями, они шевелились в воде, словно волосы утопленницы, с другого его высушило добела марсианское Солнце. Патриций понаблюдал, как плещется вода, как бьется она о камень, мелкими брызгами осыпаясь на сапоги, затем поднялся и побрел вдоль кромки воды, рассматривая причудливые ракушки, выброшенные на берег. Мысли путались. Наталкиваясь одна на другую, они разбивались, раня мозг мелкими осколками. Словно крошечные насекомые, копошились какие-то фразы… мыслеобразы… Владыка не мог ни поймать, ни связать их воедино. Мелькали какие-то лица, которых он не мог вспомнить, времена, планеты, города… Этот хаос острыми коготками раздирал мозг, до предела обостряя зрение и обоняние, притупляя сознание и слух.

Патриций шел по берегу, пока не набрел на огромную дохлую рыбину, лежавшую в полуметре от воды. Владыка остановился, глядя на нее. Выпученные белые глаза, агонизирующе распахнутый рот, отвалившиеся чешуя и мясо, обнаженные своды желтоватых ребер… Как зачарованный смотрел он на нее, не в силах отвести взгляда. Казалось, рыба улыбается, глядя на него, и приветливо машет полусгнившим хвостом, вычерчивая влажные бороздки в крупном песке.

* * *

— Еще раз поднимусь на эту Площадь, — отдувался толстяк, — и стану стройным, как Терр-Розе. Неужели лифт или подъемник какой-нибудь нельзя сделать?

— Путь к покою и очищению не может быть легким, — улыбнулась Ластения. — На подъемнике нельзя.

— Жаль, как жаль! — пыхтел Сократ.

Они поднялись на самый верх, и полуволк подошел к отлитым из золота статуям Аргона и Олавии. Пару секунд он неподвижно стоял, глядя на королей, словно мысленно разговаривал с ними.

— Ну что, Анаис, — нетерпеливо переминался с ноги на ногу Сократ, — куда подарочек зашвырнем?

Анаис подняла лицо к вечереющему небу, и теплый ветер принялся играть с ее светлыми волосами.

— Надо отыскать излучение станции, ее голос.

Девушка закрыла глаза, но они продолжали двигаться под опущенными веками.

— Ну, как? — поинтересовался толстяк. — Голосит?

— Для начала перестань голосить ты! — прошипела Терра. — Ты же ей мешаешь!

— У тебя, Терра, порою бывает настолько неприятный тембр голоса, аж мураши продирают!

— Тише вы, — Ластения дернула Сократа за рукав пестрой рубашки. — Поссоритесь попозже, ладно?

Анаис продолжала рассматривать небо закрытыми глазами. Терра и Сократ продолжили ругаться шепотом, чтобы никому не мешать, и к тому моменту, когда они вцепились друг в друга, Анаис сказала:

— Вот она, я ее вижу, это станция «Бег».

— Уверена? Ни с чем другим не перепутала?

— Исключено.

— Мы на это надеемся, — сказал толстяк, отходя подальше от Терр-Розе, — а то весь подарок Керка врежется в какую-нибудь планету всей своей благотворительностью, извиняйся потом…

— Не беспокойся, не врежется.

Она протянула Керку ладонь, торговец намного увеличился в размерах и заискрился сильнейшими разрядами. Желто-серые молнии стали входить в пальцы Анаис. Пропуская через себя энергию, девушка подняла правую руку к небу.

* * *

Зов Нэскея никак не мог пробиться сквозь пелену, застилающую разум Патриция. Юноша чувствовал, как к горлу Повелителя подкатывают спазмы, как Патриций согнулся, как его неудержимо рвет кровью…

«Перестань смотреть на эту проклятую рыбу! — мысленно закричал Нэскей. — Услышь меня! Почувствуй меня! Прекрати смотреть на рыбу!»

Но было поздно, сознание Нэскея возвращалось, складываясь в привычную мозаику. Нэскей застонал, приходя в себя и, что есть силы, ударил кулаком по подлокотнику кресла. Он был так близок, так близок! У него получилось найти отца, но не получилось до него докричаться. Юноша сидел, смотрел прямо перед собой, и ему казалось, что полусгнившая рыба с берега Торгового Моря лежит прямо здесь, на светло-золотистом полу.

* * *

Пучок лиловых лучей устремился в безоблачное небо Сатурна. Всего пару секунд этот обжигающий свет был отчетливо виден, затем исчез, и друзьям показалось, что, несмотря на огромное расстояние, послышался тихий гул, похожий на раскат весеннего грома.

* * *

С сильнейшим чувством тошноты, обессилевший настолько, что едва мог передвигаться, Патриций брел к Дворцу по центральной аллее Парка. Навстречу ему неслись Дракула с Палачом.

— Владыка! — задыхаясь, выкрикнул вампир. — Кошмарные новости! Уничтожена станция «Бег»! Кто-то посмел… кто-то сумел…

Патриций равнодушно посмотрел на них и прошел мимо, не замедляя шага.

* * *

— Надо же, как все просто, — Сократ задумчиво смотрел в небо, — как все быстро и просто, даже удивительно.

Подставив лицо прикосновениям ветра, Анаис стояла, облокотившись на перила балюстрады.

— Как ты? — Алмон взял ее за руку, заглядывая в прозрачные аквамариновые глаза. — Хорошо себя чувствуешь?

— Да, слабость и удивительная легкость одновременно. Замечательное состояние.

К каменным перилам подошли остальные.

— Люди очнутся, — задумчиво улыбнулась Ластения, — на Сатурн снова придет мир и покой. Люди поймут, что все это время были безумны, и что война, сама по себе, есть не что иное, как помрачение рассудка. Все будет, как прежде… Спасибо тебе, Анаис.

— Да, деточка, — откашлялся Сократ, — у меня даже и слов-то нет…

— Какой редкий случай, — хмыкнула Терра, — тогда это действительно историческая минута!

Они стояли и смотрели вниз с Семинебесной Площади, в который раз удивляясь необыкновенной красоте заката Сатурна. Потихоньку начинала возрождаться, пробуждаться к жизни прекрасная, светлая планета, освобожденная от липкого безумия. Ее сердце забилось ровно, спокойно, легкие задышали свободно и размеренно, и сердца сатурниан забились созвучно могучему глубинному пульсу планеты.

Анаис казалось, что она слышит, как Сатурн стонет от усталости, словно путник, прошедший долгий и трудный путь, полный лишений. И путник наконец-то обрел желаемую возможность вытянуться на прохладной удобной постели, остудил свое тело среди чистых, пахнущих горной речкой простыней. Планета потянулась каждой косточкой, застонала всякой мышцей от невыносимо сладкого блаженства и, утомленно прикрывая глаза, взмолилась о капле отдыха… Вскоре Сатурн проснется свежим и бодрым, без черных теней вокруг ясных живых глаз, пригладит мокрой щеткой волосы, умоет посвежевшее лицо и закружится в Космосе, источая самый редкий на свете аромат — запах мира, любви и свободы.

* * *

Внезапно на Нэскея обрушилась Вселенная. В одно мгновение его сознание и мироощущение исчезли, высохли, как капля воды в полдень. Все исчезло, юношу опутало душное, пустое беспамятство, мир словно провалился в бездонную пропасть, где, запутавшись среди химер, билось его тело, не понимая, какой же душе оно принадлежит.

* * *

Георг, Дракула и Палач сидели в Зале Философии Крови.

— Это Анаис, — произнес Патриций, рассматривая свой перстень на безымянном пальце, — она уничтожила станцию. Значит, она все-таки пришла в себя…

— Откуда же у нее столько сил, Владыка? — осторожно поинтересовался Дракула.

— Да, действительно, — поддакнул Палач. — Откуда?

— Ей ее кто-то дал или, скорее всего, продал, — Патриций вытянул ноги, откидываясь на спинку кресла. — Как же надоели эти торговцы энергиями. Они прячутся по Параллельным Мирам и, если я не ошибаюсь, здесь не обошлось без Терр-Розе.

— А как всё выяснить? — затаил дыхание старый вампир.

Патриций посмотрел на него отсутствующим взглядом и медленно закрыл глаза. Спустя пару секунд произнес:

— Приведите ко мне Керка — свободного торговца энергиями из Девятого Параллельного Мира.

* * *

Друзья вернулись в Деревянную Столовую.

— Ну, вот и все, — сказал Алмон. — Кажется, катастрофы в нашей жизни закончились.

— Не зарекайся, — вздохнул Сократ, — кто может знать, что ждет нас впереди.

— Чего это ты в пессимизм ударился? — поинтересовалась Терра.

— Отстань, пожалуйста, — отмахнулся толстяк. — Значит, закончились наши неприятности… закончились… Что дальше делать будем? Попробую представить. Я, скорее всего, окончательно обоснуюсь на Сатурне, буду помогать Ластении, потом выдам ее замуж и поеду путешествовать. Терра, скорее всего, вернется в Параллельные Миры и станет дальше творить свои темные параллельные делишки. А Алмон станет мучиться от безделья где-нибудь в загородном домике, рассказывая соседским детишкам о своих славных подвигах…

— Прекрати, пожалуйста, — поморщился полуволк.

— Идемте к Леброну, — сказала Ластения. — Надеюсь, он уже пришел в себя.

— Погоди, — остановила ее Анаис, — можно я пойду одна?

* * *

— Вы звали меня, Повелитель? — шарообразный Керк выкатился из плотного столба дыма, наполняя скрипучей телепатической речью мозг Патриция.

— Да, звал, — он едва удержался, чтобы не потереть виски, столь неприятным был голос торговца. — Скажи-ка, любезнейший, сколько энергии ты отдал Анаис для того, чтобы взорвать станцию?

— Столько, сколько она попросила, — невозмутимо ответил Керк.

— А ты знал, что эта станция принадлежит мне?

— Да, Владыка.

— Так почему же ты способствовал ее уничтожению?

— Я торговец, Владыка, всего лишь торговец. Всё, что я имею, — всё покупается и продается.

— Ну, что ж, тогда продай мне свою душу.

— Хорошо, сколько вы за нее дадите?

— Душа бесценна, — левое веко Патриция слегка дрогнуло, и Керк разлетелся серыми, похожими на пепел хлопьями.

* * *

Леброну казалось, что он спит и видит сон о том, как пробирается к свету с самого дна какого-то тяжкого, липкого кошмара. Юноша старался, как мог, как умел вырывался из ямы с химерами, не чувствуя, как кровоточат сорванные о стену Небытия ногти. Он упорно карабкался все выше, и выше, и выше…

…Открыв глаза, Леброн увидел, что лежит на полу в одной из комнат своих собственных покоев. Голова раскалывалась, перед глазами всё плыло. С трудом поднявшись на ноги, юноша побрел к дверям. Они оказались заперты. Тогда Леброн взялся за серебряную ручку и приподнял немного вверх — он всегда делал это, когда двери нечаянно захлопывались. Измученный сотнями подобных упражнений замок печально щелкнул и открылся. Леброн вышел из покоев и направился по пустынным полутемным коридорам. Его удивило безмолвие, отсутствие слуг и придворных. «Странно, — подумал юноша, глядя по сторонам, — где все? Что было со мною? Надо скорее найти маму с отцом и Ластению с Сократом… Что-то мне все это не нравится… какая-то странная тишина и пустота во дворце, может, случилось что-нибудь?»

Он заглядывал во все покои и залы подряд, удивляясь беспорядку и отсутствию людей. Стали нарастать беспокойство и страх… Леброн решил сократить путь к Деревянной Столовой, свернул в портретную галерею и лицом к лицу столкнулся с Анаис, идущей ему навстречу.

* * *

— Что-то мне не хорошо, Дракула, — Палач с ногами забрался на необъятное ложе вампира, натягивая на себя расшитое драгоценными нитями покрывало.

— Заболел?

— Не знаю. Знобит меня постоянно, трясет изнутри и грустно. Дай-ка мою коробку с сигаретами, вон там, на столе лежит.

— Мне от твоих дурманных трав постоянно в желудке погано, — проворчал вампир, все же протягивая коробку Палачу. — Что-то ты совсем расклеился, так нельзя.

— Знаю, — Палач прикурил сигарету и резко выдохнул терпкий голубоватый дым. — А что делать? Паршиво так, что слов нет.

— Может, это из-за настроения Патриция?

— Понятия не имею, может из-за него, а может и просто так… Тошно как-то…

— Бывает. Со всеми бывает. И во дворцах есть место скуке и тоске, они всюду пробираются.

* * *

Леброн уставился на девушку, не веря своим глазам.

— Здравствуй, Леброн, — голос Анаис прозвучал немного растерянно, она не ожидала вот так вот с ним столкнуться. Девушка сразу поняла, что это и есть ее брат, слишком уж он походил на Патриция.

— Здравствуй… — Леброн растерялся ничуть не меньше. — Я… ты меня знаешь?

— А ты, судя по всему, знаешь меня, — попыталась улыбнуться Анаис.

— Ну… да. А как ты здесь…

— Я тебе сейчас все расскажу. Пойдем, присядем туда, — и она кивнула на тот самый эркер, из глубины которого совсем недавно Сократ наблюдал, как Нэскей вытирает окровавленный стилет о портьеру.

* * *

Дракула задумчиво молчал.

Они перебрались в покои Палача, и старый вампир все пытался напиться, но хмель упорно не желал его одолевать.

— Как ты думаешь, Палач, что Патриций сделает с этим торговцем энергией?

— Уничтожит, что же еще, — равнодушно ответил молодой человек. — Хотя за такое сразу просто уничтожить маловато будет.

* * *

Леброну казалось, что Вселенная вторично обрушилась на него. Юноша с ужасом смотрел на Анаис. По возможности мягко она рассказала о произошедшем, и теперь эти слова с гулом и грохотом проносились по лабиринтам его сознания, доводя до умопомрачения. Леброн опустил голову и закрыл лицо руками.

— Нет… — прошептал он, — нет… не может быть…

Сквозь его пальцы заструились слезы, полные боли.

— Я не мог… не мог… убить маму и отца… — Леброн сдавил пальцами виски. — Что же я наделал… что же я натворил… Это я сделал! Это я натворил! Они мертвы… я убил их собственными руками… А я? Я-то почему до сих пор жив?

— Леброн, — Анаис обняла его за плечи, — не надо, не говори так, это сделал не ты, это сделало другое сознание, иная личность. У тебя есть друзья, которые помогут…

— Продолжать жить, будучи убийцей своих родителей? — он поднял голову и посмотрел на Анаис прозрачными голубыми глазами. — Как я смогу смотреть в лицо Ластении, Сократу и всем остальным? Как я вообще смогу с этим жить?

— Никто не осудит тебя, Леброн, — Анаис взяла его за руку, — пойми это. Все знают, что ты не виноват.

— Мне не легче от этого, — Леброн тряхнул головой, его черные кудри разлетелись по плечам. — А где все остальные? Надеюсь, они-то хоть живы? Больше я никого не убил?

— Идем, они ждут нас в Деревянной Столовой.

— Да, — он поднялся на ноги, — хочу увидеть Ластению и Сократа… а кто там еще?

— Терр-Розе Голубая Птица и Алмон. Терра — она королева Параллельных миров, а Алмон…

— Ага, да-да, — Леброн рассеянно смотрел куда-то в пространство, не слыша больше Анаис.

* * *

Мягкими шагами приближался к Марсу вечер, неся в ладонях скомканный синий шарф ночи, густо усыпанный драгоценностями звезд. Чуть позже он перевяжет этим прохладным шарфом теплую окровавленную рану Марса, успокоит жжение и боль, принесет облегчение, покой и сон…

Дэймос и Фобос, словно два кровяных шарика, окутывали Марс своими орбитами. В Торговую Гавань в очередной раз вошли корабли Ахуна, привезя новые винтики в махину Гавани. Все вращалось по своим давно изученным орбитам, по кругам Жизни и Смерти.

* * *

— Никак не могу во все это поверить, — Леброн залпом выпил бокал вина. — Значит, это вы вызволили меня из Дворца? — он посмотрел на огромного полуволка, одетого в очень странный наряд.

Алмон кивнул, рассматривая Леброна. Этот подавленный горем юноша не имел ничего общего с Нэскеем, хотя лицо было одним и тем же… Но, нет, черты лица тоже изменились, они стали спокойными и мягкими, исчезла остро отточенная жесткость.

— Я хотел бы увидеть маму и отца, хочу попросить у них прощения.

— Надо подняться на Семинебесную Площадь, — сказала Ластения, и толстяк с надрывом вздохнул.

* * *

Патриций, Дракула и Палач сидели в Бриллиантовой Зале и пили ежевичное вино. Каждое лето на далекую Землю отправлялись специальные люди из Дворца для того, чтобы собрать ароматные чернильно-фиолетовые ягоды, перевезти их через Космос и приготовить вино для Георга…

Повелитель, немного осунувшийся после бессонных ночей, сидел в кресле и плавно покачивал любимым кубком, украшенным драгоценностями Космоса. Дракула с Палачом, как могли, старались развлечь его беседой и свежими Дворцовыми сплетнями. Патриций молчал, разглядывал вино в своем кубке, время от времени глубоко вдыхая аромат. Видя, что Георг их совсем не слушает, вампир с Палачом постепенно смолкли. Владыка еще раз вдохнул аромат ежевичного вина и медленно произнес:

— Да-а-а… именно здесь, в этом бокале находится суть, простая, как мир, сложная, как жизнь, и одинокая, как я. Это пьянит, уносит, растворяет, делает рабом и всемогущим одновременно. Вдохни, Дракула, почувствуй, как маленькие иголочки ежевичных стеблей кольнут ноздри, и дурманящий запах леса, птичий щебет, сладкий знойный покой заполнят твое естество. А теперь попробуй, прикоснись к этому колдовству не только обонянием, но и вкусом. Крошечные сладкие, удивительно душистые, терпкие капельки, слегка лизнув твои губы, защекочут язык, приятно царапнут нёбо, а после веточка спелой ежевики впитается в горло, скользнет по пищеводу и мягко, будто молодая травка, устелет желудок, наполняя его прекраснейше приятной истомой. И всё. Ты раб. Раб этой жизни и смерти, ты вынужден повиноваться этим покалываниям и прикосновениям, ежечасно, ежеминутно обязан вдыхать этот терпкий аромат, ты должен смачивать губы в сладких каплях, иначе просто утратишь смысл жизни…

Слушая его тихий гипнотизирующий голос, Дракула зачарованно смотрел на Повелителя, сжимая в руке бокал ежевичного вина, и не понимал, к чему Патриций клонит. Когда Повелитель смолк, вампир откашлялся и спросил:

— Владыка, а причем здесь вино? Мы же говорили о…

— Я рассказывал тебе не о вине, — вздохнул Георг, — я рассказывал тебе о власти. Той самой власти, которой так жаждешь ты.

* * *

Леброн подошел к золотым скульптурами Аргона и Олавии, встал на колени, склонил голову и длинные черные волосы упали ему на лицо. На Семинебесную Площадь он поднялся один, чтобы никто не мешал его покаянию.

* * *

Скрестив руки на груди, Алмон стоял у окна и смотрел на окутанный вечерней дымкой сад. Полуволк казался удивительной скульптурой, его лицо с яркими волчьими глазами напоминало лик неведомого древнего божества, и Ластения невольно залюбовалась им.

— Алмон, — сказала она, — оставайся с нами насовсем, живи во дворце, а?

— Я бы с великим удовольствием, — улыбнулся он в ответ, — но есть одна причина, по которой я не могу этого сделать.

— Какая?

— Я занимаю слишком много места.

— Какой ужас! — засмеялась Ластения. — Но отчего-то мне кажется, что в этом доме ты как раз поместишься. Мы могли бы жить здесь все вместе, счастливо и дружно.

— Не думаю, — сидевшая в кресле Терр-Розе покосилась на Сократа, — и этому тоже есть причина, очень большая и толстая причина.

— Заметьте! Она первая начала!

— Почему так долго нет Леброна? — поспешно произнесла Ластения. — Может, опять что-то случилось?

В этот момент юноша вошел в залу, он был бледен, его глаза лихорадочно горели.

— Спасибо, что все это время вы были рядом с Ластенией и поддержали ее, — бесцветным голосом произнес он. — Если не ошибаюсь, вы — Терр-Розе?

Терра кивнула.

— Пожалуйста, помогите мне сделать Шар Лицезрения, я хотел бы поговорить с Патрицием.

— Конечно.

— Я хотел бы поговорить с ним наедине.

— Хорошо, пойдем куда-нибудь, я сделаю Шар и оставлю тебя.

— Только ты, парень, будь настороже, — проговорил им вслед Сократ, — приоткрывай время от времени двери и проверяй, не подслушивает ли эта честная дама.

* * *

Осень Марса наслаждалась своей светлой, но короткой жизнью. Она упивалась любовью к небу и желтым листьям, страстью к птицам и воздуху. Осень даже и представить себе не могла, что кто-то может быть несчастен в ее время или может оказаться вдруг счастливее неё.

* * *

После разговора с Леброном Патриций долго сидел за столом в кабинете, затем вышел из покоев.

Закрыв за собою двери Малахитовой Залы, Владыка постоял в полнейшей темноте, будто пробовал ее на ощупь и на вкус, а затем, подобно дирижеру, управляющему невидимым оркестром, взмахнул руками, и все вокруг осветилось сотнями и сотнями свечей. Свечи стояли на столах, на спинках кресел, висели прямо в воздухе… Лепестки огоньков покачивались, хотя в Зале не было ни ветринки. Патриций медленно передвигался среди этого праздника света, время от времени делая тонкой деревянной палочкой бороздки в мягком теле свечей, чтобы воск стекал причудливее и красивее. Горячие капли падали Владыке на руки, на лицо, на волосы, но он не замечал этого, полностью поглощенный ритуалом, смысл которого был понятен только ему одному.

* * *

Ужин подходил к концу. В подсвечниках покачивались острые свечные лепестки, от их света было тепло, уютно и не хотелось расходиться. Терр-Розе пригубила бокал вина и посмотрела на сидевшую напротив Анаис. Ее светлые волосы были убраны под тонкую золотистую сеточку, платье бледно-сиреневого оттенка превосходно гармонировало с цветом глаз. Если раньше внешность дочери Патриция казалась Терре несколько простоватой, то сейчас она готова была признать, что ошибалась, просто юная красота Анаис еще не оформилась, не расцвела в полной мере.

— Анаис, — Терра поставила бокал на стол.

— Да?

— Ты могла бы показать мне Глаз Идола?

— Начина-а-а-ается, — протянул Сократ. — Анаис, не вздумай ей показывать Глаз Идола.

— Ты думаешь, я схвачу его и убегу? — Терра холодно взглянула на толстяка. — Я просто хочу посмотреть, что собой представляет эта легендарная вещица.

Девушка вынула из маленькой сумочки, прикрепленной к поясу, небольшой темный камень, который только приблизительно можно было назвать круглым. Камешек поблескивал мелкими золотистыми чешуйками.

— Это он и есть? — разочаровалась Терра, разглядывая предмет на ладони Анаис. — Я его по-другому себе представляла…

— Сам Глаз находится внутри, то, что сверху — окаменевшее Время.

— Интересно было бы посмотреть на сам Глаз.

— Ты лучше убери его, Анаис, спрячь подальше, — посоветовал толстяк, — а то у мадам уже и глаза разгорелись, заблестели, задымились…

— Что ты все время клевещешь на меня, поганец! — возмутилась Терра.

— Погодите, а где Леброн? — сказал Алмон. — Разве он не должен был придти ужинать?

— Должен был, — забеспокоилась Ластения.

На поиски Леброна отправили слугу. Он вскоре вернулся и сообщил, что юноша вышел из дворца и направился к морю.

— Идемте за ним, — Алмон встал из-за стола. — На всякий случай.

* * *

Казалось, кто-то подменил марсианское Солнце. Это ласковое светило не имело ничего общего с прожорливым и ненасытным каннибалом, еще недавно раздиравшим небо на клочки. Марс с трудом приоткрывал глаза со слипшимися от крови ресницами и восставал из заполненных химерами снов, чтобы впитать кожей и всем своим существом как можно больше Осени и Солнца. Марсу хотелось петь, но он не умел этого делать.

* * *

Минуя дворцовые сады, друзья вышли на центральную морскую набережную, как обычно заполненную гуляющим народом.

— Как же мы его найдем? — Ластения в отчаянии озирались по сторонам. Отдыхающие на набережной не узнавали в растрепанной, взволнованной девушке юную королеву.

— Есть ли здесь какое-нибудь уединенное местечко? — спросил Алмон.

— Да, дикий скалистый берег, вон там.

— Значит, нам туда.

Пробираясь сквозь толпу, друзья поспешили вслед за Ластенией. Вскоре показались темно-желтые и охровые скалы.

— Смотрите, Леброн! — воскликнула Терра. — Смотрите!

На вершине высоченной скалы виднелась тонкая, будто вычерченная на фоне неба фигурка. Юноша стоял на самом краю. Внизу плескались голубые волны, едва прикрывающие острые камни небольшой бухты, совсем недавно получившей название «Бухта Аргона».

— Он что-то говорит, — Алмон прищурил глаза.

— С чего ты взял? — толстяк подошел ближе к полуволку.

— Читаю по губам.

— Алмон, какие губы? Его самого-то еле видно.

— Тише, — Анаис тоже смотрела на Леброна. — Алмон, что он говорит?

— Кажется, молитву читает, просит богов не винить за то, что решил добровольно покинуть жизнь…

— Я позову его, — сказала Ластения.

— Не надо, — остановил Алмон, — у него закрыты глаза, можешь испугать и он упадет вниз. Подождите меня вон там, — полуволк кивнул на полоску низкорослых деревцев.

Друзья отошли в короткую тень, а Алмон принялся стремительно взбираться наверх так, чтобы юноша не смог его увидеть.

— Как Леброн умудрился туда забраться? — Терр-Розе не сводила глаз с полуволка. Он с удивительной легкостью поднимался по практически отвесной скале.

— Самое главное, чтобы он оттуда спустился, — толстяк взволнованно переминался с ноги на ногу. — Смотрите, Алмон уже наверху, сейчас снимет Леброна.

Полуволк взобрался на небольшое плато, которым заканчивалась скала, а Леброн опустил голову и открыл глаза. Он по-прежнему находился к полуволку спиной. Алмон бесшумно подходил. Их разделяла лишь пара шагов, когда Ластения не выдержала и закричала:

— Нет! Леброн, не надо!

Юноша резко обернулся и, потеряв равновесие, рухнул вниз. Пальцы Алмона успели схватить лишь воздух. Балансируя на краю, он едва не сорвался сам.

* * *

— Слушай, Дракула, а почему Малахитовая Зала вся в крови? Что там было?

— Понятия не имею, — пожал плечами вампир, — кажется, Патриций там закрывался в одиночестве.

— В одиночестве? Странно, откуда же столько крови…

— Не знаю я, не знаю, чего ты пристал! Пойди и спроси у Патриция, может, расскажет!

* * *

— Что ты наделала?! — закричал Сократ. — Ты что такое натворила?!

Ластения плакала в объятиях Терр-Розе.

— Тише ты, — прошипела Терра. — Прекрати орать, у нее истерика, не видишь, что ли?

Сократ набрал в легкие побольше воздуха, открыл, было, рот, но тут раздался возглас Анаис:

— Смотрите!

Друзья обернулись и не поверили своим глазам. Леброн не разбился, он медленно плыл вверх, обратно на плато, как в люльке покоясь в огромной, словно сотканной из голубоватого дыма руке. Отчетливо виднелась кисть, часть запястья, ладонь и даже перстень на указательном пальце.

— Это Аргон… — выдохнул толстяк, — его рука… его перстень…

Как только ноги Леброна коснулись вершины скалы, и Алмон смог подхватить его, рука начала таять, опускаясь к воде обыкновенным туманом.

* * *

Властелин прекрасно выглядел. Он неизменно облачался в бело-голубое и напоминал жителя Поднебесья. Почти не выходя из кабинета, Георг спешно, с легкостью расправлялся с накопившимися делами Империи.

«Задумал что-то страшное», — единодушно решили Дракула и Палач, глядя на светящегося Патриция. Они уже извелись от нетерпения, но Повелитель по-прежнему ни во что их не посвящал.

* * *

Друзья долго не могли придти в себя. Сократ был растроган, словно после встречи с другом, Алмон еще чувствовал гулкую пустоту воздуха и ветра, а Леброн, так и не проронив ни слова, сидел на диване, положив голову на плечо Анаис. В глазах юноши все еще зияли пропасть и смерть. Поднявшись из кресла, Алмон походил взад-вперед по зале, потом присел перед Леброном на корточки.

— Послушай, парень, — произнес полуволк, — ты давай, больше так не пугай нас, иначе я тебе в следующий раз сам голову отверну. Ты меня понял?

Леброн молча сидел и смотрел в пустоту, находясь в какой-то прострации. Алмон вздохнул и дал ему увесистый подзатыльник, мгновенно стряхнувший с юноши оцепенение.

— Ты чего? — он удивленно уставился на полуволка, потирая гудящий затылок. — Зачем меня ударил?

— Очухался, наконец-то? Самоубийца безмозглый. Что ты делаешь с нами, а?

— Не смей так со мной разговаривать! — закричал вдруг Леброн, вскакивая с дивана. — Не смей!

Алмон выпрямился во весь рост.

— Успокойся, возможно, я ударил тебя сильнее, чем требовалось, но все же это привело тебя в чувство, согласись?

— Животное! — выплюнул ему в лицо юноша. — Урод! Выродок!

Прищурив глаза, Алмон внимательно смотрел на Леброна. Анаис поднялась с дивана и, размахнувшись, закатила Леброну такую пощечину, от которой зазвенели бокалы на столе. Потом взяла за руку Алмона, и они вышли из залы. Мертвая тишина красным пятном расползлась по щеке юноши.

* * *

Дракула с Палачом продолжали недоумевать, что же могло послужить поводом для такого лучезарного настроения Патриция? Еще их очень интересовало отсутствие Нэскея, но спросить об этом они не решались, зная, что неверно сказанное слово или не к месту заданный вопрос могут моментально изменить полюс настроения Повелителя. Пока они ломали головы, Патриций быстро приводил в порядок дела Империи Марса.

* * *

— Что с ним такое? Как он мог?

Анаис и Алмон медленно шли по дорожкам восстановленного сада.

— Может, зря я его ударил?

— Правильно сделал! Мало ему трагедий, еще решил устроить!

— Ты видела, какое у него лицо было, когда он закричал? Растягивалось, как маска.

— Видела. Что с ним происходит?

— Анаис, мы оба знаем, что.

— Все дело в Патриции, да? Думаешь, он продолжает влиять на его слова и поступки?

— Вполне возможно.

— Но каким образом? Он ведь уже не Нэскей.

— Не знаю, — голос Алмона отчего-то прозвучал совсем тихо и устало. — Хорошо бы сейчас увезти его куда-нибудь очень далеко, хотя для Георга расстояния значения не имеют.

— Знать бы, о чем он говорил с Патрицием.

— Видела, каким он вернулся после этой беседы? — Алмон присел на скамью в густой тени пышной древесной кроны. — Боюсь, он наговорил много лишнего, и последствия могут быть печальны.

— А что делать?

— Подождем, посмотрим. Расскажи, как ты жила на Земле?

— Нечего особенно рассказывать, — Анаис присела рядом, расправляя платье. — Мне было так плохо, что я эту долгожданную Землю толком и не рассмотрела. Случайно познакомилась с милым парнем, жила в доме у его тети, работала…

— Работала? — удивился Алмон. — Где?

— В ресторане.

— И кем же?

— Продавала напитки за стойкой бара.

Алмон смотрел на нее с добрую минуту.

— Ты шутишь, что ли?

— Да какие уж тут шутки, — улыбнулась девушка. — Кстати, у меня неплохо получалось. Только я не сразу запомнила, в каких пропорциях нужно недоливать, разбавлять и обсчитывать так, чтобы никто ничего не заметил.

* * *

Леброн потерянно смотрел по сторонам, не понимая, что с ним происходит. «Неужели я схожу с ума? — спрашивали его глаза. — Что я делаю? Что со мной?..» Терр-Розе подошла к юноше и обняла его.

— Не бойся, Леброн, ничего с тобой не случится. Мы поможем, защитим тебя.

Леброн беспомощно взглянул на нее, вдруг конвульсивно вздрогнул и вцепился зубами в горло Терр-Розе.

* * *

Наступающий вечер бархатистыми ладошками ласкал Сатурн. Краями небесного плаща он путался в ярких Кольцах планеты и перебирал тонкими пальцами сияющие искорки звезд, которые в небе «окольцованной» планеты сияли ярче, чем где-либо.

* * *

— Может, пойдем во дворец? Темнеет, становится прохладно, а ты легко одета.

— Пойдем, — вздохнула Анаис.

— Тебе не хочется?

— Мне нравится бродить здесь, вместе с тобой, так хорошо и спокойно. Хочется, чтобы время исчезло навсегда.

Анаис положила голову ему на плечо, и полуволк погладил ее светлые душистые волосы, свободно разбросанные по плечам. Девушка закрыла глаза и из-под ее ресниц медленно скатились две слезинки.

— Все позади, — полуволк обнял ее за плечи. — Ты только не плачь.

— Ты больше не умрешь? — всхлипнула она. — Глупости, конечно, говорю… но…

— Постараюсь умирать как можно реже, — улыбнулся Алмон. — Самому не очень-то понравилось.

— Как ты смог вернуться? — Смахнув с ресниц слезы, Анаис посмотрела в разрисованное тенями древесных крон лицо полуволка. — Как?

— Не могу вспомнить ничего конкретного, какой-то смутный сон с неясными сюжетными обрывками. Потом я будто долго барахтался в зловонной красной жиже, то выбираясь на поверхность, то ныряя с головой. Вроде и не болело ничего, но мука была такая, что лучше бы резали по живому. Затем взрыв в мозгу и после я очнулся. Как ты могла решиться на такой отчаянно опасный шаг? Ты ведь отдала свой рассудок, практически свою жизнь.

— А к чему мне все это без тебя? — на губах Анаис появилась легкая туманная улыбка. — Я искала выход, Алмон, я передумала все возможное, но я никогда не смогла бы выйти оттуда с безумным тобой. А вот ты с безумной мною смог бы выйти. И ты вышел. Видишь, как правильно я поступила?

Головка Анаис удобно устроилась на сгибе локтя Алмона. Мягкие линии ее лица обострили, четко вычертили вечерние тени, добившись почти портретного сходства с Георгом…

— Не надо разглядывать во мне Патриция, — неожиданно жестко сказала она. — Мы совершенно разные.

— Алмон! — послышался издалека крик Сократа. — Анаис! Где вы?! Случилось страшное!

Они вскочили со скамьи и бросились на крик толстяка.

* * *

Неожиданно начался дождь. Помрачнело небо, налетел ветер и хлынули белесые потоки воды, растворяя мир за окнами Дворца. Ливневый шум нарушил размеренный ход конференции, на которой присутствовали главы многих цивилизаций, собравшиеся обсудить политические и экономические вопросы Системы.

— Что ж, сделаем перерыв, пожалуй, — сказал Патриций, посмотрев в окна.

Сидевшие за столами принялись вставать со своих мест, прохаживаться по залу, с десяток послов окружили Георга. Патриций прикурил сигару от вспыхнувшего в воздухе огонька и неглубоко затянулся, выдыхая островато-терпкий дым.

— Не выпить ли нам по бокалу? — пресек Патриций попытки послов начать с ним неформальный разговор.

Представители правительств заметно оживились. В помещение вошли слуги, они несли подносы с бокалами и легкими закусками. Патриций взял массивный золотой кубок, поднесенный ему, отошел к окну, сделал небольшой глоток — и ежевичное вино, слегка лизнув губы, мягко укусило за кончик языка.

* * *

— Скорее, скорее, — толстяк торопливо поднимался по ступеням дворца, — Леброн тяпнул Терр-Розе!

— Что сделал? — не поняла Анаис.

— Укусил! За горло!

Они вбежали во дворец и помчались вслед за Сократом в светло-золотистую залу. На полу без сознания лежала Терр-Розе, из ее шеи хлестала кровь. Бледная перепуганная Ластения стояла рядом, не зная, что делать.

— Он что, перерезал ей горло? — ужаснулась Анаис.

— Нет! Он умудрился сделать это зубами! — Сократ поежился от охватившего его нервного озноба.

— Сейчас я…

— Стой, — Алмон положил на плечо Анаис руку, — не подходи к ней.

— Почему? Я ведь могу помочь!

— По своей природе Терр-Розе вампир, достаточно одной капли, попавшей в любую крошечную царапину, и ты обречена.

— Алмон, я могу ей помочь, и помогу, Терра — мой друг, она не причинит мне вреда.

— Терра, может быть, и не причинит, а вот ее кровь — вполне. Прошу тебя, не делай глупостей, сейчас придут врачи…

— Врачи не помогут, ты сам сказал, что Терра вампир по своей природе, а у них не свертывается артериальная кровь. У нее прокушена именно артерия. Со мной ничего не случится, ни Терр-Розе, ни ее кровь не навредят мне.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что она мой друг.

Алмон убрал руку с плеча Анаис, и девушка подошла к королеве. С запрокинутой головой в ореоле разбросанных, намокших в крови черных кудрей, она напоминала прекрасную сломанную куклу. Анаис опустилась на колени прямо в вытекающую солоноватую жизнь и, соединив края кожи, зашептала древние заклятия, призывающие кровь остановиться. Девушка пыталась найти с ней общий язык, уговаривала мятежную жидкость вернуться обратно… В глазах Анаис плясали красные отблески, наполняя взгляд тайной вампира. Кровь манила коснуться губами сладко-соленых капель, обещая вечное блаженство… Анаис склонялась все ниже и ниже к теплому источнику, не в силах противостоять его притяжению. Губы девушки продолжали твердить заклятия, а все ее существо, до хруста костей, боролось с этой тягой.

— Вернись, вернись обратно в тепло вен, в свободу артерий… — шептала Анаис, сопротивляясь тихому, едва различимому голосу крови вампира. — Вернись и снова будь живой… зачем тебе стыть, мерзнуть на холодном полу… ты ведь так любишь тепло… вернись… ты же не хочешь умирать, твое призвание жить… жить…

Пальцы, сжимавшие края раны, онемели, потеряв чувствительность, надежда Анаис вытекала вместе с кровью Терр-Розе.

— Перестань! — Вдруг резко, почти зло выкрикнула девушка. — Прекрати немедленно! Приказываю тебе!

И, к ее безграничному изумлению, кровь остановилась, будто повиновалась приказу. В Терр-Розе едва-едва теплилась жизнь, но все-таки она была жива.

* * *

По окончании конференции Патриций все никак не мог избавиться от чувства гадливости по отношению к господам, сидевшим за столом переговоров. Дождь закончился. Разводы и подтеки на витражах быстро высыхали, словно солнце слизывало с оконных стекол влагу теплым языком. В Малахитовой Зале слуги заканчивали сервировать ужин для высоких гостей, последние угощения выставлялись на столы, последние распоряжения отдавались тем, кто оставался прислуживать, и далеко не последние бутылки извлекались из погребов. Слоняющиеся по конференц-залу гости уже извелись в предвкушении знаменитой Дворцовой трапезы, и наконец-то прозвучало долгожданное:

— Что ж, мы вполне плодотворно поработали, теперь прекрасно отдохнем. Прошу пройти в Малахитовую Залу.

* * *

Терр-Розе уложили в постель и оставили на попечение врачей. Убедившись, что с нею все в порядке и ее жизни ничего не угрожает, друзья бросились на поиски Леброна. Юношу нашли в соседней зале, он неподвижно сидел на полу, забившись в угол, как дикий зверек. Казалось, Леброн спит, но его глаза были открыты и смотрели куда-то вдаль, сквозь Время и Пространство. Ничто не тревожило их стеклянной поверхности — Леброн был мертв.

* * *

Патриций не слышал ни шума, ни смеха развлекающихся гостей. В одиночестве сидел он за центральным столом и разглядывал вино в своем бокале. Из теплого аромата ежевики на него смотрело отражение застывших глаз Нэскея.

* * *

— Мы опоздали, — прошептала Анаис. — Как же все это глупо… Невыносимо глупо.

Еще хранящая тепло рук мастеров статуя Леброна смотрела с Семинебесной Площади в утренние небеса. Терр-Розе, слабая и бледная, с повязкой на шее, лежала на носилках в окружении докторов — она не пожелала оставаться в кровати, желая попрощаться с юношей вместе со всеми.

— Почему Леброн умер? Что произошло? — Ластения смахивала слезы с ресниц.

— После Посвящения изменилась структура его крови, — ответил Алмон, — она сделалась точь-в-точь такой же, как у вампиров.

— Зачем нужно было делать из него вампира? — глаза Анаис были ярко зелеными от ярости и боли. — Патриций хотел, чтобы Нэскей упивался чужой кровью?

— Не знаю, чего он хотел, но такая кровяная структура дает множество новых возможностей организму, начиная невосприимчивостью к инфекциям, заканчивая увеличением потенциала головного мозга. Все долго перечислять…

— Но умер-то он почему? — вмешался Сократ. — С такими-то потенциалами?

— Ну, у Терры же кровь вампира, а если один вампир кусает другого, то тот, кто укусил, умирает. Бывает, что умирают оба.

Ластения закрыла лицо руками и разрыдалась.

* * *

Вечер шел своим чередом, гости наслаждались отменными яствами и волшебными винами. То и дело за стол к Георгу норовил подсесть кто-нибудь с разговорами, но бесед не получалось. С пустым непроницаемым лицом Патриций потягивал вино, глядя поверх голов собравшихся. Но неожиданно взгляд его прояснился, Георг поднялся из-за стола и хлопнул в ладони. Шум стих. На мгновение погас свет. Когда он вспыхнул вновь, в центре Залы стоял белоснежный рояль. Под гром аплодисментов Владыка сел за инструмент и положил свои красивые пальцы музыканта на пожелтевшие от времени клавиши.

— Бывает, я иногда играю, дабы развлечь собственную душу, но сегодня хочу исполнить кое-что для вас, — сказал Георг и посмотрел на медлительных, молчаливых послов Луны. — Надеюсь, вы узнаете пейзажи своего мира в музыке, давным-давно написанной земным композитором. Композитором, который даже и не подозревал, что ваша жизнь существует в действительности.

Пальцы Повелителя скользнули по клавишам старого рояля так ласково, словно он коснулся тела женщины, восхищаясь эротикой ее линий и форм, заранее любя каждый ее стон или вскрик, которые мгновением позже он извлечет из ее податливого тела, заласканного непередаваемым наслаждением музыки. Патриций немного помедлил и произнес:

— Бетховен, «Лунная соната».

* * *

Умытое росами утро Сатурна наслаждалось своей чистотой и светом, не подозревая о горестях и печалях, тяготивших обитателей дворца. В этот ранний час друзья сидели за столиком в кружевной садовой беседке — оставаться во дворце уже не было никаких сил. Рядом маялись сонные слуги.

— Хотелось бы иметь собственную планету, — сказал Сократ, задумчиво прихлебывая обжигающе горячий напиток бодрости. — Создать свою, личную.

— Ах, конечно! — фыркнула Терра, которую ничто не могло заставить отказаться от общества и событий, возможно, именно жажда деятельности и исцеляла ее быстрее и лучше всяких лекарств. — Могу себе представить, что бы ты создал! Планета пьяниц и бездельников! «Сократиус», так бы она называлась, да?

— Настолько сильной манией величия я не страдаю, — зевнул толстяк.

— А как бы она все-таки называлась? — заинтересовалась Анаис.

— «Кирас», — не задумываясь, ответил Сократ.

— «Сердце Друга»?

— Ага, но это сокращенно. Полностью бы это звучало так: «Кирас Алисторунас, Ларгоне Лоре Миновар».

— Сократ, — покачала головой девушка, — это название не смог бы выговорить ни один гость, пожелавший посетить твою планету, а тем, кто не знает языка Космоса, пришлось бы произносить следующее: «Сердце Друга, Вечно Бьющееся Сквозь Временные Дали». Не слишком ли?

— Да, пожалуй, слишком… Ну, тогда просто Кирас, коротко и вкусно. Алмончик, — развернулся толстяк к полуволку, — а ты…

— Опять про пули?

— Нет, теперь про когти. Ты ими насмерть защекотать можешь?

— Какой вы, право, кровожадный, — усмехнулся полуволк, подливая в свой бокал освежающего напитка из кувшина.

— А они у тебя растут или всегда одной длины?

— Всегда одной.

— Ломаются?

— Сократ, отстань ты от него, пожалуйста, — сердито сказала Анаис. — Думаешь, Алмону приятны такие расспросы?

— Мне все равно, — честно признался полуволк, — пусть спрашивает, если интересно.

— Да, да, очень интересно, — заблестели глаза толстяка. — Про Организацию можно?

— Я думал, теперь про ноги или зубы.

— Про зубы потом. Сейчас кто у руля Спец. Штата стоит?

— Пока никто.

— А… как же так? Как Организация работает?

— У нее четко отлажена структура: отделы действуют автономно и практически независимо друг от друга, у каждого отдела свой начальник. Все шестнадцать начальников подчиняются мне, а в случае моей смерти или недееспособности они объединяются и создают Совет Организации, призванный временно заменять главу.

— И долго Организация так может проработать?

— Сколько потребуется.

— Я так поняла, — вмешалась Терр-Розе, — что в Империи нет больше никаких структур власти, кроме Патриция и Спец. Штата?

— Только Орден Дворца, но они больше хозяйственными делами ведают. Организация занимается практически всем, от безопасности Империи и торгово-транспортных вопросов до общественных дел.

— А что входит в «общественные дела»? — заинтересовалась Ластения.

— Если марсианин нажалуется на своего соседа, что тот по ночам траву портит на его лужайке, то этим вопросом будет заниматься одиннадцатый отдел Спец. Штата.

— Не может быть! — изумился Сократ. — Организация возится с такой ерундой?

— Еще как, иначе униженный и оскорбленный полезет во Дворец со своими чаяниями, а Патриций потом спросит с меня, почему гражданин Империи до сих пор страдает вместе со своей лужайкой, вместо того, чтобы приносить пользу? Вообще, уровень жизни на Марсе очень высок, Патриций заинтересован в притоке лучших умов Системы. Переселиться в Империю — мечта лучших из лучших.

— А сбежать оттуда — мечта разумнейших из разумных, — проворчал Сократ.

— Ты не совсем прав, Дворец и Марс — это два различных государства, меж ними мало общего.

* * *

Когда пальцы Патриция замерли и смолкли последние звуки лунной музыки, Малахитовая Зала взорвалась бурей аплодисментов, и восторженнее прочих рукоплескали послы Луны. Отстраненно кивнув, Патриций покинул Залу, оставив своих гостей на попечение Дракулы и Палача.

* * *

В дворцовых делах день промелькнул незаметно. Лишь поздним вечером друзья разошлись по своим покоям. Сбросив платье, Анаис переоделась в невесомую ночную рубашку, распустила волосы и принялась неторопливо расчесывать золотистые пряди. Глядя в зеркало, она думала о Патриции. «Почему он никогда не принимал меня всерьез? Почему не дал мне ни единого шанса? Зачем нужно было добиваться того, что, в конце концов, я возненавидела всё: и его, и Дворец, и себя в первую очередь…» В дверь тихонько постучали. Анаис накинула лиловый халат и завязала широкий пояс.

— Да?

— Еще не спишь? — заглянул Алмон. — Я принес тебе травяной чай, очень для душевного покоя полезный.

— Спасибо, — улыбнулась девушка.

— А у тебя здесь очень симпатично, — полуволк поставил поднос на миниатюрный столик, — мило, уютно.

— Это гостевые покои, — вздохнула Анаис.

— А что не так? — Алмон присел в кресло.

— Это все равно, что жить в гостинице. Свой дом и гостевые покои — это не одно и то же.

— Нашла беду с проблемой, — пожал плечами Алмон, — у меня предостаточно средств на приобретение любого дома в каком угодно месте Солнечной Системы. Потерпи еще немного, прямо сейчас мы не можем заняться этим вопросом.

— Да я и не требую, чтобы было всё и сейчас, — Анаис поставила пустую чашку на поднос. — Но у меня самой ведь нет ничего.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что это твои средства, у меня же нет ничего, даже мои драгоценности остались во Дворце, хотя вряд ли я имею право называть их «своими». Я живу в доме Ластении, ем пищу Ластении, на мне одежда и обувь Ластении, в волосах заколки и гребни Терр-Розе, и я не знаю, что делать дальше. Ты думаешь, я себя хорошо чувствую?

— Думаю, лучше, чем в каком-нибудь Дворцовом подвале, — глаза полуволка потемнели. — Анаис, милая, мне странно слышать от тебя такие вещи. Все, что есть у меня, принадлежит тебе, это не моё, это наше.

— Алмон, — Анаис смотрела в сторону, — я всю жизнь зависела от Патриция, я каждую секунду ощущала эту зависимость. Я ни на что не имела права, даже на то, чтобы самостоятельно выбрать себе платье или съесть то, что хочется. Когда мне приходилось куда-то выезжать вместе с Патрицием, через слуг мне передавался лист бумаги, где было расписано всё: во что я должна одеться, с какими именно драгоценностями и как необходимо уложить волосы. В один прекрасный момент я поняла, что меня просто не существует, скоро я подойду к зеркалу и не увижу в нем отражения, потому что отражаться некому.

— Ты пыталась с ним говорить?

— О-о-о-о, — печально улыбнулась девушка, — пыталась ли я с ним говорить! Разумеется, насколько это вообще возможно. Когда я поняла, что достучаться, обратить на себя его внимание, возможно лишь совершив нечто, я и сбежала из Дворца. Признаюсь, я неоднократно думала о самоубийстве, но это означало бы лишь окончательное и бесповоротное признание моей никчемности. Мне не хотелось умирать, мне хотелось узнать, что же такое жизнь? Как она выглядит? Какова на вкус и запах?

— Я понимаю тебя, — Алмон сидел, опустив голову. — Ты боишься стать зависимой и от меня тоже. Нет, нет, дай мне договорить. Ты еще совсем ребенок, сейчас твое время наслаждаться жизнью, а у меня пока предостаточно сил и возможностей, чтобы обеспечить тебе эту жизнь. Я не собираюсь диктовать тебе, что делать и как поступать, я просто хочу… даже не знаю, как выразиться…

— Я понимаю тебя.

— Просто дай мне шанс хотя бы мелочами украсить твою жизнь, ведь это на самом деле сущие мелочи. Позволь себе просто жить, ни о чем не задумываясь. Со временем ты изберешь себе занятие по душе, это — несомненно, а когда я стану совсем старым, дряхлым и очень нудным, ты позаботишься обо мне. Ведь позаботишься?

— Ни за что, я оставлю тебя умирать на улице.

— Спасибо за честность, за это я тебя особенно люблю, — рассмеялся полуволк. — Что ж, уже поздно, пора отдыхать. До завтра.

Он поцеловал девушку в лоб.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — эхом отозвалась Анаис.

Алмон закрыл за собой двери гостевых покоев и быстро пошел по коридору в поисках кого-нибудь из придворных. Завидев одинокого слугу, полуволк подозвал его жестом.

— Да, господин?

— Ты не знаешь, Ластения уже спит или еще нет?

— Нет, они на центральной веранде беседуют с Сократом.

За белым кружевным столом на открытой веранде полуночничали Ластения с толстяком. Сократ тянул вино под легкие закуски, девушка — фруктовый напиток.

— О, Алмончик! — воскликнул толстяк, увидав полуволка. — Тоже не спится?

— Да, не получается заснуть, — он присел рядом с Ластенией. — Вот какой у меня вопрос назрел, есть ли где-нибудь сейчас открытые торговые центры?

— Какие именно?

— Ну, одежда, драгоценные украшения.

— Алмончик, тебе же пошили одежду, разве мало? А какие тебе среди ночи понадобились драгоценные украшения?

— Это для Анаис.

— Сейчас? — удивился Сократ. — До утра подождать нельзя?

— Увы, дело не терпит.

— Все крупнейшие торговые центры работают круглосуточно, — сказала Ластения. — Если дело действительно срочное, тебя отвезут в лучший.

— Спасибо.

— Я с тобой прогуляюсь, не против? — потянулся, зевая, Сократ.

— Поехали.

* * *

Анаис никак не могла заснуть. Она рассматривала темноту спальни и не могла понять, откуда берется эта странная тревога. Когда уснуть все-таки получилось, девушке привиделся сон. Ей приснился Марс и корабль Ахуна, разрезающий ярко-желтой звездой осенние воды Торгового Моря. Среди грязных измученных пленников Анаис заметила знакомое лицо.

* * *

Сократ с Алмоном сели в легкую двухместную «лодку».

— В торговый центр «Верта-Страда»? — уточнил пилот.

— Да, — кивнул Алмон.

«Лодка» взлетела, сделала небольшой круг над душистым ночным садом и устремилась к россыпи далеких огней.

— И все-таки, — Сократ вытянул ноги, поудобнее устраиваясь в пассажирском кресле, — чего вдруг ты среди ночи сорвался в торговый центр?

— У Анаис нет собственной одежды, она вынуждена ходить в платьях Ластении, ее это угнетает, а что-то заказывать у дворцовых портных — это смертельно долго.

— Хм-м-м, — задумчиво произнес толстяк. — Значит, ты решил купить ей одежду?

— В общем, да.

— Скверная идея. Думаю, ее это угнетет сильнее, чем платья Ластении.

— Почему?

— Эхо Дворца — ей не позволялось самой себе выбрать ни единой тряпки.

— Да, я зна… А тебе это откуда известно?

— Алмон, — терпеливо вздохнул Сократ, — безудержное стремление к владению информацией есть врожденная черта моего скверного характера. Что ж, если мы уже все равно на подлете к центру, надеюсь, ты сможешь придумать толковое оправдание своему безобразному поступку, и девочка не выбросит нас обоих за порог своей жизни.

— О, это да! Женщины это могут! Я вот как-то туфли решил своей супруге купить… — обернулся молодой пилот.

— Уважаемый, смотрите вперед, когда пилотируете транспортное средство! — сварливо отрезал толстяк. — Алмон, обслуга на Сатурне, конечно, уникальная. Такие тошнотворно искренние, непосредственные люди, что с непривычки можно и наскандалить. Они тебе и советы дают, и жизнь свою рассказывают, да и вообще лезут, куда их не просят! Я вот как-то одевался утром, когда спальню мою прибирала парочка таких умников. Только штаны натянул, рубашку застегнул, как они ко мне подскакивают и лопочут: «Вам цвет такой сейчас совершенно не к лицу, вы в нем выглядите как пьянь меланхоличная, вы нашему правительству все пищеварение испортите, давайте лучше что-нибудь другое подберем, вот, к примеру это беленькое с красными полосочками». Нормально, Алмон, да? Нет, нормально, я тебя спрашиваю? Чего ты смеешься, я не пойму!

Вскоре «лодка» с символикой дворца Сатурна опустилась на пустую посадочную площадку у торгового комплекса «Верта-Страда», чьи товары славились на центральных планетах Системы, как способные удовлетворить даже взыскательный вкус королевских особ. Вряд ли здесь можно было найти два одинаковых платья или костюма, любая вещь была только в единственном экземпляре, и купивший ее мог не сомневаться — ни у кого другого не встретится ничего похожего.

Алмон выпрыгнул из салона и помог выбраться толстяку — вылезать ему было нелегко, потому что в одной руке он держал фляжку с крепкой настойкой, в другой — надкушенный кисло-сладкий фрукт хрок.

— Вот незадача, — толстяк посмотрел на свои ноги. — Как это я не заметил, что в тапках поперся…

На ногах Сократа красовались любимые ядовито-розовые тапочки с небесно-голубыми шариками-помпонами. С темно-зеленой рубашкой с рисунком из красно-желтых точек и черными штанами свободного покроя такая обувь гармонировала несказанным образом.

— Ладно уж, — усмехнулся Алмон, — сделаем вид, что так и было задумано.

Увидав на своей посадочной площадке «лодку» с королевской символикой, персонал «Верта-Страды» сориентировался мгновенно. Когда припозднившиеся посетители пересекли посадочную площадку и подошли к центру, на пороге их уже поджидала целая делегация с подносами винных бокалов и закусок.

— Добрый вечер! Добрый вечер! — со всех сторон сияли улыбки. — Мы счастливы, что вы заглянули к нам! Позвольте предложить вам напитки? Закуски?

— Спасибо, у нас всё с собой, — махнул Сократ фляжкой и огрызком.

— Что господа желают?

— Нам нужен гардероб для молодой девушки, — Алмон обвел взглядом просторный ярко освещенный зал.

— Сейчас подберем модель и выберем все самое лучшее! — безостановочно улыбался невысокий господин с отлично причесанными иссиня-черными волосами. — Позвольте представиться, Бретон, старший совладелец комплекса. Прошу сюда.

Он препроводил Алмона с Сократом в уютное помещение, похожее на дорогой ресторан с мягкими креслами и раззолоченными столиками. Центральный стол мгновенно сервировали, почетных гостей усадили, и из боковых дверей на небольшую сцену стали выходить девушки в коротеньких маечках и юбочках. Глаза толстяка вспыхнули и засияли ярче яркого.

— Алмончик, беру все свои слова обратно, приехать сюда было отличнейшей идеей!

— Сократ, хочу напомнить, что у нас здесь несколько иная сверхзадача. Посмотри, вон та девушка справа похожа телосложением на Анаис?

— Да-да-да, Алмончик, они тут все-все-все похожи на Анаис!

— Да уж, нашел, кого спрашивать. Бретон!

— Да? — он в мгновение оказался рядом с полуволком.

— Вы когда-нибудь видели дочь Владыки Марса Патриция?

— Разумеется.

— У вас есть похожая на нее модель?

— Безусловно!

Бретон исчез и тут же вернулся со стройной черноволосой девушкой, чья незначительная одежда казалась напылением на коже.

— Нам нужно всё, — одобрительно кивнул полуволк, — вечернее платье, домашнее, платье для прогулок, дорожные костюмы, заколки, в общем, все, что необходимо молодой девушке.

— Я вас понял, сейчас вам продемонстрируют наряды.

Пока шла демонстрация, Сократ успел плотно закусить и славно выпить, любуясь красавицами.

Закончив с одеждой, Алмон занялся украшениями.

— Сократ, как ты думаешь, — полуволк рассматривал многочисленные футляры с великолепными изделиями, — какие камни ей бы понравились?

— Бери красные алмазы или Драгоценности Космоса, они всегда в почете, — зевнул толстяк, — и перепродать их можно за отличную цену.

— Нет, это не ее камни, для Анаис нужно что-то понежнее… вот, к примеру, — он взял футляр с гарнитуром из золота и солнечных камней. — Как тебе?

— Это больше Ластении подойдет.

— Хорошо, возьмем Ластении. Сократ, ну посоветуй же.

— У Анаис светлые волосы, почти зеленые глаза, возьми вон то из белого золота с изумрудами.

— Гарнитур с птицами?

— Ага. И Терре прихвати какую-нибудь безделицу, а-то загрызет ведьма злая.

Алмон указал на пару золотых гребней с рубинами. Сократ пристроил голову на плечо полуволку и пробормотал, закрывая глаза:

— Алмончик, а мне какие-нибудь прелестные ботиночки, вечерний костюмчик симпатичненький и пару трусишек, здесь наверняка бельишко отменного качества.

— За трусишками приедем в другой раз, уже светает.

— Обманешь ведь.

— Ни за что на свете. Давай, просыпайся.

— Сейчас, сейчас… уже, уже…

Пока упаковывали покупки, Алмон отошел с Бретоном в сторонку.

— Подсчитайте общую сумму, завтра я пришлю к вам человека.

— Что вы, что вы, — воссиял улыбкой старший совладелец, — о каких суммах может идти речь?

— В каком смысле?

— В том самом, что я знаю, кто вы такой. Примите эти скромные подарки от «Верта-Страды» в знак уважения.

— Сделайте одолжение, не задерживайте нас.

Вздыхая, качая головой и всем своим видом демонстрируя, как тяжело ему это дается, Бретон написал на листке цифру.

— Отлично, завтра к вам приедут. Всего доброго.

* * *

Проснувшись, Анаис увидала, что по всей спальне развешаны наряды, а на столике у кровати сверкают изумительные украшения тончайшей работы. Набросив халат, девушка взяла футляр с гарнитуром: белое золото, оправы в виде летящих птиц со спинками из гладких изумрудов… Раздался стук в дверь.

— Да, войдите.

— Проснулась?

На пороге возник Алмон.

— Доброе утро.

— Доброе. Алмон, откуда это всё?

— Мы с Сократом ночь не спали, все пальцы искололи, видишь, сколько платьев тебе пошили.

— А это вы тоже сами выточили? — она кивнула на футляр.

— И это сами, я точил, Сократ камушки вставлял. Нравится?

— Да, очень. Алмон, я даже не знаю, как тебя благодарить…

— Мелочи, Анаис, мелочи, ты улыбаешься, ты довольна, что мне еще надо? Одевайся и спускайся в Деревянную Столовую, будем завтракать, вернее, обедать.

— Обедать? — девушка подошла к окну, отдернула штору и с удивлением увидела, как высоко уже солнце. — Поразительно! Никогда так долго не спала!

— Это всё целебный воздух Сатурна. Значит, ты успешно восстанавливаешься, это прекрасно.

— Алмон, мне сегодня сон приснился…

— Хорошая моя, давай чуть позже. Во дворец приехала делегация с Меркурия, Ластения просила помочь с некоторыми вопросами.

— Хорошо, конечно.

Умывшись, Анаис расчесала волосы и заплела в косу, затем выбрала легкое платье цвета бледно-зеленого жемчуга. Хотя час для драгоценностей был еще ранним, девушка не смогла отказать себе в удовольствии надеть белых птиц с изумрудными спинками.

* * *

Сократ с отвращением глотал напиток бодрости, мучаясь похмельем. Кроме толстяка и Терр-Розе в Деревянной Столовой пока что никого не было.

— Что, плохо тебе, толстый? — злорадствовала королева. — Допился?

Облаченная в рубиновое платье, облегающее ее безупречную фигуру, королева то и дело касалась золотых гребней, приподнимавших гриву смоляных кудрей.

— Терра, помолчи, умоляю, — поморщился Сократ, — не надо именно сейчас демонстрировать свою ядовитую сущность. Слуга! Принеси вина!

Только слуга сделал шаг к двери, как Терра отрезала:

— Еще чего! Никакого вина! Пьяница!

Слуга шагнул назад.

— Неси вина, дружок, не слушай вздорную ведьму.

Слуга шагнул вперед.

— Если ты посмеешь меня ослушаться, пеняй на себя!

Слуга шагнул назад.

— Вина мне!! Кому сказал!!

— Не сметь!

Двери приоткрылись, и вошла Анаис.

— Вы чего кричите?

— Анаис, — гневно сопел толстяк, — ты не хочешь выпить вина?

— В этом предложении есть какой-то скрытый смысл? — девушка присела за стол напротив Терры и Сократа. — А что сегодня подадут к обеду?

— Вино! — возопил толстяк. — Сегодня к обеду подадут вино! Ви-но!!

— Накрывайте стол, — улыбнулась Анаис, — Алмон с Ластенией скоро придут.

Слуга поспешно выскользнул за дверь.

— Можете себе представить, — сказала Анаис, — просыпаюсь утром, а у меня в спальне столько прекрасных платьев. Вот, видите, какая красота на мне, и еще это, — она коснулась колье. — Алмон за одну ночь где-то успел всё раздобыть.

— М-да, — Терра снова поправила гребни, — вкус у него отменный, не перевелись еще на свете настоящие мужчины. С осознанием этого факта и умирать не страшно.

— Мне сегодня сон приснился…

Двери отворились, в Столовую вошли слуги с подносами в руках и принялись сервировать стол. Сократ быстренько наполнил бокал прозрачным белым вином и с наслаждением глотнул.

— О! Какое блаженство!

— Пьянь!

— Ведьма. Так что, Анаис, тебе приснилось?

— Марс, Гавань и корабли Ахуна.

— Приятное сновидение, — кивнул Сократ, подливая себе еще.

— Я увидела трюмы с рабами, а среди них — знакомое лицо. В общем, я сегодня полдня пытаюсь хоть кому-нибудь сообщить, что отправляюсь на Марс.

* * *

Поднявшись в свои покои, Патриций бесшумно затворил дверь, прислонился к ней спиной и долго стоял неподвижно, слушая, как во мраке неосвещенных залов едва слышно шелестят фонтаны.

* * *

Закончив беседу с делегацией Меркурия, Алмон с Ластенией покинули зал совещаний.

— Алмон, я еще не поблагодарила тебя за чудесный подарок, — улыбнулась юная королева. На ее смуглую кожу бросали дрожащие теплые блики солнечные камни в золотой оправе.

— Счастлив, что смог порадовать, — полуволк поцеловал ее руку. — Предлагаю немедленно отправиться в Деревянную Столовую и как следует поесть.

— С удовольствием, я сегодня со всеми этими визитерами и позавтракать не успела.

Они спустились вниз, и полуволк распахнул перед Ластенией светлые резные двери.

— Алмон! — воскликнул Сократ, завидев их на пороге. — Ты слышал, что она сказала?!

— Кто? — полуволк присел за стол.

— Она! — толстяк ткнул пальцем в Анаис. — Она собирается на Марс!

— Зачем?

— Она, видите ли, во сне увидела, что среди рабов Ахуна затесалась какая-то знакомая физия!

— Что-то я сути не улавливаю, — Алмон выбрал блюда по душе, и слуги церемонно принялись наполнять его тарелку.

— Алмончик, ну это же так просто! Девушке приснился сон, и теперь она собирается на Марс вызволять из Отстоя эту физию!

— Сократ, что это за «физия» такая? — поинтересовалась Ластения.

— Сокращение от «физиономии»!

— На Марс я все равно поеду, что бы вы ни говорили.

— Никаких Марсов, — спокойно ответил полуволк, принимаясь за еду.

— Алмон, это не просто сон, мне обычные сны-фантазии никогда не снятся. Я не могу оставить этого человека на верную смерть, я поеду и заберу его.

— Анаис, ну что ты говоришь такое? Мы ценою стольких жертв и разрушений оттуда выбрались. Стоит нам только подойти к границе Империи, как Патриций будет знать об этом. В довершение всем нашим прегрешениям мы Георга еще и сына лишили. Думаешь, он с цветами нас встречать будет? Анаис, я не хотел бы с ним пересекаться в одном пространственно-временном отрезке еще годы, долгие годы. Патриций — единственный человек на свете, чьих поступков я не могу предсказать, а решений спрогнозировать. Он давно мог бы уничтожить всех нас, но для Георга это слишком просто и тривиально. Ты должна понимать, что в покое он нас не оставит никогда. Что именно он изобретет или уже изобрел, я не знаю.

— Какой-то выход должен быть, — покачала головой девушка, — что-то можно придумать…

— Я даже думать не стану.

— Как хотите, если никто мне помогать не хочет, я все сделаю сама.

— Посмей только! — пригрозил Сократ.

— Ох, — задумчиво произнесла Терра, — вот смотрю я на вас, слушаю, и просто изумляюсь, как вы из такой ерунды проблему создаете. Анаис, тебе прямо сейчас на Марс нужно?

— Да, желательно.

— Ничего, если я с тобой поеду? Мне так легче будет поддерживать иллюзию.

— Буду рада.

— Хорошо, тогда иди сюда.

Терра поднялась из-за стола и вышла на середину столовой. Анаис приблизилась к ней. Терр-Розе взмахнула руками, и их окутала плотная завеса ярко-синего тумана. Когда он рассеялся, на месте Анаис и Терры стояли две монахини Мудрости. Эти монахини были самыми таинственными и неприкосновенными из всех известных. Никто в точности не знал, чем конкретно занимается мудрая религия, но все неизменно относились к ним с величайшим почтением.

Навряд ли кто-то смог бы узнать царственную яркую Терру в пожилой благообразной женщине с аккуратно уложенными седыми волосами. Рядом с нею стояла девочка-подросток из Младших с румяным круглым лицом и тугими черными косичками. На обеих монахинях красовались простые темно-синие одежды свободного кроя.

— Ну, как? — усмехнулась Терра. — Можно и на Марс поехать, правда?

* * *

По-прежнему не зажигая света, Патриций переоделся в легкий черный халат и прошел в белоснежную, почти прозрачную овальную комнату, будто целиком выточенную из гигантской ледяной глыбы. Распахнув окно, Георг полной грудью вдохнул сиреневый воздух осеннего Парка.

* * *

— Без меня вы никуда не поедете, — заявил Алмон. — Или вы желаете повторить судьбу Леброна?

— Алмон, посмотри на нас!

— Ну и что, Анаис? Ну и что, думаешь, Георга обманет такая иллюзия? Он же энергию чувствует, а не на платье с прической смотрит.

— Ну, какой ты, Алмон, дотошный, — вздохнула Терра. — Анаис, не двигайся.

Из-под ухоженных ноготков пожилой дамы брызнули тончайшие голубые лучи. Быстрыми, практически неуловимыми движениями рук, Терра оплела сложнейшей сеткой и девушку, и себя.

— Все, наши жизненные импульсы изменены, теперь мы совсем другие люди и внешне и внутренне.

— Без меня все равно не поедете.

— Ну, что же, — вздохнула Терра, — если ты поклянешься, что толстый с нами не поедет, то, так и быть, возьму тебя.

— Он не поедет с нами, клянусь.

— Ой, а я прямо так собирался, так собирался, — Сократ устроил ноги на мягкое сиденье соседнего кресла, выливая в свой бокал остатки вина из второй уже бутыли. — Так хотел на Марс, так желал в Отстой, вы мне прямо всю мечту разрушили.

Через пару минут на месте Алмона стоял невысокий, полноватый, молодой монах с короткими светлыми волосами и жидкой бородкой.

— И что, нельзя было меня получше, посимпатичнее сделать? — недовольно пробурчал «монах».

— Ты посмотри, он еще и не доволен! — воскликнула Терра. — Ты же не на свидание идешь, а в Отстой!

— Ладно, — вздохнул Алмон, — вот теперь можно идти. Надеюсь, застанем твоего знакомца живым и при разуме.

Они вышли из Столовой.

— Как ты думаешь, Сократ, — вздохнула Ластения, когда за ними закрылась дверь, — с ними ничего не случится? Они вернутся?

* * *

На утро Патриций сообщил Империи о гибели своего единственного сына. В Траурной Зале Дворца был выставлен наглухо закрытый саркофаг, усыпанный черными, красными и серебряными цветами. Никому и в голову не могло придти, что он пустой…

Дворец готовился к похоронам, а в гаваньской толпе стало на троих больше. Никто не придал этому никакого значения, ведь монахи самых разнообразных религий не являлись редкостью на Марсе. Чинно, неторопливо приблизилась троица к мрачному зданию Отстоя, у дверей коего застыли охранники. У самого входа расположился здоровенный детина с тяжелым деревянным лицом. Охранник уставился на щуплых монахов и хрипло прорычал:

— Чего?

— Любезный человек, — ласково пропела Терра, — нас прислали Гении Солнца. Для жертвоприношения им нужен раб, позволь взять одного.

— Документ или разрешение!

— Сейчас, — Терра незаметно дунула на свою ладонь. — Вот, возьмите, у нас все бумаги в порядке.

Она протянула ему несуществующий лист бумаги. Нахмурившись, стражник взял «его» и принялся внимательно изучать.

— Все верно, — нехотя проскрипел он, уж больно не хотелось пропускать монахов в Отстой. — Идите, выбирайте, только быстро!

Он сунул невидимое разрешение себе в карман и распахнул двери. У Анаис болезненно сжалось сердце от удручающей картины, возникшей перед глазами… Алмон легонько коснулся ее плеча, побуждая к действию — ни он, ни Терра не знали, кого именно следует искать. Даже много повидавшая Терр-Розе была потрясена таким количеством жалких, грязных людей, лежащих на мокрой, чавкающей, неутрамбованной земле, среди луж мочи, рвотных масс и испражнений. Запах был таким, что глаза резало до слез.

Наконец, Анаис сделала знак рукой, и полуволк подошел к ней. Глаза молодого парня, которого Анаис безуспешно пыталась поднять с земли, были переполнены смертельным ужасом, он находился в шоке, ничего не соображал, а только молча отбивался от девушки. Видя, что мероприятие может затянуться, Алмон тихонько стукнул парня ребром ладони по затылку, взвалил на плечо бесчувственное тело и понес к выходу. Охранник безучастно посмотрел вслед монахам, уносящим раба, и отвернулся, позабыв про них тут же, как только они исчезли с его горизонта.

* * *

Ластения с Сократом сидели в небольшой уютной зале в лилово-розовых тонах и с нетерпением ожидали возвращения друзей. Двери распахнулись, и вошли трое, четвертый же безвольно висел на плече Алмона. Друзья уже приняли свой нормальный вид.

— Боже мой! — завопил толстяк, зажимая пальцами нос. — Вы что, провалились в туалете?!

— Почти что так, — Алмон посмотрел по сторонам. — Куда положить сокровище?

— Положи его в бассейн, — посоветовал Сократ.

— Давай сюда, на диван, — сказала Анаис.

Алмон уложил человека на роскошный диван.

— Ну, и кто же он, наш вонючий гость? — Сократ к дивану близко не подходил, стараясь не дышать.

— А ты его знаешь, — улыбнулась Анаис. — Это тот самый бармен, с которым я работала на Земле в ресторане «Изумруд» — Денис, помнишь?

— Надо же! — воскликнул Сократ — Кто бы мог подумать, что мы опять увидимся! Забавная какая раскоряка у судьбы получилась!

— Наверное, нам всем лучше уйти, — сказала Терра. — Он придет в себя и перепугается до смерти.

— Нет, сначала его надо вымыть, — возразил Сократ, — это же невыносимо! Он мебель портит и воздух отравляет!

— Пусть сначала придет в сознание, — вздохнула Анаис. — Вы идите, а я посижу с ним.

Компания удалилась, а Анаис осталась около Дэна. Со смутной улыбкой разглядывая его лицо, она только теперь поняла, какое безграничное тепло и благодарность испытывает к этому человеку.

* * *

После такой внезапной трагедии, Палач горевал ровно до тех пор, пока Дракула не заметил, что смерть Нэскея это очень даже хорошо, после чего Палач успокоился и утешился.

Все шло своим чередом, и никому не было никакого дела до того, что Гении Солнца никогда не совершали обряда жертвоприношения.

* * *

Приходя в себя, Дэн чувствовал, что его куда-то несут, укладывают на что-то мягкое… Он слышал какие-то разговоры и был уверен, что накануне сильно перебрал и теперь находится у кого-то из знакомых, только не мог понять, у кого именно. Дэна тошнило, в голове гудело, а еще этот отвратительный запах… Он с трудом разлепил глаза и увидел сидящую рядом Анаис.

— Анаис? — безмерно удивился он. — Это ты?

— Я, — вздохнула девушка, — собственной персоной.

— А где это мы? — он приподнялся, озираясь. — Я что, напился в каком-то музее?

Взгляд Дэна скользнул по интерьеру просторной залы. Анаис улыбнулась.

— Я сейчас тебе все объясню, только постарайся выслушать спокойно и ничему не удивляйся.

* * *

А на Марсе осень постепенно утрачивала свою неповторимую прелесть. Дожди становились мутными, дни наполнялись серостью и низкими бурлящими облаками…

Патриций решил все-таки съездить куда-нибудь.

* * *

— Ну, вот, вроде и всё, таким образом, ты оказался здесь, — закончила свой рассказ Анаис.

Дэн молча смотрел на девушку широко распахнутыми синими глазами.

— Ты хочешь сказать… — наконец выдавил он, — что я действительно был на Марсе? Все это мне не приснилось? А теперь я на Сатурне?

Анаис кивнула.

— В смысле, я не на Земле? Нет?

— Нет, ты действительно на Сатурне, у друзей. Без их помощи я бы ни за что не вызволила тебя из Отстоя. Ты умер бы через пару дней или сошел с ума.

— Да, чего уж там, кажется, я уже свихнулся, — он поднялся на ноги и посмотрел по сторонам. — Значит, это не музей?

— Нет, это дворец Сатурна. Помимо молодой королевы, здесь живу я, мой друг Алмон, Терр-Розе и Сократ.

— Философ что ли? — взгляд Дэна рассеянно блуждал по зале.

— Нет, это другой Сократ, хотя философом его вполне можно назвать. Ты с ним знаком, увидишь, сразу вспомнишь, а остальным я тебя представлю. Хочу предупредить, что они выглядят немного не так, как ты или я, особенно Алмон. Они с разных планет и миров… Но, перво-наперво, тебе необходим хороший душ.

* * *

— Что думаешь, Алмон, — Терра выдохнула бледную струйку сигаретного дыма, — как этот парень отреагирует на рассказ Анаис? Человек, который всю свою жизнь был уверен, что нигде ничего нет, а на Земле есть все, вдруг попадает в марсианский Отстой, а потом на Сатурн… Можно сойти с ума.

— У людей ума нет, чтобы с него сходить, — опередил Алмона Сократ — Во что мы его оденем? Не будет же он ходить в своих зловонных тряпках по дворцу.

— Не знаю, придумаем что-нибудь, — вздохнула Ластения.

— Может, одолжим у кого-нибудь из слуг? — не унимался толстяк.

— Нет, — покачала головой Ластения, — дадим ему одежду Леброна, этому юноше она должны быть в пору, с братом они почти одного роста и телосложения.

— Ну, если тебе не будет неприятно…

— Нет, пусть носит. Алмон, я хотела бы еще раз спросить, останетесь ли вы здесь, на Сатурне?

— Ластения, пока ничего не могу сказать определенного. Я надеюсь в ближайшее время понять, что в дальнейшем можно ожидать от Патриция. Жаль, что сейчас у меня нет доступа к информационным источникам Спец. Штата, и я не знаю, что происходит в Империи и во Дворце. Подождем еще немного, потом уж решим куда податься.

* * *

Вымытый и причесанный Дэн, завернутый в покрывало, напоминающее огромное банное полотенце, смотрел, как вокруг него суетятся желтоглазые слуги. Он сидел в небольшой прохладной комнате, заставленной вазонами с диковинными живыми цветами. Слуги принесли кувшин с напитком, восстанавливающим силы, наполнили бокал и протянули Дэну, жестами уговаривая выпить. Двери приоткрылись, и вошла Анаис, она принесла одежду.

— Вот, должно быть в пору.

Денис молча смотрел на нее, держа в руках бокал с напитком.

— Дэн! Очнись! Выпей и одевайся.

Он залпом выпил до дна и удивительно освежающий вкус мгновенно стряхнул оцепенение.

— Этого не может быть! — произнес он почти что жалобно. — Понимаешь, не может быть!

— Я тебя прекрасно понимаю. Одевайся скорее, хочу познакомить тебя со всеми своими друзьями.

— Значит, ты инопланетянка? С этого… как его… с… с Сатурна?

— Нет, я с Марса, но это неважно. Одевайся, пожалуйста, — отвернувшись, она отошла к окну.

Дэн возился с полчаса, пытаясь разобраться с одеждой принца.

— Я готов, — сказал он, когда наконец-то справился. — Вот на спине только до застежек не дотянусь.

Девушка помогла ему. На Дэне было бордовое одеяние, напоминающее короткий камзол, белая тонкая рубашка, черные штаны и черные мягкие сапоги.

— Как экспонат из музея мадам Тюссо, — неуверенно улыбнулся молодой человек.

— Ты отлично выглядишь, все пришлось по размеру. Вот еще, — она протянула юноше крупный серебристый медальон на простой цепочке и какую-то крошечную пуговицу. — Это Универсальный Переводчик. Медальон надень на шею, а это вставь в ухо. Ты не только будешь понимать моих друзей, окружающих тебя придворных и слуг, но и они тебя, к тому же, сможешь быстро обучиться нашему языку, Переводчик закладывает новый язык в сознание.

— А какой язык?

— Так как компания у нас подобралась с различных планет, общаемся мы на межсистемном языке, он несложный и известен всем в Солнечной. Теперь пойдем?

— Подожди, можно мне напоследок одну просьбу? — сказал он так, словно собирался в последний путь.

— Разумеется, а что ты хочешь?

— Нельзя ли мне выписать с Земли одну сигаретку?

* * *

Патриций решил отправиться на Землю. Он не помнил, когда был там в последний раз, кажется, в тысяча пятьсот тридцатом году по земному времяисчислению… Владыке нравилась эта примитивная планета, нечто вроде неосвоенной целины для многих миров и цивилизаций, а также для многочисленных весельчаков, которые зачастую пугали землян всякими «аномальными явлениями».

Патрицию хотелось пройтись по суетливым улицам земных городов, вглядываясь в лица прохожих, разгадывая их жизни и судьбы, хотелось попить кофе в ресторанчиках, прислушиваясь к разговорам и смеху молодежи. Георгу хотелось получше рассмотреть этот беспечный, суетливый мир, людей, которые уверены, что люди (то есть они же сами!) произошли от обезьяны, что всем вокруг управляет некая абстрактная Природа и что человек — подумать только! — ее царь. И Патриций выбрал Землю, пожалуй, единственную планету в Солнечной Системе, где его не знали ни по имени, ни в лицо.

Из Транспортного Вихря он ступил в темную прохладу пустого подъезда какого-то старого дома с грязной мраморной лестницей. Владыка вышел на улицу и с наслаждением вдохнул воздух, наполненный свежестью земной осени. Только что прошел дождь, и на мокром асфальте дрожали серые лужи, вокруг не виднелось ни души, люди еще досматривали свои утренние сны.

Не спеша, Патриций направился в лабиринты улиц и дворов, чтобы окунуться в торопливые толпы людей, в звон трамваев, в шум машин. Черные туфли наступали в мелкие лужицы, черные очки прикрывали яркие голубые глаза, длинное черное пальто защищало от холода и сырости, а в руке, в такт шагам, покачивался зонт-трость. Светлело, разгоралось утро. Патриций шел по Петербургу.

* * *

— Ты можешь взять сигарету у Терр-Розе, она курит.

— У кого?

— У Терры, королевы Параллельных Миров.

— У вас еще и такие миры есть?

— Конечно, они есть везде. У тебя еще будет время обо всём узнать.

— Боюсь, и всей жизни не хватит…

— Все не так уж и страшно, как кажется, — ободряюще улыбнулась девушка.

В ответ Дэн только вздохнул. Он шел вслед за Анаис, рассматривая по пути убранство залов и галерей. Желтоглазые лица, смотревшие на него с портретов, чем-то напоминали древних египтян. Дэн пытался уместить в голове мысль о том, что он на другой планете, но мысль была такой большой и невероятной, что умещаться никак не желала.

Они остановились у высоких, украшенных искусной резьбой дверей.

— Дэн, — сказала Анаис, — я говорила тебе, что они выглядят немного не так, как мы, особенно Алмон, поэтому я тебя очень прошу…

— Понял, — кивнул Денис, набирая в легкие побольше воздуха. — Я постараюсь не закричать и не упасть.

* * *

Патриций осмотрел убранство Исаакиевского собора, прошелся к Казанскому, полюбовался на его величественную сумеречную колоннаду и неторопливо пошел по Невскому, заглядывая в магазинчики и антикварные лавки. В одном магазине ему приглянулась записная книжка в вишневом кожаном переплете и изящная золотая авторучка. Продавец-консультант заметил, что элегантный господин уже довольно долго разглядывает товары в медленно вращающейся стеклянной витрине, и поспешил к нему.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Патриций обернулся.

— Вы? Мне?

— Конечно, — ослепительно улыбался парень. — Вам что-нибудь приглянулось?

— Ах, в этом смысле. Да, вот это и это.

— О, превосходный выбор! Расписывать достоинства «Parker» не имеет смысла! Как раз у этой модели 18-ти каратные золотые перья с иридиевым наконечником…

— Это не вредно?

— Что именно?

— Иридий в наконечниках?

— Ну что вы, нет, конечно! Это всемирно известная марка, в производстве таких ручек не может использоваться что-то вредное для здоровья.

— Ну, если всемирная… Возьму, пожалуй.

— Оплачивать будете наличными или карточкой?

— Наличными.

Рассчитавшись, Георг сунул записную книжку и футляр с ручкой во внутренний карман пальто.

Начал накрапывать скверный дождик.

— Ресторан «У Казанского», — вслух прочитал Георг и вошел внутрь.

Несмотря на обеденное время, в ресторане никого не было. Патриций вынул из кармана ручку с записной книжкой, сдал плащ с зонтом-тростью в гардероб и остался в строгом черном костюме-тройке и сияющей мертвенной белизной рубашке с серо-стальным галстуком, на котором светилась рубинами золотая булавка.

Владыка вошел в зал и занял столик у окна. Вытянув ноги в ослепительно чистых, невзирая на уличную грязь, туфлях, он пригладил рукой и без того безупречные белые волосы и посмотрел по сторонам. Спокойная обстановка без излишеств в серо-голубых тонах, столы с прозрачными стеклянными крышками.

— Меню, пожалуйста, — подошел к Георгу официант.

Патриций кивнул, раскрыл кожаную папку и принялся изучать названия блюд. Они ему ни о чем не сказали, тогда Георг взял наугад и еду, и вино. В ожидании заказа Георг раскрыл записную книжку на первой странице, вынул ручку из футляра и принялся рисовать затейливую рамку. Затем на странице появился схематично изображенный Сатурн. Пара-тройка уверенных тонких штрихов — и возникло лицо Ластении. Патриций тщательно прорисовывал, раскрашивал изображение, мягкие юные черты заострялись, становились резче, хищнее. Когда он закончил, узнать Ластению было уже практически невозможно.

* * *

Сатурн, наконец-то, приобрел свой прежний вид. Словно фениксы из пепла восставали разрушенные здания, заново строились дороги и мосты, сажались цветы и деревья. Оплакав родных и близких, унесенных этой бессмысленной войной, жизнерадостные сатурниане, не умеющие долго грустить, возвращались к своей работе и привычной жизни.

На вершине скалы в Бухте Аргона возвели необычную скульптуру: на ладони, будто бы вырастающей из скалы руки, стоял юноша. Его лицо было обращено к небу, а руки подняты так, словно он собирался взлететь. В каменных глазах юноши царили мир и покой, а каменному ветру отныне и навеки было суждено развевать его каменные волосы. «Скала Покаяния» — такое название получило это место.

Из года в год станут приходить сюда сатурниане, уверенные, что мудрый, благородный король Аргон и его сын принц Леброн слышат их просьбы и обязательно помогут осуществиться самым сокровенным желаниям. Со временем воздвигнут и Храм Покаяния, он будет разрушен во время войны в Системе и восстановлен заново… Но это произойдет еще очень и очень не скоро, а пока сатурниане клянутся, что никогда больше на их прекрасную планету не ступит грязный, окровавленный сапог насильственных смертей.

* * *

Еще раз убедившись, что на Земле не умеют делать ни хорошей еды, ни приличного вина, Патриций вышел из ресторана. Дождь усилился, Владыка раскрыл черный зонт.

— Георг Патриций! — услышал он вдруг вопль за своей спиной. — Владыка! Это вы! Вы!

Патриций скрипнул зубами и ускорил шаг, но кто-то упорно кричал на весь Невский и догонял Повелителя.

* * *

— Знакомьтесь, — сказала Анаис, — это Денис, Дэн, а это Терр-Розе, Ластения, Алмон и Сократ. Дэн, ты помнишь Сократа?

В гадко улыбающимся толстяке Дэн сразу признал того самого типа в мятом костюме, с которым он бегал по набережной и пачкался сажей, лазая по обгоревшей стене. Мужчина с волчьими глазами смотрел на Дениса без особого интереса, он просто рассматривал гостя. Красавица с гривой тугих черных кудрей изучала юношу сквозь полуопущенные ресницы. И лишь взгляд прелестной желтоглазой девушки светился открытым дружелюбным интересом.

Анаис усадила Дэна за стол между собою и Алмоном.

— Ты будешь что-нибудь? — спросила Анаис. — Здесь все очень вкусно, тебе обязательно понравится… ах, да, Терра, дай ему, пожалуйста, сигарету.

Царственная красавица протянула Денису длинную тонкую сигарету. Прикуривая, он заметил, как сильно у него дрожат руки.

— На вот, выпей, — посочувствовал Сократ и пододвинул Дэну бокал с вином, — и не забудь деньги в кассу внести.

— Вы… вы… извините меня за тот коньяк и все такое прочее, я ведь не знал. Чувствовал, что с вами что-то не то, вот и напрягался.

— Что со мной не то? — насторожился Сократ.

— Я не так выразился, — вздохнул Дэн, машинально теребя цепочку Универсального Переводчика. — Просто мне все время казалось, что вы совсем не тот, кем хотите казаться, вот и боялся, что вы как-то можете навредить Анаис.

— Я — навредить? Да ни за что на свете! Я самый безобидный из всех здесь присутствующих. А ты выпивай, не стесняйся, после Отстоя не помешает бутылка — другая.

Дэн сделал пару глотков ароматной янтарной жидкости, и тепло заструилось по телу, расслабляя и умиротворяя.

— Это что, вино? — удивился он.

— Ну да, а что такого? — Сократ вытер руки, скомкал салфетку из тончайшей ткани и бросил в свою тарелку с остатками соуса. Слуга немедля убрал грязную посуду и поставил перед толстяком чистый прибор.

— У вас тоже есть вино?

— А почему у нас его не должно быть?

— Ну… я думал, вино есть только на Земле.

— Да ты что? Хотя в чем-то ты прав. Такое плохое вино, как на Земле, есть только там. Готовите вы его по какой-то варварской технологии. Ластения, ты не знаешь, что сегодня на десерт вкусненького?

— Не знаю, — улыбнулась девушка. — Сказать, чтобы тебе сейчас принесли?

— Да нет, остальных подожду.

— И еще, — не унимался Дэн, — мебель, обстановка, посуда — все очень похоже на наше, как так может быть?

— Дэнчик, ну Земля же не в другой Галактике находится, все мы живем в одной Системе. У нас много и общего, и различного.

— Ну, всё, — усмехнулась Терр-Розе, — сейчас в течение пяти минут он объяснит тебе строение Вселенной.

В следующую секунду толстяк с королевой сцепились в словесной перепалке.

— Кажется, они не очень ладят? — шепотом спросил Дэн Анаис.

— Всякое бывает, но каждый в отдельности они большие симпатяги.

Наконец, Ластении удалось разнять спорщиков и даже немного примирить их.

— Скажите, пожалуйста, — сказал Дэн, с удовольствием потягивая вино, — а как же я все-таки здесь оказался? Ведь даже теоретически невозможен перелет с планеты на планету безо всяких транспортных средств. Как я попал сюда?

— А как ты попал на Марс, тебя не интересует? — Сократ принялся наполнять бокалы.

— Ну, там был корабль, это я точно помню.

— Понятно, — кивнул толстяк, — значит, корабль, перенесший его на Марс, молодого человека не удивляет, а Транспортный Вихрь поверг в изумление. Хорошо, я попробую доходчиво объяснить. Значит, так… Терра молчи! Весь Космос подобен человеческому организму, в нем есть сердце, мозг, легкие и душа, фигурально, разумеется, выражаясь. Также в нем есть скелет, артерии и вены. В артериях расположены большие Транспортные Каналы, а по венам движутся Транспортные Вихри, перемещаться в которых ты можешь не только в Пространстве, но и во Времени, хотя прогулки по Времени давно уже запрещены — слишком большой беспорядок они создавали.

— А как же безвоздушное пространство, вакуум и все такое?

— В артериях и венах нет такого понятия, там самый демократичный воздух, пригодный для любых систем дыхания. Также, сам Космос делится на Синий и Черный. В Черном, действительно, нельзя дышать, а в Синем можно передвигаться с открытыми иллюминаторами, хотя лучше все-таки закрывать, чтобы всякая дрянь в салон не залетала.

— Значит, и я смог бы вот так перемещаться в этих Каналах и Вихрях?

— Насчет тебя я сильно сомневаюсь, для создания Вихря надо много чего знать и уметь. Важно прибыть именно туда, куда надо, и не застрять на половине пути.

— Но… но это же все невозможно! Космос мертв!

— Ух… Конечно, если бы ты увидел парящих в Космосе птиц, всяких животных, похожих на ваших львов и лошадей, такую толпу населения, что просто чихнуть некуда, он не показался бы тебе мертвым. Сам подумай, как что-то мертвое может породить столько всего живого, как, например ваша планета или наша? И уж тем более, всеми любимый Марс.

— Но спутники, различные исследования доказали, что на других планетах нет жизни! Нет ни на Марсе, ни на Сатурне!

— Как же нелегко с вами, юноша. Слушай сюда. Каждая планета подобна кристаллу и окутана гранями Параллельных Миров. Каждая Параллель имеет свой номер, свое обозначение и свою жизнь, их обитатели общаются между собой, ведут торговые отношения, таким образом, получается, что каждая планета сама по себе уже целая маленькая Система. Не будем заглядывать в сиреневые дали, возьмем только Солнечную Систему. Все ее основные и второстепенные планеты приняты в Единое Великое Космическое Сообщество, благодаря этому они имеют Зрение и Знание. Вы в Сообщество не приняты, поэтому способны видеть только Мертвую Параллель. Поэтому земляне уверены, что нигде больше нет жизни, что их потрясающая планета со своей высокоразвитой цивилизацией одна во всей Галактике. И свои забавные луно и марсоходы люди могут запускать вплоть до полного опупения — аппараты ползают в Мертвой Параллели и ничего, кроме грязи, в свои колбочки не насобирают, пробраться к нам они не смогут. Конечно, бывают досадные недоразумения в виде прорывов границ, и землянам удается случайно сфотографировать какой-нибудь кусок барельефа на доме, но в этом нет ничего страшного, хотя бы будет, чем заняться вашим великим космическим умам и писателям-фантастам.

— Вот как… Мертвые параллели, что это? Откуда они?

— Всякое говорят, на одних планетах это остатки первичного мира, на других они созданы искусственно. Алмон, а на Марсе?

— Мертвый мир.

— Я вот не понимаю, там много чего осталось, например, русла рек и практически целая дамба, почему это все с землей не сравняют? Вдруг какой-нибудь кривоногий марсоход наткнется, а, Алмон?

Полуволк неопределенно отмахнулся.

— Почему же нельзя сделать так, чтобы мы знали, что везде есть жизнь? Может, нас скорее приняли бы в это Сообщество.

— Ой, не уверен, — Сократ налил себе полный бокал вина и промочил пересохшее горло. — Вы не в состоянии навести порядок не только на своей несчастной, истерзанной планете, но и в своих городах, на улицах, даже в собственных домах. А про ваши души и мозги я вообще молчу — они полный хаос. Вы практически не владеете никакими ценными знаниями, но зато обладаете непомерным чувством собственной значимости, величия и грандиозным эгоизмом. Вы прямо-таки цари над миром, и переубедить вас невозможно, тогда вы просто утратите смысл жизни. Знал бы ты, как смешно и грустно это смотрится со стороны. Вы благополучно превратили красивую и щедрую планету в одну большую помойку и еще продолжаете что-то из себя строить. Ничего не изменится в лучшую сторону, пока вы не созреете, но, боюсь, что Земля до этого времени не доживет. Вас нельзя выпускать на волю, ни в коем случае. Ты только представь, Дэн, что могло бы приключиться если, к примеру, завтра земляне получат доступ к свободному перемещению по Космосу? Слава всем богам, что на своих космических скорлупках, которые каждый раз вы запускаете с такой большой помпой, пережевывая это событие во всех средствах массовой информации, люди далеко не дошкребутся, но ты подумай, что было бы, если б дошкреблись? Если бы они смогли посещать другие планеты и общаться с их жителями? Что они принесли бы конкретно нам? Хаос, дорогуша, полнейший хаос и неразбериху. Они развалили бы все, что только можно развалить. Ничего не соображающие толпы народа, со своей фантастической значимостью и величием в собственных глазах, лезли бы повсюду, куда только можно и нельзя, напоминая детишек, которые в грязных сапогах ворвались в стерильную лабораторию и, распихивая седых ученых мужей, принялись за всё хвататься немытыми руками. И заметь, остановить или заставить их выслушать хоть что-то вразумительное было бы совершенно невозможно, легче, по-моему, остановить на лету метеоритный дождь голыми руками. Я не хочу сказать, что наш мир сплошное совершенство, но он мне очень нравится, и я не хочу бежать в другую Систему, а эту оставлять на растерзание гениальным землянам. Мне было бы очень обидно, если бы мой любимый мир пришел в полную негодность из-за одной маленькой планетки, поэтому пусть они лучше сидят дома и продолжают собой гордиться.

— А как вы думаете, — вздохнул Дэн, — когда-нибудь Земля будет принята в Сообщество?

— Трудно прогнозировать, — развел руками толстяк. — Ты же землянин, ты должен лучше знать возможности своего народа.

* * *

Патриций резко обернулся и едва не столкнулся с молодым человеком в дорогом костюме, плаще, с «дипломатом». Выглядел он преуспевающим бизнесменом.

— Ну и что ты так кричишь? — процедил Владыка.

— Простите, Георг, не знал, что вы здесь инкогнито.

— Ты кто?

— Простите, еще раз простите! Я ваш подданный, я с Дэймоса, мое имя Кур, я все никак не мог попасть к вам на аудиенцию! Скоро я возвращаюсь обратно и смею ли надеяться, что сумею поговорить с вами во Дворце?

— Безусловно, — кивнул Патриций и тепло улыбнулся, — приходи без промедленья прямо во Дворец.

* * *

Толстяк закончил монолог о землянах и перешел к законам энергий.

— Ну, надо же, — покачал головой Дэн, — как всё удивительно.

— Что именно? — зевнул Сократ.

— Ну, оперирование энергиями и прочее. И все это совершенно серьезно? А могли бы прямо сейчас что-нибудь продемонстрировать? Ну, чтобы я смог поверить.

— Типичный продукт своей планеты, — тяжело вздохнул толстяк, а Терр-Розе ядовито произнесла:

— Сократ, кажется, он снова нас не за тех принимает. Он думает, мы сейчас аттракционы исполнять начнем!

— Но… вы меня простите, конечно, но мне очень трудно во все это поверить…

— Понимаешь, дорогуша, — толстяк положил себе на тарелку десерт, — нам совершенно нет никакой надобности что-то тебе доказывать. Процесс какого-то ни было доказательства уже сам по себе унизителен. Оттого что ты нам поверишь или нет, мы не станем жить лучше или хуже, жизни на других планетах или космические законы не исчезнут только потому, что ты их не знаешь. Если ты чего-то не знаешь, то еще не означает, что этого не существует.

— Но вы тоже должны его понять, — вступилась Анаис. — Для него слишком много всего и сразу.

— Тем более что я все равно не могу осознать, что я на другой планете, — кивнул Дэн. — Мне это кажется совсем уж диким.

— Ну, конечно, — согласился Алмон, — поверить действительно невозможно.

Он встал из-за стола и жестом попросил Дэна следовать за ним. Он подвел его к окну, за которым распахивалась панорама дворцового сада и зеленой долины с виднеющимися остроконечными крышами домов дворцовой обслуги. На Сатурн опускалась легкая вечерняя дымка.

— Понять и поверить практически невозможно, если ты не в состоянии доверять собственным глазам. Смотри, — Алмон постучал когтем по стеклу, — смотри, это Сатурн, видишь? Видишь?

Алмон улыбнулся, и отчего-то на душе у Дениса сделалось легко и спокойно.

* * *

Посмотрев убранство Зимнего дворца, Патриций спустился вниз и на первом этаже обнаружил кафе, где торговали напитками и пирожками. «Кощунство, — подумал Владыка, — во дворце, в музее торговать жареной картошкой». Он взял стакан сока, присел за столик и закурил сигару. К нему тут же подскочила старушка в форменной одежде.

— Что вы, что вы! — залопотала она. — Здесь нельзя курить!

— Если здесь можно есть, почему же нельзя курить? — тихо произнес Патриций, поднимая на нее взгляд.

Старушка торопливо перекрестилась и отпрянула. Допив сок, Патриций покинул Зимний.

Остановившись на набережной Невы, он посмотрел по сторонам на полуразвалившийся грязный город и с легкой горечью отметил, что земляне не только не умеют готовить еду, делать вино, они также не умеют уважать свою историю и культуру, а значит, не умеют уважать и самих себя.

* * *

Вскоре Денису стало казаться, что он знаком с этой компанией долгие, долгие годы… Уютно, хорошо было сидеть за столом в спокойной, безмятежной атмосфере Деревянной Столовой, прислушиваясь к разговорам, потягивая необыкновенно ароматное вино.

— Я хочу все-все здесь узнать, везде побывать, все посмотреть…

— Боюсь, на это у тебя не будет времени, — сказала Анаис. — С рассветом мы вернем тебя на Землю.

Настроение Дэна мгновенно испортилось.

— Так скоро?

— К сожалению, да.

— А почему я обязательно должен туда возвращаться?

— Потому что должен, — отрезал толстяк. — И не смотри на меня так преданно и печально, вернуться придется. Ты землянин, твое место на Земле. Надеюсь, в следующий раз тебя не угораздит попасть в сети Ахуна, хотя это был бы шанс зайти к нам в гости еще раз.

— Что мне сделать для того, чтобы остаться здесь, с вами? — в голосе Дэна прозвучало почти отчаяние.

— Это невозможно, — отмахнулась Терр-Розе.

— Я прошу вас, умоляю, позвольте остаться с вами!

— Землянин во дворце Сатурна? — приподнял одну бровь Сократ. — В нашей милой компании? Ни за что на свете. Домой, домой, домой немедленно. Счастливого пути.

— Сократ, — вмешался Алмон, — может ты зря так? Вдруг он счастливое исключение из своего народа?

— Вот именно, — обрадовался Дэн неожиданной поддержке. — Я хочу остаться здесь, с вами. Пусть я ничего не соображаю, но я способный ученик и быстро всему научусь. И, поверьте, не стану за все хвататься немытыми руками. Пусть я невежественный землянин, но мозги, хоть какие-то, пусть самые плохонькие, никогда не бывают лишними. Еще на Земле я надеялся стать близким другом Анаис, я очень этого хотел и сам не мог понять, почему для меня это так важно. Просто понимал, что это необходимо и всё. Когда она так неожиданно исчезла, я не знал, что и думать, места себе не находил. А потом эта сумасшедшая история с вашими работорговцами или как их там называют. Ведь попался именно я! Именно я получил шанс снова встретить Анаис, познакомиться со всеми вами, увидеть другие миры. Разве я могу вот так взять и отказаться от всего? У меня такое ощущение, что я всегда вас всех знал, всегда жил здесь и теперь меня гонят из дома!

— Ничего слышать не хочу, — толстяк был полон решимости поскорее избавиться от него. — Вернешься ты на Землю непременно, можешь погостевать денек-другой, и домой.

— Да почему же?

— Действительно, — согласился Алмон, — почему он не может остаться, если ему уж так сильно хочется? Прокормить мы его прокормим, места много не займет, пускай себе живет, все веселее будет.

Сократ уставился на полуволка.

— Алмон, я тебя не совсем понимаю. Ты не зверушку какую-то решил оставить для увеселения, а человека, конкретно — землянина! Ты, должно быть, плохо себе представляешь, что это такое, а я их знаю. Однажды я имел несчастье жить на Земле почти полгода. У меня сложилась безвыходная ситуация — меня разыскивали, так что этот мир и этот народ мне достаточно хорошо известны. Люди — совершенно невозможные, непредсказуемые существа! Ты сейчас его оставишь, а потом он захочет привести сюда любимую девушку, родителей, друзей детства, ты не сможешь этого ему обеспечить, он заболеет ностальгией, станет чахнуть, ты будешь его веселить, в конце концов, он сковырнется, а ты будешь считать себя последним монстром после этого. Терзаясь угрызениями совести, ты захочешь очиститься в собственных глазах, притащишь нового землянина, и все покатится сначала!

— Сократ, — сказала Ластения, — а, может, все-таки оставим его с нами? Ему будет тяжело на Земле, после того, как он побывал здесь. Конечно, можно поменять ему память, но это может отразиться на его психическом здоровье. Он будет страдать.

— И ты туда же? — изумился толстяк. — Вы сговорились что ли? Нет, мне, конечно, решительно все равно, где он будет жить, но когда вы все, как один, забьетесь в истерике, будет уже поздно. Вы намучаетесь с ним, поверьте моему богатому жизненному опыту!

— Отправить его на Землю можно в любой момент, — поддакнула Терр-Розе. — Пусть остается, не имею возражений.

— Могу я сказать? — Анаис смотрела на Сократа. — Думаю, я хорошо знаю Дэна, мне известно, что он за человек. Не представляю, что бы со мной стало на Земле, если бы не он. Я счастлива, что мне выпал шанс хоть как-то отблагодарить Дениса за все, что он для меня сделал. Если ему не понравится у нас или тяжело будет прижиться в нашем мире и он сам захочет вернуться домой — что ж, это станет его свободным выбором. Я буду рада, Дэн, если ты присоединишься к нашему обществу.

— Делайте что хотите. Ненормальные вы тут все! — обреченно махнул рукой Сократ.

Таким образом, судьба Дениса была решена.

* * *

Короткая осень Марса постепенно превращалась в промозглую голубую зиму. Хлопья задумчивого снега укутывали рыже-ржавую землю, стихли ветры, всё замерло, будто в предчувствии смерти, замедлился ток крови… почти остановилось сердце Марса. Замерли деревья под гнетом голубоватого покрывала, они застыли, задумались, прислушиваясь к тому, как мертвеют их корни и стекленеют ветви. Марс был пронизан безумно-мертвой, сумасшедше-звенящей тишиной. Наступала зима.

* * *

Темнело. Слуги зажигали свечи в резных деревянных подсвечниках и меняли блюда с бокалами.

— Ластения, — глядя на узкие лепестки огоньков, Алмон задумчиво постукивал когтями по столу, — информационная база Сатурна во дворце находится?

— Да, конечно.

— Мне бы попасть туда ненадолго.

— Прямо сейчас?

— Желательно.

— Пожалуйста, идем, я провожу, как раз сейчас там никого не должно быть.

— Ой, а нам можно? — мгновенно загорелся интересом Сократ. — Всегда хотел посмотреть!

— Разве отец тебе не показывал?

— Нет, он говорил, что не имеет права, даже при всем своем ко мне расположении.

— Ничего страшного, думаю, не произойдет, — встала из-за стола Терра, — идемте, я тоже желаю взглянуть.

— Ну и я тогда, — сказала Анаис.

— И я! — улыбнулся Дэн.

— Алмончик, мы же тебе не помешаем, да? — толстяк уже топтался на пороге.

— Не помешаете, — вздохнул полуволк.

Вслед за Ластенией друзья поднялись тремя этажами выше. Вскоре они остановились у запертой двери. Как только юная королева к ней приблизилась, дверь приоткрылась сама собой, и друзья вошли в коридор бледно-сиреневого цвета. Гладкие стены безо всяких украшений, голый сиреневый пол, высокий потолок.

— Это что, пластик? — Дэн коснулся пальцами стены. — Или какой-то другой материал?

— Нет, — ответил Алмон, — это пон-тур — отличный изоляционный фильтрующий материал. Сюда в информационный блок постоянно проникает колоссальное количество энерголучей, несущих информацию со всей планеты и ее спутников, также сюда поступают общие сведения о происходящем в Системе. Пон-тур делает эти потоки безопасными для человека, не препятствуя их прохождению.

Друзья прошли до конца коридора, и перед Ластенией растворилась еще одна дверь, ведущая непосредственно в помещение Информационной Базы. В огромном помещении с высокими гладкими стенами парили полупрозрачные шары серовато-стального оттенка, по их поверхностям скользили быстрые, едва заметные светлые всполохи.

— Ух, ты, — замер на пороге Дэн. — А это что такое?

— Это генераторы информационных лучей, — пояснил Алмон.

— Идите за мной, — сказала Ластения.

Она свернула в незаметный проход, ведущий в сообщающееся помещение, все пространство коего занимал висящий в воздухе огромный прозрачный экран, перед ним стояло восемь кресел, напоминающих кресла пилотов кабины управления воздушным кораблем. Алмон присел в центральное и огляделся в поисках чего-то.

— Ластения, здесь управление ручное или стриками?

— Стриками, — девушка отодвинула незаметную стенную панель, открывая стеллаж с многочисленными прозрачными контейнерами. Она достала предмет, напоминающий тонкую сиреневую указку, и протянула Алмону.

— Спасибо.

Друзья расселись в кресла, Алмон коснулся стриком экрана и он мгновенно вспыхнул. На тонкой, на вид такой хрупкой поверхности замелькали, заструились плотные столбцы каких-то знаков.

— Даже не стану спрашивать, что это всё такое, — шепнул Дэн Анаис.

— Да, лучше не мешай ему, я тебе потом объясню.

Тем временем полуволк внимательно следил за мельтешением на экране, время от времени касаясь стриком какой-то определенной строки. Этот фрагмент мгновенно выделялся из общего потока и выступал на первый план. Этими манипуляциями Алмон занимался так долго, что Сократ начал маяться от безделья. Он полез, было, к Терре, но она сидела далеко, через три кресла, Ластения внимательно смотрела на экран, Дэн жадно глядел по сторонам и существенной ценности для толстяка не представлял, тогда он пристроил лохматую голову на колени к Анаис и задремал.

* * *

Голубые искры гасли на площадке Вихрей. Патриций тряхнул зонтом и на драгоценный Дворцовый паркет осыпались капли питерского дождя. Пройдя в свои покои, Георг неторопливо переоделся и отправился в кабинет. Огонь в камине отбрасывал на пол и стены уютные теплые блики, тихонько потрескивали поленья уникального дерева сугрета, произраставшего только на Марсе. Если срубить сугрет в середине осени, высушить и поджечь, то дым его будет столь благородно ароматным, что с ним не сравнятся никакие курения.

Патриций бросил на стол записную книжку и футляр с ручкой. Присев в кресло, он открыл шкатулку с сигарами и зачем-то долго выбирал из абсолютно одинаковых тугих листовых свертков. В воздухе вспыхнул огонек, Георг вдохнул терпковатый дым и посмотрел в незашторенное окно. «Надо же, — неспешно текли мысли Георга, — вот и зима… ничего не изменяется».

* * *

— Анаис! — воскликнула Терр-Розе. — Ударь его! Пусть прекратит храпеть! Это невыносимо!

— Сократ, — Анаис потрепала его по давно не стриженным каштановым кудрям, — Сокра-а-ат, проснись.

— А? — захлопал он ресницами. — Чего? Куда бежать?!

— Ничего и никуда, просто ты храпишь, а Терру это нервирует.

— Ластения, — Алмон потер переносицу, — а где хранится обработанная информация за последние сутки?

— Идем, провожу.

Они вышли.

— Что-то серьезное случилось, — Анаис поднялась, расправила платье, основательно примятое Сократом, и прошлась по зале.

— С чего ты взяла? — насторожился Сократ.

— По Алмону вижу. Что-то нехорошее происходит или уже произошло.

— Как ты думаешь, что? — Терра нервно хрустнула пальцами.

— Не знаю. Такую информацию, как на экране, может расшифровать только специалист или служба безопасности планеты.

— Такие узлы связи есть на каждой планете? — спросил Дэн.

— Конечно, в каждом дворце.

— И на всех планетах… дворцы?..

— В общем, да, только они по-разному могут называться.

— Поразительно, — усмехнулся Денис, — кто бы мог подумать! Подсвечники, длинные платья, камины соседствуют с такими вот информационными блоками. Если бы вы только могли себе представить, как у нас на Земле изображают инопланетную жизнь!

— Вот только не надо рассказывать о вашем больном синематографе, — потянулся, разминаясь, Сократ. — Анаис, а хоть какие-нибудь соображения имеются?

— Алмон вернется и расскажет.

* * *

Нервно треснуло последнее полено в камине и выплюнуло через витую решетку язычок пламени прямо на пол. Сквозь сигарный дым Георг наблюдал, как извивается огонь, из последних сил держась за уголек. Встав из-за стола, Владыка подошел к камину, глядя, как огонек мечется на драгоценном паркете, не в силах причинить ему ни малейшего изъяна.

— Если я тебе помогу, поможешь ли ты мне? — беззвучно прошептал Патриций. Присев на корточки, он смотрел на умирающий огонь, он из последних сил согласно вспыхнул.

Патриций взял его и положил на ладонь. Тлеющий уголь вздохнул коротким ярким язычком и вспыхнул, возрождаясь. Патриций бросил его в потухший камин, и темное нутро вдруг взорвалось искряным снопом. Георг отпрянул и отошел к столу. Трескучим пламенем занялись шторы и ковры. Взяв со стола записную книжку в малиновом переплете, золотую ручку и черную пепельницу в виде причудливого цветка, Георг вышел из кабинета в спальню, плотно прикрыв за собою дверь.

* * *

— Алмон! — воскликнул толстяк, как только в поле зрения возник полуволк. — Скажи, что случилось?

— Давайте поднимемся наверх, и я все расскажу в подробностях.

— Что-то серьезное, да? — Ластения смотрела на полуволка тревожными глазами.

— Давайте сначала поднимемся.

* * *

Патриций сидел в кресле у кровати, рассматривая стеклянные лепестки пепельницы.

— Владыка… — в спальне возник слуга, — в кабинете что-то светится.

— Горит? — бесстрастно уточнил Патриций.

— Светится.

— Ступай.

Слуга исчез. Патриций тяжело поднялся из кресла. Распахнув кабинетную дверь, он увидел мерцающее тело огня, зависшее в воздухе. Шторы и ковры были в целости и сохранности.

— А я ведь помог тебе, — с укоризной произнес Георг.

Огонь печально притих.

— Что ж, если не хочешь, — он поставил пепельницу на стол, следом устроились ручка с книжкой, — пусть это останется на твоей совести. Иди.

Но огонь уходить не желал.

— Мне еще и развлекать тебя придется? — усмехнулся Патриций. — Не знаю, что и предложить… Хочешь посмотреть Дворец?

Огонь вспыхнул. Патриций распахнул кабинетные двери.

— Хорошо, иди, я покажу тебе Дворец.

Но огонь пылал позади Георга, желая пропустить его вперед.

* * *

Друзья поднялись в залу совета и размышлений. В этом уединенном месте короли Сатурна обдумывали и принимали решения. Присев в изумрудно-зеленые кресла, расположенные подле полупрозрачных бортиков бассейна с фонтаном в виде искусственного водопада, друзья воззрились на Алмона. Полуволк положил на бортик стопку тонких бумажных листов и откинулся на спинку кресла, вытягивая ноги.

— Алмон! — нарушил тишину толстяк. — Не молчи! Не томи! Что такое?

— Ну, в целом прогнозы таковы, — неохотно начал полуволк, — директория Сатурна…

— Что означает «директория»? — спросил Дэн.

— Сам Сатурн и его тридцать два спутника. Директории Сатурна постепенно перекрывается энергия Космоса.

— Что это означает? — прошептали побелевшие губы Ластении.

— От силы — полгода и планета задохнется, спутники перемрут ураганно за пару сатурнианских недель. На Сатурн уже высадился третий Отдел Спец. Штата, они будут готовить новую карту планеты.

— Ты хочешь сказать…

— Да, директорию Сатурна собираются сделать сырьевым комплексом.

— Как так можно? — удивился Денис. — Как можно погубить целую планету? Каким образом? Ну, взорвать — это я еще могу себе представить, но как механически перекрыть космическую энергию? Разве это под силу человеку?

— Человеку — нет, а Патрицию с его Дворцом и станциями под силу, — ответила Терр-Розе. — Кошмар какой, только с войной разобрались, так теперь еще и эта напасть.

— Алмон, у меня в голове не укладывается! — воскликнула Анаис. — Сатурн — одно из главных сердец Системы! Алмон! Что ты молчишь?

— А что я должен сказать?

— Это из-за нас происходит! Из-за тебя и меня! Так уж будь добр, скажи хоть что-нибудь!

— Не только из-за вас, — откашлялся Сократ, поднимаясь из кресла, — из-за меня тоже.

— И из-за меня, — Терра подошла к Алмону с Анаис.

— И из-за меня, — Ластения встала рядом.

— Боюсь обрадоваться раньше времени, — Денис подошел к Ластении, — но надеюсь, что и из-за меня тоже, потому что я теперь уже навсегда с вами, и уж будьте добры, делите всё на шестерых.

* * *

Вернувшись в свои покои, Патриций прошел к ближайшему фонтану и коснулся ладонями прохладной водяной кожи. Разбуженная гладь недовольно зашипела.

— Ну, прости уж, прости, — приговаривал Георг, погружая руки в её безмятежное тело. — Прости меня, пожалуйста.

Охладив пылающие ладони, он стряхнул капли на пол и прошел в спальню. Теперь ему на самом деле хотелось уснуть.

* * *

— Значит, Патриций может отдавать приказы Организации… — Анаис задумчиво смотрела на неспешные водяные потоки.

— Конечно, а как же.

— Мне почему-то все время казалось, что это можешь сделать только ты.

— Я и он. Пока я был во главе, приказы Георг отдавал через меня.

— Значит, ты мог бы отозвать этих людей с Сатурна? — Сократ перегнулся через бортик, зачерпнул прохладной воды и смочил лоб.

— Мог бы, но только в том случае, если бы не было Патриция.

— То есть его приказ ты смог бы отменить? — уточнил толстяк.

— Мог бы, но не совсем понимаю, к чему ты клонишь?

— Мне надо кое-что обдумать. Ребята, сейчас уже глухая ночь, предлагаю пойти немного отдохнуть, а с утра пораньше собраться в Деревянной Столовой.

— Мысль неплоха, — Алмон взял бумаги и поднялся. — Ластения, куда поселим Дэна?

— Я провожу его в гостевые покои. Алмон, — девушка подошла к полуволку, глядя на него потемневшими тревожными глазами, — Алмон…

— Милая, мы обязательно что-нибудь придумаем, я обещаю тебе.

* * *

Дракула с Палачом вышли на балкон.

— Зима началась… время перемен, — осторожно вдохнул острый морозный воздух старый вампир.

— Почему — перемен? — Палач поправил воротник меховой накидки.

— Зимой на Марсе все время что-нибудь происходит, разве ты не замечал?

* * *

На светлом полу Деревянной Столовой подрагивали солнечные квадраты. Первой пришла Анаис, следом явился Денис.

— Утро доброе, — улыбнулся он.

— С первым тебя утром на Сатурне.

— Прости, что я все время, как дурак, улыбаюсь, — он смотрел на изящную девушку в бледно-желтом платье, ниспадающем до самого пола, — но ты самая настоящая принцесса! Удивительно! А я-то все думал, почему ты майки с джинсами так рассматриваешь, теперь понятно.

— Да, у нас женщины редко носят мужскую одежду, — улыбнулась Анаис, присаживаясь за стол. — Как тебе в нашем мире?

— Надо привыкнуть, — он огляделся. — Боюсь что-либо трогать, чувствую себя так, будто заявился в Эрмитаж и принялся обживаться в свое удовольствие. Для человека, который во дворце был только на экскурсии и то один раз в жизни, трудновато соорудить в голове мысль, что здесь можно просто жить. Да к тому же жить не просто во дворце, а во дворце Сатурна!

Вскоре подошли остальные.

— М-да, вижу, все отлично выспались и прекрасно отдохнули, — Сократ обвел взглядом встревоженные бледные лица с тусклыми глазами. — А Денчик и переодеться даже не удосужился.

— А мне не во что, — простодушно ответил молодой человек, — мне не дали больше ничего. Я вообще в одежде спал — не смог расстегнуть и снять этот кафтан… или камзол, я не очень хорошо разбираюсь в такой моде. Мне бы такую одежду, как у Алмона и Сократа, ну, в виде рубашки и брюк… Нет, дня три я, конечно, смогу продержаться…

— Не волнуйся, — ответила Анаис, — с одеждой проблем не будет. Кто-нибудь есть хочет?

— Да, можно чего-нибудь перекусить, — вздохнул Сократ, — и выпить.

На удивление Терр-Розе промолчала. Облаченная в черное платье без всяких украшений, королева курила длинную тонкую сигарету, заправленную в малиновый мундштук, и смотрела в одну точку.

— Что хотите на завтрак? — Ластения жестом подозвала слугу.

— Я бы кофе выпил, — Дэн едва сдерживал зевоту.

— У нас есть напиток бодрости, — сказала Анаис, — он не такой специфически ароматный, как кофе, но действует похожим образом. Давайте всем напитка. Мне что-нибудь легкого, овощного.

— А мне мясо, большой кусок мяса, — Сократ показал размер вожделенного куска, — с зеленым гарниром и остренькими соусами. И вина, красного терпкого вина.

— Какое варварство, — выдохнула сигаретный дым Терра.

— Имею право. Уверен, никто из вас не смог сообразить ничего стоящего и реально выполнимого, а я придумал, я нашел выход.

— Какой? — хором спросили друзья.

— Сначала мясо, большой кусок мяса.

* * *

Из спальни Патриций вышел уже далеко за полдень и приказал слуге позвать Дракулу с Палачом. Вскоре слуга сообщил, что они уехали.

— Куда? — удивился Георг.

Слуга не знал.

— Накрой обед на двоих в Синей Столовой.

— А с кем будете обедать? — высокий, отлично сложенный слуга высшего Дворцового ранга ловил каждое слово Георга. — У вашего гостя будут какие-нибудь особые предпочтения?

— Нет. Как явятся Дракула и Палач, пусть идут ко мне.

* * *

Друзья молча ожидали, пока Сократ наестся, к своим тарелкам они так и не притронулись. Наконец толстяк сделал добрый глоток вина и удовлетворенно крякнул.

— Ну? — не выдержала Терра. — Может, хватит издеваться? Рассказывай!

— Теперь можно, а то я не могу красиво выражать свои мысли на голодный желудок…

— И трезвую голову, — закончила Терр-Розе. — Выкладывай!

— Значит так, Алмон сказал, что мог бы отменить все приказы по Сатурну, отозвать спецштатовцев в том случае, если бы не было Патриция… — толстяк обвел взглядом всех присутствующих.

— Хочешь сказать, что мы должны убить Георга? — сузились зрачки Терр-Розе.

— Нет, я так не хочу говорить.

— А что тогда?

— Мы можем устранить его на время и, если все получится, то на очень, очень долгое время. Патриция можно посадить в Галактическую Тюрьму.

В Деревянной Столовой воцарилась тишина.

— С чего ты взял, что это возможно? — осторожно поинтересовалась Терра и украдкой посмотрела на Анаис. Застывшее лицо девушки ничего не выражало. Из солнечных глаз Ластении неожиданно брызнули слезы.

— Простите меня, — всхлипнула девушка, — я не могу больше…

Алмон протянул ей салфетку.

— Спасибо. Когда же этот кошмар закончится? Неужели Патрицию мало того, что я потеряла всю семью, Сатурн пережил войну, все мы пребываем в постоянном страхе и не ведаем, что ожидает нас завтра? Этого недостаточно? Надо еще уничтожить мою родину таким ужасным способом? Уничтожить всё — королевскую династию, историю, культуру, в конце концов, одну из самых красивых планет Системы? Чего он добивается? Патриций ведь знает, что с нами Алмон, что Алмон нас не бросит, и мы будем бороться…

— Простите меня все, — вмешался Дэн, — все время забываю спросить: а кто такой Патриций?

— Правитель Марса, — ответил Алмон.

— И мой отец, — добавила Анаис. — Я тебе позже все расскажу.

— Я не хочу никого сажать ни в какие тюрьмы, — Ластения смахнула с ресниц слезы. — Неужели нельзя как-то договориться? Я же беседовала с ним, он произвел впечатление очаровательного, умного мужчины с прекрасным чувством юмора! Он и так уже разрушил мою жизнь, неужели я не смогу вымолить у него жизнь для моей планеты? Не может быть, чтобы с ним не возможно было договориться! Я отдам ему всё, всё, что у меня осталось, сама уеду, куда он скажет… — Ластения опустила голову на руки и разрыдалась.

Алмон с Сократом переглянулись, Анаис молчала, Терра снова закурила.

— Простите, Терр-Розе, — прошептал Денис, — можно еще сигаретку попросить?

Королева протянула ему миниатюрную плоскую шкатулку украшенную мозаикой. Алмон пересел в соседнее с Ластенией кресло и осторожно погладил ее рассыпавшиеся по плечам шелковые волосы.

— Я поговорю с ним, Ластения, — сказал полуволк, — я…

— Я уже сделал это, — толстяк наполнил свой бокал до краев, — я говорил с Патрицием сегодня ночью. Уже много лет я нахожусь в межсистемном розыске, особенно моей персоне обрадовался бы Спец. Штат. Я предложил Патрицию себя, свою добровольную сдачу властям Империи, лишь бы только он оставил всех в покое, сказал, что он может меня порезать на куски в Малахитовой Зале и съесть, буду только рад доставить ему гастрономическое удовольствие. Он выслушал меня, улыбнулся и молча погасил Шар Лицезрения.

— И я с ним говорила, — медленно произнесла Терра, разглядывая струящийся в солнечном воздухе дым, — предлагала примерно то же самое, и мне он тоже не ответил.

— Может, отдать ему Глаз Идола? — слабым эхом прозвучал голос Анаис. — Алмон, если я… если мы с тобой вернемся во Дворец — этого ему будет достаточно?

Черты лица полуволка окаменели, карие глаза сделались темно-красными. Он резко встал из-за стола и вышел из Деревянной Столовой.

* * *

За столом с Георгом сидел Лестон-Руви — начальник первого отдела Спец. Штата, отвечающего за Системную безопасность: строгий черный костюм, жесткая седина, острые «лучики» в уголках улыбчивых травянистых глаз. Патриций сидел в халате, босиком, курил и смотрел на бокалы, искрящиеся в солнечных лучах, пробившихся сквозь щели синих портьер.

— Значит, говоришь, дела хорошо идут…

— Да, Георг, справляемся, хотя без Алмона, конечно, тяжело. Вы не подобрали ему замены?

Патриций поднял на него взгляд.

— Руви, а ты кем мог бы его заменить? У тебя есть кандидаты?

— Пока нет.

— Вот именно.

— Но Организация не может всю оставшуюся жизнь работать без главы с одним Советом. Вы не хотите ее возглавить?

— Не хочу.

Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом фонтана из соседней бледно-зеленой залы.

— Руви, ты вроде с Алмоном хорошо ладил?

— С ним все хорошо ладили.

Сигарный дым распадался на невидимые волокна в густой синей тишине, глаза Патриция казались серыми и уставшими в этом бесконечно синем интерьере.

— Ты мог бы поговорить с Алмоном? Мог бы попросить его вернуться в Организацию?

— Если вы мне прикажете, то — да.

— А без приказа?

— Нет.

— Почему?

— Я могу не отвечать?

* * *

— Ну, вот, превосходно… — вздохнул Сократ, когда за Алмоном захлопнулась дверь.

— Друзья мои, — Ластения вытерла покрасневшие глаза салфеткой, — спасибо вам за то, что вы хотите сделать для меня и моей планеты, но никогда, слышите, никогда я не позволю вам жертвовать собою, ни за что на свете… — её губы снова задрожали.

— Лапушка, только не плачь, — сказал Сократ. — Я перебрал массу вариантов, Галактическая Тюрьма — это самое оптимальное, что нам остается, у нас нет другого выхода.

— Это… — откашлялся Дэн, — как у нас тюрьмы?

— Нет, как у нас.

Сократ посмотрел на Анаис, она сидела, опустив плечи. — Мы можем подать прошение в Высший Суд, — продолжал толстяк, — Патриция обязательно осудят и он на какое-то время потеряет власть. Алмон, можно сказать, второй человек в Системе после Георга, не считая Анаис…

— Почему «не считая Анаис?» — Анаис посмотрела на толстяка холодными зелеными глазами. — Почему меня никто никогда несчитает? Я вообще есть на этом свете или меня нет?

— Анаис, пожалуйста, — взмолилась Ластения, — прошу, не ссорьтесь, только не сейчас.

— Вы, конечно, не поверите, что мне может понравиться хоть что-то, исходящее из уст Сократа, — задумчиво произнесла Терра, — но, кажется, он все-таки прав. Анаис, скажи, что ты думаешь?

— О чем? — она перевела взгляд на королеву. — О том, как бы посадить отца в тюрьму? Как бы получше это сделать?

Она поднялась из-за стола.

— Ты-то куда?! — возопил Сократ.

— Поищу Алмона.

Анаис вышла из Столовой, бесшумно прикрыв за собою дверь.

— Я вот так вот слушаю, анализировать пытаюсь, — сказал Денис, — но если судьба целой планеты, ее многочисленных, как я понял, обитаемых спутников, а также судьбы всех нас зависят от того, посадят ли одного человека в тюрьму, то я не понимаю, чего так долго терзаться?

— Ты еще пока многого не понимаешь, — вздохнул Сократ, — и вообще ничего не знаешь.

— Но того, что я увидел, узнал и вижу сейчас, мне вполне хватает. И я все-таки сделал кое-какие выводы, и могу сказать, что Патрицию не нужны ни все вы по отдельности, ни вместе взятые, и договориться с ним не получится. К сожалению, меня он вообще не знает, так что я ему тоже, увы, не пригожусь. Он хочет чего-то иного. Ластения.

— Да? — она подняла на него заплаканные солнечные глаза.

— Ластения, милая Ластения, знаю, что не имею права говорить всего того, что сказать собираюсь. Исходя из социального сословия, я вообще никто, но могу я хотя бы попытаться сделать вам предложение?

— Какое? — неуверенно улыбнулась девушка.

— Руки и сердца. Вы выйдете за меня замуж, когда все это закончится? А закончится все это хорошо и, надеюсь, очень скоро.

— Ну, это вообще уже! — Сократ треснул кулаком по столу. — Даже пригреть-то толком гадюку не успели, а он уже распространяется!

С грохотом отодвинув кресло, толстяк вышел из Столовой.

— Вы знаете, — Терра подцепила вилкой тонкий мясной ломтик, аккуратно, чтобы не повредить помаду, отправила в рот и принялась задумчиво жевать, — даже и не знаю, что бы вы еще такого скверного могли сказать, чтобы я тоже ушла… Но, боюсь, я всё выдержу — мне безумно натирают ноги эти новые туфли, так что, я вытерплю абсолютно всё, лишь бы с места не вставать.

Ластения с Дэном рассмеялись, и воздух будто потеплел.

* * *

Он сидел на траве на берегу озера Олавия.

— Алмон.

Полуволк обернулся. Анаис присела на траву рядом.

— Алмон, я пойду в Суд.

— А ты знаешь, что это такое? — полуволк сорвал яркий стебелек и бросил в воду. — Ты имеешь представление, что такое Высший Суд Галактики?

— Какая разница, если я все равно туда пойду.

— Не пойдешь.

— Ты же знаешь, что я все равно поступлю так, как считаю нужным.

— Ну, что ж, — Алмон лег на спину в высокую светло-зеленую траву, — но я все-таки расскажу тебе в общих чертах. Там много различных нюансов, я расскажу конкретно о нашем случае. Так вот, подать в суд может только его кровный родственник, и у этого родственника должно быть очень веские основания, настолько веские, что он мог бы не опасаться за свою собственную жизнь. Если Суд сочтет прошение беспочвенным или лживым, подателя прошения законсервируют в Безызвестности Пустоты. Безызвестность Пустоты — это…

— Я знаю, что это такое, — Анаис смотрела, как по чистой водяной глади плывет яркий стебелек. — И я знаю, что я теперь единственный его кровный родственник. И я иду в Суд.

— Нет, — Алмон приподнялся на локтях, — вместо тебя в Суд пойду я. Мне понравилось чародейство Терр-Розе. Я стану тобой.

— Нет, Алмон, — Анаис смотрела на него спокойными серо-зелеными глазами Патриция, — никто не станет мной. И ты не станешь мной, и я не сделаюсь тобой, как бы не колдовала Терр-Розе. Алмон, помнишь, в Мертвой Зоне ты говорил, что у нас будут друзья? Ты видишь? У нас они есть, у нас есть такие друзья, за которых не хочется отдавать жизнь, ведь с ними хочется жить. Жить рядом до слез, до смеха, до жизни, до смерти. С ними просто хочется жить рядом, а мне большего и не надо. Алмон, все будет хорошо, просто хоть раз поверь в меня. Я выживу, чтобы остаться с ними, выживу, чтобы всегда быть рядом с тобой.

— Ты обещаешь?

— Я даже обещать не стану, я просто буду.

* * *

После ухода Лестона-Руви, Патриций еще долго сидел неподвижно, глядя, как сигарный дым слоится в воздухе. Слуга сделал попытку убрать со стола, но Георг жестом отослал его. Вскоре явились Дракула с Палачом.

— Вы где были? — Георг поднял голову, без интереса глядя на вошедших.

— Плантации ездили смотреть.

— Какие плантации?

— Табака.

— Какие могут быть зимой плантации табака?

— Ваши, Владыка, плантации, — Дракула присел в синее кресло, вытягивая гудящие ноги, — крытые оранжереи, где выращивается табак для ваших сигар.

— Ах, эти… Зачем вы туда ездили?

— Ну, как… смотрели, контролировали процесс.

— И как процесс? Идет?

— Потихоньку… — Дракула уже сто раз успел пожалеть, что они пришли к Георгу, даже не успев переодеться — Патриций терпеть не мог общаться в своих покоях с людьми в верхней одежде, а Дракула ненавидел эту Синюю Столовую, где глаза Георга почему-то все время были невыносимо тяжелого серого цвета.

* * *

— Алмон! Анаис! — толстяк столкнулся с ними на ступенях дворца. — Я же предупреждал вас, что все пожалеют!

— О чем ты?

— О землянине! О твоем, Анаис, наилучшем землянине!

— Что он уже натворить успел? — Алмон рассеяно смотрел куда-то сквозь толстяка.

— Он сделал Ластении предложение!

— Какое?

— Жениться он на ней хочет!

— Сегодня?

— Ребята, — толстяк прищурился, повнимательнее всматриваясь в лица девушки и полуволка, — чего с вами такое? Вы вообще где были и где находитесь сейчас?

— Сократ, послушай, — Алмон присел на ступень и пригладил жесткие волосы, — твоя идея действительно не лишена смысла.

— Я иду в Суд, — кивнула Анаис. — Сегодня же.

— Да? — Сократ мгновенно забыл о своих чаяньях. — Ты пойдешь? А почему ты?

— Я его единственный кровный родственник, в Высшем Суде это одно из непременных условий, если обращаются по делу настолько высокопоставленной персоны.

— Ну, нет, — толстяк плюхнулся на ступень рядом с полуволком, — так мы не договаривались. Я о таких условиях не знал.

— Сократ, мы уже все решили.

— Анаис, кто — вы?

— Мы с Алмоном.

— И Алмон так решил?

— Чем больше мы потратим времени на бесполезные разговоры, тем меньше его останется.

С этими словами Анаис ушла. Пару минут Алмон с толстяком смотрели на цветущие вершины садовых деревьев.

— Алмон, — откашлялся толстяк, — я не понимаю. Почему ты вот так просто сидишь и молчишь? Почему ничего не делаешь?

— Видишь ли, не всегда я могу сделать то, что хочу. Вот, к примеру, сейчас мне придушить тебя хочется, идейный генератор, но я же этого не делаю.

* * *

— Ластения, — Анаис возникла на пороге Деревянной Столовой, — скажи, пожалуйста, где мне во дворце найти самую безопасную кровать?

— В каком смысле? — взмахнула длинными ресницами Терр-Розе.

— Я иду в Суд, но мое тело остается здесь…

— Я поняла, — сказала Ластения. — Моя спальня — самая безопасная территория Сатурна. Я провожу тебя.

— А мы с Дэном посидим пока, пообщаемся, — Терра протянула молодому человеку шкатулку с сигаретами.

Анаис с Ластенией вышли.

— Ну, так что делать будем, хороший? — королева выдохнула голубоватый дым и посмотрела на молодого человека.

— Я сказал то, что хотел сказать.

— В нашем мире слова дороже драгоценностей, ими не принято бросаться. Ластения могла тебя неверно понять.

— Кажется, я выразился доступно для любого межпланетного сознания. — Денис бесшумно положил вилку на тарелку. — Эта девушка станет моей женой, если, конечно, даст свое согласие. Я ее всю жизнь во сне видел, просто не знал, что живет она на Сатурне. Не знаю, как у вас, но у нас так бывает: люди встречаются, один человек видит другого и вдруг понимает, что это его часть, лучшая его половина, и жить они будут вместе. Просто понимает это и всё — уверенно, спокойно, безошибочно.

Терра долго смотрела в темно-синие глаза молодого человека.

— Подними руку, раскрыв ладонь, хочу послушать твою душу.

— Вы можете ее вынуть и посмотреть на свет, — Дэн встал из-за стола и подошел к Терре. — Пожалуйста.

Он протянул ей обе ладони.

— Ну что ж… — Терра коснулась его запястий подушечками пальцев. — Не обращайся ко мне на «вы»: во-первых, ты наш друг, а во-вторых… Дай-ка обниму тебя, мой хороший.

— Это как в итальянской мафии: «добро пожаловать в семью»? — рассмеялся Денис, но осекся, когда густо черные глаза приблизились, а тонкие холодные пальцы коснулись плеч. — Или я что-то неверно понял?.. Я совсем бесполезный?

— Есть… есть у тебя время осуществить то, о чем мечтал, стать тем, кем хотел и увидеть наяву всё то, что снилось.

* * *

Прогуливаясь по заснеженному Парку, Патриций рассеянно слушал, как скрипит снег под сапогами. Одежда на Владыке была совсем легкой, но, погруженный в свои думы, он не замечал пронзительного холода марсианской зимы. Обледеневшие деревья, словно заколдованные стеклянные существа из давних снов Патриция, тянули к нему свои прозрачные ветви. Мертвые фонтаны, потерявшие себя скульптуры, сам Дворец, напоминающий уснувшего зверя, — все это тяготило Владыку, но возвращаться во Дворец не хотелось, это казалось страшнее, нежели прогулки по уснувшему… или умершему Парку.

* * *

— В твоем распоряжении, — Ластения распахнула перед Анаис двери своей спальни.

— Спасибо.

Девушка окинула взглядом интерьер в золотисто-зеленых тонах. Опустив шторы, Анаис присела на край кровати. Глядя в ее потемневшие, неподвижные глаза, Ластения почувствовала, как в сердце вошла тонкая холодная игла.

— Анаис…

— Все будет хорошо, — ободряюще улыбнулась она, — обязательно будет.

— Ты знаешь, где находится Суд?

— Несложно будет выяснить, в Космосе многолюдно.

* * *

Патриций вошел в Залу Философии Крови, пододвинул кресло поближе к горящему камину и устало присел, вытягивая ноги к огню. Повелитель долго смотрел на беснующийся танец пламени, затем его лицо исказилось, и он расхохотался.

* * *

Когда Ластения вышла, закрыв за собой двери, Анаис сбросила туфли и легла на кровать. Сердце билось все сильнее и чаще, казалось, еще немного и оно, разорвав грудь, вырвется наружу, разбрызгивая алые капли по светлому покрывалу… Анаис зажмурилась, отгоняя видение. Девушка постаралась успокоиться и восстановить дыхание. Руки потеплели, энергии заструились по телу обжигающими кровь потоками. Анаис охватило состояние покоя и полусна, тело налилось тяжестью и стало куда-то проваливаться… Реальность истончились, зазвенела и лопнула, как мыльный пузырь, и Вселенная взорвалась в груди Анаис своей темнотой, светом и тишиной многоголосья.

* * *

Прикурив сигарету, Терр-Розе затянулась, отчего резко обозначились скулы, сделав лицо темным и уставшим.

— Дэн, сигарету?

— Не откажусь.

Друзья снова собрались в Деревянной Столовой.

— Интересно, что же представляет собой этот загадочный Суд? — поинтересовался Денис. — И где он находится? Неужели прямо в Космосе?

— Сократ, — Терра перевела взгляд на толстяка, — давай, блесни своими тюремными познаниями, ты же у нас тут один с уголовным прошлым.

— На меня жалоб в такие высокие инстанции не подавали, — миролюбиво ответил он.

— Ничего, — не желала успокаиваться Терра, — у тебя еще все впереди!

— Я знаю, что это такое, — сказал Алмон. — Сейчас расскажу.

* * *

Анаис с наслаждением вдыхала ни с чем несравнимый запах воздуха Вселенной. Вокруг кипела жизнь, проносились мириады звезд, и каждый из этих серебряных светляков светился своей собственной тайной, своей историей, своим смыслом… То и дело на пути Анаис встречались птицы Космоса: легкие существа с прозрачными глазами и тонкими мерцающими крыльями. Они долго парили рядом, но все же стали отставать. Птицы возвращались и садились на плечи старика в белой одежде, заглядывая в его мудрые глаза, будто хотели прочитать там ответы на все свои птичьи вопросы. Опираясь на лунный посох, старик с грустью смотрел вслед Анаис.

* * *

— Да уж, — сказал Денис, когда Алмон закончил. — Интересные у них условия. А они для всех обязательны? Исключений не бывает?

— Нет. Ластения, — полуволк задумчиво рассматривал картину на противоположной стене, — где сейчас Анаис?

— В моей спальне.

— Там охрана есть?

— Нет… Зачем мне охрана в спальне?

— Пойду-ка я, на всякий случай, посижу поблизости.

Полуволк поднялся из-за стола.

— Будь осторожен, — заботливо посоветовал Сократ, — не убей кого-нибудь случайно.

— Постараюсь.

— Можно и мне? — спросил Дэн.

— Можно.

По пути к покоям Ластении, Алмон все время к чему-то прислушивался.

— Что-то не так? — насторожился Денис.

— Похоже… — ноздри полуволка дрогнули. Свернув к покоям юной королевы, Алмон на мгновение замер — дверь была приоткрыта.

— Так, у нас гости?

Полуволк бесшумно подошел к двери и заглянул в покои Ластении. В спальне, у кровати стоял какой-то незнакомец неестественно высокого роста, он склонился над неподвижно лежащей Анаис. Не успел Денис перевести дух, как Алмон в один прыжок пересек спальню и обрушился на спину тайного гостя.

* * *

Обессилев от смеха, Патриций смотрел на огонь, все еще продолжая улыбаться. Затем подозвал слугу.

— Приведи ко мне Палача и Дракулу. — Владыка взял со стола кубок.

Слуга поклонился и исчез. Патриций выпил вина, и, усмехнувшись еще раз, расстегнул ворот и вдохнул полной грудью, чувствуя неимоверную слабость и легкость одновременно.

— Повелитель, вы звали нас? — в приоткрытых дверях Залы Философии Крови показалась голова Дракулы.

— Да.

Вампир с Палачом вошли в Залу и присели в кресла рядом с Патрицием. Владыка молча пил вино, глядя на багровые капли фонтана, а приближенные напряженно ждали, не зная, к чему готовиться.

— Скоро я, возможно, исчезну почти на три года, — сказал Повелитель, продолжая смотреть на огонь. — Я хочу, чтобы вы и никто другой были приближенными того, кто на время моего отсутствия займет трон Марса.

У Палача и Дракулы вытянулись лица.

— Владыка, — наконец выдавил вампир, — а куда вы…

— В Галактическую Тюрьму. Если вы не сможете быть приближенными, все равно, ни при каких обстоятельствах не покидайте Марс. Вы обязаны будете дождаться меня, чего бы вам это не стоило. Это приказ. Всегда помните, что три с половиной года — не вечность, они пролетят так быстро, что можно будет лишь ужаснуться временной скорости.

* * *

Внезапно со всех сторон Анаис обступила такая тьма, будто она ослепла. Девушка попыталась позвать кого-нибудь, но не смогла произнести ни слова. Молча, неподвижно замерла она во Вселенской Тьме. Казалось, здесь нет ни времени, ни пространства, ни материи… Вскоре девушка ощутила взгляды, множество взглядов. Они изучали, ощупывали, прикасались к ней… взгляды о чем-то перешептывались, что-то твердили… Темнота менялась. Она вдруг становилась шершавой, потом лохматой и сухой, затем снова холодной и скользкой… Страх вцепился в горло Анаис своими длинными белыми пальцами. «Пусть это прекратится, — мысленно шептала она, — пусть прекратится, пожалуйста…»

Из темноты пополз тускло-светящийся туман. Шевелясь и вздыхая, он наполнил багровыми клубами часть необъятного, безграничного пространства. Туман окружил Анаис, подползая к ней, изучая… Девушке показалось, что она стоит по колено в крови. Что-то мягко толкнуло ее в спину, и Анаис пошла вперед, сквозь клубы багрового тумана. Теперь она уже не сомневалась, что это и есть Здание Суда. Она ступала по пространству без границ и горизонтов до тех пор, пока перед нею не предстали шесть исполинских фигур, не имеющих определенной формы. Чуть покачивались размытые, уходящие в вечность одежды, горели алые глаза. Запрокинув голову, Анаис стояла перед ними, понимая, что надо говорить, но никак не могла заставить себя начать излагать суть вопроса.

* * *

Неожиданный удар огромной силы не причинил незнакомцу особого вреда. Он отбросил Алмона, и в его руке возникло странное оружие с множеством клинков. Сверкнули в воздухе когти полуволка, и они схватились, не обращая внимания на Дэна. Денис не стал дожидаться, покуда двое гигантов разнесут вдребезги всю спальню, он подумал, посмотрел по сторонам, взял с зеркального столика толстенную нефритовую вазу — круглую, с широченным горлом и, улучив момент, надел вазу на голову незнакомцу.

Эта ваза была замечательна тем, что никто не знал, для чего она, в сущности, предназначена. Ее переставляли с места на место, из покоев в покои, пытались приспособить под цветы, под фрукты, под безделушки, но ваза ни на что не годилась. Она мешалась, покрывалась пылью, и от нее все старались поскорее избавиться, но ваза, как заколдованная, рано или поздно все равно оказывалась в чьей-нибудь комнате. Однажды Сократ решил мировую проблему, назвав вазу «Ночным Горшком», и это название прочно за нею закрепилось. Сократ к вазе привык, полюбил ее и даже собирался забрать на свою родину — Меркурий.

В этот день, волею случая, «Ночной Горшок» стоял в спальне Ластении, и на этот раз вазе не повезло…

Несколько мгновений замешательства незнакомца с вазой на голове, хватило Алмону для того, чтобы располосовать когтями его шею, практически отрезав ему голову. Из смертельной раны хлынула бурая жидкость, ничем не напоминающая кровь. Незнакомец рухнул на пол, а ваза, разбившись, разлетелась толстыми кусками по полу.

— Что это такое? — Дэн с удивлением смотрел на неподвижное тело. — Это же не человек, верно?

— Это верс — искусственное существо с Урана.

— Слушай, может, перенесем Анаис отсюда куда-нибудь?

— Нет, давай лучше перенесем верса, Анаис нельзя трогать.

— А как долго нельзя?

— В течение девяти часов.

— А по истечении этого времени можно?

— Если по прошествии этого срока она не вернется обратно в тело, то ее можно будет переносить, но только уже в могилу.

* * *

— Ну, что же они так долго? — нервничала Терр-Розе. — Может, случилось что-нибудь?

— Я пойду, посмотрю, — сказала Ластения и, прежде чем Сократ успел что-либо возразить, выскользнула из Столовой.

Двери в спальню были приоткрыты, оттуда доносилась какая-то возня. Ластения замедлила шаг и заглянула внутрь. Алмон с Дэном заворачивали что-то большое в снятую с окна штору, на полу красовались лужи дурно пахнущей жидкости.

— Что у вас тут происходит? — девушка зашла в спальню. — О, вы разбили Ночной Горшок! Сократ расстроится!

— Если бы не этот Горшок, расстраиваться пришлось бы мне, — сказал Алмон. — Давай-ка, Дэн, бери его за ноги.

— Тяжелый, сволочь…

— В чем дело? Что вы тащите?

— Ничего особенного, — отдувался Дэн, — сейчас мы здесь всё приберем, не волнуйся.

Ластения посторонилась, и полуволк с юношей потащили свою ношу куда-то по коридору.

— Объясните сейчас же, что происходит! — Ластения едва поспевала за ними.

— Уранский верс каким-то образом пробрался во дворец, — сказал Алмон на ходу. — Что ему тут понадобилось — неизвестно, но полез он именно в твои покои, в твои безопасные, никем не охраняемые покои.

— А куда вы его несете?

— На мусорную свалку, куда же еще.

— Нет, подождите, отдайте лучше дворцовым мастерам, они будут счастливы.

— Серьезно? — Алмон с Дэном притормозили. — Хорошо.

Верса отволокли в дворцовые мастерские, и желтоглазые мастера бурно обрадовались неожиданному подарку.

— Опять я весь испачкался, сплошное невезение, — Алмон с сожалением рассматривал испорченную одежду. — И гардероб не богат… Пойду, попробую очистить, пока не засохло.

— Ждем тебя в Деревянной Столовой.

— И как вам только не надоело там сидеть?

— Привыкли уже, — улыбнулась Ластения, — я всегда там себя очень уютно чувствую. Так уж получилось — она стала местом наших бесконечных собраний.

— Я скоро.

Алмон ушел, а Дэн с Ластенией, не спеша, направились по коридору.

— У вас здесь очень красиво, — сказал молодой человек, — чувствую, Сатурн — это потрясающее место.

— Да, когда ты получше узнаешь и увидишь мою планету, ты в нее влюбишься.

— Кажется, это уже произошло.

Почувствовав его искренне восхищенный взгляд, Ластения смутилась.

— К сожалению, сейчас мы не можем покидать дворец, в нем безопаснее.

— Да уж, — Дэн украдкой пытался оттереть с ладоней бурую жидкость, натекшую из верса. — Безопасно, это точно.

— Расскажи о Земле, — едва касаясь пальцами перилл, девушка спускалась по ступеням на этаж Деревянной Столовой.

— Что ж рассказывать? Сократ уже все расписал в красках.

— Неужели у вас действительно все так плохо?

— Ну, почему же, есть масса замечательных вещей, у нас красивая природа, но лучше увидеть своими глазами. Ты никогда не бывала на Земле?

— Нет, никогда. Даже не уверена, что точно знаю, где она находится.

* * *

— Дракула, — сказал Палач, когда они вышли из Залы Философии Крови, — что ты думаешь по поводу заявления Патриция?

— Не знаю, не знаю, — задумчиво покачал головой старый вампир, — подумаем, посмотрим…

* * *

— Ну, вот, теперь Ластения ушла и больше не вернулась! — Терра уже не могла сидеть спокойно. — Пойду-ка, поищу…

— Нет! — воскликнул толстяк. — Сиди тут!

— Ты что, боишься один оставаться?

— Подождем еще немного и пойдем вместе. Действительно странно, куда все деваются?

* * *

Патриций вышел на восточную Дворцовую лестницу, постоял на ступенях и спустился в Парк. Обжигающе ледяной воздух ворвался в легкие, Владыка задержал дыхание и прикурил сигару. В полнейшем безветрии с низкого неба падали редкие голубые хлопья снега. Повелитель разглядывал Парк, погребенный под снегами, а сигарный дым безмятежно струился вверх, распадаясь на тонкие волокна… Владыка шел к заснеженным аллеям. Снег усиливался. Крупные хлопья летели, как клочки неба, а Патриций шел, не обращая на это внимания, и его белые волосы постепенно становились голубыми…

* * *

— Ну, наконец-то! — воскликнул Сократ, увидев на пороге Ластению с Дэном. — А Алмончик где?

— Он испачкался и пошел приводить в порядок одежду.

— В чем испачкался?

— В крови.

— Ага! Так я и знал! — на лице толстяка возник живейший интерес. — Опять кого-то убили? И кого на этот раз?

— Верса с Урана.

— А-а-а-а… — разочарованно протянул Сократ. — Мелочь. А чего ради вы на версов охотились? И где вы его вообще раздобыли?

— Дело в том, — откашлялся Дэн, — что этот верс находился в спальне Ластении, стоял у кровати и смотрел на Анаис, что он собирался делать — неизвестно, но, наверное, не целовать ее, как принц спящую красавицу, с ножом в руках. Мы с Алмоном не стали спрашивать, чего он тут забыл, напали на него и победили.

Лица Сократа и Терр-Розе вытянулись.

— Как интересно… — промычал толстяк. — Нет, ребята, а вы заметили, с какой значимостью он произнес: «Мы с Алмоном!» Нет, слыхали? Они с Алмоном!

— Все верно, — в дверях стоял полуволк, — с версом справиться очень нелегко, Дэн здорово помог.

— И чем же, если не секрет? — недоверчиво хмыкнул толстяк. — Он подставил подножку плохому версу?

— Нет, он надел ему на голову вазу, тот на миг замер от неожиданности…

— Вазу разбили?

— Сократ, ну что за вопросы! — возмутилась Терра. — Тебе что дороже — какая-то глупая ваза или здоровье наших друзей?

— Мне все дорого — и моральные, и материальные ценности. Что хоть за ваза-то была?

— Да какая разница, — беспечно отмахнулась Ластения. — У нас тут этого всего…

— Что-то вы темните! А ну, признавайтесь, что за вазу кокнули? — забеспокоился Сократ, почуяв неладное.

— «Ночной Горшок», — вздохнула девушка.

— А-а-а-а!! — завопил толстяк так, будто разбили не вазу, а его сердце. — Так я и знал! Именно то, что я любил больше всего! Я даже придумал, куда его дома поставлю! Какие же вы все-таки варвары!

— Сократ, — расстроился Дэн, видя горе толстяка, — ну, я же не знал. Схватил, что первое под руку попалось…

— У-у-у-у! — продолжал сокрушаться он.

— Может, еще можно склеить? — спросила Терра.

— Нет, она это… в общем, вдребезги, — вздохнул Дэн. — Ваза представляла культурную ценность для Сатурна?

— Никакой ценности она не представляла, — отмахнулась Ластения, — из-за сущей ерунды — трагедия.

— Она представляла культурную ценность для меня! Для меня!

— Сократ, я закажу мастерам точно такую же!

— Знаете что, ребята, — произнес Алмон, когда все страсти улеглись, — пойду-ка я посижу с Анаис, мало ли что еще может приключиться.

— Думаешь, верс — подарок от Патриция? — спросил Сократ.

— Понятия не имею. Пойду на всякий случай.

— Алмон, — окликнул его Сократ уже у самых дверей, — ты только, старина, уж не подумай, что мне этот Горшок дороже тебя.

— Я и не думаю, — усмехнулся полуволк. — На моей могиле ты бы рыдал погромче?

— У, да ты что! Голосил бы во все горло!

* * *

— Дракула, куда Патриций пошел?

— А я знаю? — старый вампир смотрел в заснеженный Парк, полускрытый летящими крупными хлопьями. — Бродит и бродит целый день, как душа неприкаянная.

— Может, у него эта… как ее, ну, черная… как же ее… меланхолия, вот.

— Не имею понятия, — вздохнул Дракула, — что-то я в последнее время вообще ничего не понимаю. Он никуда не выходит, ни с кем не общается, странный стал какой-то.

— Так давай сами чего-нибудь устроим.

— Что мы сможем устроить без Патриция? Ничего серьезного…

* * *

— Что-то я волнуюсь, — изрек Сократ. — Хоть бы Анаис сообщила, как дела идут.

— Наверное, нет такой возможности, — вздохнула Терр-Розе. — Давайте выпьем вина.

— Наконец-то, Терра, я от тебя слова разумные слышу.

— Конечно, тебе лишь бы пьянствовать круглосуточно!

Ластения попросила слугу принести вина.

— А я думаю, — сказал Денис, — Алмон все равно не допустит, чтобы с кем-нибудь из вас случилось что-то плохое.

— Алмон один, а нас вон сколько, — пробормотал Сократ, — и всякий готов самоотверженно устроить любые неприятности.

* * *

Пододвинув кресло к кровати, полуволк присел и посмотрел на неподвижное бледное лицо Анаис, и ему показалось, что оно излучает едва уловимое голубоватое сияние. Алмон снял серебряный зажим, скреплявший на затылке жесткие волосы, тряхнул головой и помассировал гудящие виски. После взглянул на изящные напольные часы. Оставалось три часа, шесть из девяти прошли.

* * *

Поставив кресло в середине Малахитовой Залы, Патриций присел и закрыл глаза. Его окружал зеленоватый мрак, и где-то в нём блуждал Нэскей.

— Мой сын, — беззвучно шепнули губы Георга, — как жаль, что ты не видишь эту зиму… она понравилась бы тебе. Я когда-то любил такие тихие, безветренные, беззлобные зимы. В твоем возрасте нравятся зимы. Потом, ближе к завершению веков, их начинаешь ненавидеть, потому что они рассказывают тебе о старости, о смерти, о вечном сне как раз тогда, когда тебе больше всего хочется дожить до весны. До боли в сжатых зубах, до хруста в сведенных судорогой суставах тебе хочется посмотреть на прорастающую траву, на дымчатую зелень новорожденных листьев… хочется слушать перезвон талой воды и вдыхать, вдыхать, вдыхать этот жизненный запах до тех пор, пока глаза не защекочут слезы. Но знаешь, сынок, рано или поздно ты не успеваешь дожить до Своей Весны. Ты остаешься среди голубого зимнего снега, а потом и сам прорастаешь травой, лопаешься почкой на ветке дерева или поешь свою мелодию, перекатываясь льдинками в звенящей талой воде… И что страшно, сынок, какой бы вечной не была жизнь, все равно наступает смерть, и вся эта вечность становится маленьким пустым мигом, отступая перед одной простой мыслью, что больше никогда не увидишь свою весну… Но есть кое-что пострашнее обычной смерти, мой мальчик. Это — жизнь вместе с нею. Многое, очень многое хочу тебе рассказать. Теперь у нас есть время, я расскажу…

Спокойно, понимающе смотрели на Патриция мертвые глаза Леброна из недвижного сумрака Малахитовой Залы.

* * *

Сатурнианские мастера разбирали уранского верса, тонкокрылые птицы кружились вокруг планет, а Алмон не сводил глаз с часов в спальне Ластении. Время истекало.

* * *

— Сил больше нет сидеть тут и ничего не знать! — в сердцах отрезала Терр-Розе. — Идемте к Алмону с Анаис!

Услышав звук открывающейся двери, полуволк обернулся. На пороге стояли друзья.

— Ну, что? — шепотом, словно боясь разбудить Анаис, спросил Сократ.

— Пока ничего.

— Так, время же…

— Я знаю.

Они тихонько расселись у кровати. Общий свет не горел, едва заметно сиял крошечный светильник, и в сумерках отчетливо было видно — лицо Анаис действительно сияет бледно-голубым свечением.

— А нельзя ее разбудить каким-нибудь способом? — прошептал Дэн.

— Она не спит, — так же тихо ответила Ластения.

— Я понимаю, но время уходит, неужели ничего нельзя сделать?

— Подождем еще немного.

— А потом?

— А ничего потом! — свирепо прошептал толстяк. — Прекрати эти расспросы, итак все в нервах!

Алмон неподвижно сидел в кресле рядом с Анаис, держа ее за руку. Внезапно ресницы Анаис дрогнули.

— Кажется, она вернулась! — воскликнула Терр-Розе.

— Тише ты! — шикнул Сократ. — Еще перепугаешь ее своим вампирским ревом!

— Подбирай выражения, толстая морда!

— Да, здесь все по старому, — улыбнулась Анаис, — какие знакомые я слышу голоса, и эти голоса продолжают ругаться.

Она открыла глаза, и у друзей перехватило дух — лицо девушки осеняло полулунное марево, а в бездонных, как горное эхо глазах, мерцали зеленые и бледно-розовые искры.

— Боже мой… Анаис… — неуверенно улыбнулся Дэн, — почему ты так светишься?

— Не знаю. Наверное, попала в потоки вселенских ветров.

— Рассказывай скорее, — поторопил Алмон. — Нашла Суд?

— Да. И Суд нашла, и Судей.

— И что? Говори скорее!

— А что говорить? Кажется, это катастрофа…

* * *

— Палач, — старик поежился в ознобе, — что-то у меня предчувствие…

— Предчувствие чего?

— Не знаю, как-то мне нехорошо… что-то дурно мне…

— Переел? Перепил? — попробовал перебрать варианты Палач. — Перекусал?..

— Замолчи! — от удара по столу испуганно вздрогнули бокалы. — Да как ты смеешь быть таким безмозглым?!

— Я пытаюсь им быть, как могу, как умею, — взгляд Палача вдруг сделался сумеречно-тяжелым. — Извини, если плохо получается…

* * *

— Почему катастрофа? Что ты имеешь в виду?

— Этот Суд, — Анаис опустила плечи, — он слишком похож на какой-то незнакомый ад, а Судьи — огромные, красноглазые… и их шестеро.

— Не имеет значения, сколько их и как они выглядят, это ты могла их так увидеть, твое сознание восприняло их подобным образом. Они что-нибудь решили?

— Пока нет. Я просто изложила свое дело.

— Что тебе ответили?

— Ничего. Наверное, меня пригласят в Суд, когда решение будет принято.

* * *

Чинно плыли планеты, окруженные суетливыми спутниками, осыпались звездные дожди, ткались полотна млечных путей, сновали кометы, вращались астероиды, мерцали туманности, закручивались спирали Галактик — ни на мгновение не затихала жизнь в душе и теле Вселенной.

* * *

— Давайте выйдем на воздух, — предложила Терра.

— Странно, но опять твоя идея не лишена смысла, — Сократ протянул руку Анаис. Ее лицо прекратило светиться, девушка стала прежней.

Друзья вышли из дворца и окунулись в тихую нежную ночь. Теплое небо дремало среди ветвей цветущих деревьев, издали подмигивали звезды. Ни шелеста, ни ветринки, всё замерло, зачарованное ночным покоем… Друзья неторопливо пошли по мелкому фосфорицирующему гравию — в темноте дорожки мерцали бледно-зеленым сиянием и виднелись в любых зарослях. Струился аромат цветов, душистых трав и еще чего-то тонкого, неповторимого… так пах только воздух Сатурна.

— Как красиво, — Дэн вдохнул свежий невесомый дух полной грудью. — Как во сне… в заповедном, потаенном сне, который не остается в памяти наутро, но в душе сохраняется навсегда. Потом думаешь, что же снилось? Пытаешься вспомнить, как нечто самое важное в жизни, ведь что-то произошло с тобой чудесное… но не помнишь, что именно…

Он поднял голову и посмотрел на небо. Необычно крупные яркие звезды светились так близко, что казалось, можно протянуть руку и дотронуться.

— Какие звезды… — голова Дэна хмельно закружилась. — А у меня в школе двойка по астрономии была, я и понятия не имел, где находится Сатурн или Марс…

— Мы тут тоже не всегда в курсе, где что находится, — хмыкнул Сократ. — Но нам проще: берешь «лодку», говоришь пилоту: на Марс или на Сатурн, поудобнее в креслице устраиваешься и дремлешь себе на здоровье. А пилоты они грамотные, они все дороги знают. Но вот как-то случай у меня был, неправильный пилот попался…

Тепло дышал сад, слушая разговоры и смех среди притихших ночных крон.

* * *

Марс спал под легким зимним покрывалом и видел сны. Во снах он поднимался со звездного ложа, расправлял могучие плечи, полной грудью вдыхал чистый воздух Вселенной, а после бежал по бескрайним просторам, наслаждаясь своей свободой и силой, но всякий раз ему снилось, что он оступается, и падает, падает, падает…

* * *

Друзья еще долго бродили по саду, слушая ночных птиц и тихий хруст гравия под ногами. Вдруг Анаис споткнулась и замерла.

— Что такое? — Сократ подхватил её под руку. — Всё хорошо?

— Слышу звук, будто вода грохочет, — растерянно произнесла девушка. — Будто водопад бросает камни…

Договорить Анаис не успела. Она вдруг исчезла, осыпавшись в ночную траву каскадом зеленых огней.

* * *

— Дракула, — Палач заглянул в покои старого вампира, — ты где?

— В библиотеке.

Палач прошел в личную библиотеку Дракулы. Он сидел за столом и листал какие-то бумаги.

— Чем занят? — Палач присел напротив.

— Патриций поручил кое-что просмотреть.

— А что именно?

— Тебе не все ли равно?

Молодой человек не ответил. Он вытянул ноги и принялся разглядывать резные полки. То и дело на книжных корешках мелькало: «Дракула».

— Слушай, это все ты написал, что ли? — удивился Палач. Раньше он не обращал внимания на то, чем заполнены многоярусные стеллажи.

— Что написал? — вампир поднял взгляд.

— Книжки эти.

Дракула пару секунд соображал, что же Палач имеет в виду.

— Ах, это. Нет, это написано обо мне.

— Да-а-а? — еще сильнее удивился Палач. — А кем?

— Сочинителями! — рассердился вампир. — Ты видишь — я занят! Оставь меня в покое!

— А можно почитать?

— Нельзя! И не трогай там ничего! И уйди вообще отсюда!

* * *

— Где она? — растерялся Сократ. — Куда подевалась?

— Похоже, таким образом, Анаис пригласили в Здание Суда, — ответил Алмон.

Они прождали возвращения Анаис несколько часов и решили вернуться во дворец. Теперь на красоты сада больше никто не обращал внимания.

— Куда пойдем? — спросила Ластения, когда они переступили дворцовый порог.

— Не знаю, — пожал плечами толстяк, — я уже Деревянную Столовую видеть не могу. Мы в ней просто поселились, может, пора перенести туда кровати?

— Пойдемте в другое место, дворец большой.

— Когда Анаис вернется, она будет искать нас именно в Деревянной, — сказал Алмон.

— Идемте туда, — вздохнул толстяк. — Между прочим, постоянное сидение в Столовой провоцирует бесконечное обжорство…

— И беспробудное пьянство! — добавила Терра.

Они подошли к деревянным дверям и распахнули их. За столом сидела Анаис.

* * *

По утро Дракула заглянул в покои Палача. Не раздеваясь и не снимая сапог, молодой человек лежал на кровати, курил и смотрел в потолок.

— Палач, ты Патриция не видел? Найти его не могу.

— Кажется, он в Малахитовой Зале.

— Один?

— Да.

— Странно, — Дракула присел в кресло, положив на колени стопку бумаг. — А мне он сказал подойти к нему сразу, как только закончу.

— А что ты делал? — молодой человек приподнялся на локтях, отыскивая пепельницу, затерявшуюся в складках покрывала. — Скажи, не секрет ведь.

— Патриций дал мне краткий свод законов Империи и Системы, сказал прочесть и записать на полях вопросы, замечания.

— Зачем?

— Не знаю. Как ты думаешь, пойти в Малахитовую?

— Я бы не стал…

* * *

— Анаис? — Сократ всматривался в сумрак Столовой. — Это ты?

— Это я.

Казалось, ее лицо дрожит и меняется в отблесках почти оплывших свечей.

— Ну, зачем же так пугать родных и близких, — Сократ перевел дух и переступил, наконец, через порог. — У меня чуть сердце не остановилось…

— Меньше пить надо, — посоветовала Терра, — будешь крепче и здоровее.

— Как я вас всех люблю, — улыбнулась Анаис, — как же люблю…

— Обманываешь! — расплылся в улыбке толстяк. — Но все равно приятно.

— Что произошло? — Алмон присел в кресло напротив.

— Они признали его виновным, — после долгой паузы проговорила она. — Патриция ожидает три года заточения в Зеркальной Камере Безызвестности Тьмы.

— И всё?! — воскликнул толстяк. — И это всё?!

— Да. Они признали его вину, не мою…

— Всего три года?! Где справедливость?! Где справедливость, я вас спрашиваю?! Вина! — простонал Сократ. — Дайте выпить скорее! Быстрей, а то умру!..

* * *

В Малахитовую Залу пополз багровый светящийся туман. Патриций поднял взгляд на это явление и положил руки на малахитовые подлокотники. Туман шептал, клокотал, вздыхал… один за другим возникли Гонцы. Багровые плащи потекли тяжелыми потоками по малахитовому полу, как живая кровь. Лица Гонцов невозможно было рассмотреть из-за желтоватого сияния, сквозь него светились лишь раскаленные рубины глаз.

— Георг Патриций Арнест, — глухим рокочущим многоголосьем заговорили они, — за преступления против Законов Вселенского Порядка и Мироздания вы приговариваетесь…

Патриций смотрел в пространство и улыбался. Перед голубыми глазами Владыки искрились, перекатывались весенние талые воды.

— Да, да, — прервал Гонцов Владыка, поднимаясь из кресла, — я готов, идемте.

* * *

— Анаис, — Алмон тихонько постучал в двери ее покоев, — можно?

— Да, — еле слышно прозвучал ее голос.

Уютная серо-голубая гостиная освещалась лишь неярким пламенем маленького камина. У огня, прямо на полу, обхватив колени руками, сидела Анаис. Алмон взял пару поленьев из серебристой кованой поленницы, подбросил в камин и присел рядом с девушкой. Ее лицо, отрешенное и неподвижное, напоминало тончайшую фарфоровую маску, которая вот-вот пойдет трещинами.

— Анаис, не надо так, это же всего какие-то несчастные три года.

— Вот именно… — глухо ответила она, — несчастные. Три года несчастья…

— Прошу тебя, ты же понимаешь — у нас не было другого выхода. С рассветом я отменю все приказы по Сатурну, отзову спецштатовцев…

— Да, это хорошо, — девушка судорожно вздохнула. В прорезях фарфоровой маски плескались больные темные глаза. — Это прекрасно…

В двери постучали и, не дожидаясь ответа, в проеме возникла Терр-Розе.

— О, вот вы где. А почему на полу?

— А так веселее, — вздохнул полуволк. — Остальные где? Что делают?

— Сократ напивается как обычно, Дэн очаровывает Ластению изящными беседами, одной мне деться некуда и заняться нечем.

Придерживая юбку невесомого, словно южный ветер платья, Терра опустилась на пол рядом с Алмоном.

— Что же дальше будет? — произнесла королева, обращаясь скорее к огню.

— Все уладится, — ответил Алмон и повторил: — У нас не было другого выхода.

От удара ноги резко распахнулась дверь, и в гостиную ввалился Сократ.

— Не будет хорошо, — покачала головой Терра, оборачиваясь, — уже не будет…

— А чего на полу сидим? — толстяк едва удерживал поднос с бутылями, тарелками и бокалами.

— А нравится нам! — огрызнулась королева. — Не отдохнешь от тебя ни минуты!

— Милая моя ведьмуся, устала совсем, утомилась, — Сократ бухнул поднос на пол и плюхнулся рядом. — Ребята, я такую восхитительную штуковину откопал, называется «сугриппа». — Сократ взял с подноса темно-коричневую бутылку, украшенную тонкими золотистыми кольцами. — Анаис, это очень похоже на земной коньяк, только сюда, судя по божественному аромату, добавили цветочный настой. Кому налить?

— Давай уж мне, — вздохнула Терр-Розе. — Только в чистый бокал!

— Алмончик, ты будешь?

— Нет, спасибо.

— Анаисик?

— А вина у тебя нет?

— Какое-то вроде есть, — Сократ взял узкую темно-синюю бутыль, потряс ее над ухом, посмотрел на свет и вылил остатки в бокал. — Хватит? А то я могу еще принести.

— Хватит.

Девушка взяла бокал, и в бледно-соломенной жидкости вспыхнул ясный живой огонь.

— Есть тут кто-нибудь? — раздался голос Дэна, и мгновением позже Денис с Ластенией возникли на пороге. — Вот видишь, я же говорил, они или у Сократа или у Анаис сидят. Господа и дамы, а чего это вы на полу?

— А почему бы и нет! — Терра то и дело отпихивала Сократа, норовившего прилечь и устроить голову к ней на колени.

— Понятно, я уж подумал, это ритуал какой-то, — Денис огляделся, свободных мест у маленького камина не осталось. Тогда он пододвинул поближе к компании большое кресло и устроился в нем вместе с Ластенией.

— Дэн, тебе вина или сугриппы? — спросил толстяк.

— Сугриппа — это что за зверь такой?

— Вкусный зверь, не беспокойся, — Сократ плеснул янтарного напитка в бокал и протянул молодому человеку. — Пробуй, не бойся.

Дэн пригубил и удивленно присвистнул:

— Ну, надо же, как похоже на отменный французский коньяк с какими-то добавками!

— Думаю, там цветочный настой, — Сократ все же изловчился, улегся и припечатал лохматую голову к коленям Терры.

— Ребята, я вот спросить хотел, — Дэн поставил бокал с сугриппой на подлокотник кресла. — Зеркальная Камера в Безызвестности Тьмы — это что такое?

Терра посмотрела на Сократа прекрасными холодными глазами-омутами, и произнесла:

— Ну, давай, толстый, сверкай своими познаниями. Тюремный постоялец! И отвяжись ты от меня, все платье изомнешь!

— Теруся, злая, не гони меня, — Сократ обхватил ее ноги обеими руками, — я буду хорошо себя вести, только не гони мою голову на холодный твердый пол! Я не знаю, что такое Зеркальная Камера, понятия даже не имею, прости меня, прости!

— Я знаю, что это такое, — Алмон взял из рук Анаис пустой бокал и поставил на поднос. — Сейчас расскажу.

— Алмон… — Анаис умоляюще посмотрела на полуволка, — пожалуйста, не надо. Я не хочу знать, что это такое.

— Да и впрямь, — поспешно подхватил Дэн, — какая разница. Я и знать-то не хотел, просто так спросил, для общего образования.

* * *

— Патриций пропал! — с лихорадочно горящими глазами Палач ворвался к Дракуле. — Нет его, исчез!

— Что, совсем, что ли? — насторожился вампир.

— Не знаю! Помнишь, что он говорил о трех годах? О тюрьме?

— Думаешь, и… вправду?

— Не знаю… подождем еще немного, если не появится, значит — да.

— Подождем… подождем… — Дракула уже не слышал и не видел Палача.

Его глаза сверкали.

* * *

Сквозь портьеры сочились бледные лучи раннего утра. В третий раз уже заглянул маленький желтоглазый слуга и осведомился, не нужно ли убрать?

— Может, завтрак сервировать? — кивнул он на пол, заставленный пустыми бутылками и тарелками. — Или вина еще принести? Давайте я хоть тарелки с бокалами помою! — взмолился слуга, никогда еще не видавший такого безобразия во дворце.

— Ладно, уж, убирай, — Сократ, кряхтя, поднялся на ноги и прошелся, разминаясь. — И спать-то совсем не хочется.

— Не хочется… — эхом отозвалась Анаис. Она так и просидела неподвижно в одной позе, глядя на огонь.

Лишь с наступлением утра, когда пепельно-голубую гостиную залило рассветное марево, Анаис постепенно стала оживать, словно ночь, раскрывая свои объятия, выпускала её на свободу. Алмон помог ей подняться, и друзья перешли в сообщавшуюся с гостиной комнату отдыха с мягкими диванами и низкими столиками.

— Я бы в душ сейчас залез с таким удовольствием, — мечтательно произнес Дэн, — и наряд бы этот снял с таким счастьем! Сгнию уже скоро…

— Вон, толстый всю жизнь в одной рубашке ходит и не сгнил же, — Терра присела на диван, извлекая шкатулочку с сигаретами из расшитой сумочки, прикрепленной к поясу.

— А вот не правда, — Сократ плюхнулся радом с нею. — Мои рубашки просто по цветовой гамме схожи.

— Как же мы все время забываем об одежде! Прости, Дэн, — сказала Ластения. — Дарту!

— Да, госпожа? — тут же появился слуга с подносом, заваленным грязной посудой.

— Дарту, отправь Сойгу в «Верта-Страду», пусть привезут господину одежду и обувь.

— Дворцовую или простую? — маленький слуга едва удерживал тяжелый серебряный поднос.

Ластения вопросительно посмотрела на Дениса.

— Простую! Самую что ни на есть простейшую! Рубашку, брюки, ботинки, как у них, — он кивнул на Алмона с Сократом. — Неброской какой-нибудь расцветки, спокойных тонов.

Дарту кивнул и поспешил прочь.

— А в ванную можешь идти прямо сейчас, — сказала Анаис, — там есть гостевые одежды.

— В смысле — халаты? — с надеждой уточнил Денис, поправляя на груди цепь с диском универсального переводчика.

— Ну, можно и так назвать.

— Мужчины, — Дэн переводил взгляд с толстяка на полуволка, — не поможет ли мне кто снять этот китель… кафтан… камзол? Там и на спине застежки, я себе руки выломаю, пока доберусь до них.

— А ты думал, во дворцах прямо все так легко, да? — хмыкнул Сократ.

— Идем, — сказал полуволк.

Дэн с Алмоном вышли. Анаис присела в кресло у окна, рядом с Ластенией.

— Анаис, ты выглядишь подавленной, — заметил Сократ. — Что-то случилось?

— Я посадила своего отца в тюрьму, а в остальном всё прекрасно.

— Давай рассмотрим этот вопрос с другой стороны, — Сократ отмахнулся от сигаретного дыма Терр-Розе. — Вот две чаши весов: на одной — твои личные эмоции, симпатии, антипатии, желание наладить хоть какой-то диалог с Георгом, а на другой — дела государственные, межпланетные, я бы сказал, дела и жизни огромного количества людей, у которых тоже есть свои эмоции, симпатии и антипатии. Им вообще нет никакого дела до ваших и наших с Патрицием отношений, они просто хотят жить спокойно и счастливо. Анаис, ты царственная особа, ты — Высшая. Вы — Георги, высочайший титул в Солнечной Системе, вас таких лишь двое. У тебя вообще не должно быть ничего личного, тем более, если уж возникают такие вот глобальные вопросы. Умоляю, прекрати терзаться, думаешь, нам легко? Думаешь, Алмону светло и чисто на душе, особенно когда он тебя такой видит? Ты на Ластению глянь, она опять рыдать собирается.

— Не собираюсь, — девушка смахнула слезы, — честное слово не собираюсь. Давайте поедем куда-нибудь все вместе? Мы уже столько времени во дворце… и никуда не выходим дальше сада. Я Денису Сатурн показать хочу.

— Что, понравился тебе парнишка синеглазый? — Сократ с ухмылкой подхватил новую тему разговора. — Вон он как вокруг тебя танцует, прямо загляденье.

— Ничего он не танцует, — на смуглых щеках Ластении вспыхнул румянец, — мы просто общаемся. С ним очень интересно и вообще…

— Сократ, да отстань же ты! — отрезала Терра. — Вечно суешься не в свои дела! Ластения, милая, ты не сомневайся, Дэн прекрасный молодой человек, ни на каком Меркурии такого не сыщешь.

— А вот Меркурий я попросил бы не трогать!

— А ты не лезь, когда я разговариваю!

— Уже деремся? — в комнату отдыха вошел Алмон. Он повесил на спинку кресла одежду Дэна, поставил на пол сапоги. — В чем суть скандала?

— Ни в чем, — отмахнулась Терра. — Алмон, прошу тебя, скажи там кому-нибудь, пусть с завтраком поторопятся и принесут мне напитка бодрости.

— Хорошо, — кивнул Алмон и снова вышел.

Анаис сидела, опустив голову. Пушистые пряди, выбившиеся из-под тончайшей золотой сетки, падали на лицо.

— Э-кх! — Сократ выбрался из мягких диванных объятий, подошел к Анаис и присел перед нею на корточки. — Анаисинка, не заставляй меня быть вредным.

— Все хорошо, — она подняла голову. Аквамариновые глаза были спокойны, а на дне, в глубине зрачков мерцали далекие искры грустных улыбок. — Просто ночь — это не мое время суток, мне ночами все время как-то не по себе, особенно этой ночью. Я уж думала, она никогда не закончится, никогда не наступит утро, и я никогда не покажу вам своего подарка.

— Подарка? — Сократ лукаво прищурил шоколадные глаза. — Ты нам подарок приготовила? Большой? Красивый? Дорогой?

— Не очень большой, не особо дорогой, — улыбнулась девушка, — но очень красивый. Вам понравится.

* * *

— Дракула, может не надо? — Палач смотрел на старого вампира. Они стояли у дверей кабинета Патриция. — Я не хочу туда идти.

— Воля твоя.

Облаченный в роскошные алые одежды старик будто стал выше ростом и шире в плечах, казалось, бледное лицо Дракулы даже излучает холодное, остро отточенное сияние. Он толкнул тяжелые кабинетные двери, и дохнуло терпко-пряным: сигарным дымом, пропитавшим собою каждый кабинетный уголок, да запахом уникального дерева сугрета, так часто горевшего в камине. Палач стоял на пороге, смотрел на инкрустированные стены, резной потолок, портьеры, прикрывающие хрустальное окно, письменный стол, кресло… и не мог найти в себе силы сделать шаг вперед. Дракула, тем временем, присел в кресло и принялся передвигать предметы, стоявшие на столе. Взял пепельницу из черного стекла, осмотрел ее со всех сторон и отставил прочь. Взял кубок, украшенный Драгоценностями Космоса, зачем-то понюхал его и тоже отставил. После взялся за бумаги.

— Дракула, уйдем отсюда, прошу тебя.

— Куда? — вампир поднял взгляд на молодого человека. — Куда это я должен уходить из своего дома? И чего ты всё на пороге стоишь?

Палач не двинулся с места.

— Дракула, мы не имеем права здесь находиться.

Мы имеем. И только мы имеем право находиться здесь. Патриций сказал, что мы и никто другой должны оставаться во Дворце и ждать его возвращения, значит, нам и управлять Марсом.

— Немного неверно. Патриций сказал, что он хочет, чтобы мы и никто другой были приближенными того, кто на время его отсутствия займет трон Марса, понятно? Ничего о наших личных полномочиях сказано не было. Значит, должен быть кто-то другой.

— Кто-то другой? — Дракула задумчиво посмотрел в пространство — А кто другой?

— Единственной прямой наследницей Марса является Анаис.

* * *

— Как жизнь прекрасна и удивительна! — запахивая на груди ярко-зеленый халат, вернулся Дэн. — Как шикарно ощущать себя человеком! Буквально чувствую себя полноправным гражданином Сатурна!

— Завтракать? — Ластения с улыбкой кивнула на накрытый стол.

— Еще бы!

Дэн провел пятерней по мокрым волосам и, старательно запахивая полы халата, присел на диван. Маленький слуга, довольный тем, что привычные вещи все-таки начали возвращаться на свои места, поставил перед Денисом прибор и чинно принялся наполнять его тарелку. Дарту изо всех сил старался не обращать внимания на то, что господин с Универсальным Переводчиком болтающимся на груди, сидит за столом рядом с королевой Сатурна в неприличной одежде… да еще и с голыми ногами!

— Еще что-нибудь?

— Доложи, когда привезут одежду господину, — сказала Ластения. — Спасибо, иди.

— Анаиска, — Сократ пригубил напитка, — так что за подарок? Покажи прямо сейчас!

— Не могу, — улыбнулась девушка, — идти нужно.

— А куда?

— Здесь рядом.

— Если я никого не напугаю этим халатом, то я готов прямо сейчас, — сказал Ден. — Обуревает любопытство.

— Ну, если обуревает! — рассмеялась Анаис. — Ластения, здесь есть площадки Транспортных Вихрей?

— Конечно, в зале транспортных сетей.

— Все в залу транспортных сетей! — Сократ прихватил со стола пару бутылей вина и спешно набросал в большую тарелку еды со всех блюд. — Ну что вы на меня так уставились? Я же не знаю, куда мы пойдем. А глоточек хорошего винца и кусочек чудного завтрака нигде не помешают.

* * *

— М-да… — медленно произнес Дракула, — а вот об этом я как-то не подумал… С чего ты вообще вспомнил эту девчонку? Она ненавидит и Патриция, и Марс, и Дворец, она сюда никогда в жизни не явится.

— Она его дочь, — Палач прислонился к дверному косяку. — Ты можешь себе представить, что такое бытьего дочерью? Ты не можешь знать, что у нее в голове. Она могла все подстроить так, чтобы Патриций исчез, а она встала на престол Империи.

— Она? — усмехнулся Дракула. — Нет, это исключено, я знаю ее с детства, она ничего подстроить не сможет.

— Это ты так думаешь. С момента ее побега вместе с Алмоном в Мертвую Зону я много размышлял над этим, думал, перебирал…

— И что? — вампир пристально смотрел на молодого человека. — Ты сделал какие-то выводы?

— Еще бы, — с лица Палача исчезла простоватая маска, обозначились резкие четкие скулы и морщинка меж бровей. — На самом деле вторым человеком после Патриция могут быть двое — либо Анаис, либо Алмон. Анаис по праву крови, Алмон по праву своей должности. Вырви мне сердце — исчезновение Георга их рук дело. А вот кто из них хочет встать на престол? Анаис ли использует Алмона в достижении этой цели или он ее?

— А ведь, возможно, ты и прав… — произнес Дракула, задумчиво глядя поверх головы молодого человека. — А мне это как-то даже на ум не приходило. Ведь Алмон бессменный начальник Организации, Патриций именно ему вверил присматривать за Анаис, значит, Георг доверял ему, а доверие Владыки дорогого стоит… А что до Анаис, она всегда была закрытой, ни с кем особо не общалась…

— Что я и пытаюсь тебе объяснить, Дракула. Алмон очень умный, дальновидный человек, если бы он захотел сместить Патриция, то сделал бы это примерно так, как все и происходит: отнял дочь, бросил Организацию, это превосходный шантаж своего рода, ведь Алмона некем заменить, да и у Патриция нет другой дочери. И не важно, как Георг к ней относится — хорошо или плохо, она его дочь, его собственность, это все равно вызов Патрицию, да еще какой! А если бы Анаис захотела убрать Георга, она бы тоже поступила именно так, как все и произошло: отняла офицера — единственного, кто был настолько близок к Георгу, и демонстративно бросила Дворец. А дальше уже можно разыграть все что угодно и как угодно.

— А не могли они это сделать вдвоем?

— А зачем каждому из них кто-то второй? Да и смысла бы не было разыгрывать друг перед другом такую длинную сложно-смешную трагедию. Там кто-то один, Дракула, и я хочу понять — кто? Ведь он и станет нашим правителем, он все равно не даст Патрицию вернуться к власти. Дракула, давай подумаем вместе, кто это — Алмон или Анаис?

* * *

Стихли энергетические разряды Транспортного Вихря и осыпались под ноги голубоватым песком. В лица дохнул теплый ветер, напоенный травным запахом.

— Где это мы? — Алмон сошел с площадки Вихрей, и его ноги по щиколотку утонули во влажно зеленой траве.

Кругом, насколько хватало взгляда, простирался цветущий летний луг. Некто невидимый восторженно стрекотал в глубине шелковистых зарослей, темнела вдали лесная кайма, над головами распахнулось бесконечное синее небо.

— Идемте, — улыбнулась Анаис, — идемте же!

Один за другим друзья спустились с площадки.

— И все-таки, где мы? — Терр-Розе огляделась. — Анаис, куда ты?!

Девушка побежала вперед, раскрыв руки, будто собиралась взлететь и обнять безоблачное небо. Друзья поспешили за нею.

— Я не могу так быстро! — недовольно сопел толстяк. — Я же не только себя несу, а еще и напитки с закусками! Стойте, злые люди!

— Красота-а-а! — Дэн подхватил на руки Ластению и закружился. — Красота какая!

Луг закончился внезапно, будто оборвался, и перед друзьями возникла восхитительная по красоте панорама: цветущая долина с ожерельем синих озер.

— Ого-го! — воскликнул толстяк. — Местечки-то какие знатные!

— Это самое прекрасное место, которое я когда-либо видела, — выдохнула Ластения.

— Анаис, — обернулся Алмон. — Что это за великолепие? У кого мы в гостях?

— Ни у кого, — улыбнулась она, — мы дома. Это наша планета.

* * *

— Нет, Палач, нет и еще раз нет, — Дракула вылез из-за стола и прошелся по кабинету. — Нет…

— Дракула, единственно разумно мы можем поступить следующим образом: уйти отсюда и ждать.

— Чего ждать? И сколько? Кто будет управлять Империей в отсутствие Патриция?

— Совет Спец. Штата. Это оговорено в своде законов Марса.

— Ну конечно, — усмехнулся вампир. — Империей буду управлять я… то есть, мы, мы будем управлять Империей.

— Каким образом? Для этого необходимо распоряжение Георга, желательно заверенное его подписью. Кстати, совсем не обязательно, что Империей станет управлять Спец. Штат. Ты разве не помнишь, что еще существует Орден Дворца?

— Да-да, пятьдесят старых проходимцев, неизвестно зачем безвылазно сидящие тут! Распоряжение… распоряжение… хм… Погоди, сейчас вернусь.

Дракула вышел, а Палач, съехав по дверному косяку, присел на порог. Разглядывая люстры и стенную инкрустацию, он полез, было, за сигаретами, но закурить не смог. Молодому человеку показалось противоестественным вторжение дыма с дурманящими травами в терпковато-пряную вселенную кабинета.

— Ты еще ляг тут!

Палач непроизвольно вздрогнул, он не слышал, как вернулся Дракула.

— Чего не проходишь?

— Не могу, — смущенно улыбнулся Палач.

— Ну, сиди под дверью, раз уж так хочется. Вот, посмотри, — вампир протянул Палачу чистый лист плотной бумаги. В левом верхнем углу сияла имперская эмблема, а в нижнем правом… личная подпись Георга.

— Откуда это у тебя?

— Видишь ли, — усмехнулся вампир, — как-то выпало время — было очень много дел, а у Патриция как раз случилась меланхолия. Надо было подписывать массу бумаг, а он на это раздражался, вот и приказал создать бумаги сразу же с его подписью. Бумаги, как видишь, создали, но они не понадобились, потому что меланхолия у него закончилась так же неожиданно, как и началась. Бумагу уничтожили, а я припрятал один листок на всякий случай, видишь, теперь пригодилось.

Старик уселся за стол и принялся писать распоряжение от имени Патриция — разница в подчерке его не волновала, Владыка почти всегда диктовал приближенным.

— Дракула, — медленно произнес Палач, разминая в пальцах сигарету, — я даже думать не хочу о том, что будет дальше…

* * *

— В каком смысле «наша планета»?

— В прямом, — улыбнулась Анаис.

— Я не понял, ты что, купила ее?

— Нет, — Анаис нагнулась и сорвала веточку крупных фиолетовых ягод. — Я ее сделала.

— Вот так, просто, взяла и сделала?

— Ну, это не так-то просто, были, разумеется, и свои сложности: получить разрешение Совета… я даже и не ожидала, что они разрешат! Они сказали, что могут выделить место только здесь, на системном пустыре.

— Когда же ты успела? — Алмон задумчиво смотрел по сторонам.

— Какая разница, главное — вот оно всё. Представляете, этому небу, этой траве, всему, что вы видите всего два дня! В Совете долго расспрашивали, чего же я хочу от новой планеты, чем и кем я желаю ее населить, как я ее вообще себе представляю? Я ответила, что это будет маленький зеленый шар, чуть вытянутый у полюсов с глубоководно синими морями, — такими, как глаза Дениса, с пышными, лохматыми кронами деревьев, как волосы Сократа, с ясным золотым солнцем, как Ластения, с бархатистыми теплыми ночами, как Терр-Розе, и надежно-спокойной твердью, как плечи Алмона. И Совет сказал, что не видит препятствий для созидания планеты.

Алмон смотрел на девушку, и в уголках его губ зарождалась улыбка.

— В это невозможно поверить… — начал Дэн, но был перебит Сократом:

— И что, мы можем остаться здесь и жить? Вот прямо так и остаться?

— Конечно, она принадлежит вам, и у нее уже есть имя, занесенное в регистрационные списки. Наша планета называется «Кирас».

— О… кажется, я знаю, почему именно она так называется, — всплеснул руками Сократ. — После нашего разговора ты всерьез решила создать планету?

— Не только после нашего разговора, — Анаис присела на траву рядом. — Иметь свой дом — разве это не счастье? Правда, планета совсем маленькая…

— Моё! — Сократ побросал бутылки-закуски и плюхнулся в душистую траву. — Моё! Все моё! Тут мои волосы!

— Вы только посмотрите на него, — сухо произнесла Терр-Розе. — Какая Вселенская Наглость! Это не твое, это наше! Здесь мои ночи!

Но толстяк уже ничего и никого не слышал. Он лежал в траве, раскинув руки-ноги и улыбался, глядя в небо.

* * *

К окутанной зимою красной планете подкрадывался пронизанный снежными ветрами вечер. Зажигались первые звезды, с трудом пробивающиеся сквозь плотную завесу облаков… наступал вечер. Дракула провозгласил себя правителем Империи Марса.

* * *

— А разве один человек в состоянии создать целую планету? — не успокаивался Денис. — Это, должно быть, в переносном смысле сказано?

— Нет, в самом, что ни на есть прямом, — Анаис вытянулась в траве рядом с блаженствующим Сократом. — Разумеется, не я сама формировала энергии и материи, этим занимались Конструктора Вселенной, но, в общем и целом, затея была моей.

— А как…

— Дэн, — Ластения тронула его за рукав халата, — оставь расспросы, она же всё объяснила.

— Как это «оставь»? Я хочу понять, каким образом один единственный человек может создать планету или заказать ее созидание?

— А я вон туда хочу, — толстяк приподнял голову, глядя на лесную кайму. — Пойдемте, а? Погуляем, грибов насобираем, потом пожарим их и съедим. Здорово, правда?

— Давайте лучше спустимся к озерам, — возразила Терра. — Очень уж в долине красиво.

— Меня что, никто не слышит? Никто не собирается отвечать на мои вопросы?

— Чуть позже на все ответим и везде побываем, — улыбнулась Анаис, — я хочу вам еще кое-что показать, идемте.

И вскоре единственные жители планеты Кирас, к превеликой радости Сократа, углубились в прохладу хвойного леса.

* * *

Затворив за собою двери покоев Патриция, Дракула огляделся. Он находился в холле с восемью тонкими арками.

— Так, эта ведет к большой серебряной спальне и кабинету, эта к столовой, библиотеке…

Дракула переводил взгляд с арки на арку. Помедлив, он направился к спальне.

* * *

— Сократ, ну что ты плетешься? — возмущалась Терр-Розе, то и дело оборачиваясь.

— Спешу, как могу!

Толстяк бросился за очередным грибом.

— Сокра-а-а-ат!

— Отстаньте от меня! Я вышел на тропу охоты! Какое изобилие! Какое изобилие!

— Вот, сейчас он перепортит всю нашу природу! — воскликнула Терра. — Кошмарный тип! Ужасный! Когда он смотрит на редкую птицу, то наверняка думает только о том, съедобная она или нет! Сократ! Иди сюда, маньяк-грибоед!

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Анаис.

Деревья расступились, и друзьям явилась поляна с чистым лесным озером. У озера возвышался деревянный дом, снизу доверху украшенный тончайшим резным кружевом, на крыше, распахнув крылья, жила большая деревянная птица.

— Что же мне напоминает эта птица?.. — задумчиво улыбнулся Алмон.

— Понятия не имею, — Анаис коснулась гладкой изумрудной спинки в колье, оно спокойно дремало, рассыпав бело-зеленых птиц по ключицам.

— Наш дом? — попробовал угадать Сократ. — Всё наше?

— Всё ваше.

— А внутри там что-нибудь есть? Ну, мебель там, камины, еда?

— Все есть, обо всем позаботились. Сейчас будете смотреть или потом?

— Сейчас, — твердо сказал толстяк. — Надо все внимательно осмотреть, сделать опись, чтобы кто-нибудь чего-нибудь не упер, — Сократ покосился на Терр-Розе, — а то, мало ли, развелось жулья на белом свете…

— Ах ты, гадина! — воскликнула Терра. — Ах ты…

— Идемте! — рассмеялась Ластения.

Друзья скрылись в доме, в нем было три этажа, и осмотр обещал затянуться. Анаис осталась на крыльце. Она присела на теплую деревянную ступеньку, подставила лицо свежему хвойному дыханию и закрыла глаза. Мгновенно, как в распахнутые нетерпеливой рукой двери, ворвались, хлынули воспоминания: лица, голоса, события… заполнили всю ее своей пестротой и шумом. Марс, Дворец, встреча с Учителем, Глаз Идола в руке, ледяная осенняя вода земного моря, Алмон, входящий в кинотеатр, наполненный трупами обитателей трущоб, Мертвая Зона… смерть Алмона… снова Земля… снова Марс… Сквозь эти мелькающие картины на нее смотрели стеклянно-голубые, ничего не выражающие глаза странного, неизвестного и неразгаданного существа из какой-то другой Вселенной… Глаза отца.

Изо всех сил стараясь отогнать это видение, Анаис до боли в пальцах вцепилась в край желтой деревянной ступеньки. Она пыталась вспомнить свою мать, хотя бы представить ее… Тугим комом в горле встала тоска, слезы принялись колоть веки, но тут Анаис почувствовала, как сильные руки обняли ее упавшие плечи, и совсем рядом зазвучали глухие удары могучего сердца. Анаис не слышала, как подошел Алмон. Ей не хотелось открывать глаза и что-то говорить, она просто сидела, чувствуя, как вся Вселенная уменьшается до размеров желтой деревянной ступеньки.

* * *

Как только Дракула переступил порог спальни Патриция, отовсюду — из углов, из-под мебели, из-под пола — полилось тихое бледно-голубое сияние. Он огляделся: улетающие ввысь сумеречные потолки с каскадами серебряных люстр, портьеры на окнах, меняющие свой цвет в каждой складке от серебристо-голубого до сиренево-синего, огромная кровать белого дерева, инкрустированная лунным серебром под невесомым пологом, мебель, словно выточенная из сумрака и призрачного света…

— Дракула!

Вампир вздрогнул и обернулся.

— Дракула!

— Я здесь, — слабо отозвался он, схватившись за сердце. — Как же ты меня напугал…

— Я тебя искал везде, — на пороге спальни возник Палач. — Ты знаешь, что происходит?

— Что? — вампир глубоко, размеряно дышал, пытаясь усмирить сердцебиение.

— В Зале Имперского Собрания сейчас собирается Дворцовый Орден, туда же съезжаются начальники отделов Организации.

— Зачем?

— Затем чтобы разобраться с этим временным престолонаследием.

— Но на престоле уже я! Разве указа Патриция недостаточно?

— Они как раз и хотят взглянуть на этот указ…

* * *

— Ребята, хватит тут сидеть! — вылез на крыльцо Сократ. — В столовой есть легкие столы и стулья, мы решили их вытащить на лужайку и устроить пиршество. Дэн собирается приготовить какое-то незабываемое земное блюдо… как его? Кажется — шушук.

— Шашлык! — донесся голос Дениса, вскоре появился и он сам. — Анаис, в такой штуке, похожей на холодильную камеру, действительно мясо или я спутал?

— Мясо.

— А чье?

— Для шушука подойдет, — улыбнулась девушка. — Внизу лежат крупные зеленые фрукты, если отжать их сок и дать ему постоять немного, он станет похож на лимонный.

— Ну, это вообще прекрасно! — Дэн скрылся в доме.

— Алмон! Ты поможешь вынести столы-стулья, или я один надрываться должен?

— Сейчас все вынесем.

Оставшись в одиночестве, Анаис закрыла глаза, слушая прозрачные течения легких ветров в древесных кронах. Потянуло сигаретным дымом. Анаис обернулась. Ступенькой выше стояла Терр-Розе.

— Я до сих пор не могу в себя придти, — тихо произнесла королева, глядя на вечереющее небо над зелеными макушками деревьев. — Это самый удивительный, самый драгоценный подарок, который только возможно преподнести своим… своим…

— Друзьям, — закончила Анаис. — Вы — мой бесценный подарок. В сравнении с вами и с тем, что вы привнесли в мою жизнь, планета — это сущий пустяк.

* * *

— Палач, — вампир пристально смотрел в глаза молодому человеку, — скажи мне, что ты…

— Я тут ни при чем, — спокойно ответил он, — я никому ничего не говорил, это инициатива Ордена.

— Ах, Ордена… — глаза вампира посветлели, и в них заплясали красноватые отблески. — Ну, ладно. Иди, скажи, я скоро подойду.

* * *

В новорожденном небе вспыхивали первые звезды. Костер догорел. Над красноватыми углями колдовал Дэн, то и дело поворачивая прутья с нанизанными на них кусками мяса. Анаис с Ластенией принесли последние блюда с наспех приготовленными закусками, Сократ расставлял на столе бокалы, Терра задумчиво курила, сидя в легком плетеном кресле. Из дома вышел Алмон с кувшином вина.

— Алмон, — Терра поманила его взглядом.

Он поставил кувшин на центр стола и присел рядом с нею.

— Ты позаботился о Сатурне?

— Я сейчас собираюсь это сделать, — тихо ответил он. — Но попасть мне требуется не на Сатурн, и я не хочу, чтобы Анаис знала, куда я иду. Мне нужен какой-то предлог.

— Скажи, что сходишь на Сатурн за одеждой для Дэна, — королева кивнула на молодого человека в зеленом халате у кострища. — К тому же, он еще и босиком.

— А если Ластения сама соберется? Если стану настаивать — будет странно и глупо.

— Они сейчас поедят, вина выпьют, воздухом надышатся, и никто никуда ни за что не соберется. Вечереет, он в таком виде быстро замерзнет, если уже не замерз.

Алмон поискал взглядом Анаис. Они с Ластенией прогуливались вдоль поросли молоденьких деревцев у лесной опушки.

— Дэнчик, ну скоро там еда созреет?! — завопил голодный толстяк, слонявшийся неподалеку. — Наш стол ведьмы и Спец. Штаты охраняют, ни кусочка не ухватить!

— Уже практически! — отозвался Денис. — Один момент! Можете рассаживаться и вожделеть!

Вскоре сочное мясо дымилось на большом деревянном блюде.

— Запах действительно очень приятный, — тонкие точеные ноздри Терр-Розе дрогнули, — очень приятный… А оно не грязное? Ты же вроде прямо на земле готовил?

— Что ты, на камнях. Все по цивилизованным правилам.

— А камни были чистыми?

— Чище некуда! — толстяк схватил прут с кусками мяса и впился зубами в самый большой. — М-м-м-м! Вкуснотоз!

Друзья последовали его примеру, и пару минут на планете Кирас царила тишина, нарушаемая лишь птичьими голосами.

— Алмон, ты какого вина принес, красного? — спросил Дэн, с наслаждением поедая мясо, лишь едва заметно разнящееся по вкусу и запаху с отличным земным шашлыком.

— Красное, как ты и говорил, — Алмон щедро, доверху наполнил бокалы. — За рождение Кираса, за тебя, Анаис.

— До дна! До дна! — подхватил толстяк.

Осушив свой бокал, Дэн плотнее запахнул на груди халат и поежился.

— Так, — сказал Алмон, взглянув на молодого человека, — пойду-ка я на Сатурн наведаюсь, наверняка уже привезли гардероб из «Верта-Страды», заодно прихвачу и твои вещи, Анаис.

— Большое тебе человеческое спасибо! — с чувством произнес Дэн.

— Алмончик, и наши тогда гардеробы прихватывай, — довольно потянулся сытый толстяк, — мы же все тут остаемся, да, девочки?

— Угу, — кивнула Терра. — Пожалуй, мы с Ластенией сами сходим за своими вещами. Уверена, до утра мы все равно спать не будем, с рассветом и отправимся. Алмон нам хоть и друг, но все-таки мужчина, не стоит мужчине копаться в женских тряпках.

— А в моих копайся, Алмончик, копайся, — зевнул Сократ, — хоть всё перекопай.

— Это мне, несомненно, доставит огромное удовольствие, — улыбнулся полуволк, поднимаясь из-за стола. — Скоро меня не ждите.

— Ты уж постарайся побыстрей, — сказала Анаис.

— Удачи тебе, — махнула рукой Терра и улыбнулась полуволку полуночными глазами сквозь бархатистые опахала ресниц.

Алмон кивнул и направился к площадке Транспортных Вихрей, расположенной за домом.

— Вина, всем еще вина, — толстяк принялся наполнять бокалы, — отменное мясо, Дэн, отменное!

— Спасибо, — молодой человек откинулся на спинку плетеного кресла, вытягивая ноги. — Можно пару вопросов задать?

— Зада-вай! — икнул Сократ.

— Просто хочется узнать, в чем сходства и различия вашей жизни и нашей. Вот, к примеру, какие у вас праздники есть?

— Смотря где, — ответил Сократ, — на каждой планете по-разному, но практически нигде не отмечаются дни рождения и новые года.

— Почему?

— А смысл?

— А домашние животные? У вас есть домашние животные?

— Съедобных птиц и зверей разводят на специальных фермах, дикие живут в лесах, на своих территориях, и с людьми никак не соприкасаются. Держать какого-нибудь зверя у себя дома не пришло бы в голову никому.

— А что едят в основном?

— Все едят, что и вы: мясо, птицу, рыбу всякую, много овощей и фруктов, везде любят всякие соусы — их огромнейшее разнообразие.

— Как я понял, много пьют вина?

— Да, вино пьют все и повсюду, но пьяниц у нас в принципе нет.

— Один есть! — тут же вставила Терра.

Сократ отмахнулся и кивнул Дэну, мол, продолжай вопрошать, дружочек.

— А что-нибудь из наркотиков употребляют?

— Только так называемые «дурманящие травы», там какая-то хитрая смесь чуть ли не из трех десятков листиков-цветочков. Их либо в табак добавляют в очень маленьких количествах, либо поджигают в специальном сосуде, и они дымят себе потихоньку. Они считаются практически безвредными, не вызывающими привыкания, но если вздумаешь закурить сигаретку с этими травками, да еще и подожжешь их, плюс винцом порадуешься — наутро гарантированно не проснешься.

— Палач их и курит, и вином запивает, и ничего ему не делается, — заметила Анаис. — Он и стол одной рукой поднять может и убить с одного удара. А еще вы не видели, как он бегает…

— Ну, Палач — это Дворцовый житель, у них там, наверное, свои секреты выживания. Дэн, а чего это ты такими штуками интересуешься?

— Да просто. Вы не подумайте, я в своей жизни ничего страшнее обычной сигареты в руках не держал и держать не собираюсь. А вот насчет Транспортных Вихрей, это что такое? По какому принципу они действуют? Это турбулентность пространства или телепортация?

— Что? — озадаченно посмотрел на него Сократ. — Как ты сказал? Тур… бур… Чего портация…?

— Ничего, — вздохнул Дэн, — забудь. А мысли вы читаете?

— Так, почитываем, — зевнул толстяк.

— Вообще-то, — вмешалась Анаис, — это не считается достойным занятием, все равно, что придти в дом к малознакомому человеку и тайком покопаться в его личных вещах. Впрочем, каждый на всякий случай защищает свое сознание от проникновения извне, и для того, чтобы прочесть чьи-то мысли, надо либо снять эту преграду, либо попросить об этом самого человека.

— Иными словами, вы можете, но не делаете этого? — уточнил Дэн.

— Ага.

— Анаис, а можно я спрошу, — вмешалась Терра, — у меня вопрос есть…

— Как звезды к небу крепятся? — хмыкнул толстяк. — Ты у меня спроси, я в курсе.

— Тихо ты! Анаис, я вот что спросить хотела, у Алмона на Марсе дом, кажется, в Кварталах Знати?

— Да, а что?

— И он так просто там жил, без охраны, безо всего?

— Да.

— И не боялся никаких покушений?

— Терра, ну что ты городишь, — поморщился Сократ, — кому придет в голову покушаться на Алмона? Подумай сама, в Империи есть двое центровых гарантов стабильности и безопасности всего, всех и каждого. Так кому же понадобится лишать самого себя стабильности и безопасности? Какая разница, где он жил и живет, к Алмону все равно никто не полезет ни с претензиями, ни с восторгами. Таких людей не беспокоят.

— А если его захотят побеспокоить не с Марса? — не желала сдаваться Терра. — Я понимаю, что устроить покушение на Патриция крайне сложно, он же почти не покидает Дворца, а на Алмона, получается, очень легко и просто, раз он живет один в доме без охраны.

— Алмон сам себе охрана, Теруся. И чего ты, вообще, пристала с такими расспросами? Покуситься на него задумала?

— А можно мой вопрос? — вмешался Дэн. — Я так понял, планеты у вас — цельные государства с одним правителем?

— Да.

— Не тяжело одному человеку?

— Нет, правитель ведь не думает о том, как бы поскорее разграбить собственное государство, поудачнее развязать с кем-нибудь войну, сплести какую-нибудь интригу позаковыристее, так что времени и сил на поддержание планетарного порядка у него хватает. Как правило, системы управления превосходно отлажены веками. К тому же подданные не заняты тем, чтобы портить всё, до чего дотянутся, они уважают свой дом, свое правительство, мир в котором живут. Не так уж и сложно всё устроено, да?

* * *

Двери залы Собрания отворились, и вошел Дракула. Сидевшие за огромным столом смолкли, глядя на вампира. Облаченный в свободные черно-золотые одежды, он вновь преобразился: седые пряди волос ниспадали на плечи, лицо сияло холодным внутренним светом, грудь Дракулы отягощала золотая цепь с талисманами Силы, Власти и Могущества Империи Марса — главными регалиями Правителя. Он занял центральное кресло во главе стола и обвел взглядом собрание: весь Дворцовый Орден в полном составе и главы отделов Спец. Штата. Палач сидел с самого края, почти у выхода. Публика молчала, молчал и Дракула. Наконец старый вампир не выдержал и резко спросил:

— Кого-то ждем?

— Да, — ответил седой спецштатовец Лестон-Руви. — Примите наши извинения за это вынужденное промедление.

Вскоре двери распахнулись, и появился Алмон в форме главы Спец. Штата. Все встали, приветствуя его.

— Рад видеть всех вас, — кивнул полуволк, — очень рад. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Ты по какому праву ведешь себя как хозяин? — кровь заколотилась в висках вампира, ненависть окрасила глазные яблоки в желтоватый цвет.

— Мои полномочия дозволяют поприветствовать собрание и попросить его присесть, — Алмон занял свободное кресло рядом с Лестоном-Руви. — Теперь хотелось бы разобраться с полномочиями Дракулы, посмевшим не только прикоснуться к главной регалии правительства Империи, но и надевшим ее безо всякого на то высочайшего дозволения.

— Вот оно, — из складок одеяния вампир извлек шелковистый лист бумаги и швырнул на стол.

Из рук в руки лист передали Алмону. Он бегло просмотрел написанное и покачал головой:

— Что ж, все верно. Подпись, эмблема, все верно. Кроме одного. Даже если Владыка оставлял право секретарю (а в данном случае это подчерк Дракулы) написать столь важное постановление на бумаге с заранее проставленной подписью, (а в данном случае так и есть), то в левом нижнем углу он обязательно собственноручно проставлял значок. Что это за значок, надеюсь, всем присутствующим известно?

Собрание загудело и закивало головами.

— Какой еще значок? — Дракула, не моргая, смотрел на полуволка.

— Это «птичка», обыкновенная такая тоненькая «птичка», у которой одно «крылышко» гораздо длиннее другого и на конце слегка изгибается вправо. Здесь такой «птички» нет. Патриций не видел этого документа и не отдавал распоряжения его составлять.

— Что ж, тогда выслушайте и меня, — Дракула поднялся из-за стола. — Пусть и незаконным образом, но я хотел отвести беду от Империи и всей Системы. Разумеется, мне этого не позволили. Мне не дозволил это сделать именно тот, кто спланировал всю эту чудовищную операцию, благодаря коей Георг оказался в унизительном положении узника на целых три года. Тот, кто жаждал власти и почти обрел ее! Что ж, цель твоя близка, Алмон!

Поднялся ропот, но вампир не обратил на это внимания.

— Организация захватила власть! Они не позволят Патрицию вернуться на престол!

— Это очень серьезное обвинение, — произнес старейшина Дворцового Ордена Сариб. — Располагаешь ли ты, Дракула доказательствами своих слов?

— Я буду ими располагать!

— Что скажешь, Алмон? — Сариб посмотрел на полуволка.

— Не вижу смысла что-то говорить, обвинения не имеют под собой никаких оснований.

— Так может, ты расскажешь всем нам, каким образом Патриций попал в Галактическую Тюрьму? — сузились глаза Дракулы. — Кто подал на него в Высший Суд?

— Анаис. Она имеет на это право, как единственный кровный родственник Владыки. Никаких личных или корыстных мотивов она не преследовала, это была вынужденная мера по спасению директории Сатурна.

— Ах, Сатурна! — рассмеялся вампир. — Ну конечно, как же я сразу не догадался! Хорошо, а кто надоумил ее сделать это? И помни, ты не смеешь лгать в Зале Собрания Империи!

— И не собирался, — улыбнулся Алмон одними уголками губ. — Это Сократ.

— Что — Сократ?

— Сократ посоветовал Анаис обратиться в Суд.

— А Сократу кто? — голос Дракулы делался всё тише.

— Никто, это была его личная инициатива.

Воцарилась тишина. Вампир пару секунд смотрел в пространство, затем медленно снял с груди цепь, положил ее на стол и вышел из залы.

— Палач, — перевел взгляд полуволк на молодого человека, — к рассвету вы с Дракулой должны покинуть Дворец.

Палач кивнул и вышел из залы вслед за старым вампиром.

* * *

Совсем стемнело. Денис сидел за столом, закутавшись в покрывало, взятое с кровати, и вздыхал.

— Совсем замерз, да? — сочувствовал Сократ, подливая ему вина. — Холодно тебе, да?

— Да-с-с, прохладненько. Где же Алмон? Может, в дом пойдем?

— Ой, так не хочется, — улыбнулась Ластения, — такой воздух чудесный.

— Давайте снова разведем костер, — предложила Терра, — и тепло, и красиво.

— Благородная мысль, — кивнул Сократ, — сейчас организую.

— Тебе помочь?

— Сам уж постараюсь.

Вскоре на кострище возродилось пламя, и огненные языки принялись разбрасывать пригоршни искр.

— А я вот сейчас еще покрывал принесу, — вошел во вкус Сократ, — и мы как на травке разляжемся, как развалимся! Как же хорошо нам будет! Никто не возражает?

— Нет, — единодушно ответили друзья. — Пусть будет хорошо.

* * *

— Вставай, Алмон, на престол, — без особых раздумий произнес Сариб, — Дворцовый Орден просит тебя.

— Организация Спец. Штата присоединяется, — сказал Лестон-Руви. — С тобою во главе Империи Марса ничто не угрожает.

Алмон посмотрел на золотую цепь, лежавшую на столе там, где ее оставил Дракула.

— Благодарю вас, но вынужден отказаться. Это не мое право. Относительно Организации вы по-прежнему можете мною располагать, где бы я ни находился. Но все что касается Империи — это принадлежит Патрицию и Анаис.

Снова пронесся ропот.

— Анаис еще слишком молода, — покачал головой Сариб, — слишком неопытна, мы не можем доверить управление ей.

— Я не уверен, захочет ли она сама этого, — ответил Алмон, — но я обязан поставить ее в известность.

— А если она откажется?

— Что, скорее всего, и будет, — кивнул полуволк. — В этом случае хочу предложить следующее…

* * *

Разлегшись на покрывалах, друзья смотрели на огонь, неторопливо разговаривая. Свернувшись калачиком и положив голову на плечо Дениса, Ластения рассматривала звезды, Сократ бросал в костер прутики, Терра курила, положив голову к толстяку на колени, Анаис наблюдала за мельтешением искр в теплом синеватом воздухе.

— Что же Алмона так долго нет? — Анаис рассеянно обрывала травинки и складывала их рядком на покрывале.

— До Сатурна путь неблизкий, — зевнул Дэн.

— Да, целых тридцать секунд занимает.

— Анаис, ну мало ли, пока соберет вещи, — сказал Терра, — одного сократовского тряпья полдворца уже скопилось.

Толстяк сорвал травинку и пощекотал королеве нос, за что немедленно получил по уху.

— Анаис, — сказала Терр-Розе, — а все ли в порядке с Глазом Идола? Хотелось бы еще раз его увидеть.

— Никак не угомонится, — усмехнулся Сократ. — Покажи ей Глаз, Анаис, иначе совсем спать перестанет.

— Я бы рада, но не могу этого сделать.

— Почему?

— У меня его больше нет.

— Как нет?! — вздрогнула Терра. — Ты отдала его кому-то? Потеряла?!

— Отдала, — кивнула Анаис, — только не кому-то, а чему-то. Глаз Идола — ядро планеты Кирас. Он находится внутри нее, без Глаза создать планету было бы невозможно, тем более в такие сроки. Все, что вы видите, питается его энергией.

— Не может быть! — ахнула королева. — Значит, ты знала, как раскрывать глубинные энергии Глаза? Ты знала, как им пользоваться?

— Да.

— И нам ничего не сказала, — печально вздохнул Сократ. — Спасибо за доверие.

Терра пересела поближе к Анаис.

— Но почему тебе в голову пришла мысль распорядиться Глазом Идола именно так? В землю…

— В планету.

— А, по-моему, — сказала Ластения, — так гораздо спокойнее, в чужие руки Глаз теперь уже точно не попадет.

— Нет, ну все же…

— Видите ли, когда мы с Алмоном были в Мертвой Зоне, он сказал, что, выбравшись на волю, мы закопаем Глаз Идола, и из него прорастет новый мир для нас и наших друзей. Разве я могла забыть эти слова? А потом Сократ поделился своей мечтой — и я поняла, что мы хотим примерно одного и того же.

* * *

Придет время, и на Марсе наступит Весна, на Нептуне по-прежнему будет штормить Океан, а звезды все так же станут сверкать и гаснуть в небе, словно искры чьего-то потаенного костра. И кто разжег тебя, серебряный костер?..

* * *

Из-за угла дома вышел Алмон, нагруженный сумками-кофрами.

— Простите, друзья, что задержался, никак не мог найти, во что бы это все упаковать. Я сразу в дом отнесу, ладно?

— А для меня там что-нибудь есть? — вынырнул из-под покрывал Дэн.

— Конечно.

— Ура!

Молодой человек поспешил вслед за Алмоном в дом.

— Ну, вот видишь, все в порядке, — сказала Терра Анаис, — он просто долго укладывал вещи.

Вскоре к компании присоединился полуволк и переодевшийся в темные брюки и бежевую рубашку Денис.

— Укладывайтесь, любезные, — приглашающе махнул рукой Сократ, — у нас тут мило.

— С великим удовольствием через пару минут, — улыбнулся Алмон. — Анаис, можно поговорить с тобой?

— Конечно.

И они ушли в дом.

— Что-то случилось, Алмон?

— Нет, все в порядке, — он прошел в столовую, освещенную лишь льющимся в высокие окна звездным светом да отблесками костра. — Анаис, я задам тебе сейчас вопрос, а ты подумай, прежде чем ответить.

— Задавай, — девушка встала у окна, ее лицо оставалось в тени.

— На время отсутствия Патриция ты встанешь на престол Империи?

— Я? — удивилась Анаис. — Почему я?

— А кто?

— Ты.

— Нет.

— Я тоже не стану этого делать. Если и ты откажешься, то там будут Дракула с Палачом, и через три года от Империи ничего не останется.

— Дракулы с Палачом там не будет, не беспокойся. Подумай хорошенько, прежде чем отказываться.

— И думать не желаю! — гневно отрезала девушка. — Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь? Вернуться во Дворец и встать на престол после того, как я отправила Патриция в тюрьму? Как ты себе это представляешь?

— Погоди, успокойся, ведь это очень серьезный вопрос, и его поскорее надо разрешить.

— Придумай что-нибудь, я заранее на все согласна, ведь ты примешь верное решение.

— Если тебя не будет на престоле, мы не избежим волнений на Марсе и слухов о свержении правительства Георгов — может начаться все, что угодно, вплоть до беспорядков в Системе.

— Выход? — голос Анаис прозвучал напряженно.

— Как ты смотришь на то, что на престол взойдет твой двойник, который станет беспрекословно выполнять все распоряжения?

— Чьи распоряжения?

— Твои. Все дела Империи будут готовиться, обсуждаться Советом, Организацией и мною, затем ты сможешь сама просматривать все конечные результаты и после передавать двойнику.

— Да, — с облегчением выдохнула девушка. — Спасибо, Алмон. Я согласна.

* * *

— Поглядите, что это? — Дэн приподнялся на локтях. — Что это такое? Вон, смотрите, там, вверху.

Казалось, с небесных высот в ночную траву каскадом серебряных искр осыпаются звезды, — будто ковровой дорожкой опускался Млечный Путь к планете Кирас.

— Алмон! — крикнул Сократ. — Анаис! Идите скорее к нам! Смотрите, что делается!

Полуволк с девушкой появились на крыльце.

По осыпавшемуся «Млечному Пути», опираясь на лунный посох, шел старик, одетый в белые одежды.

— Учитель… — прошептала Анаис. — Учитель… Это он…

Ступив на землю, старик подошел к огню. Алмон спустился со ступенек, разом вспомнив, все, что было с ним до возвращения в Жизнь.

— Здравствуйте, Учитель. Вы пришли за мною? Я все же не смог достойно переступить Грань Смерти?

Друзья стали подниматься с покрывал.

— У меня не получилось? — печально улыбнулся полуволк. — Что ж, я готов и со спокойным сердцем отправлюсь с вами. Теперь Анаис не одна, она обрела друзей, с которыми можно с легкостью прожить бок о бок не одну жизнь.

— Очень все меня простите, не знаю, в чем тут суть беседы, — откашлялся Сократ, — но если у Алмона что-то где-то не получилось, то это все из-за меня. Я и только я во всем виноват. Даю честное слово честного человека.

— Нет, это из-за меня! — выступила вперед Терр-Розе. — Я одна во всем виновата! Я тут единственный вампир!

— А я тут единственный землянин, — вышел Дэн, — мы всегда все портим.

— А не моя ли теперь очередь гулять по звездам? — подошла Анаис к Учителю. — Говорят, там вроде холодно, но красиво?

Один за другим, встали друзья меж Учителем и полуволком.

— Или никто, или все вместе, — подытожила Ластения. — Нам все равно, что он совершил или чего совершить не смог, мы все равно его не отдадим. Мы не отпустим его.

— Нет, — улыбнулся голос Учителя, — не затем я пришел, чтобы забрать вашего большого друга. Я пришел отдать ему вот это.

Учитель протянул Алмону тусклую серебристую цепь, на плоском диске светилась, переливалась восьмерка, пронзенная тонкой стрелой.

— Что это, Учитель?

— Это Символ Вечной Жизни. Он всегда принадлежал тебе, Алмон, это твоя собственность. Я хотел удостовериться, что ты по-прежнему достоин его.

— Но…

— Ты все узнаешь. Всему свое время.

* * *

Ресницы Вселенной вновь увлажнились. Кровяные шарики Марса, Фобоса и Дэймоса спешили по своим давно изученным дорогам. Все вокруг подчинялось Единому Великому Закону Постоянства, а зеленая планета Кирас начала сиять молодым светом на далеком пустыре Солнечной Системы.

* * *

— Я возвращен в Жизнь и останусь в ней?

— Ты никогда и не покидал её, Алмон, никогда. Ты всегда знал, что Смерть это не конец Пути. Помни об этом, и не будет тебе преград для Возвращения. Анаис, — старик жестом подозвал девушку, — Анаис, и ты помни, что, покуда твои друзья рядом, твоя сила безгранична, но пусть она служит только добру.

Сияние Млечного Пути озаряло Учителя и силуэты друзей у догорающего костра.

— Бесповоротно идите к самым далеким мирам, и пусть вас не остановит ни Время, ни Пространство. До тех пор, покуда вы вместе, не будет силы, способной вас сломить. Помните, что именно вы, только вы и никто другой, определяете свое место в Космосе и во Вселенной, ведь то, что вы видите, это еще не все, что есть. Вы сами выбираете свой путь между Жизнью и Смертью, между Памятью и Забвением. Помните, что выбор всегда за вами и неважно, на какой ступени вы стоите, всегда найдется следующая ступень, ступень для того, чтобы сделать новый шаг… Так пусть же этот шаг будет к вершине.

* * *

В каменных часах течение Времени не остановится ни на мгновение. Из сонных ночных трав исчезали последние искры далеких серебряных костров, на цветы и листву осыпался млечный путь рос…

На планете Кирас наступало утро.

Конец второй книги

1992–2007

Загрузка...