Адвокат Империи 17

Глава 1

Зал казался мне столь огромным, что взгляд упирался даже не в стены, нет. Скорее в перспективу — начищенный мраморный пол уходил вдаль, отражая свет тысяч горящих в люстрах ламп. Опустив взгляд, я увидел их. Сотни приглашённых на новогодний бал аристократов стояли по обе стороны, как две живые стены — шелка, мундиры, драгоценности. И взгляды. Напряжённые. Заинтересованные. Любопытные. Холодные. Между ними тянулся образованный пустой коридор, словно нам приготовили путь… Только вот не было понятно — ведёт он к почестям или на казнь.

— За мной, — едва слышно проговорил Меньшиков и в тот же момент сделал первый шаг.

Ну, а что нам оставалось? Памятуя его наставления, мы двинулись следом в этой давящей, тяжёлой тишине, что встретила нас по ту сторону дверей.

Безмолвие продолжалось лишь несколько мгновений. Не успели мы пройти и четверти пути, как к звучным звукам наших шагов добавились едва уловимые шёпотки. Они доносились, кажется, со всех сторон. Собравшиеся здесь люди обсуждали нас с Виктором. Это было ясно даже без ощущения эмоций большого количества собравшихся здесь людей. Тех, кто не обладал Реликвиями.

А потому я прекрасно их чувствовал. Любопытство, которое тщательно скрывали за масками высокомерного ожидания. Раздражение и недоумение оттого, что они не знали, кто мы и зачем нас привели. Подозрительность. Лёгкое беспокойство. Кто-то даже горел от нетерпеливого ожидания.

Но внимания я на них не обращал. Правильно или нет, но мой взгляд притягивала к себе одна единственная фигура, что стояла в конце образовавшегося в центре зала прохода. Высокий. Широкоплечий. Одетый в подобие парадного мундира с прикрытыми мантией плечами, он явно ждал нас.

Император Российской Империи Алексей Багратионов смотрел на меня и Виктора спокойным прохладным взглядом. Если бы я был поглупее, то, возможно, назвал бы блеск в его глазах «лукавым». Но нет. Лишь игра и отражение падающего с потолка огромного помещения света сотен горящих хрустальных люстр.

Нет. Он стоял и ждал с бесстрастным выражением на лице.

Остаток пути мы прошли едва ли не в состоянии близком к трансу. А я боролся с желанием повернуть голову и посмотреть на выражение лица Виктора. Зная своего друга, я был почти уверен, что он сейчас готов хлопнуться в обморок.

Как только наши шаги стихли, Меньшиков остановился. Он поклонился, и мы практически на автомате повторили его поклон, всё ещё помня об отданных инструкциях.

— Ваше императорское величество, — заговорил князь, подняв голову. — Как вы и повелели, я прибыл и привёл вызванных вами людей.

В ответ Император удостоил Меньшикова лишь коротким кивком, после чего Николай ещё раз коротко склонил голову, повернулся и зашагал в сторону, присоединившись к стоящему сбоку Румянцеву.

Я уже понимал, что происходит прямо сейчас. Но! Самое важное, я прекрасно понимал, что ДОЛЖНО БЫЛО произойти дальше. Это было ясно как день. И корил себя последними словами за то, что не предвидел этого. За то, что допустил подобное.

Мне это не нужно…

Император сделал короткий жест рукой и указал на меня.

Нет. Я был не робкого десятка, но… Признаюсь, в этот момент я струхнул. Вот честно. Просто и по-человечески трусил. И страх мой рождался из понимания, что стоящий предо мной человек сейчас собирается перевернуть мою привычную жизнь с ног на голову.

И тем не менее я сделал так, как говорил мне Меньшиков.

Порой в твоей жизни тебе предлагают сделку, от которой у тебя нет никакой возможности отказаться.

Три шага вперёд, и вот я уже опускаюсь на одно колено перед государем. Смотрю в пол, но глаза всё равно косят в стороны, и… твою же мать! Мой взгляд зацепился за установленные в зале камеры, чьи объективы, будто голодные глаза, сейчас вцепились в наши с Виктором фигуры. Если это сейчас транслируют в прямом эфире…

…Боже, что же сейчас творится в «Ласточке»?

— Недавно нашу Империю потрясла ужасная утрата, — заговорил мощный голос Императора у меня над головой, и я понял, что государь приблизился ко мне. — Империя потеряла не просто важного для неё человека. Нет! Она лишилась одного из её самых верных и преданных сынов. Смерть Григория Распутина — это чудовищная трагедия, которая надолго останется незаживающим шрамом на наших сердцах.

В его речи наступила короткая пауза. Всего несколько секунд, но мне они показались чуть ли не вечностью. Так ещё и с наклонённой головой этот проклятый и жёсткий воротник давил на горло, стремясь удушить меня вконец. Даже просто сглотнуть казалось чем-то невозможным.

— Но мало кто знает, что жертв могло бы быть куда больше, — продолжил государь. — И эта ужасающая рана была бы куда страшнее и болезненнее, если бы не самоотверженное поведение этого молодого человека. Рискуя собой, он спас чужие жизни, ничего не прося за это взамен.

Мне на плечо легла тяжёлая ладонь и сжала его.

— Вы не просили награды, — проговорил он, и в это раз голос Императора прозвучал куда более глубоко. Как если бы он наклонил голову и смотрел прямо на меня. — Вы не требовали признания. Но когда угроза нависла не над вами, но над другими — вы без раздумий пошли вперёд. Вы спасли жизни представителей старейших родов Империи — и сделали это не из долга, а из осознания чести и необходимости защищать других. И потому я постановляю возвести вас в графское достоинство, чтобы отныне ваше имя значилось рядом с теми, чьи заслуги перед Империей вписаны в её летописи.

Раздался звук шагов. Кто-то подошёл к Императору. Шелест бумаги.

— Встаньте, граф Александр Рахманов, — проговорил Император.

Рахманов? Не Разумовский? Осознание того, что меня назвали собственной фамилией, а не фамилией отца, оказало на меня настолько сильный эффект, что на секунду я даже завис. А потом вдруг понял, что собравшиеся всё ещё ждут от меня действий.

Поднялся и посмотрел на стоящего предо мной Императора, получив короткий кивок. Смысл жеста был ясен без лишних пояснений. Я развернулся и вернулся на своё место, а государь указал рукой на Виктора.

Честно? Глядя на своего друга в этот момент, я был почти на пятьдесят процентов уверен, что он грохнется в обморок. Лицо его было настолько бледным, что страшно становилось. Ей-богу, в гроб кладут людей покраше. При этом он нервничал настолько, что в какой-то момент едва не потерял равновесие и дёрнулся. Я уж было испугался, что он упадёт. Но каким-то чудом он удержался и сделал те самые три шага, которые от него требовались, и опустился на одно колено.

Император смотрел на него несколько секунд, после чего заговорил вновь.

И вот тут случилось то, чего я не ожидал. Государь обратился к нему по имени, и в этот раз его голос звучал куда тише.

— Виктор, мне ужасно жаль, что нас не представили друг другу раньше, — негромко произнёс Багратионов. — И оттого мне искренне жаль, что наша с вами первая встреча происходит именно в таких обстоятельствах. Видит бог, я хотел бы, чтобы Григорий сделал это раньше. Чтобы он рассказал мне о вас.

Он говорил не очень громко. Так, словно говорил с близким человеком, что смутило не только меня, но и окружающих нас аристократов. Я ощущал это в их эмоциях.

— Виктор, вы — наследник рода, имя которого знают не только в Российской Империи, но и далеко за её пределами. Это тяжёлая ноша, и меня омрачает мысль о том, что вам пришлось взвалить её на себя в таких условиях…

Я всеми силами старался не пялиться. Что это за бред? Какой ещё наследник рода⁈ Что за ноша⁈ Это же форменный бред…

…Или нет! Меня вдруг осенило. Дошло, наконец, что именно проворачивают прямо у меня на глазах. Да что там! На глазах у всей Империи. Вот зачем всё устроили именно так. Вот почему здесь находились камеры. Алексей Багратионов буквально врал в лицо всем собравшимся и тем, кто сейчас наблюдал за происходящим на экранах своих телевизоров. Делал это для того, чтобы стереть правду и заменить её столь удобной для государства ложью.

— … Запомните, что память предков — не щит, а испытание, — спокойно и величественно продолжал Император. — Её нужно не столько носить, сколько оправдывать. И после ужасной трагедии, которая забрала главу вашего рода, вашего деда, вы сделали это — своей службой, стойкостью и верностью избранному вами пути. Пути, который выбрали сами, чтобы помогать другим.

Багратионов вытянул руку в сторону, и тотчас ему подали в руку свёрнутый документ.

— И потому, здесь и сейчас, Виктор Распутин, я признаю вас графом Российской Империи, дабы отныне дом Распутиных имел своё продолжение не в легендах — но в живой крови и делах.

В повисшей после его слов тишине звон разбившегося бокала прозвучал почти оглушительно…

Сказать, что происходящее на его глазах стало чем-то невероятным, означало бы не сказать ровным счётом вообще ничего. Им никто не объяснил. Лишь сообщили, что по завершению официальной части бала Император собирается сделать заявление. И всё.

Роман начал что-то подозревать лишь в тот момент, когда люди собрались около входа, разделившись на две группы и образовав широкий проход от дверей.

Когда Рахманов и его друг вошли в зал в парадных мундирах, Роман понял, что случится дальше. Все кусочки мозаики неожиданно сложились у него в голове, и он увидел картинку целиком.

И не сказать, что его это сильно обрадовало.

— Кто это такие? — зашептала женщина за его спиной.

— Понятия не имею, — брезгливо отозвался стоящий рядом с ней супруг. Роман не помнил его имени. После знакомства он забыл его практически моментально. В памяти отложилось только лишь то, что он был бароном из Иркутска, и всё.

— Ты знал, что это произойдёт? — тихо спросил Роман у стоящего рядом с ним отца.

— Знал ли я? — отозвался Павел Лазарев, держа под руку свою супругу и наблюдая за тем, как Рахманов с гордым видом идёт через зал с идеально прямой спиной. — Сын, я тот, кто виновен в том, что Рахманов сейчас находится здесь. Я, Григорий, Уваров.

Пусть и говорил он это с привычным его голосу самодовольством, Рома услышал в нём отголоски скорби. Смерть Григория болезненно ударила по его отцу, пусть он всеми силами и старался не показывать этого. Но Рома знал его слишком хорошо.

— Только не говорите, что это то, о чём я подумала, — раздался тихий и поражённый шёпот сбоку.

Рома скосил глаза и посмотрел на Анастасию. Его сестра стояла рядом, одетая в длинное тёмно-синее платье и наблюдая за Александром.

— Его сделают аристократом, — так же тихо произнёс Роман, хотя и без того знал, что его сестра и так всё прекрасно понимает.

— Поверить не могу. Саша получит титул, — поражено пробормотала Настя. Не спрашивала, скорее констатировала это событие для себя самой, ни к кому конкретно не обращаясь.

Сама по себе процедура не займёт много времени. Проблема была не в этом, а в самом факте того, как именно это происходило.

Впервые за всё время своего правления Император Алексей Багратионов даровал кому-то титул лично. Не посредством банального вручения грамоты через Императорскую канцелярию. Нет. Именно лично. Подобное случалось очень редко. Достаточно редко, чтобы теперь в столице обсуждали и обсасывали случившееся ближайший месяц, а то и два.

И Роман знал, что будет. Более того, он даже примерно понимал, почему всё происходит именно так, а не как-то иначе.

Всё очень просто. Александра заманили в ловушку. Он в этом не сомневался. Ему хватило одного взгляда на лицо Александра, когда двери открылись и тот увидел собравшихся в зале людей. Может быть, его гордая и уверенная маска кого-то и обманула, но точно не Романа. Как ему казалось, он уже достаточно хорошо понимал Рахманова. Выражение осознания собственного поражения не сходило с его лица всё то время, что Рахманов шёл следом за Меньшиковым.

Но, дьявол, с каким достоинством он шёл! С поднятым подбородком и уверенным видом. Словно всё именно так, как и должно быть. Молодец!

В том числе и потому, что не дурак. Потому, что понимает, что не сможет отказаться от оказанной ему личной чести дарования титула Его Величеством лично. Александр неглуп и должен очень хорошо осознавать, как это может отразиться на его будущем. Видимо, потому и решил демонстрировать всем своим видом полную уверенность в себе и принимать происходящее как должное.

Но! Всё ещё оставался важный вопрос! Что рядом с ним делал его друг⁈ Этот вопрос ужалил Романа раскалённой иглой. Как и ответ, к которому он пришёл через полминуты лихорадочных размышлений.

— Встаньте, граф Александр Рахманов, — громко проговорил Император.

В этот момент Роман едва сдержался от того, чтобы не поморщиться, когда державшая его за руку Анастасия буквально впилась ногтями в его ладонь. Чуть повернув голову, Роман взглянул на её лицо.

И поразился тому, как горят её глаза.

Император подозвал к себе Виктора. Его речь, предназначенная для явно нервничающего молодого человека, оказалась куда более… личной. Почти интимной. И это поразило Романа, пока спустя несколько секунд до него не дошёл смысл.

Одной этой короткой речью Император только что сместил весь фокус внимания с Рахманова.

А то, что он сказал дальше, выбило его из колеи.

— И потому, здесь и сейчас, Виктор Распутин, я признаю вас графом Российской Империи, дабы отныне дом Распутиных имел своё продолжение не в легендах — но в живой крови и делах.

Звук разбившегося бокала резанул по ушам.

Она так радовалась за Александра. Действительно радовалась. Елена никогда не была глупой девушкой. Инфантильной. Наивной. Возможно. Но точно не глупой.

И потому она хорошо понимала, за что именно Александр получал сейчас свой титул. В отличие от Романа она не смогла хоть сколько-то правильно интерпретировать выражение на его лице, так что просто приняла его за ту самую спокойную уверенность в себе, которую так хорошо знала.

Но она всё равно была за него рада. Рада настолько, что стоявшая рядом с ней Ева легонько толкнула девушку локтем в бок.

— Чего? — шепнула ей Елена, не сводя глаз с Александра.

— Ты прямо светишься, — так же тихо ответила ей подруга.

— Ничего я не свечусь…

— Ага, конечно, — негромко фыркнула Ева, чем тут же заслужила осуждающий взгляд со стороны своего отца и дальше продолжила уже куда тише. — Тут можно люстры потушить, и всё равно светло останется.

— Ты преувеличиваешь, — ответила ей Распутина, пряча смущённую улыбку за краем бокала с шампанским.

Впрочем, она хорошо чувствовала, как у неё сейчас горят щёки. На ум пришёл тот самый момент. Когда он уходил из её комнаты. То, как она вскочила с постели и бросилась к нему. Как поцеловала. Этот порыв… Она до сих пор до конца не понимала, что именно тогда сделал Александр для того, чтобы ей стало лучше. Не обращала внимания на то, что он попросил её о поцелуе, даже, наверное, не догадываясь, сколь дорог ей был этот самый поцелуй. Первый в её жизни.

И она вспомнила его до сих пор.

Сейчас, глядя на стоящего перед Императором Александра, одетого в парадный мундир, её сердце замирало…

— И потому здесь и сейчас, Виктор Распутин, я признаю вас графом Российской Империи, дабы отныне дом Распутиных имел своё продолжение не в легендах — но в живой крови и делах.

— Что?

Бокал выскользнул из её ослабевших пальцев и упал вниз, разлетевшись от удара об мраморный пол вереницей осколков.

Тотчас же десятки стоящих рядом с ней аристократов повернули головы в её сторону, отреагировав на столь резкий и неожиданный звук.

Но Елена даже не обратила на них внимания.

— Что… Как это? — поражено повторила она, всё ещё пытаясь поверить в то, что только что услышала. — Он же сейчас сказал…

— Да, Елена, — произнёс мягкий голос у неё над ухом.

Повернувшись, девушка увидела стоящего за её спиной отца Евы. Граф Армфельт смотрел на неё почти что с жалостью и сочувствием.

Но вот какого-то удивления в его взгляде она так и не нашла.

— Что происходит? — сбиваясь зашептала она. — Почему… Почему его величество сказал…

— Елена, я всё тебе объясню, — мягко прервал её граф. — Пожалуйста, потерпи…

— Потерпеть⁈ — вспыхнула девушка, и в этот раз её голос прозвучал уже куда громче. Достаточно громко, чтобы разнестись по залу. — Почему он носит фамилию дедушки⁈ Я не понимаю! Я…

— Елена! — уже куда строже и более резко сказал Армфельт, перебив её на полуслове. — Тебе сейчас нужно замолчать. Я понимаю твоё смятение и непонимание. Мы всё тебе объясним. Но сейчас, пожалуйста, веди себя тише.

Она была поражена настолько, что в ответ смогла только лишь кивнуть.

А все её тёплые мысли об Александре оказались сметены случившимся в один момент.

— Вы меня подставили, — бросил я Меньшикову, когда тот привёл нас с Виктором в отдельный кабинет.

— Я лишь поставил тебя в ситуацию, в которой умный человек будет молчать и стойко, с присущей ему гордостью вынесет свалившееся на его голову испытание, — спокойно ответил тот, закрывая за собой дверь.

— Я бы сейчас сказал, что думаю о ваших испытаниях, да правила приличия не позволяют, — съязвил я в ответ. — Я же теперь граф, мать его.

Сказав это, я наконец не выдержал. Сунул палец под треклятый воротник и дёрнул его, расстёгивая пуговицы. Первый нормальный вдох показался мне освежающим глотком воды в жаркий полдень посреди выжженной солнцем пустыни.

Повернулся и посмотрел на Виктора. Друг всё ещё находился в состоянии близком к… Я даже не знаю, как это описать. Вид у него был такой, словно его молния ударила. Как-то так. Виктор подошёл к одному из кресел и просто сел в него с пустым выражением на лице, явно стараясь каким-то образом удержать в голове всё то, что только что произошло.

Вспомнив о словах, которые сказал ему Император, я вновь повернулся к Меньшикову.

— Может быть, объясните, почему его назвали Распутиным? — спросил я и заметил, как при упоминании этой фамилии мой друг дёрнулся, словно от пощёчины.

— Потому, что так было необходимо, — сухо отозвался Меньшиков.

— Ну конечно же, — вздохнул я. — Необходимость. Вы этим словом можете оправдать всё, что угодно.

— Не всё, — не согласился со мной князь, но после потраченного на размышление мгновения добавил. — Но очень многое. И меня это вполне устраивает.

— Пожалуйста, ваше высочество, — заговорил Виктор, явно стараясь сдерживать голос, чтобы тот не задрожал. — Скажите уже, что происходит…

— Николай сделал то, о чём я его попросил, — произнёс уже знакомый нам голос.

Виктор резко вскочил с кресла и вытянулся. Как, в общем-то, и я сам. Одно дело — раздражающий до зубной боли князь.

И совсем другое — его императорское величество, вошедшее в кабинет через другие двери.

— Ваше величество, — сказали мы с Виктором одновременно и поклонились, как и говорил Меньшиков.

— Расслабьтесь, — небрежно бросил Император, проходя к нам и на ходу снимая с плеч то ли мантию, то ли плащ, украшающий его плечи, и оставаясь в одном лишь своём мундире. — Николай, оставь нас, пожалуйста. Уверен, что тебе найдётся с кем поговорить в общем зале. Там сейчас небольшой ажиотаж.

Ну что сказать. Я оценил его мастерство преуменьшить накал страстей. Слово «небольшой» подходило для тех эмоций, что я ощутил в зале, примерно так же, как если бы муравей применил его к луне.

— Конечно, ваше величество, — между тем кивнул князь, после чего повернулся и вышел, оставляя нас наедине.

Как только за ним закрылась дверь, Алексей Багратионов указал на диван, что стоял напротив невысокого кофейного столика и кресла с высокой спинкой.

— Присаживайтесь, господа, — произнёс он, занимая кресло. — Нам с вами предстоит разговор.

А что мы? Мы сделали так, как сказано. Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки… В общем, не важно. Мы молча сели на диван перед государем.

Вообще вся абсурдность происходящего как-то проходила мимо меня. Никогда в своей жизни, даже после всего случившегося, я не ждал, что буду вот так просто сидеть и говорить с Его Величеством. Даже после всего того, что пережил за последние шесть с лишним месяцев и всех своих знакомств — это казалось мне чем-то невероятным.

Тем не менее, вот он — император. Сидит перед нами и смотрит на нас так…