– Отец целую толпу рабочих подогнал, а тебе мало? – шипел ведьмак.
– Так то твой отец, – веско заметила я. – Не он же меня тогда до Темного Квартала по воздуху подбросил, хотя я не просила.
– Откуда ты такая взялась?
– Из Мира Четырех Империй. Из Кривовцов.
– А-а-а, – понимающе протянул Веденеев, – это такая дыра, где крайне редок магический дар.
– Да, – призналась я. – Наша земля была когда-то проклята феями, и одаренные дети на ней рождаются редко. Впрочем, моя сестра – маг.
– А тебя, значит, даром обделили?
– У меня много компенсирующих талантов, – я мило улыбнулась, хлопнула ладошками, и в воздух взвилось облачко муки. Елисей закашлялся.
– Например, острый язычок?
– Именно.
– И как твоя язвительность помогает тебе в мире магов?
– А очень просто. Вы, маги, почему-то не привыкли, когда вас хорошо, со вкусом, ставят на место. Сразу тушуетесь, а я этим пользуюсь. Вам привычнее заклинаниями пулять, да? Девушек похищать. А по-человечески поговорить не пробовали?
– Ой, ради Прави! – Еся закатил глаза. – Я же объяснял. И кстати, если бы ты была магом, ты могла бы отбиться от меня волшебством.
– Да что ты говоришь? От ведьмака? Вас даже оборотни не жрут, брезгуют, наверное. И кстати, – я с силой шлепнула комом теста о стол. – Смотри шире, с другой точки зрения: если бы у меня был магический дар, в моей лавке не работал бы сейчас ведьмак. Задарма причем! Так, все! Эдак мы до ночи о пустяках проболтаем. Инвентарь получил? В подвале все гнилое, крысами порченное, нужно в мешок сложить – и на помойку. Тачка есть. В саду.
Елисей дернул скулой.
– Твой труд в нашем договоре прописан, – напомнила я. – С одобрения твоего отца. Нет труда – нет договора. Хоть сейчас звоню заинтересованным лицам, продаю дом и уезжаю. Журналисты, что забор перед лавкой облепили, обязательно полюбопытствуют, с чего бы это. Так я им все и расскажу.
– Ладно! – рявкнул ведьмак. Кивнул на миску с начинкой. – Здесь кормить хоть будут?
– А об этом в договоре сказано не было, – я выдала парню повседневную, но довольно обаятельную улыбку. – Проснись, ты в Торговом Квартале. Тут на каждом углу забегаловки с едой, прокормишься как-нибудь. Деньги-то есть? Батюшка на карман выделил?
Грозно порыкивая и отрастив небольшие рожки (ха! испугал шипохвоста…хм… голой спиной – с моей сестрицей я и не такое видала), ведьмак взял рукавицы, мешок и отправился в подвал.
Насчет продажи дома я приврала – теперь ничто не заставит меня от него отказаться. Звуки ремонта радовали уши. Рабочие начали с крыши. По счастью, черепица сыпаться начала не так давно, и гнилая плесень не успела поразить чердак.
Тесто удалось на славу. В этом рецепте очень важна сила повара: мука переслаивается с маслом, и с каждым разом месить все сложнее. Но руки у меня только кажутся обычными, девичьими – крепости в них много, с шести лет в пекарне помогаю.
К моему удивлению, ведьмак работал споро, сноровисто. Я следила за ним через окно. К тому моменту, как воздушные слойки с сыром украсили три огромных блюда, он откатил на помойку пять тачек с мусором. Я отнесла пироги рабочим, крепким каменным троллям, оставив несколько слоек на блюде. Вернулась – недосчиталась одной, самой большой.
Елисей нашелся в саду, где дул на еще горячую добычу, высматривая место поудобнее. Углядел валун, направился к нему, покусывая слойку по остывшему краю.
– Не садись на пенек! Не ешь пирожок! – гаркнула я у него над ухом.
Ведьмак подпрыгнул, упустил пирог, но ловко подхватил его у земли. Ого, реакция!
– Тьфу! – взревел он. – Тебе жалко, что ли?
– Конечно. Солнце еще высоко, а ты, спины толком не поклонив, пузо набиваешь да к тому же чужую снедь таскаешь. Верни пирог.
С видом «врешь, не отнимешь!» Еся вцепился в слойку зубами, откусил почти половину и издевательски громко зачавкал, блаженно прикрыв глаза:
– Ум-м-м… вкусно. Вкусно! – ведьмак с удивлением посмотрел на пирог в руке. – Действительно вкусно!
– Вот и запомни: магия разной бывает. Моя, – я показала на слойку, – вот такая. Ты вывеску над входом видел? «Старая лавка немагических чудес».
– Учту, – прочавкал Еся. – Как ты ко мне подобралась? Я тебя аурой не услышал. Ты часом нечисти не родственница?
– Все мы, девушки, чертовкам родичи, – сказала я, ни капли не обидевшись. – Так моя бабушка говорила.
– Эй! – крикнул мне вслед ведьмак. – А отчего она умерла? Может, не в свое дело лезу, тогда прости. Я что-то задумался и… У тебя на лестнице фотокарточка висит, ты там с бабушкой? Она ведь не старая была. В Сильверграде маги долго живут, тут магический фон высокий.
– Нет, она не была старой. Она погибла в аварии, на своем автомобиле, – сказала я через плечо. Да, это не твое дело, но отчего же не сказать? – Почему-то съехала в реку с серебряного моста в Туманном Квартале. Тело так и не нашли – течением унесло.
– В том квартале в тумане часто люди гибнут, – негромко проговорил за спиной Елисей. – А ты в детстве смешная была. А сейчас – бука.
– Договоришься – больше еды не дам, – пообещала я.
Я, признаться, и на него пирожков напекла. А что? Пусть харчится, не выходя из дому. А то как пить дать «потеряется» по дороге назад. Объем ежедневных работ мы в договоре не согласовали, промашка вышла. И точно: после обеда Еся прилег в саду на валуне и нагло задрых.
Я услышала шум и вышла в лавку. Там робко оглядывался по сторонам… дворф. Не Лютый. Кто-то другой из семерки братьев. Лютого я запомнила, он который день приносил мне свежую газету, я угощала его выпечкой, и мы перебрасывались парой фраз о погоде и ценах на муку.
– День добрый, хозяйка, – дворф слегка поклонился. – Добро пожаловать в Торговый Квартал. Торгуете?
Пришлось объяснить, что в лавке ремонт и разрешение на торговлю я пока не получила.
– Что ж делать мне? – расстроился гость. – Я-то губу раскатал, что у вас скуплюсь. Лютик пирогами угощал, мне б таких.
– Увы, – я развела руками. – У меня вообще-то лавка чая. А что же? Разве пекарен в Торговом нет?
– Так они как вашу выпечку попробовали, другую наотрез, – дворф ткнул в окно.
Мимо окон что-то носилось. Маленькое, рыжее и… многочисленное.
– Чем кормить их теперь? Говорят, ваши пироги, как мамкины. Мамка их сейчас в госпитале, седьмого ждем. Что-то рано она в этот раз, не ожидала, что прихватит, не подготовилась. Я на хозяйстве который день. Суп ели, – начал перечислять дворф, – жаркое ели, суп ели. Опять жаркое не хотят, а другого я не умею.
Дворфята ворвались в лавку и рассыпались по углам, как горох.
– Так! – гаркнул их отец. – В круг со-би-райсь!
Малыши сбились в кучку в середине лавки. Ненадолго. Круг стал быстро расползаться. Вскоре один дворфенок висел вниз головой на лестнице, другой сидел под столом, третий тянулся к модели чайного клипера на подставке, а еще трое самых маленьких уже сунули головы в дверь в подвал. Милашки какие! Кругленькие, маленькие, личики только уж больно шаловливые.
– Не слушаются, – пожаловался дворф, стягивая остроконечную шапочку. – Меня Клятый зовут, можно просто Клят. Вы не обессудьте, приняли вас недобро. Не знали, что это вы Ярилы Снеговой внучка. Она про вас говорила. Вас на похоронах не было. Мы думали, муниципалитет дом все-таки продал, вопреки завещанию.
– Нам поздно сообщили о бабушкиной смерти, – объяснила я. – А потом разрешение не дали на въезд, это после белой сыпи было, после карантина.
– Да, помню, – Клят крякнул. – Пойдем мы. В госпиталь, к мамке, вещи ей отнесем. Пришлось всех шестерых с собой взять. Как мне теперь управиться с такой ватагой? Боюсь, в автобус не пустят.
– А вы оставьте их у меня, – предложила я. – А я вам пирогов напеку.
– Так они у вас тут все разнесут, – засомневался Клят.
– Тут пока портить нечего, – рассмеялась я. – Но лучше пусть в саду поиграют.
… – А чей у вас там дядя в саде спит? – спросил меня дворфенок в зеленой шапочке, самый маленький из мини-десанта.
Две пары близнецов. И два малыша без пары, но вполне себе сработавшиеся – первыми принялись посыпать спящего Есю землицей и червяками из компостной кучи, пока другие осторожно присматривались, кружили по саду и сужали круг.
В саду было вполне безопасно: колодец закрыт каменной плитой, змей нет, у соседей – высокий забор, качели на липе разве что старые, могут оборвать. Оборвали, повиснув вшестером.
– Это дядя – кого надо дядя, – важно сказала я. – Потомственный ведьмак, наследник этого… Первого Ведьмака, охотник на нежить. Кучу навьих переловил… говорят.
Елисей был бы доволен.
– Да ладно! – восхищенно выдохнули двое младших, округлив ротики.
– Клянусь Правью. Вы его не трогайте, – благодушно попросила я, – пусть поспит.
Дворфики послушно закивали. Слишком уж послушно. Что ж, я сделала, что могла.
Сама бдительно поглядывала в окошко. В саду все было хорошо. Малыши устроили генеральное совещание у забора, Еся спал. Вот уж не верилось, что ведьмак не притворяется. Он же охотник. Затаился, должно быть.
Тесто в этот раз я замесила попроще, а сама побежала наверх – принять душ после нескольких часов у раскаленной печи.
Позже выяснилось, что Еся действительно спал, крепко, как младенец. И его разбудили, засунув в нос дождевого червяка. Проверяли, может ли ведьмак одолеть нежить изнутри. Юные естествоиспытатели с некоторой натяжкой сочли червяка равноценным навьям. Елисею повезло, что в саду не нашлось ничего посерьезнее,
Я как раз собиралась надеть платье, когда от громкого рева покачнулся дом. Одновременно с воплем мою глупую голову пронзило страшное предположение. А если Веденеев от испуга трансформировался? На него уже один раз «накатило»! Лунатиков вообще будить опасно! Вспомнилась сожженная драконьим пламенем газета на прилавке.
Платье не налезало на влажную кожу. И пуговки! Будьте вы прокляты, крючки и пуговки! Как же страшно! И в окно не посмотришь – не та сторона. Я выпросталась из горловины, замоталась в широкое полотенце и понеслась вниз босиком. Дверь в развороченной рабочими прихожей у выхода в сад заклинило, я уперлась босой ступней в косяк и с треском выломала щеколду, чуть не потеряв полотенце. Сквозь дырку от вынутых досок в потолке на меня завороженно глядели привлеченные шумом тролли.
Выскочила в сад и замерла, удивленная невероятной картиной. Над лужайкой медленно поднимался в воздух Елисей, наполовину трансформированный, с двумя огромными кожистыми крылами и ушами, как у белки-мутанта. На каждом плече у него, держась за уши и костяные выступы, сидело по паре визжащих от восторга дворфят. Еще двое прыгало внизу, подвывая от зависти. Еся немного повисел в метре от земли, начал осторожно опускаться … и увидел меня, растрепанную и в полотенце. Закачался и рухнул в траву, лицом вниз. Я дернулась было бежать-спасать (не Есю, конечно, а малышей), но дворфики уже вшестером радостно прыгали по ведьмаку, еще больше втаптывая его в землю.
Помочь человеку? Но Елисей поднял лицо от земли и, задумчиво отплевывая травку и одуванчики, осмысленно и… оценивающе осмотрел меня с ног до головы. Полотенце тут же показалось не таким уж широким. Я быстро отступила в прихожую. Эх, что-то ты зарделась, как маков цвет, красна девица. А ведь раньше особой смутительностью не отличалась. Омела за такие поглядки раз по шапке получил. Еще девяносто с лишком дней впереди. Ну ничего, подкатит ведьмак аль руки распустит – и скалка в дело пойдет.
– Тетя! – ко мне бежал дворфенок, предпоследний по младшинству. – Вот!
В глазах малыша стояли слезы, на ладошках лежала мертвая птица.
– Розоклюв, – ахнула я. – Наш садовый розоклюв!
Птица с заметным оранжевым перышком в хвосте пропела в бабушкином саду лет двадцать. Я даже в школе на уроке биологии о ней рассказывала, но учительница не поверила, сказала, что этот вид так долго не живет. И вот, пожалуйста, – птица лежит на ладонях у расстроенного мальчонки, мертвая и заметно пожеванная. Не иначе как соседским котом.
– Не расстраивайся, – я погладила дворфенка по голове. – Розоклюв прожил долгую и счастливую жизнь. У дяди Еси есть лопата. Почему бы вам не похоронить птичку. Ей будет приятно.
– Она мертвая, – подойдя к брату, скептически возразил дворфенок из старших близнецов.
– Моя бабушка говорила, что со смертью заканчивается тело, но не память. И душа на земле на некоторое время задерживается, попрощаться. Дух розоклюва пока еще где-то здесь.
Малыши принялись испуганно озираться по сторонам, словно боясь и одновременно надеясь увидеть призрак птицы. Я не стала рассказывать мальчикам о том, что, вероятнее всего, розоклюв пал жертвой кота их дяди, живущего по правую руку от лавки. Здоровенная черная животина постоянно паслась в моем саду, охотясь на мелкую живность вроде ящериц. Есть не ела, но придушивала и игралась.
Спустя час, когда наевшихся и уставших от игр дворфят забрал их донельзя благодарный папа, ведьмак зашел на кухню. Опустился на стул, с благодарным кивком принял тарелку супа и пирожок с печенкой. Проговорил задумчиво, жуя:
– Странно, столько силы на трансформацию потратил, а аура почти полная. И спал хорошо, крепко, хм. Что это было, вообще? Решила детский сад открыть?
– Нужно же как-то выживать. У меня пока нет разрешения на торговлю, смею напомнить.
– Отец обещал – значит, будет. Но я, вообще-то, в няньки не нанимался.
– Да не дай Правь! Ты чуть детей не покалечил!
– Одним больше, одним меньше, никто бы и не заметил… Да шучу я! Они сами кого хошь покалечат. Ну, каюсь: трансформация была новая, еще не опробованная. Горный нетопырь… с вариациями. Да под контролем все было! Сама видела.
Я фыркнула, чувствуя, как опять краснею, отвернулась к плите и неожиданно для самой себя спросила:
– А чем отличается непластичная магия от пластичной? Почему вам, ведьмакам, все ипостаси доступны? Расскажешь?
Еся кивнул.
– Есть Явь, Навь и Правь. Это-то ты знаешь?
– В школе проходили, – уклончиво сказала я.
Еще кое-что я «проходила» в учебнике Розочки сама, пока сестра не видела. Но в книгах Розы меня больше интересовали разные необычные расы. В лавку бабушки приходили самые невероятные существа, люди и нелюди. Они меня завораживали. Вот, например, метаморфы. Кем хотят, тем и оборачиваются, на время, правда. Их ограничивают только резерв ауры и величина копируемого объекта. Или взять мелюзин и некке, исчезающие водные создания, обитающие в Водном Квартале у Залива, подобии национального парка для вымирающих видов. Они строят подводные города необыкновенной красоты, преобразуя водную магию.
Я внезапно задумалась: неужели все эти существа приходили в лавку за чаем? Пьют ли чай некке, которые на суше больше пары часов провести-то не могут? Какой купаж предпочитают мантикоры, мятный или липовый?
– В школе, – снисходительно усмехнулся ведьмак. – Небось до сих пор считаешь, что Навь – это загробный мир.
– Да, – с сомнением подтвердила я. – А что, нет?
– Загробный мир – Небесные Чертоги. Навь – это мертвый мир, – учительским тоном заговорил Елисей. – Туда уходит все, что должно быть убрано с лица земли: отработанное, отброшенное, искаженное, злобные создания, опасные мутации. Там тоже есть жизнь… специфическая. И черные маги туда отправляются, говорят, после смерти или еще при жизни, потому как Мать-Земля их долго не носит. Время от времени что-нибудь из Нави прорывается к нам. Пожрать, силой напитаться, к себе утащить. Ну вот тогда мы, ведьмаки, в Дозор и выходим.
Я дернула бровью: ну-ну. Вы, ведьмаки. Кое-кого из Дозора выгнали, Изя проговорился. Заметив мою гримаску, Еся слегка смутился, отпил чаю и продолжил:
– Правь – место более спокойное, обиталище душ, которые еще не родились. Там тоже обычному человеку не место, да и своих демонов в Прави предостаточно. Там рождается магия, оттуда она к нам, в Явь, спускается. Ходят туда шаманы, ведуны разные. Некоторые из них, самые сильные, в старые времена в Прави выслеживали дух животного, еще не рожденного, братались с ним, предлагали свое тело и приобретали в обмен силы звериные. Их потомки – оборотни. Вторую ипостась в Яви не удержишь, сил не хватит, потому хранятся души звериные в Прави, воплощаются в людях, когда оборотню потребуется. Это и есть непластичная магия.
– То есть оборотни…
– Одной ногой в Прави стоят. В этом их сила и слабость. Вторая ипостась волю подчиняет, силу пьет, голову дурманит. Многие из оборотней… – Елисей нахмурился, – себя забывают. Снаружи человек вроде – внутри дух зверя, который этой оболочкой управляет.
– А ведьмаки?
– Мы не оборотни и не метаморфы. Нам Явь подчиняется. Создает то, что мы хотим, иллюзорное вроде, но как бы и реальное, пластичное… – ведьмак трансформировал руку, держащую (пятый!) пирожок в когтистую лапу. Я невольно подалась назад. – Не знаю, за какие заслуги нам этот талант дарован, думаю, для защиты от навьих. Ограничены мы воображением и опытом – то, чего не видели, повторить не можем. По силе нам равны лишь драконы, мантикоры, грифоны, наги и еще несколько рас. Их ипостаси не из Прави. Им они Древними подарены, за заслуги.
– А медведь? Разве это не ваша ипостась?
– Это наш родич. У каждой семьи ведьмаков он свой. Нас, Веденеевых, Михаил Потапович когда-то по лесам сопровождал. Мы на нем верхом на навьих охотились. Там духом и соединились. А вообще, не знаю, – Еся широко зевнул. – Ну, и где мне спать ложиться? Наверху? Ты где спишь, слева или справа?
– Что? В смысле?! – возмутилась я, очнувшись от грез. Голос ведьмака звучал так расслабляюще, уносил в дальние миры…
– Я про комнату говорил. А ты что подумала? – Еся нагло ухмылялся.
– Дома тебе спать ложиться, сокол ясный, – напевно произнесла я, подражая деревенскому говорку, – Хочь слева, хочь – справа.
– Злая ты. Мне через весь город мотылять. А время позднее.
– Ничего, с ветерком покатаешься. Слышала я, как твои дружки ночами по городу гоняют – мосты серебряные качаются. Монстру свою автомобильную больше у ворот не ставь. Там журналисты.
– Точно! Поцарапают еще!
– Я за твою зверюгу не беспокоюсь. Мне репортеров жаль, – объяснила я. – Дышат выхлопами, брехуны неразумные, понапрасну здоровьичко нежное губят.
– Ты их только кормить не вздумай. Угадал? Ага! По глазам вижу – собиралась.
– Ну и что? – я вызывающе пожала плечами. – Они тут только время теряют. Ничего им здесь интересного не перепадет. Пусть хоть поедят.
– А вот и ошибаешься, перепадет, – Еся встал и кинул на прощанье: – Думаешь, мы с тобой все сто дней в доме прибираться станем, пыль глотать, калории поглощать углеводные? Завтра в ночной клуб идем. Ты уж постарайся, красавишна, приоденься в шелка заморские, в стыд меня не вгоняй.
–Зачем? Куда? Какой еще клуб?! А подвал разгрести?!Какие клубы еще! У меня работы невпроворот! Эй! Ушел?!
Ушел. А рабочие еще раньше уехали, с темнотой. Я вышла во двор, села на любимый камень, еще хранящий тепло солнца. Думала, сменю монотонную жизнь в родительской пекарне на еще более скучную, в шумном городе, где никому ни до кого нет дела и можно потеряться, раствориться в толпе безликой, словно и нет тебя. А вышло иначе.
В кустах что-то зашуршало, захлопала крыльями какая-то ночная птица. Вспорхнула на яблоню, невидимая в темноте, и запела. Розоклюв? Значит, еще один в саду завелся. Добрая примета.
***
– Что она делает? – раздраженно спросила Марья.
– На камушке сидит. Птичек слушает. Лепота, – умиленно проговорил Дух Зеркала. – Розоклювы. Очень редкие птицы, исчезающие.
– Почему она здорова? Что пошло не так? – Лебедь покусала губы. – Магия моя при мне. И сильна я, как прежде. Покажи мне эту, Катарину, нимфу-актриску.
– Так вот она, – Зеркало вздохнуло, продемонстрировав больничную плату с пикающими приборами и бледную девушку на койке. – В клинике, в коме, под аппаратом. Любимый ваш фокус, госпожа, – кома. Медсестры шепчутся, овощ, мол. Жених, – Дух вздохнул еще горше, – уже засомневался.
– Все они рано или поздно предают, – фыркнула Марья.
– Вы потому ведьмака молодого решили со свету сжить? Заранее? Предусмотрительно, – задумчиво протянул Дух.
– Да нет же! – рявкнула Марья. – Свидетель он! Знает многое!
– А зачем, вообще, кандидатуру его… хм… рассматривали?
– Потому что, – Лебедь усилием воли озвучила сокровенное, страшное: – Отец мой беспокоится. Мне рано или поздно… быть Навью поглощенной, там… в царстве Кощеевом, в избе на курьих ножках, что стоит посреди тропы лесной, одной ногой в Смерти, другой в Жизни.
Зеркало многозначительно крякнуло:
– Н-да, судьба незавидная. Так сами знали, на что идете.
Знала. И Дух в курсе, что ее ждет, просто опять в игры словесные играет. А Марье вдруг выговориться захотелось, хоть одной живой душе, пусть даже такой.
– Ведьмак, коли полюбит меня, хоть правдой, хоть кривдой, и мужем моим станет, обязан будет жену любимую, – Лебедь горько засмеялась, – от нежити защищать. Когда придет за мной Рать Навья, мне с ней не совладать – она в своем праве будет. А ведьмак совладает, сильный он, очень, сам силы своей не знает. Я под его защитой время бы выгадала. И кто знает, мы с отцом успели бы найти треклятый Источник Воды Мертвой и Живой! Может, отец и прав: поспешила я, не стоило мне Елисея подставлять. Замену ему найти нелегко, перевелись в Сильверграде ведьмаки с горячими сердцами. Но ведь как хорош план был! Чары-то мои подействовали, ополоумел ведьмак, на медведей белых пошел! Я бы и Есю проучила, и оборотней против ведьмаков настроила! Начался бы хаос, а мы бы поиски усилили! Что не так пошло? Дух, ты нашел того, кто Тень мою видел?
– Никак нет. Я по красавицам специалист. Свою работу знаю, чужую не навешивайте.
– Переплавлю!
– А и переплавляйте, – меланхолично отозвалось Зеркало. – Надоело души живые губить. Где ты, свободушка? Вечность, жди меня, я иду.
– Отпущу на волю, – неохотно выдавила Лебедь сквозь зубы. – Обещаю. Ипостась человеческую найду. Станешь опять живым. Хочешь ведь.
Дух долго молчал. Затем отозвался тихо:
– Посмотрю, что сделать можно. Клятву дашь?
– Дам, – Марья облегченно выдохнула.
Обещать – не сделать. На то она и Навья Лебедь, что ее клятва ничего не стоит.