– Вы когда-нибудь видели подобное завещание? – со смехом спросил Илькавар, показывая документ своим собутыльникам.

Илькавар слыл едва ли не самым беспечным гулякой во всей Тарантии. Это был молодой аквилонец, белокурый, с широко расставленными светлыми глазами. Его кожа была розовой, как у девушки, и легко краснела, так что у неопытных людей создавалось впечатление, будто Илькавар застенчив. Он заливался багрецом по любому поводу.

Однако чаще всего невинный румянец играл на щеках Илькавара лишь потому, что юноша успел выпить бокал-другой доброго вина – как правило, за чужой счет.

Угощали его охотно: он слыл добрым малым. И уж если Илькавар участвует в попойке, то можно быть уверенным: никаких драк с членовредительством не воспоследует, зато напьются все до положения риз и проснутся наутро с ужасной головной болью. А Илькавар – тут как тут, веселый, безотказный, с отменным противопохмельным зельем в кувшине.

Несколько раз его забирала городская стража – за нарушение общественного спокойствия. Бывали случаи, когда Илькавар с друзьями явно перебирал лишнего. Тогда они принимались слоняться по ночной Тарантии, горланя песни и стуча в окна добропорядочных граждан, уже отошедших ко сиу.

В конце концов терпение городской стражи лопнуло. Разбуянившихся гуляк похватали и бросили в тюрьму.

Тюрьма в Тарантии размещалась в подземелье одной из городских башен. Поскольку за ее обустройством король Конан следил лично, – а его величество знал толк в тюрьмах, оковах, подземельях, стражниках и заключенных, у которых только побег на уме, – то и темница получилась отменная. Сбежать оттуда было, почитай, невозможно. Сами стены тарантийского узилища навевали отчаяние и ужас. Камни сочились печалью: покрытые мхом и влагой, они как будто наваливались на несчастного узника и отнимали у него последнюю надежду.

Именно это и испытал на собственной шкуре бедный Илькавар. Здоровый, полный необузданного веселья и сил юноша быстро растратил всю свою жизнерадостность и превратился в подобие прежнего Илькавара.

Его собутыльники, люди гораздо более состоятельные, чем он, сумели договориться со стражей. Капитан получил от них сердечную клятву вести себя отныне и впредь тихо и прилично, даже в пьяном виде. Клятва сия была подкреплена распиской кровью и некоторой суммой денег, окончательно смягчившей душу сговорчивого капитана.

– Однако об аресте уже доложили королю, – сказал капитан напоследок, когда переговорщики уже собрались было покидать тюрьму. – Я должен представить ему хотя бы одного арестованного.

– Неужели король Конан вникает в такие мелочи? – удивились друзья Илькавара.

– Король Конан слишком хорошо понимает – что такое отобрать у человека свободу, – ответил капитан, морщась и вздыхая. – Поэтому о любом аресте ему докладывают.

– У тебя же остался арестованный, – со смехом ответили ему гуляки. И указали на Илькавара.

Поначалу юноша думал, что это всего лишь шутка. Что они нарочно его пугают, чтобы потом уйти всем вместе, в обнимку, как всегда, и хохоча вспоминать, как побледнел Илькавар и как удачно его разыграли.

Но услышанное вовсе не было шуткой. Илькавара схватили и заковали в цепи, а его друзья торопливо скрылись за дверью. Они спешили покинуть тюрьму и вернуться к родному очагу. Что до Илькавара, то он, оглушенный всем случившимся, безвольно потащился за стражниками в тюремную камеру.

Несколько дней он не видел солнечного света. Ему казалось, что он заживо погребен. Раз в день появлялся стражник и приносил какую-то отвратительную похлебку в глиняной плошке, а пустую плошку забирал.

Илькавар потерял счет времени. Он отчаялся, опустился, он перестал даже причесывать свои длинные белокурые волосы и позволил им сваляться.

Затем все переменилось. Стражник вошел в его камеру и объявил:

– Собирайся, глупый пьянчуга. Тебя желает видеть король.

Илькавар, сидевший в углу на клочке гнилой соломы, поднял голову. Волосы упали ему на глаза.

– Король? – тусклым голосом переспросил он. Цепи, сковывавшие его руки, звякнули. – Король? Прошло несколько лет – и вот его величество соизволил вспомнить о своем ничтожном подданном?

– Несколько лет? – стражник расхохотался. – Ну, глядя на тебя можно подумать, что и впрямь прошло несколько лет! Ты похудел, спал с лица, одежда на тебе истлела… Как тебе удалось? Ума не приложу! Но прошло не несколько лет, тут ты ошибаешься! Всего два дня минуло с момента твоего ареста. Собирайся.

Илькавар встал, провел руками по лицу.

– А как я должен собираться?

– Да просто встань и подойди к выходу, – рявкнул стражник. Тупость заключенного перестала его веселить. – Какой же ты дурак!

– И впрямь дурак, если попался, – пробормотал Илькавар.

Он поплелся за стражником по длинным переходам тюрьмы. Несколько раз они поднимались по лестницам и неожиданно очутились в просторной светлой комнате. Здесь было столько воздуха и света, что Илькавар задохнулся.

Он зажмурился изо всех сил, а когда открыл глаза, то увидел на противоположной стороне комнаты высокий стул, похожий на трон. На этом стуле восседал рослый широкоплечий человек с очень загорелым лицом. Ярко-синие глаза внимательно смотрели па беднягу Илькавара. На голове у этого человека красовался широкий золотой обруч. Плечи его окутывала мантия из звериных шкур.

Это был король Конан.

Илькавар сделал шаг вперед, повалился на колени и горько заплакал.

Король Конан смотрел на него неподвижно, даже не моргая. Затем произнес глубоким звучным голосом:

– Назови свое имя.

– Илькавар, – пробормотал юноша.

– Когда тебя арестовали?

– Стражник говорит, что два дня назад.

– Как же ты ухитрился превратиться в такую развалину всего за два дня? – прогремел голос. – Мне докладывали, что ты был весьма щегольски одет, когда буянил на ночных улицах!

– Мой господин, ваше величество, – пробубнил Илькавар, – мне показалось, что прошло несколько лет…

– Мои тюрьмы неплохо делают свое дело, – самодовольство в тоне короля было почти детским. – Они отнимают у человека волю, не так ли?

– Да, ваше величество.

– Встань, – приказал король. – Выпрямись. Не валяйся у меня в ногах, как падаль. Я все-таки не стигийский жрец и не шадизарский тиран…

Илькавар вскочил. Внезапно его лицо просияло.

– Вы меня отпускаете, ваше величество?

– Таким ты нравишься мне больше, – заметил король. – Итак, тебя арестовали за то, что ты, пьяный…

Илькавар поморщился.

– Ваше величество, я никому не причинял вреда. Я за всю мою жизнь ни разу не подрался толком.

– Глядя на твою стать, в это трудно поверить. Неужели тебе никогда не хотелось никого убить?

– Нет, ваше величество. Я по натуре очень добродушен. За это меня любят пьяницы и девушки.

– Неплохая карьера!

Илькавар не верил своим глазам: король Конан смеялся. Затем его величество вновь сделался строгим:

– Когда тебя арестовали, ты был один?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что нарушал общественный порядок в полном одиночестве?

– Ну… Возможно, со мной был еще кто-то, но я не помню. Я был ужасно пьян, ваше величество.

Конан нахмурился:

– Ты уверен в этом, Илькавар?

– Так же, как в собственном имени.

Конан задумчиво смотрел на беднягу и молчал. У Илькавара мороз бежал по коже от этого пронизывающего взора ледяных синих глаз. Теперь он понимал, отчего у многих король Конан вызывал такой страх. Между тем Конан размышлял о судьбе молодого человека, оказавшейся в его руках.

Конан точно знал, что Илькавара схватили вместе с целой компанией. Вместе с тем в тюрьме остался один лишь Илькавар. Очевидно, все прочие откупились. Конан не стал расследовать дело о продажности капитана. Просто взял на заметку: убрать этого человека с ответственного поста.

Короля куда больше интересовал последний из гуляк, самый невезучий. Почему он никого не выдает? Ведь эти люди, считавшиеся его друзьями, предали его, оставили в тюрьме!

– Ты любишь своих друзей, не так ли, Илькавар? – спросил вдруг король.

Илькавар сильно вздрогнул. Теперь он понимал, что королю известно все… вообще все, до последней мелочи. Илькавар был глуп и самонадеян, когда полагал, будто сумеет что-то скрыть от него. Поэтому молодой человек просто кивнул.

– Хорошо, – произнес Конан. – Вот мое решение. Ты получил урок. Надеюсь, ты достаточно напуган, чтобы впредь вести себя потише. – Он наклонился вперед на своем троне и вперил взгляд прямо в глаза Илькавара. Теперь глаза киммерийца проникали в самую душу молодого человека. – Ты также доказал мне, что можешь быть верным и не боишься взять на себя чужую вину. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь короля Конана, обращайся. Я приду к тебе на выручку. Ты меня понял?

Илькавар кивнул, не веря собственным ушам.

Конан хлопнул в ладоши, вызывая стражу.

– Снимите с него цепи и отпустите, – приказал он. – Этот молодой человек свободен. Я рассмотрел его показания и не нашел серьезной вины. Горожанам, которые подавали на него жалобу, сообщите, что виновный понес суровое наказание.

Король, усмехаясь, смотрел, как освобожденный Илькавар убегает из зала. Парень мчался так, словно демоны из преисподней кусали его за пятки.

Когда освобожденный из-под ареста Илькавар явился в таверну «Зеленый медведь», его встретили овацией. Молодой человек сильно смутился и именно поэтому не разглядел, что и остальные смущены не меньше. Еще бы! Ведь они бросили его в темнице, не имея ни малейшего представления о том, сумеет ли он оттуда выбраться. Но теперь, когда все сложилось наилучшим образом, Илькавар был объявлен героем и в честь него устроили настоящий триумф.

На стол подали лучшие блюда. Самые изысканные вина текли рекой. Конечно, все это не шло ни в какое сравнение с королевскими пиршествами, но ничего более прекрасного не могли извергнуть из себя недра таверны «Зеленый медведь», и Илькавар от души был благодарен своим друзьям и хозяину таверны.

Скоро все уже хлопали его по спине, смеялись над пережитым, клялись в вечной дружбе – словом, вечер пошел по старой колее, так, как множество вечеров до этого.

Илькавар почти совершенно забыл о предательстве – точнее, перестал считать поступок своих приятелей таковым.

И когда к нему доставили письмо от Катабаха – брата матери Илькавара, неприятного старого скупердяя, который не желал и знаться со своей обедневшей родней, – Илькавар тотчас пришел с новостью в таверну.

– Вы когда-нибудь видали подобное завещание?

Бумага переходила из рук в руки. Каждый из приятелей Илькавара внимательнейшим образом прочитывал письмо Катабаха и пожимал плечами. Скоро содержание документа сделалось известным всем, включая хозяина таверны, и разговор закипел вокруг новой темы.

– Глупо звучит, но, в конце концов, старый пройдоха был в своем праве! – объявил один из самых богатых собутыльников. – Он мог завещать что угодно и кому угодно – и притом на любых условиях.

– Кажется, я теперь богач! – весело сказал Илькавар, убирая документ, который вернулся к нему изрядно засаленным после прикосновения десятков жирных пальцев.

– Дом в лучшем квартале Тарантии! Конечно, ты теперь богач, Илькавар! – заговорили вокруг. – Надеемся побывать у тебя в гостях.

– Конечно, – согласился молодой человек. – Однако я смогу пригласить вас не раньше, чем все это состояние сделается моим. Сперва я должен выполнить условие.

– Что за условие! Подумаешь – три ночи провести в склепе у покойника! Всего три ночи! Ерунда! Ты справишься.

– У меня сомнений нет в том, что я справлюсь, – сказал Илькавар. – И притом мне даже известно, за какой срок. За три ночи!

– Ура Илькавару! Выпьем за три ночи!

В воздух поднялись бокалы, молодые люди хохотали и пили. Жизнь казалась Илькавару прекрасной. Время, проведенное в застенках Тарантии, представлялось ему сейчас кошмарным сном. Сном, который, к счастью, закончился – и не имел никаких последствий. Если не считать разговора с королем.

«Странно, – подумал вдруг Илькавар. – Я ведь ни слова не рассказал моим друзьям о том разговоре с королем Конаном. Как будто король просил сохранить нашу беседу в тайне. Но ведь этого не было… Я ничего не обещал его величеству, и Конан тоже ни о чем меня не предупреждал. И тем не менее именно эту встречу я считаю своим главным сокровищем. Приобретением, о котором не следует знать никому… Между тем как о завещании дядюшки Катабаха разболтал в тот же самый день, как мне о нем стало известно».

Мысль эта пробилась сквозь одурение и винные пары. На мгновение Илькавару стало холодно. Он как будто приподнялся над веселой пирушкой и оглядел ее с высоты: толпа жалких пьяниц, большинство из которых скоро лишится всех своих денег. Неудачники, трусы, глупцы собрались за одним столом, как нарочно. И Илькавар среди них… Неужели он – такой же? Неужели его ждет та же участь?

«Дружба короля Конана – вот что спасет меня», – подумал он. Это было последнее, что пришло ему на ум прежде, чем он опять погрузился в бесшабашное веселье.

При жизни Катабаха Илькавар никогда не бывал в доме своего богатого дядюшки. Катабах был намного старше своей сестры Айлы – матери Илькавара. Между братом и сестрой никогда не существовало ни дружбы, ни тепла, ни даже простой родственной привязанности. Когда они осиротели, Катабах взял на себя родительские обязанности по отношению к Айле. Выполнил он их так, как счел нужным, – то есть как можно скорее выдал Айлу замуж и тем самым избавился от обузы.

Айле было всего шестнадцать, когда она сделалась женой небогатого торговца кожами. Человека этого Айла не знала и уж конечно не могла любить. Он был ровесником ее брата, они вместе вели дела. Айла видела его до свадьбы всего несколько раз.

Однако не подчиниться Катабаху она не посмела и скоро вышла замуж. А еще через зиму Айла умерла, дав жизнь своему единственному ребенку, сыну, которого назвали Илькаваром.

Илькавар вырос с отцом, всегда угрюмым и редко трезвым. После смерти Айлы торговец кожами ни разу не улыбнулся. По-своему он был очень привязан к молодой жене.

Рождение сына разочаровало его. Ему хотелось иметь дочь, похожую на Айлу. В сыне он видел будущего конкурента, а не продолжателя.

Между тем Катабах медленно, но верно разорял всех своих компаньонов и прибирал к рукам их денежки. Богатство Катабаха росло. Когда умер отец Илькавара, мальчику было всего десять лет. Дядюшке даже в голову не пришло позаботиться о племяннике. Он купил себе богатый дом, возвел вокруг него высокую стену и строго-настрого приказал слугам не впускать никого постороннего – а уж тем паче тех, кто посмеет назваться его родственником.

Небольшое состояние, оставшееся после торговца кожами, позволило Илькавару дожить до того возраста, когда молодой человек может уже называть себя мужчиной. Делами занимался наемный работник, который оказался достаточно честным, чтобы не обирать вверенного его заботам паренька.

Так или иначе, к девятнадцати зимам Илькавар – с нежным румянцем на свежем лице, с чудесными белокурыми волосами, унаследованными от Айлы, с целой сворой никчемных приятелей, вечно пьяный, вечно окруженный восторженными девицами, – сделался наследником своего дяди, которого он никогда не видел и к которому не испытывал ровным счетом никаких чувств, даже презрения.

Дом смотрел на своего нового владельца мрачно. Ворота стояли запертыми. Стена, казалось, упиралась в самое небо.

Илькавар позвонил. Ему открыл старый угрюмый дворецкий. При виде Илькавара он побледнел и отступил на несколько шагов.

– В чем дело? – удивился Илькавар. Он совершенно не привык к тому, чтобы люди так на него реагировали. Обычно при виде открытого добродушного лица юноши встречные расплывались в улыбках. – Я напугал тебя?

– Ты – новый господин? – дрожащим голосом спросил дворецкий.

– Да, если верить завещанию старого мерзавца. Я проведу три ночи в его могиле и окончательно завладею этим лакомым кусочком. Как ты думаешь, если запретить женщинам ходить по моему саду в одетом виде, – это сильно украсит мои владения?

– Ч-что… ч-что т-ты имеешь в-в-в… виду, мой господин? – дворецкий весь трясся и едва держался на ногах, глядя на Илькавара с откровенным ужасом.

– Я имею в виду, – легкомысленным тоном продолжал Илькавар, – что скоро здесь все переменится. Долой эти мрачные заросли! Я выпишу садовников и прикажу подстричь все кусты. Полуобнаженные красавицы будут разгуливать по этим аллеям. Дом наполнится весельем. Я приведу сюда какую-нибудь роскошную красотку с добрым нравом и широкими бедрами, и она наводнит это имение целой шайкой горластых младенцев. Как ты на это смотришь?

Дворецкий не отвечал. Ужас сковал его язык.

Илькавар решил не обращать на него внимания. Очевидно, старик слишком долго прожил в тени Катабаха.

– Я не выгоню тебя, – прибавил юноша великодушно. – Полагаю, ты провел в этом доме много лет, и было бы жестоко отправить тебя доживать век на улице. Я велю оставить за тобой ту комнату, которую ты занимал, и прикажу слугам кормить тебя. Но управляющим в моих владениях будет, конечно, человек помоложе. Ты не справишься, потому, что забот у моего дворецкого поприбавится.

– Сперва ты должен выполнить все условия, указанные в завещании, – пробормотал дворецкий. – И да хранит тебя Бел, благосклонный к богачам!

– Да хранит тебя Бэлит, благосклонная к юным любовникам! – весело откликнулся Илькавар.

Он прошел по заросшему саду и вошел в дом.

Здесь было гулко и пусто. Эхо отзывалось на звук его шагов. Илькавар несколько раз пытался позвать слуг, но стены как будто глушили его голос.

– Что за ерунда! – Илькавар уже начал сердиться. – Куда подевались все слуги?

– Они разбежались, мой господин, едва только старый Катабах закрыл глаза, – голос старика дворецкого прозвучал за спиной Илькавара так неожиданно, что молодой человек даже подпрыгнул. Сердце в его груди бухнуло и остановилось прежде, чем вновь начать биться, – осторожно, как бы с опаской.

– Ты едва не убил меня! – воскликнул Илькавар. – Разве можно так подкрадываться!

– Прошу меня простить, – отозвался старик степенно. – Наш прежний господин Катабах требовал, чтобы мы передвигались по дому бесшумно. Любой звук раздражал его.

– Где слуги? – спросил Илькавар. – Почему они разбежались?

– Господин не держал рабов, – был ответ. – Те, кого он нанял, сочли, что их срок службы закончился.

– Неужели никто не захотел даже познакомиться с новым хозяином? – Против своей воли Илькавар чувствовал себя как будто уязвленным. – Они просто ушли и все?

– Да, мой господин. Просто ушли, и все. Они ни на миг не пожелали задержаться в этом проклятом доме.

– Проклятом? Объясни-ка! – Илькавар пристально уставился на дворецкого, но тот лишь опустил голову и промолчал. – Скажи мне, – после долгой паузы вновь заговорил Илькавар, – а ты почему остался?

– Я хотел дождаться тебя, чтобы предупредить…

– О чем?

– О том, что если тебе дорога жизнь, то лучше бы отказаться от этого наследства. Оно действительно проклято.

– Ты добрый человек, – с чувством молвил Илькавар. – Взял на себя то, от чего в ужасе бежали все другие…

На миг ему вспомнился разговор с королем. Разве сам Илькавар не поступил так же – принял на себя одного общую вину? Впрочем, Илькавар сделал это отнюдь не добровольно – в отличие от старого дворецкого.

– Так что их так напугало? – продолжил он допрашивать старика.

Дворецкий только пожал плечами и отвернулся. Наконец он прошептал:

– Я не могу ответить тебе, мой господин, потому что сам в точности не знаю… Здесь творится что-то дурное. Оно растворено в воздухе, оно затаилось в саду, оно прячется в каждой из этих роскошных комнат. У него нет имени, нет обличья, но оно существует, можешь мне поверить.

– Оно убило кого-нибудь? – допытывался Илькавар.

– Нет…

– Искалечило? Может быть, напугало?

Старик молчал.

Илькавар тряхнул его за плечи.

– Говори! Ты ведь хотел помочь мне!

– Я не знаю, мой господин. Просто чувствую его. Оно как будто высасывает силы. Беги отсюда!

– Нет уж, – разозлился вдруг Илькавар. – Я всю жизнь провел в бедности, я постоянно топил свою неудачливость в вине, которое покупали для меня другие. Теперь, когда удача повернулась ко мне лицом, – не стану я бежать от нее! Катабах не сделал ровным счетом ничего доброго ни для меня, ни для моего отца, – так теперь пусть отдаст родственный долг хотя бы из-за гроба.

– Я предупредил тебя, мой господин, – сказал дворецкий. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.

– Ты сделал для меня очень многое, – заверил его Илькавар. – Ты преодолел необъяснимый страх перед неизвестно чем, – тут юноша усмехнулся, но дворецкий оставался серьезным, – и дождался меня. Ты не хотел, чтобы я пришел в совершенно пустой дом. Ты – добрый человек, и когда я вступлю во владение моим наследством, когда все злые тени уйдут отсюда навсегда, – клянусь, я позабочусь о тебе.

– Я благодарен тебе, мой господин, и желаю тебе удачи, дворецкий поклонился. – А теперь позволь мне удалиться.

– Хорошо. – Илькавар махнул ему рукой. – Уходи. Рекомендую снять комнату в таверне «Зеленый медведь». Скажи, что ты – мой друг, и тебя поселят бесплатно. Там все знают о том, что я скоро разбогатею, так что охотно поверят в долг.

– Я сделаю, как ты говоришь, и буду ждать вестей от тебя, – сказал дворецкий. На миг его старческие глаза ожили и вспыхнули. – Кто знает? Быть может, ты действительно сумеешь одолеть живущее здесь зло. Но все же берегись! Катабах наводнял этот дом недобрыми духами на протяжении долгих лет – их не победить за три ночи.

И старик поспешно ушел, нарочно громко стуча башмаками.

Илькавар бросился в мягкое кресло. Как удобно! Он вытянул ноги, и обитая бархатом скамеечка как будто сама прыгнула под его ступни. Как здесь все продумано! Еще бы, у дядюшки было много времени для обустройства дома…

Он протянул руку и безошибочно снял с маленького столика кувшин. Вино еще оставалось там. Доброе аквилонское вино, лучшее в Хайбории.

Илькавар сделал глоток, другой. Бесшабашное веселье овладело им. Скоро, скоро здесь все изменится! Зазвучат громкие голоса, хорошенькие служаночки будут бегать по комнатам, очень занятые и деловитые, и вот уже Илькавар оглянуться не успеет, как старший сын явится к нему в гостиную и потребует подарить ему лук и стрелы…

Он закрыл глаза, предавшись сладким мечтам. Неожиданно Илькавару показалось, что в комнате кто-то есть. Кто-то вошел совершенно беззвучно и теперь таращится на нового хозяина поместья, стоя в дверном проеме. Ощущение было таким сильным, что Илькавар весь покрылся мурашками.

«Что за дьявольщина здесь творится? – подумал он, сразу же вспомнив предостережения дворецкого. – Нет, не может быть! Здесь все в порядке. Я у себя дома. Рабов здесь нет, вольнонаемные слуги ушли, ушел и дворецкий. Я здесь один. Катабах мертв… и никогда больше не крикнет своим клевретам, чтобы гнали подальше от ворот нищего пройдоху, который осмелился назваться его племянником!»

Но чувство чужого присутствия не исчезало. Илькавар понял, что ему страшно. Он открыл глаза и заставил себя встать и подойти к дверям.

– Сейчас я увижу, что там никого нет, и успокоюсь, – сказал он себе. – А после этого выпью еще немного доброго вина, прихвачу пару кувшинов и пойду в «Зеленого медведя». Посижу там с друзьями, пока не настанет пора спускаться в склеп и караулить покойного дядюшку.

Он сделал несколько шагов, отдернул шторы, закрывавшие проем… и с невольным криком шарахнулся в сторону.

В дверях стоял самый безобразный нищий, какого только можно было себе представить. Непонятно было, какого возраста этот человек. Лишения отпечатались на всем его облике, как след от королевской печати на мягком воске. Лицо его, серое, обветренное, было покрыто шрамами и морщинами. Сама ночь затаилась в бездонных глазных впадинах, и мрачный огонь горел в их глубине. Безгубый рог был растянут в отвратительной ухмылке.

Длинные свалявшиеся серые волосы болтались на висках нищего, а плешивая макушка была покрыта струпьями. Рваная одежда болталась на костлявых плечах.

– Кто ты? – с трудом выдавил Илькавар.

Губы его дрожали. Больше всего на свете ему хотелось убежать и очутиться где-нибудь подальше от этого ужасного человека – если, конечно, то был человек. – Кто ты такой?

«Дворецкий предупреждал меня, – смятенно думал Илькавар. – Хорошо, что добрый старик уже ушел… и опасность угрожает только мне одному».

– Кто ты такой?! – Илькавар сорвался на крик.

Нищий мелко затрясся от смеха. Он поднял сухую руку и указал на Илькавара длинным черным ногтем.

– Ты – наследник?

– Я хозяин этого дома! – Илькавар из последних сил старался выглядеть уверенным и сильным, хотя – увы, он полностью отдавал себе в этом отчет, – наверняка казался перепуганным, жалким и слабым.

– Хозяин? Ты – хозяин?

Нищий хохотал все громче. Он широко разевал пасть, и Илькавар невольно уставился на его гнилые зубы. Нищий высунул язык и подразнил молодого человека.

– Ты – хозяин? Хозяином был здесь этот старый мерзавец! – закричал нищий. – Этот негодяй! Ублюдок! Это порожденье ночной мрази! И сейчас он – в лапах демонов, помяни мое слово! Демоны рвут его на части! Демоны уничтожают его! Демоны грызут его плоть! Он горит, он корчится, он желает забвения – и никогда, никогда не получит он забвения! Только боль, ужас, ненависть, только страдание без конца!

Выкрикнув это, нищий повернулся и быстро побежал прочь.

– Подожди! – Как ни странно, за то время, что нищий изрыгал свои проклятия, Илькавар успел привыкнуть к его жуткому обличью. Юноша даже немного пришел в себя. Подумаешь, безумец в лохмотьях! Илькавар и не такое видал! В конце концов, он же побывал в ужасных застенках Тарантии, и сам грозный король Конан допрашивал его, в то время как тяжелые цепи висели у Илькавара на руках и ногах и впивались в его плоть. У него даже сохранились следы.

Поэтому Илькавар решил во что бы то ни стало выяснить, кто этот нищий старик, каким образом он пробрался в дом и что означают его странные проклятия мертвецу?

Разумеется, сам Илькавар не испытывал нежных чувств к почившему Катабаху. Но ведь дядюшка умер, не так ли? Дядюшка больше никогда никому не причинит зла. Следует думать о том, что есть, а о не о том, что давно миновало.

– Стой! Подожди! – взывал Илькавар.

Серые лохмотья мелькали у него перед глазами, когда он гнался за нищим через анфилады роскошных комнат. Нищий, казалось, хорошо знал дом Катабаха. Он уверенно нырял в переходы, о существовании которых неопытный человек мог даже не подозревать, он открывал замаскированные драпировками двери и в конце концов выскочил в сад и исчез.

– Проклятье! – Илькавар ворча закрыл последнюю дверь.

В саду не обнаружилось никаких следов. Нищий словно растворился в воздухе.

– Хотел бы я знать, кто это был, – говорил себе Илькавар. – Что он делал в моем доме? Откуда такая ненависть к Катабаху – это я еще могу понять… Хотя нет, не могу. Это нечеловеческое чувство, слишком яростное для того, чтобы его могло вместить в себя человеческое сердце.

В конце концов Илькавар принял единственное разумное в данной ситуации решение: нищего он выбросил по возможности из головы, прихватил пару кувшинов аквилонского, как и собирался, и отправился в «Зеленого медведя».

Как оказалось, дворецкий уже прибыл туда и разместился со всеми удобствами в небольшой комнатке. Илькавар лично удостоверился в этом, однако тревожить покой старика не стал. Если бы новый хозяин имения увиделся с дворецким, то не удержался бы и начал расспрашивать про загадочного нищего, а это могло бы вызвать нежелательные последствия.

Дворецкий, небось, перепугается до полусмерти и сбежит. А сбежав – пропадет где-нибудь на большой дороге. Илькавар меньше всего на свете хотел его гибели.

Поэтому он уселся на стол и выставил кувшины.

– Угощаю! – объявил он.

Хозяин «Зеленого медведя» недолго думая присоединился к веселому обществу. Ему любопытно было послушать.

Два кувшина аквилонского прикончили очень быстро, так что скоро опять возникла нужда в выпивке.

Илькавар рассказывал с громким хохотом:

– Все слуги разбежались! Я прихожу – а в доме никого, кроме дворецкого, и тот напуган до полусмерти. Воображаю, какие ужасы наговорил им обо мне дядюшка.

– Нет никого страшнее нашего Илькавара! – гомонили кругом. – Ха-ха, вот так чудовище! Особенно когда пьяный. Но и трезвый хорош: лицо розовое, глаза голубые… Он похож на ночной кошмар!

Илькавар чувствовал себя совершенно счастливым. Он смотрел на своих разгоряченных выпивкой и веселой болтовней приятелей, и ему думалось, что нет в мире ничего лучше, чем вот так сидеть и смеяться.

И только маленький червячок беспокойства изредка шевелился в глубине его сердца, но Илькавар упорно не обращал на него внимания.

– А как насчет условия завещания? – спросил один из приятелей, некий Кракнор. Он слыл наиболее рассудительным во всей компании. – Ты собираешься выполнить его?

– Разумеется, – кивнул Илькавар. – Я человек честный, как известно. Да и не хотелось бы мне лишиться такого богатого куска. А законники – люди суровые. Если они пронюхают о том, что я нарушил условие, меня быстренько вытолкают взашей. Король Конан внимательно следит за тем, чтобы законы исполнялись.

Он назвал имя короля и смутился. Ему вдруг показалось, что остальные знают о его встрече с королем. Но это, конечно, было не так.

– Где находится склеп? – спросил Кракнор.

– В саду, за домом. Я там еще не был. Полагаю, у меня будет достаточно времени, чтобы там осмотреться.

– Странная фантазия – выстроить свою гробницу рядом с домом! – сказал Кракнор.

– Для меня это удобно, – пожал плечами Илькавар. – Я склонен рассматривать подобное расположение гробницы как проявление заботы о племяннике. Мне не придется ходить куда-то далеко, на кладбище. Все под боком – и живые, и мертвые.

– Мертвые – скверная компания для живых, – заметил другой их приятель.

– Согласен, но мне выбирать не приходится, – сказал Илькавара. – В конце концов, все это продлится три дня, а потом я прикажу замуровать вход в гробницу и посажу вокруг кусты.

– Хорошая идея! У Илькавара голова варит! Ура Илькавару! – закричали кругом.

Илькавар со смехом опрокинул в горло еще стакан.

– Может быть, кто-то хочет пойти со мной? – предложил он. – Посидим у гроба старикана, выпьем за его здоровье, скоротаем ночь?

– А что? – проговорил Кракнор, – Лично я не против. Аквилонское, которое сохранилось в запасах дядюшки Катабаха, произвело на меня сильное впечатление. Давно я не пил ничего подобного.

– Скажи уж прямо – никогда! – воскликнул Илькавар.

– И скажу! – подхватил Кракнор. – Никогда я такого не пил! А добрый наш хозяин, – он немного шутовски поклонился хозяину «Зеленого медведя», – нарежет для нас ветчины.

Сказано – сделано. Скоро вся харчевня участвовала в подготовке «экспедиции». Кругом обсуждали предстоящую вечеринку с мертвецом.

– Передай ему от нас привет!

– Спроси, хороши ли в Серых Мирах красотки?

– Не отваливаются ли у них части тела при объятиях?

– А как насчет нижней челюсти? Не мешает ли ее отсутствие поцелуям и милой болтовне?

– Что они там пьют, в преисподней?

Илькавар вдруг некстати вспомнил проклятья страшного нищего и то, что тот говорил о «преисподней», и холодок пробежал у него между лопатками. Однако он сдержался и поскорее отогнал дурное предчувствие.

– Так вот как здесь, значит, все устроено? – сказал Кракнор, озираясь по сторонам, когда они с Илькаваром вошли в сад. – Очень богатый участок. Посмотри, какие деревья! Это же не местные породы. Вон то – я точно тебе говорю – привезено из Зингары. Очень плотная древесина. Старик явно не скупился, когда речь шла о его саде. А вот это – полагаю, из самого Шема. Ну и ну! Никогда не подозревал, что здесь могут быть собраны такие богатства.

– Откуда ты знаешь про деревья? – удивился Илькавар.

– Как-то раз ездил с караваном купцов до Шема и обратно. Давно, в детстве. С отцом, – нехотя сказал Кракнор. – Он начинал как простой торговец, только потом ему повезло. Он торговал древесиной.

– Ясно, – кивнул Илькавар. – Моему отцу тоже повезло бы, если бы его компаньоном не был Катабах. И если бы он не спился после смерти матери.

– Невезение и везение человека – в руках богов, – философски заметил Кракнор.

– Только в том случае, если боги не переложили это в руки самого человека, – возразил Илькавар. «Зачем я веду эти серьезные разговоры? – подумал он. – Ведь мы пришли сюда повеселиться!»

И он показал на дом:

– Здесь полным-полно разных богатств. У меня просто руки чешутся открыть двери моим друзьям и поделиться всем, что я имею… Но – увы! – пока я не смею этого сделать. Наше счастье мы должны заработать вместе!

– Что ж, в таком случае – ура Катабаху! – заключил Кракнор.

Они обошли помпезное строение (Илькавар невольно высматривал следы присутствия жуткого нищего, но ничего не замечал) и увидели гробницу.

Склеп представлял собой небольшое здание, по форме повторяющее жилой дом, только раз в десять меньше. Его возвели из грубого серого камня и украсили причудливой резьбой. В узорах повторялись странные оскаленные морды неведомых чудовищ, прятавшиеся среди густой листвы и длинных извилистых лиан.

Дверь стояла открытой, как будто приглашала войти.

Молодые люди переглянулись. Из склепа тянуло сыростью. Воздух там был затхлый.

– В конце концов, чего же мы боимся? – воскликнул Илькавар. – Разве мы не побывали в застенках Тарантии? Там наверняка было еще хуже! Ведь отсюда мы можем выйти в любой момент – а выйти оттуда не в состоянии никто!

Кракнор молча кивнул и зажег факел. Он передал горящий факел Илькавару, запалил второй, и вдвоем они нырнули в зев гробницы.

Внутри было пусто, если не считать большого прямоугольного гроба, сделанного наподобие стигийских: по форме он отдаленно напоминал очертания человеческого тела, а там, где предположительно находилась голова умершего, было вырезано в камне стилизованное изображение лица.

Совершенно голые стены были сложены необработанным булыжником. Земляной пол, казалось, высасывал из живых все тепло. Молодые люди мгновенно ощутили могильный холод и задрожали.

– Я приготовил одеяла, – сообщил Илькавар. – Сейчас принесу. Они лежат у входа.

Он поспешно вышел, оставив Кракнора дожидаться внизу.

Солнце уже садилось, сад наполнялся прохладой. Насколько же эта живая прохлада отличалась от того мертвящего холода, который источала гробница! Илькавар оглядел сад и дом так, словно видел их в последний раз и прощался с миром живых навеки. Затем он набрался мужества и, подхватив теплые шерстяные одеяла, нырнул обратно в склеп.

Кракнор встретил его с преувеличенной радостью, которая лучше всяких слов выдавала его испуг.

– Я уж думал, что ты сбежал и бросил меня одного! – заявил он, нарочито громко смеясь.

– Одного? За кого ты меня принимаешь? Я никогда бы не бросил товарища одного в беде! – воскликнул Илькавар.

Он густо покраснел, сообразив, что эти слова прозвучали как намек на поступок его друзей, которые именно бросили его отдуваться за всю компанию в тюрьме. К счастью, в склепе было достаточно темно, и смущение Илькавара осталось незамеченным.

– К тому же я не так глуп, чтобы оставить тебя наедине с этим чудесным аквилонским, – быстро нашелся Илькавар. Он был рад, что сумел свести все к шутке.

Они устроились на теплых одеялах, разложили прямо на каменном гробу закуски, поставили на пол кувшины с вином и приготовились скоротать ночь.

Сперва говорили о женщинах, но эта тема, как ни странно, быстро прискучила. Мысли обоих молодых людей занимало странное завещание старика и вообще все, что связано с мертвецами, гробницами и проклятиями.

– Я одного не понимаю, – рассуждал Кракнор, – почему разбежались слуги? Ведь естественно предположить, что новому хозяину они понадобятся. Неужели старик Катабах платил им так мало, что они предпочли скрыться из его владений, едва он закрыл глаза?

Илькавар покачал головой.

– К тому же любой из них мог мне солгать насчет жалованья. Я бы дал, наверное, столько, сколько бы они попросили. А теперь я один в доме и даже не знаю, что здесь и где находится.

– Что ж, в таком случае, тебе предстоит экспедиция в неизведанные земли! – весело произнес Кракнор.

Но он поежился и тем самым выдал свои истинные чувства: ему по-прежнему было не по себе. И даже чудесное аквилонское не помогало скрасить ночь. Кракнор начал мечтать о том, чтобы эта ночь поскорее миновала и чтобы он мог покинуть злополучный склеп.

«Странно, – думал он, поглядывая на Илькавара, – а ему хоть бы что. Ну разумеется, это же его дядюшка. Возможно, и сам Илькавар далеко не так прост и очарователен, как выглядит… Все злодеи были когда-то детьми…»

Кракнор изумился: что за мысли лезут в голову! Ведь с ним – Илькавар, самый простодушный и добрый собутыльник, какого только можно поискать в Аквилонии.

Илькавар сказал:

– Как-то здесь неуютно.

– Еще бы, мы ведь в склепе!

– Бывают на удивление уютные склепы, – задумчиво молвил Илькавар. – С множеством старинных могил, с понятными надгробиями, с остатками былых жертвоприношений – вроде блюдец с медом и цветами…

– И головами нерожденных младенцев! – захохотал Кракнор.

Но Илькавар не поддержал шутки.

– Ты понял, о чем я говорю. Чтобы иметь такую гробницу, нужно иметь также целую череду знатных предков, умерших за столетия до тебя. Традиции. А мой дядя был первым в нашей семье, кто сумел позволить себе роскошный гроб. В этом склепе будет хорошо лет через двести, когда ни меня, ни тебя, ни наших детей уже и в помине не будет.

– В таком случае, – сказал Кракнор, – обещай мне: если я умру раньше тебя, ты похоронишь меня в своем семейном склепе. От моих родственников, пожалуй, не дождешься блюдец с медом и цветами, а тебя послушать – так здесь будет просто дивный сад для мертвецов.

– Что ты говоришь! – Илькавар содрогнулся. – Я не желаю ничего слышать о смерти… еще лет пятьдесят.

– Расскажи, в таком случае, как ты устроишь свою спальню, – предложил Кракнор. Он снова отхлебнул от кувшина и постарался сесть поудобнее.

– Для начала вместо тяжелых темно-красных драпировок я повешу тонкие, полупрозрачные, с золотым и серебряным шитьем… – начал Илькавар мечтательно.

Неожиданно факелы начали коптить. В гробнице стало значительно темнее.

Илькавар прервал свой рассказ и с тревогой осмотрелся.

– Что здесь происходит?

– Наверное, сквозняк, – предположил Кракнор.

– Откуда бы здесь взяться сквозняку? – Илькавар беспокоился все больше и больше. – Дверь в гробницу закрыта… Вряд ли здесь есть второй вход. Сегодня при свете дня я осматривал склеп. Один вход, глухая стена, в середине – гроб. Ничего больше.

Новый порыв ветра почти загасил факелы. Отчетливо запахло гарью – как будто где-то поблизости жгли собачью шерсть или волосы.

– Я не понимаю, как… – снова заговорил Илькавар.

Внезапно большая черная тень поднялась над

гробницей. В темноте можно было бы принять ее за какое-то живое существо, которое лежало на камнях и вдруг вздумало встать. Тень отдаленно напоминала очертаниями человеческую. Она встала, затем двинулась вперед, снова замерла…

– Что это такое? – замирающим голосом произнес Кракнор.

– Не знаю… – Илькавар схватил его за руку. – Замри! Не двигайся! Может быть, оно слепое…

– Но не глухое! Оно идет на наши голоса!

Илькавар бросился к стене и выдернул из железного держателя почти совершенно потухший факел. «Я так просто не сдамся, – подумал он. – Какая бы дьявольщина здесь ни творилась, Илькавара они без боя не получат!»

Он сам дивился собственной храбрости. Всю жизнь Илькавар боялся темноты и духов умерших. Наверное, и дядюшка Катабах об этом от кого-нибудь слыхал, иначе не поставил бы такого условия в своем завещании.

На старика это очень похоже: даже из Серых Миров поиздеваться над родственниками. Что ж, вот и настала для Илькавара пора доказать самому себе, что он не такой уж и трус. Время, когда* он был ребенком и дрожал от всякой непонятной тени, что вырастала перед ним на стене, миновало.

Кракнор чувствовал, как холод бежит у него по спине. «Это смерть, – в панике думал молодой человек. Хмель в одно мгновение выветрился у него из головы. – Это холод смерти. И некуда бежать».

Он повернул голову и посмотрел на выход из гробницы. «Но ведь я могу сбежать! – пронеслось у него в мыслях. – Это Илькавар обязан просидеть у гроба старика всю ночь, до рассвета, а я вправе уйти отсюда в любой момент. Почему же я до сих пор не двинулся с места?»

Ужас парализовал его. Тем не менее Кракнор собрался с силами и шагнул вперед.

Тотчас выход из гробницы как будто отодвинулся почти на целую лигу. Теперь Кракнор видел его издалека, как будто молодой человек находился где-то в глубинах земли и взирал на спасительный выход из подвала с самого дна отчаяния.

Кракнор сделал над собой последнее усилие. Он рванулся к двери. Что-то тяжелое, шершавое на ощупь, точно камень, и такое же неодолимое выросло у него на пути. Заверещав, точно пойманный в ловушку заяц, Кракнор метнулся влево, потом вправо, но скала была везде, куда бы он ни ткнулся.

Снова и снова пытался Кракнор выбраться наружу, но нечто держало его крепко и не пускало. Раздался странный треск, и дикая боль захлестнула Кракнора.

Он хотел было позвать на помощь своего друга, но Илькавара нигде не было видно. «Это ты? – мысленно кричал ему Кракнор. – Это ты меня убиваешь? Что ты делаешь со мной, Илькавар? Зачем ты заманил меня в ловушку?»

Илькавар открыл глаза. Голова у него болела так, словно по ней стучали десятки молотов. «Неужели я вчера так напился?» – подумал он в смятении и огляделся по сторонам.

Он всегда осматривался по пробуждении украдкой, чтобы заранее составить себе представление о том, где находится и в каком сейчас состоянии, – до того, как окружающие поймут, что он проснулся.

Иногда он открывал глаза в чужой постели, иногда – в канаве при дороге, порой – в трактире под столом. Все это надлежало уяснить с самого начала и действовать соответственно.

Но на сей раз приподняв веки Илькавар не увидел ничего, кроме темноты. Он попробовал еще раз: закрыл глаза, открыл глаза. Никакой разницы. Непроглядный мрак.

– Боги, я ослеп! – воскликнул Илькавар и пробудился окончательно.

Он сел на полу. Голова и в самом деле ужасно болела, здесь ощущения были точными. Саднило горло, как будто вчера его кто-то душил. Странно, потому что обычно Илькавар в драки не ввязывался,

– Во имя всех богов, где я нахожусь? – произнес Илькавар, обводя взглядом темное помещение.

Склеп.

Ну конечно! Вчера они с Кракнором провели первую ночь в склепе покойного дядюшки Катабаха. Подробности этого приключения постепенно начали всплывать в голове Илькавара. Странно, что он так плохо помнил случившееся. Переволновался, должно быть, да еще и выпил немало.

Еще бы. Не каждый день бедный родственник получает такое богатое наследство – да еще с такими дурацкими условиями впридачу!

Илькавар потер виски, вспоминая все, что мог припомнить.

Они забрались в склеп. Зажгли факелы. Разложили на полу одеяла. Вот эти одеяла, валяются скомканными. Илькавар проспал на голых камнях – не слишком умно. В старости наверняка это отзовется жгучим ревматизмом.

Далее – они пили вино. Вот обломки кувшинов. И вино разлито на полу… Нет, это не вино. Кажется, это кровь…

Илькавар поднял руку, которая болела сильнее, чем другая, и увидел длинный порез, оставленный не то ножом, не то чьим-то острым клыком. Понятно, откуда кровь.

Он проковылял к выходу и отворил дверь. В помещение хлынул солнечный свет, а вместе со светом – душистое тепло наступившего дня. Где-то там, за порогом подземелья, весело пели птицы, цвели цветы, а еще дальше, за пределами сада, люди торопились по своим делам. Все эти картины, мелькнувшие в фантазиях Илькавара, вдруг представились молодому человеку такими прекрасными, что он с трудом подавил в себе желание немедленно выбежать наружу и мчаться прочь из проклятого сада на улицы, к обычной городской жизни.

Сперва нужно разобраться.

Илькавар вернулся в склеп. Он был с Кракнором, когда на них напало какое-то существо. Да, появилось некое существо, темное, холодное, безмолвное. У Илькавар мурашки прошли по всему телу, когда он вспомнил эту часть своего ночного бдения.

– Кракнор! – позвал он. Возможно, приятель еще здесь. Спит и видит кошмарные сны. – Кракнор! Просыпайся – уже утро! Просыпайся. Мне нужна твоя помощь. Ты помнишь, вчера здесь…

Илькавар запнулся посреди слова. Он увидел Кракнора. Его приятель лежал сразу за гробом Катабаха в странной, неловкой позе. Ни один человек не смог бы спать в подобной позе. Хуже того – ни один человек не смог бы жить после того, как ему придали подобную позу: голова Кракнора была вывернута. Молодой человек лежал на животе, поджав под себя ноги, а лицо его глядело прямо на Илькавара, и глаза были широко распахнуты.

Илькавар не мог бы сказать, как долго смотрел он на тело приятеля. После первого потрясения все чувства как будто оставили Илькавара. Он ничего не ощущал, ни горечи, ни боли, ни даже страха. Одна сплошная пустота.

Затем к нему постепенно начала возвращаться способность соображать. Он поднял кувшин и допил то вино, которое еще оставалось на дне и не было разлито. Головная боль уходила, оставляя место обычной тяжести в висках.

Если Илькавар сейчас объявит о гибели Кракнора, то, скорее всего, в преступлении обвинят самого Илькавара. Скажут – мол, выпили лишку, а тут еще странная, пугающая обстановка в склепе. Мало ли что могло почудиться двум пьянчугам! Передрались, и в потасовке один убил другого.

Илькавар еще раз взглянул на тело с вывернутой шеей. В свое оправдание молодой человек мог бы указать на то, что у него-де не хватило бы сил проделать такое. Но на это нашлось бы не одно возражение. Мол, пьяный никогда не знает, сколько у него сил, – это раз. И два – все-таки Илькавар не слабого десятка. Противопоставить этим доводам можно было лишь тем, что даже напившись до беспамятства Илькавар никогда не дрался. Но ведь все когда-то бывает в первый раз-

Юноша в отчаянии покачал головой. Его обвинят в убийстве знатного человека и снова бросят в тарантийские застенки – на сей раз уже навсегда! Он сгниет там в безвестности, условие дядюшкиного завещания останется невыполненным, и все богатства Катабаха перейдут в руки короля Аквилонии…

Едва лишь Илькавар подумал о короле Аквилонии, как его охватил настоящий ужас. Он представил себе ледяные синие глаза на загорелом лице короля-воина, его черные волосы, его широкие покрытые шрамами плечи и низкий, тяжелый голос… Нет, еще одна встреча с Конаном окажется для Илькавара убийственной. Король не станет слушать оправдательный лепет юнца. Король утвердит самый страшный приговор, не задумываясь, и Илькавар сгниет в темнице…

Этих застенков Илькавар боялся куда больше, чем дыбы и плахи палача.

Он принял единственное возможное в таком случае решение. Он спрятал тело Кракнора в гробнице. Ему стоило немалых усилий заставить себя прикоснуться к уже остывшему и окоченевшему трупу приятеля.

«Странно, – думал Илькавар, заворачивая то, что осталось от Кракнора, в одеяло, – еще вчера он был живым, веселым, смешливым, его интересовали женщины и выпивка… Мое вино, наверное, до сих пор осталось у него в желудке. Он почувствовал вкус этого вина… и теперь это просто труп. Неодушевленное тело».

Мысль о том, что придется провести вторую ночь рядом с двумя покойниками, Илькавар старательно отгонял от себя. Возможно, за сегодняшний день он сумеет найти убийцу. Тогда можно будет объявить о случившемся открыто, и король не прикажет заточить его в тюрьму навеки.

– Прости меня, – сказал Илькавар мертвому телу. Он уложил Кракнора сразу за гробом Катабаха, так что от входа тело не было заметно: чтобы увидеть его, нужно было войти в склеп и обойти гроб.

Затем Илькавар выбрался наружу и осуществил наконец свою заветную мечту: выскочил из имения Катабаха и бросился бежать подальше от проклятого дома по улице.

Илькавар знал, кто может ему помочь. Старик нищий, который осыпал проклятиями Катабаха. Этот уродливый, страшный старик наверняка знал какую-то тайну, связанную с умершим. Нужно было проявить вчера большую настойчивость, задержать нищего и вытрясти из него все его жуткие секреты. Тогда и Кракнор, возможно, остался бы жив, и Илькавар не подвергался бы такой ужасной опасности.

Некоторое время Илькавар бродил по улицам Тарантии, пытаясь успокоиться и привести свои мысли в порядок. Наконец дыхание его выровнялось, и он, к своему удивлению, действительно начал соображать, что к чему.

– Нищий не может обитать в богатых кварталах, – сказал себе Илькавар. – Так?

И сам себе ответил:

– Так. Он живет где-то в трущобах. Если вообще живет на этой земле, а не бродит между миром живых и миром мертвых, как это принято у неупокоенных призраков…

Он подумал о Кракноре: лишенный достойного погребения, тот наверняка превратится в такой же призрак.

Но тут же Илькавар тряхнул головой, отгоняя неуместные фантазии. Для того, чтобы сделаться призраком, жаждущим мщения, Кракнору потребуется время. Даже умершие не сразу понимают, что их лишили погребения. Даже умерших можно обмануть обещаниями сделать все, как надо, только не сегодня, а завтра. Сколько-то времени Кракнор будет ждать, надеясь на порядочность Илькавара. Так ведут себя все кредиторы.

Увлеченный этими рассуждениями, Илькавар смело повернул в переулок, ведущий от рыночной площади к западным воротам города, и скоро оказался в квартале, населенном всяким сбродом. Сколько ни старался король Конан, сброд никуда не девался. Пойманные воры догнивали в темницах, но на их место приходили новые. Все попытки очистить Тарантию от нищих и грабителей не заканчивались успехом.

Стражники не любили заглядывать в эту часть города. Здесь иногда пропадали люди, и никто их не разыскивал.

Говорили, будто сам король иной раз, переодевшись, бродит по воровским кварталам. Не то вспоминает о минувшей юности, когда он и сам промышлял грабежами и кражами, не то пытается единолично навести порядок в своей столице.

Илькавар не верил этим слухам. Если бы он, Илькавар, сделался вдруг королем, то ни за что не покидал бы дворца. Вершил бы дела, сидя на золотом троне, на мягкой подушке. Подписывал бы смертные приговоры, заверял бы указы королевской печатью, а все остальное время ел бы, пил, отдыхал с наложницами – и не забивал бы себе голову заботами глупых горожан, которые все равно никогда не будут довольны, как для них ни старайся.

Надеяться в этом мире можно только на себя. Эту нехитрую истину Илькавар усвоил еще в детстве и давным-давно смирился с ней. Она не мешала ему сохранять жизнерадостность и добрые отношения с людьми.

Он углубился в воровской квартал ровно настолько, чтобы понять: отныне его жизнь подвергается опасности. До ближайших стражников уже не докричаться, и если кто-то из здешних обитателей вздумает напасть на гуляку-прохожего, никто не придет чужаку на помощь. Все будут просто стоять и смотреть, радуясь новому развлечению.

Большинство домов здесь выглядело, как ни странно, вполне прилично: побелка свежая, окна затянуты бычьим пузырем, крыши черепичные или соломенные, но без гнилья. Наверное, все это было сделано в угоду королю, чтобы он не слишком лютовал, требуя перемен.

Зато люди на улицах представляли собой полную противоположность аккуратным строениям. Здесь бродили оборванцы всех видов и пристрастий. Кто-то был одет в подражание разбойникам Зингары – с платками на головах, с серьгами в ушах, в широченных шароварах; другие одевались в лохмотья и прямо на глазах у соседей привязывали к совершенно здоровым рукам и ногам куски гнилого мяса – это были профессиональные попрошайки. Продажные женщины выставляли напоказ свои прелести. Оборванные дети шныряли по мостовой, пробуя свои силы в качестве уличных воришек. Если взрослые ловили их на краже, то тут же жестоко били: вор должен овладевать своими навыками с раннего детства, иначе он погибнет, а боль, как известно, лучший учитель.

Сперва на Илькавара не обращали никакого внимания. «Наверное, у меня на лице написано, что я – убийца, – подумал Илькавар не без гордости. – Странно, как меняет человека совершенное преступление… которого он, впрочем, не совершал. Но если здесь я буду считать себя убийцей, то моя убежденность передастся другим… Или нет».

Он оборвал свои мысли, потому что заметил, как за ним крадучись идет человек в темной одежде. Единственным ярким пятном во внешности этого соглядатая была большая серьга в виде полумесяца, качавшаяся в его левом ухе. «Не могу же я сказать ему: бойся меня, я убил человека! – смятенно мелькнуло у Илькавара. – Тем более, что я никого не убивал… кажется».

Теперь он уже не был так в этом уверен, поскольку большой кусок минувшей ночи напрочь стерся из его памяти.

Неожиданно Илькавар остановился. Волна жара бросилась ему в лицо, он сразу покраснел: впереди, как ему почудилось, он разглядел знакомого нищего.

Илькавар побежал, торопясь поскорее нагнать его. Молодой человек абсолютно не представлял себе, как заговорит со стариком, как заставит его отвечать на вопросы. Захочет ли нищий помогать ему? Не предпочтет ли предоставить событиям развиваться своим чередом, наблюдая издалека, как погибает потомок его врага?

Все это не важно. Главное сейчас – догнать нищего и убедиться в том, что он существует на самом деле. Он, его пророчества и проклятия. А там… там Илькавар найдет способ вытрясти из старика всю правду. Лишь бы настичь его, лишь бы схватить…

Не разбирая пути, Илькавар бежал по улицам. Лохмотья то мелькали впереди, то исчезали за поворотом. Илькавар больше не заботился о последствиях своей неосторожности. Он перепрыгивал через лужи нечистот, нырял в переулки, дважды перебирался через заборы и один раз напрочь снес веревку, на которой сушились портки и тряпки неопределенного назначения, явно постиранные хозяйкой близлежащего дома.

Вослед ему неслись ругательства и камни: здешний люд не стеснялся в выражении чувств.

Вот снова загадочный нищий появился перед Илькаваром. Старик как будто вырос из разбитой деревянной мостовой. Мрачное лицо морщилось, как будто старик раскусил что-то гнилое, пылающие глаза смотрели прямо на юношу. Старик поднял дрожащую руку, словно пытаясь защититься от удара…

И тут настоящий удар обрушился на Илькавара. Кто-то с силой опустил кулак ему на голову, целясь в висок. Железный перстень расцарапал Илькавару кожу, кровь потекла по шее.

Молодой человек упал. Он успел заметить качающуюся золотую серьгу в форме полумесяца.

– Нет!… Подождите!… – крикнул он и захлебнулся.

Град ударов обрушился на него сверху. Вор с золотой серьгой и еще несколько личностей в развевающихся темных плащах накинулись на упавшего. Они били его ногами, пинали и трясли, потом один поднял палку и изо всех сил треснул Илькавара по голове.

Все вокруг потемнело, Илькавар потерял сознание.

Когда он открыл глаза, свет хлынул на него со всех сторон. Такой яркий, такой невыносимый свет, что Илькавар поскорее снова опустил веки. В темноте было спокойнее.

– Вставай, – произнес рядом с ним низкий повелительный голос.

– Я лучше… полежу, – пробормотал Илькавар.

– Вставай, надо убираться отсюда, – повторил голос. – Ты достаточно здесь належался. Я не понесу тебя на себе, так что вставай и иди.

– Оставь меня, – простонал Илькавар и тут же был награжден ударом в бок.

– Я забью тебя насмерть, если ты не встанешь, – предупредил голос.

Илькавар поднялся на четвереньки, затем ухватился одной рукой за стену, а другой – за незнакомца, и охая принял вертикальное положение.

– А говорил, что не можешь! – насмешливо отреагировал незнакомец. – Теперь идем. Я помогу тебе.

Они сделали несколько шагов, и Илькавар с удивлением понял, что ноги все еще слушаются его. Один глаз у молодого человека заплыл, второй видел кое-как и отчаянно слезился от яркого света.

– Как я выгляжу? – спросил он, едва ворочая языком. Губы его были разбиты, во рту оставался привкус крови.

– Отвратительно, – охотно поведал голос незнакомца. – И если бы я тебя не вытащил, ты бы здесь так и подох. Оглянись.

Илькавар заставил себя открыть здоровый глаз и осторожно повернулся назад. Вор с золотой серьгой лежал в переулке. Он был совершенно неподвижен. Нож торчал у него из груди. Пятна крови были повсюду – на стенах, на мостовой.

– Что здесь произошло? – с трудом пробормотал Илькавар.

– Они били тебя, – охотно поведал незнакомец, как показалось Илькавару, не без удовольствия. – Одного из них пришлось остановить ударом ножа.

– Ты убил его? – со страхом спросил Илькавар.

– Как ты догадался? – теперь незнакомец откровенно потешался. – Разумеется, я его убил. У меня не было времени разбираться с ним в суде. Тем более, что я хорошо его знаю. Надеюсь, теперь воздух в Тарантии станет чище. Но у меня к тебе несколько вопросов. И поскольку я спас тебе жизнь, то, полагаю, ты расскажешь мне все. Ты теперь принадлежишь мне, понял?

– Да… – Илькавар вздохнул и сразу же пожалел об этом: все его тело отозвалось болью.

– Куда пойдем? – спросил незнакомец.

Илькавар внимательно посмотрел на него. Юноша задался целью выяснить, кто же, в конце концов, его спас и теперь так бессовестно им помыкает. Но ничего он толком не разглядел: чужак был облачен в длинный широкий плащ с капюшоном. Виден был только подбородок. Мощный квадратный подбородок с небольшой ямкой.

– Я не знаю… – растерянно сказал Илькавар. – Раньше я предложил бы пойти в «Зеленого медведя» – это такая харчевня, где меня хорошо знают… Но в таком виде…

– Да, с таким лицом лучше не появляться в харчевне,- согласился чужак. – Другого дома у тебя нет, жалкий пропойца?

– Откуда ты знаешь, что я – жалкий пропойца? – удивился Илькавар.

– А кому еще пришла бы в голову счастливая мысль бродить по воровскому кварталу?

– Может быть, я вор? – предположил Илькавар.

Незнакомец расхохотался.

– Ты такой же вор, как я – девственная жрица. У воров совершенно другая походка. И руки другие. Уж поверь мне, воров я на своем веку перевидал целое море…

– У меня есть дом, – решился Илькавар. – Я унаследовал от его дяди. Только там… меня ждут неприятности.

– Какие? – властно спросил незнакомец.

Илькавар покачал головой:

– Я и сам пока в этом не разобрался… Если бы эти бандиты не напали на меня, я бы, возможно, узнал побольше…

– Идем, – сказал незнакомец и крепко взял Илькавара под руку, чтобы тот не вздумал сбежать. – Ты приведешь меня в свой дом и расскажешь все, от начала до конца. И не вздумай мне врать или что-то утаивать! Все равно я докопаюсь до истины – и тогда плохо придется лжецу! – а ты, как мне кажется, и вовсе лгать не умеешь.

Незнакомец ступил в сад, окружавший дом Катабаха, и несколько раз одобрительно хмыкнул. Илькавару подумалось, что он, кажется, тоже узнал экзотические деревья – как и бедняга Кракнор вчера вечером. В воровском квартале Илькавар готов был поклясться, что спасший его незнакомец – такой же обитатель этих трущоб, как и напавшие на него. Но здесь, в респектабельном районе Тарантии, незнакомец держался совершенно иначе: в его манерах появилось спокойное достоинство, осанка сделалась величественной. Перед Илькаваром, несомненно, стоял аристократ.

– Кто ты? – вырвалось у юноши. – Я больше не могу разговаривать с капюшоном.

– Ты уверен, что хочешь видеть мое лицо? – хмыкнул незнакомец.

– Да.

– Смотри, не испугайся. И не говори, что тебя не предупредили. – И он отбросил капюшон.

На Илькавара глядело смуглое синеглазое лицо короля Конана.

Юноша пошатнулся и упал на колени.

– Старый мерзавец недурно обустроил свою берлогу, – одобрительно произнес король, устраиваясь в самом удобном кресле – очевидно, любимом кресле Катабаха.

Илькавар, все еще оглушенный неожиданностью, сидел напротив на деревянном кресле. Шелковая подушка на сиденье постоянно ерзала. Илькавару было неловко. Он предпочел бы стоять в присутствии короля, но Конан приказал ему успокоиться и не вскакивать каждое мгновение.

– Я сделаю тебе повязку на глаз, иначе опухоль может стать опасной, – сказал король. – Судя по тому, что ты дошел сюда своими ногами, кости у тебя целы. Но отделали тебя знатно, приятель. Не знаю, что бы с тобой было без меня.

– Я бы, наверное, умер, – просто сказал Илькавар.

Конан приложил к его глазу намоченное в холодной воде полотенце.

– Держи так. Будешь отвечать на мои вопросы. И не волнуйся.

– Я не могу не волноваться, ваше величество…

– А ты постарается, – с угрозой в голосе повторил Конан.

– Хорошо, – покорно вздохнул Илькавар, чем, кажется, насмешил короля.

– Что ты делал в воровском квартале?

– Искал одного нищего.

– Зачем?

– Задать вопросы.

– О чем?

– О Катабахе.

– Что этот нищий мог знать о Катабахе?

– Понятия не имею, но когда я в первый раз пришел в дом, нищий выскочил неизвестно откуда и проклял Катабаха.

– Интересно… – пробормотал король. – Что еще в поведении нищего тебе показалось интересным?

– Больше ничего.

– Подумай. Я тебя не тороплю.

Король встал, налил себе вина, нашел ветчину, которую принесли вчера из «Зеленого медведя» Кракнор и Илькавар, и расположился опять в кресле с выпивкой и закуской.

Илькавар молчал.

– Мальчик, я не обвиняю тебя ни в чем. Просто расскажи все как есть, – снова заговорил король.

– Я скажу, но… ваше величество! Я до смерти боюсь тюрьмы.

– Ты ведь тот парень, который взял на себя вину за всю честную компанию и отсидел в застенках пару дней? – сказал Конан.

– Да, это я, ваше величество… И если я в чем-то виновен, прикажите сразу убить меня, потому что я не хочу возвращаться в тюрьму. Заживо гнить… нет!

– Никто не собирается бросать тебя в тюрьму, – утешил его Конан, жуя. – Рассказывай же. Помнишь, я обещал тебе помочь?

– Да…

– Говори.

– Этот нищий, – вспомнил вдруг Илькавар, – хорошо знал устройство лома. Он бывал здесь и раньше. Когда я гнался за ним, он ловко уходил от меня через потайные двери.

– Отлично. Это уже кое-что. – Король потер

– В завещании дяди был пункт – я должен дежурить в его гробнице три ночи подряд. Вчера со мной был друг…

– Друг? – Король поднял брови. – Не один ли из тех, кто бросил тебя в беде?

Илькавар похолодел. Вот и мотив для убийства! Месть. Желание расправиться с одним из предателей.

– Нет! – вскричал он с жаром и тут же увял. – То есть… да. Не хочу лгать… Но я не убивал его!

– Убивал? Разве он мертв?

– Да…

И Илькавар рассказал королю все, что произошло в гробнице, включая и собственное решение оставить тело в склепе и скрыть до поры смерть Кракнора.

– Его все равно бы стали искать, -сказал Конан. – Припомнили бы, с кем он уходил. Ты не успел бы закопать тело. Стражники действуют быстро. Из тебя вытрясли бы признание прежде, чем ты сообразил бы, какую ложь изобрести. Так что ты хорошо сделал, что открыл мне правду сразу и без кривляний. А теперь идем.

– Куда?

Илькавар сдвинул мокрое полотенце и глянул на Конана больным глазом. Король уверенно улыбался.

– В гробницу, куда же еще. Ты, кажется, обязан провести там три ночи. Вчера с тобой находился неудачник. Сегодня компанию тебе составит король Конан. Можешь мне поверить, приятель: Конан-киммериец отправил в Серые Миры целую армию магов, демонов и прочей нечисти. Призраком больше – призраком меньше… Для меня сейчас это уже не имеет значения.

Илькавар был благодарен Конану: в одиночку он, наверное, ни за какие блага мира не вошел бы снова в гробницу. И тогда – прощай мечта о богатстве! К вечеру, когда сгустились сумерки, Илькавару стало ясно: он скорее расстался бы с деньгами дядюшки, чем вновь сунулся в проклятое место.

Но Конан сам отворил дверь, зажег факелы и нырнул в склеп. Стоя на пороге, киммериец обернулся к своему младшему спутнику:

– Ну, что же ты! Входи. Покажешь мне место преступления. Может быть, мы сумеем разобраться, что здесь происходит. И перестань трястись – трусы меня раздражают, я теряю контроль над собой и могу совершить необдуманный поступок.

Илькавар сильно сомневался в том, чтобы король Конан мог совершить что-то необдуманное, но подчинился. Король вызывал у него странную смесь чувств: восхищение и страх были, пожалуй, главными из всей гаммы. Илькавар не понимал Конана. Могущественный король действительно разгуливал по трущобам. И даже снизошел до того, чтобы спасти жизнь какому-то безвестному парню. А теперь забрался вместе с ним в гробницу, потому что поверил в его невиновность и хочет помочь ему расследовать убийство… Все это не вязалось с обликом сурового короля, великого полководца.

И тем не менее Конан был здесь, рядом. Стоял с факелом в руке и торопил Илькавара, чтобы тот входил поскорее.

– Мы должны быть здесь после наступления темноты, иначе завещание может быть оспорено. Ты же не хочешь потерять этот чудесный дом и сад, полный драгоценных деревьев? Поверь мне, Илькавар, многие растения были привезены сюда из далеких стран.

– Вот и Кракнор так говорил, – вздохнул Илькавар, переступая порог и зажмуриваясь: ему почудилось, что он добровольно входит в царство мертвых.

– Кракнор? Это погибший?

Конан сунул Илькавару факел и затворил дверь за его спиной.

– Покажи мне, где ты спрятал его тело.

Илькавар провел короля за надгробие дядюшки.

Конан посветил факелом. Стилизованное лицо, вырезанное на поверхности гроба, за ночь как будто изменилось, сделалось более похожим на настоящее. Дуги бровей изгибались насмешливо, глаза стали выпуклыми, и в них словно бы затаился недобрый ум. Нос и рот по-прежнему оставались тонкими линиями, процарапанными в камне.

Илькавар вздрогнул, когда понял, что эти изменения ему не почудились. Конан внимательно следил за своим юным спутником. Когда того передернуло при виде гроба, киммериец быстро спросил:

– Что ты увидел?

Все-таки этого не может быть… – пролепетал Илькавар. Он боялся, что король ему не поверит и поднимет на смех. Назовет нервным, пугливым юнцом.

– Мальчик, – назидательно произнес король, – может быть все что угодно. Просто скажи мне, что ты увидел и что тебя напугало, а уж я решу, возможно такое или нет.

– Лицо на крышке гроба изменилось, – заставил себя сказать Илькавар.

Конан еще раз провел факелом над «каменным дядюшкой».

– Понятно, – пробормотал он. – Что ж, это бывает. Я тебе верю и не думаю, чтобы тебе почудилось. Здесь и впрямь творится что-то нехорошее. Какая-то злая магия. Уж эти вещи я чую. У меня от них волосы встают дыбом, как у дикого зверя.

Он повернулся к юноше и отчетливо увидел на его лице выражение неподдельного ужаса. Король засмеялся.

– Не бойся, Илькавар. Показывай мертвеца.

– Здесь. – Илькавар вытянул дрожащую руку.

Конан заглянул за гроб. Некоторое время он стоял согнувшись и светил факелом, а затем выпрямился и повернулся к парню.

– Здесь никого нет.

– Этого не может быть! – вырвалось у Илькавара, – Я сам завернул его в одеяло и уложил за гроб, чтобы с порога его не было видно. Хоть я и был напуган, – добавил он с кислой усмешкой, – но хорошо понимал, что делаю.

– Его нет, – повторил киммериец. – Он исчез. Что скажешь?

– Скажу, что он… пропал. – Илькавар вдруг понял, что силы оставили его. Он опустился на пол, на то самое одеяло, которое принес еще вчера.

– В таком случае, подождем, – решил Конан. – Кто бы ни забрал его, он явно знал, что делает. Вероятно, скоро и нам это станет известно. – Он покосился на Илькавара. – Тебе страшно?

Илькавар молча кивнул. Киммериец устроился рядом, положил меч себе па колени.

– Постарайся заснуть. Когда начнется самое интересное, я тебя разбужу.

Сперва Конану показалось, что все это ему просто чудится. В полумраке, где горел лишь один дымящий факел, и не такое может привидеться. Но нет, присмотревшись, киммериец понял, что происходящее вполне реально. Над гробом Катабаха медленно стала подниматься тень.

Тень эта была значительно больше самого гроба и тем более существенно больше человека. Она была полупрозрачной и, казалось, состояла из дыма.

Конан подтолкнул под бок Илькавара. Утомленный событиями и переживаниями минувшего дня, не имевший возможности передохнуть после кошмарной ночи, Илькавар действительно заснул. Теперь король разбудил его.

– Смотри, – прошептал Конан. – Кое-что из случившегося вчера не было твоей виной. Ты видел эту тень?

– Кажется… Я не уверен.

– Ну так смотри теперь.

Конан встал и приблизился к тени.

Тень, казалось, заметила его, но не подала виду. Она продолжала расти. Наконец ее макушка достигла потолка склепа. Тогда она спустилась на пол и наклонилась над гробом, производя какие-то странные движения руками – как будто желая задушить кого-то незримого или разорвать его на куски.

Конан поднес факел достаточно близко, чтобы видеть: тень оставалась полупрозрачной. Сквозь нее по-прежнему проглядывали очертания гробницы.

Киммериец ненадолго перевел взгляд на своего товарища. Илькавар сидел, сжавшись, на полу. Он крепко обхватил руками колени и прикладывал все силы к тому, чтобы не слишком громко лязгать зубами.

Склеп как будто увеличился в размерах. Дверь теперь находилась где-то в неизмеримой дали.

Внезапно тень почувствовала близкое присутствие человека. Она резко повернулась и без предупреждения набросилась на киммерийца.

Две крепкие руки стиснули горло короля. Конан не ожидал подобного. Он считал, что вся тень состоит из бестелесной материи. Возможно, так оно и обстояло, но только не в том, что касалось рук. Ручищи эти обладали чудовищной мощью. Они сдавливали шею жертвы с такой яростью, что не обладай киммериец столь крепкими мышцами, тень уже переломила бы ему шейные позвонки.

Конан нанес удар мечом. Тщетно! Клинок прошел сквозь тень. Но руки, вырастающие из ниоткуда, по-прежнему душили Конана.

Киммериец захрипел. В том положении, в котором он оказался, у него был только один удар в запасе, и этот удар он израсходовал впустую.

Казалось, Илькавар тоже понял это. Хоть юноша и не принимал участия в кабацких драках, сообразительности у него хватало. И собрав остатки своего мужества, Илькавар накинулся на тень.

Выдернув из-за пояса небольшой кинжал – скорее, украшение, чем серьезное оружие, – Илькавар вонзил его в ладонь, обхватившую горло короля.

Раздался оглушительный скрежет – как будто лезвие ударило о камень. Тем не менее руки тени разжались, и король, кашляя и задыхаясь, повалился на пол.

Тень опять нависла над гробом Катабаха.

– По-моему, ты спас мне жизнь, – хрипло произнес король.

Илькавар покачал головой.

– Я бил сдуру. Мог и не попасть.

– Все равно, ты храбрее, чем кажешься. – Конан сел на иолу, подобрал свой меч. – Проклятье, что нужно этой твари? Не люблю привидений с руками.

Он еще раз откашлялся, выплюнул кровь и покачал головой.

– Шея болит… У тебя, кажется, тоже остались следы от удушья, – добавил он, дотронувшись до горла Илькавара. – Я прежде не обращал внимания. Думал, это разбойники тебя покалечили.

– Нет, эти синяки у меня с утра, – признал Илькавар. – И горло болело… Должно быть, призрак душил и меня, но потом нашел более лакомую жертву – Кракнора.

– Теперь я не сомневаюсь в том, кто убил Кракнора, если только бедный Кракнор действительно мертв, – проговорил король, и у Илькавара от ужаса подкосились ноги.

– А до сих пор вы, ваше величество, подозревали, что я лгу?… – пролепетал он.

– Да какая разница, что я подозревал! – отмахнулся Конан. – Главное – теперь я убедился в твоей честности. Так что темница тебе не грозит. Ну, если мы сумеем выбраться отсюда.

Он встал, опираясь на меч. Внимательно посмотрел на тень.

– Не нравится мне то, что он тут вытворяет, – пробормотал киммериец. – Не следует позволять демону доводить до конца то, что он начал. Я еще ни разу не встречал выходцев с того света, которые хотели бы добра живым людям. Все ожившие мертвецы – мстительные злобные твари, и моя задача – загонять их обратно под землю.

И он снова ударил тень мечом, целясь на сей раз в руки.

Тень взвыла и набросилась на киммерийца. Это был странный поединок, развивавшийся в почти полной темноте, рядом с гробом умершего негодяя. Конан уклонялся от рук, которые налетали на него, казалось, сразу отовсюду, приседал, перекатывался по иолу и снова вскакивал на ноги. Тень преследовала свою жертву по всей гробнице, которая сделалась бесконечно огромной.

Илькавар удирал от бойцов, как умел, перемещаясь преимущественно на четвереньках. Несколько раз Конан наступал ему на руки, на ноги, а однажды чуть не упал, споткнувшись о своего младшего приятеля; и крепко обругал его.

Илькавару уже начало казаться, что ночь никогда не пройдет, что он обречен вечно метаться но склепу и спасать свою никчемную жизнь сразу от двух убийц.

А затем все сразу переменилось. Тень с тонким криком метнулась к гробу и упала на него. Еще миг – и гроб как будто всосал в себя бесплотное существо. Две каменные руки остались лежать на изваянии – теперь они превратились в часть надгробия.

Выход, бывший где-то очень далеко, снова приблизился. В маленькую щель между дверью и порогом пробивались лучики света.

Илькавар знал, что выглядит не лучшим образом: подбитый глаз, все лицо исцарапано, на шее жуткие синяки. Он взглянул на короля, чтобы убедиться в том, что и Конан, непобедимый владыка Аквилонии, не так уж неуязвим. И был сильно разочарован.

Ни бессонная ночь, проведенная в жестокой схватке с бесплотным врагом, ни предыдущая битва с разбойниками ничуть не сказались на внешнем облике Конана. Он по-прежнему был величав, спокоен, и лицо его оставалось невозмутимым… и красивым.

Да, король Конан был красив. Пожалуй, решил Илькавар, никто из его знакомых не отличался такой удивительной, такой мужественной красотой.

И весь мир вокруг был прекрасен. Самые яркие зеленые листья распустились на деревьях в саду Катабаха, самые голосистые птицы прилетели сюда, чтобы встретить утро.

Когда Илькавар с сияющими глазами сообщил Конану о своих наблюдениях (умолчав, естественно, о том, как он восхищается лично его величеством), киммериец весело рассмеялся.

– Так часто бывает, когда из подземелья выходишь на волю и обнаруживаешь, что все еще жив! Мне знакомо это чувство, мальчик,

Илькавар покраснел и отвернулся. Конан уже забыл о нем. Он внимательно осматривал сад возле гробницы.

– Гляди!

Илькавар повернулся и увидел странные следы. В мягкой почве отчетливо отпечатались чьи-то руки и ноги. Следы были человеческие, в этом не возникало ни малейших сомнений, но…

– Он шел на четвереньках? – замирающим голосом спросил Илькавар.

– И это еще не все, – добавил Конан. – Глянь-ка, как они вывернуты. Такое ощущение, что ему переломали все кости, но он все равно куда-то полз.

Они двинулись вдоль следов, желая выяснить, куда же направлялось непонятное существо.

– Оно нигде не останавливалось, – заметил Конан. – Следы везде ровные и отпечатки одной глубины. Оно не топталось на месте, не сомневалось в выборе пути. Оно целеустремленно ползло к выходу из сада.

– Это меня успокаивает, – сказал Илькавар.

– А меня настораживает, – отозвался Конан.

– По крайней мере, оно не намерено разгуливать по моим владениям, – пояснил Илькавар.

Король посмотрел на него с легкой, чуть печальной усмешкой.

– Ну да, – сказал Конан, – оно покинуло твои владения, потому что явно намерено разгуливать по моим.

Возле ворот, ведущих из сада на улицу, следы обрывались, и Илькавар робко пригласил Конана разделить с ним трапезу.

– У тебя, небось, не осталось ничего съестного в доме, – возразил киммериец. – А ветчину я вчера прикончил.

– На кухне был окорок, а в леднике наверняка есть сыры… И хлеб еще был, – сказал Илькавар. – Вина здесь большие запасы. Для меня было бы честью угостить в своем доме короля… И еще я боюсь выходить на улицу.

– А в «Зеленом медведе», очевидно, твой вид вызовет слишком много вопросов и привлечет чересчур пристальное внимание, – прибавил киммериец. – Что ж, не могу тебя винить за твою застенчивость. Я и сам не хотел бы сейчас показываться во дворце. У нас остался только один день, чтобы поймать всех негодяев и прекратить бессмысленные убийства в Тарантии. А убийства будут. Это существо – кем бы оно ни было – вряд ли отличается кротким нравом. Оно голодно и знает только один способ насытиться – убить.

Они спустились в кухню. Конан уселся на широкую скамью и привычно развалился у стены, а Илькавар неловко принялся кромсать окорок и сыр. Король даже не смотрел на него. Думал о своем, молчал. И насчет того, как неуклюже прислуживал ему Илькавар, не сделал ни одного замечания.

Илькавар попытался извиниться, когда случайно облил короля вином.

Конан только отмахнулся:

– Ты не слуга и не обучен этому. И рожден ты не слугой, а свободным человеком, поэтому… – Он не договорил и просто выпил вино.

Илькавар сел рядом – робко, на краешек скамьи.

– Поешь, – сказал ему король. – И перестань меня бояться. Я здесь для того, чтобы помочь, разве ты еще не понял?

Илькавар кивнул.

– Это существо… Как вы думаете, ваше величество, кто оно?

– Кем бы оно ни было, оно – порожденье того зла, что затаилось в гробнице Катабаха. Сейчас мы попробуем его отыскать. Начнем с воровского квартала. Там больше всего добычи, хотя она, боюсь, не самого лучшего качества. Впрочем, если оно – то, что я подозреваю, то ему безразлично, было бы мясо на костях.

– Разве вам не хотелось бы произвести некоторые… опустошения в воровском квартале? – спросил Илькавар. Он, кажется, хотел пошутить, но не сильно преуспел в этом.

– Кому жить в моем городе, а кому умирать – в моей власти, – резко ответил король. – И не какой-то твари принимать за меня подобные решения. Я совершенно не желаю, чтобы в моем городе на мостовых валялись трупы. В доме есть хорошее оружие? Мне кажется, вместо твоего игрушечного кинжала неплохо было бы обзавестись чем-нибудь посерьезнее.

Они покинули дом Катабаха в три часа пополудни. Илькавар не знал, чего он боится больше: идти в воровской квартал на поиски неведомого чудовища или оставаться в одиночестве в проклятом доме. В конце концов, Конан лишил его выбора, и Илькавар был благодарен королю за это.

Юноша плелся за Конаном и молча смотрел в его широкую спину.

Они оба облачились в длинные широкие плащи, оба скрыли лица капюшонами. В воровском квартале подобная одежда была обычным делом.

– Публичный дом, – заметил Конан между делом и показал своему спутнику на ничем не примечательный домик с цветами на подоконнике.

Илькавар поднял голову и увидел в окне лицо женщины. Внезапно женщина завизжала и спряталась внутри дома.

– Что с ней? – спросил Илькавар.

– Не знаю. – Конан пожал плечами. – Обычно проститутки реагируют на появление мужчин прямо противоположным образом. Нужно узнать, что здесь творится.

– Вы намерены зайти в публичный дом, ваше величество?

– Не для того, о чем ты подумал, болван!

Конан толкнул дверь и вошел.

Женщина в ужасе смотрела на него.

Киммериец был прав – судя по одежде, дама явно занималась одной из самых древних профессий в мире. Она была наполовину обнажена, ее прозрачная юбка имела длинный разрез до середины бедра, и все желающие могли обозревать ее стройные ноги.

Браслеты и широкое ожерелье из поддельного жемчуга дополняли наряд красавицы.

– Имя, – сказал Конан отрывисто.

– Эланна.

– Почему ты испугалась?

– Здесь был… мужчина. Так нам показалось. От него дурно пахло, но от многих клиентов дурно пахнет.

– Продолжай, – приказал киммериец, когда она задохнулась от слез. И прикрикнул: – Мне некогда! Потом будешь рыдать.

– Он хотел женщину. Так нам показалось по его жестам.

– По жестам? Разве он не разговаривал с вами? -перебил Конан.

– Нет, он… он мычал.

– И вас не насторожил такой способ общения? – осведомился король, оглядываясь по сторонам.

В доме было довольно чисто. Имелось даже зеркало, довольно мутное, но все же сносно отражавшее мир.

– Господин, мы встречаем самых разных людей. Мы не привыкли интересоваться их личной жизнью. Бывают ведь мужчины, у которых вырезан язык… Неприлично было бы задавать лишние вопросы, особенно если у клиента есть деньги.

– У него были деньги?

– Да, господин.

– Как он выглядел?

– Мы не видели его лица. Он взял Винду… Они ушли наверх. – Она показала в сторону лестницы, которая, несомненно, уводила в отдельные комнатки, где девицы обслуживали посетителей. – Потом раздались крики… Когда мы прибежали, Винда… ее уже не было. Он ее…

– Он ее съел, – заключил Конан спокойным тоном. – Я правильно догадался?

Девушка просто кивнула. Ее всю трясло.

Конан не добавил больше ни слова и вышел из дома. Илькавар последовал за ним.

– Что будем делать? – спросил Илькавар, догоняя короля, шагавшего широким шагом по мостовой.

Конан глянул на него через плечо.

– Нужно найти урода и уничтожить его. А потом мы попробуем отыскать твоего нищего и задать ему пару вопросов. Ты был прав: ключ к разгадке где-то здесь, в воровском квартале.

– Вчера мне не удалось ничего отыскать, – напомнил Илькавар.

– Вчера ты был один, а сегодня с гобой король, – ответил Конан. – Полагаю, ситуация немного изменилась…

Он вдруг остановился.

– Смотри.

На углу, там, где вчера попрошайки привязывали к себе куски мяса, чтобы «покрыть свое тело неизлечимыми язвами» и тем самым разжалобить сострадательных богачей, лежала кучка окровавленных костей.

– Кажется, в этом месте околачивались нищие, – начал было Илькавар. – Они вытворяли настоящие чудеса с гнилым мясом. Никогда прежде не видел, чтобы испорченный продукт использовался с такой пользой для своего обладателя.

– Да, здесь они собираются, – перебил король. – Но они не применяют в своей «работе» кости… тем более человеческие.

– Что? – Илькавар выпучил глаза.

Но то, что он увидел, не оставляло места сомнению: обглоданные кости принадлежали людям. Людям, которых съели прямо на улице.

– Здесь погибли три человека, – сказал Конан. – Кем бы ни было это существо, сейчас оно набралось сил. Видимо, оно было очень голодно, если сожрало четверых за столь короткий срок. И знаешь что, Илькавар? Происходящее нравится мне все меньше и меньше.

С этим глубокомысленным замечанием Конан еще дальше углубился в воровской квартал. Мостовой здесь не было вовсе, дома исчезли – люди обитали в грязных лачугах. Король поглядывал на эту картину гневно. Несколько раз Илькавар даже слышал, как Конан скрипнул зубами.

– Они даже не считают нужным притворяться, будто выполняют мои приказания! – сказал король гневно. – Что ж, у меня еще будет время напомнить им о том, кто вершит суд в Аквилонии!

Прохожих на улице им больше не попадалось. Конан отнюдь не предполагал, что обитатели воровского квартала признали короля и теперь попрятались от него. В простом темном широком плаще с капюшоном, Конан выглядел как один из солдат, что во множестве встречались в Тарантии. Рослый, широкоплечий, с ухватками простого воина, привычного к походам и опасностям.

Его спутник тоже не привлекал к себе особого внимания. Парень об этом не знал, но в обществе Конана и одетый так же, как и он, Илькавар напоминал юного глупца, который увязался за старшим товарищем, надеясь найти в солдатской жизни удачу, приключения и богатство. Такие пытаются во всем подражать более опытному солдату – и, как правило, быстро погибают. Ну а те, кто остается жив, действительно в конце пути могут обрести желаемое. Правда, таковых – единицы.

– Ни одной любопытной бестии, чтобы просто подсмотреть за нами, – пробормотал Конан. – Попрятались в норы. И вряд ли потому, что испугались меня. Или тебя, – прибавил он, обернувшись к молодому человеку и фыркнув.

– Но разве это не обычно для здешних мест?

– Нет. Ты, как я погляжу, сюда и не заглядывал.

– Не было надобности.

– Еще одно доказательство твоей невиновности.

Король оборвал себя на полуслове и схватил Илькавара за руку.

Впереди шагал какой-то человек. Его вид был странен даже для такого места, как это: он брел, сильно выворачивая при ходьбе ступни и размахивая руками так, словно не шел, а плыл и греб сквозь воздух ладонями. Одежда, еще недавно хорошая и добротная, висела на нем клочьями, как будто ее нарочно изрезали ножом или изодрали когтями.

Очевидно, он услышал шаги у себя за спиной. Он остановился и обернулся. Точнее, тело его осталось неподвижным, а голова медленно повернулась назад. Она вращалась на шее свободно, как у совы.

На Илькавара уставилось распухшее, посиневшее лицо Кракнора с огромным, растянутым в ухмылке ртом. Длинный синий язык свешивался на подбородок. Вся нижняя часть этого жуткого лица была измазана кровью.

– Кром! – прошептал киммериец, вытаскивая меч.

Илькавар не мог двинуться с места. Он не в силах был оторвать глаз от страшной картины. Все его тело оцепенело, Илькавара сковал ужас. Ему стало холодно – несмотря на то, что день выдался довольно жарким. Ледяные капли поползли по лбу Илькавара. Одна упала с носа на губу, и он машинально слизал ее. Почувствовав на языке горечь, Илькавар понял, что вот-вот расплачется.

– Что происходит? – Он не то задал вопрос вслух, не то просто подумал об этом.

Киммериец не ответил.

– Кто ты? – крикнул он, обращаясь к ужасной фигуре.

Голова мертвеца медленно завершила круг и вернулась в обычное положение. Кракнор – точнее, то, что от него осталось, – заковылял дальше.

Он больше не был голоден, но искал для себя убежища. То и дело он останавливался и оценивающе смотрел то на одну лачугу, то на другую.

Конан ускорил шаги, и Илькавар невольно последовал за ним. Конечно, догонять тварь было страшно, но остаться в воровском квартале в одиночестве – еще страшнее.

К тому же, мелькнуло у Илькавара, эта тварь может быть не одна. Что-то ведь вызвало ее к «жизни», что-то заставило бродить среди людей и пожирать их еще трепещущую плоть. Только ли в гробнице старого Катабаха обитает «оно» или уже выбралось на волю?

Конан ударил Кракнора мечом в спину. Киммериец не заботился о том, чтобы поединок с нелюдью выглядел «честным». В конце концов, у ожившего мертвеца есть существенное преимущество – его нельзя убить. Нужно отыскать способ сделать его безвредным для окружающих, а это гораздо труднее.

То, что еще недавно было Кракнором, остановилось, явно недовольное помехой. Оно высвободилось, рванувшись вперед и сдернув тело с клинка, а затем одним прыжком повернулось навстречу своему врагу.

Конан был готов. Он видел, что чудовище вознамерилось поступить с ним так же, как поступало с прочими своими жертвами: схватить его руками за горло и отгрызть кусок из его тела, а потом еще и еще… пока от жертвы не останется обглоданный скелет.

В последний миг Конан уклонился. Живой мертвец оказался далеко не таким проворным, как киммериец. Он схватил воздух и очень удивился этому обстоятельству.

Неудача разозлила его.

С глухим ворчанием он переступил косолапыми ступнями и снова потянулся к горлу киммерийца. И снова Конан нырнул под загребущие руки и очутился за спиной у Кракнора.

Быстрым сильным ударом Конан отсек ему левую руку. Она шмякнулась на землю, как кусок сгнившего мяса, – распухшая, синяя. Ее пальцы дернулись и затихли.

Илькавар понял, что ему следует делать. Он зажмурился, чтобы не так бояться, и пинком отшвырнул эту руку подальше от туловища.

Кракнор не почувствовал боли. Казалось, он даже не заметил утраты. С мрачным упорством нежить вновь набросилась на Конана.

Киммериец размахнулся мечом. Он холодно смотрел на приближающегося мертвеца, заранее зная, куда опустит клинок. Один удар – и голова Кракнора слетела с плеч.

Безголовое туловище остановилось, слепо ворочаясь на мостовой. Крови, естественно, не было.

Голова откатилась туда же, где уже лежала рука. В бессильной ярости мертвая голова впилась зубами в собственную руку и так замерла. Ее глаза смотрели на Илькавара, и молодой человек не мог понять, видит его покойный приятель или же с Кракнором покончено навсегда.

Конан не стал ждать, пока туловище попробует завершить свою кровавую «работу», и рассек его пополам.

– Илькавар! – крикнул король. – Сними плащ. Нужно завернуть останки и сжечь их.

Меньше всего Илькавару хотелось прикасаться к трупу, но он не смел возражать королю. А Конан, казалось, читал его мысли и в последний миг остановил юношу.

– Нет, я передумал… В конце концов, ты должен унаследовать большое состояние и рано или поздно превратишься в вельможу при моем дворе. Занятие могильщика тебе не к лицу.

Илькавар с благодарностью смотрел на короля и ожидал его решения.

Конан подошел к одной из лачуг, находившихся поблизости, и решительно зашел внутрь. Скоро он появился вместе с двумя угрюмыми детинами, которых подталкивал кулаками в шею.

Повинуясь королю, чьими главными доводами были не титул и требования законности, а длинный меч и крепкие кулаки, детины принялись собирать останки Кракнора. Ноги все еще дергались, и правая рука тоже сгибала и разгибала пальцы.

– Быстрее, – нетерпеливо повторял король.

– Это же наш дом, – пытался возражать один из невольных могильщиков.

– Живо! – крикнул Конан и шевельнул мечом.

Что вы затеяли, ваше величество? – спросил, не выдержав, Илькавар.

– Их дом стоит на отшибе, – ответил Конан. – Я хочу сжечь твоего дружка прямо в их доме.

– Но ведь таким образом все их имущество… – начал было Илькавар, потрясенный.

Король смерил его взглядом.

– У них нет никакого имущества. Это просто жалкая лачуга, набитая хламом. Ворованные тряпки, дрянные припасы.

– У них больше ничего нет…

– Не путай бедность с нарочитым нищенством! – отрезал король. – К тому же если бы этот монстр ожил снова и сожрал бы десяток таких, как они, то ни лачуга, ни убогий хлам им все равно бы больше не пригодились. Они должны быть мне благодарны. Если действовать по уму, то следовало бы спалить не один этот дом, а половину квартала. Надеюсь, в нужный момент поднимется ветер, раздует пламя, и мое желание осуществится.

Илькавар не понимал, серьезно говорит король или же скрывает под злыми словами собственное беспокойство.

Как и все попрошайки, эти люди работали весьма неохотно. Конан стоял рядом с обнаженным мечом – только это и заставляло их двигаться. Они бросали па короля взгляды, в которых не читалось ничего хорошего, но Конан оставался невозмутимым. Он знал, что легко одолеет десяток таких, как эти ребята. И они, очевидно, тоже понимали это.

Наконец все было готово: ведра с водой, факелы. Из хижины вынесли «ценный» кувшин с отбитым горлышком. Очевидно, там хранились деньги. Конан не стал выяснять, много ли. Тело уже лежало в доме. Слышно было, как отрезанные его части скребутся и роняют предметы в попытках выбраться наружу.

Король зажег факел и бросил его внутрь дома. Поднялось пламя. Сложенная из разного мусора хижина загорелась охотно, но чадила и дымила она при этом беспощадно.

Поглазеть на пожар собралась толпа. В огне бесновалось мертвое тело. Несколько раз в дверном проеме показывалась рука и вцепившаяся в нее голова. Конан ударами меча загонял их обратно в дом.

Наконец крыша хижины обрушилась. Тело затихло и больше не шевелилось. Только тогда Конан позволил стоявшим наготове людям начать гасить пожар.

Среди тех, кто собрался поглазеть на чужое несчастье, Илькавар вдруг приметил знакомую фигуру. Молодой человек пригляделся внимательнее. Ошибки быть не могло – в переулке, устроившись так, чтобы по возможности скрываться в тени, стоял знакомый Илькавару нищий. Отвратительная ухмылка блуждала по физиономии старика: он явно наслаждался происходящим.

– Теперь ты от меня не уйдешь! – воскликнул Илькавар и, позабыв о всякой осторожности, бросился к нищему.

Почему-то Илькавар был уверен в том, что Конан последует за ним. Молодой человек не сразу понял, что король, увлеченный огненным погребением не-мертвого Кракнора, вряд ли мгновенно заметит его исчезновение. Обычная ошибка для пария, привыкшего, несмотря на всю свою простоватость, в глубине души считать себя пупом вселенной.

Нищий обнаружил преследователя сразу же. Он отступил в тень, а затем нырнул в переулок и побежал прочь, передвигаясь на удивление резво для такого старого человека. Илькавар следовал за ним по пятам. Он совершенно потерял голову. Разгадка находилась, как казалось, всего в двух шагах. Нужно было только догнать ее и как следует допросить. А если у Илькавара не получится правильно задавать вопросы – король ему поможет.

Они миновали несколько перекрестков и снова оказались на населенных улицах. Здесь нищий пошел медленнее, но и у Илькавара не было возможности схватить его. Как ни были безразличны к чужой участи здешние прохожие, за своего против чужого кто-нибудь да вступится. А кто в воровском квартале чужой – сомневаться не приходилось.

Нищий пару раз бросал на Илькавара торжествующие взгляды. Он как будто заранее решил, каким способом ему одолеть сильного и выносливого юношу.

Неожиданно нищий зашел в дом, стоявший в тупике, поблизости от маленькой грязной рыночной площади, где продавалось разное рваное тряпье – вроде того, что сгорело в хижине двух невезучих бедолаг, чей дом Конан превратил в огненную могилу для Кракнора.

Как ни был Илькавар увлечен своей погоней, у него хватило ума не соваться в чужой дом без спросу, да еще в одиночку. Поэтому парень пробрался под окно и начал подслушивать – благо ни бычий пузырь, ни ставни не закрывали оконного проема, да и само окошко располагалось почти на уровне мостовой.

– Сегодня ночью работа будет завершена, – прозвучал хриплый голос нищего.

– Для чего ты позвал меня сюда? – отозвался второй голос, странно знакомый.

Илькавар пытался вспомнить, где слышал его совсем недавно. Одна мысль пришла ему на ум, но он поспешно отогнал ее. Не может быть! Это исключено.

– Я хотел рассказать тебе о том, как идет наше дело, – хихикнул нищий.

– Это не наше дело, – второй человек заговорил громче, он явно был возмущен. – Это твое дело, негодяй!

– Еще большой вопрос – кто из нас больший негодяй: я, которого довели до нищеты и уродства, или кое-кто другой! Душа Катабаха сгорит в чудовищных мучениях, и никогда не погаснет пожирающий ее огонь! Я знаю, как это сделать, и я это сделаю.

– Ты отвратительный глупец, – сказал второй человек со вздохом. Он как будто устал от происходящего. – Я думал, ты хочешь договориться…

– Нет, я желаю торжествовать! – нищий сорвался нa крик.

Илькавар решил, что момент подходящий, – двое спорщиков были слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на соглядатая, – и быстро заглянул в окно. Увиденное поразило его. Нет, ему не почудилось, когда он подумал, что узнает второй голос.

Собеседником нищего был дворецкий дядюшки Катабаха.

Странно было видеть этих двух стариков, одного растрепанного и жуткого, другого – благообразного, поглощенных яростным спором. Они пылали ненавистью друг к другу – ненавистью, которую не сумели погасить ни прожитые зимы, ни физическая их немощь.

Нищий сжал кулак и потряс перед носом дворецкого.

– Запомни: я уничтожу его и тебя впридачу!

– В последний раз прошу тебя: оставь нас в покое.

– Нет! – выкрикнул нищий. – Никогда я не оставлю вас в покое!

– Рано или поздно тебя остановят…

– Кто меня остановит? Уж не ты ли? Или, может быть, этот глупый мальчишка, племянник Катабаха? Да он в штаны наложил, когда увидел меня.

– У меня больше никого нет, так что придется мне верить в пего, – эти слова дворецкий произнес со спокойным достоинством.

– Бедняга! – издевательски воскликнул нищий. – Плохи же твои дела! А сейчас они станут еще хуже… потому что этот ублюдок, твой юный хозяин, нас подслушивает, и я намерен воспользоваться этим обстоятельством.

Илькавар опоздал всего на мгновение. Юноша уже перепрыгнул подоконник и бросился в комнату, когда нищий прямо на его глазах ударил дворецкого ножом в грудь. Швырнув тело на руки Илькавару, нищий бросился к двери и выскочил наружу.

Илькавар осторожно положил старика на пол никаких кроватей или циновок здесь не водилось. Лицо дворецкого посерело, глаза закатились. Он едва дышал.

– Что здесь происходит?

Дверь стояла настежь, а в дверном проеме отчетливо вырисовывалась мощная фигура короля. Илькавар в отчаянии поднял к нему голову. Теперь, очевидно, оправданий больше не будет. Илькавар найден на месте преступления – жертва с ножом в груди на полу, а подозреваемый только один. Тот, кто пытался скрыть смерть Кракнора. Тот, кто больше всего на свете боится темниц Тарантии.

– Мы опоздали, ваше величество, – сказал Илькавар безнадежно.

Конан вошел в хижину и быстро осмотрел раненого старика.

– Может быть, и нет, – бросил он.

Король не стал задавать лишних вопросов. Кто бы пи ударил старика ножом, это был не Илькавар. Конан не сомневался в невиновности парня. На своем веку киммериец повидал неудачников. Илькавар, очевидно, был из них числа.

Если уж начиналась полоса невезения, то выбраться из нее такие люди могли лишь с посторонней помощью.

– Во всем твоем деле много неясностей, – сказал король. – И я намерен в них разобраться. Старика можно спасти. Во всяком случае, он проживет достаточно долго, чтобы рассказать нам то, что нас интересует.

– Вы полагаете, ему известно больше, чем он сообщил мне при нашей первой встрече?

– Думаю, он даже пытался предупредить тебя об опасности, но… Возможно, он сам не знал, в чем эта опасность заключается. А может быть, надеялся, что ты справишься, и не желал пугать тебя раньше времени.

Конан взвалил раненого старика себе на плечо и вышел из дома. Илькавар поспешно зашагал за ним следом.

Киммериец торопился. День склонялся к вечеру, а им еще многое предстояло сделать.

Когда лекарка спускалась в общий зал «Зеленого медведя», ее забросали целой тучей вопросов, но она произнесла лишь одну фразу:

– Он будет жить и скоро очнется.

После чего потребовала себе вина, добавив, что заплатит за нее Илькавар. Утолив жажду, женщина ушла, и никто не осмелился остановить ее.

– Моя репутация в «Медведе» навек погибла, – сказал Илькавар, сидя наверху в комнате раненого дворецкого.

Конан устремил на молодого человека задумчивый взор. Казалось, киммериец не слышит, но следующая реплика показала обратное: король очень хорошо все слышал и, более того, на все у него уже имелось готовое решение.

– Твоя репутация в этом кабаке подскочила до небес. Подумай сам.

– Они узнали ваше величество?

Конан покачал головой.

– Когда я этого не хочу, меня ни одна каналья не узнает… Нет, другое. Ты ввязался в какое-то опасное приключение. Человек, находившийся под твоим покровительством, пострадал, но ты сумел его спасти. К тебе по первому же зову пришла лучшая целительница, известная в Тарантии. Ну, не считая дворцовых лекарей, разумеется. Да еще некий наемник, который помогает тебе в твоих заботах.

– Наемник?

– А за кого, по-твоему, меня здесь принимают?

Конан ухмыльнулся, и Илькавар невольно улыбнулся ему в ответ. Синие глаза короля блестели: ему явно нравилось приключение.

– Скоро он придет в себя, – продолжал король, указывая на старика. – Ты успел узнать его имя?

– Нет.

– Большая ошибка. Знакомясь с подчиненными, следует первым делом спрашивать их об имени – и потом никогда не забывать этого имени. Подобная мелочь может когда-нибудь спасти тебе жизнь.

– Я запомню.

– Просто делай так постоянно – вот и запоминать не придется.

– Меня зовут Веддет, – прошептал дворецкий.

– А, ты очнулся, – как ни в чем не бывало сказал Конан. – Я рад этому, Веддет.

– Ты король? – спросил дворецкий. – Я должен был догадаться…

– Это не твое дело, кто я, – ответил Конан, сдвигая брови.

Его показная суровость не смутила Веддета.

– Запугивать грозным лицом будешь кого-нибудь помоложе, мальчик. Ты киммериец, насколько я знаю. Варвар. И лучший король из всех, какие были в Аквилонии.

– Не сомневаюсь, – заявил Конан.

Он перестал хмуриться.

Старик говорил искренне. Ему незачем было льстить королю, потому что его жизнь не зависела от королевской милости.

– Ты можешь говорить, Веддет? – спросил Илькавар, желая хоть немного поучаствовать в беседе.

– Подайте мне вина…

Как любого раненого, Веддета мучила жажда. Илькавар поднес к его губам кубок с разбавленным вином. Дворецкий жадно напился и откинулся на набитый соломой валик, служивший ему подушкой.

– Большую часть жизни я прислуживал господам, а теперь мой господин прислуживает мне.

– Это ненадолго, – заявил Конан. – Скоро ты поправишься и займешь свое место в доме.

– Осталась третья ночь, – напомнил дворецкий. – Вряд ли мой новый хозяин переживет ее.

– Я пойду с ним, – обещал Конан.

Дворецкий долго смотрел на короля, как будто желал проникнуть в самые тайные его мысли; потом вздохнул.

– Вдвоем вы, может быть, и справитесь. Если останетесь живы, приходите навестить меня. Да, и оставьте мне денег… на всякий случай. Иначе меня могут вышвырнуть отсюда, а мне бы этого не хотелось.

– Иначе? – переспросил Илькавар.

– Если вы погибнете, я останусь без средств, и хозяин «Зеленого медведя» наверняка переменит свое отношение ко мне.

– Предусмотрительный старик, – сказал Конан, посмеиваясь.

– Я начинал карьеру, прислуживая торговцу, – ответил Веддет.

Торговца звали Катабах. Это был суровый, необщительный человек, характер которого закалили перенесенные в юности испытания. Он вырос в небогатой семье, рано осиротел, рано избавился от сестры, которую сбыл замуж… Кое-какое состояние ему удалось сколотить, в равной мере разоряя и конкурентов, и компаньонов, но все это, как говорил Катабах, было каплей в море. Ему требовалось нечто гораздо большее.

Для Катабаха не существовало никаких «нравственных ограничений». Он был негодяем, и не стыдился этого. Впрочем, и не гордился. Он считал свое поведение в порядке вещей и сильно удивлялся тому, что прочие люди пытаются вести себя порядочно. Для Катабаха подобное поведение было всего-навсего проявлением слабости.

При всей гнусности своего нрава Катабах вовсе не был неприятным в общении человеком. Напротив, многие охотно заводили с ним отношения. Он был интересным собеседником, подчас остроумным, желчным, иногда – злым, но всегда занимательным.

Непорядочность была присуща его натуре столь органично, что никого не шокировала. Она не выпячивалась, не кричала о себе. Она просто ожидала своего часа, чтобы уничтожить очередную жертву.

Поэтому Катабаха неправильно было бы считать каким-то мрачным изгоем, одиночкой, оторванным от других людей. И когда он затеял экспедицию в Вендию, нашлись торговцы, которые охотно снабдили его деньгами.

Именно тогда и нанялся к нему на службу Веддет, который, прежде чем занять место дворецкого, успел побывать охранником в вендийском караване Катабаха.

С самого начала дела не заладились. Тяготы пути измотали спутников Катабаха, но он беспощадно гнал их вперед, к цели.

– Некоторые люди представляют себе Вендию как некий цветущий сад, где на каждом шагу – либо деревни, населенные прекрасными смуглыми юношами и девушками, приветливыми, с цветами в волосах, либо древние и богатые города, битком набитые сокровищами… – говорил Веддет. – Какое горькое заблуждение и сколько людей поплатилось жизнь за то, что поверило в эти сказки!

Его мутный взгляд замер на короле. Конан слушал рассказ старика без тени улыбки. Он был серьезен, спокоен.

– Король Конан… Если правда то, что о вас рассказывают, – добавил Веддет, – то вы знаете: я говорю чистую правду.

Конан кивнул.

– Вендия – опасное место, – признал король. -

Может быть, не более опасное, чем другие… но в любом случае она зачастую не оправдывает ожиданий северян.

– Так с нами и случилось, – вздохнул Веддет. – Мы пытались вести торговлю в небольших грязных городках, которые встречались нам по пути. Мы переправлялись через мутные реки, чью воду невозможно было пить, и волы тащили наши телеги, а их хозяева сидели на головах у своих животных и кололи их ножами, чтобы бежали резвее. Но вол не станет идти быстрее, хоть ты его режь, и мы медленно двигались под убийственным солнцем.

Некоторые из нас заболели лихорадкой, и Катабах приказал избавиться от хворых. Он боялся, что болезнь перекинется на остальных. Поэтому те несчастные, которым не повезло, были попросту брошены в джунглях на произвол судьбы. Проклятье! Катабах не позволил перерезать им глотки, чтобы оборвать их страдания милосердным ударом ножа. Знаете, что он сказал? «Я не убийца!»

И мы позволили ему так поступить с нашими товарищами. Наверное, за эту трусость мы и расплачиваемся… Кто был менее виноват, те давно уже погибли, более виноватые, – я, например, – все еще мучаемся страхом, раскаянием, ужасом вечного проклятия…

А самый виноватый из всех, Катабах, ввергнут в адские страдания в пасти демона, если только не лжет тот нищий, что ударил меня ножом.

Однако буду рассказывать все по порядку.

Мы двигались вдоль границы в поисках удобной дороги в глубь страны. Проводник, которого мы взяли по пути в Вендию, оказался сущим ублюдком: он ничего не знал, даже местных наречий и обычаев, так что скоро сделалось очевидным – он лишь торопится взять с каравана денег, сколько удастся выпросить, и побыстрее уйти.

Когда никчемность этого человека стала очевидной, он пропал. Катабах утверждал, что проводник попросту бросил нас на произвол судьбы, и кое-кто предпочел этому поверить, но я не сомневался в другом: Катабах убил его.

Спустя несколько лет я спросил Катабаха об этом. Негодяй лишь улыбнулся мне в ответ. «Ты же знаешь, Веддет, что я не убийца, – сказал он мне, повторяя свою давнюю фразу. – Я не стал убивать его. Я лишь отвел его подальше в джунгли и подвесил там вниз головой. И так оставил – на милость богов и местных зверей. Авось кто-то из них спас мерзавца».

Мы оба знали, что Катабах обрек проводника на мучительную смерть… Но предпочли не говорить об этом.

Каким бы пройдохой ни был наш проводник, все же наказание оказалось несоизмеримо с преступлением.

Но кто я такой, чтобы спорить с Катабахом! Этот человек обладал огромной внутренней силой. Убедить его в чем-либо или затронуть его чувства было абсолютно невозможно.

Я и не пытался, ни во время нашего путешествия, ни позднее, когда служил ему в роскошном доме в Тарантии…

Вендия представала нам вовсе не страной сказочных богатств и добросердечных принцев и принцесс. Истощенные голоногие крестьяне с руками как спички, их дети с выпученными животами и вытаращенными глазами, похожие на демонов голода, грязная вода в колодцах, удушливая жара, надоедливые москиты… И никакой приличной торговли, на что особенно сетовал мой хозяин.

Мы потеряли не менее десяти человек от разных болезней. Один, к примеру, отравился местной пищей и был брошен нами в деревне, где это и случилось. Не знаю, какова его участь.

В конце концов, нам повезло. Во всяком случае, так мы считали в тот момент.

В одном из небольших городков, где имелись храм и рыночная площадь и где мы отдыхали после перенесенных невзгод, нам повстречался человек, который согласился стать нашим проводником. Катабах познакомился с ним на рынке.

Катабах как раз пытался обменять наши медные кувшины с так называемым «варварским» узором на местную бирюзу, когда к нему приблизился этот человек.

Он назвался Саджем – не знаю, настоящее ли это имя, – и с презрением уставился на бирюзу, которую предлагали нашему хозяину. Потом вмешался в ход торговли.

– Ты действительно хочешь заполучить этот кусок зеленого дерьма? – бесцеремонно спросил Садж у Катабаха.

Оба – и Катабах, и вендийский торговец – воззрились на Саджа с негодованием. Торговец начал кричать:

– Что ты себе позволяешь! Как ты посмел вмешаться в степенную беседу двух почтенных людей! Ты, жалкий голодранец, который в жизни своей не видел настоящей бирюзы!

– Я видел настоящую бирюзу, – возразил Садж как ни в чем не бывало. Оскорбления не подействовали на него. Напротив, с довольным видом он подкрутил свой черный ус и блеснул глазами, похожими на маслины. – А вот ты, почтенный, ничего, кроме кучек зеленого дерьма, и не видал. – Он показал на очень красивую бирюзу очаровательного зеленовато-голубого оттенка, которую пытался приобрести Катабах.