Месть в тёмных переулках Забытых Королевств
Отчаяние в голосе старого жреца заставило Растена замереть. Он неуверенно застыл в дверях ветхого храма, неожиданно сомневаясь и внезапно обнаружив брешь в своей непоколебимой доселе решимости. Однако это мгновение продлилось лишь до его следующего вздоха. Когда он вдохнул, печальные останки его рта охватила боль от осеннего холода. Вместе с болезненным выдохом он выпустил свои сомнения в ночь.
- Тебе необязательно это делать.
Растен сдержал рык. Он должен был это сделать. Девять Адов, он хотел это сделать. Он принял решение прошлой ночью, когда посвятил себя Хоару Громовержцу. Вакс Геллен заплатит, и заплатит он сегодня.
Не желая показывать Соломону ярость на своём лице, Растен остался стоять спиной к наставнику и молча глядеть на городские пустоши, которые они звали домом. В тусклом свете Селун рассыпающиеся здания и груды камней казались надгробиями давно забытого кладбища. Его город был кладбищем.
А вот и ходячие мертвецы, подумал он.
Тут и там среди руин пробуждались к жизни мерцающие огоньки. Сгорбленные фигуры рыскали среди развалин и теснились вокруг пламени, как мухи на трупе. Они напоминали Растену детские рисунки людей из чёрточек – тонкие и незавершённые. Сгрудившись в своих грязных лохмотьях вокруг слабого огня, они пытались согреть изношенные тела, а может – приготовить какой-нибудь драгоценный кусочек еды, который смогли отыскать днём. Это были «внутряки», забытая масса человеческих отбросов, населяющая Внутренний Флан.
Шесть квадратных миль развалин, которые внутряки звали домом – Внутренний Флан – располагались в центре Нового Флана, как гнилая дырка в спелом персике. Только в отличие от персика, гниль от спелости во Флане отделяла пятнадцатифутовая каменная стена. Только преступники, безумцы или слуги милосердия, такие как Соломон, решали здесь поселиться. У бедняков и полукровок вроде Растена никакого выбора не было.
Он провёл грубой ладонью по длинным чёрным волосам и осторожно помассировал ноющие припухлости на черепе.
Но мы все умеем цепляться за жизнь, подумал он. Каждый из нас.
Он испытывал свирепую гордость по этому поводу. Он рыскал по этим улицам с тех пор, как был ещё мальчишкой, вытерпел всё, что они обрушили на него, и стал только сильнее.
- Пожалуйста, Растен, обернись. Посмотри на меня.
Отцовский тон Соломона заставил Растена обернуться.
Хотя пожилой жрец этого не хотел, зрелище его побитого лица лишь усилило ярость Растена. Бритую голову жреца покрывала паутина синяков и розовых ран. Раздувшийся бугор размером с небольшую сливу и такого же цвета мешал ему открыть правый глаз. Его узкое лицо было пустыней из ранений, ушибов и синяков.
Соломон пытался, но до конца не мог подавить дрожь от боли, которую вызывало каждое движение.
Но Растен всё равно был рад видеть, что старик сохранил чувство собственного достоинства. Избиение забрало у Соломона только дань крови и боли. Всё самое важное осталось нетронутым. Высокое тело Соломона не согнулось. Его синяя мантия висела на худых плечах, словно плащ монарха. Железный священный символ Ильматера, Страдающего Владыки – пара сложенных чашечкой, исцеляющих рук – висела на кожаном шнурке вокруг шеи.
Соломон говорил медленно.
- Ты можешь не делать этого.
Его единственный зрячий глаз умолял Растена простить.
Растен проглотил гневный ответ, который вертелся у него на языке. Он не мог прощать. Больше не мог. Соломон должен это понимать. Прошлой ночью Растен посвятил себя Хоару Громовержцу, и бог мести ответил на его молитвы двумя ударами грома. В это мгновение готовность прощать была сорвана с поверхности его души, как окалина с чана расплавленного металла. Сейчас он испытывал только ярость, праведную ярость. Он был орудием своего бога, и Геллен заплатит за всё.
Растен погладил свой импровизированный священный символ, как кожу любимой. Простой деревянный диск висел на кожаном шнурке вокруг его шеи. Он выцарапал на его поверхности символ Хоара ржавым кинжалом – две зазубренных молнии, причина и следствие; действие и реакция; поступок и отмщение. Символ служил его талисманом, его убеждённостью в том, что он поступает правильно, несмотря на неодобрение Соломона.
Левой рукой Растен потянулся вниз и взвесил небольшой матерчатый кошель, который висел на его кожаном поясе; почувствовал вес мясистого предмета внутри. Он тоже служил талисманом. Он тоже убеждал Растена в его правоте. Растен испустил низкий рык.
Вздрогнув, Соломон захромал по земляному полу и мягко положил руки Растену на плечи. Жрец Ильматера был худым, как бобовый стручок, и на целую голову выше Растена.
- Пожалуйста, Растен… не надо. Ради меня. Помнишь, чему учит Ильматер? Чему я тебя учил? Мы должны прощать. Мы должны терпеть. Даже…
Взгляд Соломона скользнул ко рту Растена.
- Даже это.
Когда Растен не ответил, Соломон вздохнул и кивнул на деревянный диск Хоара.
- Я знаю, что ты не ответишь мне из-за… из-за твоей боли, и потому что ты принял обет. Но послушай.
Он легонько сжал плечи юноши.
- Прошу тебя, Растен, послушай. Месть пуста.
Растен чуть нахмурился, но стоял на своём. Его больше не могли тронуть слова, даже слова Соломона. После того, как гром Хоара ответил на его молитвы, он поднял своё покалеченное лицо к небу и произнёс Обет – поклялся, что не скажет ни слова, пока не осуществится месть или пока он не погибнет. То, что избиение по совпадению лишило его дара речи, служило просто подтверждением, что Громовержец его избрал.
Неразборчиво буркнув, он вырвался из мягких рук Соломона. Горюющий старый жрец выглядел так, как будто ему отвесили пощёчину. Растен сумел сохранить лицо бесстрастным. Ему не нравилось причинять Соломону боль, но он не мог позволить себе быть мягким. Не сегодня. Он любил старика, но на этот раз Соломон ошибался.
Растен положил ладонь на деревянный диск у себя на шее. Геллен заплатит.
Не глядя на мужчину, который вырастил орка-полукровку, как собственного сына, Растен повернулся на каблуках и выскользнул во тьму.
Он остановился всего через несколько кварталов и посмотрел в ночное небо.
Это был правильный поступок, разве нет?
У Селун не было ответов; зато в кошеле у него на поясе – были.
Это был не просто правильный поступок; это был единственный возможный поступок.
Раскат грома ударил вдалеке – один раз, дважды. Чистое небо не предлагало объяснения, но Растен знал, что получил одобрение Хоара.
Он снова двинулся в путь, уже более уверенным шагом. Несмотря на мрак, факела у Растена не было. Орочья кровь в его венах позволяла ему прекрасно видеть в темноте. В тусклом звёздном свете ночи он видел всё так же ясно, как при свете полуденного солнца.
Он шагал по узким, заваленным камнями улицам Внутреннего Флана с лёгкостью человека, давно знакомого с каждым их поворотом. Выгоревшие, частично обвалившиеся кирпичные здания вырастали из тьмы на каждом шагу, словно монолитные надгробия, кости давно мёртвого города. Большинство стояли заброшенными, не считая крыс, но более прочные иногда служили домами для бедняков. Растен мог определить, какие – по доскам, блокирующим окна занятых зданий, чтобы удерживать холод снаружи.
Он целеустремлённо шёл посередине заваленной обломками улицы. Находись он в глубинах Внутреннего Флана, подобное безрассудство стало бы опасным, но в такой близости к храму Соломона бояться ему было нечего. Недоедающие мужчины и женщины, теснившиеся вокруг разбросанных жаровен, были безвредными человеческими призраками. Храм и его окрестности служили чем-то вроде безопасного участка, который действовал, как магнит для слабых. Люди, обитавшие в тени храма, не были хищниками Внутреннего Флана; они были жертвами.
Однако вскоре он покинул безопасность храма и оказался в охотничьих угодьях. Граница между двумя областями, безопасной и опасной, не была отмечена никаким физическим знаком, но Растен почувствовал, когда пересёк её. Теперь он был в игре. Охотники и жертвы.
Здесь он держался у края улицы. Перебегая от здания к зданию и обнимая стены, он скользил из тени в тень с удивительной для мужчины его размера грацией. Тёмные переулки казались пустынными, но он знал, насколько ошибочно это впечатление. Он был не единственным обитателем Внутреннего Флана, способным видеть в темноте. Город покоряли и отвоёвывали столько раз, что только Хоар ведал, какие существа могли обитать в руинах. По улицам рыскали банды мародёров, разыскивая слабых или одиноких.
Шорох на улице заставил его замереть. Он ничего не видел. Медленными движениями он скользнул в непроглядный мрак переулка и осмотрел улицу, доставая из-за пояса ржавый кинжал. Дыхание было спокойным и ровным. Он не боялся.
С его ночным зрением он увидел небольшое существо, семенившее по улице в сорока футах впереди. За ним следовали ещё трое.
Собаки, улыбнулся он. Просто собаки. Он сунул кинжал обратно в ножны.
Оказалось, что улица была пуста. Три месяца назад это было бы странным, но теперь – уже нет. Геллен и Чёрные Капюшоны забрали эту территорию себе. Они регулярно прочёсывали улицы, избивая или убивая всех, кто попадался им на пути. Никто не осмеливался ходить сюда – по крайней мере, если был выбор.
Но выбор был не всегда, мрачно напомнил себе Растен. С каждым шагом матерчатый кошель ударялся о его бедро, как дубинка.
Хаотичные воспоминания об опускающихся кулаках и сверкающем ноже всплыли в его голове. Он почти не помнил подробностей. Чёрные Капюшоны поймали его и Соломона на улице после наступления темноты. Соломон настаивал, чтобы они покинули окрестности храма и отправились на поиски человека по имени Гарт, члена паствы, который пропал на два дня. Они его не нашли. Они нашли восьмерых Капюшонов и были избиты до бесчувствия. По правде говоря, им ещё повезло. Чаще всего Капюшоны не оставляли выживших. Но они почувствовали жалость – или презрение – к Соломону, и оставили жреца Бога Страданий вместе с его жизнью и его болью. Что до Растена…
Он провёл ладонью с толстыми пальцами по лицу, почувствовал раны и ушибы, испортившие его внешность. Рот болел просто адски, но он принимал боль.
Сегодня ночью он заставит их заплатить.
Чистое небо ответило одобрением – двумя раскатистыми ударами грома, похожего на звук далёких барабанов. Однако контрапунктом в голове Растена по-прежнему звучала печальная фраза Соломона. Месть пуста.
Его путь привёл его на запад, к Новому Бургу, «цивилизованной» области Внутреннего Флана – кварталу борделей, грязных таверн, наркопритонов и ночлежек, где располагалась штаб-квартира Геллена. Вытесненный по слухам из Нового Флана в борьбе за власть внутри одной из воровских гильдий Геллен устроился во Внутреннем Флане. Он окружил себя бандой вооружённых громил – Чёрными Капюшонами; внутряки называли их так из-за чёрных плащей с капюшонами, которые носили бандиты.
Всего в трёх кварталах от Нового Бурга Растен наткнулся на тело Гарта. Птицы немного его поклевали, но даже в темноте он не сомневался в том, кому принадлежит труп. Тело висело на верёвке, подвешенной над углом здания. Даже с улицы Растен видел символы, вырезанные у него на груди.
Растен застыл от гнева. Обет не позволял ему закричать от ярости, поэтому он поднял вверх свои сильные руки и потряс кулаками в безмолвной злости. Выпустив пар, он осмотрел улицу по обе стороны. Уверенный, что вокруг пусто, он скользнул вперёд и взобрался на разваливающееся здание. Он осторожно опустил тело Гарта на улицу.
Гарта избили. Сильно. Его покрытое кровоподтёками лицо так распухло, что узнать мужчину было практически невозможно. На губах запеклась кровь. Растену не нужно было открывать ему рот, чтобы знать, что язык отрезали.
На глаза навернулись слёзы. Ярость вытекла из него, как вода через решето, оставляя лишь сочувствие к Гарту. Растен по собственному опыту знал, какую боль Гарту пришлось вытерпеть. Расплывающимся зрением он прочёл слова, вырезанные у Гарта на груди.
- Никаких разговоров, - гласили они на всеобщем. Визитная карточка Геллена. Это – и отрезанный язык.
Раскат грома зарычал вдалеке, опасный и низкий.
Гильдмастер воров Внутреннего Флана пытался ограничить стукачество, время от времени карая стукачей. Однако Растен знал, что настоящих стукачей на самом деле не было. Внутряков занимали поиски еды и тепла на ночь, а не политика преступного мира. Нет, Геллен казнил не стукачей; он казнил невинных мужчин и женщин, пытаясь предотвратить любую болтовню ещё до её начала.
Никаких разговоров. Даже для безграмотных внутряков, послание было ясным – перейди дорогу Геллену и будешь болтаться на верёвке, став пищей для ворон.
Растен вытер свои слёзы и отнёс Гарта в ближайшее здание. Когда он вошёл, из-под ног разбежались крысы, но он почти этого не заметил. Воспользовавшись кинжалом, чтобы разрыхлить почву, он вырыл неглубокую дыру в земляном полу и положил в неё Гарта. Затем возвёл над ним каменную насыпь. Это было лучшее, что он мог сделать. Когда Растен вышел на улицу, его поприветствовал ещё один одобрительный удар грома.
Вдалеке он увидел мягкое оранжевое мерцание факелов и огней – Новый Бург.
Приближался он осторожно. Большинство обитателей Нового Бурга составляли преступники, из-за чего район был относительно преуспевающим. Нужно было сохранять бдительность.
По обеим сторонам улицы, словно детские кубики, стояли одноэтажные ветхие строения из дерева. Пошатывающиеся дома опирались друг на друга, словно пьяницы, будучи расположены так близко, что казались одним зданием. Поток криков, смеха и пешеходов втекал и вытекал из здания рядом с Растеном.
Местная таверна, предположил он, подающая жаркое из крыс и разъедающее кишки пойло из перебродившего картофеля. Через несколько зданий от таверны три голодающих женщины в грязных сорочках опирались на перила крыльца тёмного дома без окон. Они отчаянно старались казаться привлекательными, но выглядели лишь изнурёнными. Растену было ясно, что это – бордель, по крайней мере, эквивалент такового в Новом Бурге.
Несколько плюющихся искрами факелов в импровизированных держателях снаружи зданий обеспечивали тусклое, мерцающее свечение. В неглубоких ямах, вырытых на улице, мерцали оранжевым гаснущие угли от нескольких костров. Небольшие толпы грязных людей теснились вокруг огня, передавая грязные бутыли с самодельным алкоголем. Среди разбросанных мусорных куч и луж валялись без сознания или в бреду пьяницы и наркоманы. Опасные с виду люди и орки скользили по улице, иногда переступая через пьяниц, иногда наступая на них. Растен не осмеливался выходить на свет. Его могут узнать, если он встретится с одним из Капюшонов. Он оставался в тенях, его мрачный, настороженный взгляд вбирал в себя всё. В основном он сосредоточился на таверне, ожидая, пока не представится возможность. В течение часа наружу вывалились два Чёрных Капюшона. Один из них споткнулся о лежащего в дверях пьяницу и процедил заплетающимся языком ругательство. Он схватился за товарища, когда падал, и они оба рухнули грудой на землю, крича и ругаясь. Растен не различал слов, но слышал гневный тон голосов. Они с трудом поднялись на ноги. Пьяница пробормотал что-то извиняющееся. Не удовлетворившись этим, Капюшоны начали его избивать, осыпая ударами по голове и рёбрам. Лежащий человек закрыл лицо руками и свернулся в шар, крича от боли. Капюшоны только смеялись.
Растен прищурился; его губы натянулись, открывая клыки, в тихом шипении ярости. Слова Соломон, сказанные ему много лет назад, всплыли в памяти – только слабые люди нападают на беспомощных.
Его толстые кулаки сжались от недовольства. Эти Капюшоны были слабы, и сегодня ночью он им это докажет. Но не сейчас. Хотя это и причиняло ему боль, он не осмеливался раскрыть себя, помогая пьянице.
Люди Геллена обрушили ещё вялых ударов на рёбра несчастного, прежде чем отправиться своей дорогой. Продолжая смеяться, один из них схватил факел из держателя, и они направились в ближайший переулок.
Растен выскользнул из тени и последовал за ними. Пьяница жалко застонал, когда он проходил мимо.
Растен остановился, разрываясь на части. У мужчины, вероятно, были сломаны рёбра. Он мог умереть, если не оказать ему помощь. Растен нерешительно посмотрел вглубь переулка, потом опустил взгляд на несчастного. Сочувствие к страданиям мужчины боролось в нём с желанием заставить Геллена и его Капюшонов заплатить по счетам. Неохотно он шагнул к избитому мужчине. С этим шагом его ладонь скользнула по кошелю на поясе. Это заставило его замереть. Он повернулся и поспешил за людьми Геллена. Стон боли преследовал его в переулке, словно призрак.
Узкий проход часто разделялся – это место было настоящим лабиринтом – но Растен нашёл Капюшонов без всяких затруднений. Они сильно шумели – смеялись, спотыкались о разный мусор, толкали друг друга, убеждённые, что плащи защитят их. Вскоре Растен уже видел их факел.
Он шёл следом – они должны были отвести его в логово Геллена.
Небо зловеще зарокотало, как будто от нетерпения.
Скоро Капюшоны достигли своего места назначения. Крепкое двухэтажное здание из дерева наверняка было штаб-квартирой Геллена. Два Чёрных Капюшона стояли на страже у крепкой двери, а ещё двое – вероятно, вооружённых арбалетами – наблюдали с крыши. Растен разглядывал их издалека, следя, чтобы его не заметили.
Стражники по-дружески поругали двух пьянчуг, когда те, пошатываясь, подошли к двери. Мужчины ответили им собственными непристойными ругательствами и широко распахнули дверь. Растен лишь мельком заметил сумрачный коридор, прежде чем дверь за ними с грохотом захлопнулась. Он ждал и наблюдал.
Следующие несколько часов тянулись очень медленно. Трижды здание покидали Капюшоны, но всегда группами или парами. Ему нужен был одиночка. Пока он ждал, разразилась гроза. Тучи с неестественной скоростью налетели с юга, стерев мигающие звёзды и сделав небо чистым, как гранитная плита. Когда по небу раскатился гром, Растен ощутил огромное нетерпение. Пошёл дождь. Скоро он стал настоящим ливнем.
От двойного удара грома ветхие здания содрогнулись, как от взрыва. В это мгновение дверь в штаб-квартиру распахнулась, и оттуда показался единственный Капюшон. Он обменялся словами со стражниками и пошёл прочь, сгорбившись под дождём и глубоко натянув плащ на голову. Факела у него не было.
Растен невесело усмехнулся и пошёл за мужчиной.
Этот Капюшон хорошо знал местные улицы. Несмотря на темноту, он с лёгкостью ориентировался в лабиринте переулков. Однако Растен потихоньку сокращал расстояние.
Череда молний разорвала ночное небо, залив переулок повторяющимися вспышками света. Растен спрыгнул в грязь, но Капюшон не обернулся. Однако он остановился. Растен остался неподвижен в грязи, глядя в конец переулка. Капюшон огляделся, но Растена не увидел. Видимо, решив, что он один, человек Геллена нашёл угол и начал расшнуровывать штаны.
Растен поверить этому не мог. Этот тупица собирался помочиться. Здесь! Сейчас! Намереваясь воспользоваться этим шансом, Растен быстро поднялся на ноги, прижался к стене и стал красться по переулку. Дождь заглушил все звуки его приближения. Через несколько секунд он замер, скорчившись в тени в десяти футах от ничего не подозревающего и беспомощного Чёрного Капюшона.
Только слабые люди нападают на беспо…
Бах! Гром заревел в небе, заглушив голос Соломона в его мыслях. Испуганный Капюшон непроизвольно сжался от оглушительного грохота.
Растен прыгнул, схватил его сзади за затылок и ударил лицом об стену здания. Нос Капюшона лопнул, как яичная скорлупа; к грязным дождевым лужам присоединилась красная струйка.
- Унггх, - простонал мужчина. Пока он был оглушён, Растен рывком развернул его и ударил кулаком в лицо. Капюшон обмяк. Растен достал кинжал и присел рядом с ним.
Только слабые люди… только слабые люди… Слова Соломона были барабанным боем.
Он сорвал с мужчины плащ и сунул его под рубаху. Вспышка молнии осветила переулок. Мужчина выглядел юным. Но юный или нет, он решил работать на Геллена. А Геллен сделал… Растен зарычал, его костяшки на рукояти кинжала побелели. Геллен сделал то, что сделал. И теперь настала очередь Растена делать то, что он должен был. Он прижал кинжал к горлу бесчувственного мужчины. Голос Соломона умолял его, но он не обращал внимания. Он отвечал только своему гневу.
Два удара грома одобрительно зарычали.
Он нетвёрдо поднялся на ноги и направился обратно к штаб-квартире Геллена.
Странно… он думал, что будет испытывать подъём, избавившись от одного из людей Геллена. Или хотя бы удовлетворение. Вместо этого, он чувствовал… пустоту.
Месть пуста.
Он отмахнулся от Соломона и пошёл дальше.
Примерно на полпути он остановился и натянул плащ мёртвого мужчины.
Гроза бушевала, как закативший истерику ребёнок. Ветер превратил дождь в сверкающие горизонтальные листы. Растен ковылял к зданию и рухнул лицом вниз прямо перед стражниками. Медленно поднявшись – сначала на колени, затем – на нетвёрдые ноги – он направился к двери.
- Малость промок, да, дружище? – крикнул один из стражников, перекрывая гром и ветер. Второй рассмеялся. Раздался гром. – Это Делин? – стражник подошёл ближе, чтобы взглянуть.
Растен притворно споткнулся и неловко отмахнулся от стражника, на всякий случай добавив кряхтение.
- Он пьян, - услышал он второго. – Оставь его.
- Угу, - отозвался первый и отступил. Растен распахнул дверь и вошёл в логово Геллена.
Проход освещался факелами на стене, хотя ветер и дождь погасили те, что были ближе всего к двери. Он глубже натянул капюшон, чтобы спрятать лицо. Из ближайшей комнаты раздавались приглушённые голоса. Он двинулся к ним, шатаясь, как пьяница.
Он вошёл в квадратную комнату. Помещение согревали поленья, горящие в печи. За небольшим столом двое мужчин без верхней одежды играли в кости. Один был лыс, зато носил большие усы, висящие над губой, как тощая крыса. Другой был толстым, светловолосым, со свинячьими глазами-пуговками. У обоих был длинный меч и кинжал. Их мокрые плащи висели на вешалке рядом с печью. Оба сосредоточились на бросках костей, как будто от этого зависели их жизни.
- Я пойду скажу Геллену, - неожиданно заявил голос справа.
Нетерпеливо – но он надеялся, что не слишком – повернувшись, Растен из-под своего капюшона тайком всмотрелся в человека, который это сказал. Редеющие чёрные волосы мужчины прилипли от дождя к голове. Облачённый в кожаные доспехи и вооружённый коротким мечом, он взлетел по ступенькам, бросив на Растена лишь мимолётный взгляд. Растен двинулся следом…
- Адский ливень, да?
Растен застыл. К нему обращался усатый. Как будто подчёркивая его слова, доски плинтуса задрожали от очередного удара грома. Усатый усмехнулся ему, пока тряс кости.
- Адский ливень, и это факт. Другого такого я даже не припомню.
Он бросил кости на стол.
- Тьфу! – закричал он.
- Ха! – воскликнул толстяк. – Ты должен уже три, Див.
- Три! Ты хотел сказать – два.
- А ну погоди-ка, волосатый ты…
Растен поднялся по лестнице, пока они спорили. Рокотал гром.
Направо и налево тянулся коридор с дверями. Какие-то стояли открытыми или приоткрытыми, но большинство было закрыто. Худого мужчины нигде не было видно.
Из открытой комнаты в правом конце коридора раздались голоса. Он сделал три шага в ту сторону, затем услышал, как открывается за спиной дверь. Коридор заполнил голос – голос худого мужчины с лестницы! Другой голос ответил ему из комнаты. Лихорадочно соображая, Растен опустился на пол у стены, подался вперёд и опустил голову между коленей. Принимая эту позу, он попытался незаметно взглянуть в ту сторону. Когда он отвёл мокрый капюшон, прилипший к лицу, он увидел худого мужчину, стоящего на выходе из третьей слева комнаты и беседующего с кем-то внутри. Мужчина кивнул.
- Ну ладно, - сказал он и захлопнул дверь. Растен опустил взгляд и стал издавать звуки рвоты. Шаги мужчины направились к нему. Сердце Растена бешено колотилось, гонгом отдаваясь в ушах, но он не поднимал лица. Мужчина остановился, его сапоги были всего в футе перед юношей. Растен закрыл глаза и стал изображать рвоту ещё громче.
Мужчина пошёл прочь, но опять остановился, очевидно, не уверенный. Растен начал лихорадочно соображать.
Испытав прилив вдохновения, он подался ещё дальше и навис над одним из сапог мужчины. Он изобразил необычайно сильный приступ рвоты.
- Осторожнее, - приказал худой, отпрыгнув назад, чтобы избежать ожидаемых рвотных масс. – Осторожнее, - повторил он. Он хмыкнул, проходя мимо Растена. – Завтра тебе придётся несладко.
Его шаги двинулись дальше по коридору, к открытой комнате. Там его поприветствовал нестройный хор голосов.
Двойной удар грома раздался с неба.
Растен вскочил на ноги и бросился к двери, из которой вышел худой. Его целеустремлённый шаг был совершенно не похож на шаркающую походку пьяницы; время притворства миновало.
Его рука дрожала, когда он потянулся к дверной ручке. Разминая пальцы, он попытался восстановить самообладание. Он схватился за ручку, распахнул дверь, вскочил внутрь и захлопнул дверь перед собой.
- Так-так, – произнёс мужской голос. Растен резко обернулся и увидел Вакса Геллена, спокойно сидящего за столом с трапезой из хлеба и сыра. Горела единственная свеча. На полпути между столешницей и своими губами в руках у хозяина замерла глиняная кружка. В остальном комната была пуста, не считая закрытого ставнями окна.
- Так-так, - снова повторил Геллен и со стуком поставил кружку на стол. – Я же сказал – не беспокоить.
Его голос окрасился зачатками гнева.
На вид Геллену было тридцать с чем-то. Свои длинные чёрные волосы он носил собранными в конский хвост. Его узкое лицо, с большим нёрвным носом и косматыми чёрными бакенбардами, напоминало Растену крысу. В ножнах на поясе висел длинный меч, а на плечах висел кожаный жилет с пятнами от пота.
Сапоги с жёсткой подошвой ударили о пол, когда Геллен вскочил на ноги.
- Я сказал… проклятье!
В спешке Геллен ударился коленом о стол и расплескал содержимое кружки. Он на мгновение уставился на свои штаны, затем угрожающе посмотрел на Растена.
- Проклятье, парень! Надеюсь, у тебя есть для этого серьёзная причина, иначе твои яйца окажутся в тисках.
Растен откинул капюшон.
Геллен застыл. В его взгляде сверкнуло изумление, лицо побелело.
- Что…? Кто…? Ты не из моих, - наконец выдавил он.
Ещё бы, подумал Растен, но ничего не сказал. Вместо этого он с ненавистью разглядывал мужчину, который избивал слабых.
Геллен вскочил на ноги, выхватил меч и бросился на Растена. Вместо того, чтобы попятиться или уклониться, Растен поступил неожиданно – он опустил голову и встретил натиск гильдмастера собственным. Его плечо ударило в грудь Геллена, прежде чем изумлённый гильдмастер смог воспользоваться своим мечом. Затрещали рёбра, и Геллен взвизгнул. Растен схватил его за запястье, вывернул меч, и оттолкнул Геллена назад.
- Кто тебя послал? – спросил, задыхаясь, Геллен, сгорбившись и баюкая свои рёбра. – Мерген, из Нового Флана?
Слова вырывались из него торопливо, как паникующее чириканье птички, пойманной в клетке голодным котом.
- Я заплачу тебе вдвое больше того, что он предложил. Вдвое. У меня есть деньги. Скажи что-нибудь, будь ты проклят!
Растен ногой отбросил меч и скользнул к противнику. Широко распахнув глаза, гильдмастер попятился так быстро, что врезался в стену. У него на лбу блестел пот, дыхание частило.
Растен скинул с себя плащ, приближаясь. Глядя в глаза Геллена, он разорвал рубаху, обнажая грудь.
Розовые шрамы на бочкообразной груди Растена немного зажили, но были ещё достаточно отчётливыми, чтобы выделяться на коже. «Никаких разговоров», гласили они.
Глаза Геллена стали большими, как монеты. Он начал что-то мямлить, но прикусил язык, когда посмотрел в глаза Растена.
Растен достал кинжал. Геллен вжался в стену, насколько позволяло дерево. Казалось, он обдумывает побег через окно, но он быстро понял, что это займёт слишком много времени. Вместо этого он достал кинжал из потайных ножен на пояснице и закричал, призывая на помощь.
В тот же миг, как он открыл рот, здание содрогнулось от удара грома, заглушившего его голос. Потрясённое выражение на лице Геллена было бесценным. Его взгляд отчаянно сновал по комнате, выискивая пути к побегу. Растен обнажил свои клыки в хищнической усмешке, и на лице Геллена отразилась паника.
Геллен снова закричал, и снова Хоар заглушил его испуганные вопли раскатом оглушительного грома. Руки Геллена тряслись так сильно, что кинжал как будто отплясывал джигу в его хватке.
Когда Растен приблизился, Геллен от отчаяния сделал выпад своим клинком. Растен воспользовался кинжалом, чтобы отвести оружие Геллена широко в сторону, затем другой рукой схватил его за запястье. Ярость наполнила его хватку огромной силой. Затрещали кости, и кинжал Геллена зазвенел на полу.
- Ааа! – заорал воровской вожак. Он выглядел так, словно готов был потерять сознание. Растен отпустил его запястье и ударил Геллена в лицо. Из носа и губ хлынула кровь. Тот отшатнулся и со стоном рухнул на стену.
Уверенный, что никто не слышал их борьбу, Растен подошёл к двери и закрыл её на защёлку. Он не хотел, чтобы им помешали.
Снаружи бушевала гроза.
Растен сделал Геллену кляп и связал почти бесчувственного гильдмастера полосами ткани, оторванными от собственного плаща Геллена. Усадив его на один из стульев, Растен пощёчиной привёл мужчину в чувство. Широко раскрыв глаза от ужаса, Геллен слабо забился в своих путах. Ткань не поддалась даже на дюйм. Он начал что-то лепетать, но испуганное бормотание было невозможно разобрать из-за матерчатого кляпа.
Растен прижал палец к губам, приказывая молчать. Затем, обнажив клыки в зловещей улыбке, он ткнул большим пальцем себе в грудь – «Никаких разговоров».
Геллен заткнулся. Его бледное лицо непроизвольно подёргивалось, а в глазах проступили слёзы, как сок из стиснутого в ладони апельсина.
Растен многозначительно помахал кинжалом перед лицом Геллена. Гильдмастер затрясся от рыданий.
Слабак. Геллен сидел перед ним беспомощный и всхлипывал, как ребёнок.
Только слабые люди нападают на беспомощных.
Растен удивлённо наклонил голову. Кто это сказал?
Загремел гром, и здание содрогнулось до самого основания. Растен отмахнулся кинжалом от слов Соломона. Сейчас было не время для сомнений. Он потянулся к матерчатому кошелю на поясе. Он аккуратно развязал его, как ювелир, обнажающий алмаз, затем опрокинул содержимое на колени Геллена.
Розовый кусок мяса, неровно отрезанный с одного конца, шлёпнулся на колени гильдмастеру. Геллен мгновенно узнал его. Он отдёрнулся с придушенным криком и отчаянно задёргал ногами, пытаясь сбросить с себя язык.
Растен схватил его лицо хваткой прочной, как сталь. Гильдмастер застыл, бледный, как простыня. Растен опять указал большим пальцем на свою грудь – «Никаких разговоров». По щекам Гелена потекли слёзы; его грудь вздымалась тяжело и резко.
Растен приблизил лицо к лицу Геллена. Он открыл рот, показывая оставшийся у него покрытый рубцами обрубок языка. Обрубок был невелик. Чёрные Капюшоны знали своё дело. Они оставили его умирать, в точности как Гарта. Но Растен выжил, благодаря исцеляющим заклинаниям Соломона – выжил, чтобы свершить месть.
Он поднёс кинжал ко рту Геллена. Продолжая держать его лицо, Растен надавил на щёки, открывая ему рот, как устрицу из Лунного моря. Гильдмастер попытался вырвать голову, но Растен удержал его. Он вытащил кляп. Слишком напуганный, чтобы орать, Геллен просто таращился на него.
Растен поморщился от отвращения. От испуга Геллен обделался.
Сидя беспомощным на этом стуле, Геллен был не похож на того чудовища, которым воображал его Растен. Вместо этого, он выглядел просто напуганным маленьким человечком. Слова Соломона повторялись в голове юноши с силой грома – только слабые люди… Он замешкался.
Грохотнул гром, толкая его действовать – один раз, дважды; причина и следствие; поступок и месть.
Он сунул кончик своего ржавого кинжала в рот Геллена, задержал его над языком. От продолжающихся раскатов грома дрожала крыша.
Рука Растена тряслась.
Только слабые люди… только слабые люди…
Раскаты грома становились сильнее. Но он всё ещё мешкал.
Слюна потекла из уголков дёргающегося рта гильдмастера. Его глаза закатились. Растен подумал о Соломоне, о силе, которую старик показывал при помощи своей любви, а не насилия.
Внутри Растена что-то сломалось. Гнев хлынул из него потоком. Он убрал кинжал изо рта Геллена. Его рука с кинжалом безвольно повисла. Что он творит? Геллен обмяк на стуле перед ним, покрытый кровью, слюной, потом и фекалиями. Гильдмастер был совершенно сломан, но Растен не ощущал удовлетворения. Он не испытывал к Геллену ничего, кроме жалостливого презрения. Ненависть, которая казалась ему неисчерпаемой, испарилась как роса на солнце. Геллен был… жалок, и только. Растену пришлось убивать, чтобы это понять.
Зловеще ударил гром. Он казался нетерпеливым. Или разочарованным.
Месть пуста.
Растен вспомнил старика и улыбнулся. Эта была его первая искренняя улыбка за много дней.
Он снял деревянный диск с шеи и бросил его под ноги Геллену. Охваченный вдохновением, он открыл ставни, подошёл к двери, открыл её, высунул в коридор голову и нарушил свой обет.
- Пгитее! На Гел-ик-лана напха-али! – крикнул он. В коридоре немедленно застучали шаги. Может, они и не различили, что Растен крикнул: «Помогите, на Геллана напали!», но сразу поняли, что что-то идёт не так.
Пускай увидят, как их могучий гильдмастер превратился в измазанного дерьмом сопляка.
После этого он пересёк комнату и вылез из окна, за считанные секунды до прибытия орущих Капюшонов.
Он спокойно выскочил на улицу и бросился прочь, в сторону храма – к Соломону. Небо наконец замолчало, как капризный ребёнок, надувшийся от обиды. Растен опять улыбнулся. Бушует гроза, подумал он, но небо наконец прояснилось.
Спонсор перевода – VyachyNOS