Предательство. Я столько раз сталкивалась с ним в жизни, но ещё никогда мне не было так больно. Он говорил, что я его истинная. Что социальная разница между нами не важна.
Что главное, наша любовь.
А я верила. Умом понимала, что ему ни ровня, ни пара и ни гожусь в спутницы жизни.
Но я верила вопреки всему, даже собственному здравому смыслу.
А теперь что? Благояр получил то, чего хотел, и собирается молча исчезнуть из моей жизни. Даже не сказав ни слова.
Тяжело вздохнув, проследила, как дверь в лекционный зал, где пару минут назад мы сдавали экзамены, отворилась, и нас пригласили на оглашения результатов. Свою фамилию прослушала. Первый раз мне была не важна отметка. Староста группы положила передо мной раскрытую зачётку.
«Отлично» – прочитала я про себя.
Я так боялась этого экзамена. Вот дурная голова.
Профессор выдал короткую речь и пожелал счастливо провести летние каникулы. На моих губах обозначилась горькая усмешка. Кому каникулы, а кому пахать без отдыха. Мать теперь с меня точно не слезет: всё сделает, чтобы я бросила академию и начала обеспечивать их с отцом разгульную жизнь. То есть выполнила то, ради чего меня и родили.
Выйдя на улицу, поплелась на автобусную остановку. С неба моросил мелкий дождик. Проходя мимо кофейни, призадумалась. А почему бы и нет. Именно здесь мы завтракали с Благояром. Заняв тот же столик, отсчитала мелочью официантке за чашечку чёрного кофе, оставив себе на проезд.
Глядя в окно на улицу, снова погрузилась в свои мысли.
Как он мог? За что так со мной?
Может, стоит вернуться и прямо спросить, в глаза ему взглянуть. И пусть он мне расскажет за что так жестоко. Пусть и он хоть немного помучается. Оставив на столе кофе, к которому я так и не притронулась, вышла и поспешила на автобус.
Пусть посмотрит мне в глаза и расскажет, какая я ему избранная.
Пока ехала, всё терзалась в сомнениях. А стоит ли? А если он надо мной посмеётся.
Да и пусть!
Автобус остановился на трассе. Я выскочила наружу прямо под дождь. Ещё никогда так быстро не бежала домой. Всё боялась, что сейчас смелость закончится.
Дождик сменил интенсивность, редкие капли всё ещё капали на асфальт.
Он был на улице. Сидел с огромным рюкзаком на своём байке. Заметя меня, Благояр встал. А у меня перед глазами потемнело. Значит, правда уезжает. А квартиру зачем покупал? Гараж этот.
Богатеев мне не понять.
Вот она пропасть между нами.
Но на оборотне беды мои не закончились: из окна второго этажа выглядывала с перекошенным лицом мама.
– Диана, – громко позвал Благояр, – может, объяснишься, куда ты пропала с утра. Только сказала, что за вещами, и скрылась.
Я встала как вкопанная и, трясясь от ужаса, непроизвольно подняла взгляд на окна нашей квартиры. Мать, замерев истуканом, стояла с открытым ртом.
– Из постели вылезти не успели, как ты упорхнула, – добил меня медведь.
Я физически ощутила, как кольнуло сердце. Он ведь знает, что со мной сделают родители.
За что?
Мне стало так больно. Мама спешно кому-то звонила. Я кожей ощущала злобу, исходящую от неё. Благояр же не сводил с меня взгляда, словно ждал чего.
Сглотнув, я не знала, куда себя деть. Что делать? Куда бежать?
– Диана, домой, – прогорланила на весь двор мать, – жених едет в гости.
А я стояла и не двигалась.
Проходили минуты. Из-за угла выехала на бешеных скоростях машина Изебора, и я сообразила, что мне конец. Вот кому мать позвонила. Остановившись подальше от Благояра, трусливый сатир выбрался из машины и рванул ко мне. Да так быстро, что я и сообразить ничего не успела.
Лицо обожгла пощёчина.
Странный жуткий рёв огласил округу.
Кто-то меня толкнул, и я оказалась сидящей на земле. В паре метров от меня оборотень со зверской частично трансформировавшейся рожей методично калечил блеющего козла. Я отчётливо слышала тихие, слегка чавкающие звуки ударов. Лицо Изеньки теперь напоминало красный блин. Из носа брызгала кровь, заливая подбородок сатира.
Выглядело все это мерзко.
– Только посмотри в её сторону, – рычал оборотень.
Ухватившись за рог козла, он буквально выворачивал его. Изечка орал дурниной. Рядом, всплёскивая руками, металась невесть откуда взявшаяся мать. Её не волновало, что дочь ударили, тут ведь будущего зятька калечили, солнышко её ненаглядного.
– Я вас засужу, – двор огласил её истеричный вопль, – эта коза распутная ещё прав юридических не имеет и неважно, что совершеннолетняя. Вы права не имели её трогать. Вы мне заплатите!
Благояр рассмеялся. Поднял сжатый кулак, в которой находился отломанный рог сатира, и глянул на неё.
– Деньги нужны, коза старая, – прошипел он, – а подавай на меня в суд. Я тебе заплачу. Вот сколько назначит старейшина за дочь твою – столько и получишь.
– Только старейшина не из перевертышей будет, – мать, щурившись, одарила злющим взглядом сначала меня, а потом и оборотня, который всё ещё сидел верхом на поверженном притихшим сатире.
– Это не тебе и не мне решать. Кого назначат – тот и будет, – Благояр зло рассмеялся. – Да, я забрал невинность твоей дочери, и отвечу за это. Ей давно уж не восемнадцать. Но если хочешь денег за неё – заплачу. Она того стоила. Но через суд, коза, только через решение старейшин.
Мать, кажется, уже и забыла, что оборотень покалечил её любимого будущего зятька. Что её дочь как бы попортили тоже уж и неважно. И правильно, деваха-то я не маленькая. Сейчас все мысли маменьки занимал вопрос: сколько за мою девичью честь можно поиметь денег. Это сквозило в её взгляде. Она открыто оценивала, чего я стою.
– Да будьте вы прокляты все, – выдохнула я. – Ненавижу вас!
– Диана, – рыкнул на меня Благояр.
– А тебя так и вовсе презираю! Укатывайся в своё поселение! Тебя же отец к ужину ждёт. Ненавижу тебя!
Обойдя всех по дуге, пошла домой. Я, наконец, поняла, что красивые истории о великой любви только в человеческих книгах. А в моей реальности лишь безнадёга.
Как же мне сейчас было тошно.